Однажды среди ночи я проснулась с ясным ощущением чего-то происходящего. Включила лампу у изголовья и попыталась встать. Все окружающее вдруг пришло в движение и закружилось с убыстрением центрифуги. Диван, на котором я еще недавно спала, журнальный стол с моей гордостью - керамической лампой с большим абажуром, книжные полки, телевизор с подставкой, да и сами стены, потолок, пол - все завертелось в каком- то шабашном темпе. Законы гравитации исчезли. Я пыталась устоять в этом вихре, но меня никто в расчет не брал. И, видимо, от этой отверженности от общего танца и обиды я упала и провалилась куда- то в центр потока...
Так мы познакомились с красивым латинским словом - vertigo.
На родном языке это означает - головокружение. Ну, не совсем так, как у Альфреда Хичкока - с коварными замыслами героев - но тоже достаточно страшно. Могу заверить. Впрочем, кто знает - если во всем, что с ними происходит, есть чья- то Высшая драматургия, возможно и в этой ситуации именно так распорядился Режиссер спектакля жизни...
В госпитале, не найдя никаких конкретных объяснений случившемуся - сердце и кровяное давление повели себя просто нагло -, врачи набросились на меня с азартом дотошных сыскарей. Подозрению подверглось все - моя черепная коробка , все ее наполнения и области , к ней прилегающие. Исследования сменяли друг друга, порой на аппаратуре, напоминающий космический корабль. Их было так много, что мне казалось, будто я - и не я вовсе, а лишь биохимический материал для анализов. Красивые и непонятные графики и заключения на древнем языке, и никаких тайн индивидуальности, каковой является каждый из нас.
Выяснилось - беда затаилась в правом ухе. Мое ухо,- как принято сейчас говорить - неотьемлимая часть моей территории - взбунтовалось . Требует независимости. Нынче это в моде.... Всю мою жизнь оно исправно и послушно приносило мне информацию, связывало с миром. Жили мы дружно, умело избегая всяких отитов в наших отношениях. Что же случилось сейчас? Я даже растерялась...
Наверно, впервые я задумалась о нем. Да, внешняя информация , увы , не радует. Мы давно живем в рехнувшемся мире, в состоянии непрекращающегося насилия и разрушения, безжалостного отношения к дарованной жизни - своей и чужой. И это нас уже не страшит. Мы адаптировались и стали привыкать.
Мое ухо оказалось более ранимым и чутким, чем я, и не простило моего конформизма - ведь ему ведомо и то, о чем я молчу... Оно отгородилось от мира собственной стеной. Так в наши дни ТВ шумом скрывает нецензурную брань с экрана. Ему расхотелось служить мне. И от своего дара и назначения - слуха - оно отказывается, стремясь к абсолютной тишине...
Доктор сказал мне, что я теряю его. Нет , совсем не в буквальном смысле . То , что мы всегда называли ухом - эту красивую, точно морскую, раковину, - по-прежнему будет красоваться на моей голове . Я даже могу проколоть мочку и повесить сережку, но оно будет мертво. Бездна разверзлась, и я снова утонула в потоке иного измерения.
Я - не плаксива. Но по дороге домой в полутемном, полупустом автобусе потоп случился незапланированно. Без всяких прогнозов серьезных организаций, как то Гидромет или Библия. И спасительного ковчега на горизонте я не увидела. Влага лилась фонтаном - так плакали рыжие клоуны в цирке моего детства. А когда эмоции намокли и обмякли, на авансцену вышел разум, как всегда подвижный и трезвый.
- Ревешь? А что ты знаешь о своем ухе? Что вы вообще знаете о теле, в котором проживаете свою жизнь?
- Моя скромная эрудиция заморгала ресничками:- и, правда, немного...
- Вспомнился "Автопортрет с отрезанным ухом" Ван Гога. Бетховен, в котором мощно звучала, вырываясь в мир " К радости" музыка, которую он так и не смог услышать. Да еще - балет Стокгольмского Королевского театра - " Жизель" Адана. Во втором акте в сцене "сумасшедший дом", куда попадает принц Альберт, на заднике сцены художник поместил лепное изображение огромного уха и носа. Они стали образом разорванного сознания героя. Много лет назад эти символы впечатлили эмоционально, но разум не задержался и легкомысленно проследовал дальше.
- И сейчас моя память - тоже страна незнаемая, - перевернув в своих дискетах множество событий и впечатлений за ушедшие годы, услужливо предложила мне эту, многолетней давности информацию. И только она ожила для меня; вошла в сознание, соединив с сегодняшним днем ...
- Да, уж, немного знаем мы о теле, которое, как учат умные книги, мы сами себе выбираем еще до рождения. И, если впоследствии наше тело не всегда соответствует нашим желанием, в нем мы проживаем назначенный срок. Мы его потребляем. Порой попросту истребляем, и, когда переходим дозволенную грань, оно отзывается болью. Это его протест.
- Мы заботимся о форме и красоте нашего тела, но как мало знаем о его внутреннем мире - его устройстве, биоритмах и стремлении к гармонии с душой.
- В госпитале кабинет врача " Святой Троицы " - ухо, горло, нос - тоже украшает скульптурное изображение ушной раковины. Есть что-то ирреальное в ее " оторванности о головы", где она прикреплена привычно и незаметно. А ведь она и , правда очень красива. Какие чувственные, нервные линии, словно вылепленные сильными теплыми пальцами художника. Ушная раковина - наш приемник звука. Она украшает нас или уродует. Бывает маленькой или непомерно крупной, прижатой к голове или оттопыренной. Она - часть нашей индивидуальности - наш опознавательный знак. Мы заполняем ее пирсингом, навешиваем на мочку драгоценности, утверждая свой жизненный вес. А ведь это только надводная часть.
- Надпись на плакате гласила: " Ухо - орган слуха и баланса".... Воистину, век учись! А мы то с детства обучены, что нашим двигательным балансом управляет некий вестибулярный аппарат. Управляет - и ладно. Приятно, когда ответственность на другом. А вот задуматься , кто в этом аппарате работает , было недосуг. Даже о партийном аппарате - и то знали куда больше...
- Меня притягивает к себе этот плакат с изображением слухового органа в разрезе. Напряженно всматриваюсь в пластику и изящество линий, образующий какой-то внеземной, инопланетный пейзаж. От ушной раковины в глубине черепа " протекает" река слухового канала и впадает в нечто, так странно напоминающее соцветие капусты брокколи. И это нечто - наш мозг, наша " святая святых".. На берегах слухового канала причудливой фауной расположились слуховые нервы, по форме повторяющие туго свернутую, элегантную, перламутровую ракушку. Будто попадаешь в причудливый мир Сальвадора Дали, где знакомые реалии предстают в их очищенном виде и неожиданных взаимосвязях...
- Я пытаюсь и не могу осознать, каким образом это, такое простое и такое сложное устройство вбирает в себя волны разнозвучия мира и воспроизводит его в нас. Я вижу, что вся эта, скрытая от наших глаз, красота и гармония, как на макете, в миниатюре повторяет окружающий нас мир, подтверждая, что мы - только часть бесконечной и бездонной реальности...
- Я чувствую, как мое мятежное ухо разрастается до размеров Вселенной. Я не могу его потерять. Его стремление к абсолютной тишине - для меня означает небытие... Я признаю его независимость и не стыжусь просить:
- "Друг мой, ухо, пожалуйста, не умирай! С тех пор, как ты обозначилось во чреве, мы всегда были вместе. Мы срослись и сроднились так, что даже перестали замечать друг друга.
- Без тебя моя жизнь потускнеет и не будет полной. Ведь ты - мои глаза в звуке. Мне не дано увидеть мир в его истинном цвете и вибрациях, как было дано Ван Гогу. Уверена, что в живописи есть звук. Во мне никогда не родится трагическая и прекрасная музыка, как у Бетховена. Но только с тобой я услышу ее извне и порадуюсь величию их дара.
- Только с тобой я услышу и почувствую все тонкости и погрешности жизни.
- Только ты приносило в мою душу слова любви и слова хулы, слова друга и язвительность недруга.
- Только ты расширяло мой диапазон восприятия и делало частью самой жизни.
- Без тебя исчезнет мир звуков. Я никогда не услышу голосов любимых людей, разнообразие их интонаций и тембров, нюансов подтекста. И всего - о чем и не думаешь, когда живут в ладу твое тело и душа...
- Ты - не только мой двигательный баланс. Ты - баланс духовный, ты - уверенность и покой..."
- Я знаю - пока оно меня слышит. Я так надеюсь, что мы поймем друг друга!