Условия формирования казачества на окраинах Литвы и Московского государства. Возникновение первых казацких сообществ на окраинах Великого Литовского княжества. Евстафий Дашкович. Первые попытки польско-литовских властей придать казачеству официальный статус.
Байда Вишневецкий и Запорожская Сечь. Создание первого казацкого реестра. Усиление роли и значения Запорожской Сечи. Казацкие восстания 90-х годов ХУ1 века. Ликвидация реестра. Запорожская Сечь, как пример общественного устройства по типу "военной демократии". Первый официально признанный Речью Посполитой запорожский гетман Сагайдачный.
Часть вторая. Создание реестрового казацкого войска и новые казацкие войны.
Куруковская война. Создание казацкого реестра. Морские походы запорожцев. Казацкие войны 30-х годов ХУ11.
Часть третья. Войны гетмана Хмельницкого.
Чигиринский сотник Зиновий Богдан Михайлович Хмельницкий. Запорожский гетман Богдан Хмельницкий. Желтые воды. Корсунь. Ни войны,ни мира. Пилявецкое сражение. Первое перемирие. Збараж и Зборов.
Зборовский мир. Мирный год.Берестечко. Белоцерковский мир. Молдавские походы и битва при Батоге. Четвертый год войны. Переяславсская рада "Чтоб мы едины навеки были".
Часть четвертая. Запорожское войско под царской рукой.
Москва объявляет войну Речи Посполитой. Совместные действия царских воевод и казаков. Военные успехи царских войск и казаков. Вступление в войну Швеции, Царская дипломатия. Рейд Ждановича. Смерть Великого гетмана запорожского.
Часть пятая. Преемники Великого запорожского гетмана.
Вступление.
В истории народов, проживавших на территории Российской империи и СССР существует немало "темных пятен" и загадок, исследование которых привлекало внимание многих выдающиеся историков ХУ111-Х1Х веков, когда историческая наука во весь голос заявила о себе трудами В.Н.Татищева, А.М. Карамзина, Г.Ф.Миллера, С.М. Соловьева, Н.И. Костомарова и ряда других столь же знаменитых их современников. В своих работах они пытались объяснить и осмыслить проблемы древнерусского государства и общества, начиная от возникновения первых союзов славянских племен на территории Российской империи и создания могучего Древнерусского государства до его упадка и образования на его обломках Великой, Малой и Белой Руси. Особое внимание исследователей всегда привлекала эпоха преобразования Московского государства, территориально вышедшего из Владимиро-Суздальской (позднее Залесской) Руси, в могучую Российскую империю, что в первую очередь связано с присоединением к нему бывших территорий Киевской Руси, в силу различных причин оказавшихся в составе Литвы и Польши. Труды этих великих историков стали основой для современного понимания многих исторических процессов прошлого, однако, все же истоки целого ряда исторических событий, уходящих своими корнями в глубь веков, так и остались до конца не изученными. Столь же безуспешными оставались и попытки историков советского периода проникнуть в тайны исторического прошлого нашей страны, что во многом объясняется вполне в то время оправданными идеологическими соображениями (например, стремлением не касаться особенностей взаимоотношений России и Польши, Литвы ,советскойУкраины и т.п).
Пробудившийся интерес к познанию тайн исторического бытия в 90-е годы ХХ века выплеснул на прилавки книжных магазинов и интернетовские сайты огромное количество псевдоисторической литературы, порой занимательной по своему содержанию и оригинальности трактовок тех или иных событий и общественно-политических явлений прошлого страны, но весьма мало считающейся с твердо установленными историческими фактами.
Одним из таких социально значимых явлений, оставивших глубокий след в исторической жизни двух основных ветвей русского народа - малороссов и великороссов, гносеологические корни которого, тем не менее, остаются практически невыясненными до настоящего времени, является казачество, исторической колыбелью которого явилась Запорожская Сечь..
Этимология самого слова казак ( козак ) вызывала различные толкования как у дореволюционных историков, так и у исследователей советского периода. В последнее время вновь появились публикации на эту тему, не вносящие в проблему ничего нового, но еще более запутывающие существо вопроса. Так, если в прошлом, авторы исторических трудов делали попытки отождествить казаков с хазарами, касогами и представителями других племен, населявших южные рубежи древнерусских земель, известными как черные клобуки, то некоторые современные исследователи готовы рассматривать их даже как остатки варяжских дружин, переместившихся с севера на юг, высказывая тем самым мнение, диаметрально противоположное взглядам ранних русских историков.
Иметь свою личную точку зрения на те или иные исторические проблемы - право каждого исследователя, независимо от того является ли он профессиональным историком или нет. Однако представляется, что в основу этих выводов должны быть положены сообщения конкретных исторических источников, максимально приближенных к исследуемым событиям либо же критически переработанных последующими профессиональными историками с учетом дополнительных материалов, которыми не располагали их предшественники. Применительно к проблеме происхождения малороссийского казачества, его функционирования и социально-политической роли в историческом прошлом Литвы и Речи Посполитой в период ХУ-ХУ11 веков такие источники можно условно разделить на несколько групп.
К важнейшим из них следует отнести литовские и польские летописи, такие, как Львовская и Черниговская, а также официальные документы этих государств. Однако, в виду краткости описания изложенных в них событий, создать на их основе более или менее точное представление об условиях формирования казачества на окраинах Литвы и Польши, затруднительно.
Следующую группу источников образуют записки, воспоминания и мемуары современников, описываемых ими событий, которые, подобно Г.Л. Боплану, Андреасу Целларию, Пьеру Шевалье или Станиславу Освенциму дают представление о политическом устройстве современной им Речи Посполитой, описание прилегающих к ее границам территорий, приводят краткие сведения о малороссийских казаках, их быте и образе жизни. К сожалению, таких источников не очень много и тема казачества в них, если и затрагивается,то, как правило, мимоходом. Именно поэтому пальму первенства среди таких источников следует отдать "Летописи" Самовидеца, составленной непосредственным участником событий ( или, по крайней мере ,очевидцем и современником) казацких войн 30-х годов, а также восстания казаков под руководством Богдана Хмельницкого. Однако, и Самовидецу многое из описанного известно лишь с чужих слов, сам он очевидцем большинства этих событий не являлся. Тем, не менее, среди этой группы первоисточников "Летопись" Самовидеца по праву лидирует.
Самую значительную часть сведений о событиях на территории Южной Руси начала и середины семнадцатого века можно найти в трудах польских, еврейских. Турецких и литолвских историков,часть из которых сами являлись их мовременниками.
Основу всех сведений о малороссийском казачестве, его важнейших деятелях, событиях ХУ-ХУ11 веков с участием казаков составляет третья группа источников, к которой в первую очередь относятся два капитальных труда южнорусских летописцев: "Лiтопис" Самуила Величко, датированный началом ХУ111 и "Летопись гадячского полковника Григория Грабянки", оконченная в 1710 году. Можно смело утверждать, что все последующие исследования по этой тематике ( в том числе и труд А.И. Ригельмана "Летописное повествование о Малой России и ее народе и Казаках вообще...", на который часто ссылаются авторы "Энциклопедии казачества", изданной в США) в той или иной мере имеют своей основой именно эти летописные произведения. Ценность их прежде всего заключается в том, что авторами, помимо изустных преданий, использовались, по-видимому, имевшиеся в их распоряжении первоисточники, не дошедшие до позднейших времен. В то же время, в работах Величко и Грабянки содержится множество анахронизмов, фактических неточностей и противоречий, особенно касающихся описания личностей казацких вождей и событий, имевших место ранее середины ХУ11 века.
Отдельно среди этих источников можно выделить "Исторiю русiв", неизвестного автора, впервые обнаруженную в 1828 году и неоднократно издававшуюся в последующем на протяжении Х1Х века. По всей видимости, она была написана не ранее середины 90-х годов ХVIII века и ее автор ( или авторы), сообщая о событиях ХУ-ХУ11 веков, опирались на упоминавшиеся выше труды Самовидеца, Величко и Грабянки, используя их летописи без какого-либо критического анализа и переосмысления. Данная работа явилась манифестом нарождавшегося украинского сепаратизма и под ее влиянием в той или иной мере находились все националистически настроенные историки Малороссии, которые стремились подчеркнуть самобытность и величие украинского народа, пытаясь обосновать, что Древнерусское государство и являлось собственно Украиной еще с времен Владимира Красное Солнышко.
Наконец, пятую группу образуют труды выдающихся историков ХУ111-Х1Х веков, включая В.Н. Татищева, Г.Ф.Миллера, А.М. Карамзина, С.М.Соловьева и особенно Н.И. Костомарова, которые, освещая проблемы, связанные с малороссийским казачеством, привлекали также и другие первоисточники, помимо южнорусских летописей. К этой группе можно отнести и работу коллектива украинских авторов И. Крипякевича, Б. Гнатовича, З. Стефанова, О. Думина, С. Шрамченко "Iсторiя украiнського вiйська", вышедшую в издательстве И.Тиктора во Львове в 1936 году. Отдельно следует выделить трехтомную работу академика Яворницкого Д.И. "История запорожских казаков", увидевшую свет в 1892-1897 годах и переизданную в 1990 году в Киеве в издательстве "Наукова думка". К сожалению, автор настоящего очерка ознакомитьяс с этим капитальным трудом возможности не имел.
По вполне понятным причинам в советский период проблемам казачества вообще и малороссийского, в частности, историки уделяли мало внимания. Те же работы, что были изданы и в годы советской власти, и в последние десять-пятнадцать лет касаются отдельных аспектов событий ХУ-ХУ11 веков, но единого систематизированного произведения, с освещением в популярной форме проблем малороссийского казачества в этот период, создано не было. Это тем более удивительно, что история казачества, как запорожского, так и реестрового, и малороссийского, до самой Полтавской битвы является одновременно историей Малороссии (а, следовательно, и Украины), как составной части Российской империи, и неотделима от нее. Если называть вещи своими именами, не боясь обвинений в великорусском шовинизме, то об истории Украины, как независимого государства, можно вести речь, начиная лишь с 1991 года, ну, и в какой-то мере она являлась отдельным государством в 1918 году при Скоропадском и Петлюре. Это та аксиома, которая не нуждается в доказательствах, как бы кто-то и не старался представить положение дел таким образом будто Древнерусское государство -это и есть Украина. Историческая правда заключается в том, что впервые в официальных польских документах понятие " Украйна" или "окраина" ( в смысле территории, но ни в коем случае не государственного образования или административно-территориальной единицы Литвы или Речи Посполитой) встречается в официальных польско-литовских документах только после Люблинской унии. Согласно же Г.Боплану, это название относилось первоначально исключительно к территория Запорожской Сечи, то есть региона между нынешними Днепропетровском и Запорожьем . Что же касается владений князей Вишневецких по левому берегу Днепра, то эти территории именовалась общим понятием Русь и местом пребывания воеводы Русского ( до Иеремии Вишневецкого) являлся Львов. В последующем, под "Украйной" подразумевались земли Малой Руси. то есть, Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств (с включением сюда и Подолии), ставшие после 1654 года официально именоваться Малороссией, как составной частью России. В дальнейшем об Украине или Малороссии говорится также только, как о территории, части Речи Посполитой или России. А вот, как о самостоятельном и независимом государстве Украина речь стала вестись только с ХХ века. Миф о каком-то якобы независимом "казацком государстве" во времена Богдана Хмельницкого был и остается только мифом, в который могут верить лишь люди, которым в это хочется верить и те, кто крайне далек от исторических реалий.
Ладно, если бы в этот миф верили просто сторонники теории существования независимой Украины еще во времена св. князя Владимира, а то ведь подобные утверждения встречаются и в работах некоторых российских историков. В частности, авторы альманаха "Отечество" (М.1992 г. стр.103-111) сообщают: "после Андруссовского раздела Украины надвое в 1667 году украинское войско на Левобережье должно было насчитывать около 30 тысяч человек. Как и Донское, это было союзное России войско...Украинские вооруженные силы подчинялись главе украинского государства- гетману, учитывались в Москве всегда отдельно и проводили свою политику, вплоть до выступления против русских частей на Украине ( например, Конотопский разгром 28 июня 1659 г...)".
Удивляет, что аргумент в пользу данного утверждения приводится лишь один- то, что эти тридцать тысяч запорожских и компанейских казаков в Москве учитывались отдельно от остальных вооруженных сил. В связи с этим позволительно задать вопрос: а разве Малороссия вошла в состав России ( точнее в то время еще Московского государства) на правах независимого государства? Об этом ли было принято решение на Переяславской раде в январе 1654 года? Если это так, то почему все население Малороссии ( об Украине в документах того времениречь вообще не идет) присягало царю? А вот царские послы в свою очередь присягу гетману и Войску не приносили ( хотя польский король делал это). Если Малороссию Москва признала союзным государством, то почему же Малороссия стала составной частью России, а не наоборот? Наконец, против чего возражали в таком случае Иван Богун, Иван Серко и другие запорожские полковники? Почему же они отказались принести присягу на верность "белому" царю? Почему митрополит Сильвестр Косов и высшие киевские иерархи отказались сами принять присягу Алексею Михайловичу и запретили это делать подвластным им крестьянам?
Ответ очевиден - ни о каком самостоятельном, независимом государстве с его главой гетманом в ходе Переяславской рады речи не было и быть не могло. Не случайно поэтому, гетманским посланникам царские бояре указали на дверь, когда они попытались участвовать в Варшаве в работе комиссии по заключению мира в 1657 году. Войско Запорожское с территорией трех воеводств, на котором оно дислоцировалось просто было принято или точнее, включено в состав России. Малороссия была присоединена к Московскому государство в качестве территории, административно-территориальной единицы и не более того, но на первых порах с гетманским управлением вместо воеводского. Не случайно позже этот период в трудах дореволюционных и (современных украинских) историков получил название Гетманщины. Это чисто условноеая дефиниция, как и понятие Киевская Русь,для обозначения начального периода формирования Малороссии. Казацкий реестр в 60 тысяч человек был установлен царем Алексеем Михайловичем, а не Богданом Хмельницким, который должен был, к тому же, сам собирать в Малороссии налог в пользу Москвы. То, что налоги собирались, но в Москву не перечислялись- дело другое.
При этом сама Запорожская Сечь до 1709 года сохранила прежний статус, формально оставаясь независимой и от русского царя, и от польского короля , и от малороссийского гетмана.
Именно из-за множества спекулятивных публикаций подобного рода, автор в предлагаемом очерке с позиции историка-любителя ставит перед собой задачу по возможности, полно и всесторонне обобщить в единой связи вопросы возникновения малороссийского казачества, цели и способы его формирования, а также его поистине судьбоносным влиянием на исторические процессы общественно-политической жизни целого ряда европейских государств и Оттоманской империи, руководствуясь, однако, методом объективного научного подхода к данной проблеме.. При этом, по возможности, будут рассматриваться и работы отдельных современных исследователей, однако лично автор относится к большинству из них с глубоким недоверием и непониманием того, зачем, например, Б.Хмельницкого превращать в " Б.Челябинского", менять исконно сложившиеся названия территорий Украины, именовать Речь Посполитую, то есть Республику, состоящую из Литвы и Короны, Вещью Посполитой, и.т.д. (Степанков В. С. "РАЗВИТИЕ СОБЫТИЙ НАЦИОНАЛЬНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНОЙ ВОЙНЫ НА ТЕРРИТОРИИ ПОДОЛЬЯ ЛЕТОМ в 1648 ГОДУ" ).
Часть первая. Казаки и Запорожская Сечь.
Условия формирования казачества на окраинах Литвы и Московского государства.
Большая Советская энциклопедия определяет слово казак (козак) как производное от тюркского - удалец, вольный человек, то есть, человек, порвавший со своей социальной средой. Толковый словарь живого великого русского языка В.Даля дает близкое определение, выводя его от тюркского слова казмак ( скитаться, бродить). Энциклопедический Словарь Брокгауза и Эфрона со ссылкой на целый ряд монографий и исторических документов отмечает, что само слово козак татарское по своему происхождению и означает принадлежность к низшему разряду войска, наиболее легко вооруженному. В ранних былинах украинского народа или думах, таких как "Дума о казаке Голоте", "Дума о Байде" народный фольклор в образе казака описывает человека-бродягу, у которого, кроме коня и сабли, ничего нет, шапка-бирка и та с дыркой сверху. В этой связи Н.И. Костомаров метко заметил, что понятие казак и война не отделимы друг от друга, иначе казак - это просто бродяга. В подтверждение этого вывода он ссылается на наличие казаков и в северных районах Московской Руси, где не было войн. Там, у поморов слово казак употреблялось в значении бездомный скиталец. Согласно южнорусским думам, козак не имеет никакой собственности, это вольный человек, лихой удалец, кочевник, не имеющий не только постоянного жилища, но даже и временной крыши над головой. Все необходимое для жизни он добывает с помощью сабли, то есть, называя вещи своими именами, промышляет войной или разбоем. У казака нет особых привязанностей, семьи и близких, все награбленное или добытое в честном бою он спускает в шинках, живет одним днем, а поэтому не ценит ни свою, ни чужую жизни. Он чем-то сродни кавказскому абреку, такой же изгой, добровольно или силой обстоятельств, вынужденный жить вне социума и в той или иной мере враждебный ему. Однако в отличие от абрека, разбойника-одиночки, казак - это член пусть и не большого, но все же коллектива себе подобных людей-изгоев. Надо иметь в виду, что привычный нам образ казака-запорожца, как благородного и великодушного рыцаря, преданного своему Отечеству, защитника православия и прав угнетенных, борца за народное дело сформировался в основном в Х1Х веке под влиянием воспоминаний о казацких войнахXVII века и во многом благодаря произведениям А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, Генрика Сенкевича, Михаила Старицкого и др.
Большинство серьезных историков, как дореволюционной России, так и советского периода относят формирование казачества на южных окраинах будущей Российской империи ( как массового социального явления) к концу 15 века, когда более или менее четко обозначились границы Московского государства, Литвы, Польши, Крымского ханства и Оттоманской империи. Видимо, будет правильным отметить, что казачество (в том числе и малороссийское) трансформируется из обыкновенных разбойников в нечто наподобие пограничной стражи, как противовес татарским казакам (аккерманским, азовским, перекопским), известным в истории еще в начале 15 века, значительно раньше казаков-великороссов. Процесс формирования казачества проходил стихийно, без какого-либо влияния на него государственной власти. Более того, в начальной стадии этого процесса государственная власть к казачеству относилась весьма неодобрительно, как к сообществу беглых крестьян и разбойников. Для такого отношения со стороны государства имелись все основания, поскольку казачество формировалось исключительно за счет людей, противопоставивших себя ему. Человек порывал с обществом и уходил в казаки по разным причинам, но, несмотря на распространенное мнение, тяжелое положение народных масс не являлось главной среди них, во всяком случае, в начальной стадии формирования казачества. Прежде всего, казаком становился сильный, энергичный человек, не желающий находиться в государственной зависимости, не обремененный семьей любитель вольной жизни, человек-воин, пассионарий, хорошо владеющий саблей и конем. Это тип свободолюбивого человека, не желавшего нести тягловую или воинскую повинность, и не принимавшего условия современного ему общественного бытия. Л.Н. Гумилев именовал таких людей людьми длинной воли.
Вот что по этому поводу писал Н.И. Костомаров (История государства Российского. Хрестоматия Книга первая. Москва. Издательство "Книжная палата",2000 стр.80-81) : "На юге Руси, как Литовской, так и Московской, прежде появления русских казаков существовали казаки татарские Слово казак чисто татарское и означало сперва вольного бездомного бродягу, а потом и низший слой воинов, набранных из таких бродяг, в том же значении вольных бродячих удальцов. В глазах народа слово казак соединилось вообще со стремлением уйти от тягла, от подчинения власти, от государственного и общественного гнета, вообще от того строя жизни, который господствовал в тогдашнем быту. Издавна в характере русского народа образовалось такое качество, что когда русский человек был недоволен средою, в которой жил, то не собирал своих сил для противодействия, а бежал, искал себе нового отечества. Служилые люди таким же образом убегали от службы. Всегда, как только собирали в поход детей боярских стрельцов, непременно следовало распоряжение ловить нетчиков, т.е., не являвшихся на службу. Более смелые и удалые стремились вырваться совсем из прежней общественной среды и убежать или туда, где приходилось пользоваться большими льготами, как например в казаки украинных ( южных московских городов) или туда, где, где уже не было для них никаких государственных повинностей: таким притоном были степи. Там образовалось вольное казачество. От этого собирались разбойничьи шайки и называли себя казаками, а предводителей своих называли атаманами, да и само правительство называло их казаками, только воровскими. В глазах народа не было строгой черты между теми и другими. В Московской Руси казачество не иначе должно было появиться, как в форме военной, наезднической и даже разбойничьей. В казаки шли люди бездомовные, бедные, меньшие, как говорилось тогда., и вносили с собою неприязнь к людям богатым, знатным и большим...Убежавшие с прежних мест жительства на новые, казаки могли быть довольны, если в этом новом месте им не мешали и оставляли с приобретенными льготами. До остальной Руси им уже было мало дела.."
На всем протяжении истории Московского государства до самого Смутного времени, в числе донских либо других казаков не встречается представителей знатных боярских или дворянских родов, даже в качестве казацких вождей. В этом их важное отличие от казаков литовской украйны, где едва ли не с момента возникновения казачества, в его рядах побывало немало знатных шляхтичей, а вожди и вообще сплошь состояли из представителей высшей литовской аристократии ( Е.Дашкович, П.Лянцкоронский, Д.Вишневецкий, Б.Ружинский, С.Зборовский, Б.Микошинский и др.)
Конечно, убежавшие в степь, не скитались там в одиночку, а собирались в отряды, пусть и не особенно большие, но способные совершить налет на владения того или иного феодала или на торговый караван. Исторические сведения позволяют придти к выводу, что в конце 15 - начале 16 веков казаки выступали с одной стороны в качестве своеобразной пограничной стражи и противостояли татарским набегам, а с другой - сами являлись основным источником опасности для поселений, не имеющих надежной охраны. Кроме того, нередко постоянно враждующие между собой феодалы, привлекали казачьи отряды для нападений на владения своих недругов. Так было и в Московском государстве и в русских областях подчиненных Литве, где процесс формирования вольного казачества происходил практически одновременно.
Вспомним, что, собственно говоря, представляли собой в то время (конец 15 века) Литва и Московское государство?
В историческом плане именно в этот период (1480 год) Московское государство сбрасывает остатки монгольского владычества и Великий князь Московский утверждается, как полноправный властелин, от Рязани до Великого Новгорода. Происходит стремительный процесс централизации русских земель и вот уже Иван 111 становится не просто Великим князем Московским, но получает и царский титул. Окончательно канула в лету относительная самостоятельность Новгорода и Твери, никто из вассальных феодалов не смеет возвысить голос против Москвы. Экономика Московского государства укрепляется, но одновременно усиливается и процесс закрепощения крестьян. На тягловые классы возлагается громадное податное бремя, политические права большей части населения, и без того урезанные, становятся и вовсе символическими. На обломках Золотой Орды возникают Казанское и Астраханское ханства, от которых, а также из Крыма, исходит постоянная угроза разрушительных татарских набегов. Татарской угрозе подвержены в первую очередь рязанские земли, клином вдающиеся в открытую степь. Для предотвращения нападений на границах русской земли создаются засеки, остроги, но, как защитные сооружения, они малоэффективны, так как их было легко обойти стремительной татарской коннице.
Несколько лучше обстояли дела в русских землях, отошедших к Литве после нашествия на Русь батыевых полчищ. Даниил Романович Галицкий, не только храбрый и смелый воин, но и мудрый государственный деятель - властитель Галицко-Волынского княжества (Червонной Руси),преобразованного им в королевство, сумел сохранить свои земли в относительной неприкосновенности, не входя с ордынскими хищниками в прямую конфронтацию. Собственно говоря, он вынужден был срыть укрепления лишь нескольких крепостей, хотя затем ( после ухода татар из Европы) не только отстроил их заново, но и превратил в неприступные крепости. Могучему князю без особых усилий удалось установить свою власть и над разоренными Батыем киевскими землями, тем более, что в памяти киевлян были свежи воспоминания не только о взятии Киева татарами, но и войсками князя Мстислава, сына Андрея Боголюбского, не оставившими в "матери городам русским" камня на камне. Именно с похода Мстислава на Киев еще за полвека до татарского нашествия и началось отчуждение между ним и Владимиро-Суздальским княжеством, превратившееся к середине 16 века в открытую вражду между Московским государством и Литовской Украйной, составной частью Речи Посполитой.
В начало ХIII века одновременно с распадом Древнерусского государства на политической карте Европы возникает новое государственное образование - Литва. Отдельные разрозненные литовские племена под влиянием угрозы агрессии со стороны крестоносцев объединяются и под руководством князя Миндовга не только отражают чужеземный натиск, но даже захватывают часть земель примыкающего к Литве Полоцкого княжества. Дальнейшие попытки литовцев подвинуть свою экспансию в восточном направлении были пресечены в 1245 году русскими войсками под общим командованием Александра Невского.
К середине Х1V века Литва под руководством выдающихся вождей Гедимина и его сына Ольгерда превращается из небольшого княжества в огромную державу, раскинувшуюся на территории от Балтийского до Черного морей. Без больших усилий Литовское государство овладевает землями бывших Полоцкого, Киевского, Черниговского княжеств. Князья и население этих территорий весьма охотно приняли новую власть, сохраняющую практически в неприкосновенности местные порядки и освобождающую их от татарского владычества.
Позднее, в 1363 году Великий Литовский князь Ольгерд освободил от татар Подолию. В 1397-1398 годах после победоносных походов Великого Литовского князя Витовта в Крым, власть татар во всем Северном Причерноморье от устья Днепра до Хаджибея ( ныне Одесса ) была ликвидирована. Крым стал управляться ханами, лояльными Литве, при поддержке которой в середине 15 века вовсе освободился от зависимости от Золотой Орды.
С учетом этих факторов, южные русские княжества и в экономическом и в политическом плане развивались значительно эффективнее своих северных соседей, не испытывая тех лишений, которым подвергалось население Залесской Руси. Южнорусские города росли и укреплялись, многие из них позднее даже управлялись по законам магдебургского права и рассматривались как составная часть Европы, в отличие от татарской Великороссии.
Во времена правления Великого Литовского князя ( впоследствии польского короля Владислава 1) Ягайло и его брата Витовта Александра, к Литве отошли Смоленск (1404 год), а также и некоторые другие земли, ранее входившие в состав Древнерусского государства. В результате всех этих завоеваний граница Литвы стала проходить всего в 200 километрах от Москвы. В конечном итоге, к концу 15 века Великое Литовское княжество, помимо, собственно литовских земель включало в себя Смоленск, большую часть современной Белоруссии ( Витебск, Полоцк, Минск, Оршу) или Белую Русь, Полесье с центром в Пинске, Волынь (Владимир-Волынский, Луцк) -часть Червонной Руси, Подолию ( Бар, Брацлав, Винница), а также Киев и прилегающие к нему города и местечки вплоть до Чигирина и Черкасс на юге ( впоследствии известные, как собственно Украйна). Земли по левому берегу Днепра ( Чернигов, Лубны) до самого Дикого поля, именуемые просто Русь ( отсюда и титул князей Даниловичей и Вишневецких-воевода русский), также позднее стали принадлежать Литве, а позднее Речи Посполитой.
Львов - крепость, воздвигнутая Львом - старшим сыном князя Даниила примерно в 1256 году, превратившаяся затем в крупный торгово-ремесленный центр, с 1387 года окончательно перешла во владение Польши. Объединенное польско-литовское государство к середине ХУ века становится одним из самых могущественных держав Европы.
К концу XIV столетия все население южнорусских земель, входивших в состав Литвы ( включая Волынь, Подолию и территорию до Чигирина) и части Червонной Руси, присоединенной к Польше во времена Казимира Великого, считалось русским или русинами, как они сами себя называли, и как их официально именовали литовцы и поляки. В Московском государстве с начала Смутного времени и вплоть до царствования Алексея Михайловича казаки, в т.ч. запорожские, именовались черкасами. В принципе, московиты именовали так всех, кто населял территорию Киевского и Брацлавского воеводств по названию ее главного города Черкасс ( Киев, разоренный татаро-монголами, утратил к тому времени свой первоначальный статус). Сама же территория южнорусских земель в обиходе именовалась как окраина ( по польски - украйна) и в официальных документах Речи Посполитой получила наименование Украйны не ранее второй половины 16 века, то есть уже после Люблинской унии (1569 г.). Примерно с этого же времени и люди, населяющие эту территорию, включая частично Волынь и Подолию, стали постепенно осознавать себя как отдельную народность, то есть украинцами или малороссиянами, хотя до самых войн Богдана Хмельницкого, большинство населения продолжало считать себя русскими. Тогда же стал формироваться и украинский язык, на базе старослвянского и польского. Жители же прилегающих ко Львову территорий (Ровно, Броды и др., то есть современное Прикарпатье и Галиция ), вошедших в состав Польши в самом конце 14 века и Северной Буковины, присоединенной к Венгрии несколько ранее, постепенно ассоциировало себя именно с этими народами и украинцами стали считать себя значительно позже, уже после того, как герцогство варшавское вошло в состав Российской Империи.
Трудно согласиться с великим польским писателем Генриком Сенкевичем, который в одном из своих знаменитых романов отмечал, что поляки, литвины и русины исконно жили в мире и дружбе. Отчасти это верно до того момента, пока Великий Литовский князь Ягайло не вступил на польский престол под именем короля Владислава 1 и Литва с Польшей не образовали конфедерацию. До этого времени, действительно, князья-потомки Гедимина, многие из которых были женаты на русских княжнах, приняли православие и, хотя считались литовскими князьями, но по существу сама Литва была наполовину ( если не больше) русской по составу населения. В политическом отношении русины и литвины были абсолютно равноправны, в вопросах религии царила полная веротерпимость. Правда, в связи с упадком Киева, как центра экономической и духовной жизни бывшего Древнерусского государства, митрополит киевский обосновал свою резиденцию во Владимире-Волынском, однако православная церковь имела на территории Литвы те же права, что и католическая. В городах и населенных пунктах мирно уживались расположенные по соседству католический костел и церковь греческой веры. Порой, уезжая куда-нибудь, православный священник передавал на время для богослужения свою паству католическому патеру и наоборот. Однако, при литовском князе Казимире IV к концу ХУ века между православными и католиками наметился раскол, который на протяжении последующих полутора столетий постоянно усиливался, став, в конечном итоге, одной из причин отделения южнорусских территорий от Речи Посполитой. После того же как в 1386 году Ягайло ( по-польски Ягелло) женился на польской королеве Ядвиге и принял католичество, положение русского народа в Литве изменилось кардинальным образом. Великим Литовским князем стал брат нового польского короля Александр Витовт, который выдвигал идею самостоятельности своего русско-литовского государства, однако сам принял католичество, что шло вразрез с интересами большей части населения. Ягайло, со своей стороны, даровал и русским, и литовским землевладельцам одинаковые права, те же, которыми пользовались и сами поляки, но распространил их только на тех, кто принял римскую веру. Русское население этим было недовольно и стало высказывать недоверие Витовту. Когда же после смерти Витовта великокняжеский престол занял его брат Свидригайло, он повел решительную борьбу за отделение Литвы от Польши и даже пытался отнять у нее те русские владения, которые отошли к Польше при Казимире Великом. Русские поддерживали своего князя, и эта длительная борьба продолжалась до самой его старости. Правда, под конец жизни он и сам устал от этой борьбы и потерял поддержку народа из-за своей непомерной жестокости и подозрительности. Сын Ягайла Владислав Ягелло отменил все, что было достигнуто при Свидригайле, и нанес решительный удар и по русскому народу, и по православной вере. В Литве стали усиленно строиться новые костелы, началась раздача земель и должностей католикам. Король основывал новые города, население которых состояло сплошь из католиков. Им предоставлялись особые привилегии, в том числе управление по законам магдебурского права, что означало фактически самоуправление и независимость от великокняжеской власти. Землевладельцам из числа русского населения (земянам) предоставлялись права шляхтичей при условии, что они принимали католичество. Фактически в это время население Литвы расслоилось на тех, кто был приравнен в своих правах к полякам и людей второго сорта, состоявших из православных жителей русских земель. Новый король Владислав 11, понимая, что озлобленность русских против поляков, а православных против католиков, чревата социальным взрывом, в 1443 году распространил привилегии и льготы на всех русских земян, независимо от веры, а также предоставил православной церкви те же права, что и католической. Такая политика привела к тому, что русские землевладельцы, составлявшие силу края и православное духовенство, перестали видеть в Польше одно лишь враждебное начало, но почувствовали и выгоды от соединения с ней. Великий князь Литовский Казимир, сменивший в 1444 году своего брата Сигизмунда, продолжал ту же политику, что и Владислав 11, но в целом сочувствовал католичеству и завел в Литве польские порядки. Потомки Гедимина: князья Острожские, Заславские, Чарторыйские, Вишневецкие, Збаражские, Сангушко, Четвертинские и др. стали по польскому образцу воеводами, каштелянами и т.п., сосредоточив в своих руках не только земельную собственность, но и реальную политическую власть. В течение непродолжительного времени сформировалась своя русско-литовская аристократия. С ростом ее влияния стало происходить быстрое закабаление простых русичей, которые стали называться кметями или холопами. Постепенно они изымаются из юрисдикции королевской власти и попадают в полное подчинение своих панов. Права шляхетства дошли до самых крайних пределов. По Литовскому Статуту ( сборник литовских законов), шляхтич, убивший чужого холопа или даже вольного человека, но не шляхтича, наказывался лишь денежным штрафом. Усилению панского гнета способствовало и отсутствие какой-либо духовности на русских территориях Литвы и Польши. Если в самой Польше появились известные в то время писатели и поэты, действовала Краковская академия и много училищ, получила распространение латинская литература и устанавливались тесные связи с западными просветителями, то Южная Русь была погружена во мрак безграмотности, невежества и бездуховности. Православная церковь мало способствовала развитию образования, так как сами православные священники, в большинстве своем, не понимали тексты читаемых ими проповедей, что вызывало обоснованные насмешки со стороны их польских критиков. Русское население, оказавшись в тесном соседстве с более развитым государством, инстинктивно перенимало у него и язык, и обычаи, и господствующие в нем порядки. Одновременно усиление панского гнета, превращение вольных людей в холопов вызвало протест эксплуатируемого населения, стремление уйти от панской зависимости, скрыться в тех краях, куда не дотянуться руке шляхтича. Таким краем для Южной Руси было Дикое поле, огромная степь, раскинувшаяся между Днепром и Днестром.
Этот краткий экскурс в историческое прошлое был необходим для лучшего понимания того факта, что, исходя из геополитического положения Литвы, казачество могло возникнуть и получить свое развитие именно на ее окраинах, соприкасающихся на всем своем протяжении от Чигирина до Брацлава и Бара с огромной степной зоной, являющейся лишь частью той Великой Степи, которая, по мнению Л. Гумилева, стала колыбелью всех пассионарных народов.
Не горы или леса, а одна только бескрайняя степь могла породить такое социальное явление как казачество и, не случайно, ни в одном из европейских государств ничего подобного никогда не возникало. Только в степи, простирающейся на сотни километров, где нет никаких населенных пунктов, но зато полно всякой дичи, а в пересекающих ее в разных направлениях многочисленных реках и речушках - рыбы, может найти и укрытие, и пропитание как один удалец-наездник, так и сотня ему подобных. Человека, порвавшего со своей средой и ставшего казаком, отыскать в степи, где летом травы выше всадника с конем, невозможно, да и кто его там осмелится искать.
Подобно тому, как для Польши и Литвы южные рубежи их владений получили название украйны, юго-восточные рубежи Московского государства, граничившие с великой степью именовались аналогичным образом и эта украйна московских земель вдоль Оки, Дона и Волги также явилась колыбелью русского казачества, получившего впоследствии название донского.
Согласно С.М. СОЛОВЬЕВУ, впервые именно в конце первой половины 15 века ( то есть примерно за 30-40 лет до официальной даты падения татаро-монгольского владычкства) в летописи встречается упоминание о казаках рязанских , которые пришли на помощь к рязанцам и москвичам против татарского царевича Мустафы. Летописец отмечает, что они были вооружены сулицами, рогатинами и саблями, то есть по тем временам, довольно неплохо. Надо полагать, и численность этого отряда составляла, как минимум, несколько сотен человек, иначе автор летописи вряд ли стал бы упоминать об этом факте. Историки полагают, что именно рязанские казаки, откочевавшие позднее на берега Дона и Донца, положили начало казацкой общине - войску Донскому. Часть из них, видимо, перешла на службу к Ивану 111, так как позднее в числе его ратников упоминаются казаки.
Несмотря на предпринимавшиеся еще С.М.Соловьевым попытки разобраться в генетических корнях казачества, единой точки зрения в этом вопросе исторической наукой не выработано. Сам знаменитый историк, как и его современники и предшественники, придерживался того мнения, что первоначально казачество формировалось за счет остатков племен торков, касогов, черкессов и др., известных под общим названием черные клобуки, и лишь с течением времени в нем стал преобладать национальный элемент. Последующие историки предреволюционного периода, как и советские ученые, признавали казачество не чужеродным наростом на народном теле, а самостоятельным явлением русской жизни. Некоторые современные исследователи, например Демин В.Н., высказывали довольно любопытное (хотя и не основанное на известных исторических источниках) предположение о том, что казаки являлись прямыми потомками варягов.
Представляется, что для правильного понимания изначального процесса формирования казачества, прежде всего, необходимо учитывать, что в Московском государстве и в Литве эти процессы происходили далеко не идентично. Начнем с того, что условия социально-экономической жизни этих двух государств со времен нашествия Батыя были различными. Северо-восточные русские земли после трагических событий 1237-1241 годов большей частью были превращены в выжженную пустыню, в то время как Западная и Южная Русь, за исключением Киева, и собственно Литва, практически не пострадали. Власть Золотой Орды для Владимиро-Суздальского княжества, а позднее и для всей Залесской Руси являлась постоянным источником феодальных усобиц и ни в коей мере не способствовала процессам наметившейся при Андрее Боголюбском и Всеволоде Большое Гнездо централизации Северо-Восточной Руси ( по крайней мере до Ивана Калиты). Напротив, могущество Литовского государства росло и крепло с присоединением к нему значительной части земель бывшей Киевской Руси. Правда, у Литвы время от времени возникали конфликты с Тевтонским рыцарским орденом (позднее ставшим светским государством, известным как Пруссия) однако серьезного влияния на ее внутригосударственное развитие они не оказывали. Имея постоянного и надежного союзника в лице Польского королевства, Литва уже в этот период была признана составной частью цивилизованной Европы, и в то время, когда вся Северо-Восточная Русь входила в состав Улуса Джучи и в восприятии европейцев ассоциировалась с Золотой Ордой, то есть с "дикими" азатскими народами. Те редкие представители европейских стран, которые, подобно Марко Поло, отваживались путешествовать к Волге и далее, вообще имели смутное представление о действительной жизни и быте русских людей.
Конечно, ко времени Дмитрия Донского Московское княжество сумело укрепиться и возвыситься, став тем центром притяжения, который объединил в единое целое значительную часть русских земель,собственно Залесскую Русь, и к 1380 году стало той силой, с которой Литва уже не могла не считаться. Однако такое положение дел сохранялось недолго. Куликовская битва, унесшая жизни десятков тысяч лучших представителей русского народа, генофонд нации, по существу ни к каким кардинальным изменениям в общем геополитическом положении Москвы не привела. Более того, если быть до конца честным, то для Московского княжества она имела катастрофические последствия, сравнимые разве что с нашествием Батыя. В самом деле, по самым скромным подсчетам последующих исследователей, на Куликовом поле погибло не менее 30 тысяч русских воинов, которые по существу сражались за интересы хана Тохтамыша против взбунтовавшегося против него темника Мамая. Литовский князь Ягайло, отступая от Дона, подошел к Москве и дотла разорил прилегающие к ней беззащитные города и села, едва не захватив и саму столицу. То, что не удалось ему, спустя несколько лет довершил хан Тохтамыш, спаливший Москву дотла, отплатив тем самым за оказанную ему услугу. Несмотря на то, что русским удалось разгромить полчища Мамая, татарская угроза отнюдь не была ликвидирована еще на протяжении ста лет и даже на развалинах Золотой Орды возникли не менее опасные для объединенного Московского государства Крымское, Казанское и Астраханское ханства. Фактически от полной гибели непосредственно после Куликовской битвы Московское княжество спас Тамерлан, уничтоживший Золотую Орду, как единое государственное образование. Тем не менее, по подсчетам историков, с конца Х1V до середины ХV1 веков, то есть за 150 лет из Московского государства в результате набегов крымских, астраханских и казанских татар было угнано в плен от 3 до 5 млн. человек. Это при том, что все его население за этот период времени не превышало 8 млн.
Литва же, наоборот, на протяжении этих лет только укрепилась. Могущество Литовского государства достигло таких высот, что в 1410 году оно сумело в ходе Грюнвальдской битвы сокрушить мощь грозного Тевтонского ордена.
Принято считать, что победа Москвы в Куликовской битве подорвала могущество Золотой Орды настолько, что в дальнейшем она уже не могла восстановить свою былую мощь. На самом деле это верно лишь отчасти, поскольку, как отмечалось выше, сокрушил могущество ордынцев Тамерлан, благодаря которому московские земли на протяжении нескольких десятилетий перестали подвергаться татарским набегам. Именно это дало возможность московским князьям сосредоточиться на решении задачи централизации северо-восточных русских земель. Однако централизация неизбежно влекла за собой и усиление эксплуатации народных масс, как в связи с увеличением налогового бремени, так и с их постепенным закабалением, то есть ограничением права покидать земли того или другого князя. Это право существовало на Руси с древнейших времен и лично свободные крестьяне могли переходить от одного князя к другому в любое время. В свое время этим воспользовался Юрий Долгорукий, организовавший широкую кампанию по привлечению населения юго-западных русских земель на территорию Владимиро-Суздальского княжества. Переселявшиеся крестьяне не только получали в пользование земельные наделы, но и деньги на первоначальное обустройство: постройку жилища, приобретение сельскохозяйственного инвентаря, лошади и т.п. Если крестьянин в дальнейшем хотел сменить своего хозяина, это не воспрещалось, однако он обязан был выплатить полученные "подъемные" деньги. Учитывая, что практически вся Северо-Восточная Русь представляет собой зону рискованного земледелия ( в чем и состоит ее важное отличие от южнорусских территорий), продуктов сельского хозяйства переселившегося с Юга крестьянину едва хватало для того, чтобы прокормить себя и уплатить налоги, а в ряде случаев приходилось даже занимать ссуду у того же князя, все глубже залезая в долги. При таком положении дел право свободного перехода постепенно превращалось в фикцию. Если же крестьянин покидал своего феодала, полностью не расплатившись с ним, то другие землевладельцы не имели права принимать его к себе, а обязаны были выдать кредитору. Тем не менее, с течением времени крестьяне все чаще стали самовольно уходить от своих господ, в связи с чем Иван Калита вынужден был законодательно установить право перехода только один раз в году - до Юрьева дня, а в отношении беглых крестьян ужесточить карательные санкции. В последующем , при Борисе Годунове вообще было запрещено крестьянам переходить к крупным землевладельцам, а сроки розыска беглых увеличены до 15 лет. Наконец, уже при Алексее Михайловиче крестьянин "прикрепился" к земле окончательно.
С учетом этих обстоятельств, становится понятно, что политика централизации, проводимая московскими князьями на всем протяжении ХУ века способствовала одновременно и закабалению сельского населения, так как выплатить долги крестьянин в большинстве случаев не имел возможности, а самовольно покинуть господина и перейти к другому он не мог, поскольку беглых хлопов никто не имел права принимать на службу. В таких условиях оставался лишь один выход - бежать за московские пределы в степь, где не было ни князей, ни государственной власти вообще.
Таким образом, одним из основных источников формирования казацких общин на украинных рубежах Московского государства являлись беглые крестьяне и представители низших слоев населения ( в т.ч. военные холопы), не желавшие подчиняться государственной власти. Однако постоянная угроза нашествий татар и других кочевых племен, заставляла их объединяться в воинские формирования и вольно или невольно становиться своеобразной порубежной стражей на границах государства, которое они покинули. Со временем к этим первым казацким общинам присоединялись и другие свободолюбивые люди, не обязательно из числа беглых крестьян, которые желали осваивать новые необозримые степные пространства. Центральная московская власть к такому колонизаторскому движению постепенно стала относиться положительно и даже поощряла таких людей. В более поздние времена подобная колонизация проводилась даже по царским указам. В частности, когда "воровские казаки" стали реальной угрозой для движения караванов по Волге, Иван Грозный своим указом повелел верным ему донским казакам селиться по этой реке и пресекать бесчинства разбойников. Однако, до самого Смутного времени среди донских казаков мы не встретим представителей боярских родов, людей дворянского сословия, даже в качестве казацких предводителей.
Итак, основными источниками формирования казачества на границах Московского государства и просторах московской украйны ( в т.ч. и получившей позднее название Слободской Украины) являлись с одной стороны беглые крестьяне, а с другой - колонизация и освоение новых земель. Иными словами, рязанское, а позднее и донское казачество, как впрочем, и менее известное смоленское ( на границах с Литвой), представляло собой самостоятельное явление русской жизни, плоть от плоти народа русского, его низших обездоленных слоев.
По мнению Н.М. Карамзина и азовские казаки, которые в течение 15 века ".. ужасали всех путешественников в пустынях харьковских, воронежских, в окрестностях Дона; грабили московских купцов на дороге в Азов, в Кафу.." также имели руссское происхождение. Конечно, в казацкой среде были распространены смешанные браки, среди них могли быть и представители других народностей (те же касоги, черкесы, торки), но они не оказывали и не могли оказать существенного влияния на происхождение этого социального явления и собственного их представления о себе как о русских людях. Именно поэтому значительная часть оседлых донских казаков всегда считали себя, прежде всего, охранителями земли русской и их верность Москве никогда не подвергалась сомнению, хотя порой они и создавали проблемы в ее взаимоотношениях с соседними державами. Однако эти неприятности с лихвой окупались той службой (порой совершенно бескорыстной), которую они несли на своих плечах, являясь грозной силой, с которой не могли не считаться ногайские и крымские татары. К середине 16 века Иван Грозный не опасался каких-либо осложнений в отношениях с европейскими державами, но безопасность юго-восточных рубежей не упускал из виду. Вновь построенные крепости Шацк и Михайлов на реках Проне и Цне надежно прикрывали рязанское и мещерское направление, став серьезным препятствием для татар. Однако, по выражению Н.М. Карамзина, "..важнейшим страшилищем для варваров и защитою для России между Азовским и Каспийским морем сделалась новая воинственная республика, составленная из людей, говорящих нашим языком, исповедующих нашу веру, а в лице своем представляющих смесь европейских с азиатскими чертами, людей, неутомимых в ратном деле, природных конников и наездников, иногда упрямых, своевольных, хищных, но подвигами усердия и доблести изгладивших вины свои- говорим о славных донских козаках, выступивших тогда на феатр истории". Наряду с этим оседлым казачеством, расселявшимся по станицам в местах сближения Волги и Дона и выполнявшим функцию пограничной стражи, в целом лояльным к московским государям и искавшим их покровительства, оставалось довольно большое количество вольных ( или, точнее сказать, "воровских" ) казаков, основным занятием которых являлся обыкновенный разбой.Зачастую они нападали на иностранных купцов в низовьях Волги и Дона, но нередко грабили и царские торговые караваны. Добыча "зипунов" являлась основным занятием этой части казаков и порой они довольно сильно досаждали царскому правительству. Основная масса этих "воровских" казаков, среди которых преобладали деклассированные элементы, осознанно противопоставившие себя государственной власти, как правило, и примыкала в последующем к Болотникову, Разину, Булавину, Пугачеву во время народных восстаний и бунтов, в то время как оседлые казаки Донского, Яицкого, Черноморского и других казачьих войск оставались верными царскому правительству.
Возникновение первых казацких сообществ на окраинах Литовского государства.
Процессы формирования казачества в Литовском государстве и Московской Руси в целом были схожи, но все же полностью однотипными их признать нельзя. По всей видимости, В.Н. Татищев и другие историки были правы, утверждая, что к границам литовского государства в середине Х111 века перекочевало немало племен со стороны Северного Кавказа, известных, как черные клобуки. Вполне возможно, что в Х111-Х1V веках остатки этих племен действительно исполняли роль пограничной стражи на южных рубежах Литвы. Не исключено, что эти люди, чьи предки издревле населяли степную зону от Дона до Днестра, вытесненные татарами из мест своего постоянного обитания, не могли исчезнуть бесследно и, по-видимому, еще длительное время находили пристанище в Северном Причерноморье, вступая время от времени в вооруженные конфликты с аккерманскими , очаковскими, перекопскими, то есть татарскими казаками, которые также считали степь своей вотчиной. По преданиям, еще в Х111 веке горские племена черкесов ( адыгов ?) пришли в Курское княжество, откуда переселились на правый берег Днепра и основали город Черкассы. Поэтому некоторые исследователи отстаивают точку зрения, что эти черкесы и были родоначальниками казачества. Однако это мнение вряд ли отвечает действительности. Во-первых, исторической науке время возникновения Черкасс не известно. Вблизи города археологи обнаружили поселения еще времен неолита. Первое же официальное упоминание о нем относится к 1394 году. Известно, что с этого же времени Черкассы являются гетманской ставкой, вначале литовской, а после Люблинской унии и польской. С конца ХV1 века и до 1648 года в этом городе размещалась ставка коронного гетмана. Черкасами же представителей южнорусского края стали называть в Московском государстве ( и именовать в документах) со времени походов запорожских казаков на Москву в 1612-1614 годах.
Конечно, это не противоречит версии о том, что на окраинах литовского государства в разное время могли селиться те же черкесы или представители других племен ( в частности, "бродники" и "берладники", о которых упоминают летописи) однако из этого факта делать вывод о том, что именно они являлись родоначальниками казачества, как социального явления, нет достаточных оснований. В южнорусских летописях приводятся данные об этих черных клобуках,"бродниках" и "берладниках" относящиеся к Х11-Х111 векам, однако первые сведения о казаках, в частности, о восстании, поднятом одним из их атаманов по прозвищу Муха, датируются только концом ХV века (1480-1490 годы). После этого информация о казаках в летописях и других исторических памятниках появляются постоянно, вплоть до указания на то, что в 1512 году Предислав Лянцкоронский стал первым их гетманом, под руководством которого они выступили против татар. О черных клобуках после 1270 года летописи не упоминают вовсе.
Первые сообщения о белгородских и перекопских казаках, то есть татарских легкоконных формированиях, совершавших набеги на южнорусские украйны относятся также к 15 веку, (точнее к его началу). Вполне естественно, что с этого же времени в противовес им могли появляться подобные же вооруженные формирования из коренных степных жителей, населявших южные поветы Каневского и Черкасского воеводств, возможно, даже отдаленных потомков черных клобуков. Сомнительно, чтобы в состав этих формирований входили люди, пришедшие с северных территорий и расселившиеся по границам юго-западной Руси, так как колонизаторских устремлений к освоению степной зоны за пределами условной линии Чигирин - Черкассы - Брацлав - Бар до конца ХУ1 века не наблюдалось. Боплан писал, что даже в середине ХV11 века к югу от Чигирина и Крылева населенных пунктов не было. За пределами этих городов и Кременчуга простиралось Дикое поле вплоть до самого Черного моря. Особых причин покидать обжитые места и уходить в степь для населения Литвы также не имелось, поскольку на территории Литовского государства особых притеснений русского населения до середины ХV столетия не отмечалось, а православная церковь в этот период в правах была полностью уравнена с католической. Что касается эксплуатации крестьянского труда, то здесь она была выше, чем в южных районах, но на протяжении столетий к ней привыкли. Поэтому надо полагать, что в казаки уходили мещане и крестьяне в основном из Киевской, Каневской и Черкасской земель, то есть то коренное русское население, которое затем в начале ХV11 века и получило в московском государстве общее название черкасы, когда речь заходила о жителях южнорусских территорий. Поэтому между выходцами из Черкесии или Осетии, черными клобуками, потомками других степных племен и тем казачеством, которое возникло на окраинах Литовского государства в конце ХV века, а в последующем получило название запорожского и малороссийского, усматривать прямую связь оснований не имеется. "Пятигорские черкесы", если они и в самом деле в какой-то момент поселились на окраинах Литвы, граничащих с Диким полем, с течением времени просто растворились в общей массе русского народа, как это произошло и с татарскими родами, поселившимися в конце Х1У века на территории Литвы и Московского княжества. Они ввиду своей малочисленности утратили прежние обычаи, веру, язык, став представителями коренного населения. К примеру, сформировавшийся к Х1Х веку украинский язык ( во многом искусственного происхождения) содержит не менее половины слов, однотипных с русскими, примерно 15 -17 процентов английских и немецких слов, значительное количество молдавских, татарских, мадьярских и польских, но в его структуре абсолютно ничего нет от черкесского или осетинского языков.
Конечно, во все времена не было недостатка в предприимчивых людях с душой авантюристов, которые готовы были заняться разбоем и грабить своих ближних. Однако, в большинстве случаев даже такие люди предпочитали мирному крестьянскому труду "романтику большой дороги", уходили в степь и примыкали к первым казацким отрядам не по своей собственной воле или в результате личных дурных наклонностей, а из-за усиливавшегося панского гнета, который они не желали молчаливо сносить. Все же в отличие от московитов, они в начальный период из-за своей малочисленности вряд ли могли оказать серьезное влияние на процессы формирования казачества на юго-западных границах Литвы и Польши. О том, что в то время в казаки стремился, в первую очередь, именно разбойный люд, нет сомнений, так как до середины пятнадцатого столетия вопросы вооруженной защиты юго-западных границ Литвы и Польши остро не вставали. Крымское ханство было укрощено Витовтом, а Турция, хотя и пыталась продвинуть свое влияние на Запад, однако, большей частью, вела войны в Болгарии, Венгрии и Трансильвании.
Положение дел круто изменилось при крымском хане Менгли Гирее, который в 1479 году принял протекторат Османской империи. Это событие повлекло важные историко-политические последствия для всех сопредельных с Крымским ханством территорий, так как татары, обеспечив себе поддержку могучей и грозной Оттоманской Порты, вновь стали совершать набеги на своих соседей. Первый большой поход крымцев произошел уже в 1482 году, когда Менгли-Гирей, подстрекаемый Московским великим князем, со всей ордой ударил на Киев. Город был разрушен, население вместе с воеводой Иваном Ходкевичем и его семьей угнано в плен. Это вторжение крымцев в пределы Литвы вызвало глубокий общественный резонанс во всем княжестве. Великий князь Казимир Ягайлович послал в Киев 40-тысячное войско, городской замок стали укреплять, все понимали, что этот татарский набег - только цветочки, ягодки еще впереди.
Действительно, в 1485 -1487 годах татары трижды нападали на Подолию. В 1489 году орда на 100 000 лошадях вновь совершила набег на Киев. Год спустя татары вторглись на Волынь, прошли Галицию и дошли до самого Люблина. Правда, поход этот закончился для них неудачно: на обратном пути литовское войско разгромило орду, заставив татар разбежаться. Несмотря на это поражение, в 1494-1497 годах вновь состоялось пять больших набегов на Волынь, а в 1498 году крымцы трижды вторгались в Галицию, уничтожили Перемышль и даже подожгли предместья Львова. В 1500 году они дошли до Вислы и привели в Крым 50 тысяч пленников.
С учетом новой геополитической ситуации меняются структура и роль казачества. В его ряды вливаются не только отпетые головорезы и разбойники или беглые холопы, но, в первую очередь, смелые и отважные люди, посвятившие себя защите рубежей своей страны от татарских набегов. Именно в таком смысле слово "казак" начинает употребляться на украйне в письменных литовских документах, относящихся к 1492 году. Понятно, что и новая генерация казаков далеко не "рыцари без страха и упрека", они не стыдятся промышлять и обыкновенным разбоем, если в степи им не встречаются татары. Эти казацкие формирования уже представляют собой реальную силу, с которой вынуждены считаться их противники. Одновременно возрастает их роль, говоря современным языком, и в "разборках" панов между собой. В то время и в Польше, и в Литве наезды одного пана на земли другого, захват замков и имущества, считалось обычным делом и, в виду несовершенства судебной системы, прав обычно был тот, кто сильнее. По этой причине враждующие стороны нередко прибегали и к помощи казацких отрядов. Некоторые феодалы из таких казаков формировали свои надворные воинские подразделения, а позднее у каждого польского магната были свои казацкие ( татарские ) хоругви, под которыми подразумевались легкоконные отряды в отличие от панцирных и драгунских хоругвей.
Согласно историческим сведениям, южнорусские казаки уже в то время обитали в основном в низовьях Днепра, за порогами, поэтому их впоследствии и стали называть запорожцами. Однако каких-либо постоянных населенных пунктов или укреплений они еще не строили, учреждая лишь временный лагерь или кош, как они его называли по-татарски. Зимовали они, видимо, все же в городах и селах, а с наступлением весны вновь уходили за днепровские пороги. Какой-либо единой организации они не имели. Обычно это были мещане, выходцы из приграничных замков и местечек. Оружие у них было простое: луки, копья топоры, сабли, иногда и ружья. Они собирались в одну ватагу ( позднее это формирование получило название "батава") или кош, то есть стан. Во главе каждого немногочисленного коша стоял выборный атаман, но единого управления кошами не было. Численность коша была различной- от нескольких десятков до 2-3 сотен человек. Понятно, что для такого количества людей необходимо было какое-то временное пристанище, поэтому в летнее время ( а порой и зимой) жили они обычно в паланках, что в переводе с турецкого языка означает "укрепление, засыпанное землей". Это тот же острог, с частоколом и валом вокруг него. Можно предположить, что на территории паланки оборудовались шалаши или курени, служившие жильем для этих первых казацких сообществ. В последующем паланками стали именоваться слободы у городов и местечек. Во времена Запорожской Сечи ее курени делились на паланки, как основную административно-территориальную единицу, к которой были приписаны запорожцы. Некоторое количество паланок составляло курень.
Однако, на рубеже ХV-ХV1 веков первые казачьи сообщества представляли собой еще разрозненные полуразбойничьи шайки, подобно "воровским" казакам на окраинах Московского государства. Атаманом обычно избирался человек, знакомый с военным делом, то есть служивший в замке или в эскорте ("почоте") у какого-нибудь пана. Но порой старшими становились и те, кто хорошо был знаком с тактикой татар и их обычаями. Эти казацкие ватаги не имели единого командования, поэтому эффективных действий против крупных сил татар предпринять не могли. Обычно они устраивали засады на татарских торговых путях, грабили татарских купцов, путешественников и других, кто попадал под руку. Такая борьба казаков с татарами, хотя и не была очень эффективной, но зато постоянной и упорной. Постепенно она стала приносить свои плоды, так как небольшим татарским отрядам стало все тяжелее пробираться через засады на путях, а большие чамбулы вынуждены были соблюдать повышенную осторожность.
Утрачивался и эффект неожиданности, поскольку казаки успевали заблаговременно передавать сообщения о начале татарских походов. В результате этого нападения крымцев становились все реже. Литовское правительство одобрительно относилось к деятельности казачества, видя в казаках ту силу, которая способна стать преградой на пути татарской агрессии. Однако разобщенность и неуправляемость казацких ватаг не позволяла использовать их эффективно и реализовать весь военный потенциал казачества.
Первые попытки польско-литовских властей придать
казачеству официальный статус.
К 20-м годам 16 века казаки уже стали представлять собой серьезную проблему, назревала необходимость выработки каких-то решительных мер, способных поставить неуправляемые казачьи общины хотя бы под относительный контроль государственной власти. С этой целью в 1524 году Великий князь Литовский и король польский Сигизмунд I дал указание двум пограничным чиновникам С.Полозовичу и К.Кмитицу, хорошо знакомым с казацкими обычаями, организовать в Киеве набор большого казацкого отряда. Предполагалось, что члены отряда будут получать жалованье деньгами и сукном. Однако деньги так и не поступили и собравшиеся казаки разошлись.
Решению той же проблемы много сил и энергии отдал позднее Евстафий Дашкович, которого некоторые дореволюционные историки Малороссии даже считали первым казацким гетманом или первым запорожским атаманом. О Дашковиче известно не много, но даже те скупые сведения, которыми располагают историки, позволяют судить о нем, как о выдающейся для своего времени личности. По некоторым известиям, выходец из небогатой семьи, родился он в гор. Овруче, но довольно скоро сделал успешную карьеру на службе Великого князя Литовского. Благодаря своим военным талантам, он в начале 1500-х годов стал воеводой и наместником кричевским, что выдвинуло его в ряды знатнейших сановников Литовского государства. Известно, что в 1501 году он вместе с князем Михаилом Ижеславским возглавлял литовскую армию, посланную на выручку осажденному русскими войсками Мстиславлю в Белоруссии. Однако, по какой-то причине он вскоре вынужден был в числе многих литовских дворян бежать в Москву и поступить там на службу к Великому князю Василию Ивановичу. Известно, что король Сигизмунд 1 требовал выдачи Дашковича, на что получил отказ. Во время восстания в Литве Михаила Глинского ему на помощь были отправлены московские войска под командованием Дашковича, который после поражения восстания, передался польскому королю. Видимо, в награду за измену он назначается старостой (наместником короля) каневским и черкасским, то есть, по сути, правителем всей правобережной украйны, отвечающим за безопасность южных границ государства. Дашкович один из первых понял неоценимую роль казачества в этом вопросе и, вступив в контакты с запорожцами ( то есть, низовиками), сумел сосредоточить в своих руках значительную военную силу, которой успешно пользовался в борьбе с крымцами. Он также впервые стал привлекать казаков для несения городовой службы, что позднее во времена Стефана Батория послужило основой для формирования реестрового казачества.
На Городенском сейме в 1522 году ( а потом и в 1533 г. ) Дашкович выступал с предложением выстроить на островах в низовьях Днепра укрепленный замок, содержать там постоянную стражу примерно из 2000 тысяч казаков для охраны на лодках днепровских переправ, но предложение его не было осуществлено. Тем не менее, до самой своей смерти (1536 год) он с присущей ему энергией трудился над укреплением южных границ государства, укрепил гор. Чигирин, ставший важным форпостом для борьбы с набегами крымских татар, и прилагал все усилия для превращения казачества из разрозненных воровских шаек в организованное военное сословие.
Современник Дашковича князь Предислав (Пржеслав) Лянцкоронский также опирался в своих походах на Очаков и Белгород (1516 и 1528 годы) на казачество в борьбе с татарами турками, и некоторые историки даже считали его первым казацким гетманом.
В 1541 году литовское правительство вновь приняло план, согласно которому, всех, кто ходит в степь (то есть казаков) необходимо было переписать в специальный реестр, но опять дальше намерений дело не пошло. Все понимали, что казачеству следует придать стройную военную организацию, но не хватало энергии, чтобы претворить эти планы в жизнь.
Предложение Дашковича о создании укрепленного рубежа в низовьях Днепра, хотя при его жизни и не было реализовано, но исходило из реальной оценки сложившегося к тому времени положения дел на юге страны. Степь между Днепром и Днестром (Дикое поле), как уже отмечалось, являлась колыбелью казачества, здесь казаки устраивали свои временные жилища, охотились, выпасали коней. Казаки постоянно перемещались вверх и вниз по Днепру, уходили за пороги, где по обоим берегам Днепра были великолепные пастбища и огромное количество дичи. Реки и речушки в бассейне Днепра от Посулья до самих порогов и за ними изобиловали рыбой. Степь привлекала и просто свободных людей, которые в теплое время года селились по днепровским берегам, занимаясь рыбной ловлей, бортничеством, добычей дегтя и т.п. промыслом. Конечно, ближе к Черному морю степь была совсем другой, абсолютно не похожей на ту, которую живописал Н.В. Гоголь в повести "Тарас Бульба". Здесь на территории современных Херсонской, Николаевской и Одесской областей, степь только с начала весны и до конца июня могла порадовать глаз буйством красок, а к началу лета под палящими лучами солнца зеленая трава выгорала практически до корней. Одни лишь ковыль, полынь, перекати - поле (курай), горький молочай и редкие кустики бессмертника занимали все 300- километровое пространство между Днепром и Днестром. Отсутствие не только крупных рек ( за исключением Южного Буга), но даже мелких речушек делали эти места абсолютно непригодными для жизни. Местность хотя и пересекали крупные балки- высохшие русла некогда полноводных рек, однако на их склонах не росло ни кустика и балки зачастую персекались на всем протяжении Северного Причерноморья огромными извилистыми оврагами, которых с каждым годом становилось все больше.. Даже привычные ко всему татары не селились в этих местах, а турки основали свои крепости Очаков, Хаджибей, Аккерман только по самому побережью Черного моря.Поэтому и казаки придерживались берегов Днепра в области порогов, не углубляясь далеко в эти безводные и безжизненные места. К середине 16 века Низ Днепра, как уже выше отмечалось, был достаточно обжит казаками и требовался лишь человек, который смог бы объединить всю эту разобщенную, разрозненную и неуправляемую массу вооруженных и отважных людей в единое целое, превратив ее в грозный инструмент для борьбы с усиливающейся турецко-татарской агрессии.
Байда Вишневецкий.
Вскоре такой человек нашелся. Им стал один из князей старинного русско-литовского рода Вишневецких - Дмитрий Иванович, знаменитый воин, любимый вождь казаков, воспетый в южнорусских думах под именем казака Байды. Родоначальником князей Вишневецких был сын Великого князя Литовского Ольгерда Гедиминовича Корибут-Дмитрий. Родовой вотчиной Корибутов- Вишневецких являлся замок Вишневец (Волынская область), основанный по преданиям, Солтаном, правнуком Корибута - Дмитрия, но, помимо него, они владели обширными территориями на Волыни, в Литве, под Киевом и на левой стороне Днепра. Известны две ветви этого славного в истории Польши рода. Одна из них, к которой принадлежал знаменитый полководец Иеремия Вишневецкий, оборвалась в 1673 года со смертью его сына Михаила, польского короля, а вторая - в 1744 года со смертью гетмана литовского Михаила Сервация. Вот к этой второй родословной ветви и относился князь Дмитрий Вишневецкий, который, являясь по существу, начальником всей литовской украйны, лучше многих в правительстве Литвы и Польши понимал значение казачества, как могучего средства защиты от татарской агрессии. Развивая нереализованные планы Е.Дашковича, князь Дмитрий не только принимал казаков к себе на службу, но и частично сумел превратить эту неуправляемую и разрозненную вооруженную толпу в могучую военную силу, которая позволила ему не только успешно оборонять территорию от Канева до Черкасс от татарских набегов, но даже самому наносить им упреждающие удары и вмешиваться, подобно суверенному владыке, в дела сопредельной Молдавии.
Подобное самовольство не могло понравиться королю Сигизмунду -Августу, который запретил князю впредь своевольничать и не беспокоить татар, у которых в то время с польским государством был формальный мир. Вишневецкий вынужден был подчиниться приказу, однако не скрывал своего несогласия с такой политикой польско-литовского правительства. Недовольство высказывали и вставшие под его руку казаки, которые в татарах видели своих врагов, и борьба с ними для многих являлась смыслом существования, а война - образом жизни.Случилось так, что именно в это время, весной 1556 года, Иван Грозный, готовясь к походу на Крым, отправил в низовья Днепра экспедицию из Путивля под руководством дьяка Матвея Ржевского, задачей которой являлась разведка сил крымских татар и их готовности к военным действиям. С ним был сильный отряд путивльских казаков. В цели экспедиции, видимо, входило также отвлечение сил Крымского ханства от оказания помощи Астрахани, куда в это время стягивались царские войска. Ржевский по Пселу спустился к Днепру, где построил суда и в начале мая двинулся исполнять царский наказ. Когда Ржевский дошел до низовьев Днепра, к нему примкнуло "литовские люди": около 300 "казаков черкасов конных" во главе с атаманами Млынским и Михаилом Есковичем. Усиленный таким образом отряд Ржевского совершил нападение на днепровскую крепость Ислам- Кермень, затем на Очаков, произвел там некоторые разрушения и повернул обратно, отразив турок, которые попытались его преследовать. У Ислам - Керменя отряд был перехвачен татарами под командованием старшего сына крымского хана Девлет- Гирея, однако в течение шести суток Ржевский не только отразил все атаки противника, но даже захватил и табуны крымцев. С большой добычей московиты возвратились в русские пределы, а Девлет - Гирей вынужден был отказаться от наступательных планов и повернуть свои войска на защиту Крыма. На помощь же астраханскому хану Дервиш- Али, который к тому времени уже оставил Астрахань, он смог послать лишь 700 человек.
Слух об этом отважном и успешном предприятии Ржевского распространился по "низу" Днепра, знал о походе Ржевского и князь Дмитрия, под влиянием чего он, непримиримый враг татар, и решил перейти на службу к Ивану Грозному, тем более, что сам состоял с русским царем в дальнем родстве, являясь его троюродным братом ( Скрынников Р.Г. Россия в начале ХУ11 в: "Смута" М."Мысль",1988 стр.92-102 по-видимому, через Елену Глинскую- примечание автора)
Через упоминавшегося выше казачьего атамана Михаила Есковича, князь подал царю челобитную с просьбой перейти под его руку и получил на это согласие. Но прежде князь решил осуществить свою давнюю мечту и в 1556 году основал на острове Хортице против Конских Вод за днепровскими порогами укрепленное поселение, иначе говоря засеку, сечь, откуда впоследствии и получила свое название Запорожская Сечь. Крымский хан по достоинству оценил стратегическое значение нового казачьего форпоста, поэтому уже на следующий год попытался его уничтожить, но князь Дмитрий с казаками в течение 24 дней оборонял Хортицу и отразил нападение крымцев. Правда, к началу 1558 года он вынужден был этот форпост оставить, так как понимал, что с теми малыми силами, которыми он располагал и без достаточного снабжения, удержаться на острове будет тяжело. Вишневецкий предлагал царю взять под свою руку Канев, но Иван Грозный, не желавший конфронтации с Польшей, отказал ему в этом. На службе у московского государя Дмитрий Вишневецкий получил в поместье город Белев и командование отрядом. В 1559 году он по приказу Ивана Грозного совершил вместе с окольничим Даниилом Адашевым поход против крымских татар. При этом Вишневецкий с 5000-м войском, в которое входили и южнорусские казаки, разгромил близ Азова крымскую конную группировку, готовившуюся к походу на Казань. Адашев со своим отрядом ( 8000 человек) спустился на ладьях по Днепру, захватил два турецких корабля, охранявших побережье и высадился в Крыму. Население Крыма, полагая, что на них напал сам русский царь, в панике бежало в горы. В течение двух недель Адашев беспрепятственно передвигался по западной части полуострова, освободил много пленников, а затем невредимым вернулся домой. Успехи Адашева и Вишневецкого создавали реальную возможность для продолжения военных действий против Крымского ханства, однако в это время Иван Грозный втянулся в Ливонскую войну, и воевать на два фронта у русского государства не хватало сил.
Возможно поэтому, уже в 1563 году Вишневецкий бежал из Москвы и с немногочисленной казацкой дружиной двинулся на помощь молдавским боярам в их борьбе с господарем Стефаном 1Х. По пути он был перехвачен турками и предан мучительной казни в Константинополе. По преданиям, его подвесили за ребро на якоре в бухте Золотой Рог.
Первые попытки создания казацкого реестра.
Как отмечалось выше, казаки своими набегами на турок и татар создавали проблемы польско-литовскому правительству, поэтому в 1568 году Великий князь Литовский и король польский Сигизмунд Август предпринял очередную попытку поставить их под контроль государства. С этой целью он издал универсал с обращением ко всем казакам, которые "... из замков и городов украинных съехавши, на Низу проживают..." возвратиться обратно и поступить на военную службу за денежное жалованье. Организация этого воинства поручалась коронному гетману Юрию Язловецкому, под рукой которого был сформирован "почот" из 300 казаков. Их стали называть правительственными низовыми казаками. Их жалованье составляло 10 злотых в год и, кроме того, они получали сукно. В 1572 году они были изъяты из юрисдикции обычных судов, и Язловецкий назначил над ними " старшого и судью" шляхтича Ивана Бадовского. Это казацкое формирование просуществовало до 1576 года.
Хотя князю Дмитрию Вишневецкому и не удалось в полной мере реализовать свой замысел по созданию мощной цитадели за днепровскими порогами , однако деятельность его показала, что такие планы вполне реальны и осуществимы. Уже в 60-х годах все чаще казаки стали вторгаться в турецкие и татарские владения то сухим путем, то по Днепру на лодках (чайках), используя в качестве отправной базы для своих походов запорожские острова. По мере роста казачества, на островах в 70-х годах 16 века стала функционировать постоянная стража, хотя основная масса казаков появлялась в низовьях Днепра только летом, а на зиму расходилась по украинным городам и паланкам. Запорожская сечь, как социально-политическая общность казачьего воинства, в то время еще, по-видимому, не существовала, хотя какие-то казачьи укрепления на островах уже были. Само слово сечь обозначает лесную вырубку и свидетельствует о том, что первые поселения казаков появились на островах покрытых лесом и фортификационные сооружения там создавались из дерева.
На арену социально-политической жизни страны Запорожская Сечь вышла несколько позже - в 90-х годах 16 века, во многом благодаря негативным последствиям двух уний- Люблинской 1569 года, соединившей Великое княжество Литовское и Польшу в единое государство, и Брест-Литовской унии 1596 года, которая ввела на территории всей вновь образованной Речи Посполитой ( Республики) единую католическую религию. Те, кто продолжал исповедовать греческую веру, признавались схизматами, то есть раскольниками, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Люблинская уния явилась следствием многолетней политики сближения двух формально независимых государств - Польского королевства и Великого княжества Литовского, которое особенно усилилось после восхождения на польский трон князя Ягайло, положившего начало династии польских королей Ягеллонов. Фактически с этого времени Литва и Польша становятся единой конфедерацией.
Вопрос об унии впервые обсуждался еще на варшавском сейме 1563-64 гг, на котором король Сигизмунд -Август отрекся от своих наследственных прав на Литовское государство в пользу польской короны. Однако большинство литовских магнатов к идее полного объединения относились довольно прохладно, так как с одной стороны не желали утратить своих наследственных прав на заседание в королевском совете, а с другой - допустить распространения на подвластных им бояр и землевладельцев из числа русин, прав польской шляхты. Кроме того, литовские аристократы обоснованно опасались наплыва поляков на свои исконные земли в Полесье и на Волыни. Непримиримым противником унии являлся князь Николай Черный Радзивилл, однако в 1565 году он умер, и литовская оппозиция ослабела. Между тем, польско- католическая партия, опасаясь, что с прекращением в лице Сигизмунда-Августа литовско-польской династии Ягеллонов, Литва вовсе может отделиться от Польши ( как это на короткое время произошло при короле Яне Альбрехте и брате его Великом князе Литовском Александре), активизировала свою деятельность по провозглашению унии. С этой целью после проведения ряда разных мелких сеймов по польским поветам в 1568 году был созван большой ( "вальный") сейм в Люблине. Литвины съезжались на него неохотно и медленно, поэтому состоялся он лишь 10 января 1569 года. Ни одно из предложений представителей Литвы: общий сейм для выбора короля на границе Литвы и Польши, коронование короля в Вильне литовской короной, созыв сеймов попеременно в Варшаве и Вильне, назначение на должности в Литве исключительно ее уроженцев, принято не было. Поляки предложили свой проект унии: избрание и коронование короля только в Польше, один вальный сейм, один сенат, единая монета. Считая эти условия неприемлемыми, литвины в феврале 1569 года покинули сейм, однако это не отразилось на его работе, а наоборот, развязало руки польским депутатам. Они тут же провели решение об отделении от Литвы Волыни и Полесья и "воссоединении" их с Польшей. Литвины в спешном порядке возвратились на сейм, но теперь уже послы вновь созданного Полесского воеводства явились самыми активными сторонниками унии. В мае присягнули королю представители Волыни. Литовская оппозиция потерпела сокрушительное поражение и, в конце концов, 27 июня ее представители согласились со всеми пунктами польских предложений. 12 августа 1569 года сейм закончил свою работу официальным созданием нового европейского государства Речи Посполитой , что в переводе означает Республика. С этого же времени сейм распался на две палаты - сенаторскую и посольскую или депутатскую; посольская изба ( шляхетская демократия) с этого времени выступает с явными претензиями на преобладающее значение в государстве. Важным признаком шляхетской демократии являлось право вето, согласно которому любой депутат сейма мог заблокировать принятие решения в случае несогласия с ним, что неминуемо приводило к анархии в государстве и ослаблению королевской власти, если тому или иному королю не доставало силы воли укротить своеволие сейма.
Люблинская уния открыла выходцам из центральной Польши широкую дорогу на украинные земли, где многие польские паны стали получать в управление территории, которые до этого заселялись лично свободными крестьянами из южнорусского населения.. Главы крупных территорий ( старосты), назначавшиеся королем и утверждавшиеся сеймом, для управления староством привлекали помощников- подстарост, которые в свою очередь, подвластные им земли сдавали в аренду мелким землепользователям. Собственно, такой порядок существовал и ранее, однако в середине второй половины 16 века правом истребования аренды с арендодателей стали наделяться евреи, которые все чаще стали селиться на украинных территориях. Такая практика с течением времени приобрела фактически всеобщий характер и немало способствовала обнищанию широких слоев народных масс, так как арендная плата бесконтрольно увеличивалась не на проценты, а в разы. Вот поэтому крестьяне, чувствовавшие себя до этого в целом свободными, не желая терпеть усиливающийся гнет, все чаще стали уходить в степь, к Днепру, становились вольными казаками. Сложилась ли уже к этому времени, то есть к 70-м годам ХУ1 века на Низу та общность казаков, которая позднее стала известной как Запорожская Сечь, или только шел процесс ее формирования, сказать трудно, но центром притяжения всех вольных людей Низ Днепра являлся издавна и тех, кого называли запорожцами насчитывалось уже не одно поколение. К этому времени, по всей вероятности, у скопившихся за порогами казаков существовала уже и какая-то единая организация.
Как и предполагалось, после смерти короля Сигизмунда-Августа, литовская королевская ветвь на польском престоле прервалась. С окончанием династии Ягеллонов встал вопрос о новом правителе Речи Посполитой, которым стал брат французского короля Карла 1Х, Генрих Анжуйский (Валуа). Однако престол он занимал недолго и, получив известие о смерти брата, умчался в Париж, где взошел на французский престол под именем короля Генриха 111. Перед польским же государством встал вопрос о новом короле. После долгих переговоров, в том числе какое-то время и с московским государем Иваном Грозным, окончательный выбор пал на Стефана Батория, бывшего в период 1571-1576 годах семиградским (трансильванским) князем .
Выходец из рода Баториев Шомлио, он был сыном трансильванского воеводы и Екатерины Телегди. В очень раннем возрасте на 16 году жизни в 1548 году он вступил на службу к королю чешскому и венгерскому Фердинанду и вместе с ним отправился в Италию, где посещал Падуанский университет.Позднее Баторий перешел на службу к князю трансильванскому Иоанну Сигизмунду Запольскому и вскоре попал в плен к немцам, у которых находился в течение трех лет. Здесь он посвятил себя наукам, особенно интересовался римской историей. После смерти князя Иоанна он, как уже отмечалось, был избран князем трансильванским, но после бегства из Варшавы Генриха Валуа в 1974 году, включился в борьбу за польскую корону.
Вступив в сношения с влиятельным и могущественным в то время родом магнатов Зборовских, Баторий выдвинул свою кандидатуру и на элекционном сейме 12 января 1575 года был избран польским королем с условием, что он женится на 50 - летней Анне Ягеллонке, сестре умершего Сигизмунда Августа. В апреле того же года в Кракове, он короновался на польский престол.Обладая решительным и целеустремленным характером, вновь избранный король не склонен был становиться послушным орудием в руках польских магнатов, особенно усилившихся при Сигизмунде Старом и Сигизмунде Августе, но стал проводить свою собственную политику, опираясь на среднее дворянство. Несмотря на услуги Зборовских, он, по восшествии на престол, оставил их в стороне, а приблизил к себе талантливого и образованного Яна Замойского, назначив его в скором времени канцлером и коронным гетманом. Столкнувшись с попыткой города Гданська отдать предпочтение другому претенденту на престол- австрийцу Максимилиану, он в 1576 году занял его своими войсками и усмирил непокорных. В борьбе с польской высшей аристократией он не остановился перед казнью Самуила Зборовского и обвинением Христофора Зборовского в государственной измене, что вынужден был признать сейм, то есть сами же магнаты. Такими жесткими и решительными мерами Баторию удалось на время заставить их забыть о Генрицианских артикулах, навязанных в 1572 году Генриху Валуа, которые значительно ограничивали королевскую власть. По закону и обычаю подобные договора подписывались и его предшественниками, но по своему содержанию эти артикулы от них значительно отличались. Прежде всего, они предусматривали отказ от принципа наследственности королевской власти, которая к тому же ограничивается рядом условий. В частности, король обязан был всегда иметь при себе 16 сенаторов в качестве постоянных советников, отдавать четвертую часть своих доходов ( "кварту") на содержание кварцяного войска и т.д.
Опираясь на выходцев из средней шляхты, Стефану Баторию удалось в значительной мере развязать себе руки, чему способствовали и его успехи в войне с Иваном Грозным, захватившим Лифляндию.Обладая хорошим полководческим талантом, Баторий в 1577 году отвоевал у русских Динабург и Венден, затем взял Полоцк и Великие Луки, а также осадил Псков. Военные действия, в конечном итоге, закончились в 1572 г Запольским миром, по которому за Польшей осталась и Лифляндия и Полоцк.
В 1578 году Баторий принял вновь на службу отряд казаков численностью 530 человек. Начальником над ними был назначен черкасский и каневский староста ротмистр Михаил Вишневецкий, а его заместителем - шляхтич Иван Оришевский, который иногда называл себя гетманом. Еще в состав руководства входил писарь, который вел реестр казаков и кассу, а также выполнял обязанности интенданта. Этот отряд или полк делился на десятки во главе которых стояли атаманы. У полка было большое шелковое знамя с польским орлом. Скорее всего, полк был создан по типу венгерского пехотного полка и даже писарем в нем был мадьяр Янча Бергер. У казаков, входивших в состав полка, были свои определенные "вольности": неподсудность обычным судам, освобождение от всех налогов и сборов, а также наследование имущества умершего тому, кому он его подарит (завещает). Полк был расквартирован в городе Терехтемирове, где были госпиталь и арсенал, а также ставка казацкого старшого.
Существовавшее позднее мнение в исторической литературе, что Стефан Баторий являлся первым организатором реестрового казачьего войска, не вполне соответствует действительности. Начинания короля имели не больший успех, чем и у его предшественников. Полк Оришевского действительно участвовал с Баторием в московском походе (то есть с момента их организации в войсковое формирование реестровые казаки являлись естественными врагами Москвы), потом перекочевал на Низ и устраивал нападения на татар. Однако, в скором времени из-за финансовых трудностей с оплатой их службы казаки полка разбрелись кто куда и сам полк прекратил существование. В 1583 году на королевскую службу вновь было принято 600 казаков, а после смерти Батория (1586 г) к 1588 году их насчитывалось уже 988 человек. Однако 6000 казаков в реестре при Батории, как это иногда утверждается, никогда не было и такого их количества ( даже с учетом запорожцев, не вписанных в реестр), по-видимому, в то время вообще не имелось в Южной Руси,тем более, что у польского правительства вечно не хватало денег для выплаты жалованья в полной мере не только казакам, но и солдатам коронных войск..
Тем не менее, все же часть казаков (пусть и не очень большая) была вписана в реестр и стала составлять реестровое, то есть регулярное войско со своими подразделениями, что отличало его от остальных казацких ватаг. Входившие в реестр казаки обладали значительной социальной защищенностью, получали жалованье, могли не беспокоиться о жилье и пропитании, а полностью отдавать себя службе. Во главе реестровых казаков стояли выдающиеся полководцы, казаки имели одинаковую форму, однотипное оружие. Королевская служба формировала в них чувство солидарности и общности интересов, войскового братства. Со временем все большая часть других казаков стремилась быть записанной в реестр и приобрести тем самым социальный статус и устойчивый заработок..
Усиление роли Запорожской Сечи.
Стремление польского правительства придать казакам официальный статус в значительной мере объясняется и тем, что роль казачества в борьбе с татарами и турками перестала заключаться в одном лишь отражении их набегов на пограничные польские земли. С укреплением позиций Запорожской Сечи казаки все чаще сами стали тревожить владения крымского хана и турецкого султана, вызывая тем самым дипломатические трения в их отношениях с Польшей. С другой стороны, казаки стали вмешиваться в дела сопредельных государств, достаточно вспомнить хотя бы поход Дмитрия Вишневецкого в Молдавию. В 1577 году подобный же случай вновь имел место в той же Молдавии и связан он с именем Ивана Подковы, которого некоторые историки считают одним из первых запорожских гетманов, хотя в действительности он даже не был и казаком. Известно, что, проживая среди казаков, Иван Подкова выдавал себя за брата молдавского господаря Ивони, убитого турками. Когда слухи об этом дошли до молдаван, недовольных своим воеводою, ставленником турков, Петром Хромым, к Подкове было снаряжено посольство с просьбой занять трон его убитого "брата". Казаки под предводительством какого-то атамана Шаха последовали за Подковой и, без согласия польского правительства, вторглись в Молдавию. Подкова в двух сражениях нанес поражение Петру Хромому и стал правителем Молдавии. Тогда Стефан Баторий написал своему брату трансильванскому воеводе Христофору, чтобы тот оказал помощь Петру Хромому, что и было сделано. Подкова первоначально хотел было бежать на Сечь, но брацлавский воевода уговорил его отправиться в Варшаву, чтобы получить прощения у короля. Подкова так и сделал, однако Баторий в угоду турецкому султану заключил его под стражу и приказал казнить во Львове в июне 1576 года.
Незадолго до этого в 1574 году в поход на Молдавию ходил Иван Сверчовский ( или Свирговский), которого также некоторые историки причислили к казацким гетманам. Другие же исследователи полагают, что он вообще никакого отношения к казакам не имел, а был обыкновенным авантюристом подобно И.Подкове. О нем известно, что вопреки воле короля Генриха и польского правительства, он с отрядом в 1300-1400 казаков явился на помощь упоминавшемуся выше молдавскому господарю Ивону, храбро сражался вместе с ним, они в нескольких сражениях разгромили турков и союзных им валахов. Вступив в Валахию, они взяли приступом Браилов, жестоко расправляясь с неприятелями. Затем в результате предательства казаки и молдаване были разбиты. 9 июня 1574 года Ивону пришлось под честное слово турецкого паши добровольно явиться к нему в лагерь, где он был обезглавлен. После этого, несмотря на данное слово, турки бросились на лагерь молдаван и казаков, которые в течение 4-х суток стойко оборонялись. Большая часть их погибла, остальные попали в плен. О дальнейшей судьбе Сверчовского достоверно не известно. Южнорусские летописи утверждают, что на родину он не возвращался, хотя есть мнение, что за большую сумму денег он был выкуплен из плена.
В 1575-1576 князь Богдан Ружинский, собрав около 3000 казаков, пошел в поход на татарский замок Аслан-городок в низовьях Днепра, взял его, но погиб при взрыве мины.
В 1581 году гетманом запорожским провозгласил себя упоминавшийся уже князь Самуил Зборовский, обвиненный Баторием в измене. В 1585 году князь Михаил Евстафьевич Ружинский также именовал себя гетманом запорожских казаков, хотя в письме царя Федора Иоанновича к крымскому хану он и его брат Кирик названы только запорожскими атаманами. В 1586 году гетманом запорожским именовал себя Богдан Микошинский, который позднее в 1594 году на 60 чайках с 1300 запорожцев совершил набег на турецкие владения. Незадолго до этого в 1587 году запорожских казаков водил в морской поход на Крым Кулага.
Подобная активность вольных казаков на политической сцене того времени и вмешательство их в дела иностранных государств, естественно, не могла не вызывать озабоченность польского правительства. Казаки стали представлять собой реальную военно-политическую силу, которая лишь формально сохраняла нейтралитет по отношению к коронным властям, а фактически создавала все больше проблем на границах государства. Среди запорожских казаков было много хороших воинов, которые не могли найти себе место в королевских войсках, были и просто авантюристы, жаждавшие славы и добычи. После введения реестра многие из них хотели и для себя тех же вольностей, что имели реестровые казаки, но в реестр записывали далеко не всех, и это стало вызывать недовольство тех, кто в реестр не попал.
Какова была в то время общая численность не вошедших в реестр казаков не известно, так как официальная польская статистика данных об этом не содержит. Однако, исходя из того, что у Ивана Подковы было до 600 казаков, у Самуила Зборовского примерно 2500, а у Богдана Ружинского 3000 человек (что подтверждает и Эрих Ляссота, побывавший в то время на Сечи), общая их численность на Украйне в 70-90-х годах ХУ1 века, видимо, составляла не менее 3-4 тысяч человек, но и вряд ли могла превышать 5000.Ляссота, правда, сообщает, что по мнению некоторых польских должностных лиц численность казаков доходит до 20 тысяч,но сам гетман говорил, что их не более десяти тысяч.Вероятно эта цифра наиболее реальна, так как даже в походе на Москву со Лжедмитрием запорожцев было не более 8000 человек. Наличие столь большой (и фактически не управляемой) массы вооруженных людей на южных границах Речи Посполитой становилось опасным и для самого государства.
Видимо, к этому же времени оформилась и Запорожская Сечь, как казачье сообщество, со своими органами управления и правилами поведения. По мнению К.Маркса, она обладала всеми признаками государства "военной демократии", руководящие органы которого избирались прямым открытым голосованием.
Первые казацкие восстания и их последствия.
Усиление польского гнета и своеволия панов на Украине, начавшихся после Люблинской унии, к началу 90-х годов ХУ1 века стало вызывать недовольство широких слоев населения, как крестьян, так и мещан, с правами которых стали считаться все меньше и меньше, но зато облагали все новыми и новыми налогами. Недовольство было всеобщим. Недовольны были и запорожские казаки, стремившиеся попасть в реестр и получить "вольности" и " привилегии", в которых им отказывали, недовольны были и реестровые казаки, которым правительство постоянно задерживало выплату жалованья. Кроме того, решением сейма 1590 года казаки, входившие в состав реестра, были поставлены под власть коронного гетмана, который должен был назначать им сотников и другую старшину из шляхты. Всеобщее недовольство разрасталось и ширилось, достаточно было лишь искры, чтобы вспыхнуло пламя народной войны. Собственно, нужен был вождь, способный объединить и увлечь за собой недовольных, которые бы ему доверяли и шли за ним. Таким предводителем и суждено было стать гетману ( или старшему) низового запорожского войска Яну (Криштофу) Косинскому. Выходец из мелкопоместной шляхты, поляк по происхождению, он служил на Запорожье и в награду за лояльность к Короне был пожалован королем Сигизмундом 111 поместьем. Однако белоцерковский староста Василий Острожский не допустил его к управлению пожалованными землями. В ответ на это Косинский в конце 1992 года собрал войско примерно из 5000 человек, большую часть которого составляли запорожцы, сжег имения В.Острожского, захватил несколько замков и местечек, в том числе и город Острополь (Триполье) над Днепром. Хотя ядром войска Косинского являлись запорожские и реестровые казаки, к нему со всех сторон стекалась панская челядь и другой люд. Не испытывая недостатка в вооружении и амуниции, Косинский двинулся на Волынь, но в сражении против регулярных польских войск под Пяткою в феврале 1593 года был разбит. Видимо, с учетом причин побудивших Косинского к бунту, поступили с ним довольно мягко. Его обязали распустить своих людей, отдать пушки и огнестрельное оружие, а также отречься от гетманства. С этими условиями Косинский согласился, однако вскоре их нарушил, собрал новое войско и попытался взять Черкассы, но в сражении с князем Александром Вишневецким погиб.
Пример Косинского оказался заразительным и повлек за собой новое казацкое восстание, также явившееся ответом на усиление панского произвола.
Северин (Семерий) Наливайко родился в городе Остроге, где проживала его семья и, где старший брат его, Дамиан, был придворным священником у известного в то время просветителя и активного поборника православия князя Константина Острожского. Возмужав, Наливайко поступил к князю на военную службу и даже принимал участие на стороне польских войск в сражении под Пяткой, где был разбит Косинский. Однако, в это время пан Калиновский отнял у его отца хутор вблизи местечка Гусятин, а самого так избил, что тот вскоре умер. Это злодеяние оттолкнуло Наливайко от шляхты. Собрав отряд охотников, он стал называть себя казаком и в 1594 году подался на Запорожье, где в то время был гетманом Григорий Лобода. Оба эти предводителя разительно отличались друг от друга и, казалось, между ними не могло быть ничего общего. Лобода был "истинным" запорожцем в нескольких поколениях. Он не склонен был к авантюрам, неохотно допускал на Сечь беглых холопов, стремился к тому, чтобы вся казацкая старшина состояла из рассудительных и уважаемых людей. В отряде же Наливайко было полно всякого сброда, в том числе и уголовных преступников, однако все его люди отличались отвагой и мужеством, бесстрашием и презрением к смерти. Имея определенный военный опыт, Наливайко ценил артиллерию и сам был превосходным канониром, поэтому всегда имел достаточное количество орудий. Кроме того, все его войско состояло из конных частей, что позволяло быстро передвигаться и наносить врагу внезапные удары. Хотя большая часть запорожцев к Наливайко относилась свысока, Лобода сумел оценить его воинскую доблесть и в том же году по приглашению Австрии они совершили совместный поход в придунайские земли на Тягинь (Бендеры) и Килию. В следующем году Наливайко совершил удачный набег на Венгрию.
Возвратясь на Украину, Наливайко поселился в Остроге. Пользуясь покровительством князя Острожского, который исповедовал православие, он вначале тайком совершал набеги на имения панов и духовных лиц, враждебных греческой вере, а затем поднял открытое восстание. Довольно быстро к нему присоединилось большое количество русских холопов, бежавших от притеснения панов, и зимой 1596 года Наливайко двинулся на Волынь к городу Луцку, где было особенно много сторонников и слуг епископа Кирилла Терлецкого, наиболее видного деятеля унии. Из Волыни Наливайко повел свои войска в Белоруссию, где напал на Могилев. Наливайковцы отличались особой жестокостью, не давали никакой пощады шляхтичам, ксендзам и отщепенцам от православия. Восстание стало принимать опасный для Польши характер, в связи с чем Сигизмунд III вынужден был отозвать войска из Молдавии для его подавления. Наливайко тем временем ушел на Киевщину, где также поднялось восстание запорожцев во главе с гетманом Лободою. В мае 1596 года они под Белой Церковью соединились и общее командование перешло к Лободе. Хотя численность объединенного войска теперь возросла до 7 тысяч человек, но отборного запорожского войска было не более 3000 при 20-30 пушках. Кроме того, казакам очень сильно мешал обоз, в котором находилось большое количество женщин и детей. Понимая, что выстоять против регулярных польских частей они вряд ли смогут, казаки решили перейти на левый берег Днепра, однако недалеко от Триполья коронный гетман Жолкевский преградил им путь. Несмотря на то, что в кровопролитном бою они потерпели поражение, восставшие все же переправились на Левобережье и попытались укрепиться вначале в Переяславле, а затем в урочище Солоница возле Лубен. В ходе начавшейся осады Лобода вступил в переговоры с Жолкевским, однако тот лишь затягивал их. Наливайковцы заподозрили Лободу в измене и убили его. Новым гетманом был выбран Кремпский. В конце - концов, в июне 1596 года казаки вынуждены были сдаться. По условиям договора они выдали Наливайко и всю старшину, пушки, огнестрельное оружие и амуницию, хоругви и серебряные трубы. Несмотря на выполнение казаками всех условий договора, поляки напали на безоружных и началась резня. Из 10 000 человек ( включая женщин и детей) удалось убежать не более чем 1500. Наливайко был приговорен к смерти и казнен, а решением сейма казаки были провозглашены банитами, то есть изгоями и лишены всех казачьих поместий, в том числе Терехтемирова. Был ликвидирован также и сам казацкий реестр, а казаки потеряли свой социальный статус и были низведены до положения холопов. По существу весь народ Украйны был объявлен бунтовщиком. В украинные города были направлены польские гарнизоны, а во все правительственные учреждения стали назначаться исключительно поляки. Брестская уния 1596 года еще более усугубила положение дел, так как кое где православные церкви стали силой отниматься у духовенства и передаваться в аренду евреям, которым приходилось платить за разрешение покрестить ребенка, венчание и отправление других религиозных обрядов.
Часть русской шляхты перешла в католическую веру и стала менять свои фамилии на польский манер, пытаясь доказать, что они потомственные поляки. Этих людей польское правительство оставляло в прежних должностях и предоставляло им права польской шляхты, а кто противился нововведениям и исповедовал православную веру, объявлялись схизматами ( раскольниками).
Поражение народных восстаний под руководством Косинского и Наливайко существенно ослабило казачество и в какой-то мере запугало остальное население южнорусских украинных территорий, поэтому в течение нескольких последующих десятилетий народные выступления на них не отмечаются. После поражения восстания под предводительством Наливайко часть казаков сложила оружие и возвратилась по домам, другие ушли на Запорожье, недоступное для коронных войск. Основное внимание запорожцев переключилось на борьбу с татарами и организацию засад на днепровских переправах. Избранные гетманами Гнат Василевич (1596-1597 г) и Тихон Байбуза ( 1598 г) придерживались умеренной политики, стремясь удержать казаков от конфликтов как с Турцией, так и с Польшей. Гетманы уделяли внимание большей частью укреплению запорожского войска и повышению его организации.
Однако такое положение дел продлилось недолго. Мирные для Речи Посполитой дни закончились, с юга ей стали угрожать турки, с севера Ливония. Поляки снова вспомнили о казаках и запорожское войско вновь устремилось в военные походы. В 1600 году 4000 запорожцев во главе с Самойлом Кошкой ходили в поход на Молдавию и под Плоештами нанесли серьезное поражение туркам. В последующие два года Кошка с 2000 казаков в составе польских войск воевал в Ливонии, где в бою под Фелинном в 1602 году принял смерть от вражеской пули. Оставшись без своего вождя, казаки на обратном пути занялись грабежами и насилиями, опустошая территорию, по которой проходили. Об их бесчинствах у населения сохранились самые жуткие воспоминания. В 1604 году 12000 казаков отправились вместе с Лжедмитрием в поход на Москву, что составило более половины его войска, а позднее, при гетмане Олевченко по призыву короля Сигизмунда 111 к полякам присоединилось еще до 40 000 казаков, большая часть которых, однако, состояла из охотников ( охочекомонных). Собственно запорожцы, общая численность которых вряд ли превышала 5000-8000 тысяч, действуя на стороне Лжедмитрия, сыграли решающую роль в сражении у Новгород-Северского, участвовали при взятии Смоленска, в составе войск коронного гетмана Жолкевского осаждали Москву.
В дальнейшем при первом официально признанном Речью Посполитой, запорожском гетмане Петре Конашевиче-Сагайдачном роль казачества поднимается на новый качественный уровень. Казаки стали представлять собой не только военную, но и социально-политическую силу, с которой польское правительство вынуждено было считаться, идя навстречу требованиям казаков.
В связи с эти хочется отметить, что в последнее время среди пишущих на эту тему исследователей, не говоря уже об авторах художественных произведений, стало модным твердить о том, что на протяжении всего ХV1 столетия вся Украйна от Волыни до Запорожья являлась одним казацким краем. Вышеприведенные в настоящем очерке факты убедительно свидетельствуют о том, что подобные рассуждения не имеют под собой почвы. Даже в конце столетия запорожцев не было в общей сложности более пяти тысяч и практически все они сражались в Ливонии. Поэтому нет никаких оснований называть это столетие "казацкой эпохой". Вот для середины следующего ХУ11 века это определение подходит более точно.
Запорожская Сечь, как центр казацкого сообщества.
Усиление роли казачества в военной и общественно-политической жизни Речи Посполитой в начале ХV11 века неразрывно связано с возрастанием значения Запорожской Сечи, как защитницы православия с одной стороны, и прибежища для всех, кто не мог смириться с панским своеволием и чинимым поляками насилием в отношении южнорусского населения, с другой. Кроме того, Запорожская Сечь постепенно стала центром казацкой общины, которая не надеясь на помощь властных структур Речи Посполитой, пытается своими собственными силами, опираясь на свое внутреннее устройство и организацию, вести борьбу с турками и татарами. За время существования Запорожской Сечи ее географический центр неоднократно менялся, хотя всегда располагался на одном из островов в нижнем течении Днепра. В наше время эта река преграждена плотинами Каневской, Кременчугской ГЭС, Днепрогэсом, превратившими ее фактически в сплошную цепь водохранилищ. В описываемые же времена Днепр-Славутич или Дед, как его ласково и уважительно именовали запорожцы, представлял собой широкую и полноводную реку, судоходную на всем ее протяжении. С началом судоходства, вверх и вниз по Днепру плыли сотни судов и суденышек, шли купеческие караваны, передвигались войска. Берега его и притоков этой могучей реки ниже Киева утопали в зелени лесов, целых садов дикорастущих деревьев вишни, сливы, миндаля, яблонь. Мириады пчел собирали свою дань с цветов и откладывали мед свой в дуплах деревьев. Из-за изобилия пчел бортничество было весьма распространенным и прибыльным занятием. Тут и там можно было видеть дымки смолокурен, где варили смолу и добывали деготь. В реках и речушках, впадающих в Днепр от Посулья до Самары, водилось огромное количество рыбы., которую здесь же на месте солили, сушили и коптили, а затем везли в Киев и другие украинные города на продажу. По воспоминаниям одного из поляков, побывавших в 1648 году на Украйне, во время нереста в Припяти было столько лосося, что воткнутое между рыбой копье стояло вертикально. Однако этот цветущий край ниже Чигирина крупных населенных пунктов не имел, хотя берега Днепра вплоть до самых порогов никогда полностью безлюдными не были. Пороги начинались примерно в 400 км от Киева и на протяжении 70 верст в среднем течении Днепр был не судоходен. Всего порогов насчитывалось до тринадцати и самый опасный из них, Ненасытец, считался непроходимым. Остальные пороги можно было обойти справа на суднах с малой осадкой. У Ненасытца же все суда вытаскивались на берег и 600 метров волоклись по земле. За порогами воды Днепра врывались в горное ущелье "Волчье горло" ( Кичкас), а затем он широко разливался и вновь становился судоходен до самого устья. В местах разлива имелось много островов, отмелей, плавней, заливаемых в половодье, но покрытых лесом, кустарниками и камышом. Первый из островов за Кичкасом и был возвышенным и длинным островом Хортица. Неподалеку располагались и другие острова различной высоты и длины. Цепь этих островов являлась приютом и убежищем для всех удальцов, уходивших на Низ и постепенно сделавших центром своего сообщества Запорожскую Сечь.
Первым ее географическим центром, как отмечалось выше, были укрепления, созданные еще князем Вишневецким на острове Малая Хортица. Собственно говоря, современники называли их просто замком. Следы этого замка оставались еще до начала ХХ века. Судя по всему, он имел форму подковы, был опоясан рвами и валами 4-5 метровой высоты с редутами по углам. Некоторые современные историки полагают, что собственно Сечью это фортификационное сооружение считать нет достаточных оснований, с чем, видимо, можно согласиться.
В 1581 году казаки обосновались на острове Томаковка. В отличие от Малой Хортицы это обширный остров, сейчас пустынный, но в то время на нем был большой лес и хорошие луга для выпаса коней. В южной части острова также сохранились следы фортификационных укреплений по периметру более 500 м.
В 1594 году запорожцы основали уже настоящую Сечь на острове Базавлук, посреди Чертомлыка (Чертомлыцкое Днеприще), одного из рукавов Днепра. Сам этот остров не сохранился, поэтому о нем мало, что известно, но напротив него раскинулось урочище Великий Луг, очень удобное место для выпаса коней. О том, что Сечь была здесь и в 1629 году видно из писем запорожского гетмана Левка Ивановича. После этого Сечь располагалась на Микитинском Рогу в районе современного города Никополя, на правом берегу Днепра. Основал ее по некоторым известиям, казак Федор Линчай ( некоторые отождествляют его с Лутаем и относят образование Сечи к 1639 году после Ординации 1638 года). Отсюда в 1637 году своими универсалами призывал к восстанию гетман Павлюк, а позднее, зимой 1647/48 годов отсюда начинал свою деятельность Богдан Хмельницкий. Эта Сечь также не сохранилась, поскольку в 1846 году во время разлива Днепра вся эта местность была затоплена.
В 1652 году кошевой Лутай основал новую Сечь при впадении реки Чертомлык в Днепр. Она получила название Чертомлыцкой или "Старой Сечи". От этой Сечи также ничего не сохранилось, однако есть ее описание, датированное 1672 годом. По словам современника, Сечь одной стороной выходила в степь, а с остальных была окружена реками Чертомлык, Гнилая, Подпильная и их притоками. По периметру (1500 м) она была окружена валом. Со стороны степи на валу стоял частокол с башнями для стрельбы, а впереди него обзорная башня 30 -метровой высоты. К воде в валах имелось 8 узких проходов. В свое время здесь были кошевыми атаманами Брюховецкий, Серко, наконец, Гордиенко. В 1709 году по приказу царя Петра Старая Сечь была разрушена.
Запорожцы, которые не подчинились указу Петра 1 о роспуске Сечи ушли на турецкую территорию, где и основали в 1711 году свои поселения при впадении реки Каменки в Днепр. Эта Сечь получила наименование Каменской и просуществовала до 1734 года.
Затем казаки получили разрешение русского правительства возвратиться на прежние места и основали так называемую Новую Сечь между левым берегом Базавлука и правым берегом реки Подпильной. Эта Сечь, называемая также Подпильненской, уже отвечала в полной мере современным требованиям той эпохи и представляла собой, по сути, настоящий город. Располагаясь в неприступном месте, в лабиринте рек, озер и плавней, этот город делился на три части: внешний кош, внутренний кош и ретраншемент. Внутренний кош представлял собой фактически крепость в виде правильного круга с длиной окружности 360 метров. Вокруг крепости был насыпан вал с каменными башнями. В центре крепости находился плац , на ко тором собиралась казачья рада, в углу площади стояла церковь, рядом с ней колокольня. К плацу примыкали цейхгауз ( артиллерийский арсенал), здание войсковой казны, ставка кошевого атамана. Вокруг площади располагались также 38 куреней для войска и другие строения. Внешний кош или базар, представлял собой прямоугольник длиной 350 и шириной 120 метров, на котором располагалось до 500 казацких домов, преимущественно ремесленников, торговцев и промысловиков. Вокруг внешнего коша шел вал с частоколом и ров. По берегам реки Подпильной имелась пристань для казацкого флота. Эта последняя Сечь была уничтожена в 1775 году царскими войсками по велению Екатерины Великой.
Вся общность казаков, входивших в состав Запорожской Сечи со времени ее образования называлась кошем ( станом), который управлялся выборным кошевым атаманом. Помимо кошевого атамана в состав запорожского правительства входили: генеральный (или войсковой) писарь, выполнявший обязанности, так сказать, кадровика, начальника канцелярии и министра иностранных дел одновременно; генеральный (войсковой) судья; генеральный обозный, он же начальник артиллерии; генеральный есаул, он же заместитель кошевого атамана; генеральный подскарбий, ведавший финансами, генеральный бунчужный, а также и другая старшина. Все запорожское войско делилось на курени, во главе которых стояли выборные куренные атаманы. Первоначально курени, видимо, создавались по принципу землячества и в каждом их них состояли казаки из одной местности ( например Винницы, Нежина и т.п.), по названию которой именовался и курень. Курени разбивались на паланки. О численности запорожского куреня можно судить лишь приблизительно, тем более, что она постоянно менялась. Известно, что в реестровом войске сотня делилась вначале на десятки, а впоследствии на курени, но на самом Запорожье, где не было деления на сотни, курень являлся основной войсковой единицей, как бы современной ротой со своим имуществом и войсковым хозяйством. Сам курень представлял собой просторный, сплетенный из хвороста шалаш, покрытый сверху лошадиными шкурами, в котором и проживали все казаки этого же куреня, как войсковой единицы. Куренной атаман отвечал за ведение всего войскового хозяйства, за организацию военной подготовки, быт казаков, занятие ими промыслом и т.п. Постоянное пребывание запорожцев на Сечи не было обязательным. В мирное время они летом, как правило, расходились по паланкам и могли заниматься чем угодно, то есть ловить и заготавливать рыбу, охотиться, бортничать и т.п. Однако каждый казак был приписан к какому-либо куреню и в случае военной угрозы или готовящегося похода, должен был являться на Сечь. По этой причине курень, который в мирное время насчитывал 50 или 100 человек, при переходе на военное положение мог включать в себя в несколько раз больше казаков.
В каждом курене ( имеется в виду строение) могло поместиться до двухсот человек, велось свое хозяйство и готовилась на общие средства пища для всех членов куреня. Столы в этих помещениях стояли вдоль стен, вокруг них размещались лавки, на которые садились казаки. Место атамана находилось во главе стола под образами. Еда подавалась на столы в больших деревянных мисках, напитки в ведрах, к которым были привешены деревянные же черпаки ( "михайлики"). Обычной едой в то время была соломаха (ржаное квашеное тесто), тетеря ( похлебка из ржаной муки), рубцы, галушки, щерба ( рыбная похлебка), лапша, свиная голова с хреном и т.п. Каш запорожцы не признавали и к тем, кто их употреблял, относились с насмешкой. По окончанию трапезы все кланялись атаману и благодарили повара. Атаман поднимался из-за стола и бросал в специальную шкатулку деньги. В эту же шкатулку бросали деньги и все казаки. Повар извлекал их оттуда и покупал на них продукты на базаре на следующий день. Печей на Запорожье не было, еда готовилась в основном на костре или в сложенной из глины печке без духовки ( "кабыце") в медных или железных казанах.
Все должностные лица коша избирались открытым голосованием на общей раде (совете) с участием всех казаков и из их числа сроком на один год. Однако при неудовлетворительном исполнении своих обязанностей они могли быть смещены и ранее. Кроме того, существовала еще и черная рада, которая собиралась без участия старшины и при необходимости могла выдвинуть обвинение против любого должностного лица. Обычно на Сечи рада собиралась на Новый год, Пасху и Покров, но в куренях и сотнях собирались и свои рады по мере необходимости. Общую раду созывал кошевой, первый сигнал к ее началу давал выстрел из пушки. Затем довбыш бил в литавры, а войсковой есаул выносил из церкви хоругвь и ставил ее на площади ( майдане). После этого довбыш бил в войсковой барабан и на площади выстраивалось все войско по куреням. Позднее, когда на Запорожье стали избирать гетманов, вначале проводилась тайная рада из одних только старшин, а затем явная или черная рада с участием всей казацкой черни, то есть простых казаков.
Запорожская Сечь и запорожское войско - это неразрывные понятия, поэтому в конце ХV1- начале ХV11 веков казак ассоциировался именно с запорожцем. Уже первые казацкие гетманы или старшие ( Федор Полоус, Григорий Лобода, Игнат Василевич) в официальных документах употребляют понятие " войско запорожское". Позднее, оно стало именоваться также низовым или кошовым, в отличие от реестрового ( до 1648 года) или малороссийского ( с 1654 года).
Несмотря на распространенное мнение о том, что на Запорожье принимали любого, кто хотел, в действительности, это не совсем так. Прежде всего, существовали определенные ограничения по возрасту- детей в войско не записывали, хотя на саму Сечь могли принять даже десятилетнего ребенка. Однако в войско зачислялись только те, кому исполнилось 20 лет. Пополнение войска происходило по решению рады ( совета) и обычно начиналось ранней весной. Занимался этим вопросом лично кошевой, который и давал указание войсковому писарю записать принятого в реестр. Кто не попадал в списки, отправлялся назад. Вновь зачисленных в списки распределяли среди десятников. В течение первых трех лет новички не принимали участия в раде и выборах старшин, лишь по прошествию этого времени они становились полноправными казаками (товарищами). В походах и сражениях новички участвовали наравне с ветеранами и, если кто-либо проявлял трусость или дезертировал, то его могли даже казнить.
Поначалу все казаки, прослужившие в Сечи свыше трех лет считались равными друг другу ( товарищами), а их общность называлась товарищество, однако с течением времени уже к концу ХV1 века товарищество стало делиться на рядовых казаков ( чернь) и старых, то есть прослуживших длительное время на Запорожье или выходцев из казацких родов. В начале следующего столетия из товарищества выделяется прослойка значных казаков, то есть имевших большие заслуги перед Запорожской Сечью. Обычно это были бывшие представители старшины. Позднее появился титул войскового товарища, то есть казака, который относился к войсковой старшине. При гетманстве Богдана Хмельницкого от казаков отличались так называемые дейнеки или палочники, то есть народное войско, которое выступало в поход вооружившись палками ( дейнеками).
Непременным условием для зачисления в запорожцы в первое время являлось также безбрачие. В отличие от реестровиков, запорожское войско состояло исключительно из холостых, вдовых или бросивших своих жен казаков. В начале ХV11 века и далее запорожцы уже имели право жениться , иметь свою землю и т.п, однако на саму Сечь женщины, по-прежнему, не допускались. В первую очередь семьями обзаводилась старшина и богатые запорожцы, они селились обычно на хуторах и либо выкупали у панов земельные участки, либо пользовались той землей, которая еще не принадлежала никому. В 20-х годах семнадцатого века именно из таких казаков и формировалось в основном реестровое войско.
Для приема на Сечь национальность значения не имела. В первое время в запорожцы принимали также и людей независимо от их религиозных убеждений. На Сечи можно было встретить и армян, и татар, и поляков, каждый из которых исповедовал свою религию. Не было на Запорожье и церквей до самой эпохи Богдана Хмельницкого. Однако с того времени, как гетман Сагайдачный записал запорожцев в "братчики" принадлежность к православной вере стала обязательной, хотя существовали и исключения из этого правила. Так, например, известный полковник Станислав Мрозовицкий ( Морозенко) , любимец казацкой черни, погибший при осаде Збаража в 1649 году по некоторым данным, сохранил католическую веру.
Непременным условием для принятия в казацкую общину являлось подчинение общим правилам войска. У запорожцев не было писаного права, однако соблюдение обычаев требовалось неукоснительно. Так, поскольку основой запорожского уклада являлось безбрачие, то введение женщины на Сечь грозило смертной казнью. Блудодеяние каралось смертью, особенно в походе.
В мирное время пьянство на Сечи не возбранялось, однако при объявлении военного положения и в походе за употребление спиртного полагалась смертная казнь. Со временем в этих вопросах также стали допускаться послабления.
Смертной казнью каралось воровство в своей собственной среде, убийство товарища, разбой и насилие в мирных христианских селениях. Ссоры между товарищами запрещались.
Власть кошевого атамана в мирное время на Запорожье не была всеобъемлющей, так как без совета с радой он ничего предпринимать не мог. Эрих Ляссота в своем "Дневнике" особо отмечает первостепенную роль "черной" рады, решение которой нередко не совпадало с мнение старшины. В походе же кошевой атаман пользовался практически неограниченной властью над жизнью своих подчиненных. Любая попытка неподчинения, неисполнения приказа , оскорбления кошевого, каралась смертью. В очень редких случаях, в чрезвычайных ситуациях сместить его могла только черная рада. Тогда обычно это заканчивалось смертью кошевого.
Если в поход отправлялась часть войска, то кошевой атаман, как правило, оставался на Сечи, а уходящих возглавлял выбранный на раде специальный полковник или наказной гетман, который на время похода наделялся правами кошевого.
Единой формы одежды у запорожцев, по крайней мере, до 1648 года не было. Рядовые казаки в этом отношении мало чем отличались от крестьян. Рубашка, штаны, свитка и шапка - вот , пожалуй, и вся казацкая одежда. Кое-кто, побогаче, носил еще кобеняки и кереи. Конечно, возвращаясь из походов с богатой добычей, каждый казак старался одеться поприличнее, но в скором времени вся добыча пропивалась и порой у запорожца не оставалось даже рубашки.
Запорожское войско обычно состояло из пехоты, конницы и артиллерии. Как уже отмечалось, еще в конце 1590-х годов на Сечи находилось до 30 пушек, позже их количество возросло до 100. Среди запорожцев были отменные канониры и артиллерия в их руках представляла собой достаточно грозную силу. Что касается конницы, то по свидетельствам современников, один польский кавалерист мог без труда справиться с 10 казаками, а 200 польских всадников обращали в бегство 2000 конных запорожцев. В этом нет преувеличения, известно, что казаки предпочитали сражаться в болотистых местах, у воды, там, где можно копаться и использовать природный ландшафт. Казацкая пехота, действуя на равнине, в степи превосходно использовала рельеф местности, создавая укрепления против конницы. Каждый запорожец обязан был иметь при себе лопатку или мотыгу, с помощью которых вырывались окопы, служившие защитой от обстрела. Запорожская пехота бывала очень стойкой в бою, вела густой огонь по противнику из окопов, а, если противник останавливался в поле, то и сама переходила в наступление. Собственно говоря, каждый конный казак при необходимости превращался в пехотинца и наоборот.
Основой тактики казаков являлся укрепленный лагерь ( табор), создававшийся из скованных между собой цепями возов. Возы устанавливались в несколько ( обычно от 2-х до 6) рядов своеобразным каре, внутри которого размещалась пехота и конница, а также артиллерия. Излюбленным приемом запорожцев являлось ведение подкопов под фортификационные сооружения противника, ночные вылазки, устройство засад. Успешно изучив тактику татар, обычно разделявшихся на многочисленные отряды, разлетавшиеся в разные стороны от основного места сбора, казаки зачастую ухитрялись вычислить его местонахождение и наносили по нему удары. В боях против панцирной кавалерии первые ряды пехоты принимали удар противника на пики, упирая их в землю, в то время, когда задние ряды вели по кавалеристам непрерывный огонь из ружей. При этом одни шеренги стреляли, а другие перезаряжали оружие. Тактика запорожцев в последующем была усовершенствована и повсеместно применялась в войнах Богдана Хмельницкого и впоследствии, развиваясь и совершенствуясь.
Желающим более подробно узнать об организации, нравах и быте Запорожской Сечи, автор рекомендует обратиться к капитальным трудам Д.Яворницкого и В.Голобуцкого по этому вопросу, а также ознакомиться с "Дневником" Эриха Ляссоты, побывавшего на Сечи летом 1594 года, в бытность гетманом Богдана Ружинского.
Первый официально признанный Речью Посполитой запорожский гетман Сагайдачный.
Политика польского правительства, направленная на ликвидацию казачества, как социального явления и отказ после восстания Лободы и Наливайко от создания казачьих формирований под эгидой Речи Посполитой, объективно привели к усилению роли Запорожской Сечи, с которой широкие народные массы Южной Руси стали связывать свои надежды на свержение панского гнета. Вскоре и сами поляки вынуждены были прибегнуть к помощи запорожцев в обрушившихся на республику со всех сторон многочисленных войнах. Участие запорожских казаков в походах против Швеции и Москвы, безусловно, изменило отношение к ним со стороны Польши в лучшую сторону, однако казацкий реестр восстановлен не был и фактически Запорожье представляло собой отдельное военное сообщество, не подчиняющееся Короне. Кроме того, после московского похода, в котором по некоторым данным участвовало до 40000 человек, именующих себя казаками, вся эта масса людей осталась, по сути, без применения и управления. Если учесть, что настоящие запорожцы среди них составляли едва ли 1/8 часть, то становится понятным, что по окончании похода вся эта разношерстная масса, в которую в том числе, входили и белорусы, и валахи, и русские, не могла не распасться на отдельные разбойничьи шайки, которые оказались предоставленными сами себе. Волна грабежей и насилий охватила и саму Южную Русь , и Литву, и Белоруссию. Все эти разбойники, именовавшие себя казаками, нападали на города, уничтожали села, вели себя, как на вражеской территории. Население хотя и пыталось давать им отпор, но силы были слишком неравными. Несмотря на то, что Запорожская Сечь открещивалась как могла от этих своевольников, славы запорожцам у народа это не прибавило, а со стороны польского правительства к Запорожью стало ощущаться недоверие, так как не всегда было ясно, кто же именно совершал те или иные бесчинства - запорожцы или самозванные казаки.
В том, что в это трудное для Речи Посполитой время запорожское войско не стало на путь разбоя и насилий и запорожцы не уронили своего рыцарского имиджа у населения литовско - польской Украйны, велика заслуга гетмана Петра Конашевича ( Кононовича) Сагайдачного, одного из самых ярких и талантливых казацких военачальников.
О детских и юношеских годах будущего запорожского гетмана историкам известно не много. Нынешним исследователям, ссылающимся на "Историю руссов" автор не склонен доверять, поэтому приводит сведения о Сагайдачном, как они изложены в трудах дореволюционных историков и "Iсторii ураiнського вIйська". Итак, родился он в с.Кульчицы, ныне Самборского р-на Львовской области, видимо, не позднее 1575 года ( хотя Википедия называет годом его рождения 1570). Выходец из мелкой православной шляхты, закончил Острожскую школу ( или академию) на Волыни, которая по тем временам считалась одной из лучших на Украине. По воспоминаниям современников, воинскому делу он обучался с малолетства, был хорошим наездником, легко переносил всякие тяготы и лишения, был смелым и отважным, а опасность встречал стойко и мужественно. Ему приписывается создание труда "Пояснение к унии", не дошедшее до наших дней.
На Запорожье Сагайдачный появился, скорее всего, не позднее 1597-98 годов, так как уже в 1600 году участвовал в походе на Молдавию ( Д.И.Яворницкий полагал, что он оказался на Сечи около 1601 года в связи с какими-то семейными неприятностями), а год спустя -уже участвовал в походе против Ливонии, то есть военную выучку проходил под руководством Самойла Кошки. По некоторым данным, Сагайдачный в 1605 году избирается кошевым атаманом и тогда же предпринимает поход на турецкую крепость Варну, окончившийся ее захватом (упоминание в "Истории руссов" о том, что уже в 1598 году он становится обозным запорожского войска и едва ли не гетманом, выглядит слишком уж неправдоподобным). На следующий год запорожцы под его предводительством совершают морской поход на Кафу ( Феодосию), известную как центр торговли невольниками. В этом походе ярко проявился полководческий талант казацкого предводителя. При подходе к Кафе половина войска высадилась на берег и в пешем порядке обошла город со стороны гор. Вторая половина казаков, оставшаяся на "чайках", в морском бою сожгла преградивший им путь турецкий флот. Затем, атаковав и с моря и суши Кафу, запорожцы практически стерли ее с лица земли, освободили массу христианских невольников и с триумфом возвратились домой.
В походах поляков на Москву ( 1608-1612 годов ) Сагайдачный участия не принимал, (по крайней мере, никаких данных об этом не имеется) и о его деятельности в этот период можно лишь догадываться. Имеются смутные сведения о том, что в это время поляки интриговали против Сагайдачного, пытаясь навязать Сечи угодных им лидеров ( Кушку, Бородавку ) и посеять смуту в самом запорожском войске. Но поход Кушки на Аккерман окончился для него плачевно, он попал в плен к туркам и был ими казнен, а Бородавку Сагайдачный ,позднее, накануне битвы при Хотине обвинил в самозванстве и привлек к войсковому суду, по приговору которого тот, как бунтовщик, был расстрелян. Таким образом, несмотря на происки врагов и недоброжелателей, авторитет Сагайдачного в казацкой среде только укреплялся. В 1614-1616 годах он предпринимает морские походы на Крым и Турцию, после которых в официальных документах впервые упоминается как запорожский гетман, хотя, по всей вероятности, гетманом он был избран еще в 1612 году. С этого же времени Запорожская Сечь стала официально именоваться войском запорожским.
Само слово "гетман" казаками было взято из старонемецкого языка и означает "главный, старший", то есть то же, что и современный "гауптман". В таком понимании оно известно в Чехии и Польше, а после создании первого реестрового полка, подчиненного непосредственно коронному гетману Юрию Язловецкому, стало употребляться для обозначения казацких военных вождей, руководивших походами запорожцами вне Сечи.
Гетман Сагайдачный, в отличие от большинства своих предшественников, самое пристальное внимание уделял повышению авторитета запорожского войска, укреплению дисциплины, обучению запорожцев воинскому искусству, превращению казачьих полков в организованные боеспособные воинские формирования. Именно Сагайдачный создал ту самую запорожскую пехоту, которая могла соперничать с янычарами и не уступала знаменитой шведской пехоте. Если его предшественники обычно возглавляли в походах несколько тысяч запорожцев, то Сагайдачный в 1618 году в походе королевича Владислава на Москву командовал 20 тысячами казаков, а под Хотин привел 40 тысяч всадников, вооруженных огнестрельным оружием. Правда, привел их туда Бородавка, так как сам Сагайдачный в тот момент находился в Варшаве, но заслуга в создании такого многочисленного войска, безусловно, его.
Вопросы обучение войска, укрепления дисциплины постоянно находились в центре внимания гетмана. Любое проявление неподчинения, своевольства наказывалось им чрезвычайно строго, вплоть до смертной казни. Сам он не был склонен к пьянству и пьянство не поощрял, хотя в то время среди казаков пьяниц было много. Строгие требования предъявлялись и к зачислению в запорожский реестр. В соглашении Сагайдачного, заключенном с поляками в 1617 году, указано, что все мещане, в том числе, ремесленники, торговцы, трактирщики, могильники ( те, кто насыпал сторожевые курганы или "могилы") и т.п., которые в течение последних двух лет присоединились к запорожскому войску, исключаются из него, не имеют права именоваться казаками, и впредь в запорожцы приниматься не будут. Освобождался гетман и от нарушителей воинской дисциплины, всяких случайных людей, волею судьбы оказавшихся на Запорожье. В конечном итоге, в результате предпринятой им реорганизации к 1619 году в реестре запорожского войска числилось всего 10 600 казаков. Однако, как полагают, именно Сагайдачный первым из гетманов ввел на Сечи муштру и периодические смотры войска. Он также позаботился о том, чтобы каждый казак имел собственного коня и ружье (самопал) вместо прежних луков.
В результате произведенных преобразований примерно 40 000 человек, ранее именовавших себя казаками, в реестр запорожского войска не попали и вынуждены были возвратиться к своим прежним занятиям. Однако, Сагайдачный не выпускал их из поля зрения и в случае необходимости " призывал из запаса". Первый такой " призыв" он произвел в 1618 году, когда королевич Владислав, претендовавший на московский трон еще с 1612 года, двинулся в новый поход на Москву.
Как лично Сагайдачный относился к этому походу, сказать трудно. Однако можно предполагать, что без особого энтузиазма, так как в это время он вел переговоры с французским послом Марконетом о создании союза христианских государств против турков, которые угрожали, в первую очередь, границам Речи Посполитой. Видимо вхождение в этот союз и России было наиважнейшим условием, следовательно, к противостоянию с Москвой у гетмана никаких оснований не было. Тем не менее, с учетом его отношений с польским правительством, Сагайдачный, являясь подданным Польши, отказать королю принять участие в походе на Москву не мог, и уже к началу лета, как только высохли степные дороги, двинулся во главе 20 000 казаков от Путивля в направлении Ливен и Ельца. Поляки во главе с Владиславом и коронным гетманом Ходкевичем должны были наступать севернее через Вязьму. Соединение обоих войск предполагалось под Москвой в районе Тушино.
При штурме Ливен местный воевода попал в плен и город удалось взять без особого труда. Елец - более укрепленная крепость сопротивлялся дольше, однако казаки вначале осадили его, а затем в ходе штурма, продолжавшегося несколько часов, захватили город, уничтожив практически всех его защитников. Тут же было захвачено и татарское посольство, возвращавшееся от царя в Крым с богатыми подарками для хана. Следующий укрепленный город Михайлов с ходу взять не удалось, и Сагайдачный вынужден был перейти к его правильной осаде. Расположив свои войска в прилегающих слободах, и произведя необходимые фортификационные работы, казаки с трех сторон начали штурм укреплений, однако защитники оказали достойное сопротивление. Местами даже завязывалась рукопашная борьба с применением копий и ножей. О накале боя свидетельствуют потери казаков - примерно тысяча человек, однако овладеть городом им так и не удалось. Не сумев захватить Михайлов, Сагайдачный не стал терять времени зря и двинулся на Зарайск, однако и здесь попытка взять город приступом не удалась. Видимо, это не особенно беспокоило гетмана и, понимая, что казаки не городоимцы, он применил тактику татар, более подходящую для конного войска. Не доходя Каширы, казацкое войско разделилось на множество небольших отрядов, которые стали опустошать окрестности Оки, наводя ужас на местных жителей. Получив в середине сентября сведения о том, что поляки уже близко, Сагайдачный двинулся на Коломну, в районе которой форсировал Оку и вскоре соединился с армией Владислава ( около 10 000 человек) вблизи знаменитого Тушино. Московский летописец сообщает, что москвичи пытались не допустить соединения казаков с королевичем, но на них напал такой страх, что они пропустили войско гетмана к Тушино без боя. По правде говоря, и винить их за это трудно, так как в памяти многих русских людей были свежи воспоминания о предыдущем участии украинских казаков в походах Лжедмитрия и восстании Болотникова. Кроме того, ужас горожан увеличила и комета, которая в эти дни стояла над Москвой.
Прибытие сильного запорожского войска воодушевило поляков. Королевич Владислав с большим почетом встретил казацких послов во главе с Михаилом Дорошенко, которые передали ему захваченные трофеи, а сам в свою очередь вручил послам новую хоругвь и гетманскую булаву для Сагайдачного, подтвердив тем самым официально его гетманское достоинство. В конце сентября казаки попытались с ходу ворваться в Москву, но встретились с царской гвардией во главе с воеводой Бутурлиным. При этом сам Сагайдачный схватился с воеводой в рукопашную и даже ударом булавы свалил его с коня, но казаки, понеся потери, вынуждены были отступить.
Генеральный штурм столицы был назначен на 1 октября, однако запорожцы не принимали в нем участия, находясь в резерве. В случае взрыва Арбатских ворот петардами в их задачу входило ворваться на улицы Москвы и захватить город. Этому плану не суждено было осуществиться, так как стрельцы во главе со стольником Никитой Годуновым (487 человек) отразили натиск польских частей под командованием шляхтича Новодворского, которые потеряли в этой схватке 130 человек. Попытка штурма Тверских ворот также не увенчалась успехом и, убедившись, что Москву им захватить не удастся ввиду стойкости духа ее защитников, а также в преддверии надвигающейся зимы, Владислав предпочел вступить в переговоры. В результате этих переговоров было заключено Деулинское перемирие сроком на четырнадцать с половиной лет, по условиям которого к Польше отходили захваченные ею Смоленск, Новгород- Северский и черниговские земли. Другими словами, московский поход Владислава вряд ли можно назвать удачным, поскольку он не достиг поставленных целей и реальных территориальных приобретений поляки не получили. Героизм же защитников Москвы наглядно показал польским панам, что попытки захватить столицу русского государства обречены на провал, поэтому в дальнейшем они больше и не предпринимались. Что касается Сагайдачного, то по дороге назад он захватил Калугу и его отряды бесчинствовали по всей окрестности, что подтолкнуло царское правительство на скорейшее заключение перемирия с поляками.
Несмотря на неудачу московского похода и его негативные последствия для Польши, осложнившиеся ведущейся войной с Турцией и назревающим столкновением со Швецией, авторитет лично Сагайдачного и всего запорожского войска возрос необычайно. Если до похода он в глазах польского правительства являлся просто кошевым атаманом, то вручение ему гетманской булавы поставило его в один ряд с коронным и польным гетманом королевства - высшими военными должностными лицами Речи Посполитой. С этого времени он был официально признан гетманом Войска Запорожского, входящего в состав вооруженных сил польско-литовского государства. Королевич Владислав ( будущий король Владислав 1V) в этом походе мог по достоинству оценить воинское искусство как самого гетмана, так и всего запорожского войска. Его отец польский король Сигизмунд 111, вынужден был ликвидировать последствия баниций, которым казаки были подвергнуты после восстания Наливайко, возвратить им Терехтемиров, свой суд и разрешение селиться в городах. Казакам, внесенным в запорожский реестр, даже стало выплачиваться небольшое денежное содержание. Важнейшим результатом деятельности Сагайдачного стало возобновление церковной православной иерархии, уничтоженной было унией. В результате иерусалимский патриарх Феофан в 1620 году посвятил в киевские митрополиты Иова Борецкого, а нескольких священников возвел в сан епископов. Несмотря на присущий ему религиозный фанатизм, Сигизмунд 111 согласился с этими уступками православной церкви, да и влияние самой унии в южнорусских землях в это время стало ощущаться заметно слабее. После возобновления церковной православной иерархии Сагайдачный активно включился в восстановление заброшенных церквей и монастырей и занялся строительством новых. По его почину в Киеве был сооружен Братский монастырь, главным ктитором которого стал он сам, а все запорожское войско вошло в число "братчиков". Тем самым запорожцы на всю Речь Посполитую провозгласили, что они являются вооруженными защитниками православия. Польским панам с таким положением дел волей-неволей приходилось считаться, не только из-за авторитета Сагайдачного, но и из-за нависшей над республикой смертельной угрозы со стороны Турции - в 1621 году турки нанесли ей страшное поражение под Цецорой. В таких условиях ссориться с казаками и их гетманом, который в случае необходимости мог призвать под свои знамена 40-50 тысяч воинов, резона не было.
С другой стороны сам Сагайдачный понимал, что открытая конфронтация с польским правительством, попытка поднять восстание, как это предлагали некоторые "горячие головы" в его окружении, и отделиться от Польши, ни к чему хорошему привести не могли. У казаков для этого не было достаточных сил, а угнетение народных масс не достигло еще той степени, чтобы толкнуть их на народную войну. В случае поражения восстания последствия были бы намного серьезнее, чем в 90-годах ХУ1 века. Проводя же свою последовательную политику лояльности к Республике и военного сотрудничества с ней, можно было достигнуть значительно лучших результатов. Эта политика не была предательством интересов казаков и русского населения, наоборот, за свои услуги Польше Сагайдачный добивался той или иной пользы для войска и Украйны, как об этом отмечалось выше. Конечно, как трезвый политик и умелый военачальник, гетман осознавал, что война является основным условием существования запорожского войска, без которого оно не может себя содержать, и с этой целью принимал все меры для того, чтобы направить казацкие массы на борьбу с турками и татарами. Без флота эта борьба не могла быть успешной, поэтому он увеличил число казацких "чаек" до 300. Морские походы казаков приносили им и добычу и славу, и, кроме того, сдерживали устремления выступить против Польши. Напротив, казаки охотно приходили на помощь полякам при необходимости, как это было и в московском походе.
В 1620 году Речь Посполитая после небольшой передышки вновь вступила в войну с Турцией. Коронный гетман Жолкевский выступил против турок в Молдавию, где в битве под Цецорой его войска были разгромлены, а сам он погиб. Сигизмунд 111 , опасаясь нового поражения в продолжающейся войне, обратился к к запорожцам с просьбой оказать ему военную помощь. Гетманом в 1619 году был избран Яков Бородавка,который надеясь в случае успеха увеличить казачий реестр и добиться от короля новых привилегий, охотно откликнулся на эту просьбу и привел под Хотин над Днестром 41 520 всадников. Все казаки были на конях, вооружены самопалами, артиллерия состояла из 22 пушек.
Сам Сагайдачный в то время находился в Варшаве, а возвратясь в результате интриги добился смещения Бородавки с должности и казни. Есть также мнение ( Мирон Костин), что казаков было под Хотином всего 20 000.
Начавшаяся вскоре битва отличалась упорством и яростью с обеих сторон. Поляки во главе с гетманом Ходекичем ( всего около 30 тысяч человек) показывали чудеса храбрости, сражаясь в открытом поле, а запорожцы, укрывшись в укрепленном лагере, выдерживали огонь турецкой артиллерии и натиск янычар, одновременно подводя подкопы под самые турецкие шатры и делая вылазки. При этом им удавалось не только захватить трофеи, но и пленных. Современники отмечают, что казаки сражались отважно, демонстрируя полное презрение к смерти. Хотинская кампания надолго осталась в памяти поляков, заставив их уважать воинское искусство и стойкость запорожцев в бою. Со своей стороны и казаки имели возможность убедиться в отваге польских воинов, которые не уступали им мужеством и стойкостью.