Впервые за довольно-таки долгое время я была в приподнятом настроении. Я шла по улице, и мне хотелось прыгать и визжать от радости и нежданно свалившейся на меня удачи. Но я не могла преодолеть в себе ту тяжесть, которая давила на меня последние вот уже лет шесть: мне было страшно радоваться слишком сильно, мне было страшно показывать людям свою радость, мне было страшно уже то, что удача наконец-то улыбнулась. Ведь палка всегда о двух концах.

1.

Я, хотя и родилась под созвездием Льва, в душе была трусливейшим зайцем. Я боялась всего.

В детстве я слыла неслыханным шалопаем, была признанным лидером именно из-за своей бесшабашности, безумной храбрости. Мне не страшна была темнота, незнакомый дядька, чужая собака. Я могла стоять на крыше девятиэтажного дома и махать рукой замирающим внизу от страха подругам. Я носилась на велосипеде с сумасшедшей скоростью, игнорируя автомобили и правила дорожного движения. Помню, за нашим домом была огромная землянка, неизвестно кем и для чего выкопанная. Я первой забиралась туда и пугала из непроглядного мрака девчонок. На спор я ходила ночью на кладбище, мечтая повстречать мертвеца и принести в доказательство какую-нибудь часть скелета, лучше череп, потому что в него можно поместить свечу и устраивать в землянке испытания на храбрость. Словом, я была совершенно бесстрашным ребенком.

Взрослая жизнь подкосила меня. Я столкнулась с людским коварством и злобой. Но и они не в силах были лишить живущую во мне девчонку-хулиганку беспредельной веры в добро, справедливость и в лучшие времена. Сломило меня насилие. Многие женщины проходят через это с большими или меньшими потерями, я же приняла случившееся слишком близко к сердцу. На Западе с жертвами изнасилования носятся, заботятся, помогают. У нас, на диком Востоке, признаться в том, что тебя изнасиловали, было позором для тебя самой. Я присутствовала на одном таком суде, где судили насильника. Подсудимый был нагл и весел, а жертва стояла бледная и опозоренная навеки. Защитник подонка втоптал девчонку в грязь, облил самыми мерзкими помоями, выставив своего подзащитного невинной жертвой коварной соблазнительницы.

Наверное, поэтому я никому, кроме самой близкой подруги, не сказала о своем несчастье. Я молча пережила безобразную драму, надеясь, что психика выдержит и не такое. Нацепив маску "у меня все хорошо", я безуспешно боролась с кошмарами, просыпаясь с криками по ночам. Содрогаясь от отвращения, я продолжала встречаться с мужчинами. Я все пыталась возродить ту девчонку, которая могла так безудержно смеяться, на всю улицу, не боясь привлечь чье-то внимание. Но тщетно. Девчонка умерла, осталась только испуганная женщина с опущенными долу глазами. Со временем становилось все хуже и хуже. Маска благополучия скукожилась и отвалилась. И вся моя жизнь пошла наперекосяк.

Где бы я ни была: дома, на улице, на работе, меня постоянно преследовал страх. Я вздрагивала от любого резкого шума, от зычного голоса. Я шарахалась от каждой тени, даже от собственной, доводила себя до полуобморочного состояния, заставляя тело войти в темный подъезд. Меня страшила любая мелочь: скрип тормозов, лай собаки, вечерний крик юного самца-кретина, мужской силуэт в подворотне. Я боялась спать, чтобы не умереть во сне. Я боялась врачей и чиновников, боялась что-то сделать не так, боялась ошибиться. И этот страх, постоянный, совершенно не контролируемый, сопровождался сильным запахом пота. Едким, кислым запахом страха. Я потела всегда: дома, на работе, на вечеринках, пока меня еще на них приглашали. Как я ни скребла в ярости подмышки, ничто не мешало мерзкому запаху появляться вновь и вновь. В конце концов, этот запах стал моим постоянным спутником и преследовал, куда бы я ни шла. Запах трусливого зверька, грустного зайца, потерявшего всякую надежду выжить в безжалостном лесу.

Сначала знакомые и сослуживцы старались не замечать моего специфического аромата. Но скоро они начали непроизвольно морщиться, мужчины стали избегать меня. Да и сама я чувствовала, что скоро не смогу общаться с людьми, если не истреблю едкий запах. А истребить его было невозможно, так же как и мой страх. Мне предстояло жить с ним, выделяя по частицам через поры своего тела, распространяя вокруг предательский запах испуганного животного.

Я ушла с работы и некоторое время жила на скудные накопления. Когда деньги подошли к концу, я начала подумывать: а стоит ли жить вообще? Одинокой затворницей, выбирающейся лишь в магазин, торопливо бегущей, глядя под ноги, чтобы не споткнуться и не встретиться глазами с прохожим. Квартира пропиталась моим запахом так, что даже соседи перестали заходить ко мне. Я все чаще задумывалась об уходе из этой жизни, перебирая способы самоубийства.

Единственным моим другом был телевизор. Он был лишен обоняния, не мог посмеяться надо мной, вообще не мог сделать мне ничего дурного. И в то же время он разговаривал, сообщал новости и развлекал меня. Телевизор работал круглые сутки. И он же в корне переменил мою жизнь.

В обычный, ничем не примечательный вечер, отложив книгу, я уставилась в телевизор - наступило время новостей. Я смотрела новости по всем каналам и могла бы вести политинформации, политические диспуты и дискуссии. Из меня бы, наверное, вышел бы классный политолог, не мешай трусливый пот. В мире опять свирепствовали террористы. Правительства разных стран призывали бороться с ними, не тревожа людей, способствующих расцвету террора. Словно, террор отдельно, а террористы отдельно. Странная политика. Я меня уже сложилась определенная, своя, стратегия и тактика борьбы с терроризмом. На мой взгляд, довольно эффективная. Правда, изложить ее было некому, да никто меня и не спрашивал.

На экране очередной толстомордый политикан сменился славной дамочкой. Мило улыбаясь, она щебетала что-то. Я прислушалась и уловила слово "революция". Это горячее, возбуждающее слово никак не вязалось с ухоженной дамочкой. Я прибавила громкости.

- Революция в мире моды. Долой, решили законодатели мод, вычурные запахи консервативных времен. Только натуральность и непринужденность. Отныне в моде только естественные человеческие запахи. Например, запах пота. Его законодатели единогласно поставили на первое место. Уже реконструируются фабрики по производству духов и дезодорантов, туалетной воды и лосьонов. Предпочтение отдается настоящему поту, а не химическому эквиваленту. Кроме того, к чистейшему запаху пота не должен примешиваться запах грязи, немытого тела. Только чистый пот, в самой чистой форме. В Париже уже открылась сеть донорских пунктов, где любой желающий с достаточно своеобразным запахом пота сможет сдать драгоценный продукт своих потовых желез за приличные деньги. Из пота будет производиться парфюм самых разных видов, способный удовлетворить самого взыскательного человека, будь то домохозяйка или руководитель крупного предприятия, рабочий или художник. Да здравствует революция ароматов!

Я хмыкнула: чушь какая. Чем бы дитя ни тешилось. Но в голове все-таки осела информация. И я нет-нет, да натыкалась на нее в раздумьях. Со временем информация отодвигалась на задворки и, наконец, прочно заняла свое место на самом краю сознания. Пока мне в руки не попалась газета, на первой полосе которой огромными буквами извещалось: "Передвижной донорский пункт приглашает на сдачу пота". Я прикрыла глаза, чтобы исчезло наваждение. Но оно не исчезло. Под объявлением был адрес и часы работы. И снова крупно - трехзначное число, обозначающее вознаграждение в долларах за донорство.

Я долго колебалась. Да, деньги были нужны. Но я боялась идти на донорский пункт. Такие деньги за просто так не платят. Это во-первых. Существовало также во-вторых, пятых, десятых. Вдруг это чья-то шутка и меня поднимут на смех? Вдруг мой пот не подойдет, и меня с позором вышвырнут? Десятки подобных "вдруг" теснились в моей голове. Я ходила по комнате из угла в угол, взвешивала все "за" и "против". Сколько времени прошло в тяжких раздумьях, не знаю. Но в итоге я решилась.

Я долго одевалась, выбирая, что надеть. От волнения потовые железы заработали активнее, и перед уходом я уже благоухала, как флакон новых революционных духов. Стиснув зубы, я все-таки вышла на улицу. Окруженная плотной пеленой терпкого духа, я почти побежала по улицам. Ехать на общественном транспорте я не осмелилась: уж больно силен был запах. А идти мне предстояло довольно далеко. Собрав в кулак остатки духа, я шла по самой кромке тротуара, подальше от других прохожих. Когда я обходила стайку молодых весело щебечущих девиц, я совершенно втянула голову в плечи, ожидая гнусных насмешек и язвительных шуточек. Но едва я поравнялась с ними, девицы примолкли и в абсолютном молчании проводили меня взглядами, я чувствовала это спиной. Я сгорбилась и прибавила шагу.

- Вот видишь, а ты говорила достать невозможно, - зашелестел мне вслед девичий голосок, - какой аромат!

Девицы загалдели и устремились за мной.

- Девушка, девушка, как называются ваши духи? Где вы купили?

Я, не оглядываясь, шмыгнула в подворотню и заскочила в ближайший подъезд. Взбежав на второй этаж, я притаилась у окошка, наблюдая, как мечутся девицы по двору. Я опомнилась, лишь когда они удалились на порядочное расстояние, потеряв надежду найти загадочную даму. И тут до меня дошло, что я нахожусь в чужом темном подъезде. Сердце бешено застучало, и я ошпаренной кошкой вылетела на улицу. Я не помню, как добралась до донорского пункта. Слава Богу, это было в малолюдном районе. В советские времена здесь были дома сильных мира сего. Даже от построек до сих пор веяло высокомерием и сознанием власти. Полные достоинства многоэтажки брезгливо косились на дальние приземистые домики простых смертных. И все эти спесивые великаны были лишь свитой для строгого четырехэтажного здания: здесь когда-то помещалось сердце местных Советов. Строилось оно, как говорится, скромненько, но со вкусом. Благородно-серая отделка, огромные окна в рамах нежного цвета слоновой кости, высокое крыльцо без единой выщербленки. Я почувствовала себя совсем букашкой. Но неожиданно ярким пятном ударило по глазам: "Добро пожаловать в пото-сборный пункт!". Голливудская красотка обольстительно улыбалась, протягивая на раскрытой ладони кучку долларов. Я прямо-таки задрожала. Ничего себе, фирма, располагающаяся в святая святых советских партократов. Что ждет меня тут? Липкий пот пополз по спине. Я уже готова была повернуть обратно, но тут тяжелые двери отворились и на крыльцо вышла миловидная женщина. Степенно спустившись по ступенькам, она чуть было не прошла мимо, но, словно спохватившись, повернулась ко мне. И заговорила таким добрым, мягким голосом, что я невольно расслабилась.

- Вы к нам? - весело и звонко спросила она. - Прошу, прошу. Не волнуйтесь, у нас запросто. Многие боятся сюда входить, но старые времена позади, теперь здесь совсем другая жизнь. Ах, какой чудный аромат, - потянула она носом воздух. - Дайте, попробую догадаться. Вы на пробу?

Я робко кивнула в ответ.

- Ну, так в чем же дело? Заходите, заходите.

Она взяла меня за руку и повела за собой. Я слепо повиновалась. Как в тумане, я шла за незнакомкой, при виде которой охранники в пятнистой форме вытянулись в струнку. Мы прошли огромным вестибюлем, потом широким коридором и поднялись по лестнице, правда, от волнения я не поняла, на какой этаж. В ушах звенела тишина, создавалось впечатление, что в здании лишь два охранника и мы с милой дамой. Наконец, моя спутница остановилась возле двери с надписью "Лаборатория". Без стука она распахнула дверь. В комнате, уставленной диковинной аппаратурой, пили чай три девицы в белых халатах. При виде моей проводницы, одна поперхнулась, другая выплеснула чай себе на колени, а третья замерла с куском печенья во рту. Дамочка холодно посмотрела на девиц, но ничего не сказала. Она затащила меня за собой и прикрыла дверь. Я приросла к полу: мне показалось, что я попала в хирургический кабинет, так там было бело и чисто. Пот прямо полился изо всех пор, и я чуть не села на пол. Миловидная дамочка вовремя подхватила меня.

- Ах, какая замечательная концентрация, - восхитилась она. - Да вы не бойтесь, не бойтесь. Это не больно. Мы просто возьмем мазок на потоотделение. И все. Это займет не больше минуты, и никакой боли.

Но я ничего не могла с собой поделать. Страх лился из меня потоками, в буквальном смысле. Не в силах двинуться с места, я стояла столбом у входа. Наконец дамочке надоело лицезреть мою трусость, и она подтащила меня к стулу, силком усадила.

- Снимите кофту. Девочки, что сидите, как истуканы? Помогите.

Девчонки резво подбежали и стали стаскивать с меня. Более жалкого зрелища эта холеная дамочка, наверное, в жизни не видела: подмышки были мокрые, хоть выжимай, противная дрожь возбудила пупырышки, называемые гусиной кожей. Одна из лаборанток взяла со стола плоскую металлическую штуку, вроде маленькой лопатки.

- Поднимите руки.

Послушно, как автомат, я задрала вверх обе руки. Девица аккуратно мазнула под обеими подмышками и вытерла лопатку о стекло.

- Вот и все, можете одеваться. Возьмите салфетку.

Салфеток мне понадобилось много. Я вытерла подмышки, под грудью, лицо, вот до спины не смогла дотянуться, а как раз там, щекоча, ползла самая крупная капля. Махнув на нее рукой, я оделась.

- Если у вас есть десять минут, подождите результатов здесь. Или мы позвоним вам домой.

- Нет, нет, я подожду.

Я понемногу приходила в себя и даже повнимательней осмотрела внутренности кабинета. В общем-то, уютный кабинет, мягкие кресла, столик с журналами, и везде плакаты с призывами сдавать пот. Приятный свет, тишина и спокойствие. Я немного успокоилась и почти высохла. Но резкий возглас дамы снова бросил меня в пот.

- Потрясающе! - завопила она. - Это настоящая удача. Милая, да вы просто находка!

Что еще? Я давно уже не ждала от жизни ничего хорошего. И запотела с новой силой.

А дамочка продолжала восторгаться.

- Вот это да! Надо срочно звонить начальству, это же невероятная удача.

- Не понимаю, - пролепетала я, - объясните, пожалуйста.

Дамочка протянула руку.

- Зовите меня Мариной, я думаю, нам предстоит много общаться.

Я стала мокрой, как мышь.

- Что-то не так? Я больна? Говорите же!

- Что вы так разволновались? У вас найдется еще десять минут?

- Да хоть двадцать, только объясните, в чем дело?

- Я отвечу на все вопросы, только сначала сделаю один звонок, договорились?

Марина выхватила из кармана телефон и быстро защелкала по кнопкам. Я только успевала менять салфетки, вытирая мокрое лицо.

- Сан Саныч, - закричала Марина в трубку, - я нашла уникального донора. Да! Изумительная концентрация, чистейшей воды для четвертой категории! Я могу предложить ей на прежних условиях? Хорошо. Я вам вышлю результаты, вы не разочаруетесь. Так я подписываю? Даю руку на отсечение, это высший класс. Нет-нет, рука останется при мне, я совершенно уверена. Хорошо. Спасибо, что уделили минутку.

Убрав телефон, Марина повернулась ко мне. Глаза ее горели. Я сглотнула, пытаясь убрать комок из горла. Если она сейчас же не заговорит, я просто истеку потом. Марина подсела на соседнее кресло.

- У нашей фирмы к вам интересное предложение. Мы хотим заключить с вами договор на полгода, для начала. А там посмотрим, как дела пойдут.

- Да объясните же, наконец.

Все оказалось просто. Чтобы не отставать от западных фирм, российская парфюмерная фирма принялась активно перестраивать свое производство. Сеть донорских пунктов была раскинута не только в самой России, но и в странах СНГ. Работники пунктов не только собирали пот, но и классифицировали его. Также их задачей было находить людей с обильным потовыделением. Если пот подходил под определенный стандарт, донору предлагали заключить контракт на сотрудничество. За каждого постоянного донора фирма хорошо платила. В нашем городе Марина уже почти отчаялась найти своего уникального потоносителя. И вот - удача.

- Понимаешь, - перешла на "ты" Марина, - у тебя пот не такого уж редкого класса "В", но в такой чистой форме и высокой концентрации он встречается не часто. Класс "В" используется для производства духов для подчиненных, особенно для карьеристов. Это запах пота от страха. Начальству нравится, когда подчиненные боятся. Боится, значит, уважает. Издающих такой запах охотней продвигают по служебной линии, им повышают зарплату. Это уже проверено, наша социологическая служба работает на совесть. Есть запахи страсти, запахи высокомерия, силы и другие. На них тоже найдутся покупатели. Но твой пот изумительно подходит для изготовления духов для карьеристов. Фирма предлагает тебе заключить контракт. Сейчас здесь оборудуется потогонная лаборатория. То, что ты видишь здесь, только малюсенькая часть нашей империи. Мы платим хорошую зарплату, Если, сотрудничество плодотворно, донор получает акции предприятия. Ну, как тебе?

Я только хлопала глазами, на время забыв про свой страх.

- Но что за работа-то? Что надо будет делать?

- Потеть, конечно! Это и будет твоей работой. Ты будешь исходить потом, мы будем собирать продукт при помощи специальных кондиционеров, получать конденсат и пускать в производство.

- А если я не буду потеть?

Марина усмехнулась.

- А это уже забота фирмы. Будешь, еще как будешь. Такой пот может выделять только отчаянная трусиха. На этом-то мы и сыграем.

- Вы будете меня пугать? - заранее задрожала я.

- Да не переживай ты так. Не смертельно же. Зато будет польза от твоей повышенной потливости, сколько людей получат удовольствие. А ты получишь большие деньги. Впрочем, если не хочешь, я не могу тебя заставлять. Но ты плохо представляешь, от чего отказываешься. - Глаза Марины погасли. - Ладно, получи денежки за пару капель. Жаль, мы бы сработались, мне кажется.

- Я не сказала "нет", - промямлила я, следя за зелеными бумажками, мелькающими в руках Марины. - Я могу подумать?

- Конечно. Позвони, как решишь, я к тебе приеду. Ну, все, - протянула она мне купюры, - надеюсь, мы все-таки еще встретимся.

Я встала, уронила сумочку, неловко подняла ее.

- До свидания, - почти прошептала я и, подняв глаза на Марину, встретила ее ласковый взгляд. Мне страшно захотелось сделать ей что-нибудь приятное. - Знаете, у меня есть подруга, она тоже безработная сейчас. Так вот, вроде бы обычная женщина, с заурядной внешностью, но мужики за ней толпами ходят - она потому и уволилась. Аромат она такой выделяет, что ли? Может, ей тоже прийти к вам?

- Мы всем рады, пусть приходит.

Разговор был окончен, Марина занялась своими делами. Я еще минуту неловко потопталась и выскользнула за дверь. И тут я осознала, что не знаю куда идти, в какой стороне лестница. Я растерянно прислонилась к стене. Возвращаться и спрашивать как выйти - неудобно и вообще глупо. На мое счастье, из кабинета выскочила.

- Девушка, - обратилась я к ней. - Как мне выйти отсюда?

- Пойдемте, я покажу, - девица шмыгнула носом, пряча подозрительно красные глаза, и быстро пошла вперед.

Я устремилась за ней и снова потерялась в размерах коридоров и количестве, казалось, немногочисленных этажей. Мышью юркнула мимо грозных охранников и выскочила на улицу. Вдохнув свежего воздуха, я и ощутило то забытое состояние поднятия духа: мне хотелось прыгать и визжать от радости и нежданно свалившейся на меня удачи. Я уже все решила про себя: конечно, я позвоню Марине, я буду работать на эту фирму. Я загоняю свой страх до смерти, пусть он сдохнет от перенапряжения. Или я сдохну вместе с ним, или я научусь его контролировать. Я даже задохнулась от этой смелой мысли.

- Сначала до дому доберись, - охладила я себя, - потом и радоваться будешь, и планы строить.

Дома я первым делом залезла под душ. Под теплыми струями я чувствовала себя вполне комфортно. Только под душем я становилась собой, словно оставляла за дверью ванной свой страх. Здесь я обдумывала каждый свой шаг, представляла, как я свободно выйду на улицу, гордо подняв голову и распрямив плечи. Здесь я протягивала руку той девчонке из детства, пытаясь вытащить ее наружу. Здесь мне казалось это возможным. Вот и сейчас я впитывала воду всем своим естеством, словно былую храбрость, былую смелость. Я пыталась запастись ей надолго. Вернулась возможность разумно рассуждать. Смыла с себя я, наверное, целое состояние.

Я подсчитывала плюсы и минусы своей будущей работы. Мой страх может помочь кому-то. Это хорошо. Но где гарантия, что меня не обманут, что не запугают до смерти? Но я же хотела смерти, так что же я теряю? И тут я вспомнила, о чем говорила Марине.

Разбрызгивая капли воды по полу, я подошла к телефону и набрала номер подруги. Дав ей выговорить жалобы на жизнь, я, не вдаваясь особо в разъяснения, пригласила ее сходить в одно место.

- Это работа? - пытала меня Ленка.

- Что-то вроде, - увиливала я от прямого ответа.

- А, ладно, все равно делать нечего. Сходим.

Я быстренько свернула разговор и набрала еще один номер.

- Да? - певуче откликнулся голос Марины.

- Я согласна, когда вы сможете приехать?

- Милочка моя! Все бросаю и еду, говори адрес.

Повесив трубку, я не торопилась вытираться: пока на мне оставались капли воды, я держала девчонку-полутруп из детства за самый кончик мизинчика. Как только я высыхала, палец выскальзывал у меня из рук, и все начиналось сначала. Страх и пот, пот и страх. Чтобы добраться, Марине потребуется время. Я успею привести себя в порядок, вернее, в беспорядок.

От звука дверного звонка я вздрогнула. По виску скатилась соленая капля. Я открыла дверь лишь на пару сантиметров и, только убедившись, что это Марина, я распахнула дверь своего убежища во всю ширину, иначе гостья просто бы не вошла: видимо новоиспеченная коллега решила отпраздновать мое поступление на работу. Она прижимала к груди обеими руками два огромных пакета.

- Помоги мне, - пропыхтела она.

Я подхватила один пакет и пошла на кухню.

- Ну, ты забралась на верхотуру, - не могла отдышаться Марина. - Я никогда не жила выше второго этажа.

Она упала на стул, а я принялась разгружать пакеты. Я давно не видела такого изобилия. Марина не стала мне помогать, а принялась разглядывать мое жилище. Пока я красиво раскладывала продукты по тарелкам, она исследовала гостиную.

- Ты здесь одна живешь?

- Конечно, кто бы еще смог выдержать такую вонищу.

- Ну, ну. Пора пересматривать взгляды. Тем более, если будешь работать в нашей конторе. Правда, запах слишком сильный, но это даже пикантно.

- Ты находишь?

- Да, когда люди привыкнут к новой парфюмной моде, у тебя отбоя от мужиков не будет: они тоже любят запах страха, можешь мне поверить. А когда это войдет в разряд привычных запахов, ты сможешь выбирать знакомых сама.

- Твоими бы устами, - вздохнула я, завершая сервировку стола бутылкой шампанского.

Это был самый замечательный вечер в моей жизни за последние несколько лет. Мы весело болтали, Марина радужно расписывала перспективы, открывающиеся передо мной. После второго фужера шампанского Марина повела носом и нахмурилась.

- Ты не потеешь?

Я понюхала подмышки. Сухо и не воняет.

- Я просто спокойна впервые за много лет. Ты уйдешь, и страх снова вернется, просигналив запахом пота.

Язык у меня развязался, и я выложила Марине всю свою жизнь. Не утаила и про ту девчонку, что глубоко зарылась в подсознании, не желая иметь со мной ничего общего. Марина внимательно слушала, сочувственно кивала. Незаметно закончилась первая бутылка, появилась вторая. Я уже давно не пила, боясь похмелья, и быстро опьянела. Последнее, что я запомнила, как Марина тащила меня в постель. И все.

Утро я встретила обычным страхом: что я вчера наделала? Подскочив, как угорелая, я бросилась на кухню. Там не было и следов вчерашнего пиршества. Чистота была почти стерильной. Неужели мне все приснилось? И не было никакого донорского пункта, милой Марины? И я снова безработная? Нет, не может такого быть. Неужели я окончательно спятила и приняла сон за реальность? Пот заструился по спине. В ванную, скорее в ванную. Включив воду, я посмотрела в зеркало. "Привет, - было написано на стекле красной помадой, - бумаги на столе, телефон у тебя есть. Пропуск на тебя заказан. Будут вопросы - звони. Марина". Я радостно потерла ладони. Не приснилось, не приснилось. Бумаги на столе. Стол - в гостиной. Спустя мгновенье я держала в руках несколько листов. Договор, подписанный твердой рукой Марины и слегка трясущейся моей.

Я обязывалась ежедневно (кроме двух выходных) сдавать пот фирме. Я соглашалась подвергаться процедурам, способствующим обильному выделению пота. За это фирма обещала мне ежемесячно выплачивать такую сумму, что сердце мое екнуло. Я в год столько не зарабатывала. В секунду я стала липкой: что-то здесь не так. Не может все быть так просто. На трезвую голову я бы двадцать раз подумала, прежде чем подписать подобный документ. Но договор подписан, платить неустойку мне нечем. Да и терять-то мне нечего. Я впервые махнула на свой страх рукой.

2.

Осенним вечером, когда я ждала зеленого сигнала светофора, в нетерпении топая ногой, меня хлопнули сзади по плечу. От неожиданности я клацнула челюстью и медленно повернулась.

- Привет, - радужно сияя и испуская сногсшибательные запахи, пропела моя подруга. - Что-то ты неважно выглядишь?

- Чего о тебе не скажешь, - пробурчала я, с завистью глядя на излучающую счастье подругу.

Впрочем, с тех пор, как я познакомила Ленку с Мариной, я другой ее и не видела. У подруги действительно оказался уникальный секс-запах пота. Ее, как и меня, доили каждый день. Разница была лишь в способах доения. Ленка целыми рабочими днями только тем и занималась, что обливалась любовным потом в объятиях разных красавцев, чем она, собственно, и мечтала заниматься круглыми сутками. А я, я исходила потом совсем иного качества, как и было оговорено в договоре.

Новая работа не принесла желаемого удовлетворения. Пока доводился до ума лабораторный центр, завозилось и монтировалось необходимое оборудование, я исписала десятки анкет, прошла сотни тестов, долго и нудно беседовала с психотерапевтами, выворачивая наизнанку свое исподнее последних лет. Этот садист от науки все допытывался, что я читаю, какие фильмы смотрю, какую музыку люблю. Это ужасно утомляло. Но главный кошмар был впереди.

Сначала я потела просто так, без всякой стимуляции: новая обстановка, стерильная больничная атмосфера действовали на меня со страшной силой. Само помещение, где я проводила свой рабочий день, угнетало меня до умопомрачения. Решетки на окнах в сочетании с белейшими стенами создавали интерьер психушки, добавляло сходство обилие мониторов, вмонтированных в стены, приглушенный свет и персонал в белых халатах. Я боялась неизвестных приборов, резкого щелчка включаемого кондиционера. Да и вообще все вокруг было чужое. Но со временем я пообвыкла, перестала шарахаться от персонала, изучила каждый звук в моей клетушке. Я без боязни заходила в здание, почти весело здоровалась с немногочисленными служащими и смело заходила к себе. Здесь я уже чувствовала себя человеком, нужным, жизненно необходимым человечеству. Я начала ходить по улицам, не пряча глаза, и уже не закрывала все форточки на ночь. Словом, я медленно, но верно становилась почти нормальным человеком.

Это устраивало меня, но не фирму. Последние анализы моих потовыделений показали количественный и качественный спад необходимых ферментов. Сегодня утром Марина встретила меня нахмуренным личиком.

- Ты помнишь условия договора? - холодно осведомилась она.

- Что за вопрос? Конечно.

- Тогда ты должна быть готова к некоторым изменениям в работе. Точнее, к стимуляции. Подожди, - подняла она ладонь, заметив, что я открыла рот для ответа. - Так надо. Иначе ты перестанешь представлять для нас интерес, и мы расторгнем договор. А ты заплатишь неустойку.

Одного упоминания о стимуляторах было достаточно для возвращения былого страха. Наверное, я заметно побледнела, потому что Марина решила сменить маску и ободряюще улыбнулась.

- Ну что ты переживаешь? Ты думаешь, те же спортсмены обходятся без допинга? Многих бы рекордов не было, если бы не маленькие хитрости. Это то же самое. Чтобы добиться желаемого результата, мы немного подпитаем твою психику. Только и всего.

Марина взяла меня под руку и повела по коридору. Она что-то ворковала, а я думала только о том, в какие клочья изорвется моя психика, в какой мир приведет меня моя работа. Беспокойство не замедлило дать знать о себе: в подмышках выступила влага, моментально пропитавшая блузку, пот на лице грозился пройти ливнем по лицу и смыть всю косметику. Марина чутко уловила перемену. Она внимательно посмотрела на меня.

- Что ж, может, пока нас устроит и это.

Но мыслей о стимуляции хватило лишь на несколько дней нормальной работы. И настал день, когда вслед за мной в комнатушку вошел незнакомый пышноусый мужчина в белом халате. Душевно улыбаясь, он достал шприц и ампулу из металлической коробочки. И вкрадчивым голосом начал объяснять мне действие препарата.

- Вы впадете в легкий транс, который будет продолжаться всего два часа. Если результат удовлетворит нас, мы остановимся на этом препарате. В противном случае придется испытать действие еще нескольких, пока не добьемся нужного эффекта.

От страха у меня всегда прятались вены, и когда мне приходилось сдавать кровь, я ужасно страдала и долго ходила с синяками на сгибе локтя. Но этот человек был, видимо, виртуозом, потому что игла моментально нашла вену, которая приняла в себя дозу и погнала ее дальше.

- Прилягте, - заботливо посоветовал усатый, - и постарайтесь не сопротивляться действию препарата. Просто плывите, как по течению.

Я покорно легла на кушетку и прикрыла глаза. Прошло несколько минут, но, сколько я не прислушивалась к себе, не могла заметить каких-либо изменений в своем состоянии. "Но не буду же я жаловаться, что их дьявольское зелье не подействовало. Пусть сами об этом беспокоятся. Хоть отдохну", - подумала я и задремала.

Разбудил меня странный скрип. Такого звука я раньше не слышала здесь. Я резко села и огляделась. Все на местах, никаких перемен. Разве только и без того тусклый свет стал еще слабее. Я сладко потянулась всем телом, вытянула руки вверх и замерла. В тот самый миг, когда я посмотрела на свои вытянутые вверх ладони, потолок дрогнул и, издав тот самый противный скрип, опустился на несколько сантиметров.

- Мама, - вырвалось у меня. - Глюки.

Я зажмурилась и потрясла головой. И снова задрала голову. Потолок не шевелился.

- Показалось спросонья, - вслух ободрила себя я. Но крупная капля трусливого пота уже катилась между грудей.

Пора было позвать кого-нибудь, препарат бесполезен, это ясно даже мне. Но вставать так не хотелось. И я снова откинулась на подушку. Сладкая дрема вновь приняла меня в свои объятия. Сквозь сон я слышала противное "скрип, скрип", но просыпаться не было никакого желания. А скрип становился все настойчивей, все требовательней. Мне уже начал слышаться в нем голос рассерженной Марины: "Вставай, вставай!". Я с трудом разлепила глаза. В полумраке мне показалось, что в комнате стало маловато места.

- Сон, конечно, великий шутник и фокусник, но пора и делом заняться, - будила я себя звуком голоса.

"Скрип". Это раздалось так близко, что я испуганно вскинула глаза. Вместо дикого вопля из горла вырвался всхлип: в нескольких сантиметрах от моего лица саваном белел потолок. Такой знакомый каждой шершавинкой, он висел надо мной мощной плитой. Страх липкой лапой сжал сердце, по ногам забегали судорожные мурашки. Со всей силой я рванулась со страшной кушетки. Перекатившись на пол, я отползла подальше от опасного места. Глотая воздух раскрытым ртом, из которого не вырывалось ни звука, кроме прерывистого шелеста дыхания, я забилась угол. Поры раскрылись силой ужаса, и полились потоки едкого пота.

"Скрип". Потолок коснулся подушки, сравняв вмятину от моей головы. Я слабо взвизгнула, словно услышала, как хрустнули кости моего черепа.

"Скрип". Дрогнули ножки кушетки и мое сердце. На моих глазах потолок пожирал мое ложе. Это был уже не скрип, а хруст, хруст громадных челюстей, перемалывающих долгожданную добычу. Я даже слышала довольное урчание. Мне и в голову не пришло позвать на помощь, мне вообще ничего не пришло в голову. Голова существовала отдельно от остального тела. Когда смолкло чавканье, наступила жуткая тишина. Словно комната прислушивалась к себе, постепенно понимая, что чего-то не хватило, что какого-то ингредиента не было в замечательном блюде. Новая волна ужаса накатила с такой ударной силой, что меня отбросило назад, почти впечатав в стену. До меня, как сквозь толстый слой ваты, дошло, чем жаждала полакомиться комната. И словно в подтверждение моей догадки, снова раздался скрип. На этот раз многократный, будто подхваченный эхом. Неслаженно, вразнобой на меня надвинулись стены. Та стена, в которую я пыталась вжаться, вдруг выгнулась и швырнула меня на середину комнаты. Я во весь рост растянулась на полу, но тут же поднялась на четвереньки. Совершенно перестав соображать, я кидалась из одной стороны в другую, натыкалась на стены и падала. И снова поднималась, снова прыгала на стены, долбя хищные плиты то кулаками, то лбом. Пот смешался с кровью, но я не замечала этого в своем тупом упорстве, пытаясь прорвать бетонный заслон. Наконец мои силы иссякли. В последний раз я подняла голову, откинув слипшуюся то ли от пота, то ли от крови прядь. Стены плясали хоровод. Вот они закружились быстрее, быстрее. Вместе с ними кружилось что-то в моей голове.

- Черт с вами, жрите, - прохрипела я и свернулась клубочком, подтянув колени под груди, обхватив руками голову, принося себя в жертву неизвестно каким силам.

Лежа в луже пота, я с тошнотворным страхом ждала боли, невыносимой боли. Этого ожидания мозг уже не выдержал и, спасая меня от мучений, отключился.

Из небытия меня вырвал мощный свет, яркий, ослепительный и полный силы голос. Он звал меня, спрашивал о чем-то. "Так это не выдумки о жизни после смерти, - слабо шевельнулась во мне мысль. - Вот и свет, и голос. Я на небесах?". Открыв один глаз, я увидела над собой белый потолок. Тот самый, до боли знакомый. До ужаса. Ко мне светлым пятном склонилось лицо, черты его расплывались. Холодная рука коснулась лба.

- Как ты? - откуда-то издалека донесся знакомый голос.

- Не знаю, - шевельнула языком я и очнулась от звука собственного голоса.

Приподнявшись на локте, я увидела свою рабочую комнатку, такую же спокойную и невозмутимую, как раньше, будто это и не она вовсе пыталась сожрать меня. А вот и Марина, улыбающаяся так ласково и радостно. Мне поднесли воды, и я окончательно опомнилась.

- Так это все ваши штучки? - хрипло спросила я. - Этого не было на самом деле?

Вместо Марины мне ответил тот самый тип, который вколол мне зелье.

- Нельзя сказать, было это или не было. Мы просто слегка подтолкнули ваше воображение, вашу фантазию. А остальное вы доделали сами. И, надо сказать, просто замечательно.

- Да, дорогая, - подхватила Марина, - ты выполнила двойную норму. Это рекорд. Потела, как Мать-Моржиха в Сахаре.

Меня не тронули восторги Марины. Больше всего мне хотелось заорать дурным голосом, что я о них думаю, схватить сладенькую дамочку за роскошные волосы и извалять в самой сочной грязи. Но и в таком состоянии я помнила о контракте: не имела я права высказывать собственное мнение об их методах, не могла гордо развернуться и уйти, плюнув типу в белом халате в холеную морду. Чтобы ярость не вырвалась наружу, я зарылась в себя, пропуская мимо ушей всю Маринину болтовню. Единственное слово зацепилось за мое сознание - "выходной".

- Что-что? - переспросила я.

Искусно погасив раздражение, на миг отразившееся в ее глазах, Марина повторила:

- Завтра тебе, пожалуй, надо отдохнуть. Отоспись, сходи в кино, в гости, развейся, одним словом. А послезавтра мы ждем тебя в обычное время.

Больше Марине не пришлось повторять. Я подскочила с кушетки, на ходу сдергивая с себя рабочую форму. Не обращая внимания на мужика, я запрыгнула в свою одежду, бросила через плечо: "Всем до свидания", и торопливо покинула прибежище кошмара.

По дороге я прокручивала снова и снова слова усатого типа, что делал мне укол. Так вот зачем психолог интересовался моими книжными пристрастиями: этак они всего Эдгара По в живую мне покажут, ужасы Кинга воплотят в реальность, фильмы Тарантиновские введут в мою жизнь. Как же мне выдержать? Крыша моя и без того ненадежная, ее пальчиком тронь, она и поедет. А мощный стимулятор вообще спровоцирует непредсказуемые сдвиги в моем сознании. Наверное, пора делать ноги. Но куда? Правда, я получила уже зарплату за первый месяц, но этого хватит лишь на билет куда-нибудь подальше. А потом? Куда дергаться? Страх он везде со мной останется, будет бесплатно ходить за мной по пятам. Так я хоть деньги за него получаю.

Невесело, ох, невесело было мне в этот вечер. И предстоящий внеплановый выходной не радовал. Развлекаться я разучилась, а воображение после стимуляции работало только в одну сторону - ближе к кошмару. Едва я вошла в квартиру, стало ясно - сегодня я не смогу быть одна. Я поминутно задирала голову, проверяя на месте ли потолок, внимательно следила за стенами. Даже телевизор не помогал. Промаявшись с час, я позвонила Ленке, не слишком обнадеживаясь застать ее дома. Да, видно сегодня ее тоже чересчур вымотали постельные игрища. После десятого звонка подруга взяла трубку.

- Ура, - вяло сказала она в ответ на мое приветствие. - Это ты, как хорошо, что это ты.

К моему великому удивлению, Ленку не надо было уговаривать перейти через дорогу и разделить мое одиночество. Уже через полчаса она забарабанила в мою дверь.

- Мы пьем, - заявила она с порога, вручая объемный пакет.

Она ошиблась лишь в одном: мы хлебали, а не пили, причем, лошадиными дозами. Закуска лежала на тарелочках красиво, но грустно: мы в ней не нуждались. На исходе четвертой бутылки пьяная Ленка вдруг начала рыдать в голос.

- Видеть их не могу, сдохли бы они все!

Понадобилось немало времени, чтобы понять - кто. Всхлипывая и глотая слова, Ленка выплевывала, что никогда не представляла, что секс может ей опротиветь.

- Я, как иду на работу, у каждого угла останавливаюсь - поблевать. Как представлю эти картинные мордашки, нагромождения железных мускулов - ухоженные, холеные самцы. И каждый божий день, каждый день. Я скоро стану фригидной или лесбиянкой. Количественные показатели потовыделений хорошие, а по качеству... Обещают колоть стимуляторы. Это, как кошке валерьянки накапать. И все это ради каких-то страстных ароматов.

- Тебе только обещают, - протянула я.

И со всей жесткостью, ничуть не пытаясь смягчить краски, я рассказала о сегодняшнем дне. Ленка слушала молча, округлив глаза и приоткрыв розовый рот.

Некоторое время мы молчали. Потом Ленка ляпнула:

- Тебе все-таки легче, могут списать по психе, пенсию назначат. А мне что делать?

Я вылупила на нее глаза:

- Куда списать? В дурдом? На черта мне там нужна будет пенсия? Ты соображаешь, что говоришь? Мне еще три с половиной месяца работать по контракту. Надо что-то придумать, я не смогу, не выдержу.

Но придумать мы так ничего и не смогли. В полночь мы упились совершенно и свалились. В пьяном кошмаре я долбила Марину о стену головой, превращая ее в плоскую окровавленную тарелку. Одной половиной сознания я ужасалась собственным зверствам, а другой наслаждалась преобразованиями во внешности ненавистной дамы. Причем, размазыванием Марининых мозгов я занималась до самого утра. Как без рук не осталась? И проснулась с легкими укорами совести, к которым примешивалась большая часть удовлетворения. Прощальным приветом от подруги маячила на столе бутылка для опохмелки и записка помадой на зеркале: "Убегаю к своим кобелям. До вечера".

А у меня впереди был долгий день. Убрав бутылку в холодильник, я решила начать выходной с ванной. Привычно склонив голову, я понюхала подмышки. Запах был по-прежнему сильный, но к обычному кислому духу примешивался другой, незнакомый запах. Вместе они составляли невообразимый коктейль, способный смутить даже для самых экстравагантных модниц.

Душ смыл следы ночного кошмара с тела, но в мозгу еще вибрировала червячком какая-то струнка, вызывая непривычное возбуждение. Странной мощности энергия требовала выхода. Я окинула взглядом гостиную и решилась: перестановка мебели, генеральная уборка помогут унять нервозность.

Трудилась я усердно. Выкинув половину ненужного гардероба и поменяв местами диван, кресла, столы и тумбы, я выскребала грязь, накопившуюся за время апатичного безделья. Мусор я выкидывала мешками. К вечеру моя конура засияла и засверкала, излучая в благодарность замечательный уют. Я удовлетворенно вытянулась на диване, наслаждаясь плодами своего труда. Прихватив из холодильника похмельную бутылку вина, я мирно скоротала остаток вечера в компании с телевизором. А ночью опять колошматила Марину, терзаемая змеем страха и подзуживаемая червячком удовольствия.

Утром я позволила себе немного поваляться в постели, созерцая непривычный порядок собственного жилища. И снова удивилась странноватому запаху пота. За время работы в лаборатории потовыделений я научилась различать запахи и могла точно определить характер и состояние любого человека. И сейчас с удивлением констатировала, что к духу страха примешивался другой, слабенький, но вполне ощутимый запах довольства. Заметить это мог только специалист. И уж Марина точно заметит. Я заволновалась. И непривычный тонкий запах утонул в знакомом густом аромате тревожного пота.

На улице какой-то тип решил пошутить со мной: он, кривляясь, тащился за мной, забегал вперед, застывая на мгновенье в дурашливом поклоне и корча безобразные рожи. Мысли о том, как я выгляжу в глазах прохожих, не доставила мне удовольствия. И когда ублюдок снова забежал вперед и повернулся ко мне, я наклонилась, зачерпнула пригоршню жидкой грязи из полузасохшей лужи и залепила мерзкий рот. Мне показалось мало. Замирая и потея от собственной наглости, я провела всей пятерней по гадкой морде. Тип, видимо, обалдел от такого хамства и неожиданности, так как мой запах говорил о явной трусости и не предсказывал подобного поведения. Я же посмотрела на свои испачканные перчатки, брезгливо стянула их и швырнула в испачканное лицо подонка. Я могла себе позволить новые перчатки. Раздвинув собравшуюся толпу, я спокойно зашагала к остановке, вновь отмечая шевеление в сознании того самого червячка, в третий раз давшего знать о себе.

В автобусе я заставила себя думать о предстоящем рабочем дне, чтобы скрыть новоиспеченный запах удовлетворенной наглости. Какие сегодня страшилки выдаст мой мозг? Снова стены? Вряд ли, хотя при воспоминании о позавчерашнем кошмаре меня все еще бросало в дрожь. Все равно, лишь бы не вылезли мои последние сны, иначе мой пот будет совсем другого класса. Людей с потом такой категории найти - раз плюнуть. Мне, конечно, уже опротивела моя работа, но больше не на что рассчитывать. Так что, каждодневные кошмары будут сопровождать меня еще почти четыре месяца.

Кое-как сосредоточившись на работе, я все-таки довела себя до нормального трусливого состояния. Благоухая слабенькими кошмариками, я подошла к дверям лаборатории.

Сначала я подумала, что началась забастовка: на крыльце столпилась масса народу. От нехорошего предчувствия я стала мокрой в один миг.

- Люди, в чем дело? - врезалась я в толпу.

- Говорят, охранники и вахтер упились вчера, отмечая что-то. А другие ключи у начальства, которое позавчера укатило в центральный офис. Так что, пока тех гавриков не разбудят, будем здесь торчать, - монотонно отбарабанил широкоплечий красавец, Ленкин партнер по выработке секс-пота.

- Понятно, - буркнула я, вертя головой в поисках Ленки.

Но парню явно было скучно.

- Ты, вроде, из отдела трусишек? - решил он продолжить разговор.

- Лифчиков, - отрезала я и повернулась к парню спиной.

И чуть не столкнулась лоб в лоб с Ленкой, вытиравшей кружевным платочком рот. Глаза подруги были красные, по щекам, подсыхая на ветру, ползи слезы.

- Что с тобой? - испугалась я, тотчас покрывшись испариной.

- Партнера увидела, - процедила Ленка.

- Странная реакция, он вроде, здоров, по крайней мере, на первый взгляд, внезапная смерть ему не грозит.

- Ошибаешься, с каждой неделей он на шаг ближе к гибели. Как увижу его - бегу в туалет блевать, сейчас в кусты пришлось дернуть. Сволочь безмозглая. Впрочем, сегодня ему повезло - у меня критические дни. Буду просто порнуху по видику смотреть.

- Да, - завистливо вздохнула я. - Тебе проще.

Толпа, похоже, почуяла что-то: все головы повернулись в одну сторону. Я последовала их примеру. К крыльцу подкатила машина, и из салона с победным видом вылезла Марина. Надежды на вынужденный прогул рухнули. Едва она, потрясая ключами, взобралась на крыльцо, в холле показался охранник с опухшей рожей. Мистика: полчаса народ безрезультатно долбился в двери. Стоило появиться этой дамочке, как все проблемы уладились сами собой. Правда, не у охранников. Сотрудники с благоговейным ужасом смотрели на Марину. Пока охранник трясущимися руками отпирал двери, Марина спокойно разглядывала в стекле свое отражение. Но ее видимое равнодушие никого не обмануло. Сегодня всем придется нелегко.

Дурные предчувствия оправдались. Во-первых, нам велено было скомпенсировать пропущенное рабочее время, во-вторых, в этот день для всех была назначена самая жесткая стимуляция. Я бы даже сказала, садистская.

Укол мне делал тот же самый усатый тип, что и в первый раз.

- Приятных сюрпризов, - бросил, уходя, этот фашист.

- Сволочь, - ответила я закрытой двери.

Я решила не ложиться на кушетку, а, поджав ноги, села в углу, пытаясь унять заранее пробравшую меня дрожь. Работа началась: в предвидении новых ужасов я пропитала потом униформу. Внезапно дверь распахнулась и на пороге возникла Марина.

- Ты почему не на кушетке? - холодно осведомилась она. - Ты же знаешь, что при твоей работе нужно полное расслабление.

Ее вид и тон совершенно лишили самообладания, и я быстренько перебралась на кушетку. Удовлетворенно кивнув, Марина удалилась.

- Господи, помоги мне сохранить рассудок, - произнесла я краткую молитву.

То ли препарат был новый, то ли доза действительно минимальная, но спать не хотелось. Нет ничего хуже ожидания. Тем более ожидания погружения в кошмар. Я напряглась, как пружина, как струна, готовая порваться. Но время шло, а ничего не происходило. Не менялось освещение, потолок и стены были на месте, никаких посторонних звуков и ни малейших признаков сна. Только ожидание, замораживающее рассудок, но активизирующее потовые железы.

Дверь снова отворилась, и появилась голова усатого типа.

- Как мы себя чувствуем?

- Да, знаете, ничего. Никаких ощущений, никаких признаков действия препарата. Но все-таки мне страшно, страшно ждать, постоянно ждать. Но, я думаю, недостаточно для дневной нормы.

- Ну, мы попробуем это поправить, улыбнулся усатый и весь протиснулся в дверь.

В руках у него был чемоданчик, старомодный такой. Тип подошел к кушетке, сел на стул, открыл чемоданчик и начал выкладывать на тумбу странные вещи: детскую лопатку для песка, граммофонную трубу и плотный полиэтиленовый пакет.

- Ну, что, давай приступим.

Я ожидала нового укола, и протянула ему руку, но он лишь похлопал по моей руке и уложил ее вдоль моего тела.

- Скажи "А", - осклабился он.

От его глаз, смотрящих в упор, мне стало дурно.

- Скажи, - повторил он сквозь зубы.

Я пискнула "А".

- Не так, - нахмурился усатый, - громче. Я помогу.

Больно надавив на челюсть, он начал открывать мне рот. Некоторое время я боролась. Но тип навалился на меня и так надавил, что я вскрикнула. Челюсти разжались, и усатый, удерживая одной рукой мои челюсти открытыми, другой схватил лопатку.

- Это классная стимуляция, - прошептал он, склонясь надо мной.

Лопатка нырнула в чемоданчик и появилась оттуда, полная влажной землей.

- Добавим немного влаги, если вы мало потеете, мадам.

С этими словами он ловко и точно стал сыпать землю мелкими порциями мне в рот. Я не могла пошевелиться, так усатый умудрился сдавить мне все тело. Та земля, по которой я так люблю бегать босиком, сейчас застревала у меня в горле, грозя задушить. Я усиленно глотала, чтобы не подавиться. Отчаянно потея, я пропихивала чернозем в себя, в себя. Но усатый не давал мне времени на глотание, закидывая в меня все новые и новые порции. Перед глазами замерцали желтые пятна, я стала задыхаться. Я отчаянно рванулась, мое мокрое тело змеей вывернулась из объятий мучителя, оттолкнула руку усатого, рассыпав по полу черные комочки. Не обращая внимания на страшного мужика, я села на кровати, пытаясь отдышаться. Он же спокойно наблюдал, как я плююсь землей.

- Не понравилась землица? - сладко спросил усатый, когда я мал-мал отдышалась и пришла в себя.

Я заскользила задом по кушетке и уперлась в стену, в небывалом ужасе уставившись на мерзавца.

- Ничего, есть и другое блюдо.

Униформу можно было выжимать, но пот все бежал проторенными дорожками по телу. А усатый развязал пакет, завернул края, чтобы мне было видно содержимое. Тут он совершил ошибку. Увидев, что он берет граммофонную трубу, я быстро сопоставила ее с содержимым пакета и все поняла. "Я это уже видела, где-то видела. Но где?". Умница память сработала четко, вытащив из своих недр компьютерный квест "Фантасмагория", где монстр в человеческом обличии кормит очередную жертву через граммофонную трубу кишками, внутренностями, от которых еще исходит пар.

- Тварь! - заорала я во весь голос. - Тебя тут нет! Ты мне кажешься! Я помню, откуда эта сцена, плагиаторы хреновы!

Орала я долго, непристойно и, наверное, вслух. Потому что, когда я очнулась от видения, передо мной стояла разъяренная Марина, а у нее за спиной маячил усатый тип.

- Ты что устраиваешь? Ты чуть все не испортила. Хорошо, что мы были наготове и успели вовремя выключить кондиционер. Ты должна вырабатывать чистый запах страха, рабской покорности. А ты чуть не намешала сюда ненависти, агрессии.

Но разгневана Марина была не только этим, я была уверена, она слышала мои вопли. Вновь завозился червячок, и я опустила глаза, чтобы не выказать гаденькой радости. Но, наверное, Марина что-то заметила.

- Еще одно сопротивление стимуляции, еще один такой фокус, и мы будем вынуждены с тобой расстаться, - отчеканила она. - Ты свободна. Завтра не опаздывай.

Резко развернувшись, Марина выплыла из комнаты. За ней поспешил усатый.

- А пошли вы все, - огрызнулась я. - Где вы еще такую трусливую дуру найдете?

Но в комнате уже никого не было, и мои слова пропали даром.

В коридоре я встретила Ленку. Она довольно улыбалась.

- Ты что, будто меду наелась со сметаной вместе?

- Да я им там пробки спалила, чтобы уйти пораньше. Ты освободилась? Тогда гуляем!

Но я не поддержала Ленку. Мне надо было серьезно подумать над дальнейшим существованием. Подруга немного надулась, но скоро сменила гнев на милость и даже проводила меня до дома, но в гости зайти отказалась.

В почтовом ящике меня ждал сюрприз: яркая открытка с приглашением на встречу выпускников школы. Правда, приглашение немного запоздало: торжество началось полчаса назад.

Я медленно поднялась по лестнице и еще раз прочитали открытку, на ощупь открывая замок. Квартира встретила меня тоскливой пустотой. Блеск недавней чистоты как-то померк и уже не радовал. И переставленная мебель уже не вызывала ощущения новизны.

- Да что я буду тут сидеть, как курица, - это червячок возбуждения начал потихоньку поднимать голову. - А вот возьму, и пойду!

Стряхнув оцепенение, я быстро вымыла голову, высушила феном, подмазала глаза, натянула новое платье и пулей вылетела из квартиры. Потихоньку темнело. Но все же это были только сумерки. У дороги я замахала руками машинам. Спустя минуту возле меня затормозила иномарка. Я запрыгнула в салон и назвала адрес. Наблюдая в окно за потоком машин, я представляла свое появление среди одноклассников. Как окунусь в водоворот знакомых лиц, воспоминаний о солнечных днях. Странно, но именно такие мысли забили смелого червячка насмерть. Из машины вылезала уже совсем не та я, что десять минут назад. Отпустив машину, я подошла к школе. И с каждым шагом, я все больше робела. Все сильнее мне становилось не по себе. Огромные окна были ослепительно освещены. На первом этаже рождались и рассыпались маленькие компании бывших одноклассников. Ах, какая музыка! Я прижалась лбом к стеклу, жадно наблюдая. Знакомых лиц было много, слишком много. И все они знали меня, как замечательную выдумщицу, хохотушку и заводилу, зачинщицу всех проказ и хохмочек. Ах, как бы мне хотелось предстать перед ними той, прежней, не забитой жизнью, не истерзанной страхами. Кого эти люди увидят сегодня? Торговку трусливым потом, зарабатывающую на собственном страхе? Безудержно потеющую кислым кошмаром дамочку? Застучали каблуки, голоса стали ближе, ближе. Послышался звук открываемой двери. Сейчас мои одноклассники выйдут и наткнутся на меня, сидящую в кустах в луже собственного пота.

Я попятилась. Но, сообразив, что на свету меня как раз точно увидят и узнают, я прижалась к стене и, крадучись отступала все дальше и дальше.

Когда праздничные огни школы скрылись за деревьями, я перевела дух. Надо признаться, это была не слишком хорошая идея. Пока я глазела на веселье нормальных людей, наступило время, противопоказанное трусам. Сумерки погустели и стали похожи на чернильный туман. В темноте ожили все мои страхи, давние и новорожденные. Небо без звезд стало черным потолком, а улицы без фонарей - стенами моей темницы. Деревья, превратившиеся в усатых великанов, тянули ко мне многочисленные руки. Я заметалась. Расцарапав руки, разбив коленку, я вылетела все-таки на дорожку и врезалась в кого-то.

- Черт! - раздалось из темноты. - Глаз потеряла?

Женский голос был очень знаком, но я не могла понять, кому он принадлежал. По моему размазанному лицу пробежал луч фонаря.

- Ты? - воскликнул в изумлении тот же голос.

Фонарь повернулся на мою незримую собеседницу, и я увидела лицо, которое знала с семи лет. Мы учились вместе с первого класса. Татьяна была истинным чудом.

Она была самой маленькой из нашей параллели. Но очень отважной. К выпускному балу Танюша не слишком прибавила в росте, зато нашла, чем это скомпенсировать. Внешне хрупкая, беззащитная, она владела несколькими видами единоборств и могла дать отпор любому взрослому мужику. Танюша никого и ничего не боялась. Словно в доказательство тому, в голове быстро промелькнула история, как трое пытались снять с нее шапку.

Она тогда пришла ко мне очень сердитая. Рассказывая о попытке грабежа, она потирала руку.

- Черт, локоть болит.

Я удивленно воззрилась на нее.

- Локоть?

- Да вот, когда одному подсечку делала, о челюсть другого локтем стукнулась.

- А третий?

- Третий еще раньше свалился.

- Ну, и..?

- Ну и побежала. Потом уже оглянулась на ходу: лежат еще все. Ну, я и пошла дальше.

И сейчас, глядя на Танюшу, я видела все тот же блеск в глазах, ту же решительность и бесстрашие.

На радостях мы обнялись.

- А ты куда? Что так рано? Вечер уже кончился? - встревожилась Татьяна.

У меня упало сердце.

- Понимаешь, - замялась я, - утюг выключить забыла. Уже на крыльце вспомнила. Вот невезуха.

- Ну, елки-палки, - явно огорчилась Танюша. - Обидно как. Ну, ладно, пока, не теряйся. Еще встретимся.

Я закивала, старательно улыбаясь.

Когда луч Таниного фонаря убежал, уводя за собой хозяйку, я прислонилась к дереву и сползла по стволу вниз. Сидя на корточках, я тихо плакала по голоногой девчонке, которая превратилась в умирающую от страха женщину. Всласть наревевшись, я заставила себя подняться и двинуться по направлению к остановке. Несколько раз я готова была ползти по-пластунски, несколько раз стремительно проваливалось в никуда сердце, но до остановки я все-таки дошла. Увидев скопление людей, я несколько воспрянула духом. Стараясь влиться в общую массу, я даже села не в свой автобус, зато в большой компании дошла практически до дома. Короткая пробежка, и я вбежала в подъезд, вихрем взвилась на свою верхотуру. Наконец-то я была дома.

Все лицо было в подтеках косметики, платье можно было выкидывать, потому что желтые разводы от пота вряд ли отстираются. Небрежно стянув и скомкав в первый раз надетое платье, я швырнула его в открытое окно. Может, кому пригодится. Мне уже, похоже, ничего не нужно. Из зеркала на меня смотрела донельзя усталое и измученное лицо. Морда старой водовозной клячи. Я ничком легла на диван. Никчемная, никому не нужная, зачем я живу, барахтаюсь, чего-то жду? Ничего уже не будет, ничего.... На этой безрадостной ноте я заснула.

3.

До окончания срока контракта оставалось два месяца. Последнее время Марина была мной весьма недовольна. Я вынуждала ее внимательно следить за моим состоянием, чтобы она успела выключить кондиционер в нужный момент. Мой мозг приловчился разгадывать все ловушки. Да, я поддавалась стимулятору и корчилась от ужаса на ненавистной кушетке. И кошмары становились все изощреннее. Когда-то прочитанное, услышанное, увиденное преломлялось в призме моего сознания и проецировалось на мою персону. Я балансировала на грани сна и реальности, рождая в своем мозгу затейливых монстров, создавая самые чудовищные ситуации. Но все чаще память услужливо подсказывала источник кошмарного сюжета, и я, пропотев некоторое время, резко перескакивала из сна, из наркотического дурмана в реальность. Я узнавала бешеную собаку, преследующую меня по темным улицам, роняя пену, прожигающую асфальт, гадко улыбающегося клоуна, толкающего меня в водоворот жадно булькающей кислоты, гнусного людоеда, медленно опускающего связанную жертву в котел кипящего масла - все это были персонажи фильмов и книг ужасов, когда-то любимых мной. Узнавание возвращало меня в лабораторную комнату. Марина злилась и на меня, и на усатого. Я с виноватым видом опускала глаза, чтобы не выдать торжества, а усатый тип лебезил, оправдывался. Я видела, когда уходила домой, как она распекала его в коридоре, рассекая ладонью воздух. Усатый стоял, как первоклассник, пойманный за шалостью, перед завучем. Я мерзавочно похихикала, с радостью ощущая возвращение нагловатенького червячка. Этот малыш немного вырос, по сравнению с прошлым месяцем, но не был еще готов тягаться с опытным удавом страха.

Устав постоянно бдительно следить за мной, Марина решила сменить препарат. Удивительно, но меня об этом шаге предупредили.

- Это наша последняя надежда, - строго сказала Марина. - Если не сработает, нам, скорее всего, придется расстаться.

Я промолчала, впрочем, моего мнения никто и не спрашивал. Я покорно подставила руку усатому типу, а он с готовностью и даже с наслаждением всадил иглу в мою вену. Но, видно, новое не значит - лучшее. Мы безуспешно прождали результата несколько часов. Марина махнула рукой и вышла, бросив, что поговорим завтра. Усатый пробормотал, что я свободна, и тоже смылся. Нельзя сказать, что я расстроилась. Наоборот, настроение у меня было замечательное. Бог с ней, с этой фирмой, с этой работой. Проживу как-нибудь. Отправлюсь путешествовать автостопом или еще что-нибудь придумаю. В принципе, не зря я работала, даже некоторую закалку пробрела. Меня уже сложно было напугать автомобильными гудками и темными подъездами. Я даже удивлялась, как это раньше на меня действовали такие мелочи. Я шла по городу, смело раздвигая локтями прохожих, не спеша переходя через дорогу, улыбаясь мужчинам и собакам. Червячок снова поднимал голову. Неужели все еще возможно изменить?

Очевидно, жизнь решила устроить мне некий праздник под девизом: "Ни дня без сюрприза". Возле подъезда ошивался тот самый парень, которого я не так давно с превеликим удовольствием разукрасила грязью. Я лишь поморщилась, но вместо страха ощутила глухое бешенство. Ему мало было? Я могла бы пройти мимо него. Но, полная решимости при необходимости изувечить наглеца, я демонстративно толкнула его плечом. Парень чертыхнулся и уставился на меня.

- Это вы?

- Чего надо? - грубо выплюнула я.

Парень повернул голову направо, налево, опустил вниз и, не поднимая на меня глаз, забормотал:

- Вы там уронили перчатки, - выдавливал он из себя слова, - я принес.

Я потеряла дар речи. Чувствуя, что мои глаза превращаются в две столовые тарелки, я захлопала ресницами, пытаясь привести орган зрения в нормальное состояние.

- Я не хотел вас обидеть, - лепетал парень, - просто у вас был такой грустный вид, что захотелось развеселить вас. Наверное, я сделал это неуклюже, но, поверьте, я хотел как лучше.

Он с видом побитой собаки протягивал мне мои перчатки, чистые и, по-моему, даже начищенные эмульсией. Автоматически взяв перчатки, я приложила ладонь к щеке.

- Ты нормальный?

- Нет, то есть - да. Я.... Ну.... В общем, я шел за вами от вашего подъезда, - вдруг признался он.

- Зачем? - хмыкнула я.

Парень стал пунцовым. Честное слово, это был представитель вымирающего вида молодежи.

- Я уже несколько дней хожу за вами. Я люблю вас.

Я поперхнулась.

- Ребенок, - наконец смогла я выговорить, - тебе надо к психотерапевту. Иди домой, не смущай тетю.

В глубине души я ожидала сопротивления. Но он с места резко взял старт и через полминуты исчез из вида.

- Усердный какой, - растерянно бормотала я, поднимаясь по лестнице. - Жаль, что он так молод.

Мысли о парнишке не покидали меня. Чайнику пришлось долго свистеть, чтобы вывести меня из глубокой задумчивости. Бывает же такое. Я запоздало подумала, что надо было плюнуть на его возраст и окунуться в короткий, но бурный роман. Мой чай остывал, а я унеслась в объятия юного Ромео. Наши губы робко сближались, когда кто-то бесцеремонно постучал. "Наглецы", - все еще утопая в мечтах, возмутилась я.

Стук. Господи, тетка сладострастная, очнулась я. Это же ко мне стучат.

Стук. Но не в дверь. Звук какой-то странный, из-за спины.

Стук. И не деревянный, а какой-то ближе к стеклянному. Струйки пота побежали своим маршрутом. Слабо надеясь на слуховой обман, я медленно повернулась к окну.

- Мама, мама, мама, - повторяла я, отодвигаясь мелкими шажками к двери, не спуская глаз с окна.

Я нещадно щипала себя за мочки ушей, надавливала пальцами на яблоки глаз. Но мираж не растворялся в ночи: за стеклом, свесившись сверху вниз, скалилось совершенно голое, даже безбровое, лицо. Зеленое. Словно резиновое. Рядом на стекле распласталась такая же зеленая ладонь, гладкая, без единой морщинки. Зеленая морда тупо скалилась, ощерившись беззубым ртом, вперив в меня горящие красные глазки. А рука продолжала барабанить по стеклу. Бам-бам-бам, звучало все громче, гигантским градом долбя по мозгам. Я приросла к дверному косяку. Это не могла быть рабочая галлюцинация - я была дома. И шутка идиота тоже исключалась: я жила на последнем этаже, а удержаться на нашей прогнившей крыше смог бы только искусный скалолаз. Это были последние разумные мысли: паника поднялась по грудь, заставив истерично заколотиться сердце. Я боялась пошевелиться. Впрочем, тот, за окном, тоже практически не шевелился. Он просто стучал в стекло. Но и этого было достаточно. Я опустилась на пол совершенно мокрая от пота. Я не знала, чего можно ожидать от этого ублюдка. Но вид его не предвещал ничего хорошего. Сколько я так просидела, Бог его знает. Периодически я отключалась, но лишь на несколько минут: у зеленого чудовища словно был хронометр. Стоило мне уронить голову и забыться, как снова раздавался стук. Наверное, надо было повернуться спиной и пойти спать. Но моя буйная фантазия не давала мне сдвинуться с места. Мне казалось, что стоит мне по-настоящему заснуть, как случится что-то такое ужасное, что не приснится в самом страшном сне ни шизофренику, ни параноику. Мы смотрели друг на друга: я - настороженно-тревожно, а он - он просто смотрел. Я измучилась, хотелось спать, но нельзя было оставить пост. Я знала это где-то в глубине сознания, не умея объяснить. От каждого стука я вздрагивала, словно получив электрически разряд. А пот все тек и тек, даже удивительно, как мой организм еще не обезводился. Жаль, такой товар пропадает втуне.

За окном побледнели звезды, предрассветный туман возвестил о приближении утра. Ночь медленно растворялась, а вместе с ней и мой ночной гость. Вот он стал совсем прозрачным. А через несколько минут о нем напоминала только легкая зеленоватая дымка. Я разрыдалась. Колотясь о стену головой, я выкрикивала проклятия монстрам всего мира. Но организм требовал свое, и, всхлипывая, я уснула, тут же, на полу кухни.

От звона будильника я закричала. Так мы и раздирались на пару: будильник, извещая, что пора вставать, а я, еще не оправившись от ночного кошмара. За окном уже кипела во всю жизнь, а я смывала в ванной следы ночной жути. Надо было бы поесть, но вряд ли кусок полезет в горло. Я не представляла, как буду работать, что теперь заставит меня испугаться. Если стимулятор не вызовет зеленое чудовище, меня выгонят с работы, а если он воскреснет в моем рабочем кабинете, я тут же помру, потому что большего кошмара быть не может. Второго визита я могу не выдержать.

Но все вышло совсем наоборот. Придя на работу, я впервые за эти месяцы вспомнила, что Марина может быть милой, узнала, что усатый вовсе не такой уж и противный. Мы даже попили чая втроем, а Марина заботливо спросила:

- С тобой все в порядке?

- Что такое? - встревожилась я.

- Если ты здорова, значит, тебя хорошо прокрутили в центрифуге. Знаешь, - нежно коснулась она моей руки, - отдохни сегодня. Мне не нравится, как ты выглядишь. Так что давай-ка гуляй до послезавтра.

- Отгул? - изумилась я.

- Ну, ты ценный работник, - улыбнулась Марина, - не хотелось бы тебя потерять на более долгий срок. Так что, давай, набирайся сил.

Такой заботы я никак не ждала. Но было бы глупо отказываться. И мы расстались довольные другу другом до понедельника. Небольшой перерыв в работе был весьма кстати. Вернувшись домой, я рухнула спать. Нельзя сказать, чтобы сон доставил мне удовольствие, потому что и там меня преследовала неведомая сила. Но все-таки я поспала. Наверное, я проспала бы всю ночь, если бы не нахальный комар, больно впившийся в руку. Целясь в негодяя, я сильно хлопнула себя по руке и окончательно проснулась. На часах была полночь. И я понятия не имела, что я буду делать до утра. Я от души надеялась, что визит зеленого кошмара не повторится. Но, заходя на кухню, я первым делом вперила взор в окно. Кроме ночного неба и огней дома напротив там ничего не было. Это уже было счастье. Включив маленький телевизор, специально приобретенный на кухню, я заварила свежий чай, вяло пожевала колбасы. В ожидании новостей я поминутно оборачивалась к окну. Ничего.

В мире не происходило ничего из ряда вон выходящего. Я даже несколько разочаровалась. Обидевшись на пресные новости, я взяла пульт и поочередно стала тыкаться во все кнопки. По всем каналам показывали ненавистные сериалы. Наконец я наткнулась на нормальный фильм, но успела посмотреть лишь минут пятнадцать, потому что по экрану вдруг пошли беспорядочные полосы. Я снова пробежалась пальцами по кнопкам пульта: помехи были везде. Словно на всех каналах вывесили шкуру зебры, изрядно потрепанной свирепым хищником. Я поднялась проверить, не отошла ли антенна, и снова плюхнулась на стул.

Стук. Стук-стук. Я уже знала, что это. И не спешила оборачиваться.

- Господи, пусть это мне только кажется.

Но робкая просьба не была услышана: зеленое лицо снова прилипло к стеклу. Сверкали красненькие глазки, пошлепывала по стеклу зеленая ладонь. Непередаваемая жуть накатила на меня. А когда я увидела вторую руку монстра, волна паники поднялась до подбородка, заставив меня судорожно глотать воздух, чтобы не задохнуться. В зеленой лапе головой вниз висела кошка. Она отчаянно извивалась, пытаясь вырваться, но цепкая лапа крепко держала ее за хвост. Догадываясь, что сейчас произойдет что-то ужасное, я покрылась гусиной кожей. Взгляд красных глазок завораживал. И я беспомощно переводила взгляд с чудовища на кошку, маятником раскачивающуюся у него в руке. Время остановилось. Едкий пот разъедал глаза, но вытереть его не поднималась рука. Как и прошлой ночью, я знала, что уйти невозможно. Да и меня просто не слушались ноги. Я не владела телом, словно загипнотизированная зеленым гадом.

Чудовище шевельнулось, и я непроизвольно дернулась. Но он не собирался ни уходить, ни совершать какие-то действия в отношении меня. Монстр поднял несчастную кошку на уровень своей безобразной морды и раскрыл рот. Его беззубая пасть открывалась шире и шире, казалось, она безразмерная. Когда эта пасть напоминала ковш экскаватора, он положил туда кошку и начал с хрустом жевать. Он жевал и причмокивал, подмигивая мне маленькими глазками, будто приглашая разделить трапезу. Тут уж одним потом я не отделалась, и поняла я это, только когда что-то тепленькое потекло под зад. Но это меня мало тронуло, потому что хруст костей несчастного животного отодвинул все на второй план. А тварь все жевала и жевала, смакуя пищу. И только когда ночь стала рассеиваться, он выплюнул кошачий хвост и исчез, медленно растворился.

Меня колотило. Я взмокла, будто в хорошей бане, и сидела в луже собственно мочи, беззвучно рыдая. Что же это такое? Откуда? За что? - сотрясалась я в истерике.

Когда утихли последние спазмы, я вдруг взбесилась, безо всякого перехода из одного состояния в другое. Остановилась я также неожиданно, словно наткнувшись на невидимую стену. Затмение прошло. Это натворила я? Квартира походила на кладбище кухонной утвари. Я поколотила посуду, перебила зеркала, грохнула об пол маленький телевизор.

Слишком много оказалось событий для одной ночи. Организм не выдержал. Самое странное, что я смогла уснуть, хотя думала, что ни за что мне больше не узнать, что такое сон. Снилась мне Ленка, машущая рукой с воздушного шара, улетающего в ярко-синее небо. В небе открывалась черная дыра и засасывала шар вместе с Ленкой. Но я лишь подумала во сне, что надо бы позвонить подруге, и продолжала дрыхнуть. Периодически во сне возникали яркие вспышки, смутно ассоциирующиеся с чем-то неуловимым. Наверное, я пыталась объяснить себе появление в моей жизни зеленого кошмара, но никак не могла ухватить суть. Наконец, устав от собственных бесплодных усилий, я выключила сознание, и вместо сновидений пошли лишь черно-белые полосы.

Подбросила меня страшная мысль, облившая душем из пота: зачем же я сплю? Чтобы ночью опять лицезреть зеленое страшилище? Уж лучше спать ночью мертвецким сном, и будь, что будет.

Часы показывали полдень. У меня еще есть время вымотать себя до предела, чтобы к ночи вырубиться от усталости. Сверлила еще одна мысль: почему бы не уйти из дома на ночь? Например, к Ленке? Хотя у меня не было никакой уверенности, что гад не заявится туда вслед за мной. Но попробовать стоило. Подтянув телефон, я набрала номер подруги. Телефон уныло гудел безразличными гудками. Вот уже который вечер я не могла Ленке дозвониться, на работе я тоже давно ее не видела. Не случилось ли чего? И я решила вместо пассивного сидения дома сходить к подруге, благо недалеко.

Мне пришлось долго приводить себя в порядок, потому как ночные бдения и общение с зеленым чудищем повлияли далеко не благотворно на мою внешность. А я свято блюла заповедь матери: даже мусор выносить - и лицо, и одежда должны быть в порядке. Только после ряда затейливых процедур я сочла возможным выйти на люди. Погода стояла замечательная, можно было бы не торопиться, если бы я не заметила на лавочке у последнего подъезда подозрительно знакомую фигуру. Фигура старательно закрывала физиономию газетой. Маскировочка у вчерашнего Ромео подкачала. Если бы не зеленая пакость, я, наверное, осуществила бы свои мечтания о красивом романе. Но любовь и мерзкая зелень плохо как-то совмещались. Я вздохнула и быстренько-быстренько завернула за угол, чтобы затеряться среди прохожих. Перебегая улицу, я чуть не попала под машину, но зато оторвалась от влюбленного преследователя.

В Ленкином подъезде постоянно пахло кошками: добрая душа, подруга подкармливала бездомных котят. Нюхнув кошачьего духа, я подумала, что у Ленки точно случился бы разрыв сердца, сожри зеленая тварь на ее глазах кошку. Так я еще, можно сказать, железная леди. Прежде чем позвонить, я приложила ухо к двери. Тишина. Совершенная и абсолютная. Но все-таки я утопила кнопку звонка. Услышав бодрую трель, я хлопнула себя по лбу: совершенно разум потеряла. Да и неудивительно. Сегодня же рабочий день. А я напрочь забыла про свой отгул, приняв его за выходной. Чувство времени у меня, видимо, атрофировалось.

Спускаясь по лестнице, я перевернула блюдце с молоком, лишив какую-то животину обеда. На стук блюдца откуда-то появился котенок и начал слизывать белую лужицу со ступеньки. Я впилась глазами в крошечный комочек. Его окрас до боли был знаком мне. Именно такие пятна были на спине кошки, сожранной вчера зеленой тварью. Может, это была его мать? Содержимое желудка стремительно подкатило к самому горлу, и я, перегнувшись через перила, вывернулась наизнанку. Я все еще икала, когда внизу хлопнула входная дверь. Я живо представила, что делается сейчас на первом этаже. И точно, зычный голос ругнулся матом, проклиная алкашей поганых, устроивших свинарник в подъезде. Я реагировала бы также на месте жильцов, но сейчас ситуация была иная. Я молилась, чтобы громогласная женщина не поднялась сюда. Я знавала такую категорию людей: она тут же вцепится в меня, пытая - к кому пришла, зачем и тому подобное. Аккуратно, на цыпочках, я поднялась на последний этаж. Когда пронзительный голос умолк, подъезд снова опустел, я быстро сбежала вниз и выскочила на улицу. Поленившись лезть в сумку за платком, я вытерла мокрое лицо рукавом. Плевать мне было на людей и тряпки. Огорчало, что придется сейчас идти домой, сидеть одной в четырех стенах, ожидая ночи. Если Ленке вечером я не дозвонюсь, идти мне больше некуда.

Как-то незаметно я сменила курс и пошла в противоположном направлении от дома. А когда спохватилась, решила оправдать оплошность. Высмотрев ближайший магазин, я направилась туда. Покупать я ничего не собиралась, но посмотреть могла. А посмотреть было на что: сдуру я попала в магазин меховых изделий. Но, примерив одну шубку, другую, вошла во вкус и уже серьезно стала подбирать зимнюю вещицу, слава Богу, заработанного, в прямом смысле, потом хватило бы с лихвой. Щеки раскраснелись, глаза разгорелись, и продавщицы, почуяв платежеспособного покупателя, увивались прямо по-родственному. Когда все, на что упал глаз, было перемерено, но к душе ничто не прикипело, старшая продавщица вдруг подмигнула и пропела:

- Я знаю, что вам нужно. Пойдемте.

Мы зашли в крохотный закуток, откуда вела дверь на склад. Попросив минутку подождать, она оставила меня одну, скрывшись за дверью. Зная, что про минутку было сказано символически, я, скучая, наблюдала за немногочисленными покупателями. Неслышно бродили продавщицы, тихо переговаривались клиенты. Все было пристойно, благонравно. Я нетерпеливо постукивала каблучком и уже собралась покинуть закуток, остановив свой выбор на наиболее понравившейся шубке из котика, как все благолепие солидного салона было нарушено. Громко хлопнула входная дверь, и в магазин запрыгнули два молодчика в масках.

- Всем на пол, руки за голову! Это ограбление! - рявкнул налетчик с автоматом в руках.

Второй, не теряя времени, врезал замешкавшемуся охраннику дубинкой по голове и уложил на пол первого подвернувшего мужика. Тут уж, как по команде, на пол попадали все, закрывая головы руками. Когда стоять остались лишь трое - два налетчика и я, не видимая для постороннего глаза, - налетчик с дубинкой выхватил из-за пазухи несколько прозрачных мешков. В развернутом виде мешки оказались огромными, и грабитель, торопясь, срывал с плечиков шубы и небрежно швырял и необъятные нейлоновые утробы. Он уходил все глубже в закоулки магазина, а автоматчик у входа как-то успевал наблюдать за улицей и лежащими людьми. Вдруг ему что-то пришло в голову. Он внимательно поглядел на лежащего в нескольких шагах от него мужика.

- Эй, ты! - мужик робко поднял голову. - Да, да ты, очкастый, снимай-ка часы, папашке моему они понравятся. Да и вообще, давайте-ка, буржуйчики, делиться: кольца, серьги, цепи. Снимайте и кидайте сюда. Бумажники не забудьте.

До этой минуты я стояла тихонечко, как мышь. Даже старалась дышать через раз и пот не смахивала, чтобы не делать лишних движений. Товары, наверное, застрахованы, так что Бог с ними, с шубами. Но забирать у людей заработанное трудом, неважно каким! Мои деньги так вообще выстраданы, только я знаю - как. Страх сдал свои позиции, оттесняемый возмужавшим в один миг червячком из подсознания. Пузырь бешенства разрастался с неимоверной быстротой и достиг гигантских размеров. И прорвался он в самый удачный момент: автоматчик, уверенный в собственном превосходстве, нагнулся и начал собирать довольно-таки богатый урожай золотых безделушек и бумажников, повесив автомат на плечо. Черная злоба застлала мне глаза, я пушечным ядром выскочила из укрытия и всей массой прыгнула на спину. Молча, я драла ему глаза, пытаясь выковорить их из глазниц. Дикие вопли парня заставили лежащих поднять головы. Некоторые в ужасе прыснули к стенам, закатывались под столы, зарывались в ряды висящих шуб. Лишь двое мужчин среагировали верно. Один сорвал автомат с плеча бандита, который заходился в крике, стараясь стряхнуть с себя неизвестного зверя, другой вцепился в выкатившуюся из безжизненных рук охранника дубинку и схватился с прибежавшим на крик соратником моей жертвы. Уже был повязан грабитель с шубами, а я все висела на другом, от лица которого остались лишь лохмотья. Очнулась я, лишь из подсобки вышла с висящей на руке шубой старшая продавщица, пропустившая самое интересное.

- Что тут происходит? - неоригинально спросила она, обводя безумными глазами торговый зал, где посетители уже начали приходить в себя.

- А, вот и моя шубка, - как ни в чем ни бывало воскликнула я, сползая со спины бандита, который сразу же упал на колени, тихо подвывая.

Не обращая внимания на устремленные со всех сторон взгляды, я подошла к продавщице, вытерла о ее халат окровавленные руки и накинула шубу на себя. Шуба была, как родная.

- Это то, что нужно, - обрадовалась я. - Сколько она стоит?

- Фирма дарит вам ее, - вмешался тот, что так ловко завладел автоматом бандитов. - Как представитель фирмы, прошу принять ее в знак глубокой благодарности. Отныне вы всегда наш самый желанный гость.

Он дернул подбородком в сторону персонала. Несколько девиц бросили упаковывать шубу, а представитель фирмы подал мне прямоугольник плотного картона.

- Примите также дисконтную карту на постоянную скидку в любом магазине нашей фирмы.

Это было очень мило с его стороны. Я сердечно поблагодарила, взяла упакованную шубку, карту и, бросив короткий взгляд на истерзанного грабителя, пошла к выходу. Но что-то беспокоило мен. Уже взявшись за ручку двери, я поняла, что именно, и, обернувшись, обратилась к присутствующим:

- Знаете, не надо впутывать меня в разборки с полицией.

Наверное, у всех сложилось определенное впечатление о моей скромной персоне, потому что в ответ они только слаженно закивали.

Я шла по улице с необъяснимым чувством удовлетворения. Червячок, похоже, насытился и блаженствовал. Но чем дальше отходила я от магазина, тем сильнее проявлялось беспокойство. Наконец, мои ноги задрожали мелкой дрожью, и я опустилась на ближайшую лавочку. Прокручивая картинку нападения, я затрепетала. Воображение тут же показало возможные варианты окончания моей безумной выходки. Полился пот. Время шло, а я обмирала от страха на лавочке и никак не могла понять, как же осмелилась? Что на меня нашло? Это уже второй приступ бешенства за последнее время. Что за кошмарные перепады: от смертельного страха до безумного бешенства? Червячок после славного пиршества, видимо, уснул, отдав меня на растерзание удаву страха. Удав, словно стремясь отомстить за бунт, сжимал сердце упругими кольцами, давил на легкие, затрудняя дыхание. Домой, скорее домой, погнала я себя неимоверным усилием воли.

В какой бы смятении я ни находилась, про шубку не забыла. Развернув ее дома, я долго любовалась переливчатым мехом, прохаживалась перед зеркалом, принимая самые разнообразные позы. Собственный внешний вид бальзамом пролился на издерганные нервы. Я почти успокоилась, когда взгляд упал на часы. Близился вечер, а я так и не нашла Ленку, не нашла прибежища, где могла бы скоротать ночь, скрываясь от зеленой кровожадно твари. Спрятав драгоценную шубу в шкаф, я принялась накручивать диск телефона. С работы Ленка уже должна была прийти. Но тщетно я набирала ее номер раз, другой третий. Ответом были лишь долгие гудки.

В отчаянии я заломила руки: надвигался вечер, небо захватывали сумерки. Приближалось время появления зеленого изверга, а я не чувствовала ни малейшей усталости, никакого желания сна не было и в помине. В панике заметалась я по квартире: бежать, бежать, куда угодно, закрыв глаза. Но внезапно решимость улетучилась: куда бежать? Если зеленое чудовище до сих пор не достало меня через стекло, то на улице-то наверняка я стану легкой добычей. Уютное кресло приняло меня в свои объятия. С места не сдвинусь. На кухню - ни ногой. Тут мой взгляд упал на деревянные щиты, приготовленные для отделки кладовки. Быстро сложилось в мозгу решение. Через минуту я, пыхтя и кряхтя, поминутно отбивая себе пальцы, приколачивала щиты к рамам на кухне и в гостиной. Когда щиты кое-как были закреплены, я торжествующе полюбовалась на плоды своего труда. Пусть теперь попробует попугать! Я радостно захихикала, чувствуя себя в абсолютной безопасности. Я показывала слепым окнам кукиши, высовывала во всю длину язык, болтая им в воздухе, корчила рожи, дразня неведомое чудовище.

- Что, съел, сволочь?

Выпив полбутылки вина за удачное предприятие, я расположилась перед телевизором с книгой в руке. Глядя одним глазом в текст, другим в экран, я предвкушала чудный вечер. Немного тревожило молчание Ленки, но и оно как-нибудь разъяснится. От вина меня разморило, книга выпала из рук, глаза закрылись сами собой. Я задремала. Сквозь сон я слышала постукивание по стеклу, но только блаженно улыбнулась в ответ: долбись, урод зеленый, черта с два ты до меня доберешься. И безмятежно позволила себе смотреть сновидения.

Страшный грохот сорвал меня с дивана. Словно, что-то взорвалось в доме. На цыпочках прокралась я к входной двери. В подъезде было тихо. Значит, в доме все нормально. Тогда где же? Холодные кольца страха немного стеснили сознание. Уговаривая себя, что громыхнуло на улице, я краем глаза заглянула на кухню. Сердце глухо бухнуло и почти остановилось, тошнотворным клубком вышвырнулось из желудка выпитое и съеденное. Любовно приколоченные мной щиты валялись на полу среди осколков посуды. А за целехоньким стеклом скалилась знакомая зеленая морда. Одной лапой тварь также постукивала по стеклу, привлекая к себе внимание, вторую до поры спрятав. Один раз встретившись глазами со страшилищем, я уже не могла не то что уйти, спрятаться от ночного кошмара, даже взгляд отвести было невозможно от его горевших раскаленными уголками глазниц.

Под мерное постукивание зеленой лапы по стеклу, я села на пол возле холодильника. Убедившись, что я готова к очередной порции ужаса, тварь довольно причмокнула и медленно потянула к окну невидимую доселе лапищу. Тут я на себе ощутила, как душа уходит в пятки. Она сползает от сердца прохладным потоком, омывая по дороге все внутренности. Немного задержавшись чуть ниже живота, она вызвала непроизвольное мочеиспускание и последовала дальше. До пяток она добиралась в виде мурашек и куском льда застыла в ступнях. Мозг поспешил застраховаться, отступая на заранее подготовленные организмом для подобных случаев позиции, и его место заняла ватная пустота. Одними глазами я видела, что приготовило мне чудовище на этот раз, но до сознания видимое доходило окольными путями. Держа зелеными обрубками, заменявшими пальцы, за длинные волосы, тварь прислонила к стеклу Ленкину голову. Только голову. Одну голову. Тупо в моей голове пронесся вопрос: а где же все остальное? Медленно, кусками продиралось к сознанию понимание. Долго складывалась картинка. И, наконец, я увидела со стороны, как сижу возле стены, жалкая, потная, уставившись на такое знакомое лицо с раскрытыми в ужасе, уже мертвыми глазами.

- Лена, Ленка, - позвала я.

Чудовище было довольно: сюрприз удался. Тварь подняла Ленкину голову повыше и разинула пасть.

- Нет, - прошептала я, - не надо.

Пасть ширилась, превращаясь в огромный котел. Чудовище смаковало предстоящий ужин, а мой страх был как острая приправа к блюду. Косясь одним глазом на меня, тварь медленно стала опускать добычу в свою беззубую пропасть. Во мне еще были свежи впечатления от хруста кошачьих костей, так что перемалывания голыми деснами Ленкиного черепа я не дождалась. В голове взорвалась граната, я и провалилась в бездонную воронку беспамятства.

Похоже, моя жизнь теперь состояла из чередования недолгого бодрствования и продолжительного беспамятства, страха и кратковременных вспышек бешенства. Потому что очнулась я только утром от укуса того же самого наглого комара. Я лежала на полу в кухне, окруженная дикой смесью запахов: пота, мочи и блевотины. Еще не придя в себя, я поплелась в ванную, смыть омерзительный дух. Теплые струйки душа привели меня в сознание. Ясно всплыли события минувшей ночи. Ноги отказали, и я опустилась на дно ванны, сдерживая ладонью рвущийся вопль. Беззвучные рыдания долбили меня о края ванной. Когда уже не хватало ни сил, ни слез, в голове что-то ярко вспыхнула на миг. Что-то, связанное с зеленой тварью. Но я не смогла уловить, что именно. Мысль была скользкая и верткая, никак не давалась. Но зато решительно дал знать о себе червячок. Чушь, галлюцинация! Не может быть! И я дала так себя запугать какой-то зеленой гадине? Голая, мокрая, я принялась крушить все подряд. Когда ярость пошла на убыль, я схватилась за голову: зеркала кинжальными осколками усыпали пол, туалетные полочки разнесены в щепки, даже унитаз был свернут набок. Ванная теперь никуда не годилась. С порезанных рук капала кровь. Я заворожено смотрела, как падают красные капли, создавая на полу причудливый рисунок. И ту меня как стукнуло: Ленка.

Телефон окрасился красным, но мне было плевать. Несколько раз я неправильно набирала номер, пока, наконец, не попала пальцами на нужные клавиши. Бесполезно. Ленкин телефон по-прежнему не отвечал. Смыв кровь и кое-как заклеив порезы, я запрыгнула в джинсы, напялила рубашку, сунула ноги в туфли и полетела на работу. Отгул закончился, сегодня меня ждут в лаборатории. Там я смогу узнать про подругу. Я неслась по городу, как угорелая, игнорируя светофоры и гневные вопли водителей и пешеходов. Взлетев мухой по крыльцу, я сразу наткнулась на Марину.

- Лену не видели? - задыхаясь, выпалила я.

Марина озадаченно глядела на меня:

- Во-первых, здравствуй. Что-то ты не выглядишь отдохнувшей. Ну да, ладно, все равно пора работать. Пойдем.

- Подожди, - схватила я ее за рукав. - Где Лена?

Марина резко вырвала локоть.

- Что за манеры? Где Лена? Там, где и должна быть - в своей лаборатории.

- Я хочу увидеть ее.

- Ты же знаешь, в другие лаборатории нельзя входить даже мне без крайней необходимости.

- Сейчас и есть та самая крайняя необходимость. Пойдем, - настаивала я.

Наверное, Марина видела, что отговаривать меня бесполезно. Пожав плечами, она круто развернулась и быстро пошла к лестнице. Я устремилась за ней. Мы поднялись на четвертый этаж и направились в самый конец длинного коридора. У крайне двери Марина остановилась.

- Это здесь.

Она нажала на какую-то кнопку, стена, жужжа, отъехала в сторону и открылось окно от потолка до пола. На секунду я смутилась: на огромной кровати Ленка, блестя потным телом, выделывала невероятные фокусы с очередным партнером. Такого я в жизни не видела. Даже уши налились кровью, как мне стало неудобно.

- Удовлетворила любопытство? - ехидно спросила Марина, возвращая стену на место.

- Да, спасибо, - пробормотала я.

Но самое главное, Ленка жива. Так что же было эти несколько ночей? Неужели я сама вырастила зеленую тварь в своей голове? Тогда пора сдаваться психиатрам.

От ужасных мыслей оторвала Марина.

- Работать сегодня собираешься? Тогда пойдем.

Мы спустились в нашу лабораторию. В моей комнатушке ничего не изменилось. Только холоднее стало почему-то. Я поежилась и решила надеть рабочую форму прямо на свою одежду.

- Сегодня новый препарат, на этот раз действительно последний, - сказала Марина. - В случае отсутствия результата мы расстаемся. Впрочем, фирма решила не предъявлять тебе претензий и не требовать неустойку. Ты и так достаточно поработала.

Я была согласна на новый препарат, на что угодно, лишь бы не возвращаться сегодня домой. Я только думала, как убедительней попросить Марину остаться мне сегодня на ночь здесь, на работе. Пока я думала, пришел усатый, какой-то усталый, помятый. Да и Марина не светилась обычной свежестью. Холодный порыв ветра смел со стола какие-то бумажки.

- Марина, откуда такой холод?

- Ночью какие-то хулиганы разбили окно, - принимая от усатого бумаги, ответила Марина. - Еще не успели заделать.

Недоброе предчувствие сдавило горло. Но я послушно подставила руку для укола и приготовилась к работе. Марина взглянула на часы.

- Через два часа станет ясно, работаем мы дальше или расстаемся.

Меня совершенно не волновало, подействует препарат или нет. Оставшись одна, я снова подумала про разбитое окно. Что это - совпадение? Зеленый гад не мог преодолеть стеклянного препятствия. А здесь - открытый путь ко мне. Только вряд ли он появится днем. Я решила после работы поговорить с Мариной и, успокоившись, заснула. Спала я сладко, без снов и видений. Никто и ничто меня не тревожило. Впервые за несколько суток я нормально отдыхала во сне. Проснулась я от холода. Сначала я попробовала свернуться калачиком, защищаясь от зябкого ветерка. Но как я ни ворочалась, как ни поджимала коленки к подбородку, холод добирался до каждой косточки. Я разозлилась и встала, чтобы накинуть что-нибудь потеплее. Наверное, два часа, назначенные Мариной, прошли. Снова они прокололись с новым зельем. Ну и ладно. Осточертела мне это повыжималка. Проживу как-нибудь. Приняв решение, я сняла рабочую форму, аккуратно повесила в шкафчик, расправив на плечиках в последний раз. Прощальным взглядом я оглядела так называемый рабочий кабинет. Мне было неплохо здесь, но лучше вне этих стен будет еще лучше. Решетки на окнах мне никогда не нравились, я открыла шторы и глянула в зарешеченное окно. И мне стало плохо: улица была темна и пустынна. Что же это? Сколько же я проспала? И никто меня не разбудил? В ответ лишь ветер поиграл белыми занавесками. Дикий ужас требовал выхода.

Я бросилась к двери и остервенело принялась дергать ручку, пока не оторвала. А потом, обалдевшая, долго смотрела на нее. Заставив себя понять, что дверь закрыта, я попробовала привлечь к себе внимание шумом. Сначала я стучала в дверь руками, потом ногами, озверев, схватила стул и начала долбить по двери и стенам. Но здание словно вымерло. Ни звука не доносилось из коридоров. Как могла Марина забыть про меня? Такого ни разу не бывало. Правда, я сама же хотела остаться ночевать на работе, но не таким дурацким способом. И это разбитое окно...

Я попробовала взять себя в руки. Я заперта в клетушке с решетками на окнах. Никаким бандитам не взобраться на третий этаж и не пролезть сквозь эти решетки. С этой стороны опасность мне не грозила. Но мне не давал покоя зеленый страшила. Не может же он таскаться за мной по всему городу, хотя, черт его знает, что у него в башке. Поразмыслив, я приняла некоторые меры безопасности: подушками, матрасом и другими постельными принадлежностями заделала разбитое окно. Правда, это была сомнительная защита, но все-таки лучше, чем ничего. Зная, что в эту ночь мне не придется спать, я придумывала себе занятие. Ничего интересного в комнате не было - пара листов бумаги, фломастеры, забытые Мариной, техника, с которой я не умела обращаться, шкафчик с одеждой. Последний подвигнул меня на дурашливую затею: достав свою рабочую форму, так аккуратно развешенную еще полчаса назад, я сняла со стола белую скатерть, подняла половик и набила штаны и рубашку. Положив чучело на кушетку, я полюбовалась делом своих рук. И пришла в восторг - на кушетке, отвернувшись к стене, лежала я собственной персоной. Только тряпочная. Мне стало весело. Еще одна забава пришла в голову. Я взяла фломастеры и взялась разрисовывать снежно-белые стены. Я писала строчки из песен, стихов и просто умные, и не очень, мысли. Очень крупно я написала восхитившую меня когда-то фразу из газеты: "Мойте руки, перед и зад". А вокруг, подобно солнечным лучам, располагались надписи поменьше типа "Каналолизация". Я вошла во вкус. Я забыла, где я, что я. Загоревшись идеей, я превращала ее в жизнь. Меня здесь должны запомнить. Пусть даже не с самой хорошей стороны.

Трудилась я на совесть, не замечая ничего вокруг. А зря. Потому что, когда я спохватилась, было поздно что-либо предпринимать. Привлеченная глухим шумом, я оглянулась на окно. Сквозь решетки в комнату просачивалось зеленое облако. Оно блеклой дымкой проникало в комнату и собиралось возле кушетки, где отдыхало чучело. Затаившись под столом, возле которого я только что расписывала стены, я с тревогой следила за подозрительной зеленью. Я не зря волновалась: проникнув целиком и полностью в комнату, зелень начала приобретать знакомые мне очертания. Вот обозначилась та самая голова, что терзала мои нервы несколько ночей, длинные лапы, готовые схватить аппетитную добычу. Впервые мне представилась возможность увидеть тело твари. Это и телом назвать было сложно: бесформенный мешок на двух коротких столбиках-присосках. Зеленая тварь застыла возле кушетки. Я замерла, страшась не только шевельнуться, но и лишний раз вдохнуть. Но успела в то же время хихикнуть: рано ты ушла, Марина, сейчас был бы урожай для фирмы. Да собирать продукцию организма было некому. Пот свободно стекал на пол, образуя лужицу у ножки стола. Страшная мысль пробила сознание: вдруг у чудовища исключительное обоняние? Тогда обнаружить меня будет парой пустяков. Я пожалела, что не могу превратиться в лилипутку, чтобы забиться между столом и стеной. Я не обольщалась: рано или поздно тварь меня обнаружит. Я просто тяну время. Но эти мысли я гнала, гнала прочь, предпочитая быть слепой и тупой, чем признаться, что схватка с кошмаром проиграна.

Из своего ненадежного убежища я бдительно следила за зеленой каракатицей. Ночной гость стоял ко мне спиной, если можно так назвать заднюю часть битком набитого мешка. Сначала было тихо, так тихо, что я перестала дышать, чтобы не обнаружить себя. Потом раздалось громкое причмокивание. Даже не позаботившись снять с чучела простыню, тварь схватила в охапку моего двойника (я сейчас мало чем отличалась от того чучела: такая же безголовая с ватным телом) и медленно, смакуя, стало запихивать в глотку. Я с ужасом наблюдала, как в беззубой пасти исчезает мое творение. Скоро звуки, издаваемые жующим чудовищем, изменились. Смачное чмоканье сменилось неуверенным похрюкиваньем. Вероятно, тварь начинала понимать, что ее обманули. Раздалось обиженное хныканье, резко перешедшее в раздраженное ворчание. Тварь затопталась на месте, вот сейчас она повернется и увидит меня. Я, обливаясь потом, шарила вокруг рукой в поисках подходящего оружия. Просто так я не собиралась сдаваться. Мне повезло: я наткнулась на гвоздь, длинный, толстый, острый гвоздь. Как он тут оказался, ума не приложу. Но гвоздь был, и это меня несколько приободрило. Я крепко зажала оружие в кулаке, готовая вонзить острый конец в мешкообразное тело зеленой твари, а, если повезет, то и в ярко-красный глаз. Правда, гвоздь немного скользил в мокрой ладони, но других рук у меня не было.

Тварь легко повернулась на маленьких и потопала к двери и встала спиной к стене. Оттуда замечательно обозревалась вся комната. Паника поднялась выше прежнего, заливая страхом рот. Я стала задыхаться. Наверное, пытаясь набрать воздух в легкие, я слишком шумно вдохнула. Тварь чутко среагировала на звук. Красные глазки-булавки остановились на мне. Раздалось довольное урчание. Совершая кривыми лапами беспорядочные вращения, тварь двинулась ко мне. Первым порывом было поглубже забиться под стол, раствориться в нем. Но неимоверным усилием я заставила себя вылезти на свет. Сжимая в потной ладони непослушный гвоздь, я ждала, пока чудище приблизится. Топал он довольно быстро, ловко передвигая обрубки-ноги. Не доходя до меня шагов пяти (человеческих) тварь остановилась. Уставившись на меня, гадина снова зачмокала. Мои нервы не выдержали: я кинулась вперед и вонзила гвоздь в зеленое брюхо. Я била, била, била, пока не поняла всю бесполезность этого занятия. Тварь с любопытством глазела, как моя рука с гвоздем по локоть входит в его туловище и выходит обратно. В отчаянии я вонзила гвозди в последний раз изо всех сил и разжала пальцы. Гвоздь некоторое время торчал в пузе твари. Раздался короткий чмок, и гвоздь втянулся в зеленую массу, пропав без следа. Я в ужасе озиралась кругом. За неимением лучшего схватила стул и треснула тварь по лысой башке. Стул вошел в зелень, словно в желе. И тоже сгинул в недрах зеленого студня.

Мозг еще бунтовал, но тело уже сдалось. Ноги подогнулись, и я рухнула на пол. Я бессильна что-либо сделать. Проплыла перед глазами обглоданная кошка, следом за ней, крутясь в пространстве, Ленкина голова. Я лежала на полу, истекая потом. Было страшно умирать, еще страшнее - быть сожранной зеленой тварью, измочаленной беззубыми деснами. Но довольный вид чудовища не оставлял никаких сомнений в моей дальнейшей судьбе. Зеленая тварь уже топталась возле меня, словно прицеливаясь, с какой части тела начать. Я только тихонько подвывала, из последних сил отползая к стене, пока не уперлась в нее спиной.

Зеленая морда склонилась над моим лицом. Проведя гладким подбородком по телу, остановилась возле ног. Челюсти твари разжались, пасть начала открываться, как в замедленной съемке. Раскрывшись до размеров чемодана, пасть захлопнулась. Чудовище присело возле моих ног. Вытянув губы трубочкой, осторожно прикоснулось к пальцам и потянуло их в себя. Я ничего не ощущала, только видела, что пальцы ног исчезли в кошмарной резиновой пасти. Испустив последнюю струйку пота, я отключилась.

4.

Больно, больно, перестань, мысленно просила я чудовище. Но тварь крепко вцепилась в мое лицо. Краем сознания я уловила неясный шум, в котором мне послышались человеческие голоса. Голоса становились все ближе, ближе. Я силилась кричать, но ни звука не вырвалось из горла. Голоса звучали уже совсем рядом. Может, меня спасут? Вернее, то, что от меня осталось. Я приоткрыла один глаз. И сразу же вновь зажмурилась. Мне почудилась Марина, занесшая надо мной руку. Хлесткий удар заставил меня снова открыть глаза. Марина. Мариночка. Никогда в жизни я не была так рада видеть эту женщину.

Откуда только силы взялись.

- Спасительница! - бросилась я ей на шею.

Я смеялась и плакала, обнимая самого лучшего человека на свете. Пока у меня не возник закономерный вопрос.

- А где он?

- Кто? - подняла брови Марина. - Здесь никого кроме тебя не было.

- Как же так? Я же его видела, чувствовала!

- Кого?

- Его! Зеленого.... - начала было я, но яркая вспышка снова взвилась в моем мозгу.

На этот раз я поймала мысль за хвост. Теперь я знала, как закончить фразу. Но еще не все было ясно.

Я сбросила с плеча Маринину руку.

- Так это ваши штучки?

- Какие штучки? О чем ты?

- О зеленой твари! - проорала я в лицо дамочке.

Она невозмутимо подала плечами.

- Если ты о стимуляции, то - да. С твоего же согласия сегодня применили новый препарат. Он, видно, и подействовал. Это же твоя работа. Этот препарат оказался весьма эффективным. Мы сможем и дальше работать вместе.

Марина мило улыбалась. Но я так явно видела проглядывающую сквозь маску глаза хищницы, что захотелось размазать эту улыбку по стенке, как в недавнем сне.

- А вчера, вчера вы тоже меня стимулировали?

- Что за вопросы, дорогая? Ты явно переутомилась. Иди домой, завтра поговорим.

- Нет уж, - остановила я направившуюся к выходу Марину. - Сегодня, сейчас.

Марина не успела ответить, потому что дверь с треском распахнулась, и на пороге появилась всклокоченная Ленка. Первой моей мыслью при виде подруге было: "Жива". А вторую я высказала вслух.

- Ты что тут в такое время?

Ленка пристально взглянула мне прямо в глаза.

- В какое - такое?

- Так ночь же.

Ленка отвела от меня взгляд, посмотрела в окно.

- Ты головой не билась?

Я проследила за ее взглядом. День клонился к вечеру, но все-таки это был день.

- Вы меня совсем запутали, - процедила я сквозь зубы, обращаясь к Марине.

- Мы лишь выполняем условия контракта.

- Но вы не говорили подробностей.

- Ты не спрашивала.

Марина повернулась к Ленке и холодно изрекла:

- Если я не ошибаюсь, вы работаете в лаборатории страсти. Поднимитесь к себе. Вам известны наши правила.

Ее тон не предполагал возражений, но Ленка была не из пугливых.

- Я уйду вместе с ней, - подруга кивнула на меня. - И вообще, мне бы хотелось знать, что тут происходит.

- Покиньте помещение, - вдруг рявкнула Марина.

- А вы попробуйте, выгоните меня, - подбоченилась Ленка, подперев спиной дверь. - Никто отсюда не выйдет, пока я не разберусь.

Сдвинуть с места упершуюся Ленку смог бы только бульдозер, а Марина его силой не обладала. Не желая выглядеть смешной, она с независимым видом присела на край стула, небрежно бросив:

- Сегодня был последний день работы обеих, можете быть уверены.

Я ничего не понимала.

- Что случилось?

- Я не люблю не понятных мне вещей. И хочу кое-что выяснить, вот и все. Мне не нравится, что здесь творится. Дело в том, что я ждала тебя позавчера после работы, хотела сообщить, что, кажется, влюбилась. Но тебя все не было. Я вернулась, встретила вот эту стерву, - Ленка уперлась взглядом в Марину, - она никогда мне не нравилась, хоть и пыталась казаться сладенькой. Я спросила о тебе. Она ответила, что ты уже ушла. Я еще удивилась, как это ты проскочила мимо меня. И помчалась к тебе домой - так меня распирало новое чувство, надо было поделиться. Я стучала и звонила, всполошила всех соседей, но тебя не было. Я-то знала, что ты никуда не ходишь, особенно по вечерам. Я села на ступеньке и безуспешно прождала до темноты. Из дома я звонила тебе до полуночи. Но так и не дозвонилась.

С утра я снова была у тебя, но соседи сказали, что у тебя даже телевизор не работал. Это уже было что-то совсем из ряда вон выходящее. Но в жизни всякое бывает, может, у тебя друг появился. Я побежала на работу и, поспрашивала народ, не видел ли кто тебя. Нет, никто не видел. Хотя, проронила одна лаборантка, лаборатория страха занята, там кто-то работает. Я ринулась туда. Дверь была заперта, и я целый час топталась возле твоей комнатушки, пока не увидела Марину. Увидев меня, она приказала убираться на свой этаж. Единственное, чего я от нее добилась, что ты на работе и у тебя все в порядке.

Сначала я не придала значения странному тону Марины и, успокоенная пошла к себе, где уже рвал и метал мой куратор. Но в самый неподходящий момент, когда напарник начал сладострастно постанывать, меня осенило. Никто не видел, как ты вчера уходила, никто не заметил, как ты пришла сегодня. Получалось, тебя здесь держат уже сутки, что запрещено законом. Сломав кайф партнеру, я попросилась выйти. Я знала, что в каждой лаборатории где-то есть кнопка, открывающая экран в стене. Поминутно оглядываясь по сторонам, я обшарила каждый сантиметр стены. И нашла эту кнопку. Стена отъехала, и я увидела тебя. Смотреть было больно, как ты мучилась. Я не знаю, что ты видела, но я не хотела бы даже посмотреть фильм с твоими видениями. Кондиционеры не успевали подхватывать пот, который лился с тебя градом. Лицо перекосилось, руки ходили ходуном, ноги подергивались. Но я не могла тебе помочь - меня бы и слушать никто не стал. Я вернула стену на место и вернулась к работе. А вечером снова не дождалась тебя. Но я уже была уверена, что из тебя решили выжать последние соки. Нетрудно представить, где бы ты очутилась через месяц. Но мне не хотелось бы навещать подругу в психушке.

Сегодня с утра я пошла в полицию с заявлением о нарушении прав человека. Ты думаешь, кто-нибудь принял меня всерьез? Впрочем, чему тут удивляться. Тогда я решила выяснить все сама. Я жду объяснения, Марина. А я очень настырная, - Ленка подошла к Марине и нависла над ней грозной тучей.

Но мне уже не надо было ничего объяснять. Во время Ленкиной бурной речи в моей голове сложились кусочки мозаики, составившие занятный рисунок. Конечно же, все эти дни, когда под мое окно вроде бы являлась зеленая тварь, я была здесь. Я никуда не выходила из этой комнаты. Препарат, полученный мной несколько дней назад, дал необычайный эффект. И потерявшая всякую надежду в отношении меня Марина решила содрать с паршивой овцы остатки шерсти. Я вспомнила будившие меня укусы комаров, которые наверняка были новыми уколами. Я жила во сне своей жизнью, куда искусно были вплетены мои страхи. Я даже знала, откуда взялся зеленый монстр. Когда-то я присматривала за соседкой, которую посетило кратковременное умственно затмение. Вроде бы мелочь, но тогда, несколько лет назад, галлюцинации соседки произвели на меня неизгладимое впечатление: девушка утверждала, что к ней - на девятый этаж - каждый вечер заглядывает зеленый Вася. Что за Вася, я не смогла у нее выяснить. Чушь, конечно, но этот зеленый Вася так впечатался в мое сознание, что под действием стимуляторов трансформировался в символ страха. Господи, это же смешно, чего я боялась!

Меня прорвало. Задыхаясь от ярости, я сбивчиво рассказывала Ленке о своих кошмарах. Я свалила все в одну кучу: зеленого Васю и обглоданную кошку, налетчиков с автоматом и отрезанную голову подруги. И замолчала на полпути, словно наткнувшись на стену. Так тот юный воздыхатель тоже был частью сновидения? Это почему-то меня сломило. Чтобы не показывать Марине своих слез, я закрыла лицо руками, тяжело опустившись на кушетку.

- А вы что думали, - раздался презрительный голос Марины, - мы тут в куклы с вами будем играть? Да, это тяжелая работа. Но вам за нее платятся большие деньги. А нарушения еще надо доказать, а это вряд ли получится. И что мне было делать? Эта кукла, - очевидно, имея в виду меня, продолжала Марина, - стала филонить, методы ей, видите ли, не понравились. Стала сопротивляться действию препарата. Я не хотела выплачивать за нее неустойку фирме. Вот я и решилась. И это было лучшее, что я могла придумать. Правда, пришлось следить за показателями, потому что наблюдались резкие перепады настроения - от страха к ярости, а иногда она совсем теряла сознание. Так что, мне тоже нелегко дались эти дни.

Марина говорила и говорила. Но я уже не слушала. В голове царил невообразимый разброд. Где грань между реальностью и иллюзией? Я и сейчас не могла ручаться, что все эти разговоры не мираж, навеянный лекарственными препаратами. Где настоящий мир: здесь и сейчас или был там, где стремительно носились химеры и призраки, устрашающие, гоняющие адреналин по дурной крови? Где сон, где явь? Если я не сплю, значит, мне нужно просто уйти. А если это снова игра воображения, никто не помешает мне повторить тот сладкий сон. Знакомый червячок возбуждения уже вовсю колотил окрепшим хвостом. Знакомый прилив возбуждения мощной волной подтолкнул меня. Одним прыжком я оказалась возле Марины. Намотав на кулак ее волосы, я развернула ненавистную кураторшу лицом к стене и изо всех сил впечатала в бетон ненавистное личико. И еще раз. И еще. Наверное, я бы ее убила. Но страшный удар расколол мой затылок надвое и лишил сознания.

5.

Бледно-зеленые стены, снова решетки на окнах. Но несвобода меньше всего огорчала меня. Более того, я знала, что здесь меня избавят от страхов, снимут приступ бешенства. Врачи хорошо изучили смену моих настроений. А медсестры свято следили за исполнением назначений. Про меня никогда не забывали после одного случая, когда сестра, заболтавшись, пропустила время укола. Я не помню, что я творила. Но после бешеного бунта меня перевели в другую палату: в моей делали ремонт. Мне было страшно неудобно, но никто меня не обвинял. Наоборот, сестрички были добры и ласковы, правда, не любили долго задерживаться у меня. Они так еще и не поняли, что взрыв бешенства следует за приступом страха. Но на то есть врачи, они-то довольно быстро разобрались в особенностях моей психики. Теперь меня поддерживали в состоянии постоянной апатии. Меня это устраивало: я устала бояться, я не хотела причинять никому вреда. Вялая, апатичная, я часами наблюдала птиц в окно, игрища веток. Иногда меня посещало удивление: соседка рассказывала всякие ужасы про скорбные дома. Что-де и чуть ли не голодом морят, гадостью пичкают, бьют, насилуют. У меня же отдельная палата, маленькая, но со всеми нехитрыми удобствами, меня никто ни разу не то что не ударил, словом грубым не оскорбил моего слуха.

По выходным на свидания приходила Ленка. Она-то и объяснила такое удивительное отношение: здесь заведовал знакомый Марины. Удивительно, но, по словам подруги, Марина чувствовала себя виноватой в случившемся. Хотя, по-моему, здесь сыграло роль нежелание вытаскивать грязное белье наружу. А деньги всегда помогут найти выход, из любой ситуации. Так или иначе, Марина не стала посвящать во внутренние дела милицию. Когда усатый помощник долбанул меня стулом по затылку, Марина, немного придя в себя, позвонила бывшему однокашнику. Они посовещались, и я оказалась здесь, в доме для душевнобольных. Надежда на улучшение есть, но крайне слабая. Но я ничего не имела против. Ленка приносила мне книги, в остальном я была на полном больничном обеспечении.

Я уже не ломала голову над тонкими материями, не искала никаких объяснений. Сон и явь слились для меня воедино и обе эти призрачные категории перестали волновать. Правда, я попросила Ленку все-таки попросила Ленку сходить ко мне домой и поискать в шкафу новую шубу. Но это был чисто спортивный интерес. Поэтому я не выказала никаких эмоций, когда в следующее посещение Ленка принесла объемный сверток и вытряхнула оттуда груду блестящего меха. Я только пожала плечами и несколько дней щеголяла в новой шубе, ловя завистливые взгляды персонала больницы. Натешившись, я отдала шубу Ленке в качестве свадебного подарка.

Главный врач больницы, приятель Марины, раз в неделю беседовал со мной. Он был мягок и терпелив. Но меня несколько все же беспокоило, на долго ли хватит его терпения. У человеческого долготерпения есть предел, как у памяти - срок давности. Во всем, кроме страха. Когда-нибудь, устав бояться меня, Марина выкинет какой-нибудь номер. Меня либо сотрут с лица земли, либо превратят в "овощ", которых здесь полно. Они ловят тараканов себе на обед, заедая насекомых зубной пастой. Скорее всего, такая же участь ждет и меня. Этого я действительно боялась. Я копила в себе этот страх, чтобы выплеснуть целиком в один день. Приступ подавляли, страх выходил спокойной струйкой, не доставляя мне особых неудобств. Но осадок оставался. Наслаиваясь раз за разом, один на другой, осадок поднимался выше и выше. И я знала, что назревает взрыв, где смешаются накопившиеся ужас и бешенство, который никакие лекарства не предотвратят. Это только дело времени.

В воскресенье Ленка пришла не одна. За ее спиной застенчиво топтался парень, показавшийся мне смутно знакомым. Ленка подтолкнула его ко мне. Парень робко поднял на меня глаза.

- Здравствуйте, - прошептал он.

Конечно же, я его узнала. Но чем-то удивить меня было сложно.

- Привет, - безразлично отозвалась я. - Перчатки принес?

Глаза парня стали с блюдце. Не сводя с меня круглых глаз, он полез в карман и извлек на свет пару перчаток, тех самых, что я сто лет назад швырнула ему в измазанное грязью лицо. Тогда и во мне что-то екнуло. Я подумала о юном Ромео только один раз, сожалея, что так и не узнаю - было ли, не было? И отправила такие мысли на помойку, где в забросе лежали воспоминания о храброй девчонке. А сейчас мы стояли друг против друга и силились прочитать по глазам.

- Да вы два сапога пара, - не выдержала молчания Ленка. - Привела навестить, а его самого впору тут оставлять. Хоть слово скажи, - пихнула Ленка парня в бок. - Язык проглотил. - Ты знаешь, обратилась она уже ко мне, - он же действительно после того, как ты заляпала его грязью, ходил за тобою по пятам. Сразила ты его в самое сердце, - усмехнулась Ленка. - А потом потерял тебя. Дождался меня после работы и всю душу вымотал. Пришлось открыть ему правду. Ты не сердишься?

Странный вопрос.

- Ты же знаешь, я никогда уже не сержусь. Я теперь великая максималистка. Либо трясусь, либо впадаю в бешенство. А сердиться, - я пожала плечами, - я уже забыла, что это такое.

Парень все таращился на меня, теребя в руках мои перчатки. Губы шевелились, словно он репетировал речь. Наконец он откашлялся и отрывисто заговорил:

- Поверьте мне, я хочу вам только помочь. Я ничего не требую взамен и ничего не обещаю. Просто, доверьтесь мне.

Его лепет прервал вкрадчивый голос из-за моего плеча:

- Это вы просили о встрече?

Главный врач смотрел на Ромео. Тот залился краской и прохрипел "да".

- Ну, пройдемте ко мне.

- Нет, мы пойдем все вместе, - вдруг уперся юноша.

- Но больным не следует присутствовать при таком серьезном разговоре.

- Но речь идет о ее дальнейшей жизни. Она должна знать, - вступилась Ленка.

Главврач махнул рукой, и мы поднялись на второй этаж в святилище, где я исповедовалась раз в неделю. Я не принимала участия в разговоре, но впервые за долгое время внимательно слушала, ловя каждое слово.

Суть сводилась к следующему: у Ромео, которого на самом деле звали Юрой, был друг, год назад помешался на тибетской медицине и чуть ли ни автостопом рванул в Тибет. Недавно Юре пришло от него письмо, где отрешенный от суеты друг степенно излагал все прелести тамошней жизни. Юра отреагировал моментально: он отправил другу телеграмму, ни больше, ни меньше. Друг ответил скоро: привози свое знакомую, там, где небо сливается с землей, где жизнь проходит на грани реальности, место для всех найдется.

- Самое место для меня, - вырвалось у меня помимо воли. - Валентин Андреевич, - прищурилась я на главврача, - вы не можете вечно держать меня на своем обеспечении. Все равно когда-то надо будет что-то решать. По-моему, это выход для всех. Марина будет спокойно спать по ночам, Ленка не будет тяготиться обязанностью навещать подругу-психопатку, вы только вздохнете спокойно, избавившись от взбалмошной пациентки. Опять же Юре будет приятно сделать доброе дело. А я, может быть, найду ответы на многие вопросы и на том успокоюсь.

Повисло молчание. Но я видела, что главврач сомневается только ради приличия.

Покидала я больницу через неделю. Главный врач нагрузил Юру лекарствами для моего успокоения на время пути и наставлениями. Накануне он имел со мной долгую беседу. Мне удалось убедить его, что ни на кого зла не держу, что никогда ни он, ни Марина обо мне больше не услышат. Нет меня, и все, растворилась, перейдя грань между небом и землей.

Весь долгий путь я проделала в состоянии сомнамбулы. Полусон, полуявь, все смешалось, и среди обрывков миражей, мелькала блестящей точкой мысль - а так ли уж это ненормально, слияние двух разных миров в единый?

Перед посадкой самолета мне пригрезилась дорога, змеей убегающая в горы. Я шла по этой дороге, не торопясь, размеренным шагом, не сводя глаз с самой высокой вершины, на которой размахивала руками девчонка. Я ясно видела ссадины на ее коленках, царапины на руках, окровавленный нос - это были раны, полученные мной, взрослой. Девчонка призывно махала руками, и я упорно шла на ее зов, чтобы обнять, приласкать, вылечить раны. Я улыбалась, зная, что дойду.