Ренцен Фло : другие произведения.

Глава 12. Свет учения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга 2. Большой город поет о любви. Глава 12. Свет учения
[]

ГЛАВА 12 Свет учения

  
   - А ведь я хотел сам перевезти тебя к себе, - говорю ей, спустя несколько дней наших импровизированных рождественских каникул - я - на больничном, она - в самоволке - то есть, самовольно согласованном хоум-типа офисе. Впрочем, в эту пору ловить на работе все равно нечего.
   А дома - стоит ей только дотронуться до ноута, как я с демонстративным рвением бросаюсь очень настойчиво ласкать и возбуждать ее. Как правило, такие поползновения переходят в секс - быстрый, медленный, бурный, нежный - любой, а ее попытки поработать катятся ко всем чертям. Вопреки ожиданиям меня из офиса тоже сильно не напрягают.
   - А я и не все еще притащила. Ну вот...- она спотыкается и начинает сначала.
   - Неужели! - удивляюсь с деланным ужасом. - А много осталось? Да вытащи ты наушники, дай хоть послушать, что там играешь-то! - не обращая внимания на ее протесты, сам вытаскиваю штекер. - Я, может быть, тебе специально подарил, чтобы ты мне играла, а ты тыкаешь себе там что-то в клавиши, ругаешься, а я только твое тыканье и ругань слышу.
   - Не-а, только книги. Да там и слушать-то пока нечего, - хнычет она, уныло клацая по клавишам своей новенькой "Клавиновы".
   А как глазки-то светились, когда выбирали ее на днях. Еле в машину запихнули, да она готова была б и на себе домой ее переть.
   Это я ей соврал, конечно, на Рождество, что уже подсуетился с подарком. Но в тот момент, когда врал, мысль об электропианино возникла сама собой. В отличие от нее у меня с выбором подарков проблем не бывает. И как она смеялась в магазине над моими комментариями: "А ты уверена, что это правда лучше? Чего это у него клавиши так тяжело нажимаются? Может, возьмем вон то, на нем вон как легко идет? А, это наоборот классно? Типа, ценится, что больше на настоящее пианино похоже?.."
   По началу она пришла в ужас от того, что ее рождественский подарок будет стоить как иная - смотря на марку - новая тачка. Вот не вру, пыталась убедить меня, что сама зарабатывает достаточно, чтобы, ну, как минимум, войти со мной в долю. Меня ее эти трепыхания не разозлили даже - больше позабавили. А ведь как сладенько можно потом над ней прикалываться.
   - Ты всерьез думаешь, что это подарок?
   - А разве нет?
   - Natuerlich nicht, du wirst den Kaufpreis in natura abarbeiten, конечно нет, отработаешь стоимость натурой, - говорил я с серьезной миной, переключившись специально с русского, пока стоящие вокруг люди не то ужасаются, не то сконфуженно угорают над грубой шуткой - или не шуткой, они ж не знают.
   Она отчаянно краснеет и, по-моему, готова провалиться сквозь землю от стыда, а я вдобавок ко всему еще и смачно ее целую, легонечко сжав ее попку. Эти безвкусные, развязные пошлости окончательно превращают нас в какую-то парочку неадекватов в глазах всего магазина и главное, это абсолютно на меня не похоже. Но с ней я плюю на всех и вся да и на свою обычную сдержанность - тоже и превращаюсь в малознакомого мне человека. И меня заводит, когда ей стыдно, я же говорил. Заводит до чертиков.
   - Я, естественно, имел в виду, что ты будешь отрабатывать игрой на пианино. А ты что подумала, развратница? - говорю с нахальным видом, но уже по-русски, козел я.
   И первое, чем мы занимаемся после установки Клавиновы в нашей гостиной - трахаемся прямо на музыкальном стульчике из красного дерева, который вместе с пианино дали нам в подарок.
   - Хороший стульчик... удобный какой... и прочный... - говорю я после, тяжело дыша. - А теперь, - не удержавшись, шлепаю ее по тому самому, любимому моему месту, - марш. Марш за работу.
   - Чего? - недоумевает она, смеясь.
   - Марш, говорю. Турецкий марш мне сыграй.
   Возможно, когда-то у себя в музыкалке Оксанка подавала надежды, но сейчас ей явно мешает ее темперамент, да и склонность по малейшим пустякам вспыхивать пожаром, чтобы затем впасть в самогрызущую меланхолию. Но у меня-то настроение, несмотря ни на что, отличное.
   - Побольше позитива! Ты же удовольствие должна получать, а не грузиться. - уговариваю ее. - Хочешь, позанимайся с преподавателем. Есть специальные занятия, для тех, кто вспомнить хочет. И вообще, может произведение слишком сложное, - с трудом разбираю по-русски: Чай-ков-ский. Барка-... Бар-ка-рола - чего это? Барка? Лодка какая-нибудь?
   - Танец, - она, вопреки своему обыкновению, не смеется надо мной, хотя ей хочется, я вижу. Вместо этого разглядывает меня внимательно.
   - А почему именно это?
   - Это - июнь из его Времен года.
   - Так сейчас декабрь.
   - А пофигу. Это почти месяц моего рождения. И красиво вдобавок, - она пристально смотрит на меня, а потом таинственно улыбается и занимается еще некоторое время, теперь уже более сконцентрировано и почти без междометий. Я, конечно, не спец, но, по-моему, теперь дело идет заметно лучше.
   В обед мы заваливаем к Зузи и забираем "книги". То есть, Оксанка с Зузиной подачи потрошит Зузин подвал, где царит полумрак и хранятся книги, оставленные той ее родителями. Оксанка хапает все, что ее сколько-нибудь интересует и с вопросом "А эту можно?" швыряет это в стопку, со временем превращающуюся в гору. "Жерминаль" Эмиля Золя, на французском", - поясняет она мне, безмолвно наблюдающему за этой букинистической оргией, - "сроду не найти больше нигде такое издание." "Канеш" - соглашаюсь я, потому что сказать мне больше нечего. В подвале невероятный душняк и теснота.
   Наконец, после полуторачасового мародерства и моего робкого вопроса: "Зай, можь, хватит? У нас ставить некуда..." - Оксанка утихомиривается. У меня и правда нет книжного шкафа. Придется приобрести. Все, что я читаю, у меня в читалке или на ноуте.
   Мы покидаем подвал и говорим "до свиданья" Зузи. Лупая нам вслед глазами, Зузи сокрушенно бормочет Оксанке на прощанье, что ее новая квартирантка, даже не предупредила ее о том, что держит саламандру, которую изредка выгуливает в квартире.
   Ближе к вечеру мы вообще-то собирались загрузить в машину наши - в основном, ее - причендалы и двинуть на несколько дней к родителям - моим, ее. Но поездка обламывается - по крайней мере, на сегодня. Под вечер появляется блиц-айс, "молниеносный гололед", коварный дождь со снегом, мгновенно замерзающий при соприкосновении с проезжей частью. Он быстренько превращает пути сообщения в один сплошной каток. Это мгновенно становится причиной массовых аварий на автобанах, а дорожным службам, полиции, пожарным и скорым готовит очень долгую и мерзкую ночь.
   Мы предупреждаем своих, получаем от них закономерные реакции (я от матери - сдержанную, такую, что у меня перед глазами моментально возникают ее поджатые губы и недовольное лицо, Оксанка - от тети Али возглас: "Дождались вечера! С утра надо было выезжать, отец же вам говорил!") и остаемся плющиться дома до завтра.
   Обожаю рано ложиться с ней спать. "Спать" - это условно, естественно. Вот, например, сейчас, когда я вхожу в спальню, она, умничка, уже сидит голенькая на кровати. Сидит спиной ко мне в какой-то, как мне кажется, загадочной позе. Но слух у нее музыкальный, и не успеваю я даже подумать о том, как бы половчее к ней подкрасться, как она говорит мне, не оборачиваясь:
   - Хорошо, что ты пришел. У нас с тобой на сегодня планы.
   - Да, эт точно, - соглашаюсь я, и, уже раскинув руки, замечаю у нее на коленях книгу. - Что это?
   - Это, мой друг, "Медикус" - поднимая вверх книгу, она словно знакомит нас друг с другом. - Слыхал?
   - Слыхал, - пожимаю плечами я и, усевшись с ней рядом, обцеловываю ее голенькую спинку. - Меня беллетристика не сильно интересует. А что?
   - А то, что мы с тобой теперь будем ее читать. Друг другу. Вслух. Вернее, ты будешь читать, а я - слушать. Обожаю, когда мне читают, только никто никогда этого не делает.
   Тут до меня доходит, что книга-то на русском. Я замираю:
   - Э-э-э, Оксан, да ты ж знаешь, как я читаю...
   - Именно поэтому. Вон сколько лет прошло, и ты прекрасно говоришь на родном языке, но почти не умеешь читать. Но я это исправлю, - заявляет она воинственно и явно не без предвкушения.
   Мне это чем-то напоминает школу, и я начинаю притворно хныкать, пытаясь завалить ее на кровать или, по крайней мере, ущипнуть в какое-нибудь мягкое место. Но она вдохновилась собственной просветительской идеей:
   - Ты же у нас доктор юриспруденции. А прикинь, если ты однажды сможешь не только читать, но даже писать по-русски? В Гринхиллз, по-моему, нет никого...
   - Да мне и не надо это. Нет у меня соприкосновения с Россией.
   Это я вру. У нас в бэнкинг файненс есть даже стажеры из Москвы и проектов с Россией - валом.
   - Ну так будет! Мало ли. Мне частенько приходится переводить на русский соглашения, контракты и всякую там всячину. И у наших "бергов" я такая одна.
   - Так на тебя и за английский твой молятся, полиглотик ты мой, - я залезаю к ней между ног и очень настойчиво принимаюсь ласкать ее там. Но она и не чувствует будто, коза. Училка. - И вообще, у меня времени нет читать всякую лобуду.
   - Мы перед сном читать будем. А художественную литературу читать надо! Начнем пока с такого, а потом постепенно на классиков переключимся.
   Ни хрена себе - постепенно. Это что - второе высшее? С госом?
   - Вот ты сейчас вообще читаешь что-нибудь? - допытывается она.
   - Читаю.
   - Читаешь?!
   - Читаю! "Der Fuerst".
   - Офигеть. Государь? Макиавелли? Нет, его нам для начала сложновато будет. Я же хочу не отбить у тебя охоту читать на русском, а наоборот, привить ее тебе.
   - Еще "Капитал" Карла Маркса, - мне удалось поднырнуть под нее и зарыться в нее лицом. Я действую там уже самым нешуточным образом, поэтому голос мой слышен приглушенно.
   Но она все философствует на тему чтения:
   - Час от часу не легче. Что, это теперь опять в моде?
   - Еще как. Ты же видишь, какие времена грядут.
   - Да уж, неутешительные. Но нам с тобой это не подойдет. Не потянем. Нет, Медикус - это для начала самое то. Историко-приключенческий роман с изрядной долей вымысла и элементами эротики.
   - М-м-м-м, тогда может и подойдет, - мычу я из-под нее. Мне уже мучительно хочется, чтобы она подала хоть какие-то признаки возбуждения от моей возни. Я-то сам уже давно готов. - Только толстый он какой-то, этот твой Медикус. Пока осилим...
   - Не лени-и-ись! - категорично стонет она, подрагивая уже, как мне показалось. - Будем потихоньку... от сих до сих...
   - А тебе, оказывается, идет такой строгой быть... училка моя... Блин, Оксанка, почему очков больше не носишь, а?
   - Да я их... никогда... и не носила...
   - А зря-а-а-а, - мычу я, а она все-таки сдвигается с места, и так уже слишком долго держалась. Обычно ведь с полпинка, а тут... - Вот я тебе специально куплю такие, в толстой оправе, а потом... Прямо в них тебя... Голенькую... Или нет, лучше еще в белье каком-нибудь черном... или красном... И в чулках с туфлями... на шпильке...
   - Блин, это у всех мужиков такая грязная пацанячья фантазия - учительницу трахнуть, - смеется она, уже со стоном, впрочем. - Причем желательно всем классом...
   - О-о-о, во как, - пытаюсь сделать вид, что шокирован. - Вот нас оказывается на что тянет... Ах ты, развра-а-атница... Похотливая бесстыдница... Уселась тут голиком на меня... мне про книжки рассказывать...
   Я уже пытаюсь подмять ее под себя и раздвинуть ножки, но она вдруг высвобождается, и заявляет, тяжело дыша, пока я пытаюсь поймать ее, ползая за ней по кровати, как жук, окосевший от похоти:
   - Кстати, если будешь лениться, придется заключить с тобой соглашение... Секс только при условии выполнения нормы в размере прочтения определенного количества страниц... Как там у Маркса... Труд...
   - Труд - он сам по себе, детка...
   - Но рабочая сила чего-то стоит... будет стоить и тебе...
   - Это - злоупотребление... сто тридцать восьмая... пункт первый... - возмущаюсь я. Мне удается поймать ее за ножку и притянуть к себе. Ее шаловливая борьба и эти нравоучения хорошенько меня взбеленили. Да и куда уж больше. - Нарушение основных прав... Всех сразу... Использование зависимого положения одной из сторон... вследствие чего соглашение считается недействительным по пункту второму... Злоупотребление положением монополиста, в конце концов...
   - Но регулировки соглашения... направлены на благо подавляемой стороны,.. а значит,.. а значит... допустимо... отступление от правового режима. Ну, соглашайся... дава-а-ай... - она уже задыхается и стонет последнее требование, потому что я схватил ее за обе руки и жестко присосался к ней. Затем она откидывается назад в изнеможении и кончает, закрыв глаза да так и не получив подтверждения.
   - Согласен, - шепчу я, удовлетворенный ее удовлетворением, в то время как она впускает меня в себя, и мы возобновляем занятие любовью. - Только при ответном условии, что я дам тебе крэш-курс по общей части договорного права. Чтоб ты знала впредь, от чего можно и от чего нельзя отступать в правовом режиме... И еще... оказание мной услуг в виде чтения на ночь не бесплатны...
   - Бессовестный!..
   - ...и подразумевают плату в виде особо бурных любовных утех, неоднократное ублажение таким способом, какой выберу я...
   - А ты не лопнешь?.. - задыхается она, пока ее сотрясает очередной оргазм.
   - Вряд ли. И вообще - полное... полное и беспрекословное подчинение всем моим прихотям и исполнение всех моих самых грязных и извращенных фантазий, - я и сам уже близко. - Согласна ли ты на это? Решайся сейчас, времени перечитать макет договора у тебя не будет...
   - Да-а-а-а... - она снова кончает и уводит меня за собой.
   Срок действия соглашения начинается только завтра, и обязательства еще не вступили в силу. Сегодня еще можно как следует оторваться.
   Затем, после поистине невероятного секса с моей персональной училкой она все же мягко заставляет меня начать чтение. Вопреки моим ожиданиям, читать ей вслух оказывается приятно. Я удивлен, каким это образом она, не глядя в книгу и, как она сказала, не читав ее, с первых звуков угадывает, какое слово из особо длинных и сложных я пытаюсь прочитать. Последние пару абзацев главы читает мне она, пока я лежу, положив голову ей на колени, то закрывая, то открывая глаза. Ее невероятный, страстный голос, порой грубый, когда она передает натурализм бранной речи, порой мечтательный уносит меня далеко-далеко в вымышленную Англию, на грязные, бедные лондонские улицы до времен Вильгельма Завоевателя, и я нахожу, что однозначно недооценивал беллетристику.
   - Интересно? - спрашивает она меня с улыбкой.
   - Очень, - подтверждаю я и чувствую, что она рада этому. - Особенно, когда ты читаешь.
   В чтении друг другу в постели есть какая-то своя эротика, только я раньше никогда над этим не задумывался. Вы словно открываете друг другу что-то. Какой-то новый мир. А затем исследуете его вместе. Обсуждаете впечатления, вместе смеетесь, разбираете слог автора, хоть я и не подумал бы, что меня способно заинтересовать такое. Наблюдаете за тем, как читающий проникается тем, что он читает, вбирает в себя эмоции, передаваемые книгой, а потом через собственные эмоции передает их вам. А вы будто пьете их, впитываете в себя. Любопытно, что на местном языке для слов "читать" и "пожинать" в смысле сбора урожая на винограднике используется одно и то же слово "lesen".
   И приятно чувствовать, как она словно учит меня чему-то. Это заводит. Она открывает мне глаза, объясняет, если не понимаю что-то, объясняет терпеливо, увлеченно, заставляя думать на том языке, на котором написана книга. На нашем с ней родном языке. Развивает мальчика, меня, то есть. Наверняка сама кайфует от этого. Учительница, я же говорю.
   - Между прочим, мама моя хотела, чтобы я на педагогический пошла, - пыхтит она, пока я люблю ее после очередного "урока".
   - А чего не пошла? М-м-м? - осведомляюсь я, в который раз целуясь с ее грудками.
   - Ты что... - это она уже задыхается, - этих дебилов учить... терпеть их выходки идиотские... с моим-то темпераментом... так и в дурашку угодить недолго... Ни за что...
   - Да, тебе бы больше подошло индивидуальное репетиторство, - подтверждаю я, выписывая языком контуры ее сосков, каждого - по очереди.
   Вообще, если в книге еще присутствуют и любовные сцены, то какой кайф начать ласкать ее, пока она читает. По мере того, как мое чтение становится лучше, она тоже иногда делает это со мной. Но когда я пытаюсь под предлогом чрезмерной возбужденности отвлечься от чтения, она запрещает мне отвлекаться:
   - Вспомни тот голливудский фильм, где хакера заставляют за несколько секунд взломать какой-то взрывной механизм, пока телка делает ему минет. И он справляется.
   - И после - кончает, - смеюсь я.
   Так что Медикуса мы осилили довольно скоро, за ним последовали русские классики, кои, понятно, в свое время успешно прошли мимо меня - тут нам никто такого не преподавал. Начали с "Преступления и наказания" (это она мне заявила, что я делаю феноменальные успехи и поэтому дозрел до настоящей русской речи; ну и я - юрист, как-никак). С Достоевским ее связывает трепетная, чуть ли не ревностная любовь, и она жаждет передать, вживить ее мне:
   - Как тебе вообще? - спросила она меня как-то между чтением, осторожно так, чтобы не спугнуть и боясь моего ответа.
   Но зря: - Очень. Очень, - целуя ее, говорил ей я.
   Достоевский мне очень понравился. Правда. Мой суховатый темперамент и склонность ко всему "нормальному" и прагматичному предполагал, что его котел страстей и эксцессов, не только душевных, напряжет меня - но наоборот, он меня засосал, я нашел вполне подходящим ее определение, что это своего рода наркотик, от которого уже не оторваться, стоит лишь раз попробовать. Книгу мы проглотили, и - да, я реально въехал, почему здесь, у нас именно от него так прутся.
   Но когда она, ухватившись за криминально-судебную тему, еще заставила меня прочитать "Воскресение", тоже, как оказалось, колоссальное произведение, я в итоге выдохся от толстовских размышлений и попросил разрешения выбрать следующую книжку самому. Поскольку она была не против научной фантастики, то я выбрал Азимова, вспомнив, что когда-то давно читал его или начинал читать. Короче, мы нашли себе приятное развлечение, от которого в любой момент можно было отвлечься, переключившись на другое, еще более приятное.
   Ее первоначальная цель - научить меня читать - тоже была достигнута более или менее. Благодаря ее книжкам, читать я, по ее словам, стал очень неплохо. Теперь она заставляла меня еще и писать ей сообщения только на кириллице, повторяя, что благодаря автоматическим корректировкам это вообще халява.
   А свои фантазиии относительно очков и секса с училкой в эротическом нижнем белье я все-таки осуществил. Моя незакомплексованная девочка не стала ломаться и, как я и полагал, не отказала мне в моих безобидных "пацанячьих" шалостях. Но в процессе бить меня по пальцам указкой, называя при этом по фамилии и грозясь оставить после уроков, если облажаюсь, она отказалась, пояснив, что по фамилии называли только у них в России или у нас в Казахстане, а указкой вообще били только во времена ее мамы.

***

Саундтрек-ретроспектива

  
   Фредерик Шопен - Le petit chien (Вальс "Щенок")
   Dwi Hansen - Prelude from Cello Suite No. 1 BWV 1007 Johann Sebastian Bach
   Dwi Hansen - Torre Bermeja - Isaac Albeniz
   Петр Ильич Чайковский - Времена года: Июнь. Баркарола (фортепиано)
  
  
  

***

Андрюхин словарик к главе 12. Свет учения

  
   Медикус - "Медик", известный роман Ноя Гордона
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"