Старик подошёл к большому шкафу, стоящему вдоль стены, и взял с полки, большой и тяжёлый фолиант. Положив его на стол посередине огромного каменного зала, старик задумался ненадолго и открыл книгу. Книга была пуста. Через некоторое время на чистом листе постепенно начали проступать записи.
"Признаком сущего являться будет лишь то чем жив человек
Его оправданность позволит сама себя искупить
И тому кто призван тому надлежит быть лишь тем кем он является -
Самим собой"
Старик внимательно прочитал проявленное и, с облегчением вздохнув, откинулся в кресле.
- Ну, вот и все, осталось добавить последний ингредиент, и работа будет завершена.... Время неумолимо в своём движении... оно уже пришло, вот потому и мы с тобой отправляемся в путь.
Старик обращался не к собеседнику, в большом каменном зале кроме него никого не было, он обращался к лежащему перед ним на столе небольшому бесцветному камню, похожим на маленький кусочек отколовшегося гранита, каких без счета валяется в скалах, острых и невзрачных. Потом старик встал, завернул камень в кусок рваной и грязной тряпки, положил свёрток в холстяной мешок, перевязал верёвкой, перекинул через плечо и вышел из зала. Он прошёл вдоль колоннады до парадных ворот, но прежде чем войти во дворец, обернулся и окинул прощальным взглядом, лежащие перед дворцом гавани и великолепные города, сады, поля до горизонта насколько хватало глаз. Вот-вот должен был осветиться горизонт первыми лучами восходящего солнца - последнего солнца для великого народа.
"Принцип существования
Есть ли то о чем мечтает человек
Кто идёт и куда - вопрос заданный мне
То есть кто идёт - что ответить
И есть ли доля того что надо назвать неизбежностью
Ему ли не знать того что уготовано мне
То есть каждого путь"
Великолепные высокие золотые двери были во всех залах дворца раскрыты настежь. Старик, сгорбившись и не торопясь, не останавливаясь, прошёл через весь дворец до тронного зала, вошёл и остановился посредине, взирая снизу на божественные исполинские фигуры царя и царицы, восседающих на тронах.
- Ты нашёл последний ингредиент? - спросила царица ледяным тоном, смотря на крохотную тёмную фигурку старика внизу у трона, её переполняло нетерпение, но позволить себе выдать своё волнение она не могла.
- Нашёл прекрасная царица - старик учтиво слегка поклонился одной головой.
- Так, где же он...? - царица встала с трона и протянула руку, в глазах её бушевали голубые молнии.
- Не торопись прекрасная царица, я сказал, что нашёл, но я не говорил, что отдам его тебе...
Не успел старик закончить фразу, как огромная голубая змея метнулась в его сторону с человеческим лицом и двумя огромными клыками, торчащими из открытой пасти. Змея вместо старика схватила пустоту, она извивалась вокруг старика, бросаясь на него все снова и снова, но каждый раз старик оставался неуязвим и, вместо него, всегда была только пустота.
- Я вижу, ты разгневана прекрасная царица, это совсем не похоже на тебя... - сказал старик с иронией в голосе, спокойно стоя, не шевелясь на одном месте и наблюдая за змеёй, которая металась вокруг него.
- Отдай камень - шипела царица, - она снова обратилась в женщину и теперь ходила по залу позади старика и с нескрываемой ненавистью погладывала на него.
- Это просто камень, прекрасная царица, даже если бы ты обладала им, ты ничего бы не получила... - старик смотрел на царя и видимо обращался к нему.
- Убей его Атлант, что же ты медлишь... - закричала царица.
Великий Атлант стоял во весь свой гигантский рост, уже занеся руку, всё замерло в ожидании удара молнии, которая не знает преград, но после непродолжительной паузы Атлант вдруг опустил руку и сел обратно на трон.
- Это не в моей власти... мы ничего не можем изменить...
- О Боги... - воздев руки к небу, завыла царица.
- Скажи, когда это произойдёт? - спросил царь, встав с трона и смотря в спину уходящего старика.
Старик молча дошёл до золотых дверей и остановился у самого порога, не поворачиваясь, тихо и спокойно сказал в пространство распахнутых дверей: "Сегодня... прощай Великий Атлант, прощай прекрасная царица, прощай великий народ Атлантиды" - и вышел из зала.
***
"Не так уж он везде осуществил своё ли вечное предназначенье
Кто дар поста тому не рад и пир горой струящийся с небес
Тому лишь пробужденье радость тому уж нет потерь
Где сам Творец тому дар свыше и нет уж сожаления о том"
Дверь немного приоткрылась, в класс вошёл мальчик лет десяти и остановился, глядя на учительницу. Та, увидев вошедшего, заулыбалась, подошла к нему и, подталкивая, слегка за плечи вывела на середину класса.
- Ребята, с этого года у нас в классе будет учиться новый ученик, зовут его Виктор - учительница подвела его к парте, за которой сидела Поля, - вот здесь твоё место ... - Виктор сел за парту и сразу притих, как будто его нет. Когда урок закончился, мальчик повернулся к Поле и, протянув ей руку, сказал: "Меня зовут Витя". Поля смерила его взглядом, но протянув руку, тихо произнесла: "Полина". Витя старательно потряс ей руку.
- У тебя родители есть? - спросил он сразу же.
- Да, - с некоторым замешательством ответила Поля, - только папа, а мамы... нету.
- Он кто?
- Он доктор наук, - сказала Поля, чуть подняв голову.
- Он врач?
- Нет... историк, - озадаченно ответила Поля
- Ты сказала доктор, значит врач - начал уточнять Витя.
- Да нет, ты не понял, он историк, а доктор наук, это потому, что он учёный, он пишет книги по истории и преподаёт в университете..., а вовсе не врач, - Поля видела, что Витя явно не понимает, о чем идёт речь и не знает кто такой доктор наук.
- Мама у тебя где?
- Мама умерла... от сердца, когда я была ещё маленькой.
- А живёшь ты где? - Витя смотрел Поле прямо в глаза, чуть прищурившись и с самым серьёзным видом.
- Как где..., с папой, - Поля была озадачена всеми этими вопросами, она посмотрела на него и заметила, что за всей серьёзностью его лица в глазах Вити светились крохотные искорки, как лукавые смешинки.
- Я уже третий год учусь в музыкальной школе на кларнете, ну, на кларнете только с этого года, мне его дали в школе, а до этого я занимался на блок-флейте, - Витя это произнёс с явной гордостью, - а ещё я пою в хоре... правда, там одни девчонки..., нас там только двое, ну это не важно....
- Ну и что, подумаешь, я тоже занимаюсь в музыкальной школе, на фортепьяно, уже пять лет, и тоже пою в хоре, мы даже в капелле выступали - Поля произнесла это с явным превосходством и пренебрежением к словам Вити.
- У тебя, когда день рождения? - Витя как будто не замечал явно не серьёзного к нему отношения.
- Ну, это ещё не скоро, только через четыре месяца, - тихо и безразлично сказала Поля отворачиваясь от него. Вдруг она почувствовала удар локтем в бок, Поля аж подскочила от неожиданности, - ты что, дурак!? - цыкнула она в негодовании.
В этот момент в класс вошла учительница, все встали, но Витя успел шепнуть: "Я приду к тебе на день рождения", "Я тебя кажется не приглашала", - также шёпотом быстро ответила Поля. Начался урок, Витя опять затих.
"Не удивит того кто стал чуть выше и не узрел
Не потому ли я попал к нему
Но мысль стремясь к Себе не так уж и страшна
Я понял мысль как миг
Не удивляясь лишь тому чему не удивляться мне дано
Но все стремятся к сущности Тебя."
Месяца через три Поля, по просьбе учительницы, относила журнал в учительскую и услышала, как одна из учительниц со вздохом сказала: "Кажется, в нашей школе появился соловей-разбойник..., не меньше".
Виктор не был злым или хулиганистым мальчиком, он был крайне бесцеремонным, причём со всеми. Носился и кричал во все горло, независимо от того, когда и где он находится, что он может помешать, играл с мальчишками в футбол стирательной резинкой прямо в коридоре школы, когда ещё шли уроки в старших классах. С пол оборота мог броситься в драку, причём не зависимо от возраста и силы противника. Всегда ходил весь растрёпанный, вся одежда набекрень, жёваная рубашка вечно отовсюду торчала. Новая школьная форма, в которой он появился в первый день, уже выглядела так, как будто ей не один год. На урок он влетал всегда весь красный, запыхавшийся от бурно проведённой перемены. Но Поле казалось, что более всех от Витьки достаётся именно ей. Обращался он к ней не иначе как, тыкая локтем в бок, причём не умышленно, а машинально, или вставал и залезал с головой к ней в тетрадь, отодвигая её руку, чтобы не заслоняла. Она старалась при этом его отпихнуть и усадить на место, приговаривая: "Делай сам, а не списывай". "У меня не получается", - сопротивляясь, и стараясь заглянуть ей в тетрадь, отвечал он. "Заниматься надо, дома", - Поля сердито на него посматривала, и Витя усаживался обратно на место и затихал.
С первого же дня Поля заметила, что Витька исподтишка под партой читает книгу, это был Жюль Верн. Для Поли это было нечто особенное, Витя сразу значительно вырос в её глазах, а он приносил и Купера, Диккенса, Гюго, Дойла, Мериме, Цвейга и другие книги, давал свободно без разговоров их ей читать. Одно было не понятно, Витька плохо учился и никогда не поднимал руку, никогда. На уроке он затихал и только слушал, о чем говорят. Каждый раз, придя в школу, он случайно узнавал, что, оказывается, задавали домашнее задание, нужно было что-то принести или сделать и так все время. Поля не вмешивалась и не мешала Витьке, они были просто соседи по парте, не более, а как он учится или себя ведёт - это его дело.
"Где край земли? Что значит я?
И правду ль я несу?
Не внемлю без ответа вам
Кто - я!
Не отрекаюсь не любя себя и отрицаю
Для красоты упрям иду
Стремясь нести к забвению порок
Через порог ступлю
К тебе приду пророк"
На день рождения Поли пришло много гостей, в основном это были родственники и близкие папины друзья, из детей была только её подруга Катя из соседней парадной, с которой Поля была знакома ещё с детского сада. Было много подарков, папа подарил замечательное концертное платье и туфли, Катя очень красивую шкатулку с зеркалом. Поля была очень нарядна в своём новом платье и чувствовала себя на празднике настоящей хозяйкой. Она исполнила для гостей на фортепиано большую сонату, которую готовила для концерта в доме композиторов и её тётя, она же и была у Поли учительницей музыки в музыкальной школе, отметила, что перед публикой Поля не тушуется, уверенное исполнение, молодец. Вечером, когда гости уже вышли из-за стола, и наступило некоторое затишье, все разбились на группы, беседовали, смеялись, Поля у себя в комнате обсуждала с Катей последние девичьи новости, раздался звонок в дверь. Через некоторое время папа заглянул к Поле и сказал несколько озадаченно: "Поля, это, кажется, к тебе пришли, выйди, пожалуйста, встречай гостя". Поля вышла в прихожую, в дверях стоял Витя, в одной руке он держал школьный портфель, в другой газетный свёрток. Поля от неожиданности опешила и даже в какой-то момент совершенно растерялась, что делать, потом с досадой, но видя, что папа из кухни видит их, чтобы не было слышно, сердито зашептала: "Ты чего пришёл, иди от сюда, тебя никто не звал". Витя растерянно стоял, не шевелясь, когда неожиданно из коридора раздался голос Полиной тёти: "А вот и запоздалый гость, проходи, Поля, что ж ты не приглашаешь молодого человека". Витя, не заставляя себя долго упрашивать, живо вошёл, положил портфель и свёрток на пол и начал стягивать пальто и шапку, раздевшись и стащив ботинки, он поднял с пола портфель и свёрток и посмотрел на женщину, а та, слегка подталкивая его за плечи, улыбаясь и покачивая головой, провела в гостиную. Поля понура плелась сзади и смотрела на неряшливую школьную форму, болтающиеся носки на ногах, опять он был весь взмокший и красный, потому что, видимо, нёсся по улице и лестнице, ей было стыдно, и она вообще не понимала, как себя вести и что делать. Войдя в зал Витя огляделся и, обращаясь ко всем присутствующим громко поздоровался, сразу стихло и все смотрели на него: "Здравствуйте молодой человек, кто вы и как вас зовут?", - прозвучал чей-то насмешливый голос. "Меня зовут Виктор... я учусь с Полей в одном классе...". Поля никогда не видела Витю таким серьёзным, он положил портфель на пол, развернул газетный свёрток и вынул оттуда небольшой мятый букетик цветов, подошёл к Поле, протянул цветы и громко сказал: "Это тебе Поля, поздравляю с днём рождения", Поля, не глядя на Витю протянула руку и взяла цветы: "Спасибо", - еле слышно и потупившись произнесла она. Витя торопливо, и суетясь, вдруг сел на колени раскрыл портфель и достал смятый сложенный пополам лист нотной бумаги, протянул его Поле: "Это подарок тебе", "Что это?", - раскрыв ноты и глядя на нарисованные ручкой каракули, спросила Поля. "Это песня, ты будешь играть, а я спою её для тебя". Поля оторопело смотрела в ноты, потом на папу.
- Так, очень интересно, это переложение для голоса и фортепиано, послушаем, ... Виктор, а ты не будешь возражать, если мы с Полей будем аккомпанировать в четыре руки? - взяв ноты у Поли и внимательно глядя в них, спросила женщина.
- Пожалуйста, я не против, - встав рядом с пианино, согласился Витя.
Все гости собрались в зале, и происходящая сцена явно забавляла присутствующих. Поставили второй стул, тётя с Полей пошушукались, согласовывая партии, и когда все были готовы учительница высоко подняла голову и, встретившись взглядом с Витей, кивнув ему, заиграла. Проиграли вступление, и Витя запел. Он пел по-настоящему красивым, сильным, чистым и хорошо поставленным высоким голосом и не как поют дети, а как поют опытные и понимающие музыку взрослые:
Полюшко, поле,
Полюшко, широко поле,
Едут по полю герои,
Эх, да Красной Армии герои.
Девушки плачут,
Девушкам сегодня грустно.
Милый, ты надолго уехал,
Эх, да милый в армию уехал.
Девушки, гляньте,
Гляньте на дорогу нашу,
Эх, вьётся да дальняя дорожка,
Эх, да развеселяя дорога.
Девушки, гляньте,
Мы с врагом войну вести готовы
Наши да кони быстроходны,
Эх, да наши шашки, пики остры.
Полюшко, поле,
Полюшко, широко поле,
Едут да по полю герои,
Эх, да Красной Армии герои.
Пусть же в станице
Дружная кипит, кипит работа
Мы - дозорные сегодня,
Эх, да мы сегодня часовые.
Девушки, гляньте,
Девушки, утрите слезы.
Пусть сильнее грянет песня,
Эх, да боевая наша песня!
Полюшко, поле,
Полюшко, широко поле,
Едут по полю герои,
Эх, да Красной Армии герои.
Полюшко, поле,
Полюшко, широко поле...
Со второго куплета женщина присоединилась к голосу Вити своим красивым, благородным, низким, грудным голосом и Витя, услышав, как бы оперся об него, стал более свободен, раскован. Так вот дуэтом под аккомпанемент они допели песню до конца.
Им хлопали, кто-то крикнул - Браво! многие подходили и пожимали руку Вите, благодарили его. Потом его усадили за стол, наложили в тарелку всякой еды, и все стали потихоньку прощаться и расходиться.
- Витя, а кто тебе помогал сделать переложение? - спросила женщина, сидя напротив него и наблюдая, как он ест.
- Никто, я сам... там, наверное, есть ошибки, но учительница сольфеджио заболела, и я не успел ей показать, - Витя говорил, не отвлекаясь от еды с набитым ртом.
- Да, пожалуй, там есть некоторые неточности, а откуда ты взял эту песню? - женщина внимательно смотрела на Витю без намёка на улыбку, видно было, что для неё это серьёзный вопрос.
- С пластинки, там какой-то мужской хор её пел, а слова нашёл в школьной библиотеке, сборник есть такой песен.
- Видимо хор Александрова, а почему ты выбрал тональность именно до минор, там же на пластинке другая?
- Не знаю..., так получилось... - Витя отвечал, не глядя ни на что и ни на кого кроме еды, автоматом.
- Виктор, а где ты живёшь, кто твои родители? - женщина, прищурившись, внимательно смотрела на него.
- У меня нет родителей, я в детдоме живу, - также на автомате ответил Витя, запихивая пальцами в рот очередной кусок торта.
В зале на некоторое время повисла напряжённая тишина. Папа Поли сидел в углу гостиной в кресле и наблюдал всю сцену оттуда, только обмениваясь короткими взглядами с женщиной, которая иногда посматривала в его сторону.
- Ну, что ж, должна отметить, что это очень серьёзная работа, пожалуй не часто можно встретить людей способных на такое, ты большой молодец Виктор. Собираешься, стать музыкантом? - она, облокотившись о стол локтем, и подперев подбородок, смотрела как Витя, наевшись, откинулся на спинку стула и с некоторой рассеянностью смотрит в окно, у которого сидел в кресле отец Поли.
- Нет, музыкантом я не буду, я стану биохимиком и учёным, - кивнув, с убеждением заключил Витя.
После дня рождения в доме Поли на несколько дней воцарилась какая-то неопределённость, напряжённая тишина, папа ходил задумчивый и почти не разговаривал с Полей. С Витей Поля тоже не разговаривала и даже не смотрела в его сторону, а он и не лез к ней, замкнувшись в себе и что-то читая. Правда Поля быстренько заглянула на обложку, когда Вити не было, это была книга "Девяносто третий год" Гюго.
"За что наказан был - зато мне мысль дана
Ему бы силы дать а не отнять того что нет
Богатства нет - не быть пророчит он
И прожит ты и смерть тебя постигнет
И нищеты порок - порочен ты?
И нет тебе друзей"
Жизнь Поли значительно отличалась от подавляющего большинства детей в школе и, хотя она училась в привилегированной школе, где учились дети высокопоставленных и обеспеченных родителей не многие могли себе позволить то, что для Поли было естественным и обыденным. Они с папой занимали два верхних этажа и часть крыши в новом современном доме с видом на озера. У них работали две домработницы, рабочий, охранники, няня и два шофёра для папы и Поли. В дом, где жила Поля невозможно было войти без предварительного согласования со службой безопасности, и потому каким образом прошёл Витя, оставалось загадкой. Полю всегда отвозил и привозил на машине шофёр в сопровождении няни и личного охранника, куда бы она не отправлялась: в школу, гулять в парк, театр, кино или музыкалку и охранник мог запретить Поле куда-нибудь пойти, если считал, что там ей не безопасно, не поддаваясь ни на какие уговоры и обещания. Полю это очень огорчало и тяготило. У неё была единственная подруга Катя, с которой Поля могла свободно общаться у себя дома, а самой Поле запрещено было ходить к кому ни будь. Папа часто и надолго уезжал в командировки, и Поля редко видела его, она привыкла быть одна.
И вот вечером, недели через две, после дня рождения папа вошёл к Поле в комнату и, помявшись, в нерешительности у двери спросил: "Поля нам надо поговорить, ты можешь уделить мне время?"
Поля лежала на диване и читала книгу, отложив её не закрывая, она села, удивлённо глядя на папу. Папа подошёл и сел рядом на диван, сгорбившись, он локтями упёрся в колени, сцепив руки в замок и ёрзая на месте, не знал с чего начать. Потом откинулся на спинку дивана и машинально взял книгу, которую читала до этого Поля.
- Что читаешь, если не секрет, - взглянув на обложку, вслух прочитал: "Отверженные", - папа удивлённо смотрел на страницу, на которой остановилась Поля как раз там, где Козетта стоит перед витриной с куклой, - а тебе не рановато читать такие книги, где ты её взяла?
- Витя дал почитать, - еле слышно произнесла Поля, осеклась и покраснела. Поля замкнулась в себя, ей почему-то было стыдно, что папа видел эту книгу, как будто он застал её за чем-то личным, очень внутренним, принадлежащее только ей одной, а не для всех. Ей очень хотелось, чтобы никто не знал, что она читает, но теперь папа знает...
- Витя..., ну да, конечно..., я собственно и хотел поговорить о нем. Понимаешь... я видел, как ты хотела выгнать его, он, что тебя так сильно раздражает или... как это... досаждает тебе? Тебе было стыдно за него, что он, честно говоря, охламон..., да?
- Да... - у Поли в горле стоял комок.
- Ну да он охламон, что с этим поделаешь. А ещё он прямолинеен, бесцеремонен, да... и носится, сломя голову, шумный.... Все это так Поля, он именно такой, какой есть.
Папа помолчал какое-то время, глубоко задумавшись, он видимо забыл, что разговаривает с девочкой, он разговаривал с ней, как с взрослым понимающим человеком.
- Понимаешь Поля..., вот он принёс тебе цветы, небольшой помятый букет и заметь, букет, надо признать, очень красивый и немало стоит. А где он взял его? Кто ему его дал? - папа был погружен глубоко в себя и разговаривал уже сам с собой, но Поля, насупившись, его внимательно слушала, она видела таким папу первый раз. - Он купил цветы на свои деньги, он их заработал... на почте... по вечерам, помогал разносить телеграммы, письма, сортировал газеты... и заработал ровно столько, сколько стоит букет, который он для тебя выбрал. Не украл, не выпросил..., а заработал своим трудом!
Папа повернулся к Поле, видимо вспомнив о её присутствии.
- Я был у вас в школе и разговаривал с классным руководителем, так вот она мне рассказала очень много интересного о нем, например, один эпизод, очень характерный для Вити. Ты помнишь в начале года тебе один балбес пятиклассник порвал ручку на портфеле, так Витя прохода тому мальчишке не дал, в течении нескольких дней он без конца нападал на него и выбивал у того портфель из рук, пока и у того ручка не порвалась на портфеле и сразу прекратил. Они несколько раз дрались, пришли жаловаться родители и тогда у завуча выяснилось, что с тем мальчишкой все боялись связываться, потому что он обижал только младших. Можно конечно сказать, что это мальчишество, стоит ли на это обращать внимание, придавать всему этому хоть какое-нибудь значение...? Да..., а на что надо обращать внимание, если не на это? Что имеет значение? - Папа помолчал в задумчивости немного, - когда он запел, я как будто снова стал студентом, я ведь тоже первую свою научную публикацию посвятил нашей маме. Мы с ней тогда только познакомились, но я ей посвятил самое ценное, что у меня было - свою работу, свою первую самостоятельную работу - своё достижение. Знаешь Поля, такие люди, как Витя, очень большая редкость, если рядом с тобой оказался в жизни такой человек, значит, в тебе есть что-то значимое, истинное, что-то настоящее..., - папа как-то неожиданно погрустнел, покачал головой, - они никогда не ошибаются, никогда, - и с сожалением закончил, - они не могут ошибаться.
На следующий день Поля в школе была как в воду опущенная, сидела, ни на кого не обращая внимания, потупив глаза, никуда не выходя за партой, и теребила в руках носовой платок. Когда уроки закончились, и все уже выходили из класса Поля, вдруг покраснев, очень тихо и не поднимая глаз, произнесла: "Витя... знаешь... я...", она не знала, чего ещё сказать и готова была расплакаться, просто сидела и молчала, глядя в платок. Толчок локтя в бок заставил её повернуть голову, Витька, повернувшись к ней, смотрел ей в глаза и протягивал руку: "Друзья!", Поля подала ему свою руку: "Друзья!", Витька её старательно потряс.
"Мне ли не узнать всю тщетность сил
Стремленье ввысь как помыслы к Тебе
Не ты ль спросил о доле смерти
Постиг тебя свет жизнь отняв
Материя пусть будет для людей
А Ты все потерял себя познав"
***
Рано утром, когда солнце только-только своими первыми лучами осветило горизонт в село на берегу небольшого лесного заболоченного озера, где в совсем старых избушках доживают свой век несколько стариков, вошёл старик, сгорбленный, в темно серой поношенной одежде и с холстяным мешком за плечом. Дошёл до середины села и остановился, постоял некоторое время, а потом подошёл и сел на брёвнышко, лежащее у изгороди и сидит, будто ждёт кого. Солнце поднялось, а он сидит, не уходит. Люди посматривают в окошки, мол, чужой человек в селе. Старики вышли, неподалёку присели на брёвнышках, искоса поглядывают на пришлого, да переговариваются в полголоса про себя, а тот сидит не шевелясь. Потом вдруг как очнулся, встал, подошёл к старикам.
- Добрый день. Разрешите, я здесь с вами посижу, узнать кое-что хочу? - старик смотрел, прищурившись, и улыбаясь одними глазами.
- Добрый день, да садись, конечно, - неожиданно, когда старик подошёл все, как-то начали волноваться, все разом говорить, перебивая друг друга, - куда путь держишь, если не секрет, откуда идёшь, как звать?
- Думаю, что уже пришёл, вот хочу здесь обосноваться, позволите? А зовите меня просто Тимофеем.
- Да живи, если хочешь, занимай любую избу, вон стоят брошенные. - Старики подивились, но со стороны поглядывают, что за странный человек пришёл. - Места у нас совсем гиблые: болота, непроходимые леса, камни, полумрак. Чем живём? - да огород, ставим силки, грибы, ягоды, ловим рыбу помаленьку.
Старик поблагодарил, избу занял одинокую, в стороне от села в лесочке неподалёку от озера. Расчистил пространство вокруг дома, затеял несколько небольших огородов, смастерил лодку. Старики смотрят со стороны удивляются, но согласились, что правильный человек пришёл. А старик в свободное от работы время все расспрашивал: где какие колодцы были, дороги, где стояли в округе ещё деревни, с чем связаны названия мест, в своё время..., любопытный старик оказался. Подолгу пропадал в лесу, а потом, как-то вечером приходит и говорит: вижу, что в своё время давно здесь была естественная система озёр, соединённая единой сетью рек и ручьёв, русла хорошо сохранились, но они завалены и если старики разрешат, то он хотел бы восстановить естественную систему тока воды. Старики только пожали плечами, мол, делай, как знаешь, хорошее дело затеял, только как одному, но чем можем, пособим. Через некоторое время пошла вода, реки и озера пришли в единое движение, болота ушли, освободив большие пространства лугов, открылись заросшие дороги между селениями, к тому же, как выяснилось в своё время мощённые камнем. Завели скот, птицу, полно рыбы, зверья. Стали приходить и селиться люди, появились дети. Сельские дети очень любили старика, помогают ему во всем, как могут, а он им игрушки мастерит, грамоте обучает, сказки рассказывает да в житейской премудрости наставляет. И вот через несколько лет старик попросил односельчан пособить ему в строительстве нового дома, а то его совсем развалился от старости. Всем миром поставили просторный дом, который простоит лет двести-триста не меньше, а возможно и больше. Так вот они и живут.
Как-то утром сидит старик возле дома, мастерит что-то, а мимо идёт в лес с ружьём охотник... старик, как бы, между прочим, говорит: "Не ходи сейчас в лес", - "Почему это?", - спрашивает охотник. "Не надо сейчас человеку ходить в лес, не время, подожди, когда можно будет". Помялся охотник, но понимал - этот человек знает, что говорит, потому развернулся и пошёл домой.
Пошла молва о селе во все края, что, мол, живут там люди счастливо, ни о чем не тужат, потому стали приходить из дальних мест посмотреть, расспросить. Пожалуйста, смотрите, чем можем, пособим и рассказывают: так у нас старший есть, Тимофеем зовут, он знает где, когда и что сеять, сажать, собирать, когда косить, какие года будут урожайные, а какие нет, грамотой владеет, лечит людей и животных. А самое главное знания свои людям передаёт, у нас уже многие овладели его знаниями, разными искусствами, ремёслами... так миром и живём.
***
"И ты что здесь живёшь все смотришь на меня
Не ты ли сразу стал немым
Иль тот кто будет нем и прям
Меня ты стерпишь для свободы
Слова пришедшие извне меня хотят узреть
Но ты не верь им
Не все на свете плод и разум
Ещё есть истина одна
Она дана тебе - Ты смертный!"
Прошло четыре года, за это время у Вити помимо увлечения книгами появилась страсть к музыке, исключительно классической, но особенно он увлёкся старинной музыкой. Он все время приносил в школу различные ноты, книги и на уроке или на перемене сидел и старательно их переписывал для себя, как правило, сидя один на задней парте. Учителя настолько привыкли к его поведению, поступкам, что сквозь пальцы смотрели на все его выходки: "Пусть делает, что хочет, лишь бы не мешал", - сказала как-то классная руководитель.
В конце октября, Витя подсел на перемене к Поли и возбуждённо начал рассказывать, как они вчера с Андреем ходили в филармонию слушать вторую симфонию Чайковского, притом активно показывая звучание руками. "Ты бы только слышала, что там за четвёртая часть, это же ликование, единая радость бытия, и представляешь в основе ведь самая простая песня, вот оно настоящее, где все просто, незатейливо и в тоже время грандиозно!" Поля любила и понимала классическую музыку, но не настолько, чтобы разбираться в том, как вчера, например, звучала валторна или первый кларнет во второй части и сравнивать его с другими исполнениями, в том числе с первой редакцией симфонии, запись которого он слышал у Андрея.
- Ты сегодня на игру придёшь..., сегодня в три?", - когда прозвенел звонок на урок и уже вставая, спросил Витя.
- Приду, - безразлично кивнув, согласилась Поля, - а где?
- Там, за заводом на берегу, при выезде, мы там ещё весной играли, помнишь...?"
- Да помню, хорошо приду.
"Душа стремится ввысь к свободе
В безличие своём найдёт покой она на месте
И радость бытия не омрачит тот вечный ей покой
В величие она себя постигнет
И не увидят здесь ни слезы пот и стон
И нет здесь радости лишь заточенье
И я пленён полётом не увидев сон"
В школе один из учителей физкультуры бывший известный футболист параллельно вёл футбольную секцию, и Витя, со своим другом Андреем, играли за школу. Андрей был старше на три года Вити и Поли, он одинаково хорошо мог играть и в нападении, и в полузащите, но вынужден был стоять в воротах, потому что лучше вратаря, чем он было не найти. Андрей был очень тихим и стеснительным, всегда независимо от того, с кем он шёл и куда, он шёл сзади чуть поодаль, всегда в помещение заходил последним, ни с кем никогда не спорил и даже если был не согласен с собеседником, ограничивался восклицанием: "Да, конечно я вас понял". Учитель истории как-то на уроке упомянула Андрея, сказав задумчиво: "У меня за многолетнюю практику никогда не было такого ученика". Что она имела в виду? А потом добавила: "Я один раз ради эксперимента на уроке спрашиваю, кто готов отвечать и задаю вопрос по теме, которую мы только через полгода должны по программе изучать, а Андрей, как ни в чем не бывало, поднимает руку и отвечает так, как если бы мы только вчера эту тему разбирали. У меня даже сложилось впечатление, что он и не заметил подвоха". Андрей жил вдвоём с мамой, отец у него в своё время, известный музыкант, умер, когда Андрею исполнилось десять лет. Старинный приятель отца пригласил Андрея учиться в музыкальной школе, где тот преподавал, на инструменте отца - фаготе. У этого же педагога в музыкальной школе учился и Витя.
Андрей не мог припомнить, когда он подружился с Витей, это вышло как-то не заметно, само собой. Было такое ощущения, что они всегда были знакомы, хотя он и помнил их самую первую беседу в школьной столовой. После уроков Андрей решил пообедать в школе, а не идти домой перед футбольной тренировкой. Он сидел в столовой и читал Богомолова, когда к его столику, не спрашивая разрешения, сел с тарелкой супа Витя. Витю знали все, шумный не опрятный мальчишка из детдома, всегда для всех от него было одно беспокойство. Но Андрея он не раздражал, как многих, наоборот, Андрей, наблюдая за Витей, отмечал в нем внутреннюю собранность, вдумчивость и самое главное самостоятельность. Всегда сдержанный, молчаливый, скорее склонный наблюдать за происходящими перед ним событиями, чем быть их участником, Андрей, всегда для себя отмечал, как Витя на поле во время игры или тренировки младшей группы, всем подсказывает, старается помочь и, что больше всего поражало, так это то, что все свои усилия Витя отдавал команде, не для себя играл, а старался именно чтобы команда играла слаженно, умно. Он сразу для себя отметил, что Витя, ни с кем не ругаясь, никого не заставляя, а только своим отношением, самоотдачей, пониманием, в сущности, управляет всей игрой на поле. Наблюдая за ним, Андрей пришёл к выводу, что тот непогодам умён, и если отбросить из внимания его возраст, импульсивность, дурашливость, что для всех сразу бросается в глаза, то Витя представал тогда чрезвычайно интересным и умным человеком. И сейчас он обращался к Андрею, хотя они ни разу до этого не разговаривали, так как будто они не просто знакомы, а друзья и уже давно: "Привет Андрей, я теперь тоже в вашей команде играю за школу, меня тренер на правый фланг поставил, говорит, что я быстрее всех бегаю и хорошо веду мяч".
"Ну что ж природа наконец вошла в свои владенья
А ты лишь тот к кому я обращаюсь
Пойдёшь туда где имени твоё и сын твой ждёт
Себя прими и брат мой примет о том что имя говорит"
Андрей оторвался от чтения, удивлённый таким бесцеремонным и простым к нему обращением.
- Я тоже читал это, даже два раза, - Витя мельком только взглянул на книгу в руках Андрея, но узнал её.
- Читал? И что же ты в ней понял? - Андрей был несколько заинтригован, он почему-то не сомневался, что Витя читает подобные книги и Андрею стало очень интересно услышать его мнение.
Витя, не отвечая, быстро доел суп и рванул за вторым. Вернувшись, он с набитым ртом начал объяснять: "Вот смотри, для того, чтобы хорошо играть в футбол на уровне мастеров сколько надо тренироваться и играть - много лет. Или любое занятие, какое хочешь, возьми, сколько надо учиться и заниматься, а потом ещё работать, чтобы стать хорошим агрономом, инженером, музыкантом? Тоже много лет. Ничему невозможно научиться сразу, мгновенно..., раз и стал. Кто-то медленнее, кто-то быстрее научится, но никогда сразу. И вот в книге, там каждый жил своей мирной жизнью, один там овощи выращивал, другой историей занимался. Да вообще совсем не важно, чем они там занимались до войны и вдруг раз и сразу надо стать военным. А потом раз и они вдруг уже стали спецподразделением высшего уровня по борьбе с диверсантами. У них не было времени проходить всякие длительные школы подготовки, переподготовки и прочее, а все дело в том, что именно сразу, раз и все оказались в такой ситуации, где нужно было применять навыки по борьбе с диверсантами на самом высшем уровне, потому я и понял - они в мирное время работали и жили так, что просто применили те навыки и знания, каким овладели на своей работе в мирное время. Они и воевали также, дело не в том, чем ты занимаешься, а как ты к этому относишься, потенциал человека может раскрыться в самой неожиданной форме по мере необходимости в нем или в создавшихся обстоятельствах, то есть, сразу проявится. Не в выбранной профессии дело, совсем не в этом. Ведь понимаешь, они же не вора рецидивиста ищут, который там украл что-то. Нет, здесь война, представляешь какое отношение у этих троих к возможной своей ошибке? Какой меркой они оценивают каждое своё решение, если не получилось обезвредить..., что их там поругают, расстреляют или что можно сделать... - ничего! Они не диверсантов обезвреживали, а победу добывали на месте своими руками. План любой компании, какой угодно, наступления там всякие, маневры или спецоперации могут быть только задуманы и исполнены теми, кто это своими руками может выполнить..., ты понимаешь насколько это все меняет, если на войну смотреть так..., не маршалы, генералы или стратеги имеют главное значение на войне, а кто непосредственно будет воевать: стрелять, искать и обезвреживать диверсантов, добывать сведения, уничтожать противника и все так. Это они решают, как победить врага, не командир, а рядовой и не военный, а мирный, обычный человек в военное время, ставший на время - военным! Вот что я думаю об этой книге.
Витя доел компот и сидел рассеянно глядя в окно.
- Да, я согласен с тобой, я тоже думаю про это, и даже пришёл к выводу, что там по сути две войны описаны..., как это ни странно прозвучит, - Андрей волновался, Витя рассказывал, то, что ему тоже было очевидно, точнее, что он предполагал, как очевидное, но не был уверен, а Витя тоже видит эти вещи - важные и необходимые для понимания.
"К тому же придёт вослед основа
Что не может быть понято
Ты миры создаёшь
Что принято в том лучезарном Бытие
Что и так вне сознания"
- Как это две войны, объясни? - Витя сосредоточенно смотрел на Андрея.
- Видишь в книге описано противостояние русских против русских, это первая война и там говорится, что не с наступлением врага эта война началась, а непримиримые противоречия внутри нашего общества существуют уже давно, очень давно, а враг только использует их в своих интересах. Получается, что внутренний враг и внешний враг объединились, вот с кем воюют эти трое. Но против кого, почему здесь не может быть мирного договора, соглашения, а только одно должно или даже может остаться? Здесь самое главное это понять сущность самого противостояния, на чем оно основано, почему оно могло возникнуть? Что вдруг происходит с людьми, что они готовы убить друг друга, хотя при этом могут быть братьями или отец с сыном, ну и вообще, что вдруг случилось?
- Нет согласия! Чувствуешь, в слове есть два значения: я не согласен или нет согласия между людьми. У людей пропало чувство единения на основе согласия, люди не знают, что это такое и просто подставляют придуманные значения, сами для себя оправдываются. Вот идут диверсанты на свою же Родину, помогать врагу, у которого одна задача, уничтожить здесь все живое. Они что не понимают, что они делают? Вот в том-то и ответ, что не понимают!
- Не понимают? - Андрей озадаченно смотрел на Витю, - ты знаешь мне не приходило это в голову, я всегда считал, что они отстаивают свои убеждения, борются за Родину, пусть по-своему, но за Родину, а ты сейчас сказал, что у них нет, получается Родины, они именно уничтожать её идут, чтобы и памяти не осталось, чтобы забыли о том, что она есть или была? Ты это сказал? Но ведь тогда и не люди они вовсе, а только с виду похожи. Ведь это так страшно, - Андрей смотрел на Витю с испугом.
"Мудро терпение бытия
Есть одно из первооснов видения
Обезличенное видение есть понимание
Но тому кому в уста вложено истина бытие не имеет иного имени как мудрость
Овладевает истиной и она излучает свет на все познаваемые сущности
И тому лишь дано кто её ищет"
Андрей по вечерам дома, сидя у себя один в комнате пытался воспроизвести в словах то, что он услышал, но не звуки или образы, а скорее это были несвязанные отдельные зарисовки единой картины. Он интуитивно видел её, и деталь за деталью постепенно наносил, увиденное, на холст своей книги. Он её ещё не написал, пока он просто зарисовывал словами отдельные фрагменты, которые потом со временем приобретут законченную картину.
После бесед с Витей Андрей заносил свои мысли в большую тетрадь, которая со временем должна была стать основой его будущей книги.
Из тетради Андрея:
"Звучание Баха по вечерам, до суеты ему нет дела, да и мне не больно нужно, чтоб думали и обо мне так же.
Но силы покинули меня в день, когда все смолкло и мне стало довольно скучно, не объяснишь сейчас это, да и надо ли. Я вырос и превозмог себя по духу и мыслям. Так разве так продолжать, когда нет уже свежести в идеях. Все попрала суета, и суета все превозмогла.
Слушая его я, как бы видел расстояние до него. Тянусь и пытаюсь сосредоточиться или, точнее, мысли, слушая, боюсь отпустить, понимая, что мысли только и могут возникнуть, слушая его.
Звучала флейта и картина, написанная кистью, маслом, по холсту, плохо натянутому, но чрезвычайно дорогому. Впервые покрывало холст то масло, которое придаёт этому миру тонкость и хрупкость ..., беззащитность. Ведь дуновение ветра можно написать, потому, что можно увидеть или представить. А себя?! Как можно изобразить себя, если даже с трудом представляешь образ, ведь я могу только передать какое-то движение. Не его я изображаю, а себя вижу в этом движение. Это именно то, что искал мой разум, вдохновлённый только общением. И, запыхавшись, бегом от суеты, успеваю подумать о нем, о его звуке - будто услышал флейту на остановке в метро. А разве флейта не будет звучать, когда звук колёс - уже музыка холста и, разговор с маслом обретает образ его звучания - когда я его слушаю!
Поспешные выводы скорее напоминают заупокойный марш с триумфом и фанфарами, обращёнными ко мне лицами вполоборота. Приподняв руку и туман вот-вот поднимется откуда-то сверху. Он уходит вперёд по коридору, как по улице. Там вечер и там ещё не рассветало".