А на коньках он становится по-настоящему хищным. Вот только что был добрым и нескладным, но стоит надеть два убийственных роликовых болида, мрачных и ободранных, как помойная кошка, и все тело наполняется притягательной энергией. Скользит мимо, коньки в линию, один практически целует пятку другого. Правое плечо небрежно стремится вперед, а грудь ровно дышит, как парус, влекомый ветром, трепещет черная рубашка. Но нет в этой позе расслабленности, она звенит тайной вибрацией, чтобы секунду спустя, надменный, словно ночь, бегун свернулся запятой и пошел стирать колеса об асфальт. Урчание, шипение вплавляются в темные полосы росчерков. Что успевает он разглядеть в своем полете? Ведь виртуозно уворачивается и от пешеходов, и от машин, прыгает, обводит, просчитывает... Красиво тормозит в "слайде", коньки протестующее скрипят. И стоит передо мной, постепенно оттаивая в моем взгляде. Нет, он, право, совсем ручной. Только грудь еще вздымается, она еще там, где надо хватать воздух и жизнь, жадно впитывать скорость. Она здесь. Я прижимаюсь к ней щекой, понимая, как это нескладно - обниматься на роликах. "Ну, побегай еще!" И под дугой длинных ресниц загорается радостная искра.