Ночь крадется по крышам, ступает мягкими лапами, трется гибкой спиною о печные трубы и палки телевизионных антенн. Подглядывает глазами звезд в распахнутые окна и мурлычет колыбельную ветров. Лето обнимает всех, чарует, завораживает - хмельное, дурманное, ласковое. По улочкам - парочки, одинокие, как фонарные столбы, что пугают чаровницу-ночь густым желтым светом, да вьюгою мошкары. А ночь - фыркает в ответ, обходит фонари стороною, и крадется по пустынным аллеям вослед парочкам - подслушивает тихие беседы и снова мурчит, довольная, втихомолку...
- ...а если пройти мимо дома дяди Феди и на проспект, а потом - мимо Дома Культуры, то там выйдешь на полянку, с которой начинается Плюшка!
"Правда?" - спрашивает Тобик.
- Правда, - киваешь ты, кидая косой взгляд украдкой под подоконник: под батареей, хихикает злобно маленький тролль в шутовском колпаке.
Тобик смотрит на тролля и грозно рычит. Ты обнимаешь друга и, стараясь не смотреть на притихшего нахала в колпаке с бубенцами, продолжаешь рассказывать.
- Там все куклы живут - счастливо-счастливо! Если девочка или мальчик обижают куклу, она уходит в Плюшку и там живет! И никогда не возвращается! Никогда-никогда!
"Какая интересная страна!" - восторгается Тобик.
- Да, - соглашаешься ты, - когда я вырасту, мы с тобой обязательно туда поедем!
"Обещаешь?"
- Обещаю!
* * *
Его звали Тобиас. Неправильное имя для плюшевого пса - совсем не правильное. Шарик или Бобик - куда ни шло, привычно и понятно. А Тобиас - вроде бы и хороший такой, но какой-то... не здешний. Но очень уж необычным он был - и в магазин его привезли случайно, в единичном экземпляре, и сделан он был то ли на венгерской, то ли - на польской фабрике, да и после, сколько мама не искала в подарок племянницам такую же игрушку - а найти не смогла.
Тобиас. Плюшевый пес. Когда его подарили, вы были почти одного роста - но ты, все-таки, чуть-чуть повыше. И потому сразу же взяла шефство над новым другом - теперь в твоей семье был кто-то младше тебя.
Вы подружились - Тобик, как ты ласково прозвала своего плюшевого товарища, повсюду был с тобой, спал рядом, охранял от маленького злого тролля, живущего под батареей, и чего-то черного, копошащегося за шкафом. А ты рассказывала ему про сказочную страну Плюшку, в которой все игрушки живут счастливо, и про своего братика Колю, который в Костроме живет, и про тролля, и про то, что скоро тебе в школу и ты станешь взрослой. А Тобик слушал тебя, поддакивал и, иногда, задавал простые вопросы. А ты смеялась и объясняла, совсем, как мама - точь-в-точь.
* * *
К первому дню в школе ты готовилась ответственно - очень-очень. Подточила карандашики - один к одному, тетрадочки разложила, несколько раз разбирала и снова собирала портфель - не забылось ли что? Тобик помогал, как мог. Даже бантики тебе повязать напросился - уж как мама ругалась, а все равно устоять не смогла. Согласилась. Вместе и косы тебе сплели, и банты - большие, белые, как любимые бабушкины одуванчики - повязали.
А после торжественной линейки, когда ты с будущими одноклассниками сидела в классе, за новенькой партой, тебя обидно дернул за косичку мальчик Женя - они с родителями жили в доме через улицу. Ты очень обиделась, потому что бантик развязался, а завязывали его мама с Тобиком. И стукнула Женю портфелем. Вас отругали, и маме было обидно - она тоже ругалась и даже не дала к чаю пряника "Сувенир", который привезла специально к такому дню бабушка. Но самое главное, мама забрала Тобика - это обидело тебя больше всего.
Ты сидела одна в пустой комнате и смотрела на звезды в большом окне. Тебе было грустно и тоскливо - очень-очень, так, как было, когда папа уехал в последний раз. Он тогда так и не вернулся, и ты очень боялась, что Тобик тоже не вернется. И тогда, решила написать другу письмо - если ты его больше не увидишь, то отправишь письмо в страну Плюшку, о которой рассказывала бабушка. Тобик обязательно туда приедет - за Дом Культуры, который дальше по проспекту, за многоэтажкой дяди Феди. Прочтет письмо и обязательно вернется. Даже если уже будет в Плюшке. Даже если очень-очень будет там хорошо - ведь друзья всегда вместе. Друг не бросит, друг придет - обязательно. А Тобик - настоящий друг.
С такой мыслью, ты вырвала из новой тетрадки листик, обслюнявила карандаш и начала писать. Так тебя и нашла мама, зашедшая позвать дочку на вечерний просмотр "Спокойной ночи, малыши" - ты уснула прямо за партой, а на тетрадном листике перед тобой, неровным почерком, печатными буквами было старательно выписано три слова: "Тобик мой друг".
Мама улыбнулась и отнесла тебя в постель. А рядом положила Тобика - твоего главного и единственного друга.
* * *
Вот как-то так и вышло - поди, разбери, почему - что пошла ты в школу в одной стране, а закончила ее - уже в другой. И как-то странно все поменялось, по-другому стало. Бабушка умерла, а мамин НИИ закрыли, и мама стала работать вахтершей в общежитии. Переехал на новое место жительства тролль с бубенцами, и даже что-то страшное, живущее за шкафом, уползло в чужие края. Вскоре, в одной из комнат вашей квартиры поселились чужие люди - и вели себя, как хозяева. Мама назвала их незнакомым и чужим, в ту пору, словом "квартиранты".
А ты просто жила. Ходила в школу, не слушала Цоя, занималась спортивной гимнастикой. Дома ждали постный борщ, жидкий макаронный суп на кубиках приправы, уроки и Тобик - он так и остался твоим главным другом. Полинял за годы, стерся у шеи, где ты обнимала его во сне, взгляд его больших глаз стал чуточку грустным и каким-то взрослым. Ты тоже взрослела, но все равно каждый день брала его в постель и засыпала, обняв рукою за шею, как привыкла за многие годы. И когда на тренировке, неудачно упав, повредила лодыжку, он утешал тебя - твоя боль проливалась слезами в его мягкую плюшевую грудь.
Прошли годы. Мама ушла с вахты и перебралась на рынок. Квартиранты съехали, и вы даже сделали ремонт. Школьную форму ты давно уже сменила на джинсы, бантики - на модную молодежную прическу. А Тобиас продолжал ждать твоего возвращения, сидя на кровати - новой, большой и двуспальной.
Ты окончила школу и поступила в мединститут. Без экзаменов поступила, сразу. Закружила новая жизнь - и ты все реже приходила домой, задерживаясь в гостях до утра. А Тобик ждал. Всегда ждал - потому что был тебе другом.
* * *
Это случилось в начале осени, когда мама со своим ухажером уехала отдыхать на Кипр. Вроде бы все как обычно, лишь поздний час, да скребется в старом коллекторе таракан, разрушая тишину - но поворот ключа отпирает дверь.
Тобиас встрепенулся. С тех пор, как уехала мама, ты стала бывать дома еще реже - он тосковал по тебе, сидя на кровати. Но что-то было не так, не правильно, не как прежде. Голос. Чей? Тобик испугался и вспомнил квартирантов - неужели вернулись? Нет, он слышит твой смех и жужжание молнии на курточке. Почему?
Женя зашел в комнату и огляделся. "Уютненько", констатировал он с улыбкой. Ты обняла его, прошептала что-то на ушко, "давай", отозвался он, и ты исчезла. Открылась дверь ванной, закрылась. Женя постоял пару минут, подошел к комоду, повертел в руках фотографии, ухмыльнулся чему-то. Потом, не глядя, по-хозяйски, прыгнул в постель, придавив Тобика спиной. Чертыхнулся, вынул возмущенного таким хамством Тобиаса; цинично взглянув в глаза, проговорил: "все друг, теперь это мое место".
И бросил в приоткрытый зев шкафа.
Тобик задыхался от гнева. Как? Так... Вот так?! Он же друг, твой друг, он же всегда... А этот. Да ты его... За такое...
Но ты зашла - в прозрачном пеньюаре, в ареоле французского парфюма, легкая и возвышенная, как богиня. И не вспомнила. Не посмотрела. Не заметила. Упала в объятия Жени, как в омут, вцепилась в губы страстью, вдохнула предвкушение греха. А Тобик смотрел из глубины шкафа и плакал - тихо, без слез, как умеют плакать только куклы.
Наверное, ты почувствовала взгляд - вдруг обернулась, увидела плюшевого друга и... заулыбалась, подскочила и легким движением руки затворила шкаф.
- А ну не подглядывай, - рассыпался над головою твой заливистый смех...
* * *
Спишь...
Видишь тишину и слышишь шепот шин. Череда машин, две шеренги - шуршат и шуршат, шелестят покрышками. Шумят. Шальной тротуар, пешеходная зебра в оскале шипит. Серый плюш. Шлепают лужами - шагает, шагает, спешит. Пешеход не заметит, шофер прошуршит - никто не оглянется. Тишь. Серый плюш. Он шагает - проспект, серый глаз фонаря, дождь в асфальт ошалело шрапнелью шмалит. Плюш спешит.
Он шагает, шагает, и лужами - шлеп! Ночь над городом - тишь.
А ты - спишь. Спишь. Спишь...
* * *
Был конец ноября, зяблый ветер и колючий дождь стучались в новенькое металлопластиковое окно. Ты ворвалась в пустую, полутемную квартиру, швырнула ключи, сумочку, сбросила с плечика мокрую шубку. Привалилась спиной к двери, сползла на пол темной прихожей и зарыдала.
Как? Как мог? С этой... крысой... со второго курса!
Слезы текли по щекам, размывая макияж. Следили по лицу, капали на бьющееся сердце, расколотое обманом. Ты тихо рыдала - отчаянно и бессильно.
Оправилась как-то. Встала. Включила свет, посмотрела в зеркало. Шмыгнула носиком - потек макияж. Разулась и - в ванную, смыть следы горя. Потом, не переодеваясь, к себе в комнату. На кровать, в подушку. Пусто и холодно - промозглый дождь рябил за окном, поливал город холодом, колдовал заморозки. Гад.
Как-то не так. Одиноко... Тобиас!
Попыталась вспомнить - успела отвыкнуть. Где же он? Ах, да, в шкафу - так и пылился там, бедняга.
Вскочила, открыла дверцу... Но шкаф был пуст. Убрала? Спрятала? Ты не могла вспомнить. Может быть, мама? Да когда она в последний раз заглядывала к дочери? Где же...
И тут ты заметила на маленьком прикроватном столике свернутый вчетверо, пожелтевший от времени лист, вырванный когда-то из твоей самой первой тетрадки. Подняла, раскрыла дрожащими руками - и подавилась слезами: все так же, рябили невпопад неумелые буквы трех слов, перечеркнутые чей-то рукою...
Ты выбежала из дому, как была - забыв и зонт, и шубу, и открытую дверь. Бежала под холодным дождем, размывающим слезы, и рыдала, кричала, звала пустоту, а ошалелые прохожие провожали тебя досадливыми взглядами. Ты бежала и звала - звала его, своего друга. Главного. Единственного.
Ты давно выросла, стала взрослой и больше не верила в сказки. И очень хорошо знала, что там, по проспекту, за домом покойного дяди Феди, за элитными многоэтажками, построенными на месте бывшего Дома Культуры, давным-давно нет никакой волшебной страны, в которую уходят обиженные куклы. Там вообще ничего нет.