Зеленое кольцо надо было сразу выбросить. Распродажа, на которой оно привязалось ко мне, дорого обошлась. Так и кажется, что берешь за копейки, а потом... Потом рядом со мной нарисовались глаза того же цвета. Знаете, как прудовая вода, освещенная солнцем? И запустили счетчик. Просто душу мне всю вымотали. Их обладатель звался Тимой, читайте - самым одиноким и несчастным существом на свете. И был он сущим душкой. И как это до сих пор ни одна девица не сподобилась составить его счастье? Видимо, все черствые попадались и бездушные, потому что молодой человек оказался горячим, прямо-таки вдохновенным возлюбленным. Про такого Шекспир писал, да и прочие классики грешили. А может быть, его берегла судьба специально для встречи со мной? Я не стала тянуть и устремилась навстречу этим зеленым глазам. Я верю в приметы. А нефритовое кольцо на руке кричало - это он!
Но, как вы думаете, есть какой-то закон сохранения энергии? Как только я недвусмысленно дала своему сокровищу понять, что его чувства взаимны, чувства эти сразу подевались куда-то. Куда? Видимо, ему недоставало изюминки в наших отношениях - он стал флиртовать при мне со всеми девицами подряд. И этого я выдержать не смогла, хотя честно пыталась. Суженый ведь!
Грустно описывать, как я этим переболела. Зачем? И не буду. Меня шарахало от людского потока на улицах. Толпы были невыносимы, физически противен каждый человек, проходящий мимо, так глубоко я переживала, что меня, такую искреннюю и заботливую, предали. Просто свинство какое-то! И тогда я решила - начхать! Поехала в ювелирный салон, самый дорогой. Ужаснулась выбору этих страшных безделушек, и вдруг увидела кольцо, в котором оправа была сделана только для того, чтобы камню было удобно жить на руке. Я вооружилась новым талисманом и с головой ушла в работу, благо на фирме как раз случился небольшой авральчик.
Не скажу, что кольцо подействовало сразу. Оно честно ждало своего часа, и я не снимала его. Авралы постепенно сошли на нет, люди вокруг перестали раздражать. Среди них нашлись даже сердечные, милые, заботливые существа, взять, хотя бы, наших девочек. Общие беды сильно сплотили отдел.
Меня коллективно подбадривали и напутствовали, когда я как-то пошла на поклон в серверную, за помощью. Ужасно не люблю стоять и краснеть. Но краснеть и не пришлось. Едва я вошла и забубнила приготовленную речь, на меня из-за огромной чашки с чаем удивленно воззрилось новое лицо. Я что-то говорила, но видела только глаза, в которых были те же синие прожилки, что и в камушке. Моём.
- Ага, вот и вы! - скрипуче и задумчиво заявили мне.
Видимо, чтобы я окончательно забыла, зачем пришла. Я ведь не договаривалась зайти, не созванивалась, да знать меня молодой человек не мог.
И тут я внезапно поняла, что совсем не боюсь, Ну ни капельки! И куда подевался мой мандраж? В присутствии этой технической поддержки бояться было просто нелепо. Он сидел себе и помешивал что-то в безразмерной кружке, позванивая, как тройка с колокольцами, и был весь такой тихий и отрешенный, как солнечный зайчик, каким-то чудом просочившийся в наш подвал.
Я попыталась сразу перейти на "ты", но обнаружила, что это сложно, поскольку Славик - о, каким славным он был! - выкал абсолютно всем девушкам, и ему было трудно менять привычки. Работал он слишком хорошо, чтобы часто подниматься в наш отдел, и я научилась подкарауливать его на проходной и вместе шагать вприпрыжку до ближайшего метро. Он носил кеды, как и я, и мы вместе мызгали их пыльными загаженными дворами. Это ничего. Голуби - те босиком ходят.
Дворы - это было обязательно. По проспекту гуляли патрули, а Славка стоически бегал от военкомата, да и с документами у него имелись нелады. Зато он любил фотографировать. И, если беседа клеилась, мы обследовали двор за двором в поисках интересных кадров и порой оказывались совсем не у тех станций метро, к которым шли.
Похоже, нравились нашему сисадминищу совсем другие девочки, так как, сколько я ни ждала от него знаков внимания, все его внимание уходило в фотоискусство. Я уже почти смирилась с братско-сестринскими отношениями, в конце концов, я всегда мечтала о брате. А он был совсем такой, как надо... Однажды пожаловался, что не может купить себе шарф, а ему хочется грубой вязки, мохеровый, такой, как в детстве.
- Ты много помнишь из своего детства? - поразилась я.
- Много, почти все время помню... - в погоне за новым гениальным кадром он наклонился так низко, что шапка слетела в снег. Прямые волосы рассыпались, как бело-золотистые лучи, а некоторые встали, наэлектризованные. Солнечный ты мой зая!
- Помню, как маленький был совсем. Такой, что еле дотягивался до подоконника. Помню, как прабабушка варила яйца и ставила их в такие штучки, откуда их удобно есть. Интересные!
- Ты любил яйца?
- Нет, конечно...
- А что любил?
- Да ничего, наверное. Потом мне, правда, игрушки стали нравиться. Мне покупали всякие машинки на батарейках, я их ломал, доставал моторчики, потом собирал свои. Из одного моторчика сделал радио с помощью ножки от табурета, оно работало. Полая алюминиевая труба, якорь в электродвигателе колебался, рядом был телецентр, и можно было слушать каналы.
- А сколько тебе было?
- Четыре-пять, я еще в школу не ходил.
- И это дите хотели отдать в класс коррекции?
Мы бродили дворами, и мне было тоскливо и весело разом. Я связала ему шарф, и он носил его, гордый как слон. Мы были лучшими братом и сестрой, чем если бы родились в одной семье.
- Когда я была маленькой, - чирикаю без устали, меня слушают, представляете? И слышат! А я привыкла к тому, что мужчины могут говорить только о себе, - мы с мамой ездили в Анапу. Там были большие изумрудные волны, а в них коньки. Их ловили мужики и носили в полиэтиленовых пакетах с водой.
Он не смотрит в мою сторону, но я знаю, что - слышит. Так река знает, что где-то впадает в море.
- И зачем им коньки? - голос у него хриплый и мягкий, Чебурашка и Крокодил Гена в одном.
- Не знаю... Живодеры, наверное! - счастливо тараторю я. - Собирала же я рачков-отшельников в бутылку из-под кефира! Однажды стою, наклонившись, лицом к берегу, по грудь в воде, и вдруг чем-то острым меня по спине - р-р-раз! Я испугалась и пулей вылетела из воды. Это были три дельфина, один об меня плавником потерся. Но я была так напугана, что только сидела на берегу и пыталась отдышаться. А потом весь пляж за ними как ломанул - дельфины! Дельфины! И они ушли - ты бы видел эту толпу! Мама мне сначала не поверила, а на спине была красная полоса.
- Рыболов! - одобрительно улыбается он. - Я так сразу и подумал, что ты похожа на рыболова! А я вот столько раз был на море, но ни разу не видал, чтобы волны были такими, как рисуют. Один раз, в шторм, решил рассмотреть поближе, и меня утянуло на глубину, еле вытащили. С тех пор я так и не научился плавать, - и при этом так испытующе на меня смотрит.
Я перевариваю - взрослый человек и не умеет плавать!
- Поехали на море летом - я тебя научу!
- Не трудитесь, - когда волнуется или огорчается, он автоматом переходит на "вы". - У меня было много случаев научиться, но... Я ведь родом с Краснодарского края. Да! Ты не знала? У меня отец на флоте служил. Куча друзей по всему берегу. И дельфинов твоих знакомых я, наверное, видел.
- Не всех! У меня есть любимый дельфин. Зовут Васькой. Он не простой, он белуха - белый кит. И умеет поднимать голову. Мы с приятелем бродили по черноморскому побережью - Новороссийск, Геленджик, Анапа... И там есть старый дельфинарий, мы там жили, у Тимки там друг работает. Так вот я с Васькой подолгу сидела и разговаривала. Ему скучно там - что за житье, сидеть в теплой луже? Ты, наверное, знаешь, вокруг сплошные лиманы. А с Васькой так уютно. Почти как с тобой...
И тут я испуганно замолчала, потому что Славик как-то насупился весь. Не сболтнула ли чего лишнего?
- А к кому вы ездили? - вдруг спросил он.
- К Герману. А ты...
- К Герману, - голос, такой неприятный и скрипучий, с таким скрежетом захлопывается дверь, навсегда. - С Тимкой. Ну и как тебе Тима?
- А ты его знаешь? - совсем растерялась я.
- Еще бы мне его не знать! В одной общаге живем. И даже друзья.
- Так он тебе обо мне, наверное, говорил? - я все пыталась понять причину этой холодности.
- Не думаю. Ты, верно, ездила на положении его девушки? Так должен тебе сказать, у него все девушки - его. Если ты не в курсе.
И больше в тот вечер он почти не говорил. А со временем разговор сгладился, но отношения стали еще более дружескими и еще менее сестринскими и братскими. Мне кажется, я в чем-то предала его доверие. Мне будто перекрыли кислород, и я спросила напрямик, любит ли он кого-нибудь. Такая я простая, да!
- А теперь я уже и сам не знаю, - он улыбнулся, так горько, и взглянул мне в глаза. Поделился штормовым морем. - Стараюсь избегать таких мыслей, потому как затягивает в метания, воспоминания, из привычной жизни вырывает. Мне просто никто теперь не нравится, кроме единственного образа, хотя он уже стал чем-то фантастичным. Мне рядом с ней любые проблемы казались такой мелочью, что даже и думать о них, не то, что говорить, было глупо. В итоге и вышло, что оторвался от реальности, а она просто терпела мое общество. Смешно!
И я больше не касалась этой темы, верила, что время все залечит и возьмет свое. А время, скорее, разъединяло нас, чем соединяло. Отчаянье все больше охватывало меня. В День Влюбленных я бродила одна, позвонила. Он чрезвычайно обрадовался и смутился, как делал всегда, потому что звонила я редко, чтобы не навязываться. Сказал, что сидит с большой компанией в кафе, а потом вдруг предложил поговорить с Тимофеем, тот, мол, очень просит. Я опешила, а в трубку уже частил что-то Тима. И не что-то, а все те слова, которые я так хотела услышать в этот день. Правда, совсем не от него.
И с тех пор Тимка превратился в настоящий кошмар, он мне звонил, посвящал стихи, передавал приветы через разных людей, он доказывал, как я ему нужна, клялся, что только теперь осознал, что я - истинная его судьба. Вы не поверите! А я поверила. Положение мое со Славиком и так было шаткое, а хотелось, отчаянно хотелось любви, и взаимной, и прямо сейчас. Я вспомнила, как была в Тимку влюблена - насколько отличался этот бурный роман от неспешного, прямо-таки ручейкового, течения моей нынешней влюбленности. Вспомнила и поверила, что выстрадала свое счастье. И - большими буквами: ушла к Тиме!!
Мы шагали со Славиком к метро, над серой стеной дома раскинулся огромный рекламный плакат с невестой, бегущей босиком по пляжу. Я мечтательно промычала что-то про свадьбу на море, а Славка ехидно хмыкнул и буркнул, что когда он был помоложе - о, Боже мой! - он всех уверял, что будет наблюдать, как надевает свадебное платье его невеста. И даже сам поможет. Такая вот у него странная мечта!
- Но так не полагается! - округлила глаза я. - Свадебное платье вообще нельзя жениху видеть до свадьбы.
- А мне что до этого? Правда, сейчас это уже не имеет значения.
И тут у метро меня встретил сияющий Тима с букетом, и Славка тактично заторопился домой. Но друг не в силах был расстаться с ним, жертва мужской солидарности. Болтал без умолку и все норовил обнять меня покрепче.
На следующий вечер Славик шел домой без шарфа, на мой вопрос ответил сухо "потерял!", на том и кончили. Дома я сняла синее и вернула на прежнее место - на безымянный палец - зеленое кольцо. А вскорости, дабы беречь чувства жениха, стала возвращаться с работы одна. И Тимофей поначалу спрашивал, где Славка, потом перестал. Потом уже я стала спрашивать его о Славике, потому что мы практически не виделись. По работе тот редко забегал в нашу комнату, да и для разговоров повода не было.
В один из таких счастливых случаев я увидела, что к его страданиям по поводу собственных зубов - а уж очень он их не любил, они были крупные - кроличьи, как ему казалось, прибавилась еще забота, он где-то сколол кончик клыка. На мое беспокойство ответил что-то уклончивое. Я по привычке стала настаивать, чтобы он сходил в клинику.
- Стану железнозубым чудовищем. Атомным монстром без сердца, человеком будущего - отшутился он.
- Нет, ты не такой!
- А иной...
На следующий день, видимо случайно, но словно бы, чтобы похвастаться, он появился у нас вновь.
- Нашел тут клинику мутантов. "Тридцать три зуба" называется.
- Ну и как, впаяли тебе лишний?
- Еще как! Буду теперь из студентов кровь пить!
Он преподавал еще и в институте, тоже что-то, связанное с информатикой.
В тот вечер мы столкнулись в проходной. Идти разными дорогами повода не было, и я пошла со Славиком к метро.
- Я тут показывал другу ночные поезда, - начал он сам, с какой-то скандинавской яростью, которой я никогда в нем не замечала. - Так вот! Если долго гулять вечером по городу - так, чтобы невмоготу! - темной ночью можно оказаться в открытом поле и наблюдать поезда, составы, идущие вдоль дороги.
Голос его приобретал все более зловещие нотки, а между фраз повисали драматичные паузы.
- Эффект в том, что рядом крупная трасса, и зимней пасмурной ночью единственный источник света - это фонари и фары машин. Фонари стоят сбоку, а фары светят им перпендикулярно. У дороги растут деревья, поэтому, когда где-то включается зеленый, и начинают нестись машины - на небе все отражается, как будто по горизонту идут громадные вагоны, а тени от них тянутся через все поле. И всё это наваливается на тебя, смрад, ползущий от шоссе, грохот колес, тени, отсутствие чувства времени... Мой друг был подавлен. Шокирован. Он просто умолял увести его оттуда!
- Ты с Тимкой, что ли, ходил?
- Ах да! Да-да, с Тимофеем, - с каким-то мрачным удовлетворением подчеркнул он.
Но у метро Тимы не оказалось. И встречал он все реже и реже, ссылаясь на различные заботы. На мой же вопрос о сколотом клыке расхохотался:
- Неужели Славка не рассказал тебе о блестящей обороне кафе? Вместе с Андрюхой они сидели за столиком и обсуждали очередной способ обогатиться на написании софта, к ним подошли, спросили Славку, который час. Он достал наладонник, а его выбили из руки. Там гопников была тьма тьмущая, на улице еще ожидала группа поддержки. И тогда наши парни дали великий бой! - Тима просто захлебывался от восторга. - У Андрюхи еще рука была в гипсе, он запрыгнул на стол, метелил оттуда ногами, а Славик метался между дверями - в кафешке два выхода было - и выбивал гопников направо и налево. Ты что, не знала, что Славка занимается кикбоксингом? Ну ты даешь!!
Может, ему больше нравилось говорить о нём, чем о нас? Или мучить меня? А когда в очередной забегаловке опять начался уже знакомый мне сторонний флирт, я поняла, теперь уже окончательно, что черного кобеля не отмоешь добела. И хлопнула дверью. А он остался в зале ждать, когда я прибегу снова.
Я шла по проспекту, жалела, что пила вино, и медленно обрывала лепестки с единственной белой розы, а они все не кончались и не кончались. И тут у каких-то ступенек меня толкнули. Было скользко, и первое, что я увидела, стукнувшись об лед затылком, это Серебряное Копытце. Правда-правда! На козырьке какого-то кафешного подвальчика стоял красивый металлический оленек с поднятой ножкой. А второе, что я увидела, это что ко мне наклоняется растерянный Славик. И я обняла его за шею и стала целовать. Вокруг мигали разноцветные огоньки гирлянд, и казалось, что из-под острого копытца вместе с мурашками сыплются волшебные камушки.
Славик оказался абсолютно реальным, он отбивался - вот честное слово! Потом вдруг сомлел, стал теплый и тяжелый и начал целовать меня сам. Если это можно так назвать, когда царапают и трут щетиной, и кусают за губы. Я в ужасе отшатнулась. Он откашлялся и помог мне подняться.
- Так я и думал, что вам не понравится, - каркнул он.
Я уже одумалась, потянулась к нему снова:
- Попробуй еще!
- Нет уж, - он был тверд как скала. Да-да. Вы правильно подумали.
- Но почему? - только реветь мне недоставало!
- Ирка, ты прекрасна! - сказано это было в высшей степени чопорно. - Но посмотри сюда. И он предъявил мне мою же правую руку, а на ней зеленое кольцо.
Я сорвала его и швырнула прочь.
- Нет, - покачал он головой. - Ты не поняла. Там должно быть золотое. Понимаешь, я хочу раз - и на всю жизнь. А вот так вот все перепробовать - это не для меня. Извини.
И он развернулся и быстро пошел прочь.
Ну не могла я на следующий день идти на работу. Поймите, не могла! И вся в соплях позвонила начальнице и сказала, что должна ехать на похороны. Видимо, голос у меня был соответствующий, отпустили сразу. Я села на поезд и поехала к Ваське. Ведь он был моим единственным другом.
Новороссийский поезд шел нескончаемо долго. Но уже в Горячих Ключах в воздухе ощутилась перемена, пахнуло зовущим весенним теплом. Пряные ночные запахи заструились из тамбура в вагон, я вышла подышать, а ко мне, кутаясь в одеяло, выбралась проводница, стукнула кулаком в плечо:
- Хорош глаза проплакивать! Хочешь, пропустим по стопочке?
Я отрицательно мотнула головой и поблагодарила. Медленно занимался рассвет, и небо становилось беспокойного синего цвета. Такого же, как кольцо у меня на руке.
А вместе с солнцем в поезд ввалились цыгане, наполнили вагоны хохотом и руганью, бродили, гадали, попрошайничали. Предложили погадать мне, я ответила что-то нелестное, перед Новороссийском они растаяли, будто и не было. А на руке уже не было кольца. Вот так. Видимо, не судьба.
Да, не судьба. Когда я добралась до дельфинария, совсем стемнело. Васьки в вольере тоже не было, его крохотное озерко опустело, и я побрела к вагончикам. Герман, как будто ни капли не удивился, увидев меня одну, и приютил, не доставая никакими вопросами. А Васеньку продали в другой дельфинариум. Может, он там будет счастливей?
Вроде бы надо было ехать домой, но я никак не могла собраться с силами. Море шумело по-весеннему, на склонах высыпали подснежники, как осколки уходящей зимы. На берегу катались в прибое обросшие кружевными полипами раковины и бутылки. Ледяное море фыркало в лицо.
Прошла уже неделя. Мобильник я не включала и почти не разговаривала с окружающими, а сидела на молу и разглядывала разрушающиеся стенки со старыми мозаиками советских времен. Там были выложены веселые люди - легкие, светловолосые, устремленные в небо. Девушки, юноши, мальчики, девочки, на сочном синем фоне, золотистые "солнечные зайчики". И архаика осыпающихся мозаик придавала их образам оттенок сказки, прекрасной нереальности. Болтались обрывки сетей, в них пел ветер. Из-за мыса вылетела стая чаек, и я по привычке их сосчитала - какое число принесет мне счастье? Восемь. Число "восемь" ни о чем не говорило. Может, сегодня восьмой день, как я сбежала из города?
На серпантине, что по склону горы спускался к поселку, послышалась череда громких сигналов. Казалось, голосила целая автоколонна. Машины вылетели из-за поворота и на всех парах понеслись вниз. Гудки заливались как сумасшедшие. Три. Пять. Семь. Восемь машин. "Волги", "Жигули", иномарки. Свадебный кортеж, не иначе. Слезы опять оказались очень близко, но я их не пустила. Я уже почти победила их, к чему же? Люди имеют право на счастье. Да, действительно, свадьба! Вон и ленточки видны.
Не останавливаясь, цепочка машин пронеслась сквозь поселок и вылетела прямо к молу, в конце которого сидела я. Из серой "Волги" выскочил Славик - я уже стала бояться за свой рассудок, бегом достал с заднего сидения огромную коробку и деловито потащил ее на мол. Остановился передо мной, как веселый Санта Клаус. Было по-весеннему жарко, и он очень странно выглядел в защитных армейских штанах, такой же жилетке со множеством кармашков, белой рубашке и мною вязанном синем шарфе.
- Шарф-то тебе зачем? - смогла выдавить я. Слезы ушли, меня душил смех, но и он был как-то неуместен.
- Ветренно, - лаконично ответил Слава. - Надевай!
И он бросил коробку прямо на бетон у моих ног. Я заинтригованно заглянула внутрь:
- Как ты меня нашел?
Под крышкой, безбожно сдавленное, лежало роскошное свадебное платье.
- Позвонил Герману, делов-то. С паспортом было больше возни. И с местным ЗАГСом. Но друзья - они и в Африке друзья.
- Ага... А если бы я тем временем утопилась?
- Ты бы не посмела! - беззаботно возразил он. - Должен же я увидеть, как одевается моя невеста!
- Прямо тут?
- Тут! Ты тут, и я тут! - было видно, что мысли его очень далеки от слов.
- А ты - тут? - вздохнула я.
- Тут! Весь тут скопился! ... Ах, да! - спохватился он. - Это же тебе! - из одного из многочисленных карманов была извлечена груда измятых подснежников. - Мы через лес ехали. Пойдем!
Он схватил меня за руку железной лапищей и утащил на пляж. А после мы целовались и вроде бы надевали на меня платье. Я плохо помню. Но платье мы все же победили и снова вылезли на мол, а машины приветствовали наше появление дружным ревом. Рука об руку мы прошагали до конца мола, к самому синему морю. Я сжимала кое-как скрученный букетик из подснежников. Уже на краю Славка подхватил меня на руки, и я подумала, что обычный путь ему заказан, и мы наверняка рухнем в море. Но вместо этого он уронил в море шарф и стал таким несчастным, что снова опустил меня рядом с собой. Я расхохоталась и, сняв с себя фату, намотала ему на шею. Все равно, комичнее этой свадьбы было уже не сыграть. А он закричал, что без фаты я точно простыну, стянул жилет и тщательно его на мне застегнул. А в ЗАГСе потом обыскивал друзей, потому что кольца лежали в одном из карманов жилета. Мое кольцо было чуть велико, но в нем был оправлен маленький круглый лазурит, а в Славкином кольце - чайный сердолик, под цвет моих глаз. Это, как муж сказал, потому что за ним глаз да глаз нужен...