Играет музыка .Что то старое, веселое... Сейчас такое уже не слушают, и под такое не пляшут на танцплощадках. Да и танцплощадок то уже нет. Все слишком изменилось за какие то сорок лет. Вы скажите "Ну так, сорок лет - это огого какой срок!". Ну да, когда вам двадцать - сорок лет это очень много. А когда восемьдесят - это уже не такой уж и большой срок. Полжизни. При чем, не самая лучшая половина.
Вот стою я, восьмидесятилетний старик, смотрю на толпу и слушаю старую музыку. Музыку то для меня включили. Для меня и для таких как я - стариков с железом в сердце и на груди. Я смотрю на свой поношенный форменный пиджак и вижу ее, эту сталь. Она обвивает мою грудь медной кирасой - несколько десятков звезд, крестов и ничего не значащих орденов. Ценить свои награды? Ну да. Знали бы вы...
Все смотрят на нас, ликуют внешне, хотя внутри всем все безразлично. Это было не их время, и не они выиграли ту войну, за победу в которой они нас чтят. Да что там, большинство из тех, кто сейчас смотрит на меня - даже не родились в то время. Они читали об этом в книгах, учебниках, смотрели по телевизору - сухие слова, бесчувственные символы и серые, безжизненные фотографии.
А я там был. Я был частью той "великой" победы. Почему в кавычках? Да потому что нет в ней величия...
Мой взгляд скользит по натянуто улыбающейся толпе лицемеров и вдруг останавливается. Я вижу во втором ряду парня. Ему лет двадцать пять , может немного больше. Он прыгает на месте, размахивая черно-белым стягом государства-победителя и с истинным, неподдельным фанатизмом всматривается ярко-голубыми глазами в редкие ряды мрачных старцев. Однажды я уже видел эти глаза...
Я еще раз налег на дверь - и та с натужным скрипом, наконец, поддалась. Инерция безжалостно вбросила меня в помещение. Желудок скрутил ужас. Сколько я наслушался историй о хитрых растяжках и минах, заложенных в дверных проемах... К счастью, эта дверь была без сюрпризов, и ничего не произошло. Мешком рухнув на пыльный паркет, я затаил дыхание. Ступор сковывал меня недолго, и уже через пару мгновений я был на ногах, направляя ненасытное жерло своего автомата в полумрак открывшегося передо мной помещения. Когда глаза привыкли к темноте, мне открылась пыльная квартира. Все вокруг было заставлено старой, побитой временем мебелью. Изодранные занавески свисали вокруг окон, сами же окна были завешены каким то грязным тряпьем. Ни души. Позади меня послышались торопливые шаги, и в комнату вбежал светловолосый паренек. Одетый в такую же черно-серую форму, как и я, он чуждым пятном выделялся на фоне потемневших от времени тускло-желтых обоях. Мой товарищ Балан беспокойно огляделся вокруг, затем подошел ко мне.
- Ты в порядке? - спросил он тихо, не переставая напряженно вглядываться в темноту квартиры.
- Тут чисто, пойдем дальше - дрожащим голосом произнес я, опуская автомат. Я хотел было выйти, но Балан положил мне руку на плечо и мягко придержал.
- Ты же помнишь приказ. - тихо произнес он - Проверять каждое помещение на предмет выживших и произвести зачистку. Эти гады прячутся от нас в каждой щели...
Пару мгновений я вглядывался в его застывшее лицо, затем молча кивнул и сделал несколько шагов вглубь квартиры. Остановившись у большого старого шкафа, я прислушался. Тишина...Давящая, как кубометры воды, мертвая и пустая. Я сделал знак входить Балану и сделал еще несколько шагов. За спиной послышалось тихое дыхание молодого солдата - тот в два шага догнал меня и сейчас нервно осматривал темные углы.
Я совсем не понимал, зачем мы это делаем. Приказ был туп, как мой старый перочинный нож. Турская армия отступила еще четыре дня назад. Даже если в этих старых домах и схоронилась пара-тройка дезертиров - да и черт с ними! Казалось бы, что в них такого...
Стоп. Что за...? Я обернулся и посмотрел на Балана. У того на лице все было написано - он явстренно слышал то-же, что и я. Кто то чихнул.
Балан поднял руку и сжал пальцы в кулак, затем махнул в сторону прикрытой двери. Я кивнул и тихо начал пробираться к темнеющему за кучей ящиков проходу. Дверь была приоткрыта, и в тусклом свете, пробивающемся через тряпье на окнах, я явственно разглядел что то большое и белое, лежащее в глубине маленькой комнатки. Ужас каменной ладонью сдавил мой желудок. Мозг тут же вспомнил все слышанные мною страшилки о привидениях и мертвецах, встающих из могил. Наверное, Балан услышал, как мое дыхание переменилось, и вновь коснулся моего плеча. Это прикосновение подействовало как нельзя лучше, и уже через пару секунд я был зол на самого себя. Присмотревшись, я понял, что страшная и непонятная штуковина - всего лишь перевернутая ванная. Покачав головой, я толкнул дверь. Та с противным скрипом ушла внутрь комнаты, и тут же под этой самой ванной послышался звук какой то возни. Волосы на затылке вновь встали дыбом, но уже не в том суеверном ужасе, а просто в легком испуге. Балан, видимо поняв, что толку от меня сейчас никакого, сделал несколько быстрых шагов внутрь ванной комнаты( а это была именно она) и со всей силы ударил прикладом по днищу чугунного корыта. Звон этого импровизированного колокола наверняка переполошил не одного часового на своем посту. Но свой эффект возымел. Из под ванной раздался дикий крик, переходящий в какой то почти поросячий визг. Опомнившись, я наконец собрался с мыслями и подлетел к Балану, который уже хохотал и готовился нанести еще один оглушающий удар по выщербленному днищу. В самый последний момент я остановил его руку
- Давай достанем его оттуда прежде, чем он оглохнет. - сказал я, забрасывая оружие за спину
Балан все еще смеялся, но автомат убрал. Мы вдвоем взялись за края чертова корыта и ,испустив семь потов, таки опрокинули его. Когда мы увидели крикуна, мои брови от изумления поползли куда то на затылок. "Он" оказался маленькой, хрупкой девушкой. Одному Богу ведомо, как она, такая тонкая и слабая, умудрилась накрыть себя этой чертовой ванной, весящей как легкий танк.
Девчонка смотрела на нас полными ужаса глазами, почти обезумев от страха. Меня дико забавляло эта выражение в ее глазах. Я расхохотался и посмотрел на Балана. Тот тоже ухмылялся и хитрым взглядом пожирал забившуюся в корыто девицу.
- Ну и что думаешь? - спросил я, толкая его локтем под ребра
Балан сменил хитрый взгляд на критический и осмотрел дрожащую в ужасе девочку.
- Ей лет тринадцать, да и грязная вся... - наконец проговорил он - Наверное, и гадила под себя, пока под этим корытом пряталась. Эй, девка! Хочешь, что бы мы тебя отодрали? Понимаешь меня?
Он закинул голову и расхохотался, чем еще больше напугал бедную турску. Я с изумлением взглянул на своего друга. В его глазах, голубых как утреннее небо, читался дикий, воинственный восторг. Я часто видел эти глаза в бою. Там, на передовой, под огнем минометов и поветрием смерти из свинца в них всегда была только решимость. А здесь... Неужели ему доставляет такое удовольствие издеваться над бедным ребенком?
- Балан, пойдем... - тихо сказал я, пытаясь увлечь его за собой - Оставим ее и вернемся к своим.
Тот резко вывернулся, отбросив мою руку, и с непонятной злостью посмотрел на меня
- Ты что, приказы забыл? - злобно прошипел он - Или тебе обьяснить, что означает "произвести зачистку"?!
- Балан, ребенок...
- А наши дети? - его глаза полыхали яростью и неподдельным фанатизмом - Эти твари жалели наших детей?! Вспомни! Вспомни, Гэлод! Вспомни сожженные деревни и распятых женщин! Вспомни ямы с мертвецами!
- Эта девочка не убивала наших солдат, и не распинала наших женщин.... - растерянно произнес я, не понимая откуда в Балане взялась эта злость - Она ни при чем!
- Они все "при чем" - выкрикнул Балан, выхватывая из кобуры на поясе пистолет - Если хочешь, уходи,Гэлод. Но я сделаю то, что должен.
Какое то время я просто смотрел на него, сомневаясь в том, что вижу своего друга. Потом посмотрел на девочку. Вспомнил. Вспомнил такую же девочку, может чуть-чуть постарше. Мертвую. Мы тогда вошли в разоренную деревню. Она висела на суку раскидистого дуба неподалеку от главной дороги. В ее застывших глазах тогда был такой же ужас...
Я повернулся на каблуках и направился к выходу, хлопнув по плечу друга. Тот только кивнул.
Выстрел раздался тогда, когда мой ботинок коснулся линолеума в подьезде. Больше криков в ванной не раздавалось...
Я отвожу взгляд от парня. Воспоминание тяжелым молотом рухнули на меня, заставив давно сухие глаза увлажнится. Обернувшись, я смотрю на стоящих бок о бок старцев вокруг меня. На лицах каждого из них виделась скорбь, понятная лишь мне и таким, как я. Уверен, каждый из них нашел в толпе своего Балана, и каждый сейчас переживает самый тяжелый момент в своей жизни снова.
Я много лет не вспоминал эту историю. Я до сих пор вижу изумрудный блеск глаз той испуганной девочки в своих снах. Балану повезло - он погиб через неделю после того, как сделал тот выстрел. Уверен, в ином мире ему лучше. Да, он совершил ошибку - но он был хорошим человеком. А хорошие люди не горят в аду.
Сторонний наблюдатель, глядя на меня сейчас, наверняка расчувствуется. Плачущий старик с обвитой орденами грудью. Они подумают, что это слезы счастья или печали о потерянных друзьях. Или просто слезы от приятного ощущения заботы и теплоты, пусть и фальшивой.
Но они будут не правы. Мы стоим под палящим солнцем и не чувствуем тепла. Мы не ощущаем ласкового прикосновения лучей, или мягких обьятий ветра. Мы плачем не потому, что счастливы.
Да, мы победили. Мы выиграли ту войну - но в ней мы потеряли свои души