|
|
||
Светлана Фельде
СКАЗКА ПРО ВЕДЬМУ
Мы с ним познакомились в Одессе. Если бы не тот голландец, который зашёл на нашу выставку и купил гобелен с моими танцовщицами, я никогда бы не приехала в Одессу. И не пришла бы на тот пляж. Он был прекрасен как принц. И всё время был разным. С ним никогда не было скучно. Мы лежали на песке, пили холодное шампанское, ели персики и целовались. Разве можно это забыть? Потом мы вернулись домой. Оказалось, что мы живём в одном городе. И это тоже было прекрасно...
Потом мы поссорились. И он не звонил мне целый месяц. А когда я увидела его идущим под руку с женой так, как будто меня не было и нет, я поняла, что мне нужна Ольга. Ольга знает всё. Она одинока до абсурда. У неё нет ничего личного. Она живёт всем нашим - нашими детьми, родителями, нашими мужчинами. Она была такой уже в 16 лет, когда мы поступали в институт. Ольга никогда и нигде не работает больше месяца, хотя она профессионал, у неё есть чувство вкуса, и меры. "Понимаешь, -говорит она, - чтобы я хорошо работала, мне нужно спать до девяти утра, раньше десяти я недееспособна, но всем-то этого не объяснишь..."
Когда-то у Ольги был Олег. Она уже платье сшила. А он вдруг взял и женился на Юле. Юля была американка. Маленькая, аккуратненькая, хорошо воспитанная. Мы все были рады до безумия. Понимаете, Ольга, например, может искупаться в фонтане в центре города. А Юля - нет. И Олег - нет. Поэтому мы обрадовались. И Ольга тоже. Она сшила из свадебного платья занавески и штанишки для плюшевого медведя. Насколько я знаю, теперь она работает в аптеке. Развешивает порошки и вылавливает пиявок. На службу ей к двум. Она вполне успевает. Начальство аптечное довольно, она тоже. Помешивая ложечкой в стакане, Ольга сказала:
- Я могу тебе дать адрес бабы Клавы. Тебе это надо?
- Надо... Он меня любит. Просто боится уйти от неё.
Да?
Она долго мыла чашки, потом сказала:
- Ладно, запоминай. Цветочная, 118, квартира 69. Только громче звони, у неё попугаи.
Я звонила долго. Дверь открылась вдруг, почти сама собой. - Заходи, - сказала тётя Клава, глядя на меня как-то искоса. У неё были совсем юные зелёные глаза на морщинистом лице, острый нос, на плече у неё сидел одноглазый попугай. Она была в засаленном халате и кокетливых белых туфельках.
- Иди на кухню.
На кухне были попугаи. Штук сто, не меньше. Они сидели на полу, на часах, на подоконнике, в раковине, везде.
- А ну, тихо, - сказала баба Клава. И щебет прекратился.
- Садись.
Я села. За моей спиной мяукнул кот. Баба Клава выдвинула столешницу и высыпала её содержимое на стол.
- Выбирай, - сказала она..
Я выбрала ожерелье бирюзового цвета с серебристыми паутинками внутри.
- Я так и думала. Надевай. И это тоже, - баба Клава сняла туфельки 34-го размера, и халатик, оставшись в короткой красной юбочке и белой кофте.
- Мало ведь...
- Надевай. Я надела. Всё пришлось впору.
- Пошли. В единственной комнате стояла только раскладушка с дырявым пледом.
Выпей, - баба Клава налила мне красного вина в бокал без ножки.
Ложись, спи, я потом приду.
Я уснула. Или - нет? Во всяком случае не было ни попугаев, ни бабы Клавы, ни халатика. А было красное платье с шарфом через плечо, соломенная шляпа и жёлтые "лодочки". Я была на берегу моря. Бирюзового, как моё ожерелье. Я сняла, "лодочки", море лизало мне пятки. Потом встала и пошла. На берегу с удочкой сидел голландец и что-то пел. Я сразу узнала его. Песок кончился, ногам стало больно, но я всё равно шла босиком. Возле сливового дерева перед станком сидела Ольга. В шортах и блузке, под которой гулял ветер. Она ткала гобелен.
- Ты чего тут? - спросила она.
- А ты?
- Видишь, гобелен тку.
- Для кого?
- Для себя. Знаешь, я недавно где-то прочла, что человек чаще всего играет в собственной жизни эпизодическую роль. Мне это надоело. Вот закончу гобелен, рожу мальчика с голубыми глазами, и живите вы все, как хотите.
- Ты что это вдруг?
- А ничего, - Ольга поправила растрепавшиеся волосы, - ты хоть раз меня спросила, как я живу, что я ем, пью, вижу ли я сны? А я их вижу. Помнишь то лето, когда ушел Олег, потом умерла мама, и отец поселился в нашей квартире со своей швеей? Я тогда два месяца жила на даче, ела только сливы и смородину. На завтрак, обед и ужин... А когда я вернулась, вы поверили будто всё хорошо, будто я действительно лечилась голоданием... Иди себе, - добавила она, достав из кармана апельсин, - я не хочу больше с тобой делиться. Я не хочу больше делиться просто так...
Я пошла. Дорожка резко повернула влево, и я остановилась у ступенек домика. Это был именно домик. В нем было только две комнаты. В одной стояли круглый стол с цветами и зеленый торшер, в другой - два кресла. В одном из них сидела мала. Я заметила, что она сделала причёску и закрасила каштановым седину.
- Садись, - оказала, она. - Я тебя долго ждала. Мне так много нужно тебе сказать, а времени всё нет... Или чего-то другого - нет... Помнишь, я ударила тебя за тройку по математике? Я поняла, что плохо люблю тебя. Ради себя самой, а про тебя как-то забыла. Но ведь ты живешь не для меня, верно? У тебя своя жизнь... Ты знаешь, девочка, я хотела дать тебе совет: никогда не слушай свой ум и людей. Слушай своё сердце. Только внимательно. Ничего не перепутай. Обещаешь?
- Обещаю, мама. Я тоже хотела тебе сказать...
- Не надо. Я всё уже поняла. Иди, возьми зонтик. И она протянула мне его, похожий на подсолнух. Я шла долго. Пока не увидела дом в саду. Дом был большой, кирпичный, с застеклённой лоджией. Такие отроят на века. В доме были двое - он и его жена. Он сидел на полу, вокруг валялись рукописи. Рядом сидел павлин без хвоста. Он молча налил мне кофе из чайника, инкрустированного японским жемчугом. Мимо прошла жена, босиком, в сереньком платье, она улыбалась, глядя на меня. И я опять увидела, что она похожа на женщину - таитянку: небольшая, округлая, с чёрными глазами. Ольга когда-то сказала, что она красива.
- Если только может быть красивым то, что всегда одинаково, - это я сказала ему, когда он посмотрел гобелен, на котором Ольга выткала
его жену-таитянку, томно лежащую в траве. Тогда мы поссорились...
Он закурил. И медленно оказал:
Я давно ничего не пишу. Не могу. В моей жизни случилась беда. Ты. Я не знаю, что с тобой делать. Я всё время вспоминаю. Моя память похожа на фотографию с долгой экспозицией. Я писатель, понимаешь? Я должен беречь себя. Мне нужен кто-то, кто организовал бы мою жизнь. Мне удобно с ней. А ты так сможешь? Но я люблю тебя! Что мне делать?
Вдруг он бросил сигарету, схватил меня за плечи и жарко зашептал: - Я знаю, откуда ты пришла. Баба Клава нам поможет! Она не говорила тебе, чем ты должна будешь заплатить? Поверь мне, это недорого, ведь речь идёт о нашей жизни! Ты вернешься, скажешь, что согласна оставить ожерелье у себя, потом. . .
- Потом что?
- Потом ты подождёшь, пока придет другая. Такая же, как ты. И ты вернешься ко мне. -А заплатить?
Он вдруг как-то сморщился, стал похож на своего павлина, потом опять зашептал:
- Ты заплатишь бабе Клаве тремя годами своей молодости, это недорого, правда? Я не могу этого сделать, три года для меня - это много, а ты можешь, правда? Ведь мы будем вместе! Я буду любить тебя, повешу в саду гамак, буду кормить тебя персиками. Иди! Ты придешь?
- Приду, - оказала я и вышла на улицу. Пошёл дождь, я раскрыла зонтик. Платье было сухим, а лицо мокрым. Он смотрел мне в спину - я чувствовала это.
Потом вдруг пошёл снег. Когда я совсем замёрзла, то увидела ветхий сарай. В нём на раскладушке сидела некрасивая девочка, обнимая плюшевого медведя.
-- Подожди, сейчас я разожгу огонь, - сказала она. - Ты согреешься. В камине затрещали поленья.
- Расскажи мне сказку.
- Какую?
- Про девочку. Как она будет большой...
- Ну слушай... Жила- была девочка. Она была некрасивая. Ей все говорили об этом. А красивой быть очень хотелось. Она жила и тихо плакала по ночам. Потом она стала большой. И влюбилась. В прекрасного принца. И однажды утром проснулась красавицей. Все полюбили её. За красоту и доброе сердце. И принц - тоже... Правда, им было нелегко, но трудности скоро кончились. Они поселились в большом доме, где в саду висит гамак. И стали жить...
- Это плохая сказка...
- Почему?
- Потому что все принцы - эгоисты. Они только себя любят и всё мечтают, что кто- то за них сделает самую трудную работу.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю. Чего ещё ждать от принцев? Когда у тебя будет дочка, не вздумай рассказывать ей, что на свете есть принцы.
- А разве их нет?
-Может и есть. Но что толку? Знаешь, ты ложись, поспи, а я пойду, погуляю. .. Я проснулась на раскладушке. Рядом сидела баба Клава.
Пошли на кухню.
Стол по-прежнему был завален украшениями.
- Ну, - сказала она. - У тебя есть пять минут. Оставляешь ожерелье?
- Слушай, - спросила я у неё ,- а у тебя что, так никто ничего и не купил? Чего их у тебя так много?
- Давай быстрей, - рассердилась баба Клава. - У тебя мало времени.
- Или у тебя? - спросила я.
И положила ожерелье на стол. Хотя оно было очень красивым...
- Ты хорошо подумала? - спросила баба Клава тоскливым голосом.
- Знаешь, ты не грусти, - сказала я ей. - Ты всё делаешь правильно.
- Почему же ничего не получается?
- Потому что ты и представить себе не можешь, на что иногда способны люди.
... На улице я купила жетон, раскрыла зонтик и пошла звонить Ольге.
Это ты? - кричала она в трубку. - Где ты была целых два дня? Я бросила своих пиявок! Приехал твой голландец, ты помнишь его? Мы едем на месяц в Голландию, у него там огромный дом в саду - он хочет, чтобы мы выткали ему гобелен во всю стену, а на нём было море. Ты слышишь меня?!
- Да, - ответила я. - Я тебя слышу.