Две старые табуретки, на ножках которых ещё мерцала звёздная пыль, были поставлены под раскидистым платаном, чья крона шелушилась золотом и серебром, а нефритовые листья пульсировали ониксовыми прожилками. В бело-зелёных пиалах дымился ароматный чай. Дымок взлетал к небесам, змеился промеж травинок, обволакивал золотые рога Агнца, мирно пасшегося на поляне, щекотал Еву под подбородком и настойчиво пытался влезть в нос Трояну. Тот нарочито громко сопел, чихал, закрывал нос хвостом и фыркал.
- Оссподи! - трубно возгласил он, наконец, и уткнул морду в Яблоко Познания, бока которого уже едва-едва загорели багрянцем. - Что за траву вы сссаварили?
- Не нравится, ползи - погуляй! - мрачно констатировала Птица, крылом, вовсе не похожим на альбатросье, подхватывая чайник с травы и разливая кипяток. - Нюхают тут всякие...
Когда пиалы были наполнены до краёв, Птица подперла белоснежными маховыми перьями клюв и сердито взглянула на черноволосого мужчину, сидевшего напротив. Тот выглядел усталым, под глазами залегли тени, морщины на высоком челе прорезались глубже, ибо за каждой скрывалась полная тяжёлой работы страница сотворения мира.
- Не смотри не меня так! - обиделся тот. - Устал. Вселенские потопы, знаешь ли, нелегко даются! Тем более, этот был первым, и не было никого, кто додумался бы построить Ковчег!
- Патамушта надо все по графику делать! - возмутилась Птица. - Сначала мир, потом твари по паре. Посмотри на неё! - острый клюв нацелился прямо между лопаток Еве, собирающей цветы, ещё не съеденные Агнцем. - Вот, что это такое? Дитя неразумное! Ей до пубертатного периода, как мне до откладывания яиц! А ведь надо будет детей рожать!
- Вырастет, - вздохнул Отец и тоже посмотрел на ребёнка. В глазах его плескалась любовь. - Смотри, у неё волосы уже ниже лопаток. Какая красавица будет!
- Блондинка будет! - буркнула Птица. - А рожать ей от кого? М?
С Древа долетела неожиданная тишина, остановившая дрожь драгоценных листьев и полёт бабочек, мерно жующие божественные челюсти Агнца и ласку босых девчоночьих ножек, подаренную траве.
- Среди нас шпион! - заворчала Птица. - Глянь, Отец, на виртуальное ухо Диавола! Аж, облака потемнели. Нет, в такой обстановке работать нельзя! Щас!
Белое крыло накрыло мир колпаком. На миг сверкнуло золотым и лазоревым, и вот уже вместо травы делил пространство надвое песчаный берег. За спиной сидящих простиралась степная пустота, а до самого горизонта развернулось синим гудящим колоколом неспокойное полотно Океана. Ибо разговор был конфиденциален.
- Это ты во всем виноват, Отец! - Птица назидательно потрясла крылом перед носом собеседника. - Надо было канонически зачинать... тьфу, начинать! С самца надо было! И что мы теперь делать будем?
Проснувшиеся пенные щенки принялись преданно лизать мужские ступни и голени, и красные перепончатые лапы.
- Вот! - Птица ахнула на колени мужчины невесть откуда взявшуюся корявую книгу в коричневом переплете, от которого явственно пахло старой кожей. - Читай! Тут чёрным по белому пером (моим, между прочим) написано - про ребро, про операцию, про трансплантацию в глину. Откуда оно вырезано? Видишь писано - из А-да-ма! А у нас что получается?
Мужчина виновато покосился на Птицу, а потом вдруг вспомнил лукавые голубые глазёнки, ямочки на щеках и звонкий смех маленькой девчушки. И в низких свинцовых облаках показалась прореха, плеснула горстью солнечный свет, в котором каждая пушинка в оперении Птицы заиграла тончайшей золотой проволочкой.
- Я что-нибудь придумаю, Дух! - Отец потёр колени и тяжело поднялся. - Зуб даю. Змеиный!
- Зачем это мне такая инфекция? - изумилась Птица и потянула книгу под крыло, бормоча. - Вначале было слово... слово превратилось в книгу... книга превратилась в веру... вера превратится...
- ...В слова... - грустно закончил Отец. - Когда-нибудь. Но это я еще не придумал...