Эту женщину назвать матерью-одиночкой язык не поворачивается. Есть что-то неуловимо-унизительное в этом "мать-одиночка", какая-то неполноценность, требующая жалости, а не сострадания или соучастия. Не мать-одиночка она, а мать-героиня. Хотя детей у нее только двое, а не трое, как положено героиням.
Я не слышала, чтобы она жалилась на свою судьбу, проклинала жизнь или обстоятельства, превратившие эту жизнь в тяжелую пахоту, в бесконечную страду без праздников и выходных. Всего две тысячи зарабатываю? Ну и что теперь? Помогают же родители, дай Бог им здоровья, и сестры. Есть у детей все, что необходимо. Мясо есть, овощи-фрукты едят, йогуртами, сладостями тоже балую. Без этого никак, дети ведь.
Одиннадцать лет мальчику и два с половиной годика дочке. Маленькой пока ничего особенного не нужно, книжечки яркие, игрушки развивающие да кое-чего из одежды. А вот сын уже требует больших финансовых вложений. Школьная форма, спортивная форма, хорошая обувь, приличный портфель, модная стрижка. Не надо нам никаких комплексов лишних, пусть будет не хуже, чем у других. Спортом занимается сынок, футболом. Мяч хороший кожаный стоит, как целая зарплата. Надо как-то изворотиться, а мяч купить. Ну, маме придется в старой куртке зиму пережить, не беда. А спорт - это сила. Чтобы времени на пустые забавы и тяжелые мысли не оставалось у мальчика. У сына, у первенца. Чтобы назло папе вырос умным, сильным и добрым человеком.
Папа есть. Но только номинально. Ему самому мамку надо приставить, чтобы, как малыша от соски, от бутылки отлучать. От соски-то оторвать можно. Водка дороже. Дороже семьи, дороже детей, дороже любви. Преданные детские глаза, несмелый поцелуй дочки с утра, открытки к празднику "Любимому папе" (все еще любимому, как ни странно) - ничто, по сравнению с первыми пятьюдесятью граммами, обжигающими горло и придающими давно уже утраченную самоуверенность и значимость. Со следующими порциями просыпается храбрость. Орать матом на детей, бить женщину, крушить мебель - вот она, храбрость алкоголика.
Уйти от папы невозможно. Все четверо прописаны в общежитской комнате три на пять метров. И папе уйти некуда. Приходится жить вместе, общим житьем. Приходится учить уроки под грохот боевиков, приходится терпеть абсолютно незаслуженные унижения. Кто поможет? Милиция заявила: "Бьет он вас? А как докажете? Не убил ведь еще!" Кого бережет моя милиция?
"Ничего, прорвемся, - говорит женщина, - были бы дети здоровы". Готовит им обеды и ужины, старается, чтобы еда была не только полезной, но и вкусной, а иногда даже и интересной. Готовит с сыном уроки до поздней ночи, нельзя, чтобы оставались пробелы в знаниях. Заставляет его читать добрые книжки и объясняет своими, простыми материнскими словами, коли что-то непонятно. Сын порой недосыпает, но в школу идет с удовольствием, не придется краснеть перед учителями. А еще поет с дочерью песенки про белые кораблики, про маму любимую, про Антошку, читает ей стихи, танцует под магнитофон, играет в детское домино. И любуются детьми, и гордится, когда они играют дружно в футбол, причем младшая пытается не отставать от старшего в силе удара и в меткости (не одна кружка уже пала жертвой точных попаданий), строят дома и города из конструктора или спят, обнявшись. Два самых родных ее существа. Ей приятно, когда они скучают друг без друга и без нее.
Женщина растит детей. Лечит, когда болеют, помогает, когда без нее не справляются, ругает, когда не понимают и не слушаются, обнимает и ласкает, когда на душе тепло и светло. И плачет одна, когда совсем уж невмоготу. Она ведь всего-навсего женщина. Тридцати с небольшим лет.
Женщина растит детей. Отдавая им все и всю себя без остатка. Не жалея сил, времени, теплоты. Не жалуясь. Находя многие и многие поводы для радости и пытаясь обойти стороной глухое отчаяние.
Женщина растит детей. Она не мать-одиночка. Она мать-героиня, хотя о геройстве и не задумывается. Если честно, я ей завидую. По-хорошему. По-белому.