Его звали Альберт, он был пулеметчиком, и сразу мне понравился. Высокий, стройный, русоволосый, хотя и не истинный ариец. Его задумчивые, чуточку печальные серые глаза сразу привлекли к себе мое внимание. Таких, как Альберт, я встречала не раз - мечтатели, романтики все еще верившие, что времена рыцарства, чести и благородства еще не прошли, что война, прежде всего, удел сильных духом и преданных душой. Наверное, я слишком сентиментальна, но мне всегда больше всего нравились такие парни. И потом: я все-таки женщина, а им свойственна излишняя романтичность.
В общем, можно сказать, он меня покорил. И я отправилась вслед за ним. На фронт. Тайком само собой, ведь он, увидев меня, наверняка спросил бы, что я здесь делаю, а услышав ответ - рассердился и прогнал бы меня. Мне бы этого не хотелось, уж очень он красив, мой Альберт... Хотя, вряд ли он смог бы меня увидеть. Да и как? Он с самого первого дня бросался со своими сослуживцами из одного боя в другой, а в перерывах находил себе других женщин. Какое ему было дело до худенькой, бледной девчонки, неслышной тенью скользившей следом? К тому же я знала, что у него есть возлюбленная, он часто показывал друзьям ее фотографию. Я тоже видела ее однажды, осторожно выглянув из-за его плеча: его Марта была красивой блондинкой с пышными формами и добрым взглядом любящей матери. Куда уж мне, вечно растрепанной, худой и нескладной, до этой красавицы.
Но мне было все равно. Здесь и сейчас я была рядом с моим Альбертом и, хотя он был вовсе не моим, мне очень нравилось так его называть. А что? Марта подождет, он был ее до войны, наверное, будет и после. Так пусть хотя бы на войне он будет моим...
Вот так, скрываясь от него, я прошла вслед за моим Альбертом полмира. Сначала во Францию, потом на восток - в Россию. Вместе с ним и его товарищами лежала в окопах, чувствуя, как содрогается земля от взрывов английских бомб, вместе с ними бежала на штурм советских укреплений, изнывала от жары в украинских степях и дрожала от холода в зимнем Подмосковье. Вместе с Альбертом радовалась победам, печалилась, провожая в последний путь погибших друзей-солдат. Как же хотелось в такие моменты подойти, прижаться всем телом, провести рукой по колючей щеке, успокоить, утешить. Нельзя. Он не мой. Пока.
А потом настала зима 1944 года. И мой Альберт, вместе с тысячами других солдат 8-й армии, попал в Корсунь-Шевченковский котел. Это был настоящий ад. Бои не прекращались ни на минуту, но страшнее всего стало, когда русские замкнули кольцо. Грохот взрывов, слившиеся в один сплошной гул выстрелы винтовок и автоматов звучали отовсюду. Даже мне стало жутко, хотя я была уверена, что со мной ничего не случится.
Не знаю, какое было число, когда это произошло - я совсем сбилась с толку, потому что дни и ночи слились в один непрекращающийся кошмар. Альберт и его друзья, как всегда, удерживали позиции, я, как всегда, сидела за ящиками с патронами, подтянув коленки к подбородку, и наблюдала за моим Альбертом. Он был красив даже сейчас, в перемазанной, прожженной во многих местах форме, со свежим кровоподтеком на скуле. Его пулемет грозно грохотал, рассекая сгущающиеся сумерки, горячим свинцом, а на губах моего Альберта застыла яростная гримаса... Куда делся тот задумчивый парнишка-мечтатель? Передо мной слился воедино со своим оружием древний бог войны. Что ж, все течет, все меняется...
Громкие, полные гнева, боли и ярости, крики русских звучали все ближе, но я поначалу даже не обратила на это внимания. А потом пулемет вдруг затих.
- Ленту!!! - рявкнул Альберт, не отрывая взгляд от прицела. - Ганс, давай ленту, черт возьми!
Я обвела взглядом окопы. Они были густо усеяны телами убитых солдат. Земля и снег, густо окрашенные красным, исходили паром. Ганс лежал совсем рядом со мной, парень так и не успел выполнить просьбу товарища. Со вздохом я извлекла из ящика пулеметную ленту и протянула Альберту. Тот, не обернувшись, схватил ее, заправил свой MG-42 и вечерний воздух снова наполнился яростным ревом, уже упавшего на одно колено, бога войны... Я стояла рядом с ним и с грустью смотрела на покрытое гарью лицо моего Альберта. Как жаль... Как жаль, мой друг. Дерись, сражайся, воин, и боги подарят тебе легкую гибель. Ты это заслужил.
Мои надежды не были обмануты. Альберта отбросило назад, он обессилено сполз на дно окопа. На груди, там, где сердце, расплывалось бурое пятно. Спасибо, всевышние.
Я подошла к упавшему солдату, опустилась рядом с ним на колени. А его затуманившийся взор вдруг прояснился и наполнился удивлением.
- Ты что здесь... - прохрипел он. Изо рта выплеснулась кровь. - Уходи скорее...
- Как же я тебя оставлю, милый мой Альберт? - тихо проронила я, касаясь пальцами его щеки. Как и хотела когда-то...
Его зрачки испуганно расширились. Он, наконец, увидел мои глаза и заглянул в них.
- Кто... ты? - кажется, это называется "последнее желание".
Я печально улыбнулась. Как улыбалась тысячам до него, и как буду улыбаться тысячам после него.
- Всего лишь Смерть, Альберт...
Парень хрипло выдохнул и затих. Отдыхай, мой друг. Я осторожно прикрыла ему веки, а потом, поколебавшись, наклонилась и поцеловала его в губы. А почему нет? Ведь его Марте уже не суждено это сделать. Так пусть хотя бы я...
Выпрямившись, я обнаружила, что красноармейцы уже заполонили окопы и устремились дальше. Меня, как всегда, никто не замечал, а вот мое внимание привлек молоденький лейтенант в лихо сдвинутой набок шапке. Ярко-голубые глаза сверкали радостью и упоением. Парень был совсем молод и еще не разучился радоваться каждой победе. Еще один романтик. Сколько же их на этой войне... Бросив мимолетный взгляд на лежащего Альберта, я последовала за молодым лейтенантиком.
И не надо смотреть на меня, как на продажную девку, которая сначала с одним, потом с другим. Такая уж я есть, такова моя суть. Не кривитесь, не кривитесь, господа. И помните: однажды я приду и к вам.