Аннотация: Арсений признаётся маме, что он не совсем традиционной для неё ориентации! Бабушка в гневе.
МАМА, Я НАТУРАЛ!
Весна пришла в Москву поздно, и в середине апреля на улицах ещё лежал снег. С мерзотным весенним дождём он постепенно таял, но когда его оставалось совсем мало, с неба подваливало ещё.
Этим воскресным утром Арсений долго собирался с мыслями: весть, которую ему предстояло сообщить матери, была не из самых радостных, и потом, сегодня была Пасха - не известно, как мама воспримет эту информацию под давлением такого священного праздника. Он посмотрел на себя в зеркало: лицо его было опухшим, под глазами некрасиво пухли синеватые мешки - вчера он выпил слишком много воды и вот сегодня, конечно же, отёк. Арсений посмотрел на свои ногти: они показались ему чрезмерно ухоженными, поэтому он откусил по кусочку ногтя с мизинца левой руки, с указательных пальцев и ободрал кутикулу на большом пальце правой руки. Он надел растянутую хлопчатобумажную футболку, подаренную ему каким-то учтивым продавцом в "Икее", и неуверенной походкой направился на кухню. Потому вернулся, снял джинсы, надел чёрные растянутые рейтузы. "Рейтузы" - когда он был маленьким, это слово его очень забавляло.
Его мама, Людмила Викторовна, как всегда стояла у плиты - она обожала готовить, а домашние любили её стряпню. "Даже Ян любит, как она готовит", -промелькнуло у Сени в мыслях, но он потряс своей немытой головой, и все ненужные мысли разбежались.
- Мама, нам нужно поговорить, - произнес он прямо в дверях. В кухне работала вытяжка и было шумно. - Мама, нам нужно поговорить! Поговорить нам нужно.
Людмила Викторовна вынырнула из раковины и отвесила пухлую нижнюю губу: в молодости такая губа, наверное, смотрелась привлекательно, а вот в пятьдесят она стала походить на какое-то живое инородное тело.
- А? - крикнула она хриплым басом. - Чего, Сень?
- Говорю, нам поговорить надо, поговорить.
Людмила Викторовна выключила воду и вытяжку. На кухне стало заметно тише.
- Что стряслось? Что стряслось?
Она была высокой и крупной - не толстой, но вполне себе упитанной. На голове её возвышалась копна соломенных волос. Она наспех обтёрла руки цветастым полотенцем и села за стол.
- Ну что такое случилось, говори, - она дипломатически сложила руки на столе и уставилась на сына.
Сеня аккуратно пристроился напротив неё и вздохнул.
- Какие-то проблемы с Яном? Что там опять стряслось?
- Мама, - Сеня набрал побольше воздуха в лёгкие. - Я не могу больше так жить, и я хочу сказать...
- Что случилось? Вы собрались-таки поехать в Канаду?
Сеня непроизвольно выпустил весь набранный воздух.
- Ну, вам, конечно, виднее, только вот чем вы там будете заниматься? Ты дизайнер, там таких полно, Ян - инженер, может, у него как-то и получится себя пристроить. Но не будешь же ты содержанкой, а?
Арсений закрыл глаза и ещё раз глубоко вздохнул.
- В любом случае, ты знаешь, что и я, и Наташа вас поддержим. Так что смотри сам. Про отца ты и сам знаешь: ему хорошо, когда и тебе хорошо. Костя его человек тоже очень либеральный.
Сеня в третий раз набрал полные лёгкие воздуха и, наконец, выпалил:
- Мама, я гетеросексуален.
Людмила Викторовна пошатнулась. Пальцы на её крупных кистях непроизвольно задрожали, а нижняя губа отвисла ещё ниже. Сене показалось, что с ней случился микроинсульт.
- Что? - сиплый бас перешёл на фальцет шёпотом. - Что ты сказал?
- Мне надоело так жить, надоело притворяться... Я пытался - ты же сама знаешь, я с Яном уже полгода, но я понял... Это не моё. Я гетеросексуалист. Я люблю женщин.
Людмила Викторовна схватилась рукой за сердце и откинулась на спинку стула. Сеня подскочил с места и подбежал к ней:
- Мама, мама! Ты в порядке? Ты в порядке?
Людмила Викторовна закрыла глаза. Дыхание её было тяжелым, груди её поднимались, словно горы при апокалиптическом землетрясении.
- Сядь, сядь, - тихо шептала она. - И налей мне стакан воды, - она охала и ахала, сухие соломенные волосы на её голове стали ещё более спутанными. Сеня налили матери стакан воды и снова сел напротив неё.
- Не нужно только принимать это так болезненно, - начал он. - В конце концов, это ведь не конец света. Я не могу насиловать себя, я не буду счастлив таким. Я твой сын, ты должна принять меня таким, какой я есть.
Людмила Викторовна продолжала показательное выступление и правой рукой массировала левую грудь - наверное, так у неё меньше болело сердце.
- Боже, за что же такое, - запричитала она. - Значит, Наташа моя была права - ты оказался натуралом! Сынок, как же так!
Сеня закрыл глаза: он уже предвидел грядущую катастрофу, к тому же мать перешла на ругательства - "натуралом"!
- Как же ты будешь жить? Да все вокруг только и будут об этом говорить! Ты подумал о бабушке? Ты подумал об отце? Ты подумал о всех наших родственниках, в конце-то концов? Мне будет стыдно выйти из дому!
- Мама, причём тут они? Это моя жизнь - и я хочу прожить её так, как мне хочется. Я не люблю Яна, я не могу с ним спать!
- Но ведь он же прекрасный любовник! У него такие внешние данные, такая работа, такие чудесные родители! О чём ты говоришь, Сенька! Да ты, наверное, сходишь с ума! Тебя, наверное, сглазили!
Сеня замотал головой:
- Я не спорю, что Ян - замечательный человек, способный и талантливый предприниматель, за ним я как за каменной стеной! И да, - он прекрасный любовник! Но мама, я не найду с ним своего счастья, да и он со мной своего счастья не сыщет.
Людмила Викторовна подключила дополнительные аханья к своей партии и попросила Сеню накапать ей двадцать капель "Корвалола" - слишком уж невыносимо было это известие для её ранимой души.
- Сеня, - продолжила она на выдохе, заглотив рюмку лекарства. - Ты подумай, ты не принимай поспешных решений... ты...
- Мама, я уже принял все решения. Я люблю Аню.
Тут зрачки Людмилы Викторовны расширились, а нижняя губа опустилась до пола. Кот Вася мигом принялся её лизать, как будто бы это был кусок мяса.
- Как? Кто она? Как? Боже мой, да что же такое творится, зачем ты меня так мучаешь...
Тут она пустилась в проливные слёзы: она плакала и плакала, слёзы сначала текли на стол, промочили насквозь красивую скатерть, которую тётя Наташа, мамина жена, привезла из командировки в Чехию, а затем с поверхности стола стекали на пол - Сеня принялся успокаивать мать, опасаясь, что так она затопит соседей снизу - Валерия и Рому. Они были семьёй очень состоятельной, - Валера занимал высокую должность в госструктуре, писал и продвигал законы. Рома же сидел дома, но валериных доходов вполне хватало, чтобы содержать их небольшое семейство - детей у них не было, они оба были бесплодны, - в восемнадцать лет Роме удалили матку.
- Мама, успокойся! Почему ты так себя ведёшь? - негодовал Арсений. - Ты поступаешь нечестно, ты не имеешь права шантажировать меня своими чувствами и эмоциями!
- А ты имеешь право так поступать со мной? - вскрикнула Людмила Викторовна. - Ты подумал, каково будет мне? Что я скажу бабушке? Я уже не говорю, как на это посмотрит твой отец и его Костик! Ты подумал, что скажет твоя сестра Лена? - на лице её красным светом светофора светилось вселенское возмущение и горькое непонимание.
Сеня вновь вернулся на свой стул и спокойно сказал:
- Мама, я люблю Аню. Я встречаюсь с ней уже три месяца...
- Так это... она? - вновь схватилась за сердце расстроенная сенина мать. - Вот эта вот девка с твоей работы?
- Да, она, - кивнул Сеня. - Не девка, а девушка, которая будет моей женой.
Людмила Викторовна вновь закрыла глаза и захныкала.
- Ты пойми, что я её люблю, хочу иметь от неё детей.
- Да ты не понимаешь, на какие муки ты себя обрекаешь! - заверещала Людмила Викторовна. - Ты готов исполнять капризы гетеросексуальной девицы? Да ты никогда в жизни не заработаешь столько, чтобы сделать её счастливой!
- Мама, что за пещерные представления у тебя о натуралах!
- А что? Какими мы их видим? Ты посмотри, что по телевизору показывают: одна идёт в шубе, вторая катается на дорогих авто, третья просто катается на своём муже и ничего по жизни не делает! Тебе что, это надо? И потом... - замолкла она на секунду, но тут же выпалила. - Гетеросексуальные девушки иногда пахнут рыбой!
Тут Сеня не выдержал и подскочил со стула:
- Мама, мне кажется, что ты перешла все границы. Я буду с Аней, и точка, - он стукнул кулаком по столу и хотел было сказать что-то ещё, но тут Людмила Викторовна с ужасом посмотрела не его ногти:
- Боже! Ты только посмотри на свои ногти! - она схватила его за правую руку и затыкала на его обгрызыши. - Ты посмотри, до чего довела тебя эта Анька! Как только Ян ещё с тобой рядом может находиться! Вот! Вот! - подняла она указательный палец вверх. - Посмотри, как сильно он тебя любит! Голова немытая, прыщики тоналкой не замазываешь, ногти все пообргызал - любой бы уже давно от тебя ушёл! Я уже не говорю про то, как ты себя запустил - ты посмотри на своё пузо. Боже мой, а я винила соседку Риту, что она минтай кошке размораживает под вытяжкой, а это не минтай, оказывается, пахнет...
- Прекрати, мама! - взбунтовал Сеня. - Мне надоело быть вылизанным, ухоженным геем. Я хочу быть натуралом. Натуралы тоже люди!
С саркастической ухмылкой Людмила Викторовна кивала его словам:
- Конечно, тоже люди! Ты только посмотри, какая несчастная жизнь у них складывается! Да что скажет твоя бабушка! Она просто не вынесет этого! Господи, ну почему же ты не можешь быть нормальным!
- А что, гетеросексуалист - это не нормально?
- Почему ты не можешь жить так, как все?
- А что, так как все - это нормально?
Людмила Викторовна вновь пустилась в слёзы, а Сеня в эмоциях вернулся к себе в комнату. Он сидел на своём диване и смотрел на их совместную с Яном фотографию на комоде. Это была их первая заграничная поездка. Они ездили в Барселону. Ян там подарил ему обручальное кольцо, и именно там они впервые по-настоящему переспали - до этого Сене никогда не делали фистинг.
Сеня прилёг на диван, прижал к себе плюшевого мишку, которого Ян подарил ему на День Святого Валентина в прошлом году, и уставился в потолок. И почему этот мир так несправедлив? Почему все вокруг считают, что они имеют право решать, с кем он будет жить, с кем и как он будет спать, с кем он обручится, для кого он будет зарабатывать деньги, кого он будет называть "солнышком, зайчиком"? Иногда такая вселенская несправедливость наводила его на мысль о самоубийстве. Если он не сможет прожить свою жизнь так, как он захочет, то зачем тогда жить вообще?
Его мысли прервала Людмила Викторовна, которая без стука огромным ящуром прошмыгнула в комнату сына и присела возле него (одной восьмой своей пятой точки):
- Сынок, ты ведь осознаёшь, что твоей половой жизни пришёл конец? - настороженно и обречённо произнесла она. - Ты ведь понимаешь, что у Ани нет полового члена? Она ведь женщина - вместо него у неё влагалище.
Арсений вздохнул:
- Да, мама, я это знаю.
- И что? И как вы будете выкручиваться из этой ситуации? Ты что, променяешь Яна на фаллоимитатор?
- Мама, давай мы не будем обсуждать мою половую жизнь? - Сеня сел и посмотрел матери в глаза в надежде, что она услышит его. - Мама, скажи, ты же хочешь, чтобы я бы счастлив?
Людмила Викторовна готово кивнула:
- Да, сынок.
- Тогда прими меня таким, какой я есть.
- Хорошо, только пообещай, что прежде ты выполнишь одну мою просьбу, - она снова всхлипнула, и Сеня был просто не в силах отказать ей.
- Какую? - вздохнул он.
- Мы сегодня сходим к Отцу Георгию. Он даст тебе наставление.
Сеня схватился за голову руками:
- Мама, ну неужели ты не понимаешь, что никакой отец, никакой дьякон, да сам Митрополит не в силах ничего изменить! Ты пойми, что я такой, какой я есть!
- Хорошо, - смиренно прошептала Людмила Викторовна, подобрав губу. - Хорошо. Я всего лишь прошу тебя побеседовать с ним. Ты же его знаешь, он тебя крестил.
Отец Георгий проживал со своим мужем недалеко от церкви. У них было много детей, которых народили им подруги, сёстры Рита и Валентина, две машины и просторная квартира, где спокойно размещались не то, что их пятеро ребятишек, но и в принципе половина жителей района.
Людмила Викторовна знала Отца Георгия лично - он венчал отца Арсения с его мужем Константином, саму Людмилу Викторовну с её женой Натальей, и её дочь Лену с невесткой Марией. Глубоко в душе она надеялась, что этот семейный церковнослужитель обвенчает и её сына Арсения с зятем Яном. И до той Пасхи она жила этой мечтой.
Отец Георгий был невысокий, лысоватый и пузатый мужичок с аккуратными выщипанными бровями (его муж Геннадий держал салон визажистов в районе) и отманикюренными ногтями. Он выслушал Людмилу Викторовну со всей серьёзностью, почесал лысину и пообещал переговорить с Арсением, как полагается.
- Сын мой, - серьёзно и печально начал он. - Твоя мать сказала мне, что ты согрешил.
- Отец Георгий, - скромно проговорил Арсений. - Я не считаю это за грех.
- Но церковь не одобрит твоего выбора, Арсений.
- Почему?
- Потому что ты и твоя избранная рушат представления церковные о семейной жизни.
- Отец Георгий, но разве не любви и заботе учит нас церковь? Разве не понимать, оберегать, прощать и помогать учит она нас?
- Люби родителя своего, - строго прогремел Отец Георгий. - И знай, что будешь предан ты анафеме.
- О-кей, - сказал Сеня и вышел из комнаты. При выходе он снял розовые пушистые тапки и юбку, а также смыл с себя всю косметику, которую заставила нанести его мать перед походом к Отцу Георгию.
- Ну что? - с надеждой в голосе взмолилась Людмила Викторовна, когда вновь увидела Отца Георгия.
- Сестра, в семью вашу пришло горе, - тоскливо заключил он. - Ваш сын - натурал.
Людмила Викторовна вновь бросилась в слёзы, начала просить Отца Георгия, чтобы тот рассказал ей, какие молитвы надо читать на ночь, лишь бы вернуть сына на путь истинный. Отец Георгий передал ей пакет со священной косметикой и благословил её на успешное возвращение сына в мир покорных.
Вечером в их дом пришли гости: пришёл отец Арсения Михаил с мужем Константином и их маленьким йоркширским терьером Джеки (Костя как раз сшил ему новый весенний костюм - голубой, с розовыми лепестками сакуры), жена Людмилы Викторовны Наташа, - невысокая пузатая блондинка, невероятно похожая на мужчину (она работала таксисткой), сестра Сени Лена с женой Марией и их маленькой дочкой и мама Людмилы Викторовны Антонина Александровна - властная и волевая женщина, которая, не успев зайти в квартиру своей дочери, крикнула:
- Арсений, нам нужно поговорить, - она не разулась и прямиком проследовала в комнату Арсения, плотно захлопнув за собой дверь.
- У тебя что, с мозгами не в порядке? - строго отчитывала она внука, покорно сидящего перед ней на диване. - Ты понимаешь, что ты творишь? Это ж срам какой? Твоя мать с отцом что, для того тебя растили, чтобы ты с какой-то козой кончил? - шёпотом гремела она. - Как тебе не стыдно! Ян столько для тебя сделал! А сколько сделали для тебя и для нас его родители - он работяга, всё несёт тебе, будет тебе верным мужем, а ты бегаешь по девкам! Это же какой срам!
Антонина Александровна, определённо, была самой сильной и авторитетной личностью во всём семействе Федотовых, поэтому если не действовали ей средства запугивания и принуждения, или возвращения на путь истинный, то помочь не сможет уже никто. В конце своей проповеди она достала из авоськи бутылку святой воды и оросила ей комнату Арсения, диван, фотографию Арсения и Яна из Барселоны, и понурую и опухшую от гнева физиономию Арсения.
На этом спокойный и уравновешенный характер Сени не выдержал и хрустнул:
- С меня хватит! - выпалил он.
За пятнадцать минут он собрал все самые необходимые вещи в сумку от "Луи вюитонна", которую Ян подарил ему на день рождения, потом подумал немного, вытряхнул всё обратно и положил вещи в обычные пакеты из "Ашана", вызвал такси и уехал из дома.
Конечно, через неделю Людмила Викторовна успокоится, ровно как успокоится и Антонина Александровна, и вместе они позвонят Сене, чтобы сообщить, что готовы принять такого ненормального сына в свою семью.