***

   Договорились встретиться в городском парке, на фоне травы и деревьев, там, где скамейки гнут спины перед гуляющими пенсионерами. Он очень боялся опоздать и, конечно, пришел слишком рано. Потом долго ходил по аллее взад и вперед, часто оглядываясь, потому что не знал, с какой стороны подойдет она, и какой она будет. В парке мела настоящая метель, так много пуха насыпало в этом году с тополей. Белые невесомые хлопья устилали дорожки, носились в воздухе, неприятно щекоча по лицу. Редкие участки неприкрытого асфальта темнели как полыньи. Каждый раз когда в конце аллеи появлялась смутная человеческая фигура, едва различимая сквозь плотную белую пелену, он непроизвольно напрягался, и легкий озноб пробегал от уже холодеющей к вечеру земли вверх, вдоль по его телу. А еще его все время сбивала с толку небольшая статуя, постамент которой виднелся у входа в парк.

   Среди деревьев быстро темнело. Женщина с собакой прошла, вздымая целые клубы белого дыма. Пес бежал, низко пригнув голову, нюхая землю, а потом вдруг встал, чихнул и звонко залаял. И этот неожиданно громкий звук, раздавшийся на фоне давно окружавшего его безмолвия, потряс его и ему вдруг стало ясно, что ждать больше нельзя, и она не придет. Но уйти сейчас он тоже не мог. Тогда он сел на скамью напротив большого, старого фонтана и стал смотреть вниз, в его чашу, дно которой, давно не знавшее воды, заросло крошечными деревьями и пучками травы. Может быть он даже заснул. Во всяком случае он не заметил, в какой момент девушка подошла к нему. И только когда она что-то сказала, он поднял голову и улыбнулся. Ведь он уже не надеялся дождаться ее. Да, вы долго ждали, - согласилась девушка, - я не могла придти раньше, но ведь теперь это не важно, не правда ли? Не правда, - сказал он. А потом поправился: Да, не важно. И она засмеялась.

   Сначала ему показалось, что волосы у нее необыкновенно светлые, почти белые. Но потом он понял свою ошибку, заметив тополиный пух, который покрывал ее голову удивительно плотно, почти без малейшего просвета. И когда они пошли по дорожке, пух заструился по ее волосам, переливаясь и вспыхивая в свете разгорающихся фонарей. И никто не попадался им на их пути, а может быть они просто никого не замечали. Он рассказывал ей, как сегодня днем он набирал ее номер и сначала боялся, что ему никто не ответит, а потом, что услышит отказ, а потом, что несмотря на обещание, она все-таки не придет, и так он придумывал все новые и новые неудачи, и в конце концов неуспех стал казаться ему единственно возможным и правильным результатом, а благоприятный исход - несбыточным чудом. Она же говорила ему, что верно как раз обратное, и, действительно, только какое-нибудь мрачное и унылое волшебство могло помешать их сегодняшней встречи. Ведь мы оба этого хотели, - говорила она. И от этой простой логики ему становилось легко и приятно дышать. А потом внезапно парк кончился, и они пошли уже по каким-то темным проспектам, мимо одноцветно-желтых светофоров, сонно моргающих им вслед, обгоняемые легкими и таинственными ночными кабриолетами.

   Он был необыкновенно, сказочно счастлив в то лето. Они часто встречались, обычно на этом же самом месте, и шли потом гулять давно ставшим привычным, единственным маршрутом. Пух быстро отошел, воздух стал чист и прозрачен, и в нем клубилась перед закатом веселая мошкара. Багровое солнце медленно тонуло за далекими домами, парк на глазах превращался в таинственный, сказочный лес. Куда-то незаметно исчезали гуляющие старички, карусельные кони теряли своих маленьких седоков, смолкал скрип качелей. И в наступившей внезапно тишине раздавался только легкий цокот ее каблучков и его приглушенное шарканье. Он провожал ее до подъезда и целовал в темном парадном, ощущая на губах ее тонкий, молочный вкус и плечом - холод невидимой каменной стены рядом. Потом раздавался звон ключей и, ослепив его прямоугольником желтого, нестерпимо жгучего света, она исчезала. А он еще долго возвращался к себе, удлиняя маршрут, петляя по спящим дворикам и храня в себе то тихое и радостное чувство, которое, он знал, всегда исчезало при первом приближении родного дома или рассвета.

   Таким его застала осень. Погода сначала неуловимо изменилась, а потом зарядили дожди. Они стали видеться реже. Теперь часто он приходил в парк и гулял по опустевшим аллеям в одиночестве. Скамейки уже убрали, карусель заперли до весны. Остались только мокрые, темные деревья, гипсовые статуи, изуродованные серыми подтеками, и фонтан. На дне его скопилась дождевая вода, в которой плавали опавшие с тополей листья, похожие на грязные лохмотья. Но ощутимо поблекший парк теперь совсем не отталкивал его, а наоборот, каким-то странным образом привлекал, наверное, своим тайным созвучием с этими новыми настроениями охватившими его с недавних пор. И в его унылой, промозглой атмосфере он находил какое-то сочувствие к себе. А она отвечала на его звонки все реже и реже. Вместо нее подходила к телефону ее мать, таинственная женщина, которую он знал только по голосу, и представлял себе каждый раз по другому, в зависимости от настроения, то высокой крашеной блондинкой, то карликом с гирляндой разноцветных пластмассовых бигуди в волосах. Нет, - говорила она всегда ровным тоном, - ее нет и сегодня не будет. И он ломал себе голову, гадая, где же провела она эту дождливую, ветреную ночь.

   Очень часто что-то, имеющее неоспоримое начало, скрывает свой конец. Он ясно помнил тот день, когда она в первый раз пришла к нему, но в какой из них она не пришла в последний? Этого он не знал. И теперь ему оставалось только снова и снова перебирать в памяти подробности их первой встречи. Лето возвращалось. Опять дорожки покрывались толстым слоем пуха. Белая чехарда начиналась в воздухе. Он шел по парку и при каждом шаге легкие хлопья взлетали вверх, оседая на его брюки. Длинный след, подобный лыжне, тянулся сзади и медленно таял под напором все новой массы пуха, слетавшей с тополей. Один раз он оглянулся и ему вдруг показалось, что там, позади, в туманной мгле осталось нечто очень важное для него, какой-то дорогой человек или событие много значившее прежде и забытое теперь. Под деревьями быстро темнело. Гипсовые статуи становились похожими на людей, будто наливались плотью и силой. Парк пустел. Последний посетитель прошел мимо, направляясь к выходу, большой черный пес нагонял его длинными, бесшумными скачками. Чуть дальше, в самом конце аллеи сквозь мутную молочную пелену уже вырисовывался темный провал огромного фонтана. Он сел возле него, смахнув пух с деревянной скамьи, и перед ним открылась внутренность обширного амфитеатра, крошечные березки в его темной, таинственной глубине и ломаные полосы жесткой травы, пробивающейся сквозь трещины в камне. Кажется он даже ненадолго заснул. На небе тихо показалась луна и, постепенно густея, превратилась из тускло-желтой в почти оранжевую. Он вдруг понял, что наступила ночь. Парк давно был пуст и мертв, и он долго не мог понять, что задержало его в этом пустынном месте. Тогда он встал и быстро направился к выходу, нетвердо зная дорогу, но легко ориентируясь при ярком свете луны. Удачно миновал несколько запутанных перекрестков и внезапно вышел к большим черным воротам, возле которых справа на постаменте стояла белая гипсовая девушка, держа в руках книгу или что-то подобное. Когда он проходил мимо нее, сухой, бурый лист, слетевший с ближайшего тополя, ударил его по плечу.