Я, наверное, никогда не смогу забыть те минуты, когда мы тайком от мамы открывали Волшебную Музыкальную Шкатулку. Она пылилась на крыше шкафа в ее комнате, спрятанная в темный ящик, и мама волновалась о ней уж точно не меньше чем за нас. Она ее никогда не открывала, а уж нас она и близко к ней не подпускала. Не знаю, чего она боялась больше: повредить что-нибудь или воспоминаний, которые ее святыня могла в ней внезапно воспламенить.
Моя сестренка любила Шкатулку больше всего на свете, но была слишком маленькой, чтобы достать ее со шкафа, даже если вставала на табуретку, поэтому вынуждена была обращаться за помощью ко мне. А когда что-то зависело от меня, я всегда старался использовать это ради какой-нибудь выгоды для себя. Открыв шкатулку, мы, замерев, наблюдали за иными мирами, спрятанными в ней. Начинала играть музыка, танцевали фигурки, а затем все вокруг начинало обретать иные формы. И мы попадали в сказку.
Музыкальную шкатулку когда-то смастерил наш отец. Это было его свадебным подарком в день, который стал для мамы (по ее словам) самым незабываемым и сказочным в ее жизни. Он сам сделал все, даже мелодии воспроизводимые шкатулкой, были написаны и исполнены им. Мама вдохновляла его на чудеса, он создал для нее и нас удивительный и прекрасный мир игрушек, фигурок, клоунов и дворцов, которые теперь молчали на полках в нашей комнате. Они перестали петь, смеяться и танцевать в день, когда отец умер. И после его ухода в квартире стало темно, тихо и тоскливо. И только когда мы с сестрой, в тайне от мамы, в дни, когда она долго была в отсутствии, доставали Шкатулку со старого шкафа, и начинала играть музыка - наш дом воскресал из грусти, становилось светло и уютно, игрушки и картинки на стенах оживали вновь, вместе с надеждой, что когда-нибудь в нашем доме опять станет как раньше, мы будем счастливой семьей (как мечтал наш отец), а мама будет по утрам улыбаться.
При этом мы даже боялись и думать о том, какая расплата нас ждет, если мама узнает, что мы прикасались к ящику.
И однажды, когда мама уехала на два дня к своей двоюродной сестре, и мы остались вдвоем, я допоздна засиделся за компьютером. И где-то в полночь в мою комнату вошла сестренка и сказала:
- Не могу уснуть. Может, откроем Шкатулку?
- Вообще-то, я занят! - я показал ей на экран.
У нее часто бывали бессонницы по ночам, когда мамы не было дома. Обычно она начинала приставать ко мне, и чтобы отделаться от нее, я шел на компромиссы.
- Я тебя не так часто о чем-то прошу, - сказала сестра. - Мама скоро вернется, и у нас долгое время не будет такой возможности.
Обдумав все, я решил, что, может, и неплохо будет эту ночь провести наедине с сестрою и Волшебством. Спать все равно не хотелось. Даже торговаться и просить что-то у нее за это не было желания.
Я выключил компьютер и сказал:
- Хорошо! Пойдем ее достанем.
- Спасибо! - Она запрыгала от радости, и мы направились в мамину спальню.
Включив там свет, я встал на высокую табуретку и достал со шкафа большой темный ящик. Несмотря на внушительные габариты, он был достаточно легким, чтобы без проблем приземлится на ковер на полу.
- Если мама про это узнает - она убьет нас, - это было почти ритуальное предупреждение, которое я всегда произносил перед тем, как открыть Шкатулку.
- Она никогда не била нас, - отозвалась сестра и добавила: - Хотя не спорю, если бы она знала, чем мы собираемся сейчас заняться - ее хватил бы удар.
Прежде чем мы начинали, мы всегда сначала гасили свет и зажигали свечи. Все свечи были на подсвечниках, которые делал папа из бронзы. Стройные юноши и девушки, феи, русалки и гномы были Хранителями Света, на время, когда мы открывали старую Музыкальную Шкатулку отца. Сестра ловко перебрасывала огонек со свечки на свечку, а я аккуратно расставлял их в магический треугольник вокруг ящика, который казался в закрытом состоянии скорее пристанищем чего-то мрачного, чем сияющего живого Волшебства.
А потом я выключил свет и подошел к ящику, а моя сестра уже сидела на полу, обняв подушку, чуть не дрожа от нетерпения. Игрушки и статуэтки, которые отец дарил маме вместо цветов, отбрасывали на стены длинные тени, которые двигались и плясали в неровном отблеске семи неуверенно горящих свечей. Я достал Шкатулку из ящика и распахнул ее крышку. И сначала заиграла мелодия, несколько неуклюже, как на старой исцарапанной грампластинке, а следом ожил Маленький Мир, который папа творил почти год, чтобы преподнести его маме с предложением выйти за него замуж. А в руки он ей его отдал только в день свадьбы. Тогда же она впервые и заиграла. И после свадьбы почти каждый значимый вечер, сначала вдвоем, потом со мной, а потом и с моей младшей сестренкой, под композиции, которых никто, кроме нас не слышал, этот Волшебный Мир тихо оживал, зачаровывая нас, погружая в состояние, подобное сну...
В центре этого укромного мирка стояли несколько музыкантов, в том числе большой бурый медвежонок в черной шляпе-цилиндре, неуклюже играющий на скрипке, раскачиваясь при этом всем телом. А белка, сидевшая на его плече, играла на флейте. Остальные музыканты, одетые во все черное, были похожи на веселых студентов, вышедших подзаработать в выходной день. Окружали их танцующие под их музыку пары молодых людей, которые обнявшись, влюбленно смотрели в глаза друг другу. Каждая пара была непохожей на остальные, каждая фигурка была сделана не наскоро, а тщательно продуманно, со своими прошлым, настоящим и будущим. Помню, когда отец открывал Шкатулку, он рассказывал моей сестре эти истории, а она, тогда еще совсем крошечная, сидела у него на коленях.
- Посмотри на вон ту девицу, которая как бы смотрит поверх плеча своего кавалера. Она любуется вот тем офицером, который танцует с ее лучшей подругой. За то уж эта пара, воистину не может оторвать глаз друг от дружки. А старшая сестра офицера... В то утро, она заболталась с приятельницей, постучавшей в ее окошко, когда она гладила платье, и утюг прожег его насквозь, поэтому ей пришлось прийти в маскарадном костюме и танцевать не с тем парнем, которому хотела признаться во время вальса в любви, а с местным паяцем... Ее любимый в тот вечер услышит признание от другой девушки, местной оперной певицы, чей вес уже перевалил за сто килограмм, но при этом он искренне любит ее. А вон тот парень в бордовом пиджаке, видишь, который стоит один-одинешенек с расстроенным видом... Знаешь почему он грустит? Потому что та, которую он ждал, не сможет прийти из-за того, что он не ровня ей и ее семейству...
Я усмехнулся, вспомнив эти истории, над которыми мы когда-то смеялись, и вдруг стал рассказывать сестре свои истории про жителей Волшебной Музыкальной Шкатулки... Сперва она удивилась, но потом стала внимательно слушать и долго смеялась, когда речь пошла о наблюдавших за танцующими парами - стариками, детьми, клоунами, жонглировавшими шарами и кеглями, фокусниками и лающими собаками. А вокруг них стояли украшенные гирляндами домики, местная школа и булочная, ярмарка, опустевшая на время танцев. Тропинка от нее вела к искрящемуся ручейку, а затем через поля тянулась к высоким стенам, ограждавшим Королевский Двор. Но когда мой взгляд, бегущий за лучиком, отбрасываемым свечой, добежал по тропинке к тяжелым вратам, они открылись и пропустили меня и сестру к Дворцу, вокруг которого туда-сюда носились крылатые феи, где в саду на арфах играли эльфы, а в пруду плавали лебеди. И распахнувшись, двери Дворца выпустили принцессу, и мы с сестрой зачарованно наблюдали, как она бежит между яблонями и скульптурами, между художниками за холстами и вальяжно лежавшими на траве далматинскими догами, к тропинке, которая ведет к вратам, и, выбежав с Королевского Двора, она со всех ног несется к ручью, а потом, поддерживая руками длинное сверкающее платье, мимо тихой, заброшенной ярмарки, стремглав врывается во всеобщее торжество своего Королевства. И радостно воскликнув, хватает одинокого юношу за лацканы его потрепанного пиджака, прижимает его к себе и целует! И теперь музыканты играют совсем другую музыку, пары, прервавшие танцы, чтобы поаплодировать Принцессе, танцуют веселее, быстрее, даже те, кто раньше только наблюдал, теперь пускаются в пляс...
А потом случилось то, что мы с сестрой больше всего боялись в эти минуты - мы вдруг услышали, как мама ключами открывает дверь, а затем ее шаги в коридоре. Потом выяснилось, что у ее сестры кто-то заболел на работе, и еще какие-то случайные неприятности, но все это в тот момент не имело никакого значения. Мы, замерев от страха, смотрели друг на друга. Сейчас мама войдет в комнату и мне достанется за все, за то, что сестра не спит так поздно, за то, что мы зажгли свечи, за то, что мы вообще находимся в ее комнате. Но все это было ничем, по сравнению с тем, что ожидало меня теперь, когда мама узнает, что мы открываем Шкатулку. Мне хотелось спрятаться в шкаф или под кровать, придумать какое-то оправдание, но в ту минуту мне казалось, что ничто уже меня не спасет.
Она вошла в комнату и долгое время немо смотрела на нас, на свечи, спешно затушенные мной, и Шкатулку. Потом включила свет. Музыка перестала играть. Стало угнетающе тихо.
- Можно я пойду спать? - спросила моя сестра, которая в такие минуты готова была на все, лишь бы спасти свою шкуру:
- Это он достал папину Шкатулку и позвал меня посмотреть! Я говорила ему, что ты будешь против...
Мама жестом приказала ей утихнуть.
- А почему вы зажигаете свечи? Насколько я помню, Шкатулка всегда излучала вокруг себя много света...
- Послушай, - начал я оправдываться, - ну зажечь свечи спичками не сложнее и опасней, чем включать компьютер, ты же не против...
- Нет, - сказала она, - я не о том. Я помню, когда ваш отец включал ее только для меня, многих фигурок не было, не было Дворца, полей и ручейка. И мелодии были другие. И все было каким-то более современным...
Она потушила свет, и подошла к Шкатулке.
- Фигурок было значительно меньше... и музыканты были другими. Танцевала только одна пара... Был какой-то парень в пиджаке и...
- Принцесса, - подсказал я.
- Нет, то была графиня! - Она села рядом с нами, потом обняла и прижала к себе поближе.
Мелодии вновь заиграла. Свечи, которые я успел потушить, но не успел спрятать, сами собой воспламенились.
- Да-да, я начинаю вспоминать... Когда-то была только одна пара. Парень... ваш отец что-то рассказывал про то, что он был бедным журналистом... или музыкантом... все видимо всегда было по-разному. И графиня. Или правда принцесса. А может и простая девушка. Нет, что-то тут не складывается.
-Наверное, это были ты и папа? - подала голос моя сестра.
- Не знаю... Ваш отец вложил много историй в эту Шкатулку, когда ее делал. Она ведь совсем небольшая по размеру, но хранит в себе очень много сказок и света.
- Я боялся, ты разозлишься, когда узнаешь, что мы достаем эту Шкатулку, - признался я.
- Все это время я дорожила ей, как самым ценным, после вас, из всего, что оставил мне ваш отец, я боялась даже прикасаться к ней. Наверное, я и разозлилась, если бы мне не стало настолько спокойней, когда она ожила. Вместе с ней ожило и Волшебство, и свет, творимый вашим отцом, снова вернулся в наш дом.
Мы были втроем почти до самого утра, и смотрели за чудесными сказками и историями, происходившими на наших глазах, иногда смеясь, а порой лишь грустно улыбаясь. Мама была права, Волшебство вернулось в наш дом, и вместе с ним и любовь, счастье и взаимопонимание. Все стало таким, как прежде, когда мы сидели на этом самом месте, я в объятиях мамы, а сестра на коленках у отца, и узнавали новые и новые тайны, которые хранила в себе Шкатулка.
Фигуры продолжали танцевать, но потом жители прекрасного Мирка разошлись по своим домикам. И вскоре остались только Принцесса и тот печальный парень в бордовом пиджаке, и медведь с белкой, которые играли на скрипке и флейте. Но почему-то звучала музыка так, как звучит виолончель...
![[]](/img/e/ewgenij_katkin/svet/evgenii_katkin_p_teboeva.jpg)