БАЙКИ

Как только вошли они, всем стало ясно: сейчас накажут. За что, неизвестно пока, но обязательно. Смотрели они очень уж сурово. Они - трое, бравого вида, выцветшие гимнастёрки подвёрнуты, из-под ремня на ладонь, видавшие виды кирзачи с вывернутыми голенищами блестят, хоть смотрись вместо зеркала. На рукаве у одного красная повязка, без надписи, но ясно: начальник. Все - двадцать четыре кукушонка, но сидят в позе орла, в два ряда по двенадцать. Новенькие гимнастёрки, на головах новенькие шапки, новенькие ремни висят на шеях.

Начальник прошёлся вдоль рядов, лычек на погонах не нашёл, выражение лица подобрело, но оставалось строгим. Двое ждали у выхода.

- Дежурный по туалетам, - представился он, - кто разрешил оправляться в шапках и с ремнями? Соберите, - это уже к помощникам.

Помощники быстро приняли, с покорной готовностью протянутые ремни и шапки, (вот и нашлась провинность).

- Назначаю Вас старшим, - начальник ткнул пальцем в крайнего сидящего, - после оправки построиться в колонну по два и прибыть к штабу полка. Доложите о нарушении Устава дежурному по полку и получите свои ремни и шапки.

Трое ушли. Кукушата, дождавшись последнего бесшапочного, кое-как разобрались по два и уныло поплелись к штабу полка. Добрели и встали в нерешительности, страшновато идти на доклад. Помощник дежурного по полку, увидев живописную колонну без ремней и шапок, выскочил наружу:

- Что за подразделение? Кто привёл? Почему в таком виде?

-Дежурный по туалетам приказал, - старший переминался с ноги на ногу, - велено доложить.

- Этто что ещё за дежурный по туалетам?! Твою мать, это же стройбатовцы! А ну, живо через дувал! Может быть, не успели убежать, - помощник показал рукой на глиняную стену за штабом, - там землянки, ищите этого дежурного и тащите его за шкирку сюда, поняли?

Стройбатовцы успели. Землянки были пусты.

Это было первое утро первого дня в армии...

***

- Ну, это, значит, ночью пришла телеграмма, что, значит, Орёл от фрицев освободили. Ну, значит, подняли нас, выгнали, значит, на серёдку и начальник, значит, объявляет, мол, Орёл, значит, взят и мы, значит, отвечаем на такую победу Красной Армии, значит, добычей ста кило золота сверх плана. Ура, кричит, граждане заключённые, нам, значит, выпала честь и всё такое.... Ну, думаем, хана, пока не выкопаем центнера этого, не видать нар родимых, с полигона не выпустят, - рассказчик обвёл взглядом слушателей и продолжил: - Ну, значит, притащились на полигон, там, значит, уже прожектора замастырили, светло стало, только работай, значит. Тачки, кайла, лопаты, понедельники разобрали, значит, и вперёд!

- Что за понедельники? - это спросил молодой, необстрелянный.

- Ломы это, понял? - ответили сразу несколько человек, - не мешай, слушай.

- Ну, вот, значит, - продолжил рассказчик, - в штольню бегом, из штольни бегом, шагом тачку катать нельзя было, горный мастер, значит, с палкой ходил. Пошёл шагом, а он тебя, значит, этой палкой по хребту, по хребту!

Утром привезли на полигон две бочки. В одной, значит, спирт, в другой икра красная. Открыли их, значит, штуки три кружки рядом поставили. Подходи, значит, пей и закусывай.

- И что? - опять встрял молодой, - сколько хочешь пей, что-ли? А икру, тоже сколько хочешь?

- Никто у бочек не стоял и не смотрел, значит, сколько ты пьёшь и ешь.

- И что? Никто не напился пьяным?

- Ни в одном глазу! - почти торжественно произнёс бывший зек, - во-первых, кто же, значит, за тебя дуроломить будет, если ты нажрёшься? Свои же и пришибут нечаянно, значит. Во-вторых, когда пашешь в таком темпе, любой хмель до головы не успевает, значит, добраться, потеешь так, что он по дороге выходит.

- И что? - не унимался молодой, - дали вы сто кило?

- А как же? Конечно. Аккурат, значит, сутки пахали без продыху, на спирте да икре. Зато, когда назад, значит, пошли, многих волоком тащили. Обессилели.

- И что? За каждый освобождённый город так? По сто кило сверху?

- Не за каждый, конечно. Но, бывало, значит. Ну, пошли.

Компания поднялась и, разбирая веники, пошла на очередной заход в парную.

***

В нашем посёлке почти каждый держал какую ни то живность. Без подспорья в виде яичек, молочка, мяса, сала трудно было. Дедок Афанасий тоже имел курочек да кабанчика. Всю жизнь проработал на руднике, умудрился выйти на пенсию без силикоза, жил со своей бабкой, тоже бывшей стволовой, тихо-мирно, пенсией делясь с детьми да поддерживаясь яичками да мяском собственного производства. Вот и теперь бабка уехала к сыну понянчиться с внучатами, повезла гостинцы: огурцы да помидоры, лично её руками в баночки закатанные, а дед на хозяйстве остался.

И ведь сколько раз убеждался старый, что обманывать свою благоверную - всегда выходит себе дороже, но попыток не оставлял. И в этот раз удумал обойти её на повороте. Праздник на носу был, 7 ноября. Договаривались с бабкой забить кабанчика ближе к новогодним праздникам, но решил дед Афанасий, что раньше - лучше. Пока бабка в гостях, он кабанчика разделает, да под свежатинку и разговеется бутылочкой-другой, без народного, так сказать, контроля. И уже ухмылялся дед в усы, представляя бабкин гнев запоздалый, да осечка вышла. Скотину-то забивали в посёлке только два мужика. Специалисты местные. Осенью нарасхват были. Пошёл дед Афанасий приглашать кого-то из них, ан нет, один в отъезде и неизвестно когда будет, другой только что с заказа вернувшись, то есть в драбадан. Два дня к нему не подходи, он в свинью не попадёт. А душа горит, мочи нет, да и бабка может не вовремя явиться. Что делать? Но есть бог на свете, есть! Высокое напряжение мыслительного процесса дало-таки искру. Побежал дед к соседу, Ивану. Здоровенный мужик, сажень в плечах, работал шофёром, из грязи свой грузовик всегда сам выталкивал. Но, как часто бывает, при такой силе курицу не мог зарубить. Боялся.

- Выручай, Ваня, давай моего кабанчика завалим. Я уж и пару бутылочек припас, под свежатинку.

- Ты что, дед? Знаешь ведь, я и курицу-то не могу, а ты - кабанчик.

- Не надо резать, Ваня, не надо. Сделаем так: Я его из загородки выгоню, а ты с дубиной наготове будешь. Он морду-то высунет, а ты его дубиной по пятаку! А пока он очухается, я сам и доделаю всё. Идёт?

Уговорил дед соседа. Для храбрости одну бутылочку на грудь приняли и пошли вершить своё злодейство. Выломали из загородки несколько досок и стали выманивать кабанчика. А тот, как почуял неладное, не хочет выходить. И так и этак, и хлебца ему и слова всякие - упёрся, не хочет нос показывать. Терпение у деда лопнуло, залез сам в загородку, хочет кабанчика вытолкать, да сзади зайти не может, тесно. Уцепился тогда дедок за свинячьи уши и потянул, пятясь задом в дырку. А Иван в полумраке да в состоянии немалого страха, да после бутылки, не разглядел толком, кто в дырке показался. Да с размаху, дубиной деда по заднице - хрясь! Дед взмыл птицей через кабана и головой в стенку.

Спасла деда сухость тела: в весе мухи был, потому и не весь изломался. Месяц, правда, в больнице провёл. А когда выписался, бабка встретила его накрытым столом. С бутылочкой, да со свежатинкой.

***

То ли наши чиновники сами высчитали, то ли с докторами советовались, но во всех Зарубежорганизациях: Зарубежгеология, Зарубежцветмет и прочих был определён критерий: специалист без жены не должен находиться в загранкомандировке больше девяти месяцев. На девять месяцев, значит, хоть в узел завязывай, а потом - домой. На собеседованиях, перед поездкой, строго-настрого наказывали: чтоб ни-ни, ни сном, ни духом с местным контингентом не якшаться. За нарушение - немедленное возвращение в родные пенаты. С дальнейшим отлучением от загранкомандировок. С сообщением жене и родственникам о возможной опасности разных заболеваний. Страшно...

Пал Иваныч прибыл в Африку главным геологом. Без жены, стало быть, на девять месяцев. Да, на свою голову, руководя группой, нашёл весьма аппетитное месторождение. Редкоземельных минералов. И так понравился местному африканскому руководству, что три года его домой не отпускали. Да и нашим чиновникам его самочувствие оказалось до фонаря. Уж Пал Иваныч и в отпуск просился, и грозился жалобами всякими. Сиди, говорят, пока месторождение не сдашь. Это важнее.

Отчаялся мужик. Вспомнил собеседования и решил нарушить. Хоть так домой вернуться. Да и разговеться заодно. Как человек смирный, почти робкий (кто бы ещё такое выдержал?), сильно опасался Пал Иваныч и болезней. Но решился.

Сказано - сделано. Привёл женщину местную и, на всякий случай, самолично помыл её. Со стиральным порошком. Который с голубыми кристаллами, то есть биологически активный. Получилось как надо. Правда, случился некоторый перебор. Мало того, что доносчики из его же группы тут же стукнули куда надо, ещё и женщина эта через несколько дней пришла в местный госпиталь. Пожаловалась, что облезает вся от стирального порошка, которым её Пал Иваныч отмывал. Недополоскал, видно.

Только его всё равно не отправили сразу. Заставили-таки сдать месторождение.