У одного ростовщика болел сынишка. С самого рождения мальчик не вставал на ножки. Что только не делали ростовщик с женой, а никакого толку.
Пятнадцать годков пролетело, как один день, шестнадцатый постучался в дверь, а всё оставалось без малейшего изменения. Мальчик не рос, будто застыл в своём развитии. Измождённый болезнью ещё больше сжался, усох, походил на пожилого маленького человечка. Горевали, горевали отец с матерью, а делать нечего, жить-то надо.
Ростовщик тот жалостливый был. Никого не оставлял без своего участия. Заботился о немощных. А кому и копейкой помогал.
Родственники гудели по углам, как пчёлы:
- Прокоп то наш, вот дурья головушка, ему б о своём мальце думать, а он всё другим помогает. Зря трудом нажитое расточает, на ветер выбрасывает.
А Прокоп знал своё дело, на пересуды внимания не обращал.
Жена его причитала:
- Когда ж Петрушу нашего Господь милует?
- Терпи жена, всему своё время, - отвечал ей ростовщик. А у самого не раз сердце, как защемит, заболит.
- Ой! - тихонько протянет он, приложит ладонь, молчит и терпит втихомолку. Чего жену без особой нужды тревожить? Ей и без того достаётся, - думал ростовщик.
Как-то раз поехал Прокоп по делам. Дело было зимой, в канун Нового года. Миновал ростовщик часть пути, начались леса. Он едет, а из головы всё не идёт одно дельце, он и думает, как же с ним сладить. Вдруг слышит, как птицы между собой переговариваются. Интересно ему стало, о чём они щебечут-шепчутся, он и прислушался.
- Доброе утро, сестрица. Какой сегодня прекрасный день!
- И тебя с добрым утрицем. Да, день выдался чудесный, - отвечает ей сестра.
- Смотри, смотри, - взглядом указала старшая сестра младшей на проезжающего Прокопа.
Слушай, сестрица. У этого ростовщика - Прокопа, мальчонка болеет. Хороший, славный такой.
- Бедный, бедный мальчик, - отвечает ей сестрица, с пониманием.
- Ростовщик добрый, не скряга. Надо бы им помочь.
После этих слов птицы, как по команде, не сговариваясь, стали кружить над головой ростовщика. Он поднял голову и видит, они указывают ему дорогу.
- Следуй за нами, - услышал Прокоп.
- Чего это они? Может, случилось что? - подумал ростовщик и поехал за птицами.
Въехал ростовщик в самую гущу леса. Волнение охватило его. Какое-то странное предчувствие. Но назад он не повернул. Смотрит, птицы кружат над одиноко торчащим из земли пеньком.
- Жди тут, - сказала ему старшая сестра.
Он покорился и стал осматриваться. В лесу дивно пахло хвоей. Многолетние деревья гордо возвышались над ним. Вокруг всё замерло в ожидании.
- Как-то непривычно тихо в лесу, что бы это могло значить? - произнёс он вслух.
Как вдруг, зазвенел колокольчик. Прокоп прислушался.
- Здравствуй, Прокоп Иванович, - услышал он. Доброго тебе здоровья.
Прокоп повернулся лицом к пеньку и ахнул. На нём стоял маленький старичок-боровичок. Добрая улыбка озаряла его лицо, притягивала к себе, обнадёживала, глаза излучали тепло, свет, а весь облик успокаивал и внушал доверие.
Прокоп снял шапку, низко до земли поклонился и сказал:
- И тебе, доброго здоровья старец.
- Знаю, озадачен ты. Нелёгкая тебе досталась доля. Сынишка у тебя хворает. Вижу, ты не обозлился на весь белый свет. Живёшь по совести, других не забываешь. За это я помогу тебе.
Прокоп стоял, как завороженный. Слушал старца, боясь пошевельнуться, пропустить что-то очень важное в его речи.
- Ближе к лету я подам тебе знак, ты привози сынишку на это место. А пока, вот тебе ладанка. Повесь её на грудь мальчонке. В ладанке маслице из целебных трав. Хорошее, пользительное. Пусть принюхивается. Оно наполнит мальца силами.
Храни молчание Прокоп, не сказывай никому, где был, даже жене, - наказал старец.
А теперь, прощай, - добавил он и исчез, как и не было.
Прокоп огляделся, не веря глазам своим, а старца и след простыл.
- Ну и чудеса! - произнёс Прокоп, почёсывая затылок. Поднёс к носу ладанку, а оттуда незаметной струйкой потянулся тонкий аромат трав и ударил ему в нос.
- Апчхи..., - в носу защекотало. Ой, может и вправду поможет Петруше, - подумалось ему и на душе сразу повеселело от этих мыслей.
Прокоп спрятал ладанку, вернулся к телеге, запряг лошадей и поехал. Выезжая из леса, увидел он, кружащихся над ним птиц.
- Спасибо вам сердечное, - поблагодарил он, приложив ладонь к груди.
- Не забудь наказ, какой дал тебе старичок-боровичок, - услышал Прокоп.
- Не забуду, слово дал, - ответил он и уехал.
Прошло время.
Как-то раз погожим летним днём, убирая первый урожай хлеба, Прокоп, утомившись, присел, раскрыл узелок, который жена дала ему с собой, отхлебнул из горлышка парного молока и прилёг. Солнышко ласкало его лицо, нежило его тело. Он разморился, не заметив, как вздремнул.
И вдруг так явственно перед его взором встал старичок-боровичок и мягким ласкающим слух голосом произнёс:
- Пора, Прокоп, пора. Настал час. Привози мальчонку на то же место.
Прокоп пробудился мгновенно и как ошпаренный галопом помчался домой. Перво-наперво он запряг телегу. Влетел в избу. Жена сидела за прялкой. А сынишка мирно спал на печке. Прокоп быстрым шагом подошёл к жене и скороговоркой произнёс:
- Ни о чём меня не пытай, жена, ибо сказывать не велено. Собери-ка ты нас в дорогу. Съестного немного, поболе воды. Путь нам предстоит долгий. Да не мешкай, поторапливайся.
Жена от удивления раскрыла рот, развела руками, но не обмолвясь ни словом, пошла выполнять. Вскоре узёлок с пожитками стоял на столе. Прокоп подошёл к жене, обнял её и тихо на ушко сказал:
- Ну, бывай, жена. Жди нас. А если что приключится, не поминай лихом.
Прокоп подхватил невесомое тело сына на руки, и торопливо вышел из избы. Бедная жена запричитала, горькие слёзы полились по её щекам, но по обыкновению не стала перечить мужу. Лишь взяла узелок и последовала за Прокопом, глотая слёзы. Подойдя к телеге, Прокоп уложил мальца на пушистую перину из соломы и, подпрыгнув, присел на краю телеги. Ловко натянул поводья и сказал:
- Трогай!
Телега плавно отправилась в путь, оставив позади себя жену Прокопа.
Ехали они долго. Проезжая мимо знакомых мест, Прокоп забавлял Петрушу своими рассказами: то поведает историю об одном событии, то о другом. Петруша только и успевал, что вертеть головой по сторонам.
Наконец добрались до места и стали ждать. Вокруг ни души.
- Доброго здоровья тебе, Прокоп Иванович. Не растряс парня в пути? - услышал Прокоп голос старца и оглянулся, удивляясь. Старичок-боровичок как из земли вырос.
- И тебе день добрый, - ответил Прокоп, снял шапку и, низко склонившись до земли стал бить челом.
- Следуй за мной, Прокоп, - позвал старичок-боровичок.
Прокоп послушно проследовал за ним.
Время летело незаметно, вот уже и царица-ночь вступила в свои права.
И вдруг, в полной кромешной тьме, в мгновение ока перед глазами
Прокопа выросли резные стальные ворота, мозаичным полотном сверкали на них изумруды и множество других драгоценных камней. Рубиновые звезды уходили в высь и согревали ночные небеса своим тёплым светом.
- Ай да красота!!! - воскликнул Прокоп. Настоящее диво!
Он оглянулся на сына, лежащего в телеге, тот крепко спал после долгой дороги.
- Не буди мальца. Ещё не время, - предупредил старичок-боровичок и зазвонил в колокольчик. Ворота плавно раскрылись. В этот момент всё озарилось светом, шумом, музыкой.
Они проехали немного в глубь. Перед глазами Прокопа предстала настоящая праздничная ярмарка. Вправо и влево рукавами расходились торговые ряды. Чего здесь только не было...
В центре площади в бесконечном вращении радовала глаз весёлая карусель. Наряженные лошади сменялись грациозными лебедями, розовощёкими хрюшками, говорливыми индюками, - все они на ходу поочерёдно кивали, приветствуя гостей.
- Петруша, Петруша, - позвал Прокоп сына, соскакивая с телеги. Глянь на красоту этакую. Ай, да диво! Век не видывал,- восторгался Прокоп, приподнимая сына на телеге.
- Не спеши, Прокоп. Дай мальцу сил набраться. Всё ещё впереди, - старец опять предостерёг Прокопа.
- А вот и чаёк вскипел. Гости дорогие, испейте чайку душистого, - услышал Прокоп, повернул голову и увидел настоящую самоварную куклу, только говорящую. Блюдцами краска рдела на её щеках. Расписным, цветастым платком была повязана её головка. Пышная юбка сарафана выходила из-под груди, и она выглядела в нём, как курица на насесте. На прилавке ворковал вскипевший самовар, а его гостеприимная хозяйка пухлыми ручками только успевала поворачивать краник, наполняя высокие стаканы, ароматным чаем янтарного цвета. Парок клубился над стаканами, разносясь по всей округе, приятно щекоча ноздри. Прокоп отлил в блюдце горячего чаю, подул на него и поднёс Петруше.
- Испей, сынок.
Мальчик пригубил и глоток за глотком опустошил блюдце.
В этот момент прозвенел колокольчик старца, и бледное, безжизненное, исхудавшее с сероватым оттенком личико Петруши просветлело, округлилось и заполнилось здоровым румянцем во всю щеку.
- Ай да чудеса! - воскликнул Прокоп.
- Не спеши, Прокоп. Всё ещё впереди, - наставлял старец.
- Тятя, я так долго спал? Где мы? - спросил мальчик.
- Петруша, ты в чудо-городе. Любое твоё желание здесь исполнится. Говори, что желаешь? - спросил мальчика старичок-боровичок.
Петруша вопросительно посмотрел на отца. Тот в ответ ничего не сказал, лишь одобрительно кивнул головой.
- Дедусь, есть у меня мечта - нашу мамку развеселить. Хочу, чтобы ты подарил мне поющую гармонь, от которой деревья бы смеялись и, у всех на душе становилось светло, как в горнице поутру.
Старец в ответ улыбнулся и зазвонил в колокольчик. Откуда ни возьмись заполонила своими громкими звуками спешащая к гостям, расплывшаяся в улыбке чудо-гормонь. Она распевала частушки, переваливаясь с одного бока на другой, пританцовывая подбоченясь. Сбежался народ, все хохотали, за животы держась. Из толпы выскочил удалой мужичок, с трещотками и пошёл в пляс под аккомпанемент чудо-гармони. Первый раз в своей жизни Петруша смеялся от всей души. А гармонь, запрыгнув в телегу, расположившись рядышком с мальцом, продолжала радовать и веселить народ. Прокоп не уставал диву дивиться.
Они проехали дальше. Везде было многолюдно. Вся округа пропиталась ярмарочным гомоном.
- Пирожочки горячие, с пылу с жару, с пылу с жару!
Гости посмотрели влево, а там, на прилавке румяные пушистые, поджаристые пирожки, с которых аппетитно стекало маслице, и они сами просились в рот.
- Ой, тятя, в животе подвело! - неожиданно произнёс Петруша.
Прокоп от изумления широко раскрыл глаза и ударил в ладоши.
- Батюшки, у мальца подвело в животе. В кои веки?! Ай, да диво дивное!
Прокоп подбежал к прилавку, надломил пирожок с хрустящей корочкой, а оттуда просочился сок свежего мяска с сальцем да с лучком. От одного только запаха у Прокопа слюнки по бороде побежали. Он поднёс Петруше надломленную половинку пирожка. Петруша буквально на глазах проглотил её и потянулся за второй. Пирожочки то с секретом были.
- Ай да диво! - завопил Прокоп, что было силы, хватаясь обеими руками за голову. Жизнь возвращается к кровинушке моей!
А Петруша востребовал ещё пирожок-другой и благополучно справился с ними. В этот момент зазвонил колокольчик старца, и мальчик на глазах у честного народа превратился в крепкого ладного юношу.
Они проехали дальше, где перед ними открылась живописная картина - красивый зелёный луг.
Как одно мгновение проскользнул белый день и близился к своему завершению. Вечерело. Девушки в нарядных сарафанах с цветными лентами, вплетёнными в косы, стали водить хороводы. А неподалеку от них налитая красавица снимала вёдра с коромысла. Звон вёдер просочился в хор девушек. Красавица наполнила вёдра родниковой водицей и отправилась в обратный путь. Проходя мимо телеги, она ласково приветила гостей.
- Петруша, скажи мне, есть ли у тебя ещё какие-то желания? - спросил старичок - боровичок. Петруша посмотрел на девушку, затем на отца и ответил:
- Умыться родниковой водицей.
Девушка приблизилась к нему, сняла с коромысла ведро и поставила рядом с телегой. Прокоп снял сына с телеги со словами:
- Ох, и потяжелел ты, сынок! Как тепереча наша мамка надрываться с тобою будет?
Он поднёс ведро с родниковой водой к сыну, а тот выхватил ведро у отца из рук и окатил себя с головы до пят. Все так и ахнули вокруг. Зазвенел колокольчик старца.
- Тепереча не придётся надрываться, - бодрым голосом произнёс Петруша, подскочил на ноги, отряхивая с себя воду, и громко захохотал.
- Хвала тебе, Господи, за дела твои праведные! Ай, да диво дивное, - вырвался возглас из груди Прокопа и на радости большой он пустился в пляс.