Сладостная тьма не торопится отпускать из своих объятий, но...
... в миг, предшествовавший пробуждению, меня будто поцеловал кто-то - нежно, таинственно, как сквозь туман или замершее время. Лёгкое прикосновение ещё теплится на губах, но вокруг я не ощущаю никого. Очень медленно открываю глаза, всё ещё надеясь, пока обманутая надежда не стекает болью, оборачиваясь резкой пощёчиной, возвращающей от грёз к действительности.
Никого.
Позвал. Сухие губы беззвучно шевельнулись. Некого коснуться мыслью, и нет отклика.
Это был сон. Краткое слово, но почти приговор. Капля, сорвавшаяся с высоты, обжигающая ядом одиночества. Сон. Долгий, безбрежный, видения в нём сменяли друг друга частицами яркой мозаики. Но стоит лишь открыть глаза, как тщательно выложенный витраж со звоном осыпается в забвение. В небытие.
Огляделся. Никого. Медленно поднялся и кое-как выбрался из своего подвального укрытия: те же развалины, тот же заброшенный, заваленный хламом и поросший бурьяном двор - перед сном я постарался, чтобы мой покой не был нарушен, сомкнул по периметру забора кольцо страха. Возможно, даже чересчур: на территорию почти не ступала ни человечья нога, ни чья-либо ещё. Я нарочно выбрал это место - недостроенное уродливое сооружение за покосившимися плитами забора на задворках любимого города.
Прохожий. Бредёт навстречу шатающейся походкой между забором и гаражами. Глоток за глотком как страницы книги чужой судьбы - я не читаю их, стремительно пролистываю, комкаю в цветы, в лепестки, окрасив багрянцем, отдаюсь упоению.
Утолив нахлынувший после продолжительного сна голод, я сменил запылённые и пропахшие сыростью лохмотья на одежду, снятую с жертвы. Снова велика - к этому я давно успел привыкнуть. Не могу не заметить, что за последние несколько десятилетий человечество стремительно выросло, а точнее - вымахало. Со своим ростом ровно в пять футов я и прежде считался невысоким, а теперь выгляжу совсем коротышкой.
Вопреки обыкновению, на этот раз я проснулся сам, никто из Клана не разбудил и не растолкал меня со своими вопросами или новостями, открытиями или провалами, местью или политикой - всем, что стало мне почти безразлично. Никто не похищал меня ради войны или экспериментов. А ведь, засыпая, я загадал, что сам сумею пробудиться лишь тогда, когда смогу вновь обрести тебя... тебя, кровь сердца моего, пламя души моей... во сне и наяву я звал, повторяя имя...
Я направился в город. По-прежнему светится Эйфелева башня, горят фонари и вывески... Париж меняется, а я не успеваю за ним.
Зашёл в магазин одежды. Все вещи мужского отдела мне фатально велики: никогда не отличался атлетическим телосложением, скорее наоборот - таким, которое один из моих знакомых однажды назвал теловычитанием. Особенно сейчас, когда я ещё не успел вернуться в прежнюю форму после двухлетнего сна - по дороге я уловил в мыслях людей, что сейчас 2006-й. Временами и люди встречаются, о которых говорят: кожа да кости. Ещё несколько жертв, и я буду выглядеть по-прежнему. Вот после двадцатилетнего сна я был похож на мумию и чувствовал неутолимый голод.
Выбрал, наконец, чёрно-красную рубашку в клетку - она вдруг напомнила мне костюм Арлекина, чёрные хлопковые брюки, название которых я запамятовал и чёрные ботинки из тонкой кожи. Чёрный и красный. Мои цвета, саламандрины! А ведь я помню те времена, когда мы носили камзолы, чулки и кружева, пуговицы с камеями и драгоценными камнями, но пышность галантного века давно увяла и канула в историю.
При мне, конечно, нет денег, да, признаться, я так и не смог понять эту систему - она столь изменчива, что я не в состоянии за ней уследить, и давно уже не пытаюсь. Не граблю жертв, как другие, подобные мне, потому как не понимаю, что означают эти бумажки, рассованные по карманам и кошелькам. Выходя, я лишь пристально посмотрел в глаза продавцу в ответ на вопросительный взгляд: я уже оплатил покупку. Да, внушение, как всегда. Я редко захожу в магазины, но сегодня - исключение. Вместе со мной пробудилась и отчаянная надежда - я не терял её никогда, но, спрятав, хранил как искру, и теперь она вспыхнула.