Эту повесть никогда не прочитают. По той простой причине, что я ее не напишу. В камере нет ни чернил, ни пера, ни бумаги. У меня отобрали даже пояс, пряжкой которого я мог бы выцарапать свой рассказ на стене. 
***
30 января 4017 года мне стало окончательно ясно, что битва проиграна. Я знал, что Лацар - опасный противник, но не понимал насколько.
А началось все вот как: я пристраивал кузена на освободившийся пост в министерстве Крепостного строительства. На тот же пост претендовал некий молодой хлыщ, как потом выяснилось, - двоюродный племянник канцлера Лацара. После короткой схватки пришлось отступить. 
Кажется, тогда мне в голову впервые пришла мысль о комплоте.
Через какое-то время идея оформилась, и я стал искать единомышленников. Многие имели зуб на всесильного канцлера. Оставалось отобрать людей решительных, честных. Разумеется, таких, которые признали бы мое главенство.  
Я не собирался смещать канцлера; хотел лишь слегка ограничить его влияние. Для этого требовалось снять его сторонников с некоторых крупных постов. Первой мишенью выбрали старшего подказначея Мьержа.
Наверное, я поторопился. Возможно, следовало сначала установить более прочные связи с придворными и высшими чиновниками. Некоторые сановники тоже недолюбливали канцлера, но они слишком осторожны, чтобы вдруг ввязаться в войну. Переговоры с ними я отложил на потом.
Никакого "потом" не было. Лацар отреагировал молниеносно. Очень скоро пришлось от нападения перейти к круговой обороне. Даже канцлеру не удалось справиться с нами сразу. Однако надежд на победу не оставалось. 
Естественно, в такой ситуации никто из сильных мира сего нас не поддержал. Даже Верховный судья, мой свояк. Однако на сторону канцлера он тоже не встал. Только потому я удержался на посту до 30 января.

Этот день, как и предыдущий, выдался неестественно мирным - без неожиданных ревизий, без опасных запросов из канцелярии, даже без тревожных слухов. Значит, вопрос уже решен. Не сегодня-завтра меня снимут.
Весь вечер я искал способ вылезти из этой ямы. И пришел к выводу, что единственная возможность спастись - бегство. Уехать с семьей из страны и поступить на службу к иностранному государю. Тогда за мое спасение поплатятся товарищи по заговору. Только это меня и останавливало.
Что хуже всего - не знаешь, где западня! Неужели Лацар убедил короля или министра? Тогда плохо. Приходишь завтра в ратушу - а тебя уже ждет приказ. Хорошо, если только приказ, а не пристав...
Додумался я еще до одного варианта, совсем дикого. Военный переворот. В моих руках - городская стража. Если бы у путча имелась хоть малейшая перспектива - непременно бы попробовал.

Я стоял у окна, разглядывая сугробы на той стороне улицы, когда в дверь постучался слуга:
-Какой-то человек просит принять по важному делу.
-Пусть войдет.
Гость был невысок, ликом бледен, а одет в черное. 
-Здравствуйте, господин граф! - сказал он негромко. - Я принес вам плохую весть: завтра вас арестуют.
-Кто вы? И почему меня должны арестовать?
-Господин граф, разрешите, я сяду?  
Я кивнул. Я никак не мог определить, к какому сословию принадлежит этот человек. Речь не простолюдина, но и на благородного мало похож. Равно как и на ученого. Купец?
-У меня к вам одно предложение. 
-Кто вы, спрошу во второй раз.
Гость продолжал, как ни в чем не бывало:
-Вам предоставляется возможность избежать ареста и навсегда избавиться от графа Лацара.
-О чем вы говорите? 
-Не притворяйтесь, граф. Мне всё известно.
-Мне приказать, чтобы вас вывели?
Незнакомец замолк, затем затараторил:
-Участники комплота: граф  Буни Адранагский, каноник собора святого Алансера отец Тарэм...- гость единым духом назвал с десяток участников заговора. Он действительно много знал.
-Кто вы и от кого посланы? - спросил я.
-Это неважно. Главное, что я могу вам помочь. Взамен...
-Это важно! - сказал было я, но незнакомец словно не слышал:
-...взамен попрошу вашу душу.
Я поднял руку, чтобы отогнать его святым знамением. Гость торопливо вскинул ладонь:
-Прошу, не надо! - зашептал он. - Или вы отказываетесь от моего предложения?
Я проверил, не прячется ли кто за дверью кабинета, и запер ее на замок:
-Я вас не звал. 
-Но ведь я вам нужен, - ответил гость. 
Глаза у него черные - точно угли.
Это был шанс! Единственный. 
А разве я не был готов на что угодно?
-Надо все обсудить, - сказал я.

Через полчаса мы договорились.
Я становился канцлером вместо Лацара.
-А может, лучше королем? - вкрадчиво спросил тот, кто предлагал мне сделку.
-Нет, - я не хотел быть королем. Мечты не возносили меня выше канцлерского поста. 
Лацара требовалось убрать. Канцлеру была уготована монашеская келья в далекой восточной обители. Его сторонников ждали кого тоже монастырь, кого - ссылка, кого - просто понижение.   
В свою очередь я, Пьелам сын Дуафа, граф Лерандский обязывался через тридцать девять лет с момента подписания договора передать Покупателю свою бессмертную душу.
-Лучше через пятьдесят, - сказал я.
-Простите, но срок устанавливаю не я. Он не может быть увеличен или уменьшен, - ответил гость.
Я вспомнил, что во всех историях говорилось "тридцать девять" и не стал спорить. Все равно в 56-м году возраст у меня будет вполне приличный. До него еще надо дожить. Кстати...
Вспомнив одну байку, я настоял, чтобы к договору был добавлен такой пункт:
"На протяжении означенных 39 лет Покупатель обязуется ни прямо ни косвенно не причинять никакого вреда вышеназванному Пьеламу сыну Дуафа..."
Покупатель удивился, но возражать не стал.
Чернила и бумага были у него с собой. Гость написал текст договора - каллиграфически, словно заправский писец. Я достал кинжал и порезал ладонь. Накапал на пресс-папье крови, обмакнул перо и вывел роспись.
Договор составили в единственном экземпляре:
-Вряд ли вам нужна копия, - пояснил гость. - Сомнительно, чтобы вы стали преследовать меня по суду в случае, если я не исполню условий сделки! Впрочем, вы когда-нибудь слышали, чтобы я не держал слова?
Гость настоял, чтобы я поставил свою печать. Эта деталь не упоминалась ни в одной сказке, но я счел требование разумным. 
Покупатель посыпал бумагу мелким песком. Мы подождали, пока чернила высохнут. Гость скатал договор и убрал в круглую трубку, в каких юристы обычно носят документы.
-До свидания, господин граф, - сказал он. - С вами приятно было иметь дело.
Из окна я видел, как он идет по улице. С виду - человек как человек, и никогда не скажешь... 
На следующее утро за мной пришли. Не стража - монахи, слуги Святой инквизиции.
***
Инквизиция в свое время зарекомендовала себя отменно. Церковь утверждает, что с тех пор методы ведения следствия значительно смягчились. Однако страшные байки о подвалах Оланикорэ всё так же популярны в народе.
Я, у которого нет оснований любить инквизицию, заявляю: ко мне не применяли никаких пыток, а допросы велись исключительно корректно.
-Граф Пьелам! Правда ли, что вы сговаривались с дьяволом погубить канцлера Лацара?
-Нет, - ответил я. - Это навет.
-Тогда как вы объясните вот это?
Он предъявил мне договор. С моей подписью и печатью.
-Подделка. 
-Дуко, войди! - крикнул инквизитор.
Бледноликий, в черном кафтане, явился вчерашний мой гость.   
-Граф утверждает, что это подделка.
Бледный человечек осклабился:
-Вчера господин граф Пьелам подписал этот договор в моем присутствии. Я сам писал текст.
-Долго ли пришлось уговаривать графа?
-Господин граф согласился немедленно.
-Этот человек врет, - заявил я. - Я в первый раз его вижу. Он подкуплен моими врагами.
-У господина графа свежий надрез на левой ладони, - сообщил Дуко. - Господин граф сделал его, чтобы подписать договор кровью.
-Покажите вашу левую ладонь, господин граф, - попросил следователь.

Всех оппозиционеров арестовали в один день со мной. Все попались на ту же удочку.
Дело, насколько могу судить, обстояло так: канцлер торопился разделаться с комплотом. Ему не удалось договориться с моим свояком. Чтобы организовать процесс против воли Верховного судьи потребовались бы очень веские доказательства вины. Добиваться у короля моей отставки - долго. Лацар обратился к Святой инквизиции.
А я попался на примитивную провокацию.
Инквизитор убеждал подписать признание. Обещал заменить сожжение обезглавливанием. Я отвечал, что мне не в чем признаваться. Я все отрицал мои соратники - тоже. Иногда следователи устраивали очную ставку, и мы делали вид, что ничего не знаем. Я убедился, что правильно подобрал людей.
Я уже говорил, что у меня отняли даже пояс. Но я мог бы разорвать одежду и изготовить петлю. В камере под самым потолком - зарешеченное окошко. Если встать на цыпочки, можно было бы затянуть узел вокруг прута решетки. Окошко слишком низко, чтобы повеситься, но удавиться хватит. Всё меньше мучаться, чем на костре. Воли бы у меня хватило, я уверен. 
Но я решил не убивать себя. И так согрешил против бога, подписав договор, незачем добавлять к этому самоубийство.
Я взойду на костер достойно.
На третий день заключения, когда я отходил от допроса, в камеру вошел сам канцлер Лацар.
-Добрый вечер, граф.
-Не очень добрый, граф. 
Канцлер смотрел на меня сверху вниз. Я не собирался вставать - велика честь будет.
-Сознаваться не собираешься?
-В чем, господин канцлер?
-Во всем.
Я промолчал. Зачем продолжать дурацкий разговор.
-У меня к тебе предложение, Пьелам.
-А кровью надо подписываться? Если да, то я пас. Лишней крови нет.
-Ты хочешь знать, как живет твоя семья?
Я подумал, что, если встану, смогу быстрее добраться до его горла.
-Ты зачем сюда пришел? - спросил я, поднимаясь.
-Не затем, чтобы угрожать, - ответил канцлер. - Хочу предложить тебе сделку. Семья твоя, кстати, поживает хорошо. Недостатка ни в чем у них нет. Конечно, они под домашним арестом. Но стража им не докучает.
Если не врет - хорошо. Камень с души. Я не знал, как ведет себя инквизиция с родственниками жертв. Зато был неплохо знаком с правилами светского судопроизводства. Потому боялся за Ториму и Жансти. Торима и так намучилась за время моих интриг. Я ей не говорил ничего почти, но она тоже не слепая.
-Что за сделка?
-Твоя жена и сын смогут бежать из королевства. В любую сопредельную страну. Взять с собой все ценное имущество. А ты признаешься в своих грехах и перестанешь покрывать сообщников.
-Я хочу увидеться с Торимой, - сказал я.
-Хорошо. Я смогу это устроить.
Она пришла на следующий день. 
Мы говорили долго. Она немного поплакала. Я рассказал ей о предложении канцлера. Убедил, что мой выбор правилен. Мы условились, что, когда она будет на борту корабля, передаст мне записку. В записке будет условный знак. Какой - я объяснил ей на ухо, когда обнимал на прощание.
В камеру вошел канцлер.
-Я согласен, - объявил я.
-Клянусь честью, что выполню всё, что обещал, - сказал Лацар.
-Клянусь честью, что сознаюсь, как только вы выполните обещание.
Конечно, на клятву нельзя полагаться. Но более твердой гарантии я потребовать не мог. Соглашение давало хотя бы надежду.  
Следующий день меня не таскали на допросы. Поздно вечером стражник передал мне записку от Торимы. Условный знак в записке был.
Я взмолился богу, чтобы она с Жансти благополучно добралась до земель хана. Окончив молитву, вдруг подумал, услышит ли бог просьбу того, кто подписал договор с дьяволом? Пусть даже не настоящим дьяволом. Какая разница?
Процесс продолжался недолго. Канцлеру не терпелось покончить с нами.
Я сознался в сношениях с нечистой силой и в заговоре с намерением погубить государева слугу канцлера Лацара. Назвал имена сообщников.
Я никого не выдал, по правде. Все участники комплота были уже известны. Я только согласился с предъявленным обвинением. Если бы я продолжал запираться, это ни на что бы не повлияло. Вердикт вынесли еще до суда. В политических процессах по-другому не бывает.
Жаль, что я сам не верю собственным оправданиям.  
Я не мог глядеть в глаза тем, кого предал. Прощения у них не прошу, - это было бы смешно и жалко. Тем более что по-другому поступить не мог.
Сегодня зачитывали приговор. Двоих, до конца настаивавших на своей невиновности - сжечь. Тех, кто признался в продаже души, но отрицал заговор, - повесить. Меня приговорили обезглавить. После казни тела сознавшихся тоже предать огню. Казнь состоится завтра.
***
Рассказ мой окончен
Завтра моя голова отделится от тела. Ни о чем другом думать не могу. Попаду ли я в ад? В чистилище? Мне положена исповедь перед казнью. Но услышит ли меня господь?
Жансти будет знать, что его отец предатель. Плохо, что он не младенец - можно было бы скрыть от него мое имя. Зато они с Торимой на корабле, который держит курс прочь из этой страны. Он жив, а я завтра умру. Вой толпы, палач одетый нарядно и мрачно. Последнее, что я увижу - срез плахи, потемневшее от крови дерево. Нет, стану глядеть вбок. Поверх голов зрителей. Краем глаза -  серое февральское небо. Или оно будет ясным? Возможно, когда голова моя упадет, увижу со стороны свой труп. Смерть.
Господи, услышь молитву предавшего тебя! В руки твои вручает душу свою-

бывший бургомистр стольного города Ларежо,
узник тюрьмы Оланикорэ,
великий грешник, недостойный раб твой,
граф Лерандский Пьелам сын Дуафа. 
Писано 13 февраля 4017 г.