Сирийское солнце ярко освещало пустынный ландшафт. В тени полуразрушенной войной школы, около входа толпились женщины с детьми разных возрастов, что-то говоря на своём языке. Смуглые, с красивыми миндалевидными восточными глазами, подростки обоих полов с любопытством разглядывали белых людей, мужчину и женщину, сидевших неподалёку. Но больше всего их привлекала большая профессиональная видеокамера, которую мужчина установил на штатив.
- Ну, где этот полковник?! - возмущалась женщина-репортёр, то и дело обращаясь к своему оператору. - Сколько можно уже сидеть на этой жаре. Под кондиционер хочу!
- Я знаю! У меня у самого скоро камера расплавится. Уже и прикоснуться к ней скоро нельзя будет. Плюнешь - зашипит!
Через несколько минут из-за угла школы выглянул офицер. Немолодой, но ещё не седой полковник военно-медицинской службы, уверенным шагом приближался к репортёрам.
- Ну, наконец-то! Степан Валерьевич, вроде военный человек, а опаздываете?! - немного заигрывающе воскликнула журналистка.
- Прошу прощения, товарищи репортёры! Задержали в штабе. Срочное совещание у генерала, - ответил полковник, отнюдь не извиняющимся спокойным тоном, - можем начинать?
- Паша, у тебя все готово? - спросила репортёрша напарника.
- Да. Вставайте в кадр. Степан Валерьевич немного вправо и чуть повернитесь на меня. Отлично! Готовы?! Три, два, раз, начали!
- Расскажите, пожалуйста, о работе нашей медицинской службы: сколько сирийских детей получили медпомощь, сколько средств и лекарств было выделено Министерством обороны? - резко, словно заведённая, начала журналистка.
- Медицинскую помощь получили порядка трёх тысяч детей, - сбивчиво отвечал полковник. - Где-то по сто - сто пятьдесят детей в день проходят через нас ежедневно. Помощь оказываем всем, в том числе и родителям. Медикаментов выделено достаточно. Несколько тяжелобольных и раненых детей отправили в Москву спецрейсом.
Репортёрша опустила микрофон.
- Ты снял?! - обратилась она к оператору.
- Да, готово.
- Спасибо, Степан Валерьевич. Мы ещё походим по палаточному госпиталю? Нам буквально несколько кадров, и будем монтировать, - журналистка устало посмотрела на офицера.
Полковник махнул головой в знак согласия и пошёл по направлению к медицинской штабной палатке.
- Господи, ради минуты съёмок полчаса ждали! - услышал Степан Валерьевич за спиной, но, не обращая внимания, продолжил идти.
Войдя в палатку, полковник присел на стул, чтобы перевести дух от жары. Однако не успел: один из офицеров, капитан, кинулся к нему, едва завидев.
- Стёпа! - воскликнул капитан, не обращая внимания на разницу в званиях, так как был давним другом полковника и иногда позволял себе вольное обращение к нему на службе, если рядом никого не было. - Слушай, тут Маша звонила. Говорит, ты не доступен. Что у тебя с телефоном?!
- Да батарея разрядилась, - устало ответил Степан. - А что случилось, не сказала?
- Нет. Просто перезвонить просила. Но голос был очень грустный...
- Ладно, спасибо, Серёж. Пойду, свяжусь по спутниковой.
Полковник подошёл к своему столу и взял трубку спутникового телефона. Его пальцы дрожали, набирая номер жены. Их дочь тринадцати лет, единственный ребёнок, уже три года болела лейкозом. Степан Валерьевич продал родительскую квартиру, отдавая эти и другие свободные деньги до копеечки на борьбу с болезнью. После изнурительных, во всех смыслах, курсов химиотерапии рак вроде бы начал отступать. Уже вышли на профилактический курс, но врачи всё ещё опасались возврата. Потому каждый раз, когда звонила жена, полковник брал трубку с таким видом, будто берет в руку раскалённые угли.
- Стёпа! - послышался в трубке плачущий голос супруги, - у Людочки рецидив. Она опять в больнице...
- Маша, Маша, успокойся родная! Что сказал врач?! - перебил жену полковник.
- Ей плохо стало вчера ночью. Я скорую вызвала, - уже спокойным, но всё ещё заплаканным голосом продолжила Мария. - Её сразу в реанимацию, в искусственную кому. Больше я её не видела пока. Меня не пускают и ничего не говорят...
- Ладно, успокойся, моя хорошая. Сейчас же пойду к генералу, возьму дополнительный отпуск. Завтра буду в Москве.
- А если не отпустит?
- Отпустит. Я предупреждал Василия Семёновича. Он в курсе о болезни Людочки. Да и должен он мне кое за что... Скоро буду, Маша. Жди!
Москва встретила полковника дождём. Сидя в такси, Степан Валерьевич смотрел на капли небесной воды, стекающей по стеклу автомобиля, и в каждой видел, словно в отражении, измучившие его мысли о жене и дочери.
Войдя в двери больницы, он увидел Машу, встречающую его со слезами, немного растрёпанную, с красными от бессонницы глазами. Полковник обнял жену, поцеловал в лоб, с нежностью поглаживая руками её спину. Прильнувшая к его груди жена походила на маленькую испуганную девочку, словно ища в объятиях мужа защиты и утешения, как когда-то у своего отца.
Перекинувшись немногими словами с супругой и не узнав ничего нового, Степан Валерьевич отправился к лечащему врачу.
- Что с моей дочерью?! - кратко и жёстко, по-военному, спросил он.
- Вы успокойтесь, пожалуйста. Ситуация критическая. Делаем всё, что в наших силах, но...
- Да не томите же! - почти вскричал полковник, - говорите, как есть, я выдержу! Она умрёт?!
В глазах офицера выступили слёзы, чего не бывало уже десятки лет.
- Девяносто процентов за летальный исход. Но есть надежда. В Израиле могут сделать операцию по пересадке костного мозга. Были случаи, что и на таких стадиях помогало. Но это очень дорого стоит...
- Сколько?!
- Ну, учитывая подготовку, содержание и уход, сама операция...
- Сколько, доктор?!
- Не меньше пятнадцати миллионов рублей, может больше.
Степан Валерьевич посмотрел на доктора, будто пытаясь убить его взглядом. Более ничего не говоря, он направился в сторону кабинета главврача. С трудом, практически силой, отстранив от двери не пускавшую его секретаршу, полковник ворвался в кабинет.
- Что вы себе позволяете?! - вскипел главврач. - Вы думаете, я не понимаю?! Думаете бесчувственный?! Вас сотни, а я один. Или вы думаете, я волшебник и от вас волшебную палочку прячу?!
- Но ведь вы же говорили, что всё хорошо будет, что Людочка выздоравливает!
- Говорил! Так и было. Но вы поймите, это сёрьезная болезнь и последствия никто не предугадает, даже сам господь бог!
- Мне предложили операцию в Израиле, - обессилено произнёс Степан Валерьевич. - Но где же я найду пятнадцать миллионов...
Полковник растерянно посмотрел на главврача.
- Есть благотворительная организация. Они собирают деньги, объявляя по телевидению добровольный сбор на пожертвование таким детям, как ваша дочка. Обратитесь туда. Бывало, и не такие суммы собирали... Я сейчас напишу вам, как связаться с ними.
Рассказав жене о разговоре с главврачом, Степан Валерьевич вызвал такси. Поцеловав Машу, он поехал по адресу, смутно ощущая какое-то подобие надежды. Мысли одолевали его, особенно одна, ярко выделявшаяся на фоне других: "Ну как же так?! - спрашивая себя, думал он. - Помогаем всем и каждому. Гордимся на фоне чужих флагов тем, сколько сирийских детей спасли, донецких, луганских. Всё бесплатно. Гуманитарная помощь вагонами. Надо сирийской девочке операцию?! Да, пожалуйста! Борт в Москву и на операционный стол. Даже Израиль их бесплатно принимает. Господи! А мы своим же детям с миру по нитке собираем при богатом государстве... Да как так-то!"
Полковник машинально ударил в переднее пассажирское кресло кулаком.
- Эй, ополоумел, кретин! - вскричал таксист. - Сейчас высажу, на погоны не погляжу!
- Простите! - опомнился полковник. - Я не специально. У меня дочка умирает...
Офицер сделал над собой усилие не расплакаться.
- Ладно, - смягчился таксист, - приехали уже. Вон то здание, куда вам нужно. Сочувствую.
Расплатившись за проезд, Степан Валерьевич вышел из машины. Перейдя дорогу по пешеходному переходу, он подошёл к нужному строению, собираясь подняться по ступеням до заветной двери благотворительной организации. Неожиданный звонок телефона заставил его остановиться. В трубке раздался голос супруги:
Степан Валерьевич почувствовал резкую боль в области сердца. Грудь сдавило, словно тисками, холодный пот выступил на лице. Телефон выпал из слабеющих рук офицера, но этого он уже не заметил, провалившись в глубокую тьму внезапного обморока.
Подбежавшие люди обступили Степана. Кто-то тормошил его, кто-то предлагал тормошащему воду. Один из пришедших на помощь людей оказался врачом. Резко крикнув на толпившихся зевак, чтобы отступили, не мешая поступлению свежего воздуха, врач прощупал полковнику пульс, расстегнув китель и рубашку, прислонил к груди ухо. После пяти минут непрямого массажа сердца и искусственного дыхания врач, будто обессиленный, приоткрыл Степану Валерьевичу веки, осматривая зрачки.
- Всё!.. - выдохнул он. - Не спасти...
Внезапно полившийся дождь разогнал толпу, уже начавшую терять интерес к происходящему. Доктор, что пытался реанимировать полковника, встал. Достав телефон и набрав номер экстренного вызова, он несколько секунд ждал ответа, пока не услышал в трубке голос оператора:
- Вы позвонили в службу 112. Разговор записывается. Что у вас произошло?