Аннотация: Книга 2. О чем песенки в большом городе. Глава 7. Синева
ГЛАВА 7 Синева
- А-а-андрю-у-у-у-ха-а-а-а, это кру-у-у-ть, а-а-а-а-а! - верещит она мне в ухо, а разрисованную в виде деревянной бочки с чертиками вагонетку с нами бешено-резко долбит на развороте, а потом, на спуске со всей дури плюхает в воду. Мы вылезаем мокрые, но счастливые, по крайней мере, она.
Начинает темнеть, и тысячелампочковые неоновотрубные огни, мелькая вокруг нас повсюду, словно горят ярче и будоражат наиболее восприимчивых. Ими усеяны, утыканы, из них состоят стенды, карусели, горки, ларьки и весь-весь этот пришлый, шумящий, звенящий, играющий, орущий, пропахший попкорном и сахарной ватой городок, выстроенный на Спортивной площади, куда на этой неделе, раз в полгода, привезли огромную ярмарку Шеббефесс. Это искаженное на местном наречии ее название "Шербенфест", то есть, праздник черепков, потому что раньше, в Средневековье это была огромная ярмарка, на которой продавали разную глиняную утварь.
О ней она как-то не подумала, когда я попросил ее сесть на метро и доехать до Центрального парка, только не подниматься наверх, а ждать меня на станции. Конечно, можно было бы встретиться и прямо возле Дворца Спорта, но тогда она лишилась бы сюрприза. А мне хотелось, мне так хотелось посмотреть, как лихорадочно заблестят ее глазки, по-детски приоткроется ротик и она восхищенно воскликнет: "Ух ты-ы-ы-ы, ни-ифи-и-гасе-бе-е-е!" И не ошибся, так и было.
Только для этого я извратился: когда мы встретились и нацеловались, завязал ей глаза (да, в натуре, так и сделал) и вставил наушники в уши, а сам поддерживал ее за ручку, вез еще остановочку на метро, поднимал на эскалаторе - люди вокруг смотрели на нас с неподдельным интересом. Переживал, что еще пересекая проспект, она просечет все по запаху жареного миндаля и сладостей, который бил в нос чуть ли не на километр от злачного места. Но я зря переживал. Она настолько отдалась этой таинственности, что не пыталась разгадать, куда ее ведут, а только пребывала от нее в сладостно-волнительном напряжении до того самого момента.
К горкам и аттракционам я с возрастом становлюсь все равнодушнее, а она - нет. Но ее эйфория передалась тогда мне в том смысле, что я был рад просто находиться с ней рядом и наблюдать за ней в ее очередной коротюсенькой, местами продранной джинсовой юбочке и белеьнкой маечке с изображением полосатого котенка с несоразмерно большими глазками, всего в пирсингах, с бутылкой пива в одной татуированной лапке, недокуренной сигаретой - в другой и надписью: "Areyoukiddin` me, dude?" Чувак, ты че, прикалываешься?
После "Чертовых бочек", на которых мы как следует вымокли, она потянула меня на гигантскую восьмидесятиметровую "ромашку" с цепочками, почти насильно затащив на нее со словами: "Это не "Фрифолл", не боись, она только крутит". Бояться там оказалось действительно нечего, зато холодина была неописуемая, и я как можно крепче прижал ее к себе, пытаясь согреть. А на колесе обозрения мы просто и банально целовались всю дорогу, краем глаза отмечая раскинувшийся под нами во всей своей вечереющей красе город.
Я твердо решил напичкать ее всей ярмарочной снедью, которая только душе ее будет угодна, и вот после катания мы с ней поглощаем жареные колбаски с картошкой-фри, грызем засахаренный миндаль, догоняемся бананами в горьком шоколаде: "Кайф, Андрюха... ой, а купи мне еще вот эту сладкую, липкую, резиновую гадость..." - и после того, как я, недоверчиво качая головой, покупаю зеленые и красные кисло-сладкие резиновые шнурки: "О-о-о, м-м-м..." - закатывает от наслаждения глаза, а меня умиляет наблюдать, как она его выражает.
- Ну что, теперь не хватает одного: я должен заработать для тебя какого-нибудь гигантского медведя или зайца?
Она хохочет, это, мол, уже слишком, но я неумолимо тащу ее к стенду, где предлагается заработать вышеупомянутую зверюгу, сбив энное количество жестяных баночек. Но то ли я слишком уж пренебрегал своей спортивной жилкой последнее время, то ли ее присутствие попросту выводит меня из равновесия - моих успехов хватает только на какой-то брелок. Она хочет утешить меня и прямо перед стендом дарит мне свой самый страстный, самый утешительный поцелуй, на что чувак, работающий там, совершает нечто неслыханное для меркантильной сферы его деятельности: снимает нам с крючка огроменную черную овцу с белой мордой и вручает ее Оксанке, взяв с нас честное слово о неразглашении того, что в его стенде можно сорвать главный куш, стоит лишь как следует перед ним пососаться.
Скорость, адреналин, огни, музыка, овца под мышкой - Оксанка счастлива необъятным, бескрайним детским счастьем, а я не могу скрыть улыбки умиления, наблюдая за ней, за ее вертящейся, подпрыгивающей фигуркой, пританцовывающей в такт Usher, под его Yeah, yeah, yeah и прочему ярмарочному дэнсу, что гремит на нас со всех аттракционов. А ей пофигу, что это не ее любимый рокешник, она как заводная сейчас. Ой, слишком заводная что-то. Перевозбудился ребенок. А надо ли нам сейчас это. Моя улыбка, что скользит сейчас по ней, становится задумчивой. Я размышляю о том, что с ней теперь делать.
- Что, глупо себя веду, да? По-детски? Как маленькая? - смеется она, особо, впрочем, не смущаясь.
- Абсолютно, - подтверждаю я. - Ма-а-а-ленькая моя, - что-то пауза после последнего поцелуя слишком затянулась. А ну, сюда иди... - Ну что, довольна? Угодил? - бормочу ей в губы, то сливаясь с ними, то от них отрываясь, глажу ее по головке, как маленькую девочку, ласкаю ее личико и носик.
- Спра-а-ашиваешь! Горки-то я и так люблю, но ярмарка - это особое волшебство... Детство... Стоит мне ее только увидеть, и я в него возвращаюсь.
- Неужели в Ростове тоже бывали такие ярмарки?
- В Ростове, мой друг, -на-Дону были луна-парки, а в них - не просто волшебство, а в каждом - своя сказочная страна, - говорит она мечтательно, и в широко распахнутых ее глазах отражаются тысячи лампочек. - Ну, так мне тогда казалось...
- Сказочница моя, - прижимаю ее к себе. - Теперь куда хочешь? Желай... - несмотря на размах, предполагающий, что мероприятие сие длится до самого утра, Шеббефесс каждый день кончается четко в десять, а сейчас только около девяти.
- Остынь, бешеный! Ты чего - не нагулялся еще? Или у тебя сегодня энерджайзер в разнос пошел? Отдыхать не собираешься?
Целую ее звонко в губки: - Ты, Оксаночка, хоть и дольше моего у "больших" работаешь, но вот скажи мне по-честному, тебе уже случалось недельку подряд до четырех утра вкалывать? А потом опять являться к девяти?
- Ну нет, чтоб неделю...
- Вот видишь, а у меня ж закалка...
- Ну и на фига себя сейчас так мучить?
- А у меня такой измученный вид?
- Нет, хороший вид...
- О - комплимент, спасибо!..
- Но если мы еще куда-нибудь повалим...
- А-а-а, так я тебе сегодня вечером бодреньким нужен, - хохочу я, тиская ее.
- Нет, ты мне нужен...
- Я тебе нужен? Давай-давай, начало уже хорошее...
- Всяким...
Обрушиваю на нее новый шквал поцелуев, на этот раз от распирающей меня радости: - Солнышко, а ведь это - самые нежные слова, которые я от тебя слышал.
Она огорченно удивляется: - Неужели я такая неласковая?
- Ласковая, только сюсюкаешь со мной мало, - жалуюсь я.
- Да неужели тебе это нравится?
- Да вот, прикинь, есть такие мужики, которым это в кайф, чтоб их так обхаживали, оглаживали, сюсю-мусю с ними. Чтоб как водичка журчали, омывали их... Короче, научишься еще, - завершаю я со смехом, решительно пресекая проснувшиеся в ней протесты. - Итак, куда пойдем? - она мнется, но я непреклонен: - Ладно, тогда предлагаю совместный брэйн-сторминг: Силк? Что-то ар-эн-би, по-моему, не совсем то на сегодня, как думаешь? ТайфунКлаб? Кисляк после ярмарки? Само по себе неплохо, но как-то слишком уж вычурно для банального похода "потанцевать".
- Да уж, - соглашается она. - Тайфун элитарный дюже, там и фейс не пройти не слабо. - Смеется: - Как-то подорвались мы с двумя девочками туда, идем такие, нас нагоняют чуваки на машине, че, мол, девчонки, подвезти вас в Тайфун? Мы, мол, да нет, двадцать метров дойдем как-нибудь. Они разозлились дико. А потому что это мы им нужны были, чтобы повернее пройти. Одиноких мужиков без сопровождения туда могут и не впустить, чтоб стресса не было.
- Все с тобой ясно, анти-стресс ты мой. Так, продолжаем брэйн-сторминг. Ловинг...
- ...закрывают же... Ой, блин...
- Не боись, только ленивый не знает, что ваша команда в проекте по ре-девелопменту этого тауэра мутит. Да, Ловинг тоже в пролете. А жаль, там было неплохо. Но вот в Скай-лаунже Майль-галереи сегодня вечером русская вечеринка, там будет именно русский рок, так что предлагаю нам сейчас перекусить...
- ...переодеться?
- Но ты и так красивая...
- Ну уж не-е-ет, я в этом танцевать не пойду!
- Так, ладно, понял. Спорить с бабами по поводу шмоток - гиблое дело.
***
- Алло, Андрюш, привет.
- Привет, котик. Ну как ты, долго еще?
- Да нет, готова уже.
- Иду.
- Слышишь, прямо в лаунж иди тогда...
- То есть?
- Да я уже там...
А вот это уже интересно. Но я предпочитаю оставить разъяснения на потом, потом определиться и с мерой наказания для непослушного ребенка, вздумавшего своевольничать. А сейчас надо найти ее в лаунж.
И как это ей удалось так обскакать меня по сборам, ведь всякий знает, что девчонкам на них надо ровно вдвое больше времени, чем они изначально говорят? Да просто я... берлогу свою убирал. Ну, готовил к ее приходу.
А здесь уже народу битком. Да, точно, сегодня же пятница. Русскоязычные девчонки, все расфуфыренные, одна круче другой, от такого изобилия и блеска слепит в глазах. Но мне наплевать на всех, я пришел сюда ради нее, я везде ищу ее. Меня бесит, что она самовольно вошла сюда одна, а от того, что не сразу нахожу ее, у меня начинается какой-то непонятный зуд. Так, увижу - за руку схватить и - рвать отсюда. Попу бить. Или набить прямо здесь.
Она стоит ко мне спиной, а я офигеваю, завидев ее. Вот охреневаю реально и подскакиваю к ней.
- А глаза у тебя такие красивые в папу или в маму?
Что за... - внезапно до меня доходит, что перед ней стоит какой-то чувак и клеит ее. Странно, потому что публика здесь вполне приличная и цивилизованная - преуспевающие русскоязычные яппи из финансовой или подобной сферы. Слышь, мудило, откуда взялся? Или она его знает? Не-е-ет, быть не может.
Прежде чем его взгляд успевает упасть на меня, она чувствует меня спиной и оборачивается:
- Привет.
- Привет, - краем глаза зырю на субъекта, он фыркает и отваливает.
К моему желанию отшлепать ее прямо здесь примешивается еще покалывающая собственническая ревность и злющая веселость. Да-да, сейчас меня разберет смех. Ну не чертовка ли? Специально затем одна зашла? Распалить меня? Беззвучно угорает, так бы по губам и отшлепал. Но е-мое-е, красивая же какая... Так, хоть немножко приструнить ее надо, а то это ну ни в какие ворота...
- Вот бессовестная, - наезжаю легонечко так, - не успела войти - уже глазки строит. Меня не могла подождать?
- Ниче я не строила, - передергивает плечиком. - И вообще - что, на поводке меня держать собирался?
- А уж это, - прижимая ее к себе, убирая прядь волос с ее личика, - сугубо мое дело, что я там собирался и отчитываться перед тобой я не намерен, - вопреки шутливо-предъявляющему тону, целую ее нежно, закрывая глаза, вижу, что и она тоже свои закрыла. М-м-м-м, красивая, вкусная, нежная моя. Хулиганка.
На ней коротенькое платьице из серебристой мягкой ткани с голубым отливом. Оно играет вокруг ее тела волнами ночного моря, посеребренного лунной дорожкой. У нее полностью открыты руки, плечи, на которые тоже блестящими волнами спадают ее волосы. Длинные ее стройные ножки в блестящих босоножечках. Она как-то по-особенному подвела глаза, и от этого - или просто так, сами по себе - они сияют в неоновом полумраке лаунж, как две звездочки.
- Красавица... моя красавица, - бормочу ей, целуя. - Потрясающая моя... Сногсшибательная... С ума меня сводишь ...
- Спасибо, - шепчет она со счастливой улыбкой. - Рада, что тебе нравится.
- Будешь чего-нибудь?
- Нет. А ты может хотел?
- Нет.
Тебя хотел. Хочу. А так - I'mcomfy, thanks. Нормалек мне, спасибо. - Пойдем танцевать?
- Пойдем.
Вечеринка русская, поэтому треки ставят тоже русские, но я в них все равно не разбираюсь да особенно ничего и не слышу, потому что занят ей. Она танцует по-другому, не так, как тогда, в Уил. Меньше движений и больше секса. Или я просто уже готов? Да, давно. Меня сводят с ума ее извивающиеся бедра, ее волнительная попа... съем сейчас... черт, ну не могу не держать постоянно на ней руки. А ее хитрые, смеющиеся глазки, манящие губы... Да, манящие... сколько всего можно с ними сделать. Вот хулинганка... С огнем же играет, думает, до бесконечности можно так меня мурыжить... По-до-жди...
Посматривает на меня иногда с улыбкой:
- Ты хорошо танцуешь, оказывается.
Не задумывался. И редко ходил куда-либо.
- Мне здесь нравится, - продолжает она.
А мне нравишься ты. Нравишься - это еще мягко сказано. Я ничего вокруг не вижу, только тебя. Мы танцуем довольно долго, она отдается любой музыке так, словно окунается в нее. А я окунаюсь в нее.
Вот ставят какой-то медленный трек, она прижимается ко мне, а я целую ее долго, страстно, не будучи в силах оторваться от нее, ласкаю ее тело сквозь легкую ткань платья. Интересно, она долго одевалась? Отдавала ли себе отчет в том, что недолго в нем пробудет? Мне безумно хочется сорвать его с нее, порозовевшей, потеплевшей, посмотреть, что там на ней под ним, есть ли что-нибудь. Что она надела сегодня? Мое воображение мигом включается, рисуя горячие картинки Оксанки в одних трусиках - чулочков, как тогда в моем порно-сне, на ней сегодня нет, жарко слишком. Надо будет как-нибудь самому на нее их надеть. От представления того, как она напяливает на себя самые умопомрачительные вещи, только бы возбудить меня, на мою физиономию сама собой наползает сладострастная ухмылка.
- Чего смешного? - спрашивает она.
- Так. Это ты хорошо танцуешь, - улыбаюсь ей и затем предлагаю: - Пойдем на воздух?
Надо срочно вытащить ее отсюда, если только мы не собираемся устраиваить показное порно на танцполе. А на приличные, нормальные танцы я уже не способен.
На террасе, где народ пьет и общается за столиками среди пальм в кадках и электрогирлянд, я веду ее к перилам, и мы смотрим на скайлайн ночного города. Вернее, она может и смотрит краем глаза, я же просто ее ласкаю - губами, руками, прижимаясь к ней, прижимая ее к себе. Даю ей, пусть хоть сквозь одежду, почувствовать все свое пылающее тело, все его части, даже те, которыми взрослый, воспитанный человек не будет тыкаться в девушку, по крайней мере, на людях. Она отдается моим ласкам, как только что отдавалась музыке, только сейчас я улавливаю в ее теле, ее взгляде какое-то напряжение.
- Чего боишься? - шепчу ей, задыхаясь. - Меня боишься? Не надо меня бояться. Все, все сделаю, как захочешь. Не захочешь - не сделаю. Только ты уж лучше захоти, пожалуйста, а?
Она тихонько смеется, но недолго, смех замирает у нее на губах, и вот уже она приглушенно стонет от моих поцелуев.
- Да, - продолжаю я, - а то я просто не выживу... Не вынесу больше это...
- Что - это? - спрашивает она, так же задыхаясь. - Что?.. что?..
- Это - самая долгая прелюдия в моей жизни.
Вроде ничего такого не сказал, но она, кажется, вздрагивает. А я продолжаю, целуя ее в упоении:
- Оксаночка... Ты даже представить себе не можешь, как давно она для меня началась...
Мой задыхающийся голос, мои лихорадочные ласки ее, похоже, возбуждают? Да, я это чувствую, трогая ее податливое тело и - боже, как передать словами это чувство, ощущение того, что и ты сводишь с ума, что и ты желанный, что тебя хочет желаемая тобой девушка?
- Оксана... Оксан... Ну пойдем со мной... Пойдем... - зову ее страстно, настойчиво, уже почти жалобно. И ответ ее на отчаянный мой призыв взрывает мне мозг:
- Да... Пойдем...
Впервые услышав "да" из ее уст, я хватаю воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Хотя нет, ведь сейчас меня как раз-таки бросили в воду. Наконец-то.
И я веду, увлекаю ее за собой.
Идти ко мне каких-то пять минут, но я словно в полусне, будто это не со мной происходит. Мне хочется нести ее на руках, уложить ее в них поудобнее, закрыть, схоронить от всех-всех вокруг, всех ценителей красивых глазок, всех существ мужского пола - или женского, если она и им нравится. Она моя, и я ревную ее к ночи, к темноте, что окутала ее, подобно покрывалу, к ночному небу, что сейчас у нее над головой и отражается в ее нежных, бездонных глазах, к луне, что смотрит на нее так спокойно и равнодушно, как будто ей все равно и все дозволено.
Нет, ночь, нельзя, не отдам. Мои руки станут ее покрывалом, ее одеждой. Она моя, небо. Мои глаза будут смотреть на нее, Луна, я буду отражаться в ней и упиваться ее обликом. Мое тело сольется с ее телом. Я так хочу. Я так хочу уже давно, и сдерживать это желание нет уже никакой возможности. Да, я забираю ее себе, как должен был сделать уже давно.
***
Вот она, дверь дома, в котором живу, куда привел ее. Пропуская ее вперед, продолжаю держать за руку, целую в затылок, пока она проходит. Вспыхнул автоматический свет, стоило нам войти. Она здесь впервые, возможно, при всем волнении, ей любопытно осмотреть все повнимательней, но я не могу... Я сейчас не могу... Это все - потом...
Видимо, такая энергетика у лифтов, что тянет на бесстыдства. Целуемся мы уже до того, как он приходит, но стоит нам оказаться в нем, как я подхватываю ее. Проведя по ее ножкам, раздвигаю их, задрав ее платьице, поднимаю, вешаю ее на себя. На ее личике удивление, она смотрит вопросительно - неужели я это серьезно? Да, секс в лифте - это заманчиво. Нет, я не хочу, чтобы наш первый секс был таким. Первый, да, первый, говорю себе. Только сегодня, сейчас - это и есть то... Нет, лифт оставим на заметку... Успеем...
Целуясь, как сумасшедшие, вываливаемся из лифта, выношу ее, несу к квартире, держа под попку. Вот будет видуха, если сейчас вывалит кто... Скорее занести ее внутрь...
- Держись за меня, малыш, - шепчу ей, одной рукой лихорадочно заталкивая ключ, целуя ее длинную, голенькую шейку, плечики... Даже на секунду не хочу отпускать... А она даже на секунду не хочет слезать... Уцепилась в меня крепче... Откидывается назад, сидя на мне, подставляет себя моим губам, ухитряется одной рукой еще и волосы мне лохматить...
Я заношу ее в свой дом. В мое жилище. Туда, где живу сам, туда, где до сих пор не хватало только одного - ее. Моего сознания хватает на то, чтобы где-то, в каких-то отдаленных закоулках отметить, заценить еще какие-то обрывки чувств, ощущений... Что то, что я принес ее сюда, к себе - это сюрреально, невероятно, словно мне снится очередной сон... Ведь только она их во мне вызывала... Но и закономерно. Так должно было быть, иначе зачем тогда все... И это сбылось. Я - дома. Она - дома.
Я распален до предела, распалил и ее, я же чувствую. Да, я обещал ей... Обещал, что все будет, как она захочет... Что все будет хорошо.
- М-м-м-м-м... - не в силах сдержать я сквозь стиснутые зубы приглушенного стона, когда в зеркало в прихожей смотрю на нас, на нее, на ее офигительную попу в моих ладонях, а темненькая полосочка стрингов у нее посрединке взводит меня покруче любого спускового крючка. Сейчас... Сейчас рассмотрю поближе, какого они цвета...
Она, вероятно, думает слезть, но я шепчу ей: - Постой, милая... Подожди... Вот сюда... - и несу ее в спальню.
Перед тем, как принести ее к себе, я старался подготовить это жилище к ее приходу... Я мог не напрягаться... Какой бы там порядок я у себя ни наводил, моя комната, ее, наша комната сделала все за меня... Синее... Тут все синее... Кровать, стены, вся комната погружена в синий свет... Синий свет на ней... В нем ее кожа кажется бархатно-смуглой... Ее волосы мерцают, переливаются... В ее глазах сияют звезды... Волшебный свет моей синей комнаты поразил ее, она прониклась волшебством сразу же, стоило ей в него окунуться, страстная, чувственная моя девочка... Ее дыхание учащается, а в глазках вспыхивают возбужденные, восхищенные искорки.
- О! - вот все, что она при этом говорит.
А я... Лишь краем своего разума я способен о чем-то думать, и мысль эта, что молнией бьет в мой мозг: "Так это же - тоже для нее. Нет, это - она. Твоя, ваша комната ее ждала, и теперь все в сборе." И правда, стоило появиться здесь, в этой комнате этому созданию, чье голубое сияние, однажды поразив меня, так и не отпустило с тех пор, как все преобразилось, и я допер, что живу, оказывается, в сказочной стране.
Опускаю ее на кровать, опускаюсь на нее, не отрывая от нее своих губ. С наслаждением ощущаю, что очутился между ее ножек, и она обвивает ими меня. Ласкает меня пальчиками, трогает мои волосы, спускается вниз. Я вновь и вновь сплетаю свой язык с ее язычком, зацеловываю ее до стонов, она то и дело выгибается, запрокидывая назад голову. А я уже спускаюсь губами к ее шейке, поднимая до подмышек, снимаю с нее платьице, пожирая взглядом ее бархатно-смуглое в синем свете тело... Красивый животик, талия не особо тонкая... Бедра какие, твою ж мать... Что это там, в лифчике, а? Не так много всего... А вот сейчас разберемся, ухмыляюсь я... Трусики кажутся синенькими, так ведь сейчас все синее, все, все...
Едва сдерживаю сладостный стон, когда чувствую, как и она своими пальчиками раздевает меня... Этот робкий, вопрошающий взгляд - можно, милый? Простишь мне эту вольность? Я не слишком распущенно себя веду? Смехотворность этого вопроса очевидна, но в ее взгляде он настолько искренен, что я воспринимаю его абсолютно всерьез и своим же взглядом, радостным, нежным, без тени подкола подтверждаю ей: "Давай, давай, детка..." Я ж взорвусь сейчас от прикосновения твоих сладких, тонких пальчиков к моей обнаженной, обнажаемой тобой коже... Душу ты мне обнажаешь, если хочешь знать.
Заводят меня ее робость и нерешительность, заводят до предела. Они подобны ласково плещущей водичке тихого, спокойного ночного моря, которую так и хочется взбаламутить с нещадным остервенением, обрушив на нее всю ярость ревущего во мне тайфуна. Будит она во мне зверя, что и говорить.
Она не решается, побаивается снять с меня все... А вот мне к счастью не надо строить из себя наивную целочку. Для нее настал какой-то особенный, заветный момент. А я не хочу быть с ней осторожным... С усмешкой, наслаждаясь ее робостью, снимаю с нее лифчик... Чувствую ее напряжение, почти перерастающее в страх, а сам издеваюсь над этим со жгучим наслаждением:
- Ой, ма-а-а-аленькие какие... Сладенькие мои... А ну, сюда идите...
Делая вид, что не замечаю ее стыда за ее маленькие сисечки, набрасываюсь на них, словно голодный волчара. Они и вправду маленькие, как у девочки, но нежные какие... Не задумываюсь, является ли это признаком склонности к педофилии, если меня прет от такого. А еще... Я ж не знал, что на таких маленьких грудках такие большие соски бывают. И они стоят, торчат мне навстречу, бесстыжие, влекущие, красивые какие, и я не жду приглашения дважды. Сначала тискаю ее груди, наслаждаюсь тем, что каждая из них как раз умещается в одной моей руке, потом лижу сосочки, тереблю их, покусываю, играюсь с ними, а они горячеют... Как бьет ее током от моих прикосновений, от моих страстных ласк...
Это какое-то особое место у нее. Меня и умиляет, и заводит одновременно, что она, бедненькая, комплексует из-за них, словно она там увечная, но напрочь забывает о своих комплексах, дрожит в моих руках, извивается, выгибается мне навстречу, когда ласкаю их по-настоящему. Теперь ее тело в моих руках подобно теплому, сладкому, созревшему, нагретому, налитому солнцем плоду. Неужели, ее солнце - это я?
Лаская ее, вижу, как она доходит до исступления, гладит мое пылающее тело... О, да она тоже умеет ласкать, и это кайф... Проводит по затылку, по спине, ее руки проникают к моим ягодицам и сдавливают их... А затем она стягивает с меня остатки одежды и первая обнажает меня, открывает меня, его своему томному, помутневшему, далеко уже не робкому взору.
Ну что, милая, увидела? Нравится? Взгляд ее переходит с него на меня - вот это глазюки... Жадные... Охренеть, неужели нравится... Неужели... Она протягивает руку, чтобы взять его, словно ребенок, что тянется к влекущей его игрушке... Вот только она не ребенок совсем... Она - женщина... моя женщина... О-о-о-о... да-а-а-а... А ведь я еще даже не снял с нее трусиков... Так в чем же дело... Как же это я так... Я обнажаю сладенькое место у нее между ножек - голенькое какое - и склоняюсь над ним, но она вдруг дергается от меня... Да ну на фиг, эти мне еще их, бабские комплексы... Вот реально не понимаю... То есть, понимаю, конечно, не совсем же тормоз, но не разделяю...
- Ну чего ты... - смеюсь я, приподнимая ее на руках, - ...думаешь, это для меня имеет сейчас какое-нибудь значение? - она зажимается, мечется, ей неудобно, стыдно, что я вообще заговорил на эту тему. А меня же возбуждает вызывать у нее чувство стыда, и я усугубляю: - А мне может грязненькие нравятся... - после чего ее глазки округляются от ужаса.
- Ладно... Расслабься, слышь, - усмехаюсь, несу ее в ванную, - Давай помогу, - уговариваю ее там, угорая.
- Ты чего... Я сама, - вырывается она.
- Так, - шлепая ее по голенькой попке - а-а-а-ах, сладко, вот, на тебе, на еще; блин, ей нравится, она подрагивает, а мне вставляет, - тебя никто и не спрашивает - а ну, подставляй все сюда...
Насильно мою ее, посмеиваясь, заглушая ее протесты поцелуями, тискаю ее разгоряченное тело - другая-то рука свободна... Она сдается, как и почти на все, к чему вынуждаю ее, более или менее. Она даже ласкает его мокренькими ручками, пока я стараюсь над ней. Ах ты ж, умничка... Так, все, сейчас, сейчас...
- Ну что, теперь мы чистенькие?.. Теперь можно?.. А?.. - шепчу ей, задыхаясь, тут же провожу по ней пальцами, потом вхожу в нее рукой. Она надламывается со стоном, а я ей: "Слабачо-о-о-к..." - и подхватываю ее и несу обратно на кровать.
![[]](/img/f/flo_rencen/sineva/aviary-image-1552956999380_arctic.jpg)
![[]](/img/f/flo_rencen/sineva/dippemess_ffm_festeh332.jpg)
![[]](/img/f/flo_rencen/sineva/long_island_summer_lounge_panorama_night.jpg)
![[]](/img/f/flo_rencen/sineva/potseluj.jpg)
![[]](/img/f/flo_rencen/sineva/idealxnyj-poceluj_blau.jpg)