"Это произошло давно, даже слишком. Теперь я уже не вспомню ее запах, звук голоса, цвет волос. Но прикосновение ее губ и пронзительная голубизна глаз навсегда останутся в моем сердце. Нимаэль, зачем ты покинула меня? Неужели, в Царстве смерти лучше? Неужели, Харон перевез и тебя на ту сторону... теперь я понимаю, что ты была для меня всем. Ворвавшись в мою жизнь, подобно ветру ты заставила меня дышать, верить, чувствовать и любить..."
Когда не существовало Рима, не было Афин, когда люди были детьми отцов своих, когда боги-олимпийцы воздвигали мир, на склонах Олимпа произошла встреча двух противоречий. Мужчина и женщина. Бог и сирена.
Создатель и создание.
Создание, порожденное тьмой. Сирена была создана самим Тартаром, Великой бездной, и имя ей было Нимаэль - тьма.
Великий Аполлон, бог света, искусств, музыки, поднимающий солнце на своей горящей колеснице, увидел Нимаэль бредущей по тропе на вершину Олимпа.
Он сразу почувствовал тьму, следующую за девушкой, и непреодолимую тягу, которая заставила его приблизиться к сирене.
В те времена боги не спускались к людям, не было полубогов и героев, олимпийцы следили за чистотой крови, поэтому действия Аполлона не являлись обыденностью. Это было нечто неслыханное, чтобы бог заговорил с порождением Подземного царства, владений Аида.
Но Аполлон не мог молчать, ему казалось, что сирена использует какие-то чары, чтоб завлечь его, хотя сам бог им не противился.
- Ты не можешь здесь находиться, не имеешь права, это территория богов!
Громкий и льющийся голос прекрасного олимпийца разнесся над лесом.
Нимаэль резко повернула голову и выхватила нож, но, увидев Аполлона, она выронила оружие.
Они смотрели друг другу в глаза, и ни один из них не мог отвести взгляд.
Аполлону казалось, что он смотрит в самую глубь морей, а Нимаэль видела в его глазах цвет зелени под ярким солнечным светом.
И Нимаэль и Аполлон ощутили серебряную цепь, будто связывающую их сердца, но оба были слишком отравлены гордостью и высокомерием.
Они не могли признать чьего-то превосходства, признать, что кто-то может владеть их сердцем.
Нимаэль первой очнулась от потрясения, она снова схватила нож и бросилась на Аполлона.
- Меня послал Аид, и я выполню его поручение, даже ценой жизни какого-то человека!
Аполлон был настолько потрясен, что пропустил один удар ножа Нимаэль, и по его бронзовой коже потек ихор.
"Эта девчонка приняла меня за смертного!" - думал бог, выхватывая из-за пояса свой меч.
Нимаэль оказалась достойной противницей, а ее кинжал явно был закален циклопами, что служат в кузнеце Гермеса.
Но, не смотря на мастерство сирены, Аполлон все же был богом. Он приставил острие меча к горлу Нимаэль, исключая любую возможность бегства.
Тем временем, на берегу реки Стикс, Мойры решали судьбу сирены и Аполлона.
Сестра, взгляни на этого самодовольного олимпийца! - прошелестела первая парка, передавая гнилой глаз своей сестре.
Какая жалость, что у бедняжки сирены нет шансов, из них могла выйти очаровательная трагедия, - прохрипела вторая парка.
Старуха передала глаз третьей сестре, которая была у них верховной Мойрой.
Ох, сестры, я чувствую дуновение страсти, любви и горя. Уберите нить Нимаэль, ее час еще не пришел. Милые мои, вы даже не представляете, как вам повезло! Аид уже в пути, он бежит на помощь своей дочери, рожденной не от Персефоны. Вскоре у него появится повод для войны с Зевсом.
Ни одна из сестер не смела ответить на предсказание верховной парки, они лишь взмахнули своими костлявыми руками, и серебристая нить жизни испарилась в воздухе.
Рука Аполлона дрогнула. Он не смог перерезать горло порождению тьмы, слишком светлые глаза, слишком искрящиеся волосы, зло не может быть таким ярким, таким прекрасным.
Взгляд Нимаэль метнулся к его порезанной руке и ихору, сочащемуся из раны. Её лицо стало непроницаемым, обреченным, словно он убьет ее лишь потому, что олимпиец.
- Чего же ты ждешь, бог! - насмешливо произнесла девушка без тени улыбки.
Аполлон опустил меч и отступил на несколько шагов назад
- Ты пыталась пройти во владения повелителя Зевса, теперь ты пленница Олимпа, - тихо сказал Аполлон, понимая, что просто так он не сможет бросить сирену в темницу.
Губы девушки изогнулись в подобии улыбки.
- Ты Аполлон, это видно по твоему символу, сияющему в груди. Так вот, бог света, мое имя Нимаэль, и тебе стоит его запомнить, потому что лишь произнеся его, ты сможешь вырваться из пут.
-Ты не сможешь меня удерживать, я бог, а ты всего лишь...
Аполлон не смог продолжить фразу, в его мысли ворвалась музыка, божественные звуки, которые сам Дионис не смог бы передать.
Нимаэль пела, ее голос, казалось, вился вокруг Аполлона, затягивая на нем узлы и перекрывая ход кислороду.
Но бог не мог оторвать взгляд от сирены, не мог сосредоточиться, он лишь хотел обладать ее, хотел целовать ее, хотел быть с нею рядом.
- Нимаэль, - прошептал Аполлон, и чары рухнули.
Песня оборвалась, а глаза сирены закрылись. Девушка покачнулась и стала оседать на землю. Аполлон метнулся к ней и поймал Нимаэль в свои объятия.
- Аид придет за мной, он не отдаст вам меня...
Нимаэль прошептала эти слова и погрузилась в беспамятство.
Аполлон почти не ощущал вес ее тела в своих руках, он позволил себе полюбоваться чертами ее лица, которые теперь казались невинными, почти детскими, волосами, переливающимися серебром в лучах солнца и губами, такими манящими, что бог не выдержал.
Олимпиец прикоснулся своими губами к ее, нежно, почти неуловимо, но через все его тело словно пустили молнию.
Аполлон резко отстранился, пытаясь скинуть с себя наваждение.
"Это все ее пение, оно пробудило чувства, эта сирена еще и угрожала мне, я не могу к ней ничего испытывать!" - думал бог, поднимаясь в небо на колеснице с дочерью Смерти в руках.
Зевс сидел на своем троне, наблюдая за очередной ссорой между Афиной и Афродитой.
- Дочь моя, я не в силах больше терпеть ваши крики, лучше позови Диониса, пусть он мне что-нибудь сыграет и принесет вина!
Афина мгновенно перестала спорить, повернулась лицом к отцу и с поклоном удалилась из зала.
Афродита осталась одна. Зевс прекрасно понимал, что богиня безответственна, что она уже давно не дарит никому любовь и красоту, а свою портит высокомерием и завистью.
Афродита невероятно красива, как и все боги, но Афина, будучи дочерью самого Зевса, превосходит ее в этом.
Афина умна, сильна и прекрасна, а Афродита просто красива и может соблазнить любого мужчину, совершенно разные взгляды на мир не дают двум богиням шанса на дружбу или, хотя бы, общение.
Зевс находил, что единственный шанс - это выдать Афродиту замуж. Ведь Гера тоже была не самой спокойной женщиной, однако, после замужества с Зевсом стала совершено иной.
- Афродита, подойди ближе, - сказал Зевс мягким голосом.
Богиня любви подошла к трону повелителя и приклонила колено.
- Я давно за тобой наблюдаю, Афродита, и от меня не укрылось то, как ты смотришь на брата нашей Артемиды.
Богиня побледнела, а изумрудные глаза с ужасом взглянули на Зевса.
- Повелитель, уж не хотите ли вы сослать меня к смертным за неподобающие мысли? - испуганно воскликнула Афродита.
Зевс залился глубоким смехом, от чего небо прочертили яркие молнии.
- Конечно, нет, золотце, я хотел лишь сказать, что ваш союз стал бы очень удачным! Давненько на Олимпе не появлялось новых богов, только мои дети, да Посейдона. Ваш союз подарил бы нам могущественного олимпийца.
На этот раз щеки Афродиты порозовели, приобретя оттенок алых роз, что снова вызвало безудержный хохот Зевса.
- Это было бы чудесно, мой повелитель, - пробормотала богиня.
И в этот самый миг двери зала распахнулись, и вошел Аполлон. На руках он по-прежнему нес Нимаэль, уже начинающую приходить в сознание.
Аполлон бережно уложил Нимаэль на ступенях, ведущих к трону Зевса, а сам поклонился.
- Зевс, я встретил ее в лесу...
Но бог грома и молний не дал одному из своих сыновей договорить.
- Да как ты посмел притащить это существо в священный дворец?!
Крик Зевса застыл в наэлектризованном воздухе и слился с грохотом грома.
Афродита с непроницаемым лицом продолжала стоять подле повелителя.
Аполлон даже бровью не повел, лишь приблизился к Нимаэль в подсознательном желании защитить.
Зевс совладал со своим гневом, но у него на лбу залегла тревожная морщина.
- Кто это, Аполлон? Зачем ты ее привел?
- Сирена, Нимаэль, я увидел ее на склонах и пленил. Она сказала, что за ней придет Аид, что он ее не бросит.
- Аиду нет совершенно никакого дела до каких-то созданий, которые извергает из себя Тартар, если эта самонадеянная девчонка чего-то и добилась, то это пребывания в нашей темнице.
Аполлон плотно сжал губы, чтобы не наговорить лишнего, но когда Зевс, махнув рукой, заставил Нимаэль исчезнуть, его сердце сжалось от злости и тревоги. Еще никогда бог света не испытывал такого волнения, никогда не хотел защищать кого-то столь отвержено.
Когда он посмотрел на Афродиту, то понял, что богиня любви давно разобралась в его чувствах, прочитав ауру, и теперь ее лицо источало такой гнев и разочарование, что портило всю красоту линий и мягкость кожи.
- Аполлон, я приказываю тебе держаться подальше от этой сирены, если я узнаю, что ты виделся с ней или разговаривал, то, я клянусь, я убью эту девчонку одним ударом молнии.
Аполлон, не ответив ни слова, вышел из зала. Его сердце, казалось, готово было расплавиться, он хотел проводить рядом с Нимаэль каждую секунду, каждый миг своей вечной жизни. Олимпиец перестал сопротивляться, ему не хотелось отвергать то тепло, которое разливалось по телу при мысли о сирене, и Аполлон собирался при первой же возможности нарушить приказ Зевса.
Нимаэль очнулась на каменном полу. Вокруг было темно и сыро, а по углам копошились мыши.
"Могли бы хоть тюрьму сделать приличной, тоже мне, великий Олимп" - думала девушка, пытаясь размять закостеневшие мышцы.
Вся ее бравада была напускной и теперь, в гробовой тишине, Нимаэль действительно стало страшно.
- Отец, где же ты! - воскликнула девушка, прикладывая руки к полу.
В отличие от большинства живых созданий Нимаэль молилась не небу, а земле, молилась своему отцу. Аид - царь мертвых был совсем не таким, как все считали. Он был действительно хорошим и любящим свою дочь.
Нимаэль очень обрадовалась, когда на одной из стен возникло его тусклое изображение.
Знакомые мягкие черты лица, каштановые волосы, статная фигура, Аид был воплощением галантности, что разительно отличало его от высокомерия олимпийцев.
- Нимаэль, девочка моя, как ты там?
- Все в порядке, отец, хотя, нет. Я в темнице, меня пленил Аполлон...
На имени бога света Нимаэль запнулась, ей казалось, что он может ее слышать, может чувствовать биение ее сердца и покалывание в губах.
Из раздумий сирену вывел голос Аида.
- Я найду способ тебя освободить, ты только держись, доживи до моего прихода, не перечь моему брату.
И Царь мертвых исчез.
Нимаэль снова осталась одна. Ей хотелось есть, пить и вымыться, а еще она обнаружила, что ранена. Длинный порез тянулся от бедра до колена и уже окрасился в нездоровый красный цвет. Кровь, смешанная с божественным ихором залила тунику.
- Провались в Тартар, это Аполлон! Теперь я еще и умру из-за него!
Нимаэль прислонилась спиной к стене и позволила себе выпустить всю злость и боль. Золотые слезы стекали по лицу и падали на пол, а Нимаэль все так же не могла перестать думать о прекрасном боге на золотой колеснице и о странном сне: будто, этот бог ее поцеловал.
Аполлон оглушил всю охрану. Низшие боги засыпали глубоким сном, когда олимпиец бросал в них порошок сновидений.
Он не мог ждать, тяга к сирене была просто невыносимой, Аполлон намеревался узнать, что Нимаэль с ним сделала и как это можно исправить.
Но когда бог вошел в темницу, то сразу почувствовал смесь ихора и крови, очень странное и необычное сочетание, которое могло возникнуть лишь у полубогов.
Нимаэль дремала в неудобной позе, стараясь не задеть раненую ногу. Аполлон, будучи еще и богом-врачевателем, сразу определил, что рана заражена и шансов на выживание мало, если, конечно, не вылечить ее с помощью амброзии.
Спящей сирена выглядела ранимой и нежной, но ее нельзя было спутать со смертным, слишком красива.
Аполлон невольно залюбовался девушкой, но быстро опомнился и грубо толкнул ее в бок.
- Эй! - возмутилась Нимаэль, делая и без того очаровательные губки соблазнительными, - Неужели на Олимпе не учат хорошим манерам?
Аполлон, скрывая желание под маской гнева, схватил сирену за ворот туники и приподнял над полом.
- Что ты со мной сделала, сирена? Что?
Нимаэль, казалось, искренне удивилась, но затем на ее губах заиграла самодовольная улыбка.
- А что, Аполлон? Тебя что-то беспокоит? Порочные мысли, запретные желания...
Бог света с рычание поставил девушку на пол, та покачнулась, но на ногах устояла.
- Если тебе так хочется знать, то я ничего не делала, гипноз сирен недолговечен, как только мы перестаем петь, эффект рассеивается. Так что, не знаю, в чем тут дело. Но, облегчу тебе жизнь, я тоже страдаю от мыслей о тебе.
После этих слов Нимаэль поморщилась и положила руку на стену, чтобы устоять в ровном положении.
- Что с тобой? - поинтересовался Аполлон, гнев которого стал постепенно отступать.
- Твой меч ответит тебе на этот вопрос! Если я умру, это будет на твоей совести.
- Дай мне осмотреть рану, - тихо попросил Аполлон, взяв Нимаэль под локоть и помогая ей сесть.
Девушка фыркнула самым неподобающим образом.
- Ха, еще чего...
Но Аполлон уже приподнял подол ее туники и посмотрел на глубокий открытый порез, выглядящий не самым лучшим образом.
- Зевс всемогущий! - воскликнул бог, посмотрев в глаза Нимаэль, - Это что, ихор?
Лицо девушки напряглось, а в глазах засветилось что-то похожее на...любовь.
- Я сирена.
- Нет, ты наполовину богиня. Кто твоя мать?
- С чего ты решил, что моя мать - богиня? Может - это мой отец?
Аполлон ненадолго задумался, но ответил:
- Ни один бог Олимпа не нарушит закон, установленный Зевсом о смешении крови.
Нимаэль залилась смехом, от которого Аполлон, не удержавшись, улыбнулся.
- Я же не говорила, что мой отец олимпиец, но он, несомненно, бог.
Аполлон резко перестал улыбаться и с недоверием взглянул на сирену.
- Так вот, почему ты говорила, что Аид не оставит тебя в плену?
- Да, я его единственная дочь, ведь у Персефоны до сих пор нет детей.
Бог света усмехнулся, но воздержался от неприличного комментария о Персефоне.
- Ладно, теперь мы уже ничего не сможем сделать...
- Ты можешь меня отпустить.
- ...Нет, не могу. Но я могу сделать так, чтобы ты дожила до завтрашнего восхода.
Аполлон положил руку на рану Нимаэль и нежно пробежал пальцами по коже, от чего дыхание сирены предательски сбилось.
Свет озарил всё помещение, а когда то снова погрузилось в темноту, от глубоко пореза не осталось и следа.
Нимаэль пристально смотрела в глаза Аполлону, рука которого до сих пор покоилась на ее бедре. Разряды маленьких молний проходили по ее телу от места соприкосновения с его кожей.
Казалось, что весь мир остался где-то далеко.
Нимаэль до последнего не осознавала, насколько близки их лица.
А затем, его губы коснулись ее.
Поцелуй был мягким, завораживающим, от него в груди разгорался пожар, а затем руки Аполлона скользнули по ее спине, притягивая еще ближе.
Нимаэль не сопротивлялась, чувство, охватившее ее, не дало ей повода для сопротивления. Губы олимпийца оказались бархатистыми, мягкими, теплыми, посылающими жар по всему ее телу.
Руки сирены запутались в шелковистых волосах Аполлона, а тело прогибалось под его торс.
- Мне не важно, кто ты, я просто хочу быть рядом, я не в силах уйти... - прошептал Аполлон ей на ухо, от чего Нимаэль затрепетала.
Но момент счастья был разбит, открывшейся дверью.
Аполлон резко встал, загородив собой Нимаэль.
- Афродита, - тихо сказал он вошедшей девушке.
Нимаэль прижалась спиной к стене, почувствовав настоящий ужас. Богиня любви была, несомненно, прекрасна, но ее черты искажала ярость.
- Ты умрешь, - только и сказала она, глядя в глаза сирене.
Аид вошел в тронный зал Зевса и остановился перед троном владыки.
- Зевс.
- Аид, не могу сказать, что рад тебя видеть.
- Взаимно, братец. Но у меня к тебе дело, причем, очень серьезное.
Зевс провел рукой по своей золотистой бороде и улыбнулся.
- Неужели, мой милый брат о ком-то начал беспокоиться? Но у меня для тебя плохие новости: эта девчонка, Нимаэль, нарушила закон.
- Зевс, закона, запрещающего появляться во владениях олимпийцев, нет. К тому же, зачем тебе эта глупенькая сирена, - тихо ответил Аид, присаживаясь на один из пустующих тронов.
- Одно то, что ты так жаждешь ее вернуть, доказывает, что это не просто глупенькая сирена.
- Но закон...
- Сирена Нимаэль нарушила один из главнейших законов о кровосмешении богов с полукровками! И тому есть свидетели. Приговор - смертная казнь, и ты знаешь, что даже мойры не смогут изменить ее судьбу.
Аид, будучи царем мертвых, имел бледный оттенок кожи, но, услышав слова Зевса, стал похож на папирус. Аид знал закон, и теперь он понял, что не в силах помочь дочери.
- Аид, не стоит держать обиду, к тому же, жизнь девчонки не особо изменится.
Аид с удивлением посмотрел на своего брата.
- А ты думал, я не догадаюсь, что она твоя плоть и кровь? И представь себе, дочурка вечность будет рядом с тобой, в царстве мертвых. Конечно, ты можешь присутствовать на казни...
Аид не слышал окончания речи Зевса, он переместился в свой дворец, вечно холодный и темный. Никогда бы бог смерти не пожелал такой вечности своей дочери.
Персефона подошла к мужу и обняла его за плечи.
- Ты же знал предсказание, тебе сообщили.
Аид удрученно кивнул.
- Но я не знал, что это случится так скоро, и я не знал, что виной тому будет олимпиец Аполлон.
Персефона поджала губы и оставила Аида одного, наедине с чувством вины.
Аполлона сковали цепями из дельфийской стали. Он не мог ни пошевелиться, ни даже, вздохнуть.
Нимаэль стояла в центре залы, ее волосы тяжелым покрывалом ложились на плечи, а туника развивалась на ветру, вызванном таким количеством божественных присутствующих.
Аполлон не мог вымолвить ни слова, словно, ему в горло залили чан расплавленного золота.
- Нимаэль, дочь Аида, ты приговорена к смерти за нарушение закона, да будет мир теней милостив над тобой.
Казалось, Нимаэль даже не слышала слов Зевса, ее взор был обращен на Аполлона, в нем не было ни осуждения, ни ненависти, только безграничная тоска и любовь.
"Я ее люблю" - понял Аполлон, но было уже слишком поздно.
Клинок из божественной стали вошел глубоко в сердце сирены, ее глаза закрылись, а золотистый дух просочился в землю.
- Нееет!
Душераздирающий крик бога света отразился от стен, колонн и пронесся далеко над Олимпом.
Нимаэль не чувствовала боли. Просто с начала ее поглотила тьма, а потом она очнулась в своей комнате. Бархатное покрывало, знакомые предметы, на кушетки около кровати сидел ее отец.
- Я умерла, папа?
Аид поднял голову и с тоской в глазах ответил:
- Нет, милая, ты просто вернулась домой.
- Но ведь дом там, где сердце, а мое сердце осталось у него...
- В нашем мире сердце и не нужно, отпусти свое, оставь его бессмертному богу.
Нимаэль снова взглянула в сторону кушетки, но Аид уже исчез, а потом перед ее взором встало прекрасное лицо, залитое солнечным светом.
Девушка опустилась на подушки и улыбнулась.
"Я всегда мечтала почувствовать любовь перед смертью, быть может, мойры не столь жестоки, как кажется", - думала она, вспоминая прикосновения его губ и теплоту дыхания.
"Мой милый Аполлон!
Ты даже не можешь себе вообразить, как сильно я тоскую по тебе. Так больно видеть твое лицо, но не иметь возможности заговорить. Это письмо я передам с одним юноше, Орфеем, он пришел в наше царство за своей возлюбленной. Очень милая девушка, Эвридика, ей повезло, даже здесь она попала в Элизиум. Я слышала о Корониде и рада, что ты смог пересилить сердечную боль и полюбить другую женщину. Конечно, часть меня испытывает муки, но я слишком тебя люблю и готова отпустить. А еще у нас сегодня гости, один юный герой, кажется, сын Посейдона. Он умер совсем недавно, но по-прежнему очень красив.
Аполлон, я тебе благодарна. Благодарна за то, что перед смертью ты открыл для меня любовь, ты ворвался в мою жизнь подобно яркому лучу солнца на закате. Спасибо тебе за любовь.
Твоя Нимаэль, царица Мертвого мира".
"Нимаэль!
Я не могу ни дня провести без мысли о тебе! Твое письмо благополучно было передано Орфеем, но, увы, он вновь потерял возлюбленную. Что же касается Корониды, то ты права, она первая, кто смог разжечь во мне хоть каплю той любви, что я испытывал к тебе.
Ты заметила, что магия меняется, законы пересмотрены, и если бы судьба дала нам еще один шанс, то все бы изменилось....Но мойры жестоки, и с каждым столетием становятся все хуже.
Я счастлив, что мы оба бессмертны, хоть и в разных смыслах.
И знай, я никогда тебя не забуду, ты ворвалась в мою жизнь подобно теплому ветерку осенним днем, я благодарен тебе за любовь.
Навеки твой, Аполлон".
Три мойры по-прежнему сидели на берегу Стикс. Перед ними лежали две нити, сплетенные вместе в причудливый узор.
"Когда замкнется круг времен, когда звезда исчезнет с неба, воскреснет тот, кто погребен, вернется тот, кто есть часть света. Сплетутся нити их судьбы, не будут милые одни".
Пророчество мойр, вырезанное на доске времен, ждет своего часа, чтобы соединить двух влюбленных.
Возвращение мифа
"Это произошло давно, даже слишком. Теперь я уже не вспомню ее запах, звук голоса, цвет волос. Но прикосновение ее губ и пронзительная голубизна глаз навсегда останутся в моем сердце. Нимаэль, зачем ты покинула меня? Неужели, в Царстве смерти лучше? Неужели, Харон перевез и тебя на ту сторону... теперь я понимаю, что ты была для меня всем. Ворвавшись в мою жизнь, подобно ветру ты заставила меня дышать, верить, чувствовать и любить..."
Когда не существовало Рима, не было Афин, когда люди были детьми отцов своих, когда боги-олимпийцы воздвигали мир, на склонах Олимпа произошла встреча двух противоречий. Мужчина и женщина. Бог и сирена.
Создатель и создание.
Создание, порожденное тьмой. Сирена была создана самим Тартаром, Великой бездной, и имя ей было Нимаэль - тьма.
Великий Аполлон, бог света, искусств, музыки, поднимающий солнце на своей горящей колеснице, увидел Нимаэль бредущей по тропе на вершину Олимпа.
Он сразу почувствовал тьму, следующую за девушкой, и непреодолимую тягу, которая заставила его приблизиться к сирене.
В те времена боги не спускались к людям, не было полубогов и героев, олимпийцы следили за чистотой крови, поэтому действия Аполлона не являлись обыденностью. Это было нечто неслыханное, чтобы бог заговорил с порождением Подземного царства, владений Аида.
Но Аполлон не мог молчать, ему казалось, что сирена использует какие-то чары, чтоб завлечь его, хотя сам бог им не противился.
- Ты не можешь здесь находиться, не имеешь права, это территория богов!
Громкий и льющийся голос прекрасного олимпийца разнесся над лесом.
Нимаэль резко повернула голову и выхватила нож, но, увидев Аполлона, она выронила оружие.
Они смотрели друг другу в глаза, и ни один из них не мог отвести взгляд.
Аполлону казалось, что он смотрит в самую глубь морей, а Нимаэль видела в его глазах цвет зелени под ярким солнечным светом.
И Нимаэль и Аполлон ощутили серебряную цепь, будто связывающую их сердца, но оба были слишком отравлены гордостью и высокомерием.
Они не могли признать чьего-то превосходства, признать, что кто-то может владеть их сердцем.
Нимаэль первой очнулась от потрясения, она снова схватила нож и бросилась на Аполлона.
- Меня послал Аид, и я выполню его поручение, даже ценой жизни какого-то человека!
Аполлон был настолько потрясен, что пропустил один удар ножа Нимаэль, и по его бронзовой коже потек ихор.
"Эта девчонка приняла меня за смертного!" - думал бог, выхватывая из-за пояса свой меч.
Нимаэль оказалась достойной противницей, а ее кинжал явно был закален циклопами, что служат в кузнеце Гермеса.
Но, не смотря на мастерство сирены, Аполлон все же был богом. Он приставил острие меча к горлу Нимаэль, исключая любую возможность бегства.
Тем временем, на берегу реки Стикс, Мойры решали судьбу сирены и Аполлона.
Сестра, взгляни на этого самодовольного олимпийца! - прошелестела первая парка, передавая гнилой глаз своей сестре.
Какая жалость, что у бедняжки сирены нет шансов, из них могла выйти очаровательная трагедия, - прохрипела вторая парка.
Старуха передала глаз третьей сестре, которая была у них верховной Мойрой.
Ох, сестры, я чувствую дуновение страсти, любви и горя. Уберите нить Нимаэль, ее час еще не пришел. Милые мои, вы даже не представляете, как вам повезло! Аид уже в пути, он бежит на помощь своей дочери, рожденной не от Персефоны. Вскоре у него появится повод для войны с Зевсом.
Ни одна из сестер не смела ответить на предсказание верховной парки, они лишь взмахнули своими костлявыми руками, и серебристая нить жизни испарилась в воздухе.
Рука Аполлона дрогнула. Он не смог перерезать горло порождению тьмы, слишком светлые глаза, слишком искрящиеся волосы, зло не может быть таким ярким, таким прекрасным.
Взгляд Нимаэль метнулся к его порезанной руке и ихору, сочащемуся из раны. Её лицо стало непроницаемым, обреченным, словно он убьет ее лишь потому, что олимпиец.
- Чего же ты ждешь, бог! - насмешливо произнесла девушка без тени улыбки.
Аполлон опустил меч и отступил на несколько шагов назад
- Ты пыталась пройти во владения повелителя Зевса, теперь ты пленница Олимпа, - тихо сказал Аполлон, понимая, что просто так он не сможет бросить сирену в темницу.
Губы девушки изогнулись в подобии улыбки.
- Ты Аполлон, это видно по твоему символу, сияющему в груди. Так вот, бог света, мое имя Нимаэль, и тебе стоит его запомнить, потому что лишь произнеся его, ты сможешь вырваться из пут.
-Ты не сможешь меня удерживать, я бог, а ты всего лишь...
Аполлон не смог продолжить фразу, в его мысли ворвалась музыка, божественные звуки, которые сам Дионис не смог бы передать.
Нимаэль пела, ее голос, казалось, вился вокруг Аполлона, затягивая на нем узлы и перекрывая ход кислороду.
Но бог не мог оторвать взгляд от сирены, не мог сосредоточиться, он лишь хотел обладать ее, хотел целовать ее, хотел быть с нею рядом.
- Нимаэль, - прошептал Аполлон, и чары рухнули.
Песня оборвалась, а глаза сирены закрылись. Девушка покачнулась и стала оседать на землю. Аполлон метнулся к ней и поймал Нимаэль в свои объятия.
- Аид придет за мной, он не отдаст вам меня...
Нимаэль прошептала эти слова и погрузилась в беспамятство.
Аполлон почти не ощущал вес ее тела в своих руках, он позволил себе полюбоваться чертами ее лица, которые теперь казались невинными, почти детскими, волосами, переливающимися серебром в лучах солнца и губами, такими манящими, что бог не выдержал.
Олимпиец прикоснулся своими губами к ее, нежно, почти неуловимо, но через все его тело словно пустили молнию.
Аполлон резко отстранился, пытаясь скинуть с себя наваждение.
"Это все ее пение, оно пробудило чувства, эта сирена еще и угрожала мне, я не могу к ней ничего испытывать!" - думал бог, поднимаясь в небо на колеснице с дочерью Смерти в руках.
Зевс сидел на своем троне, наблюдая за очередной ссорой между Афиной и Афродитой.
- Дочь моя, я не в силах больше терпеть ваши крики, лучше позови Диониса, пусть он мне что-нибудь сыграет и принесет вина!
Афина мгновенно перестала спорить, повернулась лицом к отцу и с поклоном удалилась из зала.
Афродита осталась одна. Зевс прекрасно понимал, что богиня безответственна, что она уже давно не дарит никому любовь и красоту, а свою портит высокомерием и завистью.