- Я люблю тебя. Ты у меня одна, - говорю ей и целую ее глаза, у которых в плену, сколько себя помню.
Глаза. Не могу разобрать, что у нее в глазах.
- Андрюха! Андрей!
...Как с тобой стало все в жизни новым...
...Как с тобой стало все в жизни новым...
...Как с тобой стало все...
Черт, что это... Это играет сейчас у меня в мозгах? Или она сама мне это говорит с кушетки тихим, тоненьким своим голоском?
Кто крутит это, как заевшую пластинку... Зачем мучить меня, если у меня и так ломит мозги...
Я держу мою девочку за руку, а у самого в глазах пляшут глюки от КТГ-шной кривой. Она сегодня потащила меня с собой на КТГ, а я идти не хотел. А она хотела сказать мне об этом здесь. Она хотела сказать мне, что скоро... уже совсем скоро... ее не...
Может, услышав такое, переспрашивают: "Ты это серьезно?" Я же в тот самый момент, когда она сказала, почувствовал - серьезней некуда и переспрашивать не стоит. Не знаю, как понял, но чувства этого не передать словами. Беспомощно барахтаюсь в море из безнадеги, и от каждого нового движения только сильнее ломит мозги. Слишком... Это слишком...
Ломоту в мозгах прорезает ее тихий голос: - Ничего.
Она грустно улыбается. Опять глаза эти.
- В начале будет тяжело, Андрюш, возможно придется реально туго, но я знаю, вы справитесь. Вы у меня такие молодцы. Мужчины.
Да что ж делать-то теперь, думаю, глядя на нее уже полными слез глазами, боясь шелохнуться - вдруг там КТГ как-нибудь не так покажет.
Неужели ж сделать ничего нельзя. А если...
Как с тобой стало все в жизни новым...
Как с тобой...
Сынок, думаю. Взвою сейчас... Прости меня... отца, блин... Гребаный лузер... Да я просто выродок... Но как же я буду без нее... Да, эгоист... Мне мужиком сейчас надо быть... Сильным надо быть, а я...
Нет, наверняка можно что-то сделать, только при ней не заикаться, даже виду не подавать... Потом - все... не пойдет ведь на это ни за что... Сейчас же марш к врачу... За грудки его, старого хрена, на что он тут вообще...
И я ломлю в соседний кабинет к дяде доктору, накидываюсь на него чуть не с кулаками и... озадачиваю в край.
А после...
Нет, вы только посмотрите на эту бессовестную. От возмущения у меня только что пар не идет из ушей, хотя кто его знает, может и идет.
- Оксанка!!! - притопав обратно к ней, трублю грозно и вполне угрожающе. Вот только слезы хлещут из глаз, как вода из сломавшегося унитазного бачка. Так облажаться перед доктором Ланге. И-тит-твою-ж-ма-а-ать...
А она смеется детским, беззаботным смехом. Таким, каким, уверен, не смеялась и в детстве. И при виде ее такой смеющейся, веселой, озорной, здоровенькой абсолютно все наезды у меня дохнут, не родившись, а я сжимаю ее глупое, такое трижды глупое лицо в своих ладонях и целую ее, не боясь даже своими, блин, соплями измазать.
- Да что ж ты ненормальная-то такая... Господи... Во дал бог жену придурочную... Сына, готовьсь, с мамкой у нас не соскучишься, - это я ему напутственно, но участливо, потрепав ее пузяру.
- Чего, религиозным заделался? Что-то часто в последнее время бога вспоминаешь...
- Будешь тут с тобой вспоминать... Не бога, так того, другого... Дурна-а-а-я...
А она смотрит на меня пристально и больше не улыбается. Лежит, откинувшись на подушку, а рядом капает на мозги КТГ. В полузакрытых глазках ее - ни капли раскаяния.
Так, стоп. Что-то тут не так, думаю.
- А если б я сам помер? - пеняю ей растерянно. - С горя помер? Если хотела признание в любви от меня услышать... или что жить без тебя не могу... или что ты - смысл моей жизни... на хрена для этого такой цирк разводить...
- Цир-р-рк... - она открыла пошире глаза и смотрит исподлобья, будто тяжело ей глядеть.
Я еще говорю какие-то слова, ощущая их бесполезность. Она обхватила голову руками, будто не желает слушать или будто что-то давит ей виски. Из своего кабинета появляется доктор Ланге в белом халате и медленно надвигается на меня.
- Я обожаю тебя, - твержу ей. - И ты абсолютно ненормальная. Э... ты куда, Оксан?.. - она отодвигается, причем вместе с кушеткой.
Я понял. Это боль. Ей больно. Ей было больно все это время, а я не понимал. Я не почувствовал ничего.
- Никуда, - говорит она. - Там ничего нет.
При слове "нет" ее рот разделяется на пиксели, которые разлетаются в разные стороны, как пьяные воробьи. Теперь там у нее и правда ничего нет. За ртом следует остальное, предварительно расщепившись на мозаичные осколки. "Нет... нет... нет...", - звенит-скрипит еще какое-то время компьютерный голос, а потом опять будто песню заводит:
Как с тобой стало все...
- Андрюха!!! Да сколько можно уже! Ну!
Кажется, мне только что дали по лицу. Кругом темно, но вот вспыхивает ночник - это она включила. Передо мной сонное, раскрасневшееся ее лицо, а я чувствую, что у меня на глазах реальные слезы.
- Ну ты даешь, - она прижимает меня к своей пополневшей груди, гладит по голове, а я чувствую гулкий стук ее сердца. Когда сердце бьется, это хорошо, думаю автоматом.
- Что тебе там такого приснилось?
- Что ты умираешь...
- О, господи, - она и смеется, и ежится одновременно. - Вот бы не подумала...
- ...а потом не умираешь. А потом все-таки умираешь. Блин, надо обследование тебе пройти.
- На что?
- Не знаю. А что ты подумала?
- Да не знала, что и думать... Ты там что-то про цветы бормотал... Носом хлюпал... На могилку мне, что ли, выбирал? - смеется.
- Дурная, - не смеюсь.
- Во сны тебе снятся. А чем я там болела?
- Не знаю, так и не понял. Понял только, что полный п...дец, все запущено, а лечиться ты из-за ребенка то ли не хочешь, то ли не можешь.
- Да, умеешь ты жену развеселить накануне родов. Ты поэтому плакал?
- А ты как думала?
- Думала, обрадуешься, отдохнешь от меня теперь.
- Хорош ржать. Мне не до смеха было, между прочим.
- И что ты сделал?
- Ломанулся к доку, чтоб он лечение какое-нибудь назначил. Давай втирать ему, что готов на все. На все. Только бы ты жила.
- А потом?
Рассказываю, как док сказал мне, мол, все с ней нормально, вы не так поняли. Как собирался вставить ей хорошенько за п...деж, но потом не стал, слишком уж реальное облегчение испытал. Почувствовал-было, что лечу в пропасть, вот-вот башку проломлю, но потом - стоп-кран. А за стоп-краном меня снова швырнуло в какое-то другое измерение и непонятно, сколько раз швыряло бы еще, если бы она не разбудила. Я так до конца и не вник, в какой части сна была шутка. Смеяться не хотелось ни в какой, да и сейчас не тянет.
- Андрюш... - улыбка вдруг сползает с ее лица, - неужели правда сыном бы пожертвовал ради меня? Разве ж можно?
- Слушай, дай бог, чтоб вопрос этот никогда не встал. Потому что какой выбор тут ни примешь - боль на всю жизнь обеспечена.
- Андрей, вот глупости тебе снятся...
- Ты думаешь, мне самому нравится их видеть? Можно закодироваться как-то от снов? Я бы сделал...
- Хороший мой... любимый... - она гладит меня по голове, успокаивает. Просит рассказать, свалить груз.
И я рассказываю, как в эти несколько минут пережил все - шок, неспособность вникнуть в смысл сказанного, отрицание, отчаяние, попытку поправить непоправимое, облегчение, но потом еще большее отчаяние и... глюк. И неясность и неопределенность до конца.
- Но знаешь, что было хреновее всего?
- Что у твоей жены не все дома?
- Да нет. В начале.
- Что?
- Чувствовать, что я абсолютно ничего не могу сделать. Ничего. Ты сказала мне об этом, а первое, что я подумал: не может быть. Второе: а как же я... мы с сыном? А третьим было чувство беспомощности. Вот мы читали с тобой недавно Кафку... Вроде кажется, что все хорошо и ты все преодолел, но тебя опять - башкой в воду. Нет, мол, назад. Все-таки плохо все, хуже даже, чем ты думал, и ничего ты не сделаешь.
- Возможно, мужчине труднее смириться.
- Я потом еще подумал: а тебе не больно? Сразу захотелось защитить тебя, но я не знал, как.
- Я что - прямо совсем уже?.. Как в кино, без волос?..
- Нет, лежала на КТГ и балдела. А потом начала исчезать по кусочку. И тогда только мне подумалось, что тебе должно быть очень больно. Знаешь, однажды мне снилось, будто я чувствую твою боль, а тут не чувствовал.
- Ничего, будет еще больно. Так что ты там про цветы говорил?
- Это я потом, когда думал, что все это прикол. Наезжал, мол, чего тебе не хватает. Говорил, что теперь ты у меня в цветах утопать будешь... Весь дом ими обставлю, только не задохнись смотри, а то я ж тоже помру тогда... и... ну, не знал, как там еще тебя порадовать... в своей любви убедить...
- Андрюшенька, ты убедил уже...
- Зайка, иди сюда...
- Эй, одумайся. Я только что при смерти была, а у тебя одно на уме... - она пытается шутить.
- Иди ко мне, - не унимаюсь - и не шучу. Мне надо почувствовать ее и стряхнуть с себя эту хрень, а она, впрочем, недолго сопротивляется.
Я часто бываю груб с ней в постели, жёсток и даже брутален. Ей это нравится, если не через край... И я все отодвигаю, отодвигаю его, этот край, а она позволяет. А ведь я давно должен был уже врубить мозги. И сейчас стараюсь любить ее так же нежно, как тогда, в нашу брачную ночь, когда игрался с ней, симулируя дефлорацию. И вроде не пил накануне и давно уже ничем не долбился, но когда беру ее, то хрупкость ее и ранимость трогают меня до слез, только я не реву уже больше.
А она всегда подыгрывает мне и впитывает в себя все мои настрои, поэтому от нежных ласк моих ее расщепляет на молекулы совсем не так, как было только что во сне. Она растворяется подо мной, и из глаз ее брызжут слезы.
Нежно... люби ее нежно, говорю себе. Еще нежнее... Пусть забудет обо всем... унеси ее в волшебную страну... пусть твои поцелуи ласкают ее кожу, словно шелк, пусть та часть тебя, что сейчас в ней, вольется в нее, словно вода, которую она так любит... пусть ни одной клеточке ее не будет больно... она ведь такая хрупкая и потерять ее ты можешь в два счета...
Может, не зря мне все это снилось. Я, кажется, понял, что этот глючный сон хотел мне показать. Я боюсь ее боли, а когда она придет, сам не почувствую. И сделать ничего не смогу.
- Я не отдам тебя никому... и ничему, - шепчу ей и пью ее слезы. - Я все сделаю.
- Я знаю...
- Обещай, что никогда не бросишь меня... нас одних.
- Глупый, - шепчет она. - Думаешь, я решусь уйти куда-нибудь, где не будет тебя?
***
Саундтрек-ретроспектива
Ronan Keating - If tomorrow never comes
One Republic - Something I need
Вячеслав Бутусов и гр. Ю-Питер - Фея
Наутилус Помпилиус - Дыхание
ONUKA - Other
Андрюхин словарик
вена кава - "синдром защемленной вены", встречающийся на поздней стадии беременности при лежании беременной на спине
вэлью-экспертиза - заключение по оценке актива
ворст кейс сенарио - худший из возможных сценариев
Кафка - Франц Кафка, писатель, философ, широко признаваемый как одна из ключевых фигур литературы XX века. Его произведения, пронизанные абсурдом и страхом перед внешним миром и высшим авторитетом, способные пробуждать в читателе соответствующие тревожные чувства, объединяют в себе элементы реализма и фантастического и повествуют о человеке, сталкивающемся с сюрреалистическими трудностями и непонятными силами. Здесь намекается на роман Франца Кафки "Процесс".
КТГ - кардиотокография, в обязательном порядке регулярно проводимая в последнем триместре беременности
пятнадцать баллов - оценка "отлично" по пятнадцатибальной системе
светшоп - "потогонная мастерская", здесь: помещение с парниковыми условиями