Фатеева Людмила Юрьевна : другие произведения.

Меченая Шкурка и Homo Preservativusы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.29*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Заключительный эпизод операции "ТриПсих". Вместо послесловия - "О пользе и вреде рапортов" .

  Версия beta
  
  МЕЧЕНАЯ ШКУРКА И HOMO PRESERVATIVUSы
  
  "Я, ты, он, она -
  вместе целая страна,
  вместе дружная семья"...
  (Из песни. Слова не выкинешь)
  
  "Озаренье, озаренье - вот он, счастья миг.
  Начинаются природы чудеса".
  (Шура Сэй, "Озаренье", из спетых песен)
  
  1.
  
  У Леши была странная кличка - Тощий. Сам невысокого росточка, просто гном какой-то, необъятен в талии, если таковую на нем вообще можно найти. Не ходил - катился, как бочка с бетоном, наедет - растопчет. Тот, кто назвал его Тощим, давно уже отдыхает на другом свете. И не потому, что Леша обиделся на кличку. Бизнес - есть бизнес. И какой бы ты ни был хороший человек, никто не возьмется тебя застраховать, если твои дела пересекаются с криминалом. Тут иди хоть параллельно, хоть перпендикулярно. Ничто не поможет. Просто Тощий вовремя позаботился изничтожить школьного друга и компаньона первым - какие могут быть личные счеты? Иногда, даже с умилением вспоминал, как по молодости вместе пиво пили, да тайком от родителей резиновыми подругами иногда менялись.
  
  Вообще-то по натуре Леша был добряк. На круглом кошачьем лице - неизменно лениво-благодушное выражение. Спортивный костюмчик времен молодости его бабушки. Пальтишко от фабрики "Рассвет". Сонный взгляд рыжих глаз под рыжими же ресницами.
  
  Когда Леша катился по улице, никто не шарахался от него, не посылал вслед проклятия. Скромный рыжий толстячок в спортивном трико с обвисшими коленками. Он подходил к желтой, уже задравшей от истощения зад, "корове" с молоком, деликатно вламываясь в очередь. Вежливо теснил ближайшую в очереди бабку.
  
  - Ну-ка, ну-ка, бабуля, дай нюхнуть. Неужели прокисло? Семилапатинское - со стронцием? Или местное - с бериллием? - он озабоченно наклонялся к кранику, подсовывал трехлитровую банку. Продавщица наливала до самых краев. Леша снова внюхивался в белейшее молоко. - Нет, вроде нормально. Можете покупать, - дружески извещал он волнующихся меж собой очередников - вдруг молока не хватит. И удалялся, любовно прижимая банку к груди пухлыми ручками. Как ни странно, но на Тощего очередь никогда не обижалась. Леша умел ладить с людьми.
  
  Сам Леша молоко пил редко - разве только во время гриппа. И то по настоянию дражайшей мамули. Но покупал каждый день. И не чтобы досадить старушкам. А от большой любви. У Леши в квартире жили сразу трое громадных котов. И каждого надо было ублажить. Потому что кошки были единственной и самой большой любовью в жизни Тощего. После мамули, конечно. Правда, времени на любовь и симпатии становилось все меньше и меньше. Империя Тощего расширялась и капризно требовала к себе беспрестанного внимания.
  
  Вот и сегодня Леша взгромоздился в машину, отчаянно вонявшую кошачьим духом - впрочем, Тощий уже не замечал этого запаха. Так хотелось вечером навестить подопечных, а вот приходится ехать совсем в другую сторону. Леша скривился. Вот так всегда - только настроишься на приятный вечер, тут же возникают непредвиденные рабочие осложнения. Надо срываться и мчаться на очередную стрелку, решать очередную непредвиденную проблему...
  
  Тощего ждали в бараках на Чертовой мельнице. Ох, и не любил Леша это название. К чему лишний раз упоминать рогатого? Кто такое название придумал? Сколько раз Тощий намечал заняться переименованием некоторых особенно неуютных улиц, да все руки не доходили. Это же надо звонить в мэрию, устраивать для них обеды, сауны, шашлыки. Сущая морока.
  
  И дело-то сегодняшнее пустяковое. Можно было и не присутствовать самолично. Но понятия надо блюсти. Стоит дать еле заметную слабинку, появится маленькая прореха в репутации. Но даже сквозь маленькую дырочку может кто-то пролезть и начать свои игры. А там и до большой дыры не далеко - огнестрельной, в голову. Нет уж, лучше проконтролировать.
  
  Уже в сумерках Леша добрался до бараков. Тихо тут, пустынно. Люди давно разбежались кто куда. Дома стоят запущенные, заброшенные. Нехорошее место, поговаривали, по ночам нечисть бродит. Поэтому Леша старался до полуночи разборки не затягивать. В этом городе все дела надо решать днем.
  
  Стук дверцы отозвался эхом и заметался среди уродливых строений. И как тут люди жили? Тощий выкатился из машины и направился к ближайшему бараку. На втором этаже тускло горел свет.
  
  Остановившись на пороге, Тощий цыкнул зубом. Оглядел подчиненных.
  
  - Ну? - коротко вопросил он и со свистом втянул воздух левым уголком рта.
  
  Четверо бритоголовых расступились перед боссом. За широкими спинами открылся еще один человек. Человечек. Нудный такой, как зубная боль. Ломотно поскуливающий, он пытался сучить ногами, привязанными к ножкам стула.
  
  - Покаялся? - деловито поинтересовался Тощий.
  
  - В отказ идет, - хмуро ответил один из парней.
  
  - Да? - Тощий поскреб подбородок. - В чувство приведите.
  
  - Да он в сознании, - уверенно отозвался тот же бритолобик.
  
  - Да? - удивился Леша. - А почему?
  
  - Так, знали же, что приедете. Вот и откачали.
  
  Леша вразвалочку пошел к падшему коллеге. Остановившись от него в паре метров, Тощий уставился глаза в глаза. Долго выдержать рыжий Лешин взгляд не мог никто. Человечек не был исключением. А когда Леша открыл пасть и привычным движением почесал указательным левый клык, человечек заверещал.
  
  - Не я это! Не я! Мамой клянусь, не я!
  
  - Да? - цыкать зубом уже давно стало у Тощего привычкой. - Почему у него один глаз больше? - обернулся он к подручным.
  
  - Так вставной же, стеклянный.
  
  - Надо же, не замечал раньше. Скверное качество, дешевка, - покачал головой Леша. - Ну, так что: колоться бум?
  
  - Верь мне, Тощий! - уверял человечек. - Не понимаю, откуда взяли информацию, какая сволочь донесла! Вот деньги были, потом темно, и нет денег. Клянусь, так и было. Подставили меня, Тощий! Подставили!
  
  - Да, - грустно вздохнул Леша. - Подстава крепкая...
  
  В живом глазу человечка затеплилась надежда.
  
  - Тощий! Разреши, сам найду гадов! Я их из-под земли вырою!
  
  Человечек истерично заверещал, перечисляя где, как найдет он гнусных воров, и что он с ними потом сделает. Леша терпеливо слушал. Кивал круглой головой. Участливо цыкал зубом.
  
  - Обязательно найдешь, - проникновенно заговорил он, когда человечек выдохся, - вот под землей и будешь искать. Хотя, знаешь... Ответь на один вопрос, а лучше на два. Ответишь - отпущу на все четыре стороны. И деньги прощу. Что происходит с нашим городом и почему?
  
  Человечек выкатил на Тощего глаза.
  
  - Че-е?... - вырвалось у приговоренного.
  
  - Не знаешь... - Тощий вздохнул. - Так на фига ты еще здесь?
  
  Братки намек поняли и, заткнув человечку рот кляпом, принялись отвязывать его от стула. Тощему стало скучно. И воняло в бараке кошмарно. Леша вышел на улицу, в вечернюю прохладу. Пузыри на коленках вяло колыхались на сквозняке, Тощий докуривал сигарету в ожидании. Что-то долго возятся ребята. Еще на кладбище ехать.
  
  Раньше все происходило совсем не так. Приходилось в проблемных случаях ехать до глухого лесочка. Там решать вопросы. И аккуратно прятать концы. По обстановке. В общем, мороки было достаточно - как минимум половина рабочего дня псу под хвост.
  
  Нынешнее время Леше нравилось. Стало ненужным мотаться куда-то к черту на кулички, все можно решить в черте города. Все равно никому дела нет. Есть человек, нет человека. Народу много, кто считать будет. Другое дело, что у Тощего появился пунктик: стало неприятно так вот просто закапывать останки где попало или растворять трупик в ядовитой от химических отходов реке. Непонятно с какого перепугу взявшееся твердое убеждение, что человек, какой бы он ни был гнидой, должен лежать на освященной кладбищенской земле, изводило Лешу. Может, Мурик покойный повлиял. И в один поистине прекрасный день Тощий нашел простой и милый выход.
  
  Заиметь своего человека на кладбище не составило труда. И парень-то попался - просто находка. Некапризный, исполнительный, можно сказать, с огоньком. Все бы такие были, не жизнь настала бы, а сказка.
  
  Кладбищенский исполнитель работал сначала через сутки. И Леша планировал свои разборки, чтобы попадать именно в его смену. Получалось не совсем удобно. И сторож перешел на еженощную службу с удвоенным окладом.
  
  - Сегодня точно Меченая Шкурка работает? Больничный не взял? - на всякий случай уточнил Леша у братков, наконец-то закончивших с расходными процедурами. На плече одного висел человечек. Уже молча и не дергаясь. Ноги ему развязали. Все равно дальше могилки не убежит.
  
  - Угу, - лаконично ответил носитель трупов.
  
  - Что - угу? - поинтересовался Тощий. - Когда говорить нормально научитесь?
  
  Команда разом подтянулась, стала по стойке смирно.
  
  - Работает! Больничный не брал!
  
  - Ну, тогда двинулись, - Леша, кряхтя, заполз в автомобиль и, не дожидаясь, пока подчиненные загрузят ношу в грузовичок, поехал в знакомом направлении.
  
  Кто ездит поздним вечером на кладбище? На Косяковское - никто. Вообще-то кладбищ на весь город четыре штуки. Поделили честно. А с бомжами разными Леша разбирался просто. Вернее, пришлось разобраться только один раз. И после уже никаких непоняток не возникало. Две кладбищенские команды поддерживали строгий порядок, чужих не пускали, блюли чистоту и благость. Сторожей тоже было двое. Но Тощий предпочитал именно Меченую Шкурку. Другой, его сменщик, все суетился что-то, делал много лишних движений. И пил не в меру. Ненадежен. Да и возраст давал себя знать. Держали его только потому, что приходился родственником деловому пацану из команды Тощего. А Меченая Шкурка был молодой, шустрый, понятливый. И немногословный.
  
  Леша знал, что со Шкуркой осложнений не будет. И спокойно ехал по недавно отремонтированной за счет Лешиного синдиката дороге. Тощий справедливо считал: свое имущество надо беречь. И машина немалых денег стоит, чтобы на буераках ее бить, и задницу жалко - не дядина.
  
  Из-за поворота вынырнула кладбищенская ограда. Леша посмотрел на часы. Грузовика с братками, выехавшего следом, все не было. Тощий занервничал. Время подходило к полуночи, а он предпочитал не дожидаться мистического часа. Еще ни разу команда не задержалась на погосте после двенадцати. Шутки шутками, но нечисти в последние несколько лет в городе развелось - деваться некуда. И ведь не уроешь ее на три метра в землю, не полоснешь из автомата. Все равно вылезет. И куда ни плюнь - в какую-нибудь гадость сверхъестественную попадешь. Тощий пытался поначалу, как только окаянные пошаливать начали, читать литературу специальную, чтобы самому справиться с погаными гостями. Но то ж надо буквы вспоминать. Благо, в городе контора появилась. Лихо чистят потустороннюю гадость. Только клочья летят.
  
  Слабое урчание за поворотом настроило Лешу на деловой лад. Грузовик ткнулся тупой мордой чуть не в багажник машины Тощего, рыкнул в последний раз и замер, словно издох.
  
  Леша тяжело уставился на братков, цыкая зубом с периодичностью ровно в двадцать секунд.
  
  - Прокололись, на углу "Дружбы уродов" и "Речи замполитовой", на противопехотную нарвались, - виновато пожал плечами трупоносец. - Гусеницу менять пришлось.
  
  - Внимательней надо быть, - недовольно пробурчал Тощий. - Жмуренок наш не пострадал? Тогда шевелитесь, пока трупик первой свежести, - и пошел впереди. За ним гуськом потянулись бритоголовые. Средний в процессии - с трупом на плече.
  
  Условным стуком, слегка напоминающим "Мурка - ты мой Муреночек ", Леша постучал в окно сторожки. В такой конспирации не было нужды. Милиция в этих краях, как и на Чертовой мельнице, не появлялась годами. И случайного свидетеля-прохожего никаким калачом на ночь глядя на кладбище не заманишь. Но Тощий очень любил фильмы про шпионов. Тотчас в окне мелькнуло бледное лицо, потом дверь сторожки распахнулась, и на пороге вырос высоченный парень.
  
  - Здравствуйте, - широко улыбнулся он.
  
  - Сам не сдохни, - мило пошутил Леша. - Ждал, что ли, провидец?
  
  Парень с достоинством поклонился:
  
  - Всегда вас жду, всегда готов, - и чуть ли ножкой не шаркнул.
  
  - Ладно, пионер, - хмыкнул Леша. - Веди ребят, Шкурка, если ждал, значит, все готово должно быть. Я пока у тебя в кабинете посижу.
  
  Сторож почтительно распахнул перед Тощим дверь, приглашая войти, протянул мускулистую руку куда-то вверх. Включился мягкий свет. Леша углядел любимое кресло и плюхнулся туда.
  
  - Журнальчики полистайте пока, - заботливо проговорил Меченая Шкурка, - там картинки забавные есть.
  
  Тощий сграбастал первый попавшийся журнал.
  
  - Все-все, идите, не затягивайте, - махнул он рукой и уставился на грудастую деваху, нахально подмигивающую с обложки. - Барахло, вечно одно и то же... - поморщился Леша, бросая журнал на столик. Свой что ли журнальчик затеять? "В мире животных"... Нет, - "Семья и кошки"... Нет... Во! "Братки наши меньшие"!
  
  Стало тихо. Едва слышно возились похоронщики. Должны быстро обернуться. Всего и надо-то: свалить труп в свежевырытую могилу. Остальное Меченая Шкурка доделает сам. Так уж повелось. Сторож не обременял команду. Сбросьте аккуратно, а дальше - не ваша забота. Ему лучше знать, сколько досыпать сверху, до какого уровня. И все проходило без сучка, без задоринки.
  
  Леша оглядел сторожку. Сколько раз вот также сидел здесь, столько раз удивлялся количеству всякой ерунды. На стенах аккуратно свернутые веревки, полочки с разной дребеденью. Громоздкий комод, Тощий сам проверял, тоже набит под завязку. И хоть бы что-то полезное было. Нет, куча хлама. На подоконнике светильник в виде черепа. Скалит зубы, наглый. Чего лыбишься-то, жмурик?
  
  До страшного часа оставалось двадцать минут. Тощий заерзал. И креста не надел сегодня как назло. Леша вспотел. Поспешно поднялся и, не выключая света, потрусил к машине, стараясь вышагивать достойно. И как Шкурка по ночам на кладбище один остается? В городе-то житья от бесов нету, а здесь, наверное, и вовсе Бог весть что творится. Тьфу, никогда же ничего не боялся. А вот поди ж...
  
  В машине он перевел дух. Машина надежная, батюшкой освященная. И дополнительно для перестраховки фирмой "Экзерцист, Ltd" поставлена на регулярное обслуживание. Если бы Тощему года два назад кто сказал, что он, Леша Тощий, не только примет крещение, но еще по большим праздникам будет торжественно посещать храм Божий и делать грандиозные пожертвования на святые дела, поднял бы шутника на смех. Или бы морду набить не поленился самолично за издевательство. Но как началась эта свистопляска с духами и призраками, пришлось идти, замаливать грехи, цеплять на шею оберег... Утешало, что не один он такой. Весь город ломился в церкви. А уж сколько там братков бывало... Так что, не стыдно.
  
  Но в минуты слабости, когда снова чудилось дикое наваждение, Леша истово крестился и честно, от души верил в помощь Господа. То ли это помогало, то ли в "Экзерцисте, Ltd" действительно работали на совесть. Пока везло Тощему, не могла его одолеть нечистая сила.
  
  Шаги вернули Лешу к реальности. Идут, ребятишки. Торопятся. Ну и правильно, нечего тут лишнюю минуту торчать.
  
  - Все путем? Пристроили раба Божьего? - высунулся из окошка Тощий.
  
  - Как обычно, Шкурка там хлопочет.
  
  - Тогда по норам, - повеселел Леша и первым рванул с места.
  
  Грузовичок затарахтел за ним, оставляя на земле отпечатки треков. Раздался негромкий хлопок, и из-под кузова до самой земли свесилась мохнатая щетка, уничтожая следы. В случае чего, пусть потом гадают, кто тут был, на каком дьявольском субботнике-шабаше дорогу кладбищенскую подметали...
  
  Леша предвкушал сытный ужин, спокойный сон. Холеные коты улягутся - кто на грудь, кто в ногах. Тепло, уютно, мягко. Опять же, говорят, полезно. Необъятное лицо Тощего расплылось в довольной улыбке. Деточки лохматые, едет папочка, едет.
  
  Вдруг сзади раздался дикий вопль. Леша вдавил педаль тормоза. Машина, словно подавившись, хрюкнула и замерла. Тощий ни с чем не мог спутать этот крик отчаяния. Так могла орать только кошка. Насмерть перепуганная или...
  
  Не помня себя, Леша вылетел из машины и бросился к остановившемуся грузовичку. Из кабины уже вылез водитель и рассматривал что-то на дороге.
  
  - Да вроде ничего, шеф, вовремя затормозил.
  
  Но уж больно вид был у водилы виноватый.
  
  - Включи фары, - металлически приказал Тощий.
  
  Водитель вздохнул и полез обратно в кабину. И три раза перекрестился, пока Тощий не видел. Ну, подумаешь, кошака чуть придавил. Тварью больше, тварью меньше. Так нет же. Всем было известно, что Тощий за кошаков облезлых и шею свернуть может. Господи, пронеси!
  
  В свете фар Леша разглядел котенка. Тот уже не орал, а только горько вякал, держа на весу отдавленную лапу. Леша глянул в полные горя кошачьи глаза и обмер.
  
  - Деточка, - засюсюкал он, - Господи, да что же это! Потерпи, маленький, мы сейчас. Потерпи, золотой... Сейчас в больничку поедем.
  
  Трое братков уже все как один стояли, вытянувшись во фрунт. У каждого на морде было написано отчаянное желание отдать за пострадавшего жизнь.
  
  Но Тощий отмахнулся.
  
  - Я сам, езжайте, помощи от вас... Чтобы я этого, - кивнул Леша на шофера, - больше не видел.
  
  - Шеф, а это... Лапа за лапу в силе остается?
  
  - Что вы спрашиваете? - взорвался Тощий. - Еще время из-за вас теряю, он же без лапы останется! Всё в силе, всё!
  
  Подхватив котенка на руки, Леша с небывалым проворством втащил свое мощное тельце в автомобиль, и только два вихорка пыли вырвались из-под колес. На пустом шоссе остался лишь грузовичок. Трое братишек вытащили из машины четвертого.
  
  - Пацаны, - слабо вырывался тот. - Да вы что? Своего? Из-за паршивого кошака?
  
  Но ребята не колебались ни секунды. Один за другим без капли эмоций монотонно пробормотали традиционное: "Лапа за лапу, хвост за хвост, за рыло в рыло", в свете фар блеснула сталь топора. И одинокая рука с глухим стуком упала в пыль. Сиротинушка татуированная...
  
  Уже катился дальше грузовичок, заметая за собой следы треков, а эхо продолжало трепать на разные голоса ужасающий крик шофера... "Как много в этом звуке..." - боль и страх, впереди полночь, за спиной кладбище. Сочувствующих нет и не предвидится. Выбросили на дорогу и уехали...
  
  2.
  
  Леша гнал машину, словно за ним, грозя упечь в преисподнюю, неслась толпа чертей. Пострадавший котенок тонко мяукал, разрывая Тощему сердце. Успеть бы в приют вовремя, чтобы мальцу лапу сохранить. И Леша все прибавлял газу, распугивая припозднившихся автомобилистов непрерывным воем клаксона.
  
  Кошек Леша любил с детства. Никогда не цеплял им на хвост консервных банок, не гонял по подвалам и чердакам. Наоборот подкармливал и подлечивал как мог бездомных. Правда, домой не таскал в большом количестве. Мамуля не разрешала. Сердилась. Говорила, что и одного достаточно. Страсть к семейству кошачьих Тощий пронес через все свои тридцать с хвостиком лет жизни. Уже будучи солидным паханом, он завел себе необычайно милого кота. Здоровенного рыжего котяру. Он гонял во дворе кошек и собак, но страшно боялся мух, мышей и крыс. Папулю Мурик любил до судорог в задних лапах. Однако это не мешало ему на полную катушку пользоваться папулиной страстью. Очень любил Мурик изображать больного. Вокруг занемогшего котика моментально поднималась суета. Кот и так не знал ни в чем отказа, но захворавшему Мурику подавали трижды в день безмерно любимых им устриц. Здоровому коту редко перепадало такое лакомство - Лешу даже от вида их раковин мутило. Но в такие дни ради любимца Тощий шел на любые жертвы - даже сам вскрывал мерзкие ракушки и копался в сопливой внутрянке. За нежной любовью Леша не замечал уловок хитрого котяры. И всякий раз терял голову при малейшем подозрении на расстройство желудка рыжего дитяти. Обзавелся личным ветеринаром, накупил книжек по правильному питанию и уходу за кошками. Над невинной страстью Тощего некоторые посмеивались. За глаза, конечно. В лицо никто не посмел бы даже намекнуть Леше, насколько смехотворна его забота о каком-то кошаке. К шести годам Мурик весил под двадцать пять килограмм и стал необычайно похож на хозяина. Но однажды случилось непоправимое.
  
  После одной политически сложной стрелки Леша приехал домой совершенно разбитым. Сказывался психологический прессинг со стороны очередного конкурента во время выяснения взаимоотношений. На следующий день предстоял новый виток переговоров, зашедших по результатам первой встречи в тупик.
  
  Дома было хорошо. Мурик, как обычно, примостился у папули на груди. И, помурлыкав о своем, они оба мирно уснули. Наутро Леша не нашел Мурика в кровати. Но такое иногда случалось: когда Мурик обижался на папулю или капризничал, он уходил спать на подоконник.
  
  Глухое беспокойство Леша ощутил, когда котик не соизволил выйти к завтраку. Вот это уже нонсенс. Тощий поискал кота по комнатам, но никаких следов Мурика, кроме аккуратной кучки в туалете, не обнаружил. Леша встревожился окончательно. Неужели, подлец, ушел на улицу без разрешения? Подвальные девки - грязные инфекционные шалавы. Не мог попросить папулю насчет невесты? Тощий раздернул шторы на кухне. Его скорбный крик заставил соседку с нижнего этажа пролить мужу на штаны чашку горячайшего кофе. Мужик заверещал, вторя Тощему двумя октавами выше.
  
  На ветке тополя, стучавшегося иногда Леше в окно, обвисшим рюкзаком покачивался Мурик. Бездыханный. Прекрасные голубые глаза остекленели, роскошная рыжая шерстка встала дыбом. Хвост... Тощий многое повидал в своей насыщенной криминалом жизни, но этого зрелища перенести не смог. Закатив глаза и побелев, Леша рухнул в обморок.
  
  Позже, пока служба спасения, вызванная перепуганными соседями, снимала трупик кота, "скорая помощь" откачивала хозяина. Придя в сознание, Леша завыл. И выл долго, навзрыд. Слов не было. Но через десять минут после успокоительного укола словарный запас вернулся в полном объеме.
  
  - Убью, суки! - заорал он так, что медсестричка уронила на пол использованные ампулы и шприц. - Не тебя, не бойся, дура! Всех убью!
  
  Врач переменился в лице, скорчил медсестре страшную рожу и осторожно кивнул на дверь. Девушка бочком начала продвигаться к выходу. Врач, став ниже ростом сантиметров на двадцать, мелкими шажочками засеменил туда же.
  
  Пока Леша расписывал, как именно он будет убивать сволочей, посягнувших на самое святое, квартира опустела. Сообразив, что пожалеть его некому, Тощий протрубил своей команде общий сбор и начало военной кампании против душегубов. Расправа была жестокой - не разборка, а тотальный геноцид.
  
  Похоронив Мурика по высшему классу, Леша не спешил заводить другого кота. Еще слишком свежа была душевная рана. Ни пышные похороны, ни торжественные молебен и отпевание не смогли смягчить горечь утраты. Сорок дней всем городским бандитам было приказано, а городским властям рекомендовано блюсти траур.
  
  Однажды ночью к Тощему явился Мура собственной персоной.
  
  - Что ж ты, папочка, - укоризненно обратился кот к Тощему. - Меня похоронил и все, котов из сердца вон выбросил? А сколько их, бедных, по помойкам ошивается? Голодные, холодные, больные, убогие... Помоги браткам, папуля, а то век жизни спокойной не видать, в натуре, мяу.
  
  И исчез. Леша принял виденье за сон. Два часа проплакал горючими слезами. Но к сведенью не принял. На следующую ночь Мурик снова посетил хозяина.
  
  - Ты думаешь, я шутки шучу? - шипел котяра. - У меня тут душа кровью исходит, глядя на родственников, а ты и в ус не дуешь? Жлобяра, - замахнулся кот лапой на Лешу. - Все жиреешь, лопнешь скоро. Поделись с ближними, не жмись.
  
  Утром Тощий проснулся со странным ощущением. Видение любимого кота было настолько ярким и явным. Даже запах Мурика витал по комнате. Впрочем, причина запаха скоро обнаружилась. Как говорится, признаки на лице. Мерзкий призрак каким-то образом умудрился нагадить на Лешиной подушке, и Леша за ночь растер вонючую кучку головой. Отмывался потом от едкого кошачьего запаха долго. Но самое главное, Тощему пришлось ломать голову: как же так? Голова с непривычки болела от долгих и трудных раздумий. И все равно Леша не мог поверить... Как же так? Мурик мертв и похоронен. Но кто же тогда напакостил? Неужели действительно призрак? И что он там говорил про братков?
  
  Вечером путь машине Тощего преградил сидящий на середине дороги котенок. Он спокойно ждал, словно был абсолютно уверен, что Леша остановится, а не размажет нахаленка по асфальту. Даже, кажется, передней правой лапой пристукивал от нетерпения. Конечно же, Леша затормозил. И подошел к маленькому наглецу. В одно мгновенье ему показалось, что кот сейчас скажет:
  
  - Привет, я от Мурика. Он сказал, что у тебя можно перекантоваться. Это твоя тачка, что ли?
  
  Котенок и вправду поднялся, пошел к машине и запрыгнул на заднее сиденье. Леша обалдел сначала. Но пожал плечами и повез полосатого домой. Вымыл, накормил. Место определил. Думал над кличкой. Назвал, естественно, Баксиком.
  
  Этой ночью Мурик не беспокоил Тощего. И следующей тоже. В общей сложности, гад, дал передохнуть недельку. А потом снова нагрянул.
  
  - Одного пригрел, и все, что ли? Ну ты фрукт, - фыркал котяра. - Хоть парочку возьми, не жилься, рыжий...
  
  Так и повелось. Леша подбирал бездомных котов и кошек. Давал им еду и кров. Фантазии на новые клички уже не хватало. На недолгое время Мурик успокаивался. Но стоило Тощему хоть словечком обидеть одну из тварей, как Мурик вторгался в сон и говорил гадости. Если Леша долго не привечал какого-нибудь представителя кошачьих, он просыпался весь измазанный Муриным вонючим подарком-напоминанием - пора, мол. Тем не менее, Леша гордился своим рыжим и почитал его за святого.
  
  Скоро Лешина квартира превратилась в кошачий питомник. Коты и кошки мало того, что сами жили, еще и начали плодиться и размножаться. Тощий провонялся кошачьим духом до самых костей, чуть не сдурел от кошачьих серенад. Любовь любовью, но не до такой же степени! И Тощий принял решение.
  
  Он позвонил ветеринару, пользовавшему когда-то его Мурика, и предложил открыть приют для животных. В основном, для кошек, как бесспорных представителей обожаемой Тощим элиты четвероногих. Но по необходимости и собакам, и воронам, а также прочим шерстяным и пернатым оказывать необходимую медицинскую и гуманитарную помощь.
  
  Открытие приюта проходило в чрезвычайно торжественной обстановке. Понаехало руководство города, собачники, кошатники и просто любопытные. Тощий не любил светиться в центре внимания. И потому все лавры отдал ветеринару. Но спонсировал Кошкин дом по совести. И деньги давал, и пропитание для животных. Любил ведь все равно пакостных. Если вез жрачку кошкам - так цистерну рыбы. Собакам - самосвал мяса.
  
  Мурик притих. И Леша успокоился. Значит, сделал все как надо. Приют грел душу, оставленные в доме трое породистых любимцев - тело. Можно вздохнуть свободно и благостно.
  
  Свободного дыхания хватило на пару месяцев. Вредный котяра никак не хотел оставлять хозяина в покое. Правда, его самого Тощий больше не видел. Но часто просыпался от специфического запаха, отмыться от которого было очень трудно. Какое-то время Леша терпел. Но понял, что долго так не выдержит. И обратился в "Экзерцист, Ltd".
  
   3.
  
  Месяц спустя, пятница, 12.00 -14.00
  
  - Изгоняющие, говорит база, свободные есть? Заказ на улице Малютина, кто там близко?
  
  - База, база, третий свободен.
  
  - Тутуськин, ты, что ли?
  
  - Ага, я тут в двух кварталах. Что там у них?
  
  - Да, черт его знает. То ли ведьмы, то ли духи. Хозяйка дурниной воет, ничего так и не смогла объяснить, еле адрес вытрясли.
  
  - Ясно. Духов, это мы запросто. Это мы можем. Говори адрес.
  
  - Малютина, дом 13, квартира тоже 13. Умора, да и только!
  
  - Не кощунствуй! За такой адрес по двойному тарифу с клиента брать надо.
  
  - Вот и постарайся, - хихикнула рация. - Кстати, ты зачет на утешение сдал?
  
  - А как же, весь словарь наизусть оттарабанил.
  
  - Ну и молоток, - рация булькнула напоследок и иссякла.
  
  Тутуськин развернул машину. Машина натужно заржала. Только бы дотянула. Тут никакой словарь добрых слов и изящных выражений не поможет - сплошные ругательства с этой рухлядью. Сколько раз говорил, что на ходу развалится. Все на новую жмутся. Заказов в последнее время прибавилось, деньжата в конторе завелись, вот и обновить бы парк. Хрен там, даже зарплату не прибавили. Конечно, много средств уходит на реквизит. Но все равно, таскайся за гроши по дурням всяким. Правда, машина всегда под рукой. Идиотское выражение: почему под рукой, если совсем под другим местом? Ремонт, бензин опять же за счет фирмы. Да и что, в принципе, жаловаться? Работенка не пыльная, даже интересно бывает. А иногда и вовсе цирк бесплатный.
  
  Когда Тутуськин устраивался в "Экзерцист, Ltd", честно говоря, даже не надеялся, что фирма долго просуществует. Много их тогда вырастало на пустом месте. И довольно солидные конторы уже давно загнулись. А "Экзерцист, Ltd" все активнее бултыхается в проруби бизнеса. Раньше было трое всего изгоняющих. Сейчас вон уже к двадцати приближается. А еще бухгалтеры, менеджеры, рекламщики, магистры...
  
  При упоминании о магистрах Тутуськин плюнул. Летний ветер тут же подхватил плевок и игриво пришлепнул на заднее стекло. Ну и ладно, все равно мыть машину. И все-таки магистры не давали Тутуськину покоя. Вот кто жирует, не сходя с места. Целыми днями не вылезают из конторы, словно яйца высиживают, а денег в три раза больше имеют. Как же - дипломированные специалисты. Консультанты чертовы. Конечно, можно бы и самому выучиться и морочить клиентам головы. Но при мысли о каждодневных занятиях у Тутуськина сводило зубы. Нужно же кучу литературы прочесть, запомнить хотя бы кое-что. Опять же, языком работать уметь надо. В общем, куча лишних проблем. Единственной книгой, которую Тутуськин прочитал по собственному почину, выйдя за рамки обязательной школьной программы, была "Техника ведения диспутов на примере нелитературных рецензий Деда Коли. Избранное". Очень ценная оказалась книга - помогала победно общаться с завхозом по месту работы и с вечно пьяными наглыми жэковскими сантехниками в быту. А все прочее чтиво Тутуськин раз и навсегда счел для себя за вредную ересь и бесполезную по жизни гниль. И правильно сделал, как выяснилось в дальнейшем. Сейчас Тутуськин и без липового образования один делает больше, чем все так называемые магистры, вместе взятые. И причем, его дело - настоящее. Не показуха банальная, покрытая налетом таинства. Только не знает о его еженощном подвиге никто. Но истинных героев узнают, как правило, поздно. Чаще - посмертно. Да, это и не главное... Не смерти Тутуськин боялся, а кое-чего похуже...
  
  Тутуськин удивлялся своим прошлым наивным и глупым мечтам. Он когда-то надеялся, что вот-вот мелькнет хвост удачи. И Тутуськин вцепится в него, насколько хватит нехилых мускулов. Еще и зубами прихватит для верности. Время сейчас верное, думал он, замечательное просто время, главное - не пропустить момент. И все образуется. Каким зеленым дураком был он всего полгода назад!
  
  Итог в Тутуськининых юношеских мечтах был один: молодой, красивый, богатый, всемирно известный герой Тутуськин, обложившись супер-девицами, загорает на собственном пляже. Вокруг "все схвачено, за все уплачено". Место для пляжа он еще не выбрал, хотя глобус купил. Даже утыкал его флажочками и сделал прорезь в районе близком к Северному Полюсу - глобус замечательно вписывался по совместительству в роль свиньи-копилки. Тутуськин знал и верил, что, где-то далеко-далеко за пределами города есть райские острова. И когда-нибудь он окажется на одном из них. А вот примерные портреты девиц уже набросал. Мысленно - художественных талантов у него, как и денег, не было. Тутуськин часто перебирал масть волос, формы грудей и длины ног будущих наложниц.
  
  Идиотизм какой. Разве это венец жизни?!
  
  Тутуськин чуть не пропустил нужный дом. Загнав машину в скучный дворик, он несколько минут посидел, приводя себя в надлежащее состояние. Тутуськин подвигал бровями, размял губы, пригладил волосы. Когда лицо в зеркале приняло официально-озабоченное выражение и крайняя сосредоточенность фирменно отпечаталась на высоком гладком лбу, Тутуськин взял с заднего сиденья чемоданчик и, обходя кровавые лужи, пошел на задание. Во рту сразу же появился неприятный металлический привкус - словно нализался мелких медных монеток. Опять дожди лили на этой улице, вяло подумал он. Не везет тутошним жителям.
  
  В подъезде Тутуськин еще раз осмотрел доступные обзору части тела. Все как полагается. Скромно, но добротно, должно внушить уважение. Смахнув с рабочего комбинезона едва заметную пушинку тополиного пуха и нацепив милую, слегка грустную улыбку интеллигента, Тутуськин позвонил в квартиру с номером 13.
  
   Ба-бах! Дверь распахнулась, словно хозяева метались в прихожей, дожидаясь избавителя.
  
  - Добрый день, клиенты добрые, - произнес Тутуськин тихо и печально, - слышали - несчастье у вас. Спешим на помощь. Я.
  
  Хозяев было двое: пятнами румяный мужик лет тридцати и женщина, вроде бы его ровесница, но с очень помятым лицом.
  
  Клиентов не выбирают. Их профессионально любят такими, какие они есть. Бывало, что Тутуськина на иных вызовах бесило поведение заказчиков. Встречались такие идиоты непроходимые. Начитаются газетной мистики, наглядятся по ящику новостей, накрутят себе, навертят черт-те что, а потом вопят: "Помогите!". А на изгоняющего тем не менее смотрят как на лакея, без должного трепета. У таких надо особо стараться - напустить побольше туману, изобразить страшно бурную деятельность, продемонстрировать капли пота на лбу, кровь при исполнении. Спектакли-то постоянно приходилось устраивать, отрабатывая по полному тарифу. Но где-то стараешься без утомительной натужности, а где-то скрипя зубами. После таких, скрипозубых, визитов Тутуськин ощущал себя асфальтом, по которому прошелся каток с водительшей весом в тонну. Иначе никак: завалят жалобами о недостаточном профессионализме изгоняющего. Так что, клиент должен почувствовать искреннюю симпатию, даже если у исполнителя появится страстное желание немедленно убить заказчика. На месте. Любым подручным средством.
  
  А вот таких клиентов, например, как эта женщина, беспомощных и жалких, Тутуськин почти и вправду любил. Тихие, придавленные собственными фантазиями или грехами. Тогда он ощущал себя психотерапевтом и суперменом одновременно. И старался почти что от души. И благодарили его после "таинства" тепло и сердечно. Если бы еще всю человеческую благодарность в дензнаках получать, а не только полагающийся гонорар... Тьфу, опять мысли старые лезут. Почти каждую ночь рисковать жизнью, вкалывать ради неизвестных и неблагодарных людей безвозмездно и думать о деньгах! Как же можно совмещать? Тутуськин даже разозлился на себя.
  
  Хозяйка залилась слезами. Тутуськин оттеснил мужика, взял женщину за локоточек, провел в комнату и усадил в кресло. Он гладил ее пухлую руку, вытирал слезы платочком, входившим в стоимость услуг по прейскуранту, шептал дежурные слова утешения. Мужик неуклюже топтался рядом. Тутуськин свирепым взглядом сгонял мужика за водой, капнул в стакан успокоительного и принялся мягко, ненавязчиво выпытывать у хозяйки суть проблемы.
  
  Икая и захлебываясь, женщина попробовала объяснить, почему-то на зверином языке:
  
  - Ко-ко-ко...пили-копи-пи-пи...ли, ку-ку-ку...пили ква-ква...квар-ти-и-рууу, ме...ме-ме-бе-е-е...ль завезли-и-и. А от те-те-те-х хо-хозяев шка-шка...ффф ос-ос-тался-яя.
  
  Тутуськину захотелось стукнуть дамочку по затылку, чтобы исчезли мешающие работать эмоциональные помехи. Но он сдержался. И продолжал терпеливо вслушиваться в подвывающие заикания.
  
  - Хо-хо-рррр....рошень-кий так-так...ик!..ой, с хер-хер-рувимчиками... Я е... его-о от-открыла, ав-ав-ав...нем...
  
  И без того слабо различимые слова женщины слились в единый непрерывный всхлип.
  
  Понимая, что из хозяйки больше ничего не выжмешь, Тутуськин обратил взгляд на мужика. Тот поскреб в затылке, дернул себя за ухо и промычал:
  
  - Ну, это...
  
  - Что там было? - как можно ровнее спросил изгоняющий.
  
  Мужик воровато оглянулся и зашептал:
  
  - Она дверцу-то распахнула, а оттуда и вывалился этот, как его, скелет, то есть.
  
  Мужик снова заглянул себе за плечо, скособочив донельзя шею.
  
  - И дальше? - поинтересовался Тутуськин.
  
  - В пыль рассыпался, мать его, - демоническим шепотом, делая страшные глаза, сообщил мужик. - Жена прах-то собрала и - в мусорное ведро. А потом такое началось!...
  
  Мужик тоже икнул.
  
  - Что началось? - Тутуськину не хватало только белого халата, докторской шапочки и фонендоскопа на шее.
  
  Мужик набрал воздуха, открыл рот, но вместо ответа снова икнул. И уже икал не переставая. Перерывов между икотиками практически не было. Хозяйка на минуту умолкла, глядя на мужика с мистическим ужасом.
  
  - Жора... Жора... - робко позвала она.
  
  Но Жора самозабвенно икал, не в силах выговорить ни слова.
  
  - Видите, видите, - крестясь, залопотала женщина и опять ударилась в слезы. - И рас... и рас... и рас...
  
  - И два, и три, - машинально подхватил Тутуськин, но осекся и замолк, нахмурив брови.
  
  - Рассказать не дают... - наконец удалось договорить клиентке. - Пом-могииите-еее!
  
  Тутуськин бодро крякнул и, присев на корточки, распахнул свой чемоданчик. Чего там только не было. Словно у деревенского дурачка торба, чемоданчик был набит всякой ерундой, изображающей магический арсенал. Деревянные колышки, стеклянные трубочки, головки чеснока, цепочки и кресты из белого металла, выдаваемые за серебряные, кадило, фляжка с надписью "святая вода", мини-помпа для обрызгивания помещения, свечи церковные, обычные стеариновые, а также черные. Амперметр, туевое масло концентрированное, милицейские мигалка и свисток, исколотая восковая фигурка Президента Калмыкии, счетчик Гейгера, погремушки всевозможных конфигураций, обглоданная выше коленки куриная лапа и початая бутылка рома, карты Таро и прочая профессиональная дребедень. Все перечислять - бесполезное занятие.
  
  - Ну-ка, что у нас для такого случая наиболее эффективно? - сам себя спросил Тутуськин.
  
  Хозяин скосил глаз в Тутуськинское хозяйство. Причем икать сразу перестал.
  
  "Подбери зенки-то, выпадут, - подумал Тутуськин, роясь в чемодане, - своего барахла достаточно, только глазьев ваших мне тут не хватало". А вслух, весомо так, сказал:
  
  - Вы, граждане, закройтесь, в ванной, что ли, а я разгоню вашу нечисть. И читайте, не переставая, "Отче наш". Вот ксерокопия текста. Не вздумайте и носа высунуть. А если вдруг кто-то в дверь ломиться станет, не открывайте ни за что, как бы вас не упрашивали, даже моим голосом. Нечисть - она хитрая. На всякие уловки пускается, когда права на жилплощадь качает. Вселится в кого-нибудь из вас, тогда сложнее будет. И дороже.
  
  Хозяева послушно закивали. Мужик выдернул свою даму из кресла, и, поддерживая друг друга, они поспешили в коридор. Громко хлопнула дверь, щелкнула задвижка. Забубнили голоса. Женщина - басом, мужик - фальцетом.
  
  Тутуськин обошел квартиру. Ничего особенного. Много с них не сдерешь. Чаевые тоже неизвестно будут ли. Скорее всего, голый тариф светит. Хотя... Тутуськин распахнул шифоньер. Шубка у дамочки приличная. На трюмо шкатулочка. Ага, в шкатулочке не то чтобы россыпи, но золотишко имеется. Кукла резиновая, как обычно. Не шикарная, но вполне приличная. А вот пары к ней нет. Так, а в кухне... О, и холодильник вполне радует глаз. Голодная смерть жильцам явно не грозит. Может, и перепадет на сигареты. Сбившись на меркантильную тему, Тутуськин снова рассердился на себя. Он нарочито громко захлопнул холодильник и заорал дурным кошачьим тенором. Мол, началось.
  
  Потом вернулся в гостиную. Ну-с, приступим.
  
  Тутуськин знал свое дело. Хозяева заперлись в ванной, как было велено. И не высунутся, пока на сто раз не убедятся, что все нормально. Он достал свечу повонючее, кадило, портативный генератор инфразвука, уголек и чеснок. Пожалуй, достаточно.
  
  Через десять минут квартира благоухала, как труп недельной давности под жарким солнцем Азиопии. Натертые чесноком стены разили - хоть закусывай. Туман от кадила вяло колыхался тяжелыми портьерами. На дверных притолоках и оконных рамах красовались аккуратные черные крестики. Можно было переходить к основной части.
  
  Хозяева в ванной навострили уши. Бубнежка в зале прекратилась. И немудрено: раздался слабенький стон. Стало страшно. И вновь зачастил скороговоркой изгоняющий. Слова говорил он совершенно непонятные. Двое в ванной вцепились друг в друга и, не сговариваясь, дружно запричитали первые строки "Отче наш". По мере нарастания шума за дверью, они удваивали, утраивали темп и страстность "ритуального" молебна. А в квартире, похоже, разыгралось настоящее сражение изгоняющего с нечистой силой. Хозяева едва надеялись остаться сами в живых, а уж Тутуськина и не чаяли больше увидеть.
  
  Снаружи грохотало. Стонало. Завывало. Мигало. Среди хаоса звуков еще слышался голос изгоняющего. Вдруг заключенные в ванной подпрыгнули: дверь задергалась, заходила ходуном. Страшный нелюдь рвал последнюю преграду. Но задвижка не поддавалась...
  
  - Пустите меня, - вдруг захныкало под дверью, причем голос был странно похож на Тутуськинский. - Откройте, он меня убьет...
  
  Хозяева на провокацию не поддались, только истово крестились, читали по шпаргалке молитвы.
  
  За дверью бушевало. В страшную какофонию иногда врывался крепчающий голос изгоняющего, эпизодически внушая клиентам надежду.
  
  Тутуськин разошелся вовсю. Зная, что клиентам и в голову не придет выглянуть, он вошел в роль, однако в уме строго регламентируя время, предписанное нормативами. Тутуськин, носящийся по квартире и крушащий, все, что счел возможным крушить, орал благим матом то матерные частушки, то детские считалочки, то сказочные заклинания. В эту белиберду вплетались по случайному закону выражения мистического лексикона и хохот пересмешника из подотчетного диктофона. Корча страшные рожи, долбился Тутуськин в дверь ванной комнаты и давился от смеха, представляя лица заказчиков, но вопить не забывал. Тихонечко запикал во внутреннем кармане таймер. "Закругляться надо", - щелкнуло в голове у Тутуськина. Он на цыпочках вернулся в гостиную, набрызгал на лицо воды, натянул пегий под седину парик, налепил на щеку хорошую, сделанную по спецзаказу фирмы, имитацию страшной раны. Диктофон выплевывал дикие вопли тише и тише. Последними штрихами упали на комбинезон фальшиво-кровавые пятна, высыхающие без следа. Кассета кончилась. Тутуськин спрятал диктофон и генератор в потайной карман, упал в кресло и, задыхаясь, крикнул в сторону ванной:
  
  - Кончено, выходите, - и бессильно уронил голову на грудь.
  
  Хозяева не вышли, а выползи. Минут через двадцать. Тутуськин подсчитывал время. Он уже превысил лимит. Надо выметаться. Изгоняющий застонал.
  
  - Господи! - взвизгнула хозяйка и захлопотала возле Тутуськина.
  
  - Не надо, не надо, - вяло отмахнулся тот. - Не привыкать - работа у нас такая. Сейчас я себя восстановлю по комплексной методике наложения рук и локальной реинкарнации. Вы пока расчет приготовьте, а я сам...
  
  Со священным трепетом воззрились на него оба. Но перечить не посмели. Маленькими мышками удалились они в другую комнату за гонораром. Было слышно, как они шепотом спорили.
  
  "Она хочет сверху дать, а он жмотится, - догадался Тутуськин, - ну народ пошел"...
  
  Чаевые он все-таки получил. И хозяева с поклонами проводили его до двери, выслушивая наставления: в течение месяца громко дома не говорить, не дай Бог матом выругаться. Хочется поорать - выйди на улицу, дай в морду соседу - но в доме - ни-ни. Иначе все вернется и придется заново изгонять.
  
  - Конечно, те, кто продали вам квартиру, скверно поступили, - вещал изгоняющий, - свой грех на вас повесили. А он и воплотился. Наверное, вы какой-то толчок дали, - Тутуськин понял, что попал в точку - мужик как-то смущенно потупился. - Будет мир и покой в доме, не вернется нечисть. Вот, подпишите, что вы ознакомлены с условиями и предупреждены.
  
  Клиенты согласно кивали и подписали все, не читая. А зря, думал Тутуськин, спускаясь по лестнице. Вряд ли мужик продержится целый месяц. Наверняка сорвется. В договоре куча невыполнимых пунктов, которые нормальные люди обязательно нарушат. Например, не храпеть по ночам, не пукать за обеденным столом, не повышать голос и тому подобная чушь. Дебилизм, конечно, но люди, ошарашенные сражением изгоняющего с дьявольским отродьем, редко вчитывались в текст. И, конечно, хотя бы один да нарушали, из великого множества запретов карантинного периода. Тогда какие претензии к фирме? Хотя, после столь впечатляющих сеансов мало кто обращался во второй раз. Терапия срабатывала безотказно. Бывали, конечно, проколы, но так редко, что считались несчастными случаями на производстве.
  
  4.
  
  Пятница, 14.20
  
  В машине Тутуськин привел себя в порядок. Содрал парик и уродливую нашлепку, причесался, насухо вытер лицо. Пятна на комбинезоне испарились сами собой.
  
  Запищала рация:
  
  - Третий, третий, ты живой?
  
  - Еле дышу, - отозвался Тутуськин голосом умирающего. - Чуть не задавил насмерть, демон страшный.
  
  - Давай в контору, откачаем, - хохотнула рация. - Отчетный день сегодня. Или забыл?
  
  Тутуськин и впрямь забыл. Отчетные дни он любил. Это означало общий сбор на два часа раньше обычного. Отчитывался он третьим - по персональному номеру. И мог отчаливать по своим делам. Свободный час лишним не бывает. Значит, сегодня Машкин день. Тутуськин счастливо вздохнул и спешно вырулил на проезжую часть.
  
  Если бы Тутуськин имел в наличии больше свободного времени, он, наверное, не слезал бы с Машки. Но, вкалывая на двух работах, он вынужден был проводить с любимой лишь час-три в неделю. Эти часы трудно было назвать передышкой: Тутуськин отрывался за все семь дней. Машка не роптала, не спорила и, самое главное - не требовала подарков, как компенсации за амортизацию. Изумительный экземпляр. Тутуськин пришпорил машину. Но вместо привычного ржача машина издала "Кхе-кхе, фр-р, пр-р-р" и судорожно задергалась.
  
  - Врешь, консерва, доползешь, - зарычал Тутуськин.
  
  И машина доползла.
  
  5.
  
  Еще полгода назад Тутуськин не видел в своей фамилии ничего ни плохого, ни обидного до тех пор, пока не поступил на новую, параллельную основной работе, должность.
  
  Уже работая на фирму "Экзерцист, Ltd" штатным изгоняющим, он искал подработку. Необременительную, но прилично оплачиваемую. И такая подвернулась.
  
  Однажды ему пришлось на вызове обрабатывать могилку. Родственники умершего жаловались, что тот по ночам встает из гроба и пугает их. Не каждую ночь, но бывает. И ладно бы просто пугал, но после его визитов еще и деньги пропадают. В последний раз вместе с призраком исчезли фамильные серебряные ложки. Откуда только им взяться, фамильным ценностям, в этом городе заводских труб и потомственных пролетариев? На кладбище приехало все семейство. Тутуськин поглядывал на чинную мамашу, почтенную вдову, на безутешную дочку, на зятя и внука покойного. "Кто ж из вас, милые, балуется? Или посторонний шутник нашелся? Может, наши эксперты вычислили выгодных клиентов?" - про себя думал он, осеняя могилу крестом, брызгая святой водой над холмиком, окуривая ладаном памятник.
  
  Закончив нехитрую вступительную процедуру, Тутуськин торжественно повесил на оградку амулет с когтем курицы и попросил семейство удалиться.
  
  - Знаете, обряд вбивания колышка крайне неприятен. Опять же, неизвестно, какая реакция последует...
  
  Семейство вняло уговорам и сгинуло, оставив гонорар. Тутуськин с самым серьезным видом проделал все предписанные договором процедуры экзерсиса на случай, если кто-то из родственничков остался сидеть наблюдателем в кустах, контролируя тщательность выполнения оплаченных услуг ритуала. И, оставив рабочих закапывать могилу, с чувством исполненного долга двинулся на выход. У сторожки он затормозил.
  
  - Пьянь подзаборная! Чтобы духу твоего тут не было! Я через пять минут найду другого на твое место! А ты проваливай! Не ценишь добра, так сдыхай без работы, алкашня немытая!
  
  Из сторожки кубарем вылетел мужик, приземлился на четыре кости и на четвереньках поскакал к выходу. Вслед ему размахивал кулаками внушительный дядя апоплексического вида.
  
  - Пиявочек не желаете? - вежливо осведомился Тутуськин. - Могу поставить.
  
  Дядя замер с воздетыми кверху ручищами и открытым для матерщины ртом.
  
  - Чё-о-оо? - спустя минуту переспросил он.
  
  - Пиявочек, говорю, а то вас так удар хватит...
  
  У дяди и впрямь шея была густо малинового цвета. И морда в тон.
  
  - Да, - вздохнул он, - с такими работничками не только удар, полный кондратий хватит. - Он с любопытством поглядел на Тутуськина. - А насчет пиявочек: и вправду можешь? И почем штука?
  
  Тутуськин распахнул свой сверхъестественных размеров баул и продемонстрировал банку с извивающимися черными присосками внутри. Спустя несколько минут дядя уже сидел в сторожке, расслабленно и вальяжно развалившись в драном кресле, а Тутуськин колдовал возле него, усаживая пиявок по методу У.Ё. Членского. Так директор приватизированного городского кладбища "Дорога на Небеса" в этот день избежал инсульта, впрочем, ненадолго, а Тутуськин получил замечательную подработку - очень денежное место кладбищенского ночного сторожа.
  
  Первые пару месяцев он честно спал на рабочем месте. А что на кладбище сторожить? Но потом появился с выгодными и регулярными заказами Тощий. Спанье на дежурствах сократилось. Зато денег прибавилось. И надежда Тутуськина разбогатеть получила новую порцию возможностей.
  
  Все, что от Тутуськина требовалось, это - принять труп, указать могилу, где на следующий день будут хоронить законного покойника, и помочь хорошо запрятать тайного соседа. Что Тутуськин и делал благополучно. Ни страх, ни муки совести не терзали Тутуськина. Кого бояться? Милиции? О, Господи, глупости какие. В этом продажном городе милиция давно и бесповоротно мутировала в очередную и даже не самую влиятельную бандитскую контору. Душ умерших? Еще глупее. Как работник фирмы "Экзерцист, Ltd" Тутуськин лучше всех в городе знал, чего стоят эти разговоры о потусторонней силе, наводнившей город. Свезти бы всех жителей на пару месяцев в психдиспансер, и куда бы подевалась поганая нечисть. Но если людям нравится, пусть верят, на здоровье. Нам же лучше. В общем, жил Тутуськин спокойно и регулярно кормил глобус-копилку крупными купюрами.
  
  Огорчало одно: новое прозвище. Кормился некоторое время при Тощем умник залетный, то ли юристом, то ли адвокатом. По-английски шпарил, словно на родном. Так он только услышал фамилию нового сторожа, так и покатился со смеху.
  
  - Татуськин, ой не могу, - рыдал от смеха умник.
  
  - Моя фамилия - Тутуськин, - серьезно и вежливо поправил его изгоняющий.
  
  - Татуськин, - продолжал хихикать тот. - Tattoo Skin - Шкура татуированная. Меченая шкурка...
  
  Куда потом подевался, шут его знает, но Тутуськин его не закапывал, точно. Пока... Хоть и хотелось. Умник-то потерялся, а вот кликуха поганая осталась. Но за такую зарплату он терпел. И, честно говоря, не только за зарплату. Иногда перепадало и сверх...
  
  Поначалу-то он и впрямь только помогал хоронить. Но потом предложил все делать сам. Мол, опустили в могилку, и хорошо. Свободны. Остальное сам сделаю. Сначала Тощий насторожился. Но, убедившись в добросовестности сторожа, разрешил. Тем более что не любил на кладбище надолго задерживаться. И когда вдали затихал шум двигателей, Тутуськин спускался к усопшему и шарил по карманам. И не только. Находил, конечно, мелочь. Так, некрупные купюры, иногда цепочка маловесная, золотая коронка, а то и целый зуб. Но все мечталось найти здоровенный толстый кошель, забытый невнимательными или спешащими похоронщиками. После тщательного обыска криминальный жмурик щедро засыпался землей. Верхний слой плотно утрамбовывался. И Тутуськин с чистой совестью ложился отсыпаться до утра. Суеверные страхи Тощего по поводу ночных кладбищенских ужасов Тутуськину рассеивать было не выгодно. Сам иногда мифами подкармливал - пусть тот продолжает считать его работу смертельно опасной, а самого Тутуськина крутым парнем. Тарифы от этого только выше. И по ночам Меченую Шкурку никто не беспокоил.
  
  Сейчас Тутуськин с презрительной усмешкой вспоминал беззаботные деньки - сколько наивных заблуждений! Началась настоящая работа. Не за деньги. По велению сердца и разума. Со всем пылом. Не для себя старался - целый город спасал. Какие бы ни были люди разные, но они все-таки люди. Пусть живут спокойно... Тутуськин хранит их... И тащит по жизни свой крест предназначения сурово, гордо и тайно.
  
  6.
  
  Пятница, 15.30 - 16.00
  
  Отчитался Тутуськин быстро. Как-никак третий.
  
  В комнате изгоняющих нашел свободное местечко, скрупулезно перечислил на бумажке недельные задания. Отдельно указал, какие методы применялись, гонорар, материальные расходы, реакцию каждого заказчика. Потом аналитики просчитают и выдадут оптимальную методику, каждому укажут на ошибки, рекомендуют более выгодные варианты.
  
  Коммерческое предприятие "Экзерцист, Ltd" процветало. Поначалу, как только Тутуськин пришел, в конторе имелся, естественно, директор, сметливый малый, пара неопытных еще изгоняющих и бухгалтер. Все умещались в двух комнатушках. Бывало, днями скучали без заказов. И зарплату начисляли - кот наплакал. Но это была работа.
  
  Тутуськин долго маялся без стабильного заработка. Перебивался случайными приработками: там с чужим маленьким вечно орущим засранцем посидит, там засорившийся дачный сортир прочистит. Сапоги чистил милиционерам и военным, торговал на барахолке гамбургерами с кошатиной, был рубщиком невостребованных трупов в коммерческом магазине при судмедэкспертизе - свежая расчлененка шла нарасхват среди неимущих слоев населения. Даже копал котлован, пока на стройке единственный и последний экскаватор мужики пропивали. Короче, хватался за все без разбора. Пока не наткнулся на объявление. Не веря в удачу, он позвонил по указанному телефону. Взяли молодого энергичного Тутуськина сразу. Это сейчас в "Экзерцист, Ltd" не принимают без справки из психдиспансера, многочасового собеседования и трехуровневого психологического тестирования. Изредка по протекции мэра, да и то не на ответственные места. А поначалу достаточно было просто иметь крепкие нервы и хотя бы зачатки артистического таланта для работы с клиентами. Тогда с Тутуськиным наскоро поговорили, немного попугали ерундой детской, взяли подписку о неразглашении и объяснили, чем будет заниматься. Тутуськин сначала не понял: то ли смеются, то ли издеваются. Но решил попробовать. И скоро вошел во вкус.
  
  Первое время он удивлялся: люди, давно не обращающие внимания на внешние катаклизмы, почему-то придавали огромное значение внутрисемейной несуразице, придавая непонятному мистический смысл. Однако не раз ловил себя на том, что спокойно смотрит в программах новостей репортажи о жертвах наводнений, землетрясений. Поразился собственному равнодушию при виде жертв взрывов в метро и жилых домах. Новые войны и межрегиональные конфликты, регулярно вспыхивающие и угасающие то здесь, то там чуть ли не каждую неделю, на Тутуськина наводили только скуку и раздражение - словно повторяющаяся раз за разом с бесстыдной навязчивостью реклама. Такие новости даже журналистами давно не воспринимались как сенсация. Но однажды услышал краем уха в очередных новостях: "На сегодня сенсаций нет. За последние два часа в мире не произошло ни одной крупной катастрофы, не было проведено ни одного террористического акта. А сейчас - криминальная хроника... За последние сутки в столице официально зарегистрировано семь заказных убийств, около двухсот убийств бытового характера...". Тутуськина как ошпарило - он все сразу понял. Все эти катастрофы, кошмарные происшествия где-то там, далеко. Тем более что все эти безобразия творятся в ином мире, недоступном жителям Горска. Да еще и неизвестно, правда ли то, что по телевизору показывают. Может это воображения фантастов да телевизионных компьютерщиков работает. Никто уже много-много лет не выезжал за пределы города. Даже не пытался. И туристы город не жаловали. Правда, поначалу изредка приезжали делегации ученых для исследования Горских аномалий. Но с народом чужакам общаться было некогда. Так, копались, ковырялись потихоньку. Пока не исчезали бесследно или безрезультатно.
  
  Большинство людей, родившихся и выросших в городе, ведь как считали: черт его знает, что там - за моим забором. А свое, родное тело, вот оно. Его нужно холить и лелеять. И охранять от всяческих посягательств. А если посягательств нет, значит, они есть, но просто пока незаметны. Значит, их надо найти. Если не удается найти, нужно придумать. К каждому рано или поздно приходит свой Зеленый Вася. И Тутуськин уже ничему не удивлялся. И ничего не боялся - уж в свою-то голову он никаких вась не пустит, ни зеленых, ни рыжих, ни пупырчатых. Не верит он в эту ересь, потому как знает, где истинная опасность таится - не в самом городе и уж никак не в шкафах клиентуры. Одному ему недавно и случайно открылась страшная тайна.
  
  Ожидая, пока выкрикнут по селектору его номер, Тутуськин поболтался по конторе. Перекинулся парой слов с диспетчером. Посмеялся над свежим анекдотом - местная газета опубликовала объявление частнопрактикующего мага с заведомой опечаткой. Похоже, у директора "Экзерцист, Ltd" повсюду были осведомители. Злонамеренно отредактированная реклама гласила: "Снимаю. Порчу". И ниже огрызок из другого объявления: " Приглашаются лица до шестнадцати и старше. Пол и возраст значения не имеют ". Конкурент хренов. Куда ему против фирмы. Заглянул к магистру Аэлите. Вообще-то в миру она звалась Женечкой. Но на работе, для психических клиентов требовалось более весомое имя. Загадочное. Нешуточными делами занимались: предсказывали судьбы, высчитывали гороскопы, предостерегали от ошибок. Про снятие порчи и чистку кармы и говорить нечего. Как высморкаться. Специалисты черной и белой магии одновременно. Вот и переименовывались магистры. В фирме успешно трудились: Харон Стиксович, Мортал Комбатов, Голем ибн Хуссейн, Прозерпина Лиллиблэк. Даже Мерлин был - сертифицированный. За границей. Якобы на сопках Манчжурии, во Внутренней Монголии. Самый старший, уже лет так за шестьдесят. Раньше работал сантехником. Но надоело в чужом физиологическом дерьме возиться - окунулся в собственное производство духовного. Закончил доморощенную академию Магии и Волшебства и профессионально гадил на мозги простакам. За очень и очень большие деньги. Впрочем, люди сами того желали. Так почему же не пойти навстречу пожеланиям трудящихся, многоимущих и руководящих?
  
  Изгоняющие же исполняли обязанности ассенизаторов-оперативников. Почему-то батюшек из городского церковного прихода, зарегистрированного в налоговой инспекции как "Святой Владыко и Ко", на освящение жилищ и кабинетов приглашали не очень охотно. А вот специалисты "Экзерцист, Ltd" пользовались бешеным успехом. Гоняли тучные стада послезапойных чертей по квартирам, изводили домовых, боролись с полтергейстами, доставшимися кому-то в наследство от прежних жильцов. Спектакли тщательно разрабатывались и отыгрывались по полной программе. Если кто-то находил милую изюминку, придававшую традиционному обряду особую значимость и фирменную прелесть, счастливчика-рационализатора премировали. Новую перспективную методику дорабатывали и внедряли. Иногда фирма бралась и за откровенно коммерческие заказы - собирала компромат на ответственных тузов и крупных бизнесменов, путавшихся с ведьмами. Или, например, снимала порчу с крупно-оптовых партий просроченных продуктов.
  
  Бизнес в такой стремительно развивающейся отрасли как мистика в последнее время стал очень выгодным. Не оставались в накладе и средства массовой информации, целенаправленно и методически нагнетавшие по заказу фирм, подобных "Экзерцисту, Ltd", массовый психоз. Самым высокооплачиваемым и авторитетным народным кумиром стал всемирно известный астролог Глыба. О своей значимости тот сам регулярно утверждал с экрана и страниц дорогих изданий. Этакий "матерый человечище". Появились и "бескорыстные" энтузиасты локального значения. Например, городской пара-обозреватель Бздым-Пойда, который через местную "Горскую мысль" радел за просвещение горской части человечества в плане тайн и загадок обитателей потустороннего мира. Похоже, он сам искренне верил в то, что писал, говорил и видел. Или кто-то его хорошо и стабильно подкармливал. Но "летающие тарелки" тот ухитрялся видеть чуть ли не ежедневно...
  
  - Третий! Третий! Пройдите в правление! - известил селектор.
  
  Тутуськин бросился в заветный кабинет: опозданий здесь не любили.
  
  Отчет прошел без нареканий и вопросов. Тутуськин даже удостоился похвалы.
  
  - Вот достойный пример как нужно составлять отчетность. Четко, коротко и ясно, - смягчил чеканные черты главный менеджер. - Отлично, Третий, я отмечу вашу работу. Дополнительным премированием.
  
  Тутуськин вылетел из конторы, словно в спину дул свежий ветер. Радостно дышалось чистой грудной клеткой - Тутуськин не курил, как, впрочем, не имел и других вредных привычек. До дежурства на кладбище еще три часа. Небывалый случай! Ну, Машка, держись!
  
  7.
  
  Пятница, 16.00 - 19.00
  
  Тутуськин торопился домой. В предвкушении свидания с Машкой он вдвойне любил родной город.
  
  А город жил повседневной жизнью. Погода устоялась великолепная. Улицы, скверы и парки были полны детворы. По тротуарам фланировали туда-сюда мамаши с колясками, еще не накрасовавшиеся ранним материнством. Детишек постарше, детсадовского возраста, на поводках и в ярких детских намордничках - чтобы не привыкали с малых лет задирать прохожих и огрызаться старшим, степенно выгуливали уже дедушки-бабушки. Школяры и прочий молодняк постарше резвились самостоятельно. У красиво горящего киоска радостно прыгали девчонки, подбрасывая в огонь петарды и уличный мусор. Стайка мальчишек деловито тащила средних размеров фугас. Наверное, террористы из местного клуба "Всех заложим!", когда шалили, потеряли. Или опять раскопали заброшенную военную базу.
  
  - Шельмецы, - покачал головой Тутуськин, - небось, опять в карьер потащили, взрывать. Или над соседями подшутить решили.
  
  Но даже в голову не пришло выйти из машины, остановить подростков. Все равно взорвут, хорошо бы хоть не в городе. А то в прошлый раз полквартала разнесли.
  
  На проезжую часть выскочил дедок с поднятой клюкой. Тутуськин резко затормозил:
  
  - Ты что, старый, совсем рехнулся? Под колеса прешь!
  
  - Прости, сынок, увлекся. Вон, видишь, какой жирный, - старик ткнул клюкой влево.
  
  На двойной разделительной линии сидел здоровенный голубь.
  
  - Три уже есть, четвертого надо для ровного счета, - дед раскрыл авоську и показал Тутуськину добычу - солидных голубей со скрученными шеями. - Бабку хочу порадовать, день рождения у нее. Вот, жаркое будет.
  
  Тутуськин хохотнул:
  
  - Где ты их нашел-то?! - голуби, как и прочие птицы, в городе давно стали редкостью, исключение составляли несъедобные вороны, не только пережившие других пернатых, но и расплодившиеся не в меру. - Ну-ну, давай, охотник, пока не улетел. Да смотри осторожнее, а то сам на жаркое угодишь!
  
  Старичок закивал. И в ту же секунду забыл про Тутуськина. Поправив очечки, на цыпочках дед подкрался к голубю, безмятежно гулькающему посередине дороги. И ловко долбанул пернатому клюкой по башке. Голубь сковырнулся на землю, старик тут же подхватил тушку, свернул для верности шею и, довольный, зашагал к своей старухе. Шустрый еще дедуля, несмотря на возраст - видно, что пока к врачам в лапы не попадал по-серьезному, не успели его уделать гослечением. Дай, Бог, ему еще пару лет так резво попрыгать.
  
  Тутуськин улыбнулся: такие люди стоят его трудов. Какая трогательна забота старичка о своей бабке! А ведь, наверное, уже вся сморщенная, высохшая, как трава осенью. То ли дело его Машка: упругая, как молодое яблочко. Мысли окончательно сбились на Машку, и уже ничего другого в голове у Тутуськина не было - скорее бы добраться. Главное - до памятника в Центре доехать, а там уж до дома рукой подать.
  
  Всего в городе имелось в наличии три памятника. Тутуськину до двух изваяний дела не было - кому поставили, за что... Слышал, что один памятник какому-то алкашу по кличке Киров, а другой вообще непонятно чей - прямо из постамента торчала на плечах лопоухая башка в тюбетейке - наверное, жертва базарной мафии, замурованная в бетон. Но один монумент, тот, что указывал пальцем дорогу к Машке, Тутуськину стал почти родным. Тутуськин любил этого странного мужика - знаменитого революционера Пеленина. Что за революция, за что сражались, Тутуськин не знал. Люди говорили разное и туманное: что-то или кого-то на уши поставил. Но, видно, круто нашумел мужик, если даже в Горске его увековечили. У подножия возлежали всегда свежие букетики и венки из мухоморов, которые почему-то росли в городе в любое время года, даже зимой их вызывающие шляпки пошло краснели и коричневели из-под грязного снега. Мемориальная табличка гласила "От благодарного поколения, выбравшего запасы пепси". Немного загадочно, но весомо и внушительно.
  
  Вот он, ненаглядный человек-памятник. Стоит на перекрестке. Сначала Тутуськин думал, что его герой однорукий. Но потом понял, что вторая рука спрятана за спиной (Тутуськин даже заглянул - не держит ли статуя камня?). Зато другая рука Пеленина, кисть которой, высовываясь из рукава куртки, указывала как раз в направлении Тутуськинского дома, была настоящей. Живой. С оттопыренным указательным пальцем. Фанаты, приносившие мухоморы, не забывали время от времени подстригать специальными культовыми ножницами по металлу быстро отраставший ноготь на этом пальце. И очки на носу всамделишные. Солнцезащитные. Изо рта изваяния задорно торчит аппетитнейший пупырчатый огурчик. Среди местных наркоманов ходили слухи, что, когда выпадает первый робкий осенний снег, над памятником кружится мелкий белый чистейшего качества "снежок", покрывая постамент и отдельные фрагменты скульптуры. Поздней осенью в ожидании снегопада наркоши неделями дежурили возле изваяния Пеленина и дружно пели ритуальную песню: "Под черными очками глаза его открыты..." Тутуськин всегда считал, что скамеечки, стилизованные под тюремные нары, возле памятника - самое уютное место в городе.
  
  Поворот по гнутой линии указательного пальца, и - милый дом. А в милом доме - милая Машка. Тутуськин загнал машину во двор. На свое постоянное место - под осину. Заглушил двигатель, взвел противоугонный капкан под ногами водительского сидения и...
  
  Дверца не открывалась. То есть она приоткрылась на десяток сантиметров. Но дальше не шла. Тутуськин налег и отвоевал еще сантиметров двадцать. Вышел и уткнулся в чьи-то ноги.
  
  - Не понял, - пробормотал Тутуськин, задрав голову и следя за раскачивающимися перед его носом не совсем чистыми трусами в горошек.
  
  И тут до него дошло.
  
  - Да сколько можно! - рассвирепел Тутуськин. - Вешаются и вешаются, гады! Хоть бы места безлюдные выбирали! Ну надо же, на моей любимой осине!
  
  Это был третий висельник во дворе за месяц. Но раньше как-то Тутуськину они не мешали. Ну повисят денек, даже хорошо, ворон распугивают. Тем более что предыдущие, очевидно, были клиентами известной в городе фирмы. Фирмачи аккуратно пристраивали своих подопечных, чтобы народ не возмущался. Настоящие специалисты своего дела. Отпочковались от больницы медработники и организовали общество "Полного Излечения от Всего". Тутуськинский сосед там работал. И Тутуськину как-то предлагал:
  
  - Если припрет тебя житуха, обращайся. Недорого берем, зато все по первому классу. Лечение методом наложения рук. По желанию заказчика. Ассортимент безразмерный: от повешения до гильотины. Можно газом, можно ядом. Но ядом дороже. Полет с высотки тоже неплохо. Пока летишь, успеешь насладиться городским видом в последний раз, и ветерком обдувает. Лечиться-то сейчас влетит в такую копеечку... Если что, не стесняйся. Рекомендую.
  
  Услугами фирмы пользовались в основном пенсионеры. Встречались, правда, и Тутуськинские ровесники. Но это уже совсем патология, либо физиологическая, либо психическая, как, например, любовь. И все-таки благодаря "ПИВ"у счеты с жизнью теперь можно было свести красиво, не утруждая себя грязной работой. Душили, травили, резали, стреляли, сворачивали шеи работники фирмы. Повесят кого-то, немного оставят повисеть для приличия в удобном месте в рекламных целях и убирают.
  
  Но бывали и самоуправные самоубийцы. Как сегодня... Не умеешь - не берись. И вот, результат налицо. Вернее, прямо Тутуськину в лицо. Не рассчитал время агонии, неправильно узел завязал... И, пожалуйста, нате вам - шары и язык выпучены, морда пугающе синюшного оттенка, да еще и обделаться перед смертью успел.
  
  - Совсем распоясались, самостоятельные, - бурчал Тутуськин, прыгая через лужи собачьей слюны к подъезду. - Надо позвонить, пусть уберут. А то будет неделю болтаться - к дому не подъедешь...
  
  "Еще один Машкин плюс, - думал Тутуськин, поднимаясь в квартиру, - она увидеть не может этого дурака на дереве. А то начались бы женские истерики, охи, ахи, сопли, слюни"...
  
  Дома Тутуськина ждала привычная чистота и тишина. Только утробно ревел сливной бачок в туалете. Но Тутуськин уже привык к этому звуку. Иногда, отдыхая после утех с Машкой, он представлял себе водопад... Лежал и слушал, как каскады воды низвергаются вниз с огромной высоты и отважно падают, разбиваясь в мелкую сверкающую пыль. И еще представлял пронзительно-яркую радугу и порхающих бабочек...
  
  Аккуратно, носок к носку, поставив туфли, Тутуськин надел тапочки с помпончиками и пошлепал в комнату.
  
  - Машута! Я пришел! Я сегодня пораньше!
  
  Комната была крохотной. Но им с Машкой хватало. Диван, журнальный столик, телевизор. Еще и место оставалось. Раньше Тутуськин все мечтал купить кресло. Но на дешевку денег было жалко, а на хорошее постоянно средств не хватало. Сейчас вроде бы и деньги появились приличные - глобус, наверное, скоро лопнет. Но жизненные ценности в последнее время кардинально переменились. Не до кресла сейчас.
  
  Тутуськину нравилось, когда Машка ждала его на кухне. Он специально долго переодевался в комнате, а потом уже шел к ней. Кухонька размерами могла сравниться разве что со спичечным коробком. Но и это устраивало Тутуськина: гостей на такую кухню не позовешь. Нечего высматривать, что там в холодильнике у хозяина.
  
  - Милая, - игриво просюсюкал Тутуськин, заглядывая одним глазом на кухню.
  
  Машка, умница, сидела там, где и положено. И глупо таращила на Тутуськина голубые глаза. Он скорчил зверскую рожу и сделал Машке "козу".
  
  - У-у-у... Как ждала? Скучала? - Тутуськин подкрался к Машке и, запустив руку под халатик, лапнул за грудь. - Все на месте, - хихикнул он.
  
  Схватив в каждую ладонь по груди, Тутуськин жутко возбудился. Он подхватил Машку на руки и потащил было к дивану, но передумал. Тут же у окна сложил девку почти пополам, одной рукой расстегнул штаны и тихонечко блаженно захрюкал.
  
  На середине кайфа Тутуськин вдруг вспомнил, что сегодня на Машку отведен дополнительный час, и осатанел.
  
  - Разорву! - вдруг заорал он, безжалостно долбясь в девку.
  
  Когда Тутуськин задергался в экстазе, Машка ответила ему страстными стонами. На Тутуськина накатила волна нежности и блаженства.
  
  - Господи, ведь сколько лет вместе, а все еще хочу эту дуру, - пробормотал он.
  
  Отдышавшись, Тутуськин взял Машку подмышку и понес в ванную.
  
  Машка была самым удачным приобретением Тутуськина. Такие куклы были почти в каждом доме. У кого-то получше, у кого-то похуже. Но даже у женатых жила такая резиновая игрушка. Тутуськин знал семейку, где резиновые куклы (резиновый мужик и резиновая девочка) считались членами семьи, сидели за столом за обедом, будто живые, вывозились на прогулку. И все были счастливы.
  
  Тутуськин получил свою Машку несколько лет назад. На совершеннолетие родители сделали подарок. Не поскупились. Отдали все, что скопили за годы: все лучшее - детям. И правильно сделали. Не стали брать подешевле, а выбрали самую дорогую кралю. Ее достаточно было всего один раз надуть. Дальше кукла на всю оставшуюся жизнь запоминала уровень давления извне, и постоянно поддерживала его в состоянии, удовлетворяющем хозяина. Внутри у Машки был установлен датчик, реагирующий на выброс спермы. И кукла издавала звуки любви. Причем не один и тот же, а каждый сеанс разные, по случайному закону. А резина - словно и не резина вовсе, а настоящая человеческая кожа. Только непробиваемая, непрокалываемая. Словом, вечная девка. И жрать не просит. И денег... Накатила очередная волна любви и нежности. Тутуськин снова зарычал. Подмял Машку под себя и начал терзать. Кусал, бил, выворачивал руки, накручивал грудь и в это же время успевал елозить на резиновом теле, яростно атакуя безотказную дырочку между ног, представляя на месте Машки магистра Женечку... Стерву высокомерную. Да она мизинца Машкиного не стоит. Ее бы, Женечку, на одну ночку со мной в сторожку. Обописалась бы, магистр пальцем деланный...
  
  Тутуськин, тяжело дыша, отлеживался в теплой ванне, когда раздался телефонный звонок.
  
  Голый, он прошлепал в коридорчик.
  
  - Третий? - осведомилась трубка.
  
  - Я на проводе, - хрипло, но по возможности бодро отрапортовал Тутуськин.
  
  - Завтра после дежурства в конторе придется выехать на задание. На вас персональная заявка.
  
  Персональная заявка - это лестно. Это еще одна ступенька наверх. Но Тутуськин все равно скривился.
  
  - Это во сколько?
  
  - На двадцать один ноль ноль.
  
  - По темноте шарахаться, - проворчал Тутуськин.
  
  - Не мандражируйте, Третий, - хмыкнула трубка. - Заказ в Солнцевский район, там солнце заходит после полуночи. И тариф сверхурочный.
  
  - А, тогда ладно... Будет сделано! - оставалось придумать как быть со второй работой. С Тощим договориться можно, что ж он, не человек?
  
  8.
  
  Никто даже из старожилов не помнил, когда это началось. Никто не знал, по какой причине стали твориться в городе все эти безобразия.
  
  Первое время люди удивлялись. Пока худо-бедно финансировали науку, ученые приезжали, но так ничего и не выяснили. Теперь уже были не в диковинку и кровавые дожди, и поздние закаты в отдельно взятых городских районах. Все просто давно уяснили для себя, что если метеорологи предсказывали осадки, нежелательно появляться на улице Малютина. А вот на улице Мичурина наоборот: мужики толклись с утра до ночи - там дожди все больше плодово-ягодные, с привкусом вермута.
  
  На улице Феликса Дознанского и ХватайБерийском проспекте, Тутуськин сам тому свидетель, вместо грозовых раскатов дикие вопли слышатся. И дожди там соленые. На улице СемиЛапатинского Гона в определенные часы перекрывается движение автомобилей и пешеходов: прямо по белой разделительной полосе проезжей части расходится земля и растут грибочки. Ядерные. В дыру трещины, протяженностью в три километра, видна светящаяся лава. Возле толпятся дети в школьных костюмчиках радиационной защиты: им наглядно объясняют строение Земли и теорию расщепления ядра атома.
  
  Улица имени славного земляка, сбежавшего ради русского стиля жизни из Голландии, архитектора Амундсена существует на карте города до сих пор. Однако там давно уже никто не живет - здесь не бывает светлого дня. Сплошные ночи. Как черное пятно на окраине города. Пустые коробки домов слепо таращатся в вечную темноту. И, поговаривают, вроде там вампиры профсанаторий отдыха себе собираются открывать. Тутуськин не знал, верить этим слухам, или так, очередная сказка.
  
  Исключение составляет улица Бериллия УхМэЗэвского. Старики говорят, что до аварии в основном заводском цехе по переработке (или изготовлению?) какой-то радиоактивной гадости улица была на удивление нормальная. А после страшного выброса дома, деревья, тротуары, земля, постовые милиционеры и продавщицы пончиков с ливером - всё покрылось металлическим инеем. Так и стоят - замороженные. А по ночам улица светится болезненно-мертвым синим светом.
  
  Много непонятного было в городе. Сам Тутуськин жил в Живодерно-Павловском переулке. Единственное неудобство там доставляли унылые тощие собаки и голодные бабушки-пенсионерки, и те, и другие - вечно истекающие слюной. В одних стреляли, других эпизодически морили пенсией. Бесполезно.
  
  Временами накатывали волны всеобщего любопытства. Предпринимались попытки разгадать городские странности. Горожане внимательно следили за потугами ученых и шарлатанов от науки. Но все исследователи натыкались на абсолютное отсутствие каких-либо причин для аномалий. Очередная бурная деятельность засыхала на корню. И люди вновь переключались на собственные мистические приключения. Их снова тревожили самовключающиеся бытовые приборы, посторонние шумы в жилищах, таинственная и странная музыка водопроводных труб, призрачные ночные видения...
  
  9.
  
  Пятница, 18.30 - 19.30
  
  Тощий снова получил сигнал. В голове словно зажглась красная лампочка, настырно зажужжал зуммер. И Лешу потащило в Живодерно-Павловский переулок, как на буксире. Он мог упираться, мог извергать проклятия. Но все равно покорно садился в машину и ехал в чертово место.
  
  Как-то он нашел на улице ключи. Обычные ключи, на колечке, даже без брелока. И кой черт дернул положить их в карман?! Тем же вечером Лешу позвали. Едва стемнело, он спустился к гаражу, завел машину и поехал. Перед нужным поворотом в голове щелкало. А у двухэтажного дома в Живодерно-Павловском переулке машина, будто сама, остановилась и заглохла.
  
  Тощий и не думал о ловушке конкурентов или недоброжелателей, которых полно. Он вообще ни о чем не думал. Просто поднялся на второй этаж, открыл найденными ключами дверь квартиры номер пять и вошел.
  
  Квартира была пуста. Если не считать резиновой куклы на кухне. Она сидела на стуле у окна, уставив голубые глаза на дверь. Поразительно похожая на живую. Но все же - кукла. Голубенький же халатик распахнулся на груди. Тощий обезумел. Он мусолил резиновую девку часа два. И ушел едва живой, опустошенный, но крайне довольный.
  
  С тех пор, едва заслышав зов, Леша мчался к резиновой бестии. Чья была квартира, что за девка, кто его туда зовет и приводит, его не волновало. Ведь если в городе завелась нечисть, бесполезно задавать вопросы. Но если от Мурика он отделался с удовольствием, то обращаться в "Экзерцист, Ltd" насчет куклы не собирался. Так привязался к чертовке за это время, что интуитивно избранными вечерами садился у телевизора и, тупо пялясь в экран, забыв даже про кошек, ждал зова. Слава Богу, в такие дни его присутствие не требовалось на разборках. Зовущая его кукла непостижимым образом всегда четко знала, когда Тощего не следует беспокоить, и еще ни разу не оконфузила его перед братками. Иногда Леша точно знал - нынче его не позовут. Просто знал, и все. Тогда можно было плотно заняться делами, самолично потрясти кое-кого за яйца в воспитательных, а то и в карательных целях.
  
  Вот и сегодня кукляшка потребовала Тощего к себе. И он поехал к обычному времени. Странно, но на половине пути зов ослабел. Когда Леша был почти у цели, в голове стало совсем тихо. Закрывая машину, Тощий прислушивался в надежде уловить хоть слабые сигналы. Тщетно. Постояв в нерешительности несколько минут, он все-таки заспешил в заветную квартирку, чуть не поскользнувшись в скользкой лужице собачьей слюны. В дверях подъезда столкнулся с Тутуськиным.
  
  - О! Ты чего тут? - удивился Тощий.
  
  - Живу я здесь, - пожал плечами Тутуськин.
  
  - А... - протянул Леша. - На работу не опоздаешь?
  
  - Нет, в самый раз.
  
  Не прощаясь, они разошлись: Тутуськин к машине, недоумевая, что Тощему надо в его доме, где живут практически одни старушонки, а Леша на второй этаж, бурча: ну надо же было придурку кладбищенскому поселиться именно здесь.
  
  На площадке Тощий постоял у окошка, убедился, что Тутуськин уехал. Потом только поднялся на пролет выше к двери квартиры номер пять. Достал ключи, сунул их в замочную скважину и... Замок не слушался. Леша поднажал. Ключ даже на йоту не повернулся. Тощий потихоньку зверел. Как же так? Он тупо уставился на ключи. Те же самые. Замок - не меняли, иначе Леша сразу бы заметил. Тощий толкнул дверь плечом. Даже не шелохнулась. Леша уже занес кулак, чтобы затарабанить и, если понадобиться, снести эту хилую деревянную преграду, но как-то разом лишился сил. И понял: замок не откроется. Тощему на полпути показали фигу. Почему?
  
  Леша отошел от двери. Сел на ступеньку. Отчего-то стало так горько, так горько... Тощий подпер подбородок ладошкой и тихо заплакал, по-детски вытирая слезы свободным кулаком. Плакал Леша, если сбросить со счетов счастливое детство, второй раз в жизни: так плохо было ему в черный день смерти Мурика...
  
  А по ту сторону двери в ванной лежала резиновая Машка. Бездумно уставив голубые глаза в потолок. Едва заметная презрительная гримаса нисколько не портила кукольное личико.
  
  10.
  
  Пятница, 19.30 - полночь
  
  Тутуськин ехал на кладбище. Он не торопился. Успевал вовремя, так зачем же гонять зазря? Ни к чему раньше времени становиться клиентом кладбищенских коллег.
  
  По дороге Тутуськин вспомнил, что дома копченую курицу из холодильника выложил, а поесть - не поел. Машка - курва заводная. Но целую ночь на голодный желудок? Нет, пищеварительная система должна работать, как часы. Она еще пригодится.
  
  Тутуськин притормозил у маленького магазинчика. Вообще-то, по глубоко угнездившейся привычке он предпочитал оптовые палатки - дешевле. Но привлекла очередь из бабушек и дедушек. Эти так просто стоять не будут. Значит, что-то ценное и недорогое выкинули.
  
  Громко оповещая очередь - "Я только посмотреть! Я только посмотреть!" - Тутуськин протиснулся внутрь. Но за спинами плотного ряда очередников, бившихся у прилавка, так ничего и не увидел. Впрочем, он уже и не хотел ничего видеть - Тутуськин задыхался. Запах в магазинчике стоял редкой мерзости. Такую вонь Тутуськин уже где-то нюхал: когда несколько дней успел поработать рубщиком трупов. Долго не выдержал, уволился. Омерзительная профессия - не для него. Вегетарианцем после этого Тутуськин не стал только по причине своей правильности и жизненной практичности.
  
  Тутуськин выбрался наружу и с облегчением вдохнул нормального воздуха. Уже открывая машину, он заметил надпись на стеклянной стене магазина:
  
  "Павильон Љ 22
  продукты
  судмедэкспертизы"
  
  Вот и запашок, ухмыльнулся Тутуськин: "Свежую расчлененку привезли. Нет уж, ешьте сами. А хорошо у них дела коммерческие пошли, которую уже точку по городу открывают. Может, зря уволился? Впрочем, в нашем городе свежих трупов всегда будет в избытке". По дороге Тутуськин все-таки нашел приличный магазин, купил харч и поехал дальше. На выезде из города он свернул налево - в осиновый лесок.
  
  Осины здесь росли - первый сорт. Тутуськин выбрал деревце покрепче, аккуратно обрубил несколько веток, бросил их на заднее сиденье. До начала смены оставалось пятнадцать минут. Как раз доехать.
  
  Идеально уложившись по времени Тутуськин, выключил движок у кладбищенской сторожки за две минуты до пересменки. Привычный к пунктуальности Тутуськина второй сторож Кирасимыч передал ему ключи.
  
  - Все нормально? Не шалили? - кивнул на могилки Тутуськин.
  
  - Да так, понемножку, как обычно, - хохотнул в ответ Кирасимыч.
  
  Но Тутуськин не поддержал сменщика. Даже не улыбнулся. Если бы у Кирасимыча зрение было чуть получше, его бы озадачило легкое окаменение Тутуськинского лица. Но Кирасимыч давно ослабел глазами, как, впрочем, и мозгами. Похихикивая над своей шуткой, он прощально хлопнул Тутуськина по плечу и отвалил.
  
  Оглядевшись, Тутуськин вернулся к машине, вытащил осиновые ветки и скрылся в сторожке. Свалил ветки в кучу, снял половицу у глухой стены. Проверил тайник. Все на месте. А вот веточками он запасся вовремя. Резерв осиновых колов был на исходе.
  
  Темнело быстро. Тутуськину надо было успеть до темноты обойти кладбище и закончить еще одно важное дело - настрогать суточный боекомплект колышков. Неизвестно, конечно, привезут ли сегодня криминального покойничка, но на всякий случай нужно быть готовым.
  
  На кладбище царила тишина. Красивые оградки, аккуратные холмики. Цветочки свежие. Березки шумят скорбно. А к ночи соловья разойдутся вовсю... Благодать. И чужие не забредают. Раньше бывало. Хамье всякое на памятники зарилось - хороший памятник денег стоит. А то и просто так осатанело глумились над могилами, особенно, когда мода на это дело пошла. Тогда сторожам разрешили держать оружие. Тут уж эти варвары попритихли. При Кирасимыче как-то раз попробовали сунуться. Так он, слепой-то слепой, а ползадницы одному юному сатанисту своротил из обоих стволов. И - как отрезало - вместе с той задницей. Да еще истерические городские мистификации психоза добавили, да и мода - штука переменчивая. Теперь никому в голову не придет на кладбище наведаться, особенно ночью. Разве только браткам - так у них работа такая, за то и деньги получают. А нормальный человек, пусть он даже и сволочь, себя пожалеет, не попрется на могилки.
  
  Но Тутуськина не обманывала кладбищенская тишь. Он-то знал, что мирно здесь, пока героический страж со скромной фамилией Тутуськин следит за этим покоем. Стоит ему ослабить бдительность - и все. Пойдет в разнос та мразь, что вроде бы спит вечным сном. И тогда на самом деле города захлебнутся в потоке нечисти, которую сдерживает до сих пор один Тутуськин. Один он знает страшную тайну и противостоит адской силе. От него одного зависит мирная жизнь целого города.
  
  11.
  
  Самое интересное, что тайна открылась исключительно благодаря тогдашнему пороку Тутуськина: жадности до денег.
  
  Когда месяц назад Тощий с командой привез очередной труп, Тутуськин привычно принял покойника. Показав браткам свежевырытую могилу, он отпустил их с миром, взяв всю заботу о "новичке" на себя. Братки с готовностью повернули оглобли, уверенные в надежности сторожа. Едва затих звук двигателей, Тутуськин схватил фонарь и рванул к покойнику.
  
  Убиенный лежал на спине, мирный такой, тихий, прилично одетый. Тутуськин, не теряя времени даром, залез во внутренний карман пиджака "клиента". Не в первый раз проделывал эту нехитрую процедуру, и всякий раз удивлялся: как люди могут бояться трупов? Вот этот, например. Лежит себе и не протестует против нахального обыска. Хотя, что тут такого? Ему уже деньги не пригодятся, а молодому и живому Тутуськину - в самый раз.
  
  Карманы оказались пусты. Сторож разочарованно вздохнул. И на пальцах ни одной побрякушки, и на шее ничего. Хоть бы тоненькая цепочка золотая, пусть не высшей пробы... Оставалось только проверить рот. Вдруг зубы золотые? Не пропадать же добру.
  
  Луна кивала Тутуськину, словно соглашалась с его точкой зрения. И неожиданно выбросила мощный яркий луч. В этот миг Тутуськин склонился над лицом покойного и...
  
  Случилось невероятное: один глаз мертвеца распахнулся, являя обомлевшему Тутуськину ярко-красный светящийся зрачок. Сторож замер. А глаз продолжал нахально играть под лунным лучиком красно-синими бликами. Тутуськин как сидел на корточках, так и рухнул на зад, задев труп ногой. В это время рука покойника дернулась, словно в порыве ухватить сторожа за штанину.
  
  И тут Тутуськина озарило. Будто сама прыгнула в руки какая-то толстая палка, и сторож, размахнувшись, всадил ее в грудь покойника. Не прицеливаясь, Тутуськин попал в самое сердце. Это был знак. Не зря он пришел работать на кладбище. Не зря жила в нем жажда стяжательства. Не зря был изначально лишен каких-либо предрассудков в моральных вопросах.
  
  Видно, чье-то зоркое всевидящее око, углядело в Тутуськине зачатки героя. И вложило в его руки грозное оружие, доверяя тем самым несказанно важное и неимоверно опасное дело: разоблачать затаившуюся нечисть и истреблять ее беспощадно твердой и верной рукой.
  
  Тутуськин молился. Обратив к небу лицо в слезах, он благодарил высшие силы за оказанное доверие. И клялся оправдать его.
  
  Наскоро запрятав свежего покойника, оказавшего на поверку гнусным вампиром, если не хуже, Тутуськин провернул адскую работу - за ночь перекопал все могилы недельной давности. За более старые можно было не волноваться: если не беспокоила нечисть до сих пор, то уже и не выберется. Сторож вытаскивал законных покойников, добирался до криминальных квартирантов и всаживал им колья в грудь. Впрочем, колов тогда еще у него не было. Вколачивал более менее подходящие палки. И для верности бросал сверху стрелки чеснока, росшего (тоже наверняка не спроста) за оградой кладбища. Успел до рассвета. Как? - сам не понял. Но к восходу все могилки были аккуратно присыпаны, как положено.
  
  С той памятной ночи Тутуськин ощущал себя этаким заслоном на пути дьяволовых прихвостней к людям. И жутко обрадовался предложению Тощего дежурить каждую ночь. На Кирасимыча надежды мало, а через Тутуськина ни один гад не пройдет! Пусть там, в городе, люди придумывают себе, что хотят, лишь бы не знали, как истинно обстоит дело с нежитью. И пусть они не догадываются, что скромный изгоняющий, один, сдерживает потоки дьявольского отродья, не оставляя мерзости ни единой лазейки.
  
  До полуночи братва Тощего не явилась. Значит, не приедут и вовсе. Тутуськин не ленился и времени даром не терял - обошел кладбище по периметру, натер на всякий случай ограду чесноком. Хоть и слабая, а все защита. Если даже какая-то тварь одолеет Тутуськина, ограда будет препятствием гаду на пути в город.
  
  Предприняв эту последнюю меру предосторожности, Тутуськин побрел к сторожке, предвкушая спокойный сон до утра. Но на пороге затормозил. Глюки? С чего, с вечерних бутербродов с колбасой? Быть того не может. И прислонился ухом к двери. Что за черт?
  
  Нестройное многоголосье с одиночными резкими выкриками доносилось из сторожки. Слов разобрать не получалось, но, судя по шуму, компания там собралась большая. Тутуськин напрягся. Вот оно. Неужели он что-то сделал не так? Неужели все-таки выбрались, демоны?
  
  Тутуськин поднес к губам нательный крест. Только бы до тайничка живым пробиться, а там уж я вам...
  
  С молитвой на устах сторож рванул дверь.
  
  И замер. Избушка была полна. То ли люди, то ли тени... Они оживленно беседовали. Вернее, пытались перекричать друг друга. Мужчины и женщины. Старые и молодые. Даже пара младенчиков затесалась. Все возмущенно орали. Тутуськина и не заметили. А он бочком, бочком, вдоль стеночки пробирался к тайничку, недоумевая: откуда женщины? И дети?
  
  Нет, баб не было, а уж детишек - тем более. А, какая разница. Всех мочить. Все одно - гнусная нечисть. Мертвяки вонючие. Тутуськин уже был практически у цели. Тайник под ногами, только нагнись. Как вдруг:
  
  - Вот он! - раздался яростный вопль.
  
  Тощая женская фигура устремила на сторожа испачканный могильной землей указательный палец.
  
  Все разом замолкли. Хана, заметили. Тутуськин и нагнуться-то не успел, как на него посыпались ощутимые удары. "Нет, это не тени, - только и подумал он. - А с виду - призраки призраками".
  
  Тутуськин не успевал отмахиваться, где уж там запустить руку в тайник.
  
  - Да что вы, в самом деле? - завопил он. - За что?! Забьете ж насмерть!
  
  - И надо бы, еще спрашивает - "за что", наглец - прошипела в лицо прозрачная тетка.
  
  Но бить перестали. Присутствующие обступили сторожа полукругом и вонзили в него ледяные взгляды. Тутуськина не известной науке силой немного приподняло и распластало на стене. Словно распяло.
  
  - Вот теперь поговорим, - удовлетворенно пробасил мужик с длиннющей бородой. - Начинайте, любезные, все скажите, - обратился он к толпе. - Только без базара, давайте по очереди. Тихо, спокойно, чай, не люди уж.
  
  У Тутуськина отлегло. Хоть сразу убивать не собираются. Правда, жутко неудобно висеть на стене с растопыренными нелепо руками и ногами. Но все же лучше, чем лежать в гробу. Или и вовсе быть сожранным без остатка.
  
  - Претензии у нас у всех одни и те же, - кашлянув, заговорила крупная женщина, похожая на отставную учительницу математики. - Мы готовы смириться с незаконными квартирантами. Ладно, они тоже были люди. И не нам их судить. Пусть лежат. Тем более что, один из основополагающих принципов построения счастливого социализма гласит: "В тесноте - да не в обиде". Но когда гроб из-за вбиваемого вами колышка оказывается в наклонном положении, извините. Этого уже терпеть невозможно.
  
  - Почему? - неожиданно для себя поинтересовался Тутуськин.
  
  Вокруг зароптали. Но Длиннобородый властно вскинул полупрозрачную руку. Шум стих. А женщина продолжила:
  
  - Объясняю. Тело соскальзывает вниз, или вверх, это зависит от того, как вы положили квартиранта. А неудобства, причиняемые телу, отрицательно сказываются на состоянии свободной души. Ведь это только говорится так - "свободная". А на самом деле, душе вовсе не безразлично, как существует ее прижизненное тело. И вот мы собрались здесь, чтобы попросить... нет, потребовать: впредь больше не вколачивать ваших глупых колышков, совершенно бесполезных и ненужных. Надо захоронить кого-то тайно, но по всем христианским законам - пожалуйста. Хоть батюшку зовите.
  
  - Как так - пусть лежат? - визгливо выкрикнул низкорослый призрак. - Как так - пусть лежат!!! Извините, я не согласен. Может, вам и все равно, кто лежит рядом с вами, но мне - нет! Я категорически против, чтобы в моем отдельном помещении находился кто-то еще! Да еще и с сомнительной репутацией, если не сказать больше! Это вам не коммунальная квартира! Хватит с нас коммуналок, нажились. Хоть посмертно получил отдельные метры, и - на тебе! Не пройдет! Я буду жаловаться, куда следует! - призрачишко помахал бледным пальчиком перед носом Тутуськина.
  
  - Стыдитесь! - укорила низкорослого учительница. - Потому-то и не видать вам нимба, как своих ушей. Все бы вам на кого-то жаловаться да доносы писать. И после смерти не угомонитесь! Все привилегий требуете! Постыдились бы уж - тут с нами, между прочим, дети. Ведь вы уже взрослая, оформившаяся душа, бывший член коллектива, представитель трудовой прослойки интеллигенции. Нельзя забывать еще один из мудрых основополагающих принципов единственно приемлемого поведения воспитанной личности в обществе развитого социализма: "Не высовывайся".
  
  - И вовсе не привилегий! Я требую то, что мне положено по закону: отдельную могилу! И безо всяких там прохвостов подо мной, с колышками или без колышков! Клал я на коллектив еще при жизни, а уж теперь тем более.
  
  Толпа снова зашумела. Мнения разделились. Тутуськин снова внутренне поджался.
  
  - А мне, - жеманно высказалась синеватая молодуха, - мой сосед нравится. Веселый такой. Бедо-оо-вый. А ваш поганый колышек, - прищурилась она на Тутуськина, - мешает ему ко мне поближе подобраться. И вообще, торчит как-то криво.
  
  - Да что ты с ним делать будешь, душа моя неугомонная? - съехидничал кто-то из толпы. - Бесплотная с бесплотным, а?
  
  Молодуха гуще налилась синевой:
  
  - Что за грязные намеки? Существует еще и духовное общение...
  
  - А мой сосед, - просипел высоченный парень, - напоминает мне тещу. Я уж настроился, что больше не увижу эту тварь, а поди ж - снова напомнили...
  
  И начался совершенный базар.
  
  - Невозможно!
  
  - Да пошли вы, так вашу душу!
  
  - Такой хорошенький!
  
  - Гнида подзаборная!
  
  - Убрать немедленно!
  
  - Товарищи! Соблюдайте регламент! Не забывайте о культуре диспута!
  
  - Заткнись, зануда! Не учи меня жить на том свете...
  
  Казалось, еще немного и призраки сцепятся в единый прозрачнo-белый энергетический клубок, и полетят клочья несуществующих саванов. Тутуськин начал что-то понимать.
  
  - Тихо! Цыля-я-я!!! - перекрыл гвалт голос Длиннобородого. - Стыдитесь, граждане обитатели Эфира! Устроили балаган... Щас Готен Моргена вызову!
  
  Тени вмиг осели. Как-то сдулись. И тихонечко распихались по углам. Только слышались отовсюду слабые попискивания и электрические потрескивания. Длиннобородый выплыл на середину комнаты.
  
  - Ты, - обратился он к Тутуськину, - давай-ка вот что: уж не знаю как, но раскопай все двойные могилы, вытащи колья. Насчет расселения - не знаю. Не нам решать, тут требуется высочайшее указание. А колья - вытащи. И смотри, не вздумай халтурить... Житья не дадим. Заморим. У нас тут такие выдумщики есть - не просто поседеешь раньше времени, но и копыта отбросишь. Если не успеешь спятить вовремя.
  
  Тутуськин открыл рот, чтобы возразить, объяснить свое поведение. Как же так? Что же они - не понимают, для чего он это делает? Но не успел: сторожка заполнилась белесым туманом, который свился в толстую косу и просочился в закрытую дверь. Тутуськина отпустило, и он шлепнулся на пол. Что это было?
  
  Тутуськин разминал затекшие руки-ноги, кляня себя за молчание и робость. Надо бы объяснить все сразу, как только стало доходить что к чему. Да и было ли вообще? Или привиделось? Или нечисть шалит, пугает его? В голове у Тутуськина щелкнуло. Как он сразу не догадался? И не будет он ничего делать. То есть, будет, конечно, но по-старому. Теперь только по два колышка заколачивать надо. Даже по три. Короче, сколько потребуется - столько и вколочу. Гладко оструганных, остро заточенных. Осиновых. Чтобы наверняка. В каждого. Собственноручно. Тутуськин не сдается! Ишь, обнаглели...
  
  Словно отвечая на Тутуськинские мысли, окно сторожки пошло волнами, стекло помутнело. Посередине комнаты появился росток. Черный. Повеяло ледяным сквозняком бесконечного отчаяния и страха. Тутуськин с ужасом наблюдал, как росток вытягивается в корявое дерево, извиваясь и танцуя смерчем, пробивает крышу. А на ветках, словно шишки на елках, вырастали черепа с горящими глазницами. Одни, созревая, отрывались и падали на пол. Некоторые мыльными пузырями взлетали и, группируясь, кружили хороводом вокруг головы Тутуськина. Из спелых черепов, раскатившихся по полу, полезли крохотные черепята и, бодро клацая маленькими челюстями, поползли, хихикая, под ноги к Тутуськину. Самые шустрые уже начали карабкаться по джинсам. Всё! Тутуськинские мозги включили систему самозащиты от перегрева. Сознание вырубилось, и он впервые в жизни упал в обморок...
  
  12.
  
  Суббота, утро
  
  Очнулся Тутуськин неизвестно где. Голова его лежала на коленях у незнакомого мужика.
  
  - Пришел в себя? - ласково произнес мужик. - Вот и славно. А мы унесли тебя, чтобы не конфузить перед коллегой.
  
  - Кто ты? - прохрипел Тутуськин.
  
  - Серафим, - просто ответил мужик.
  
  - Семикрылый? - почему-то спросил Тутуськин.
  
  - Нет, - улыбнулся мужик. - У меня только два крыла. И власть у меня небольшая. Я не могу запретить призракам, обиженным тобой, преследовать тебя. В сущности, они правы. Могу только доложить об их самоуправстве куда следует и посоветовать тебе. Выполни их требования. И забудь о том, что ты делал раньше. Колышки, изгонения... Для детишек малых. А лучше всего - уходи с кладбища. Нечего копать там, где ничего не понимаешь.
  
  - Как же! - возмутился Тутуськин. - В городе, согласен, всю эту катавасию с нечистью люди сами придумывают. Но на кладбище же - самое настоящее гнездо...
  
  Мужик покачал головой:
  
  - Ты думаешь, мы не знали бы? Нет тут ничего сатанинского. Может, случалось пару раз по недосмотру. Но виновные давно уже наказаны. Все фантазии твои неуемные. И ведь удивительно - ничего нового придумать не можешь. Все тот же многовековой стандарт повторения одних и тех же человеческих ошибок. Пустяками занимаешься, а главного не видишь.
  
  - Чего - главного?
  
  - Ты по городу родному пройдись, раскрой глаза, подумай, может, и увидишь то, чего раньше не замечал. И поймешь - что. Неужели все нормально в твоем мире?
  
  Тутуськин захлопал глазами:
  
  - А что? Город как город. Люди как люди. В меру пьющие, иногда друг другу морды бьющие. Ну, не без греха, конечно. Так ведь святые-то только на небесах.
  
  Серафим усмехнулся:
  
  - Откуда ты знаешь - что на Небесах? Вы и про Бога-то забыли.
  
  - Почему? Остались еще верующие...
  
  - Ты про этих верующих лучше не говори, - вздохнул Серафим. - Веруют, когда им выгодно. Да, не о том речь сейчас.
  
  Тебе я мог бы никогда не явиться. Твоей фамилии в списке, составленном на ближайшие сорок лет, даже среди потенциальных Ищущих нет. А так долго, извини, ты бы не прожил. Особенно в этом страшном городе. Хоть ты и меченый, но не нашим ведомством. И, вообще, если честно - дело не в тебе. Не смог я наблюдать равнодушно произвол, учиненный оскорбленными Душами! Устроили линчевание, призраки мятежные. Ну, ничего, они еще получат свое наказание за явление человеку - это категорически запрещено Законом. Однако я отвлекся. Так вот, если уж я с тобой встретился, то поневоле просто обязан просветить. Тут ничего не поделаешь. Значит, судьба твоя такая - прозреть. Тебе придется многое переосмыслить. Страшно это. Сложно. Но пойми, работа у меня такая.
  
  - Окулист, что ли? - все еще не мог прийти в себя Тутуськин.
  
  - Нет, - кротко отвечал Серафим, не реагируя на невольную попытку провокации. - Я - Ангел Завтрашнего Дня. Изредка рождаются люди, начинающие задаваться вопросами устройства Мира. Мы медленно подводим такого человека к осознанному пониманию. Он самостоятельно должен найти ответы на два основных вопроса причинности Мироздания. И тут прихожу я - к моменту озарения, когда в мозгу высвечивается ключевой третий вопрос Смысла Бытия. Человек начинает искать на него ответ. Тогда-то и появляется "свобода" выбора. Либо жить по-прежнему и мучиться, подстраиваясь под существующий Мир, либо искать себе другой Мир, либо менять этот Мир под себя. Если избранный отвечает на третий вопрос, он понимает устройство Мира и пытается или сломать существующий или свой построить. В противном случае отдает предпочтение одной из двух оставшихся дорог. Такая вот вилочка. Трезубец. Но у тебя немного по-другому, - Серафим неуловимым движением плавно вернул на место отвисшую челюсть Тутуськина, - Как неподготовленный ты постигнешь лишь первую ступень истины, - вздохнул Серафим. - И потому откроются тебе всего два пути. Жить как жил, водить за нос земляков, получать от жизни нехитрые радости, в твоем понимании. Главное, не городить больше подобных глупостей, тревожа мертвых. И второй путь. Покинуть этот мир, поняв его неправильность.
  
  - А третий путь?! - вскинулся Тутуськин. - Ты же говорил про три пути!
  
  - Пойми, - терпеливо, как ребенку, объяснял мужик Тутуськину. - Я пришел к тебе по необходимости, иначе бы с тобой сотворили такое, что гораздо хуже смерти. Ну не сформировался ты для прозрения. Поэтому третий путь тебе не по силам. Не дано тебе увидеть саму суть проблемы. Поэтому не будем даже пытаться обсуждать ситуацию, тем более возможные пути ее решения. Тебе доступен ответ только на вопрос "что?". Два других выше твоего уровня разумения. В вилке твоей судьбы лишь два зубца.
  
  - Хорошенькое дело! - возмутился Тутуськин. - Так для чего ты меня спас от взбесившихся привидений? Чтобы я жил и мучился, как ты говоришь, или сдох самостоятельно?
  
  Серафим поморщился.
  
  - Почему же сдох? Я разве так сказал?
  
  - А как же? Покинуть этот мир...
  
  - Кто тебе втемяшил, что твой Мир - единственный? Есть и другие. Там тоже живут.
  
  - Кто там живут? Покойники?!
  
  - У тебя превратное представление о Мирах. Хочешь, угадаю, о скольких ты знаешь? О двух: о том, в существование которого ты даже толком не веришь, - Серафим указал на небо, - и об этом, в котором ты живешь, не видя, что вокруг творится.
  
  Ангел ткнул перстом в землю. Из лунки под пальцем через пару мгновений появилась роза, обернулась чертополохом и рассыпалась в прах. В образовавшемся навозе зашевелились жирные черви и гусеницы. Некоторые закопались в землю, испугавшись света. Другие окуклились, из них вылупились навозные мухи, мотыльки, комары и бабочки. И испуганно разлетелись. Один комар сел на ладонь Серафима, и был моментально прихлопнут карающей десницей Ангела. Серафим печально и кротко глянул на то, что осталось от комарика, вздохнул и продолжил:
  
  - Вот такие танцы получаются... А Миров гораздо больше, поверь мне. И в один из них ты вполне можешь вписаться. Только не спрашивай, в какой именно. Я и так запредельно тайное для рядового обывателя поведал. Разве только подскажу немного. Уйти, как Вася одноухий ты не сможешь - не откроется тебе дорога к свету. Вася - он чистый был. В нем вера жила. В доброту и Красоту. И он намного дальше тебя продвинулся: два вопроса осилил. А на третьем сломался. Да ты не переживай, я сам едва первый вопрос одолел.
  
  - Это какой еще Вася? - поднял брови Тутуськин.
  
  - Давняя история. Был такой, убивавший из милосердия и наказанный за милосердие. Не правосудием, ни людским, ни Божьим - сам себя приговорил. Но разговор сейчас не о нем. От тебя смердит, уж извини. О каком милосердии тут может идти речь? И крыльев тебе не дадено. Не улетишь, как мне позволили когда-то. Мне крылья любовь подарила. А у тебя одна надежда убогая. Вот, деньги найду, разбогатею, - Серафим фыркнул.
  
  - Так это когда было-то? - оторопел Тутуськин.
  
  - Какая разница? Все равно где-то в глубине души так и осталось. Как твоя заначка в глобусе.
  
  - И что же делать?
  
  - Ищи свою тропку. Есть она. Хоть и смердишь, не совсем ты испорчен. Ведь не только ради себя любимого мертвецам войну объявил. Пробирайся к Миру, близкому тебе. Или быть тебе всю жизнь изгоняющим. В этом прогнившем городе. Маяться недопрозревшим. Видеть и недопонимать. Осознавать меру своего незнания и никчемности.
  
  - А если я все-таки попробую? Ну, увижу, что в этом городе не так, пойму причину. Ведь, ты говоришь, что, может, и пойму? Я все равно буду пробовать все расставить по местам. Хотя бы в своей голове. Ты же говорил про три вопроса, если я не ошибаюсь? Какие? Первый - "что?". А дальше
  
  Серафим поморщился:
  
  - Ну какая разница? Ответа ты все равно не найдешь.
  
  - Договаривай! - разозлился Тутуськин. - Что уж совсем дурака из меня делаешь?!
  
  - Ладно, если тебе станет легче. Второй вопрос - "почему?". Причина неправильности. Так ведь именно причины ты и не увидишь. А только следствие. Не твое это, пойми же, наконец! К пониманию этого годами идут. Десятилетиями. Всю жизнь. Через понимание единства первопричин. Может, и ухватишь самый краешек, да что толку?
  
  - И все-таки? - не унимался Тутуськин. - Если смогу постигнуть эти первопричины?
  
  - Тогда тем более долго не проживешь. Или сам уйдешь или доброхоты помогут, чтобы не мешал жить как привыкли. А уж одиночество среди живущих, всеобщее непонимание и презрение тебе точно будет гарантировано. Ибо подмечено "Генезисом" - "six six six - it's not more that alone..." Да о чем речь? - вздохнул Серафим. - Все равно остается третий вопрос. "Как?" Он-то, в основном, и убивает наповал. Многие века Прозревшие на него ответ искали. Да только головы сломали. И либо сами уходили в Миры иные. Либо помогал кто.
  
  Тутуськин совсем запутался. Неужели так трудно ответить на три вопроса? Что. Почему. Как. В башке крутился четвертый вопрос: а на хрена все это?
  
  - У-у, человечек, ты на две головы выше себя вообще не пытайся прыгнуть. Вопрос "зачем" - это уже загадка уровня Господа нашего.
  
  - А если все оставить для меня как было вчера? - с надеждой спросил Тутуськин. Уж почему-то больно страшило его это непонятное пока еще прозрение.
  
  Серафим склонил голову набок, глядя мимо Тутуськина.
  
  - Не могу. И тебе уже спокойствия не будет. Ведь мы уже увидели друг друга. Придется выбирать.
  
  - Это приказ? - еле ворочал языком и мозгами Тутуськин.
  
  - Иначе ты не сможешь, - в который уже раз терпеливо улыбнулся Ангел. - Редчайший случай неподготовленного Прозрения. Чревато непредсказуемыми последствиями для человеческой психики. Слишком много обрушилось за одно утро на твою бедную голову. А ведь у тебя еще впереди очень трудный день. Ты пока даже не представляешь, насколько он будет трудный. Только поэтому я с тобой до сих пор сижу и разговариваю. Чтобы хоть немного смягчить грядущее. Ну все. Счастливо, если по отношению к тебе теперь можно так выразиться. Да, я тут подумал, забудь про требования призраков. Мы сами решим этот вопрос.
  
  Серафим встал, бережно опустив голову Тутуськина со своих колен на траву.
  
  - Помни: лишь два пути... - из-за его спины взметнулись два крыла.
  
  - Прощай, - только и сказал напоследок. И воспарил. Свободно, гордо, красиво.
  
  Тутуськин не удивился. Мозги свернулись набекрень. Даже глупая война с мертвецами уже казалась легкой шелухой семечек. Вопросы, Миры, Вася одноухий, Серафим крылатый... Господи! Жил себе да жил! Что ж ты все наизнанку выворачиваешь! Только какого-то прозрения не хватало! Чего прозревать? Куда смотреть? Что увидеть?
  
  Тутуськин встал. Автомобиль его стоял буквально в двух шагах. И дорогу он узнал. Значит, перенесли его недалеко от осинового лесочка. Домой, домой. Взять на работе отгул, выспаться. И... подумать. Ох, трудное это занятие, неподъемное.
  
  По дороге Тутуськин привычно глянул в зеркало заднего вида. Машина вильнула, вылетела на обочину и замерла. Прежде чем двинуться дальше, Тутуськин долго разглядывал свое отражение - действительно, есть шутники на том свете: голова напоминала черно-белый арбуз. Прядь черная, прядь белая, черная, белая, черная, белая... И словно обухом по голове стукнуло, окончательно запутывая, замусоривая и без того растрепанные Тутуськинские мозги: среди бешеных призраков не было ни одного из пришпиленных Тутуськиным криминальных покойников...
  
  13.
  
  Висельника во дворе убрали. Тутуськин без помех поставил машину под осину и поплелся домой. Даже предстоящая встреча с Машкой не радовала сегодня. На площадке между первым и вторым этажом чуть не споткнулся о ... Тощего. Леша сидел на верхней ступеньке и спал, положив голову на сложенные на коленях руки. Вокруг валялось окурков и насыпалось пепла пачки на полторы-две.
  
  - Ку-ку, - присел на корточки Тутуськин. - Ку-ку...
  
  Тощий встрепенулся. Поднял в грязных потеках лицо.
  
  - Господи, опять ты... - как-то бесцветно пробормотал он.
  
  - Да не Господь я. Тутуськин. Не узнал? И почему это - я опять? Это ты что тут делаешь с утра пораньше?
  
  Тощий только махнул рукой.
  
  - Ну, тогда пойдем ко мне, - радушно предложил Тутуськин на "ты" - сегодняшняя ночь уравняла все отношения. - Кофейком напою.
  
  Леша посидел минуту в раздумье.
  
  - А, пойдем.
  
  Когда Тутуськин достал ключи и попытался открыть квартиру номер пять, Тощий икнул.
  
  - Ты здесь живешь? В этой квартире?
  
  - А что тебя удивляет? Надо же кому-то здесь жить? Почему не мне?
  
  Тощий вдруг вцепился обеими руками в Тутуськина.
  
  - Не ходи туда! Не ходи!
  
  Тутуськин уставился на Лешу: два сумасшедших в один день? Не слишком ли?
  
  - Почему? - поинтересовался он.
  
  - Не ходи, не ходи, не ходи, - зациклило вдруг Тощего.
  
  - Еще чего, - фыркнул Тутуськин и повернул ключ.
  
  Замок не сработал. Не отпускающий Тутуськинской руки Леша по-детски хихикнул. Тутуськин снова попробовал. И снова замок не среагировал.
  
  - Дверь не откроется, - выпалил скороговоркой Тощий.
  
  - Почему? - спросил Тутуськин в легком обалдении.
  
  - Она не хочет.
  
  - Как-как? Дверь не хочет открываться? - переспросил Тутуськин.
  
  Тощий поморщился от непонятливости собеседника.
  
  - Да причем тут дверь? ОНА не хочет!
  
  - Кто? - тупо уставился на Тощего Тутуськин. - Кто она?
  
  - ОНА, - значительно сказал Леша.
  
  - Да я ее сейчас снесу к чертовой матери, - рассвирепел Тутуськин.
  
  - Не-а, - протянул Тощий.
  
  И тут Тутуськин ему поверил. Сразу. Что дверь не откроется. И не сломается. Именно потому, что ОНА не хочет.
  
  - Машка? - уточнил шепотом Тутуськин на всякий случай.
  
  - Ага, я тоже ее Машкой звал.
  
  - Дьяволица... А что же делать? - растерянно потер Тутуськин нижнюю челюсть.
  
  - А я знаю? - ответил Леша и вернулся на свою ступеньку.
  
  Тутуськин постоял еще немного. Посмотрел на Тощего. Грустно тот смотрелся. Уныло. Этакий сдутый мячик. Сел рядом. И тоже сдулся...
  
  14.
  
  Утренняя бабка, соседка Тутуськина, выйдя в раннюю экспедицию за молоком, обошла их с торопливой опаской. И, отстояв до победного в очереди у желтой "коровы", наверх больше не поднималась. Пережидала у подъезда на скамеечке. На всякий случай. Тутуськина она не узнала. А эти двое сидели долго. Несколько раз Тутуськин тщетно пробовал открыть дверь. Но не получалось. Замок умер. Не дверь же ломать, на самом деле.
  
  - Я же говорил, - вздыхал Тощий.
  
  Наконец у Тутуськина заболела задница.
  
  - А что мы сидим, как идиоты?
  
  - Черт его знает, - глубокомысленно отозвался Леша. - Можно ко мне поехать. Там и поговорим.
  
  - О чем? - изумился Тутуськин.
  
  - А разве не о чем? - поднял на него печальные глаза Тощий.
  
  Действительно глупый вопрос, внутренне согласился с ним Тутуськин.
  
  Плечо к плечу они вышли из подъезда. Каждый сел в свою машину. Тутуськин ехал за Лешей след в след и вяло думал, что поспать, пожалуй, не придется. Надо же, одна ночь, а всю жизнь перекроила. Серафим, закройщик хренов.
  
  15.
  
  В навечно пропахшей котами квартире Тощего Тутуськин почувствовал себя на удивление уютно. Леша заварил очень крепкий вкусный чай, насыпал в вазочку конфет. Пуленепробиваемые двойные стекла в окнах не пропускали уличного шума, было даже слышно, как мерно тикают ходики на стене в зале. Тутуськин сожрал десяток неимоверно вкусных трюфелей и размяк. Леша казался братом, по крайней мере, двоюродным. Наверное, Машка как-то странно сроднила их. Накатило откровение. Безудержное.
  
  И Тутуськина понесло. На едином дыхании он красочно расписал Леше картину последнего года своей жизни. И про "Экзерцист; Ltd" с липовым изгнанием несуществующей нечистой силы, и про кладбище, и про мечты свои прошлые, дикие. И про Машку-мерзавку. И тайны кладбищенских ужасов поведал.
  
  - Понимаешь, я знал, что в городе все фигня. Сколько лет работал изгоняющим, ни разу не столкнулся на вызове с истинной дьявольщиной. И все эти ритуалы фирменные - плешь на палочке. Один из многих способов зарабатывания денег посредством изымания, уж прости, у дураков. Ты ведь тоже в клиентах нашей фирмы числишься. Но на кладбище-то я видел собственными глазами живых мертвецов. Жуть. А этот мужик, тьфу, ангел, мне говорит, что вообще нет ничего подобного: ни чертей, ни вампиров, ни привидений. Как же нету, если я видел. И месяц назад - привез ты мне покойничка - вампира красноглазого. И прошлой ночью - не один какой-то там дохлый призрак - толпа, разъяренная толпа теней!
  
  Тощий заерзал.
  
  - Тут такое дело, - нехотя высказался он, - у жмурика того, месячной давности, глаз-то стеклянный был. Точно помню. Вот и засверкал в лунном свете. А те возмущенные тени могли тебе просто присниться. Ну, перебрал малость. Или колбасы коммерческой нажрался с какой-нибудь химией. Знаешь, как на "крек" сейчас сажают и наркошами делают - насуют в продукты гадости наркотической и через знакомого лавочника продают. А с химии привыкание и стойкая наркотическая зависимость обычно даже после первого торчка гарантирована. Откушаешь, допустим, обыкновенного хлебушка, а на следующий день сам побежишь местного продавца наркотой искать. С кем не бывает. Тут уж ты точно накрутил сам себе. Но насчет городской нечисти ты не прав. Как у других, не знаю. Но я-то, верняк, своего кота, как сейчас тебя, после похорон уже видел. Такое, падла, говорил. И еще на подушку гадил, сволочь рыжая...
  
  Настала очередь Тутуськина отмахиваться.
  
  - Кот, - хмыкнул он презрительно. - Ну, приснился пару раз. Частое явление. А что гадил на подушку... Что дерьмо по утрам в изголовье находил - верю. Но... Ты уверен, что это кот? Наша фирма вполне могла вычислить выгодного клиента. Есть у нас в штате спецкоманда предварительной подготовки клиентов. И не такие чудеса творили. Там классные мастера работают. С воображением на пять с плюсом. А насчет стеклянного глаза... Похоже, очень похоже. Значит, все на самом деле чушь... А я-то старался... Думал, что твои, Леш, клиенты и после смерти крови жаждут. Герой кладбищенский... Стоп! Но мужик-то с крыльями?! Мужик-то был! Самый настоящий ангел. С крыльями. И еще роза червивая. Моя башка у него на коленях лежала! Устроил клуб знатоков - что? Почему? Как? А потом взмахнул крылами - и улетел в небо.
  
  Тощий покрутил головой.
  
  - Так, прям, и улетел?
  
  - Клянусь! - выкатил глаза Тутуськин. - А слова-то какие говорил! Чего мы не видим за фантазиями? Обещал, что скоро глаза у меня раскроются.
  
  - Может, на Машку намекал, - неуверенно проговорил Леша. - Ведь как-то же она меня к себе таскала. И в голову мою как-то залазила, когда хотела. А надоели мы с тобой - и не пустила нас обоих.
  
  - А черт ее знает. Да что - Машка? Подумаешь, резиновая кукла-нимфоманка. Ты на весь город посмотри.
  
  - А что город?
  
  - Да почти ничего, - усмехнулся Тутуськин. - Только ливни кровавые, град шмурдяковый, у памятника Пеленину одна рука настоящая, живая. В снегопад кокаин чистый на памятник сыплется. Мухоморы круглый год растут. Солнце в одном городе на разных улицах всходит и заходит, когда пожелает. Три квартала напрочь заморожены. А ведь пробовали их оттаивать. Я тогда еще пацаном был, помню. Ты с ребятишками оттуда сталкивался? Не приведи, Господи, какие отморозки выросли.
  
  - Так всегда было, - пожал плечами Тощий.
  
  - Откуда знаешь?
  
  - Говорят... И сам вижу...
  
  - А почему?
  
  - Да что ты привязался?! - вспылил Леша. - Я-то откуда знаю? Может, во всем мире так? Мы же никуда не выезжаем. За последние десять лет, слышал ведь, только двое и вырвались из города. И то, может, люди врут. Ты хоть раз пытался дальше кладбища проехать?
  
  - Да как-то ни к чему было. А что?
  
  - Я попробовал. Напился, как свинтус последний. И решил: к черту сраный Горск. Все здесь знакомо до блевотины. Поеду, посмотрю, как люди живут.
  
  - И что?
  
  - А ничего. От кладбища уехал, к нему и вернулся. Сутки колесил. Уперся, как баран. И по бездорожью пытался. Бесполезно. По кругу мотался, как дурак последний. А на спидометре - те же километры. И бензина - как был полный бак, так и остался.
  
  Тутуськин задумался.
  
  - Надо же, а я даже и не пытался... Да ты бунтарь, Тощий. А Серафим-то тоже про двоих говорил: про себя и какого-то Васю.
  
  Тощий не заметил Тутуськинского замечания и вдохновенно продолжал:
  
  - Старики говорят, чтобы уехать из проклятого города, надо что-то отдать ему ценное. Я уже и деньги на дороге выбросил, и ружье на березу повесил, и выигрышным лотерейным билетом под кустом за городом задницу подтер, и там же его выбросил. Без толку. А что еще ценное может быть?
  
  - Жизнь. Наверное, чтобы выбраться отсюда, надо сдохнуть, - пробормотал Тутуськин.
  
  Леша в ужасе уставился на него с открытым ртом.
  
  - Не-е, - протянул он, наконец, - это ты загнул... И здесь люди живут. Это же тоже сказка, что хорошо там, где нас нет.
  
  - Выживают... - поправил Тутуськин и грустно улыбнулся. - Действительно, это я сгоряча. Что ценного в нашей жизни?
  
  - Так, может, сделать ее ценной?
  
  - Кто бы говорил, Леша? - изумился Тутуськин. - Ты и способ знаешь?
  
  - Черт его знает, - привычно щелкнул по зубу Тощий.
  
  - Он много чего знает...
  
  Помолчали.
  
  - Насчет твоего неудавшегося бегства: это с кем ты такие разговоры вел - уехать, вырваться? - зачем-то поинтересовался Тутуськин. - Неужели кого-то еще интересуют эти темы? Или сам допер?
  
  - Да, болтовня пустая, - отмахнулся Тощий. - А вот ты мне кое-что подбросил интересное... Недостающее звено, так сказать.
  
  - Что именно?
  
  - Неважно...
  
  Тутуськин оскорбился, что Леша не договаривает, скрывает что-то. А ведь, можно, сказать, друзьями стали. Надеялся товарища найти.
  
  Угрюмое молчание нависло над столом. Каждый замкнулся на собственных мыслях. "А есть ли у Тощего хлеб дома? Нарезали бы, намазали тишину на хлеб и ели бы в удовольствие", - меланхолично рассуждал Тутуськин. И незаметно уснул. Снились ему дети, гоняющие гранаты по тротуару, дедушка, охотящийся за больными голубями-мутантами, бабушки - высохшие одуванчики, жадно жующие траву на лугу. Мужик с вороватыми глазами тащил свежую расчлененку с черного хода магазина судмедэкспертизы. Кладбище наркоманов с огромными шприцами вместо надгробий. Солидный дядя вылез из лимузина, посасывая через соломинку из вскрытого черепа мозги. Стадо спившихся еще два-три поколения назад человекообразных, ловящих шмурдяки с привкусом вермута, падающие с небес. И все это на фоне раззявленной уродливой трещины, расколовшей проезжую часть улицы СемиЛапатинского Гона. В дымящуюся щель расшалившиеся ребятишки швыряли ноги, руки и головы - мальчишеские трофеи из подвалов домов с улицы КобраШвилинской. "Вот и правильно, что нас никуда не выпускают, - понимал во сне Тутуськин. - Мы в родном городе такое устроили. А что же можем с целым миром натворить? Как еще нас земля носит? Господи, гады мы какие. Даже не гады, ведь мы не специально. Не нарочно. Как дети малые. Все играем. В жизнь. В цивилизацию. И как-то не заметили, во что наши игры превратились. "Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем", - вдруг откуда-то вылезла старинная полузабытая детская речевка, похожая на осклизлого одноглавого и одноглазого инвалида Горыныча, пострадавшего в битве с придурком Иванушкой. Ага, и пожар, и ледник и потоп кровавый. И кушать друг друга будем... Да что там, уже кушаем..." Сон, повторяясь, нарисовал павильон "Продукты судмедэкспертизы". Тутуськин в ужасе проснулся.
  
  И это он считал нормальным? И это все считают нормальным? Как с этим можно жить? Смириться? Или бегать объяснять, уговаривать жить по-другому? И что? Куда его пошлют? Сколько вопросов... Ответ известен только на один: далеко Тутуськина пошлют. И заплюют толпой, затопчут. Кстати, о вопросах. Вот и ответ на первый. Теперь я знаю ЧТО неправильно.
  
  Тутуськин сначала приободрился. Стало понятней кое-что из слов Серафима. Какой там второй вопрос? ПОЧЕМУ? Хм, а и в самом деле, почему неправильно? Да черт его знает. Тутуськин угрюмо усмехнулся: что-то частенько стал упоминать рогатого. И снова приуныл. Ну, ПОЧЕМУ?!
  
  Тощий тоже спал, даже похрапывал. Голова его уютно устроилась на столе возле сахарницы.
  
  - Леша, - тихо позвал Тутуськин. - Леша... Почему? А?
  
  Тощий что-то недовольно промычал, сладко почмокал губами, но даже один глаз не приоткрыл.
  
  - Леша, - громче произнес Тутуськин. - Проснись. Я кое-что понял. Послушай меня... Я нашел один ответ.
  
  Тощий снова забормотал во сне. Тутуськин прислушался.
  
  - Может, мы и не причем вовсе, - с трудом разобрал Тутуськин. - Зачем же так сразу? Ты иди, если хочешь... Только дверь захлопни. А я здесь еще нужен. А почему - тебе не понять ...
  
  Тутуськин застыл вопросительным знаком, склонившись над спящим Лешей. Тощий ищет причину?! Не может быть!
  
  - Я ухожу, - пробормотал еще не пришедший в себя Тутуськин. - Ты со мной? Или против меня?
  
  Тощий лишь поудобней устроил голову на руках. И Тутуськин махнул на него рукой.
  
  "Неужели бандюгу Тощего готовят к прозрению?"- недоумевал Тутуськин, спускаясь по лестнице. - "Какую-то шпану, значит, можно? А я недостоин? Ну, нет. Я докажу... Я найду... Сам найду ответ. Не так это и сложно, если хорошенько поразмыслить".
  
  16.
  
  Тутуськин глядел орлом, словно с высоты птичьего полета виделся ему этот Мир. В мозгу забрезжила надежда, что удастся ответить на оба оставшихся вопроса. И тогда он не только выживет, но и покажет этому Миру, где раки зимуют. Причина в большинстве случаев лежит на поверхности. И выход из любой ситуации найдется. Надо только нужную дверь в нужную сторону толкать. Или на себя тянуть. Где-то в глубине сознания мелькнула кратко мысль, что уже один раз он не смог открыть дверь. Свою собственную. Но Тутуськин быстро отогнал неприятную мыслишку. Ну, получилась ерунда с замком. Заело собачку, например. В крайнем случае, дверь можно и выломать. А за дверью... Машка. Резиновая девка.
  
  О каких дверях речь? Тутуськин сбился. А, ладно. Сначала Машка, потом все вопросы и ответы. Тутуськин помчался домой. Как можно настолько прикипеть душой к кукле? Хотеть ее безумно и страдать, не видя бессмысленных глаз, не терзая резиновое тело. Чертовщина!
  
  Тутуськин незаметно свернул на привычную дорогу.
  
  - Ладно, - скрипнул он зубами, - потискаю тебя, любимая. И займусь загадками. Куда торопиться-то?
  
  Тутуськин ехал домой. Знакомые с детства уютные улочки показались вдруг чужими и страшными. Тутуськину даже почудилось, будто чует запах гнили на светлом проспекте.
  
  Теперь уж невмоготу было видеть смеющихся людей на улицах больного города. Словно ничего не происходило. Дети играли в свои игры. И взрослые играли в свои - как обычно, забивали во дворе козла. С соседней улицы. А подойди сейчас Тутуськин к ним, крикни:
  
  - Люди! Опомнитесь! Живете под кровавыми дождями, видите, как дети принимают сумасшествие за норму! Или вы совсем уже ничего не видите и не слышите?
  
  Заклюют, затопчут. "Покрути языком - оторвут с головой". Молчи лучше. Не мешай, мол, смутьян, жить как привыкли. И пойдут на улицу Мичурина. Там весело. И пьяно.
  
  "Да пошли вы все. Я старался спасти вас от призрачной опасности. Но от вас самих - не смогу. И жить среди вас...? Больно-то как... "...Я люблю оттого, что болит, или это болит оттого, что люблю?" Откуда лезут эти строки?.. В жизни книг не читал. Что за мысли? Даже Машку отодвинули на задний план.
  
  Мелькали перекрестки. Остановившись на очередном светофоре, дико посмотрел Тутуськин на вспухающие на газоне ядерные грибочки. Стукнул по крыше, отскочил и попрыгал по тротуару шмурдяк. За ним погнался какой-то мужик, но догнал ли - Тутуськин этого уже не увидел. Он мчался, стараясь не смотреть по сторонам. Пролетая улицу имени Соседа Донесенского, которая резко обрывалась тупиком имени Феликса Дознанского, чуть не врезался в легендарный "черный воронок". Сутками раньше Тутуськин бы запрыгал от радости - было поверье, что встреча с "вороном" - к счастью. Вроде как "ворон - настучал - счастье". Но сегодня, ошарашенный забурлившим в мозгах процессом прозрения, Тутуськин даже не заметил свою удачу.
  
  Как он мог в этом городе столько прожить и ничего не видеть? В мире, где все закрывают глаза на реальные кошмары, прячась за придуманными проблемами? Эх, Серафим! Поздно ты появился, поздно! И рано... Я ничего не смогу изменить... Знаю - ЧТО. Но дальше? Темно. А может, все-таки попробовать поискать еще кого-нибудь?
  
  "Не один же я такой. Наверняка найдутся и другие, которые поймут и поверят, - думал Тутуськин, объезжая колдобины. - Вместе мы, наверное, что-то сможем сделать, если хорошо поломаем голову над причиной и спасением".
  
  Оставляя за собой проспект Прожектёров Перестройки, навеявший мысль о коллективном познании и созидании, Тутуськин вырулил к своему дому. Заполз во дворик. "Вот тоже - причуды архитекторов после дождя со шмурдячным градом. Надо ж было - целую улицу таких домишек наплодить. Двухэтажные крупнопанельные избушки, а подъезд всего один", - с внезапной злостью подумал Тутуськин. Нелепой стелой смотрелся черный ход - пожарная лестница, возвышавшаяся на три метра над крышей по соседству с муляжной дымоходной трубой - замаскированным мусоропроводом.
  
  У подъезда на лавочке заседали все шесть бабушек - соседки Тутуськина по подъезду. Он всегда ладил с улыбчивыми бабульками. Наверное, старушки - немногие из оставшихся нормальных горожанок. Но и они скоро вымрут, как динозавры.
  
  - Здравствуйте, товарищихи! - дурашливо вытянулся Тутуськин перед старушками. - Кому косточки моем? - решил пошутить он. - На кого строчим?
  
  - На тебя, родимый, - ласково улыбнулась одна, взмахнув исписанным листочком бумаги. - Только вот не знаем, какого ты года рождения?
  
  - А зачем вам? - удивился Тутуськин.
  
  - Как же, - рассудительно ответила бабушка, - положено. Чтобы в органах тебя ни с кем не спутали...
  
  До Тутуськина с трудом доходило.
  
  - В органах?
  
  - А как же, милый? Ходят к тебе всякие, уезжаешь куда-то каждую ночь. Темные делишки творишь, не иначе. Вот и просим, чтобы тебя поставили на вид.
  
  Тутуськин наконец понял и расхохотался.
  
  - Опоздали, бабульки! Что ж вы так долго собирались? Получается, трудились зазря!
  
  - Это как же? Сам пойдешь сдаваться, что ли?
  
  - Ага! - истерично ржал Тутуськин. - Сейчас вот чемоданчик соберу и... - Тутуськин не смог больше выдавить ни слова, только хихикал, как ненормальный.
  
  Уже в подъезде его догнали сочувственные слова соседок:
  
  - Ты напиши нам, куда тебя упекут, передачки носить будем...
  
  У квартиры Тутуськин успокоился. Даже погрустнел. Эх, божьи одуванчики... нормальные...
  
  Ключ в замке так и не хотел поворачиваться. Тутуськин в сердцах пинанул дверь ногой, и она распахнулась.
  
  - М-да, - промычал Тутуськин, состроив глупую рожу. - Все так просто.
  
  И вошел.
  
  На Машке трудился новый герой. Незнакомый с затылка мужик пыхтел, сопел и охал. Будто и не слышал как Тутуськин дверь вышибал. Прошло несколько минут. Тутуськин стоял в центре квартиры, застыв скорбным изваянием, лишенный дара речи, обиженный до слез. Вдруг, словно только сейчас получил неслышимый сигнал, незнакомец затормозил и обернулся. Улыбнулся уверенно и нагло.
  
  - Ха! Меченая шкурка! Давно не виделись.
  
  Это был давший мерзкую кликуху умник. Казалось, он нисколько не смутился.
  
  - Чего явился? Мы тебя не звали. Дай закончить, будь человеком.
  
  Тутуськин, окаменев, смотрел на Машку. Голубые глаза бесстыже пялились на него. Померещилось, или и впрямь презрительная усмешка промелькнула в кукольных глазках? И "шестерка" Тощего откуда здесь? Тутуськин думал, что его давно уже нет на этом свете. Может, сейчас его отправить в мир иной?
  
  В глазах Машки что-то блеснуло. Тутуськин вспомнил про стеклянный глаз покойника, с которого все началось. И почему-то сразу обмяк. Стало наплевать на вошкающегося на Машке хмыря. И смотреть противно.
  
  Тутуськин почему-то пошел на кухню. "Чайку попить, что ли?" - задумчиво пожевал засохшую корочку и выглянул в окно. Соседки что-то бурно обсуждали. "А что им еще делать", - с острой жалостью подумал Тутуськин. В комнате коротко взревел мужик, залепетала страстно Машка. И Тутуськин вдруг понял, что сейчас этот умник придет на кухню и все объяснит. А надо?
  
  Уйти Тутуськин не успел. В дверях столкнулся с соперником. Умник втолкнул его обратно на кухню.
  
  - Ты больше не должен сюда приходить, - тыча пальцем в грудь Тутуськина, сказал он. - Ни ты, ни Тощий. Понял?
  
  - Это как же так? Моя квартира. Хочу - прихожу, не хочу...
  
  Умник прищурился:
  
  - Это кто тебе сказал, что квартира твоя?
  
  Тутуськин начал свирепеть:
  
  - Да что, в самом деле! Все документы на меня! Пшел вон и дуру эту резиновую забирай! Хотя, нет! Я сам ее на помойку отнесу!
  
  Умник удержал рванувшегося в комнату Тутуськина.
  
  - Что ты тут права качаешь? Сам же ее предал! Так что, все правильно. Не быкуй, оставь девушке жилплощадь! А то я тебе другую подберу, поменьше да поглубже...
  
  Тутуськин оторопел:
  
  - Я... ее... Да она сама тут с Тощим кувыркалась! А потом еще в дом не пустила!
  
  Умник кивнул:
  
  - Правильно не пустила. Ты ее на мужика променял. Да еще на какого! - покрутил головой мужик. - Ты должен был ей, - кивнул он на Машку, - душу отдать. Хоть и гнилая душонка, а все одной больше. А увидел дурня крылатого и купился на дешевку. Прозреть захотелось? Ну и что, лучше тебе? Лучше?!
  
  - Да ничего я не хотел, - пробормотал огорошенный Тутуськин. - Само получилось... Тем более не до конца...
  
  Умник усмехнулся:
  
  - Ничего в Мирах само не происходит. Подловили тебя, дурака. А ты и уши развесил. Правильным стать захотел, Меченая Шкурка? Серафимовский поджопник... - зашипел он.
  
  Тутуськин озверел:
  
  - Да лучше быть памперсом для ангела, чем подстилкой дуры резиновой! Он мне глаза раскрыл, а эта кукла чертова все для меня заслоняла! Стерва!
  
  - Ему страдать понравилось, слышишь, - бросил умник через плечо в комнату. - Еще захочет мир спасти. - Он обернулся к Тутуськину. - Город ты уже спасал, герой...
  
  Усмехнулась и Машка, Тутуськин точно это видел. И почему-то даже не удивился, что кукла сама вышла из зала и стоит за спиной умника. Вдруг припомнилось, какими глазами смотрел на эту чертовку, когда она появилась в доме - в день Тутуськинского совершеннолетия. Как были счастливы и горды родители - "наш мальчик стал настоящим мужчиной". Как рвался к ней между работами. И ни о чем больше не думал. Совершенно. Работа, Машка, жрачка, сон. Работа, жрачка, Машка, сон. И так каждый день. И так много лет. Вспомнил, что малышом, только начиная познавать Мир, удивлялся городским безобразиям и боялся их. А потом перестал. И забыл, что удивлялся. Работа, Машка, жрачка, сон. Работа, жрачка, Машка, сон.
  
  - Я убью вас всех, - безразлично сказал Тутуськин, словно "мне надо вынести мусор". - Убью... - и улыбнулся. Конечно, все просто, как и должно быть. Вот и причина, и выход.
  
  Умник заржал:
  
  - Убьешь? Да мы ж резиновые! И что ты с нами сделаешь? Может, Серафима на помощь позовешь? Или людям расскажешь, что резиновые куклы ими давно управляют? Иди, скажи...
  
  - И скажу, - уперся Тутуськин. - Сразу не поверят, но если долго убеждать...
  
  Умник со всего маху заехал Тутуськину в ухо. Зазвенело. Тутуськин с минуту очухивался. И врезал в ответ. Под дых умнику. Рука мягко вошла в податливое тело, уехала куда-то за позвоночник. И выскочила обратно.
  
  Умник улыбался. Весело так, довольно.
  
  - Неужели ты ни разу не встречал таких, как мы? Которые не тонут, не горят, гнутся, а не ломаются. Есть, конечно, устаревшие экземпляры. Их еще можно проткнуть, порезать, сжечь. А с нами, высококачественными, ты ничего не сделаешь. Хоть тресни. Может, топор возьмешь? Попробуешь?
  
  Тутуськин как-то видел, как водитель грузовика со злости долбанул по колесу топором. Резина приняла в себя острейшую железяку, спружинила, и топор точнехонько угодил мужику в лоб.
  
  Голова пошла кругом. Так, сколько же их? Которых хоть по башке бей - они лишь улыбаются и словно крепче еще становятся? Вот до чего довели многолетние социальные эксперименты - появились какие-то чудовищные мутанты-выродки. Раньше резиновых кукол завод резиновых изделий штамповал. Но уже несколько лет, как завод стоит. А игрушек все больше становится. Откуда берутся? Размножаться научились? Приспособились под окружающую среду? Или среда под них? Плодятся и размножаются, обретают новые свойства и качество. ГомоПрезервативусы. Резиновые люди с резиновыми душами и резиновой совестью. Тутуськин вспомнил не в меру гибкого директора фирмы "Экзерцист, Ltd". И он тоже? Наверняка. Может, Тутуськин сам резиновый. Он ущипнул себя за подбородок. Больно! Вроде пока живой.
  
  - Нет, ты человек, - заметив жест Тутуськина, отозвался умник. - Правда, паршивый, но для нас подходящий перспективный экземпляр. Был. И что же теперь с тобой делать? Отпустить из города на все четыре стороны? Так ты ж, подлец, звонить на всех перекрестках начнешь. Вдруг кто прислушается?
  
  - У-у, - раздалось из-за спины.
  
  - Ты думаешь? - с сомнением откликнулся умник на Машкино уканье. - Хотя, он уже не наш. Серафимовский, - скривился он. - А, одним больше, одним меньше. Правда, жилплощадь жалко. Но ничего, новую найдем.
  
  Тутуськин почувствовал, что сейчас случится что-то ужасное. Непоправимое. Но страха не было. Гадливость. "Кто для кого игрушки? - грустно думал он. - Получается, все эти городские аномалии - благоприятная почва, навоз, для выращивания резиновых сволочей? Или следы их развлечения? А мы - люди - их куклы?"
  
  Умник в дверях начал раздуваться. Тутуськин с удивлением смотрел, как он заполняет дверной проем. И вдруг мужик резко сдулся, превратившись в морщинистого дистрофика. И снова надулся. Немного подождал в сдутом состоянии, словно ожидая прилива сил. И началось: умник ритмично и изумительно быстро надувался, как громадный воздушный шар, и тут же сдувался со страшным свистом. В коридоре синхронно пыхтела Машка. Вдвоем они создавали маленький ураган. Вдох-выдох, вдох-выдох. С каждым разом все сильнее и громче. Задрожали стены, затряслась крыша двухэтажно дома-недомерка. Закричали снаружи бабушки:
  
  - Землетрясение! Спасайтесь! Прости, Господи!
  
  Пол под Тутуськиным ходил ходуном, стены съезжались и разъезжались. Вот дом предсмертно всхлипнул и стал сминаться от чердака к подвалу. Стены и крыша навалились на Тутуськина, вдавливая его глубже и глубже в землю.
  
  Спасатели приехали быстро - часа через полтора. На месте дома уже мирно улеглись пылью обломки. Жалкое зрелище представлял собой бывший дом - его больше не было совсем. Груда изуродованных стройматериалов, годившихся теперь только на свалку. Все ценное уже было растащено соседями. Вездесущие и как всегда подробно информированные бабушки просветили, что в доме находился только один жилец. Царствие ему небесное.
  
  Землетрясения и раньше случались на отдельно взятых улицах. Удивительно было другое: в руинах спасатели извлекли из под обломков бетонных перекрытий две мирно лежащие резиновые куклы. Совершенно не тронутые катастрофой, чистенькие и надутые, они покоились друг на друге. На личике резиновой девки, как у настоящей, живой, застыла чудная улыбка.
  
  - Мастера делали, - восхитились спасатели. - Берем в бригаду?
  
  17.
  
  Когда волна плит и перекрытий накрыла его, Тутуськин не испугался. Время почти остановилось. Тутуськин знал - ему дают эти растягивающиеся безразмерные секунды, чтобы успеть понять главное. "Двойка", тебе Тутуськин", - огорченно думал он. - "Ответы ошибочны. Разогнался, дурачок. Решил, что всех перехитрил, все понял. А задачка-то с двойным дном. Или тройным. Одно хорошо: выбирать не придется". Сейчас вся эта куча навалится на тело. Сдавит грудную клетку. И он начнет задыхаться. То, что было Тутуськиным, сплющится, искорежится... На краткое мгновенье стало жаль себя. Но только на миг.
  
  - Прости меня, Мир. И прости их. Нас прости. Прими меня, Мир. Из Мира в Мир... - пробормотал он, выпихивая языком бетонные крошки.
  
  Тутуськин закрыл глаза, запорошенные пылью, и вдруг почувствовал, что проваливается куда-то ввысь. Словно уходит весь в мягкую бездонную перину. Тутуськин слабо улыбнулся.
  
  - Так вот она где, моя дорога... Ищи ответы, Тощий, а то скоро встретимся...
  
  18.
  
  Утром Тощий, выйдя из кухни в зал с бутербродом в руках, нашел на столе записку. На полировке коричнево-желтым было намазюкано: "Забери всех своих жмуриков. Мы хоть и смердящие, но твои больше смердят. По-человечески прошу. Пока. А то котик твой рыжий новогодним сюрпризом покажется. Берегись - Машка..."... И пахло. Прямо палеолит какой-то с настольно-кальной живописью.
  
  Леша выронил бутерброд на послание. Конечно же, маслом вниз. Тощий попытался аккуратно убрать жирные пятна полотенцем. Получилось забавно: "Мы ...ть и ...ердящие... твои больше ...ердят". Жалко, исторический был документ, усмехнулся Тощий.
  
  "Уберу, не переживай, - мысленно заговорил Леша с Тутуськиным. - Значит, не выдержал? Сбежал-таки? Что, не по тебе крест, Тутуськин? Хотел, чтобы я с тобой ушел? Может, и ушел бы, да на кого братву брошу? Они же как дети малые - тут без меня дел наворотят. Мозгов-то нету - отморожены с рождения. Или семьей да школой изуродованы. Половина из них в зону сядет, половина - в землю ляжет. А "Кошкин Дом"? Твари хвостатые, привык же тоже, к гаденышам. Загнется без меня приют. Кто их кормить будет? Куда бездомным податься? Так что, Тутуськин, уходить мне никак нельзя. Что творится в городе, до меня уже дошло. А вот - ПОЧЕМУ? Еще без ответа. Нет, голову сломаю, а доберусь до правды. Любыми путями. А если не пойму, то сдохну. Не могу больше".
  
  Тощий еще раз задумчиво глянул на остатки послания: "А при чем тут Машка?"...
  И, совершенно некстати, прокашлявшись после многолетнего молчания, ожил кухонный репродуктор:
- А теперь в самый раз послушать ритмичную детскую песенку "Резиновый кошмар" в исполнении хора рязанских ковбоев. Музыка - техасская народная. Слова Александра Шленского.
Не знаю я, что будет,
Мне снятся в жутком сне
Резиновые люди
В резиновой стране...
Резиновые души,
Сосущий липкий взгляд,
Резиновые груши
Резиново едят.
Чтоб не стряслось измены,
В мишенях, словно тир,
Резиновые стены
Резиновых квартир.
И мир их окружает,
Резинов без затей,
И женщины рожают
Резиновых детей.
Дымят все трубы разом,
И в дымной полосе
Они сернистым газом
Свободно дышат все.
Кислоты пьют, как воду -
Они им не во вред.
Плевать им на природу -
Ее давно уж нет!
Нутро свое раздули,
С присосками во рту,
Резиновые пули
Глотают на лету.
И, помня директивы
О том, что мёд, что яд,
Они презервативы
Жуют, как мармелад.
Я ласковый, как ластик,
И вы ко мне милы,
Едите мягкий пластик
Вы вместо пастилы.
И я прольюсь елеем,
Застыну невзначай,
И вот давлюсь я клеем,
Забыв компот и чай.
Пей "Колу" из бензина,
О прошлом не жалей,
В груди твоей резина
Качает жидкий клей.
И в рупор микрофона
Резиновый кумир
С резинового трона
Нам славит новый мир...
Не знаю я, что будет,
Мне снятся в жутком сне
Резиновые люди
В резиновой стране...
Боюсь я стать резинкой,
И бью их первый сам
Резиновой дубинкой
По пухлым головам!...
  О ПОЛЬЗЕ И ВРЕДЕ РАПОРТОВ
  
  - ...а, может, ваш агент что-то не так понял? Задание-то было, как Я понял, не из легких...
  
  - Да что вы! Во-первых, не Мой, а наш, насколько вы сами должны помнить, межведомственный агент по кличке "Автор". Из пока живущих. Очень толковый, кстати, агент. Вам ли не знать? Забыли, по чьей наводке он был завербован посредством имплантации, не ампутируемой в земных условиях Занозы Души? И если уж этот агент изложил факты, значит, так оно и есть. Иначе я не обратился бы к вам. Согласитесь, наша встреча возможна лишь при чрезвычайных обстоятельствах! Положение на самом деле очень серьезное. - Старик с окладистой белой бородой внимательно глянул в мрачные глаза собеседника. - Давайте еще раз просмотрим рапорт Автора.
  
  Старик махнул рукой, и из воздуха проявились буквы, соткались в слова, переплелись в предложения, цепко склеились, пронизанные смыслом содержания...
  
  "На основании материалов Отчета по результатам аналитической операции "ТриПсих". Рапорт:
  
  Настоящим довожу до Вашего сведения, что система распределения людей на две категории - праведников и грешников - устарела решительно и бесповоротно еще много веков назад. Похоже, с момента классификации. К настоящему времени несоответствие критериев оценки в реальной действительности дошло до критической точки кипения Абсолютного Абсурда. Данные, собранные за период операции, показали, что грани таких выхолощенных диалектикой понятий как Добро и Зло, в результате регулярного и тесного соприкосновения друг с другом перетираются и замешиваются в абсолютно новое качество - человеческую природу. Точнее, нет даже самих граней. Потому как Добро и Зло - не есть суть кристаллическая и академическая догма, а, скорее, проявление турбулентности и диффузии неких аморфных пограничных слоев единой субстанции, постоянно перемешивающихся один с другим. Во имя Добра вершится Зло, а Зло оборачивается Добром.
  
  Многолетние наблюдения дали мне основания считать, что с точки зрения стороннего анализа людских поступков, их мотивов и последствий понятия Добра и Зла изменились в корне. Уточняю: не взгляды людей, не точки зрения отдельных индивидуумов, а сами понятия.
  
  Для наибольшей убедительности я начал рапорт с трех примеров, приведенных выше. Из людской массы я выбрал самых рядовых представителей человечества. Так сказать, самые распространенные типажи, характеризующие если не большинство, то значительную часть населения планеты Земля. По жизнеописаниям, уже просмотренным Вами, можете ли Вы определить степень греха или святости каждого? Можете ли оценить однозначно по двухбалльной шкале жизнь, прожитую этими людьми? Каждый из них и плох и хорош. Каждый из них грешник и праведник. Каждый несет в себе Добро и Зло. Я проверил: из троих лишь одному без колебания определено место обитания после смерти - Рай и присвоено штатное звание Ангела девятой ступени. (См. 2-й раздел отчета по операции "ТриПсих" - "Рожденный ползать", объект наблюдения - Серафим (из чистого любопытства: акция встречи Серафима с Тутуськиным была запланирована свыше или произошла досадная накладка, едва не нарушившая чистоту эксперимента?). И то - я бы поспорил, хотя судить кого-то - не в моей компетенции. У наблюдаемого на момент перехода в новую фазу бытия отчетливо прослеживался острый суицидальный приступ. А двое других до сих пор болтаются между Раем и Адом в Отстойнике. Почему? Потому что ни один из них не олицетворяет однозначное Зло. Но и ангелами их назвать невозможно. Оба грешили во имя Добра и творили зло по Доброте Душевной. Если им предъявить обвинение, что они творили Зло, эти двое чистосердечно очень и очень удивятся! И медбрату "скорой помощи" Васе (см. 1-й раздел отчета по операции "ТриПсих" - "Милосердие и наказание") и осквернителю могил Тутуськину есть, что сказать в свою защиту. Любой опытный адвокат добьется как минимум смягчения приговора до реинкарнации, если не полного очищения грехов прямо во время процесса Страшного Суда.
  
  Кроме основных примеров можно привести великое множество проходных, попавших в зону наблюдения при проведении операции "ТриПсих". Если троих тщательно изученных индивидуумов недостаточно, список можно продолжить. Тот же БороДатый. Или очень сложный, но характерный пример Леши Тощего. Но это будет бесконечный перечень душ человеческих с безмерным количеством жизнеописаний. И не исправит положения.
  
  Считаю необходимым представить на Ваше коллегиальное усмотрение возможные альтернативы:
  
  1. Либо предоставить статус самостоятельной Канцелярии Чистилищу, исполняющему в настоящее время функции сортировочной прослойки - Отстойника человеческих душ между двумя ведомственными департаментами - Раем и Адом. Но тогда необходимо уже сейчас провести полную ревизию душ, находящихся в подотчете ныне существующих Канцелярий (запланированная на конец отчетного периода акция "День Страшного Суда"). В этом варианте есть дополнительная одна, но огромная проблема - ВСЕМ Душам придется дать второй шанс через процесс реинкарнации. На такое количество телесных оболочек никакого количества китаев не напасешься. Душ-то скопилось подотчетных... А иначе - никакой объективности. Или Вам придется начинать все с нового Начала и переписывать историю, а равно и само Человечество заново, тем самым, устранив смешение и возникшую вследствие этого путаницу.
  
  2. Есть еще один путь, но он чрезвычайно труден и долог: объявить о полном слиянии между двумя Канцеляриями, провести переквалификацию части персонала черных и белых ангелов в цветные, ввести новую шкалу классификации понятий Добра и Зла, отказавшись от несовершенной двухбалльной системы оценок.
  
  И последнее, на мой взгляд - самое тревожное: в результате проведения чудовищных в своей извращенности крупномасштабных социальных экспериментов на Земле зарождается новая раса - HomoPreservativus. Она пока малочисленна (подчеркиваю - пока). Но имеет все задатки Бессмертия, живучесть и приспосабливаемость необычайные. HomoPreservativusы мною практически не изучены, т.к. тщательное исследование оных в мою компетенцию не входило. Могу только сообщить о полном отсутствии у HomoPreservativusов души..."
  
  - Что-то дальше неразборчиво... - покраснев невестой, сконфуженно и фальшиво пробормотал Старик.
  
  - Это он ругается, - любезно отозвался его собеседник с мрачными глазами. - Литературным матом шпарит. Но, если не принимать во внимание эмоции, выразился довольно ясно: либо мы активизируемся и принимаем во внимание его выводы и рекомендации, либо все летит в... Ну, скажем, в Тартарары.
  
  Старик вскипел:
  
  - Да как он еще смеет ругаться!
  
  - Совершенно согласен с Вами, - улыбнулся мрачноглазый, вскинул руку и кривым ногтем указательного пальца стукнул по правому рогу. Получилось весьма мелодичное "дао-дзень". - У меня бы за такое донесение сварили в кипящей "Раме".
  
  - Ну, это Вы уж слишком, - укоризненно взглянул из-под косматых бровей Старик. - Терпимее надо быть...
  
  - Дотерпелись! - взорвался рогатый. - Посмотрите, что делается...
  
  - Ладно-ладно, - примирительно выставил ладони Старик. - Давайте все же вызовем агента сюда и уточним неясные детали.
  
  Мрачный кивнул. Старик поднял голову и крикнул в пустоту:
  
  - Дежурный! Агента Автора ко мне! Да пусть поторопится.
  
  Повисла подозрительная тишина. Потянулись секунды...
  
  - Да, кстати, насчет неясных деталей, пока не явился агент Автор, кто такой Готен Морген? Почему не знаю? - как бы между прочим, чтобы заполнить неудобную паузу неприличного ожидания, безразличным тоном спросил Старик.
  
  Рогатый потемнел лицом и неохотно процедил:
  
  - Ну уж это, извините, служебная информация. Внутренние дела Моей Канцелярии.
  
  Еще помолчали.
  
  - А вот вы мне тоже ответьте. Получается, ваш Серафим еще раньше знал про все, что указано в рапорте? Значит, знали и вы? - тяжело поглядел на старца мрачный.
  
  Старик покачал головой.
  
  - Что вы! Даже если бы Серафим знал, существует субординация, которую надо соблюдать при любых обстоятельствах, тем более при чрезвычайных. Иначе такая катавасия начнется.
  
  - Здесь мы солидарны, - наклонил голову мрачный.
  
  Непочтительного агента все не было. Непристойная пауза стала еще более тягостной...
  
  - Дежурный! - не вытерпел Старец. - Вы там развеялись, что ли? Где этот секретный засланец?
  
  Долгое робкое покашливание не предвещало ничего хорошего.
  
  - Дежурный по делам Небесной Канцелярии докладывает: агент по кличке Автор убыл в неизвестном направлении. Оставил записку...
  
  - Вот так всегда, - огорчился Старик. - Вывалят на тебя кучу проблем и усвистят по своим делам. Или по магазинам в рабочее время. А я расхлебывай. Что за записка? Воплоти...
  
  Надпись переливалась перламутром в прозрачном эфире:
  
  "Я, агент под кодовым именем "Автор", не считаю отныне возможным оставаться в качестве бесстрастного наблюдателя, пока в Миру не восстановится равновесие. Независимо от Вашего решения, я начинаю наступление на HomoPreservativusов. Единомышленники найдутся. Время не ждет - оно уже почти потеряно. Йах-хууу!!!
  
  P.S. Добровольно слагаю с себя обязанности тайного агента. Прошу отныне считать меня полноправным Человеком..."
  
  - И этот о правах человека... А сам дату забыл поставить и подпись, - проворчал, но с оттенком нежности, Старик. - Совсем распустились. Люди им дороже Моего Благословления. Впрочем, пусть его. Но неужели Нам придется пересматривать старую, добротную систему сортировки людских душ?
  
  - Ладно, если бы проблема только в людях заключалась, - задумчиво изрек рогатый. - С людьми Мы справимся. Можно повторить Начало, можно третью мировую затеять, или серию революций. Да и идея создания нового департамента на паевых долях совладения не так плоха. В конце концов, можно взаимно вытерпеть даже слияние Канцелярий. Но вот HomoPreservativusы... Без душ-то ни к Вам, коллега, ни к Нам... И что-то он упомянул об их бессмертии. Конкуренцией попахивает. Улавливаете мою мысль? - мрачный рогач тяжело уставился на оторопевшего Старца. - Вот-вот. Ох, чую, с подобным мы еще не сталкивались. И не обрати Ваш Автор внимания на новую расу, мы бы могли еще сотни лет не знать - до ближайшего балансово-отчетного периода не заметили бы утечки душ... Если бы у нас еще остались эти столетия... Этак совсем без душ остаться можно. Кого пасти, будем, пастырь?
  
  - И потом, появление этой новой расы... Кстати, не ваша работа? - кольнул взглядом Старик рогатого.
  
  Тот межгалактически холодно усмехнулся. Где-то в Очень Дальнем Космосе, мгновенно поглотив неимоверное количество терраджоулей энергии тщательно скрываемых эмоций и не выдержав перегрузки, звезданула Сверхновая.
  
  - Помилуйте, Я не тот Светлый Ангел, что прежде, но чтобы без согласования пойти на такое вмешательство...
  
  - Простите, - пробормотал Старик, - Я уже не знаю, что и думать. Все так неожиданно и странно. Может, он их сам придумал этих... Ну..., ээээ-э... которые резиновые изделия? Из вредности... - с надеждой протянул Старик. - Или в детстве Beatles наслушался, "Rubber Soul"?
  
  - Ты бы Сам до такого додумался? Только, ради Нас с тобой, честно... Не молчи. Ничего в этом постыдного нет. Сам знаю, что не додумаешься. А он кто, прошу прощения и извиняюсь за переход на личности, Господь Бог? Он же обыкновенный человек.
  
  - В том-то, похоже, все и дело... Ох, люди!
  
  - Люди людьми, уважаемый. Но остается открытым вопрос: КАК быть, если души перестанут поступать к нам? Нам-то ЧТО ДЕЛАТЬ, если со временем произойдет поголовная мутация в HomoPreservativusов?
  
  - Ох, любезный, не надоел вам еще этот вопрос? Сколько веков его можно мусолить? Вам мало Чернышевского? И не Наша это головная боль. Люди накрутили, пусть сами и разбираются. Каюсь, не надо было создавать такую сложную конструкцию: мозги, душу и гениталии в одной оболочке. Потому и ведут себя непредсказуемо. Ладно, в конце концов, Каюк Света никогда не поздно устроить. Как вы считаете?
  
  Секретные материалы по операции "ТриПсих" - из архивов Фатеевой Л. Ю.
  Июнь 2001, Новосибирск
  
Оценка: 5.29*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"