Я Клеопатра Филопатор - последняя царица эллинистического Египта.
Отель "Пирамида", несмотря на очень скромные условия, которые предоставлял Царицам, устраивал меня на первое время моего побега из Египта.
Чтобы быть чистой нужно не мыться, а обливать грязью других.
Враги меня купали в грязи, но сами чище не стали.
В возрасте восемнадцати лет я вынужденно покинула родные египетские Пирамиды, из-за которых меня преследовал полководец Октавиан.
Полковником быть плохо, а под полковником еще хуже.
В "Пирамиде" полностью презирали комфорт.
Стены, потолки, и мебель отлиты из чистого золота.
Золото, золото, ничего, кроме золота - жадный минимализм.
Нищета "Пирамиды" притягивала нас, борцов за права женщин.
Мадемуазель может все, пока не начинает что-то делать.
Мои поклонники страдали, глядя на меня в нищете.
Они считали своим долгом периодически появляться в моей ванной комнате, в спальне, чтобы приводить в порядок мое немудренное хозяйство и заботиться о пренебрегаемой мной бытовой стороне жизни.
Видимо следящий шаг эволюции - превращение мужчины в пылесос.
Моих соратниц по женскому движению мужчины в моей спальне и в ванной комнате удивляли не меньше, чем тараканы в бутылке с Coca Cola.
"За все хорошее надо платить, а за плохое - переплачивать"! - Я объясняла подругам, что это не мужчины в моей спальне и ванной комнате, а - черти.
Черт не человек, поэтому его нельзя считать мужчиной.
Черта нельзя прогнать, его можно только изгнать.
Постепенно леди успокаивались, привыкали к чертям.
Некоторые дамы, которые не верили в чертей, ходили по моему номеру в одних ночных рубашках:
"Чертей не существует, значит, их нет"! - Мои подруги делали вид, что не замечают сантехников, полотёров, уборщиков несвежих занавесок.
Женщине достаточно одного мужчины, чтобы понять всех остальных мужчин; мужчина может знать всех женщин, и не понимать ни одной!
В промежутках между чертями и подругами я находилась под присмотром месье Helga, он же и девушка.
Он улаживал мои конфликты с хореографами, костюмерами и давал тысячи советов по поводу перчаток, армейских сапог и других бытовых мелочей без которых царица превращается в стул.
Посмотрел Бог на живот Helga и придумал лодку-плоскодонку.
Helga балерина, поэтому простая, как гробовая доска.
В отеле "Пирамида" поселились некоторые из моих подруг по движению против лифчиков, вместе со мной окончившие нижесреднюю школу в Moscow.
Филиал Moscow школы находился на бульваре Pigalle.
Pigalle - неблагополучный район фонарей под глазом.
Чтобы девочки выросли смелыми, в доме, кроме горничных, дожны быть мыши и тараканы.
Мои школьные подруги перешли в разряд государственных балерин и даже получали государственное содержание от богатых чертей.
Из двух подруг одна всегда оказывается стервой.
Я же оставалась по-прежнему одинокой царицей.
Времена становились тревожнее и накаленнее, потому что чем старше девушка, тем она тревожнее и накаленнее.
Республика превращалась в патриархальную, управляемую мужчинами.
Насколько он некрасивый и старый, мужчина узнает, когда у него заканчиваются деньги.
Мужчины отдают предпочтение патриархальным традициям с монархом во главе государства, а не с самонадеянной молодой красавицей царицей, то есть - мной!
Сколько мужчину не корми, он все равно напьется.
Ежедневно проходили судебные процессы об оскорблении личности мужчины, привычными стали облавы в женских саунах.
Все обычно заканчивалось расстрелом.
Если мужчины умирают, значит, это кому-нибудь нужно.
Мы с подружками по женскому движению запирались в ванной, выключали свет и в тесноте проводили собрания.
Мы понимали, что если в следующем году свободные выборы царицы не дадут женщинам большинства, то Мир превратится в Содом.
Каждый мужчина достоин свободы, но не каждый дважды.
Свободные радикалы придумали чугунные лифы для нас.
Мы в стокилограммовых бюстгальтерах падали, вынужденно наклоняли спины, а со стороны выглядело, будто мы поклоняемся мужчинам с подобострастием и усердием.
За мудрость и глупость в наших мозгах стали отвечать одни и те же извилины.
Мужчины смеялись над нами и поливали помоями.
"Не откладывай женщину на завтра, если она кланяется тебе сегодня!" - Лозунг чертей, а не мужчин.
Внешняя политика стала острая, и я об нее уколола ягодицу.
Трудно царице, которая борется, а не спит.
Уплатив громадную контрибуцию и лишившись стотонных лифчиков, мы, вопреки ожиданиям мужчин, не истощили свои жизненные ресурсы, не погибли под тяжестю чугунных лифчиков.
Наоборот, с начала издевательств, наши доходы и грудные клетки окрепли и возросли: неуклонно увеличивается размер талии, бюджет балерин не знает дефолта, банковский капитал откладывается под кроватями и ложится золотыми монетами на одно из мест на теле мадемуазель.
Некоторые леди протрезвели до неузнаваемости.
Мужчины трезвели до невменяемости.
У меня появляется новый поклонник - банкир граф Olivier de La Fere.
Он вышел в люди по амнистии.
Либо черт, либо граф.
Он умел лежать, не держась за пол.
Граф Olivier de La Fere приносил мне золото за концерт.
Он усаживался на бочку с медом посредине моих аппартаментов, зажимал мандолину между ног и играл.
Адская музыка разрывала мои голосовые связки и уши.
Граф исполнял обязательную программу по настройке нервов.
Иногда с кровавой пеной на губах он вскакивал: как бес..
Olivier de La Fere говорил, что он находится в экстазе, но я точно знаю, что не в экстазе, а в отеле.
Граф плясал, высоко поднимая искусственные колени.
Под шотландской юбкой граф не носил белье, поэтому зрелище для меня, феминистки, было отвратительное.
Лучше один раз услышать это, чем сто раз увидеть.
Приходили мои соратницы, по привычке ощупывали графа и, когда убеждались, что он не мужчина, а черт, то успокаивались и раздевались.
Любая юбка лучше всего смотрится на спинке стула.
Иногда моего слова хватало, и тогда подруги не ощупывали графа Olivier de La Fere.
В эти моменты он выглядел особенно несчастным.
С каждым днем музыка графа становилась невыносимее, а мои нервы напряженнее.
Через месяц я узнала, что граф Olivier de La Fere слепой.
Не хватало царице слепого музыканта.
Идеальный мужчина, который шумит, когда меня нет дома.
Я воспользовалась советом подруг и заменила себя русским бобром из тайги.
Любовь добра, полюбишь и бобра!
Я на пуантах покидала гостиничный номер.
Пока намазывала тело кремом от загара, солнце уходило за горизонт событий.
Я садилась в колесницу, и кони мчали меня по жителям.
Граф не замечал, что играет на мандолине бобру, а не для царицы.
Бобер грыз мебель и счастливо улыбался.
Он был вежливый, потому что мушкетеры сапогами отбили ему желание хамить.
Наследник престола не мог спокойно видеть, как я веселюсь без чугунного лифчика и скоро оправилась от сокрушительной тяжести на грудях, в то время, как сам он носил корсет из железнодорожных рельс.
Каждый мнит себя императором, пока не появится императрица.
Правитель не желал отступать от своей идеи вооруженного соперничества с хрупкими юными леди.
Он постоянно жаловался на геморрой и боли ниже спины спереди, поэтому налоги повышались, а аппетиты мужчин с избыточным весом увеличивались.
Наследник престола считал, что я много кушаю и сплю, поэтому он не был моей мамой.
Ему в голову пришла идея и упорно искала мозг.
Ранним весенним утром, лишь только январское солнце розовой кровью окрасило господствующие серые здания, двуногий факир на плечах притащил меня на привокзальную площадь.
Он пытался втянуть меня в беспроигрышную лотерею, и я поняла, что без проигрыша я не уйду.
Хотела что-нибудь придумать, но мысли в ужасе убежали.
Факир сообщил мне, что граф Olivier de La Fere слепой музыкант с мандолиной между ног взял в законные мужья бобра.
Наследник престола сообщал графу Olivier de La Fere, что вместо женщины он взял в мужья бобра мужского пола.
Слепой музыкант в гневе швырнул на голос мандолину.
"Не бывает плохих бобров, а плохие женщины бывают!
Взять в мужья бобра - неприлично, но интересно!" - Граф хотел сказать не "женщины", а "люди".
И эта оговорка или ошибка стоила графу Olivier de La Fere сто миллионов сертеций.
Позже я прочитала в газете Trybuna Ludu, что "... граф Olivier de La Fere и бобер поженились, на том и разошлись.
На привокзальной площади я встретила томившуюся в одиночестве Francesca Pisd из Memphis.
В ожидании чуда мы выпили по ведру кофе.
Ничто так не полнит девушку, как еда.
Я дала в долг официанту и довела его до склероза.
Вскоре к нам присоседились три соратницы, а через час собралась балетная труппа.
Чем ярче горит сердце, тем слабее варит голова.
Мы отправились в геологическую экспедицию на мою Родину, в мой дворец.
Я в восторге от предстоящего путешествия обсикалась.
Francesca Pisd купила блокнот, зонтик и шляпку, поэтому чувствовала себя профессиональным геологом.
Наш путь лежал в Египет через Иерусалим и Oslo.
С нами в экспедицию напросились черти.
Они понимали, что нужно искать хозяйку жизни, а не спутницу.
На второй день мужчины честно признались:
"Сегодня не мой день!"
Некоторые из моих подруг удивлялись, что я сразу скинула одежды и одела корону.
В их глазах я была борцом за свободу женщин, а не Царицей Египта.
По мнению подруг, Египет меня не любил.
"Любовь к Родине не бывает взаимной!" - Я отдалась мечтам, как теплому ветру из носоглотки монстра.
Мы со смехом и шутками вывалились из самолета.
Верблюды с немым изумлением хозяев саксаула тупо встретили нашу экстравагантную толпу, красующуюся боевыми топорами, ружьями и голыми женскими телами.
Из нор полезли кочевники, из девушек полезли ноги!
Свое семейное положение я посчитала безвыходным.
С Египетских пирамид нас поливали струи анализов.
Я не догадалась взять с собой одежду, поэтому увязала в грязи по уши.
Вокруг меня оказались все дураки, а я в центре.
В местном ресторане нас встретили с ужасом.
Вместо официантов работали механические зайцы.
Техника скоро дойдет до того, что можно будет обходиться без себя.
Официант прохрипел, что столь большого наплыва посетителей он не видел со времен татаро-монгольского ига.
Он настолько увлекался историей, что его узнавали даже мумии.
Ресторан в городе Но-Аммон напоминал музей неестественной истории.
Я посетила общественный туалет в ресторане, и с тех пор ненавижу все общественное: общественные туалеты, общественное мнение.
Ресторан не содержал ничего съедобного для людей.
Гораздо больше взволновала меня встреча с хозяйкой медной горы Oriane Garcia.
Она голая поджидала меня на городской площади возле памятника Рамзесу Четырнадцатому по кличке Солнце.
Ее ноги, как удочки хорошо смотрелись в фонтане.
"Клеопатра! Не плюй под ноги, там тоже люди, но маленькие!
Человек человеку друг и сестра; ты поняла меня, скотина? - Oriane отвела меня в тень от трусов на веревке. - Я бывшая преподавательница истории нанкийского лицея, поэтому обитаю сейчас в Kanne.
Город у нас огромный - четыре психбольницы.
В психиатрической клинике имени 8 Марта я узнала, что на тебя готовится покушение!
Не при детях скажу, но им тоже будет интересно!
Твои враги мужчины оживят мумию и минотавра.
Мумия и минотавр свергнут тебя с трона.
Вместо тебя на трон залезет черт Rambo!
Я год не видела черта, но сохранила самые теплые воспоминания о костре в аду.
Не так давно Rambo побывал в злачном месте и намерен написать обширный очерк о выбитых зубах, о чем он мне и сообщил.
По мнению Rambo ты мало знаешь о выбитых зубах в необычайно интересных пирамидах и имеешь превратные представления о своей жизни и культуре.
Чем больше я смотрела на Rambo, тем сильнее верила Дарвину с его теорией происхождения человека от обезьяны.
Rambo признался, что тебя свергнут, потому что ты слишком молодая и глупая, а еще - женского пола.
Ах, как Rambo сожалел, что не может поразить меня белозубой улыбкой.
С дырками вместо зубов не посмеешься.
Rambo думает, что он охотник, а на самом деле он - дичь!" - Oriane Garcia успокаивала меня ударами по голове.
А я представляла, что идет дождь из вареных куропаток.
В свою смерть и то, что мужчины меня свергнут с престола, я не верила.
У женщин в физиологии есть то, чего нет у мужчин.
Пусть черт попробует сначала родить, а потом пытается сбросить меня с трона.
Слоны топчут куриц гораздо эффективнее, чем петухи.
После общения с Oriane я сожалела, что изменила своему первому увлечению - убивать до расследования.
Ворочать горы - вот мое истинное призвание.
Пока Oriane Garcia нецензурно горячо ругала далекого Rambo я смущенно улыбалась и думала: она прежняя Oriane Garcia, живая, голая, увлекающаяся и темпераментная.
С площади я с голубем Мира отправила письмо на глиняной табличке в кабинет своих министров.
Голуби берут не только свое, но пытаются отобрать и наше, а потом гадят.
В письме я предупредила, что меня попытаются убить, а затем снова сбросить с золотого трона.
И еще сообщила, что в ресторане на площади странный порядок чередования блюд: сначала подают кофе, а потом верблюжий горб.
Об Oriane я ничего не написала - не хватило глины.
Я знала, что через неделю, благодаря мне, Oriane Garcia, молодая преподавательница истории, глубоко погруженная в свои мысли о роли женщины в истории, будет ежедневно забираться голая на египетские пирамиды, и ее идеи станут первой ступенькой в непрерывном потном восхождении на вершину женской славы.
Как жаль, что Oriane Garcia, наконец, ушла.
Ко мне подбежали разгорячённые жарой плюс сто по шкале Цельсия.
Они плавились, как сыр в масле.
Друзья для меня - фон, декорации для веселых разгульных комедий в духе свержения власти.
В дружеском многоугольнике много тупых углов.
С трепетом я ждала, когда переступлю порог своей пирамиды.
Что меня ждет: Rambo с могильной плитой и компанией заговорщиков с кинжалами, или изумлённые подданные с бумажными фонариками и дудками из берцовой кости человека?
Впереди нашей похоронной процессии вышагивала однорукая балерина Pilar.
Балерина шла, как по маслу, жаль, что по кипящему.
То, что у мадемуазель шестой размер груди, замечали все, а то, что у нее большой ум - никого не интересовало.
Из окна малой египетской пирамиды неосторожно выглянула старуха в теле мумии.
За это мы устроили под окнами концерт с воплями и дикими плясками.
Серенады сменялись похоронным маршем.
Старуха сдалась и умерла.
Наше карнавальное шествие завершилось на кладбище, где спят духи предков.
Призрак оперы на ухо шепнул мне, чтобы я не преувеличивала глупость врагов и верность друзей.
Я прогнала призрака серебряной ложкой.
Ночью я с трепетом вошла в свою правящую пирамиду.
И ровно в полночь мой тампакс превратился в тыкву, как у Золушки.
От веселых и непринужденных друзей в моей свите остались самые неприятные и темные пятна на полу.
В родной пирамиде царил дух, но не мой.
Поразительный контраст с регламентированной жизнью в казармах училища для девочек.
Шутки шутками, а в пирамиде могут быть и черти.
Образ Rambo носился перед моим испуганным взором.
Из саркофага вылезла моя школьная подруга Josefa.
Она всегда все забывала, поэтому не носила одежду.
В этот раз Josefa забыла совесть.
Когда мы были маленькие, саркофаги были большие.
"Josefa! Мужчины под командованием Rambo хотят меня свергнуть с трона и убить!" - Я сразу похвасталась.
С могильным ужасом подсчитала убытки, понесенные в этом походе домой: забыт в сауне наш новый друг, в одной из дружеских драк на пижамной вечеринке погибла Carmen, черт распоясался вконец, подвязки на чулках пришлось заменить солдатской портупеей.
Иногда проще вырвать язык, чем молчать.
Josefa захлопала ладошками по моей короне:
"Клеопатра Филопатор! Твои потери - ничто по сравнению с тем обновлением духа, которое Rambo испытал за этот длинный ужасный период.
Можно, я присоединюсь к заговору против тебя?
Это как раз то, в чем я нуждаюсь!
Я вынесу многих, если вовремя не вызвать похоронную службу".
"Josefa! Чтобы поумнеть, нужно много трудиться.
Поэтому у тебя работы - выше головы!
Когда после работы глотнешь свободы - не закусывай!" - Я не удивилась, что Josefa открыто выступает против меня.
Каждая девушка хочет стать Клеопатрой!
Josefa призналась, что без особого усердия изучает мировое женское движение.
Ее не вдохновляет ни промышленный феминизм, ни законодательство в отношении прав женщин, ни права сексуальных меньшинств, ни сон в саркофаге.
Josefa хотела остаться чистой в говне.
Репутация Josefa, как девушки еще не сложилась, но в ее дурных наклонностях никто уже не сомневался.
Я отговаривала подругу выступать против меня, советовала подождать до завершения съезда свободных женщин.
Josefa не понимала, поэтому отказывалась удовлетворить.
"У каждого своя дорога, но ведут они все в одно место!" - Josefa покинула меня в трудный час.
Вернулась через час с синяком под левым глазом.
На гранитных табличках подруга принесла мне список вопросов, которые черти в аду задают грешникам.
Josefa забыла, что собиралась участвовать в заговоре против меня.
Она не находит различие между обремененностью и беременностью.
Вдвоем мы выходим осматривать моих подданных.
Их ряды поредели, как седые волосы у старика.
"Мы ради вас видеть!
Очень приятно!" - Я слышу приветственные крики, и эти фразы - самая распространенная ложь на свете.
Тела притягиваются и оттягиваются.
Слуги спрашивают, когда я дам им золото.
"Долг платежом страшен! - Угрожаю, потому что денег нет. - В молодости нет ни гроша, а жизнь хороша!"
В отчаянии убегаю в самую дальнюю пирамиду Хеопса.
Josefa спрашивает, когда может сложить ради меня голову на поле боя.
Я отвечаю, что голову нельзя сложить, потому что голова твердая.
Сложить можно пергамент и ноги.
Пусть всех поубивают, лишь бы не было войны.
В пирамиде я встречаю школьного товарища по Римским каникулам Pedro.
Josefa ревнует меня к нему и хочет убить Pedro.
Убийства в пирамидах - не редкость.
Pedro дает Josefa золотой крейцер, и они мирятся.
"Клеопатра! Я нередко вижу тебя в компании трех бородатых астрологов! - Pedro ревнив, как песок в пустыне Атакама. - Несмотря на свой преклонный возраст, маститые академики с молодым задором предаются с тобой жаркому спору, предмет которого уводит вас от сугубо астрологических вопросов.
Ты говоришь, что борешься за права женщин, а хохочешь с мужчинами!
У тебя все время проблемы с проблемами.
Я в ответ за тех девушек, с которыми учился!" - Pedro показывает ряд мумий, которые он изготовил своими руками.
Я говорю Pedro, что не раз слышала это обвинение от прославленных своих школьных товарищей.
Знакомо мне и его толкование, которое черти со вкусом развивают перед своей многочисленной аудиторией.
"Старый конь борозды не портит, он в ней засыпает!
Академики уже в том возрасте, когда согласие женщины пугает больше, чем отказ.
Pedro! Как тебе не стыдно стоять голым перед Королевой Египта и ее подругой?
Пришел, сказал, показал.
Даже, когда истина еще не ясна, она все равно пробивает дорогу к моему мозгу, и по этой дороге я легко бегу, чтобы не заблудиться.
Мысли то начинают кончаться, то кончаются начинаться.
Общаться со старыми астрологами никогда не поздно, но иногда бесполезно.
Сделай из себя мумию!" - Покидаю разозленного Pedro.
В ярости он лбом крушит саркофаги.
Набрасывается на минотавра.
От Pedro остаются рожки и ножки.
"Pedro - черт?" - Josefa рассматривает рога.
"Даже если он не черт, то чертовски красив!
Лучше умереть и не жалеть, чем не умереть и жалеть!" - Я со всей убежденностью царицы Египта отстаиваю воображаемый мной мир, в котором правят старцы, подобный миру платоновских идей.
"Если Pedro умер, то почему же он реален, как и другие окружающие нас, предметы, например, бедра?
Разве ты, Клеопатра Филопатор, не чувствуешь, что мертвый Pedro существует вне нас и независимо от нас, а мы только пинаем его останки.