Подо льдом бухает, стонет, вздыхает, словно там кто-то изначальный ворочается в беспокойном сне. Лёд толстый, но осознание того, что под ним есть нечто и некто, заставляет воспринимать его как тончайшую границу между мирами. Идти по ней страшно и волнительно.
Лёд покрывает большое озеро, зажатое зазубренными клыками скал. И лишь в одном месте вода не замерзает даже в самые лютые морозы - там, где кончается озеро, и начинается река - единственная, что вытекает из...
Солнце уходит на покой, и с полыньи натягивает туман. Вскоре он становится таким плотным, что деревушки, тянущиеся вдоль берегов, растворяются в белёсой мгле.
Стараюсь держаться подальше от открытой воды. С берега намечаю направление к середине озера, но белый морок скрывает не только домики на берегах, не только свет в окошках. Он скрадывает всё - стороны света, время, расстояния...
Я иду долго, кажется, уже половину жизни. Не знаю, что ждёт впереди, но надеюсь, что в тумане потеряются не только пространство и время, но и тревоги. Хочу, чтобы белёсая мгла поглотила и рассеяла проблемы на работе, пустоту кошелька, хмурые лица прохожих, телевизионные новости... Больше не могу этого видеть и слышать! Больше не хочу так жить! Я слушаю уханье льда и надеюсь, что вместе с полной луной в мою душу придёт ясность.
И луна всходит. Погружённая в свои мысли, пропускаю этот миг. Зато в подсвеченном лунным гало тумане вижу тени. Кто там? Мифические снежные люди, сказочные ледяные ведьмы или просто мгла, которая становится всё плотнее - уже и подножия гор скрыты... Туман изменил мир - теперь это мир вне времени: подлёдное изначальное, сам лёд, белое марево и полнолунное небо.
Чувствую, как сама жизнь танцует под ногами, смотрю и вижу впереди темноту полыньи, над которой поднимаются сотканные из пелены русалки и в морозном воздухе плывут...
Русалки протягивают руки, и я ощущаю скользкий влажный холод их кожи.
Шагаю к ним, но тут мне под ноги с лаем бросается вислоухая собачонка. Останавливаюсь и глажу её. Из тумана выходит деревенский мужичок и говорит:
- Ты это, осторожней! Там тонко, провалишься и поминай, как звали.
И в голосе мужичка, и в лае собачонки столько жизни, что мне становится тепло. Я отхожу подальше от полыньи и чувствую, как подлёдное изначальное успокаивается и засыпает.