Евсеева Евгения Юрьевна : другие произведения.

Пьяные шахматы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - Ты когда-нибудь выключала свет? Удивленно смотрю исподлобья. - Ну, это... выключаешь и - хуяк - темно.

   - Ф-фу... - с улыбкой выдыхает она. - Вот мы и встретились.
  
   Тону в теплом пальто, расстегнутой рубашке и ярко-красной майке. Вдыхаю басовито пахнущие духи и пот. Улыбаюсь немногочисленными коренными зубами.
  
   - Да, - шепчу, - встретились.
  
   - Ну, где тут твоя хваленая кафешка? - Она отстраняется, снимает шапку и вновь ф-фукает.
  
   Машу рукой куда-то вглубь и вверх. Торговый центр обширен, и кафешек, тем более хороших, в нем по горло.
  
   Стоим на эскалаторе плечом к плечу. Она щебечет о чем-то своем, о шнурках своего бывшего, которые, по ее словам, имели шлюховатый характер: совокуплялись с каждой лестничной гусеницей; ни одни, смеется она, не прожили дольше месяца.
  
   Вспоминаю, что брала последнюю пару рублей за двести, и тихо сочувствую ее бывшему.
  
   Мышечная память ног ведет нас к бело-зеленым столикам у окна, задержав у зелено-белой стойки. Рассматриваю девушку по ту сторону: длинное лицо, подведенные снизу огромные глазищи, пересеченный шрамом нос, улыбочка Мэрилин Монро и подрагивающие паучьи лапки.
  
   Она берет кофе и пончики с розовой глазурью, а я... Я разгуливаюсь. Поразительная для меня расточительность. Ролл с курицей, кофемашинная жижа и пакетик соли.
  
   Избранный нами столик - само клише. Стоит у самого окна, призывно раскинувший диван и два тяжелых белых стула.
  
   - А я шахматы привезла, - жизнерадостно говорит она, плюхаясь на диван и хлопая зашрамленной рукой по участку обивки рядом. Опускаюсь и стучу по скинутому рюкзаку:
  
   - Шахматы без бухла - вообще не то. Азарта ни хуя. В трезвом состоянии не порубишься на баблецо.
  
   - Скажешь тоже, - смеется и передает мне жижу. Высыпаю соль в гущу. Лучший способ проснуться. - А я всегда считала тебя трезвенницей. А, кстати, подскажешь шампунь? А то они что-то не такие. - Она зарывается ладонью в длинные русые волосы и откидывает их. Один из биллиона приземляется на сидящего неподалеку паренька, уж очень заинтересованного своими кедами. Может даже, он брат ее бывшего.
  
   - "Глисс кур". Мне норм.
  
   - Да пробовала уже. Был бы прок от этой хрени.
  
   - Что тебе еще надо-то? Классные же волосы. - Ворошу гриву на макушке, искусно создавая изящное воронье гнездо. Она слабо возмущается, касается моих пальцев, но чертыхается в сторону и обнимает меня за плечи, притянув ближе к себе.
  
   - Бля, как же я по тебе соскучилась, - и я готова поклясться, что на мой свитер падает что-то из слезиного рода, впитывается в хитрую вязь, кожу и внутренние органы. Смешно было бы говорить, что она стала частью если не меня, то хотя бы тела; она уже давно поселилась где-то в глубинах клеток. Возможно, снимает комнатенку в сердце.
  
   Поразительная идиллия, к которой поколоченная душа стремилась все те годы житья бок о бок с родителями.
  
   - У изголовья сердце уловит вкрадчивый шаг, - вздрагиваю от внезапного шепота и прозаически отзываюсь:
  
   - Я слышу рокот ангельской крови в своих ушах. Чего там?
  
   - Ролл принесли.
  
   Вновь всматриваюсь в длиннолицую рабыню общепита. В глазах прямо-таки пылает ненависть к ЛГБТ-сообществу. Очень хочется расстроить ее: не принадлежу. Извините, мол. Но я лишь гаденько улыбаюсь и предлагаю тройные чаевые. Девушка отвергает их знаком и, якобы соблазнительно вскидывая короткие ноги, проплывает мимо кедного парня. Тот приподнимает брови и три раза плюет через левое плечо.
  
   "У вас на плече побывавший во многих лапах волос бисексуалки", - хочется просветить его, но ролл кажется мне более важной проблемой.
  
   - Так смотришь на него. Iʼll attack! Склеить хочешь?
  
   - Нет-нет, ты чего.
  
   Ролл разморил меня, и я готова, как и в прошлый раз, напиться и всю ночь пролежать на ее груди, плача и жалуясь на родителей, ректора из студенческого прошлого и свои несмелость, неприспособленность ко взрослой жизни, одежду из секонд-хенда и прочее подобное.
  
   Мне даже понравился ее дружеский успокаивающий поцелуй. Не понравились лишь неудобный расшатанный диван и то, что ни одна из нас не почистила зубы.
  
   - Эй-эй, аккуратнее. - Она выхватывает чашку из моей руки. - Мимо рта проносишь. Сейчас облилась бы. Беспокоит что-то? Расскажи, я выслушаю, ты же знаешь.
  
   В том-то и дело, что знаю.
  
   - Да все то же. Мама, бессонница. Зарплата маленькая. - Усмехаюсь правым уголком губ. Впору рисовать косметическим карандашом продолжение улыбки - давно уже не использую левого уголка.
  
   - Колись давай. Доверяешь же, - почему-то самодовольно.
  
   - Скажи, - комкаю вытащенную салфетку, - ты как поняла, что тебе нравятся бабы?
  
   - Чего ты ждешь? Какой-то безумно увлекательной истории? Хрен вот. Слишком приземленно.
  
   - Да не томи.
  
   Салфетка летит на стол, скользит по белой поверхности.
  
   - Я тогда классе в девятом была. Меня старшеклассница совратила. Потом узнала, что кто-то разболтал об этом директорше. Естественно, скандал был. Мать плакала по ночам. А я дурой была, не понимала. Ты ведь помнишь, как мы встретились, - резкая смена темы - ее, так сказать, фишка.
  
   Я помню, но молчу. Вспоминаю.
  
   Очереди в поликлинике - жуткое испытание. Особого внимания заслуживают те кучки старушек, что постоянно ютятся у новенькой кардиологской двери. Среди них ты прямо Уинстон Смит в компании разведчиков: того и гляди - сгрызут, копыт не оставят.
  
   Я оказалась в такой бандерложьей стае лет шесть назад. Под аккомпанемент ворчливых жалоб, духоты и запаха старости мое самосознание решило помахать ручкой и взять пятиминутный выходной. Упала в обморок. И носился со мной понятно кто.
  
   В нашей жизни был период, когда мы вроде бы встречались. Причем я никогда не причисляла себя к бисексуалам. "Добра же желаю", - говорила она.
  
   И, в общем-то, помогла выползти из этой постыдной страницы в моем суровом прошлом.
  
   - Ну хватит, живи в реальном мире, - возмущается она, распахивая глаза так, что густо накрашенные ресницы взлетают к бровям; ее извечная привычка. - Доставай свое пойло.
  
   - Между прочим, со своим нельзя, тем более - с бухлом, - мягко напоминаю и подтаскиваю рюкзак ближе.
  
   - Когда тебя колебали правила?
  
   - Да, действительно! - Смеюсь в своей нелюбимой манере: громко, с каким-то повизгиванием, даже парень в кедах обернулся.
  
   Быстро опрокидываю жижу, наливаю под столом красное полусладкое прямо в грязную чашку, делаю глоток, морщусь, передаю. Она делает глоток, морщится, передает.
  
   - Уже можно в шахматы? - потянувшись к черной сумке, интересуюсь я. Предвкушение увлекательной партии охватывает меня с кончиков крашеных волос до дорогого педикюра, азарт выгоняет кровь из родных сосудов, подушечки пальцев вспоминают скол на верхней части туры.
  
   - Давай еще по глотку. И пересядь, - машет рукой она, вынимая чашку из моей горсти. Некстати вспоминаю теорию непрямых поцелуев.
  
   Наконец добираюсь до шахмат и пересаживаюсь на один из стульев. Правила всегда одни и те же: говори как можно больше разных умных вещей.
  
   Мне достаются черные. Неспешно расставляю знакомые каждой потертостью фигуры. Пешки упорно не хотят помещаться в клетки.
  
   - Ты когда-нибудь выключала свет?
  
   Удивленно смотрю исподлобья.
  
   - Ну, это... выключаешь и - хуяк - темно. - Она подталкивает пешку средним пальцем.
  
   - Было дело. Зимой же фонари рано вырубают. Иду такая в ванную, зубы чищу. Выхожу, выключаю свет - и все. Я тогда пиздец как испугалась.
  
   - В жизни так же, - усмехается и пытается выстроить нечто хитроумное. Съедаю несколько ее пешек, теряю две свои. - Возможно, даже наоборот. Тебе наконец включили свет, который ослепил тебя.
  
   - Шах.
  
   Она ойкает.
  
   - А ты здорово прокачалась, - улыбается.
  
   - За шестнадцать месяцев-то, - пожимаю плечами.
  
   В прошлую встречу нас выгнали из кафе на другом конце города. Его стены были выкрашены в безумный голубой, а столы не вписывались в интерьер; грубые, явно сколоченные пьяным мастером табуреточных дел. Гонявшие пиво мужланы усмотрели шампанское в крохотных грязно-белых чашечках и незамедлительно наябедничали видавшей виды официантке. Даже спустя столько времени вижу ее яростное лицо как наяву: мутные глаза навыкате, дрожащая нижняя губа и постоянно стучащий по мучнистой щеке ноготок.
  
   - Эй, тоже ее вспомнила?
  
   Тихо смеемся.
  
   - Опять шах.
  
   Сдвигает ладью куда-то в сторону, и я объявляю мат.
  
   Демонстративно насвистываю "Маленькую ночную серенаду":
  
   - Изрекай.
  
   - Я тону в море лжи, обретая ложное спокойствие.
  
   - Это цитата.
  
   - Не цитата, а преамбула, - поправляет невидимые очки. - Ты слушай. Я недавно по улице шла, а навстречу мне старушка такая. Остановилась, и я тоже...
  
   - Цыганка поди? - возбужденно перебиваю.
  
   - Слушай ты! Не сдержалась, спросила, мол, вы же не Аида Плаховна? А она такая подмигивает хитро, говорит: нет, мол, знаем мы эту вашу современную литературу. Что ж вам надо, говорю. Дите, несчастна ты, говорит. С чего бы, говорю. И тут она встает прямо-прямо и говорит, мол, мы причиняем больше всего боли тем, кому причинять боли не хотим. Прихожу тогда домой, звоню тебе, а номер недоступен. Я в панику; да как же так! ужас! Даже родителей твоих в вэка искала. Парню твоему пишу, а он больше не твой парень. Не представляешь, как мне хуево было.
  
   Великолепно понимаю. Телефон украли, заплатить за интернет было нечем - какие новые мобилы!
  
   Я тоже думала о ней.
  
   Она подрывается и бежит к окну. Раздраженно спрашиваю, что там случилось.
  
   - Наконец-то снег пошел. Мало его, но все же он есть. Лежит такой не при делах. Помню, поражались: "Ва, восьмое октября - снег лежит". А что? Лень было выпасть вовремя, решил пораньше, мол, пипл схавает, он же все ест. А может, он антагонист? Концентрированный Макишима в составе?
  
   - Поразительно, как же общество влияет на нас. Вроде ты и вырос в совсем другом времени, но все равно перенимаешь те словечки, которые сейчас модные.
  
   - Пожалуй, ты права. - Она возвращается и сгребает черные.
  
   - Темно уже.
   Я знаю, что мы не уйдем, пока не сыграем пяти партий. Негласный договор. И нерушимый.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"