Лике снился цветной сон. Будто каждая вещь на их маленькой кухне излучала особенное спокойное свечение. Свет лился из-за бабушкиной спины, окутывая её в золотые лучи, пыльцой рассеивался над тёмной и вихрастой Гошкиной головой, проникал сквозь его пальцы, которые он растопырил, слизывая с них янтарное варенье. Свет солнечным зайчиком бликовал в чашках с чаем и на белых в красный горох блюдцах, в которых лежали их любимые творожники.
Ликино лицо чуть тронула улыбка, прикрытые веки дрогнули, но не захотели открыться. На мгновение пробудившись, Лика поняла, что ещё утро, а уезжать ей только вечером и есть время подремать. Она крепче зажмурила глаза и постаралась вновь вернуть распавшуюся было картинку осеннего утра.
У каждого из нас бывают эти сладостные минуты между полусном и полуявью, когда зыбкое ощущение ушедшего становится столь осязаемым, что, помня о себе сегодняшнем, ты будто в машине времени возвращаешься в прошлое. Так Лика вернулась в детство.
Ей - восемь, Гошке - девять. Ещё с вечера они договорились с бабушкой ехать в лес за осенними букетами. Поэтому, несмотря на выходной, тихонько, чтобы не разбудить родителей, они выскреблись из своих кроватей и теперь сидят на кухне, поедая бабушкины творожники. Бабушка - худенькая, постриженная, как мальчик, ёжиком, заводила и выдумщица - с удовольствием наблюдает за их манипуляциями: творожник в варенье, потом в сметану, потом в дроблёные орехи.
Бабушкины творожники - блюдо экспериментальное, всегда подаётся под разными соусами и с разными начинками. Иногда на творожниках появляются рожицы и надписи. Поэтому, когда бы бабушка ни спросила, что приготовить, Лика с Гошкой, в ожидании очередного сюрприза, в один голос требуют творожники. Потом в их лице "приёмная комиссия" или одобряет блюдо, и тогда рецепт записывается для памяти, а Лика ещё его и зарисовывает, или творожники принимаются с замечаниями, или в редких случаях - бывало и такое - эксперимент признавался неудачным.
В это осеннее солнечное утро творожники были приняты на ура, втроём они пили чай и по обыкновению болтали о чём придётся. Бабушка была "своим парнем" и говорить с ней можно было обо всём.
- Ба, а с тобой мистические истории случались? - спросил Гошка.
- Мистические? - задумалась бабушка. - Даже не знаю, а зачем тебе?
- У нас Хэллоуин же в школе, мы решили в классе вечер страшных историй устроить, а у меня что-то такого не было.
- Да у меня тоже, знаешь, с мистикой не густо, - усмехнулась бабушка, - хотя кое-что было. Только тебе не подойдёт, наверное.
- А ты расскажи!
- Сильно страшно? - забеспокоилась Лика.
- Ну, когда со мной это случилось, мне не по себе было, а вам - не знаю. Вас вон от ужастиков на ночь глядя не оторвать, - заметила бабушка.
Она, обожавшая кошек, за шалости называла внучат "мейкунами хищными" или "злыднями", но в то благостное утро они удостоились "котяток".
- Давным-давно, - продолжала бабуля, - когда я училась в школе, мне повезло с любимой учительницей литературы. С её же лёгкой руки у меня появился первый любимый поэт. В четвёртом классе на лето она дала нам список книжек, которые надо прочитать, и самое неизгладимое впечатление у меня осталось от книжки "Детство Лермонтова". Очень я его жалела и даже плакала. Ну вот... А к старшим классам мы с моей закадычной подружкой уже всерьёз увлеклись поэзией. Но любимец у каждой был свой - я любила Лермонтова, а она Пушкина. Мы читали стихи, книжки о творчестве поэтов и, думаю, тогда знали о них всё, что только было известно. И вот среди этой литературы время от времени попадалось мне название "Литераторские мостки". Что это за "мостки" такие, я не знала, интернета тогда не было, а в энциклопедии посмотреть что-то мне и в голову даже не пришло. Окончила я школу и поехала первый раз в Ленинград, тогда Петербург ещё Ленинградом назывался. И, конечно, нашла дом на набережной реки Мойки, 12. Сходила на экскурсию в Музей-квартиру Пушкина, всё там очень проникновенно было, особенно. И там я тоже всплакнула о судьбе поэта. Я романтическая девушка-то была.
Но эти "мостки литераторские" не давали мне покоя. Очень я хотела на них посмотреть. Рисовался мне в воображении мостик небольшой с резными перильцами, речка и берёзки на берегу. И вот, подружки мои побежали по магазинам, а я взяла карту и пошла искать эти "мостки". Пошла пешком. Шла-шла, шла-шла, ну, не знаю, час-то верный шла. Не могу найти, плутаю среди каких-то домов, не вижу ни речки, ни мостка. Уже, думаю, вернуться надо, да обидно возвращаться - столько прошла. И вот наконец вышла на какую-то дорогу. Смотрю, впереди красивые кованые ворота и что-то типа церкви за ними. Подошла. По карте - это место, а мостков нету. Спрашиваю у прохожего, а он говорит: "Вот, они самые и есть". Ну, зашла я за ворота, а это оказывается... кладбище!!! Там, оказывается, писатели захоронены. Стала я ходить меж могил с памятниками. Ну, раз уж пришла. День, солнце светит - не страшно. Хожу, удивляюсь - такие фамилии я только в учебниках читала: и Тургенев, и Белинский, и Миклухо-Маклай. Чьих только могил там не было! Вся история литературы на мраморных памятниках. Но только стала я замечать, что брожу-то я среди них одна, а редкие прохожие, что по тропинке через это место ходят, как-то странно на меня поглядывают. Ну, думаю, сейчас вон ещё к тем могилкам подойду, где свежие цветы, и на выход. Подхожу. А там актёры известные, недавно, видно, похороненные, даже ещё памятников нет, только камни лежат. И вдруг вижу, рядом со мной женщина какая-то стоит. Росточком маленькая, чёрные волосы газовым платком подвязаны. Как и откуда она подошла, я не знаю, вообще не заметила. И спрашивает меня эта женщина ласково так: "Гуляете? Я тоже здесь люблю гулять! У меня как голова заболит, так я сразу сюда. И здесь, знаете, как рукой головную боль снимает". Ласково она со мной так разговаривает, а на меня страх напал, дрожь пробирает, и я слово сказать не могу. Смотрю ей в глаза, а глаза у этой женщины как водяные, бесцветные. И взгляд какой-то странный, как сквозь меня. И как кинулась я бежать, котятки! К воротам-то подбегаю, а они закрыты. Я - в церковь. Дверь тяжёлая, еле открыла. Заскочила, встала у окошечка и смотрю. А у самой от страха аж коленки подкашиваются. Вижу, сторож, наверное. Пришёл, калитку в воротах отомкнул, я выскочила и убежала.
Лика с приоткрытым от волнения ртом и замершей на полпути рукой с творожником во все глаза смотрела на бабушку. А Гошка был разочарован.
- И всё?! - спросил он.
- А ты что хотел, чтобы та тётка меня загрызла или в могилу утащила? -рассмеялась бабушка. - Давайте, котятки, доедайте свои творожники и выходите на улицу, а я пойду машину протру да скарб наш загружу. Не задерживайтесь, а то без вас в лес уеду! - пригрозила в шутку бабушка.
Допивая чай, Лика слышала, как бабушка шуршала в коридоре своей курткой, как хлопнула дверь и щёлкнул замок.
От щелчка Лика подскочила на кровати, села на её краешек и окончательно проснулась. В квартире было непривычно тихо.
- Как там Гошка? - с тоской подумала Лика о брате.
Гоша уже год как учился в Праге и не смог приехать, а она из Питера сорвалась. Отпросилась из своей Академии художеств, чтобы проводить бабушку в последний путь. Сегодня девять дней, и вечером Лике уезжать на учёбу.
"Приснилось или наяву кто-то хлопнул дверью?" - подумала Лика.
Ей показалось, будто из кухни потянуло аппетитным запахом, и в голове мелькнула безумная мысль: "А вдруг уход бабушки - это просто сон? Всё, что ей снилось, - было наяву, а всё, что наяву, - просто дурной сон?! Сейчас она пойдёт на кухню, а там сидит бабуля и тихо читает книжку, ожидая её пробуждения".
В это же мгновение волна радости подкатила к горлу, Лика так легко и сразу приняла эту шальную мысль. С замирающим сердцем, с отчаянной надеждой на чудо рванулась к кухне. Задержала дыхание, открыла дверь... кухня была пуста.
Из приоткрытого окошка ветер обдувал и суетил шёлковую шторку, а посередине стола в блюдце лежали тёплые ещё бабушкины творожники.