Нужно было звонить на работу, что-то сочинять, оправдываться вселенской катастрофой или вереницей переведенных через дорогу старушек, потому что я снова опоздал. Сандаг будет рычать, но ему полезно. Мобильный угрожал пятью пропущенными звонками от Кары - двумя вчера и тремя сегодня, но перезванивать не хотелось.
Я даже такси не вызвал, шел под мелким дождем, дышал чистым влажным воздухом и думал. Вспоминал, что рассказывала Катя, примеривал к ней образ мошенницы, и пытался сложить это в одно целое. Получался Мориарти. Злой гений, который умеет все - растрогать, обмануть, влезть в душу.
- От смерти меня отделяло полметра, не больше, - рассказывала она, все глубже погружаясь в воспоминания. - Я стояла на берегу взбесившейся после вчерашнего ливня реки и понимала, что передо мною - смерть. Мне было лет десять, но уже не первый год после весенних дождей я приходила смотреть на реку - меня завораживала неуправляемая сила.
Летом Нечепсуго пересыхала, а оставшаяся в самых глубоких местах вода зацветала, превращалась в зеленую муть, в которую и входить-то становилось неприятно. И тогда русло реки казалось непомерно большим - не на размер или два, а на порядок-другой. Огромные плиты, установленные под наклоном, темные и гладкие на вид, выщербленные лишь местами, отделяли от поселка не просто русло, а целый мир. Летний, жаркий... детский. Заросший ивняком и высокой травой, скрывающей прохладную глину у самых плит, выстланный горячей белой галькой у воды. Мир скользких головастиков, больших стрекоз и малолетних детей, одетых только в плавки и панамки. Мир, в который взрослые совались очень редко - пришли, выпили, закусили, нырнули, вынырнули и ушли. А дети... дети тут жили... бегали босиком по тем плитам, не обращая внимания на крутой наклон. Я до сих пор умею так бегать.
И вот весной, после дождей, весь этот мир, огромной, извилистой лентой тянущийся через поселок, был затоплен. Меня это поражало. Каждый раз я пыталась осознать, сколько же там воды. Ширина русла представлялась мне где-то со всю нашу пятиэтажку, а в ней не много - не мало шесть подъездов. Глубину я тоже прикидывала на глазок: примерно столько же, сколько от окна квартиры на третьем этаже - до земли. И все это было затоплено мутной, бурлящей водой, несущейся вниз, к морю. Река тянула ветки и даже целые деревья - столько в ней было дурной силы. Крутились водовороты, грязные буруны хлестали в парапет... совсем близко... Полметра. Расстояние протянутой руки. Почему-то казалось, стоит опустить хотя бы ладонь в воду - и утянет. Было страшно представить, что творится там, в глубине.
С самого детства я точно знала, что в двух десятках шагов от дома по весне проходит смерть. Можно придти и посмотреть на нее. Целый час или два, сколько захочешь. Рассмотреть во всех подробностях. Представить, что именно с тобой произойдет, если попадешь в этот поток, как тебя будет швырять в волнах, на плиты и о бревна... И как тебе будет страшно те мгновения, пока ты будешь еще жив.
Меня заворожили слова Кати, мы долго сидели в тишине и я будто видел все, что она рассказала. Я ей верил. Верил в то, что она не первый раз думает о смерти, верил в то, что могла чертовски устать. Что она такого рассказала? Всего лишь эпизод из детства, часть картинки, обрывок - но когда она говорила о летнем мире, улыбалась светло и растерянно.
Я бы не увидел так. Да и не стоял бы в десять лет над рекой в раздумьях. Максимум - зашвырнул бы ветку в те буруны или бумажный кораблик. Или тетрадку, отобранную у невезучего одноклассника, тоже вариант. И хорошо, если тетрадку, а не учебник. Да. А она - о смерти думала, еще так гладко и образно. Видно, не первый раз. Как ей можно не верить?
Пока я добрался домой, побрился, переоделся - на работу опоздал часа на два. Впору мечтать о вчерашних семи минутах.
Как только вошел в редакцию и увидел Сандага - я сразу вспомнил, что его имя значит не то "Владыка тайного", не то "С ваджрой в руке". Вылитое гневное божество, хоть картины с него пиши - глаза сощурены, губы крепко сжаты, скулы закаменели. Заметив меня, гневное божество смяло попавшуюся под руки бумажку, швырнуло ее в угол, покинуло начальственный кабинет и направилось мне навстречу - точно, сейчас ваджрой шарахнет. Матерной.
Половина сотрудников спешно занялась работой, а половина с азартом наблюдала за развитием событий. Кара подавала мне какие-то знаки, но я, конечно, ничего не понял.
- Как это называется? - спросило божество, разглядывая меня так, будто примеривалось для удара.
- Возвращение из преисподней, Сандаг, - хладнокровно ответил я. - Ты отправил меня умирать достойно, и мне пришлось пройти все круги ада, чтобы вернуться и исполнить служебный долг.
Божество, хоть и гневное, но юмор и смелость оценило.
Сандаг помимо воли улыбнулся:
- Убедил. Пойдем ко мне, расскажешь. Кара, принеси, пожалуйста, кофе.
Когда главред расположился в своем кресле гламурного голубого цвета, он был уже божеством милостивым. Как Вишну. Я в очередной раз проклял свое воображение, но не удержался и примерил к Сандагу этот голубой оттенок за его плечом - представил, что у него кожа такого же цвета, а розовые ладони расположены в позиции "Наделяющий дарами". Мысленно навесил ему на грудь гирлянду цветов. Две гирлянды. Опять же пририсовал длинные волосы, собранные в пучок на макушке, усадил в позу лотоса и остро пожалел, что у Сандага нет милых круглых щек и детского двойного подбородка.
Вошла Кара с двумя чашечками кофе, и я быстрее схватил одну, чтобы хоть как-то отвлечься и не рассмеяться. А то уже начал располагать мелкую радостную живность на подлокотниках кресла и рабочем столе - зайчиков, белочек, птичек.
- Рассказываю. В саму фирму я пока не совался, но зато навел контакты с клиенткой. Выследил, познакомился, напросился в гости, напоил и общался полночи.
- Макс, - снова нахмурился Вишну, - я тебя посылал не с девушками общаться.
- Зовут Екатерина Самохина, она вчера пробыла там целый час и потом шла домой, как с креста снятая. И разговоры у ней только о смерти. Она настоящая клиентка, Сандаг: хочет умереть, и не просто так - она уже числится умершей! Там что-то нечисто, и я выкопаю, что именно.
- Хм...
- Подозреваю квартирные аферы, как минимум. Может быть, фальшивые смерти. Уход от долгов, от кредиторов, от налогов, фиктивное банкротство. Это золотая жила!
- Любопытно.
- Да. Мне нужно время, помощь и свобода передвижения - за Самохиной неплохо бы проследить. Я хочу узнать, что она натворила и от чего решила скрываться через фирму. Что или кто вынуждает ее это делать.
- Хорошо. Работай. И помни - нужны доказательства. Снимки, документы, прайсы на смерть, условия договоров, досье на сотрудников фирмы - все, что сможешь достать! И громкие заголовки.
- Уже придумал.
- Какая помощь тебе нужна?
- Буду сообщать Каре.
- Или напрямую мне. Все, иди, свободен.
Сандаг откинулся в кресле, а я вспомнил, что у Вишну из пупка росло Древо Жизни - и скорее убрался из кабинета, чтобы не выдать себя неуместным смехом.
Марк
Сказав "звоню ментам", я, конечно, не имел ввиду дежурную часть. Это был бы абсурдный звонок:
- Помогите, моего клиента хотят убить!
- А вы кто?
- Фирма по убийству клиентов.
Вообще, первое дело в любом бизнесе - заручиться поддержкой правоохранителей, я убежден. Чтобы было куда звонить, если что. Поэтому я набрал номер Богдана Петровича - подполковника милиции, тридцатишестилетнего отца двух детей, улыбчивого умницу, которого я сильно недооценил однажды. Было дело, пришел заручаться поддержкой - и тут же угодил в ИВС.
Общий язык мы, конечно, нашли. Через сутки.
- Добрый день, Богдан Петрович, это Марк.
- Здравствуй, конкурент, - раздалось жизнерадостное. - Как бизнес?
- Как всегда, - вздохнул я. - Беда у меня с клиентом, Богдан.
- У тебя со всеми клиентами беда, - хохотнул он.
- Нет, на этот раз особенная.
- Излагай.
- Похоже, у меня помимо тебя конкуренты появились: взорвать хотят мою клиентку. А я хочу разобраться, почему. И вообще, она мне живая нужна.
- А давай ее закроем, - с готовностью предложил Богдан. - Под видом "случайно". Шла Саша по шоссе - и дошла до ручки.
Я вспомнил, что их там даже четыре, ручки, на самом входе - четыре решетчатых двери, которые с лязгом закрываются за спиной. Темные коридоры и опасные сокамерники, иногда даже особо опасные.
- Согласись, действенное средство! - заявил подполковник.
- Действенное, - согласился я, - но не в этом случае.
- Ладно, - вздохнул он, - что конкретно надо?
- Разминировать входную дверь. Проверить квартиру. Обозначить свое присутствие, но так, ненавязчиво, чтобы и соседей не перепугать, и кому надо, показаться. Подежурить, осмотреться: вдруг кого увидите?
- Ну, хорошо, ребят я тебе дам и задачу им поставлю. Они там должны показаться под видом кого?
- Под видом себя.
Богдан хмыкнул, а я быстро прикинул, чем его можно порадовать:
- В скором времени я дам тебе клиента. Есть у меня один на примете, напугать надо.
- Сильно? - он оживился.
- Обсудим.
- Вообще хорошо! Давай свой адрес.
Я продиктовал.
- А знаешь, - вдруг протянул он, - знакомый адрес. И фамилию девочки я вроде слышал. Посмотрю по старым ориентировкам. Надо?
- Очень. Любая информация - надо.
- Позвоню, - подытожил Богдан и отключился.
Катя
Вчера, когда дверная ручка, массивная, под старину, повернулась легко, и тяжелая дверь открылась медленно и плавно, когда я ступила внутрь, на зеленую ковровую дорожку, ведущую через холл вверх по лестнице - показалось на мгновение, что уже умерла. Что, очутившись здесь, тут и останусь, не выйду больше, не вернусь.
Вчера Александр виделся чуть ли не приспешником дьявола, а каждое его слово представлялось наполненным тайным смыслом.
Сегодня же я понимала, что он моложе меня лет на пять, что он многословен и взвинчен. Немного. Несколько раз он тронул мочку левого уха: наверно, в нерабочее время носит серьги. Почему-то захотелось убедиться, увидеть, пробита ли мочка. Заодно я заметила в манжетах его тонкой белой рубашки изящные запонки, серебристые, круглые, с синим камушком. Красиво. Ему идет. Наверняка так и задумано, чтобы менеджер выглядел безупречно и гармонично: темные волосы до плеч, темные глаза, белая рубашка и - элегантным акцентом - эти запонки. Маленькая яркая деталь. Предусмотрительность в мелочах. И все бы хорошо, если б это не было его работой.
Наверно, я слишком внимательно его разглядывала, потому Александр нервничал и по второму разу уточнял одни и те же вопросы.
- Нет, - повторила я, - завещание составлять не нужно, квартира оформлена на... - и вдруг вспомнила. И поняла, почему он нервничает.
- На кого же? - мягко переспросил Александр.
Он знал.
Ну, конечно. Плоха та фирма, что не проверяет клиентов. Тем более если они обращаются за услугами единоразово. Это клиентам потом будет все равно, но не фирме.
У меня едва не вырвался смешок, когда я поняла, как сильно эта информация могла переполошить всех сотрудников. Это же мистика, когда в фирму "Умри достойно" приходит человек, который по документам давно мертв.
Александр ждал ответа так, словно спросил, выйду ли я за него замуж - не отводя взгляда, сдерживая дыхание.
- Елена, - сказала я, - ее звали Елена. Самохина Е.К., моя старшая сестра. У нас был год разницы, - хотелось посидеть тихо, помолчать, и я уперлась локтем в подлокотник, и, наклонившись, прикрыла ладонью глаза. - Она погибла, катаясь на лыжах. Первый раз без меня поехала - и не вернулась. Она была старшей, это ее квартира, а я не стала ничего менять.
- Вы были дружны с сестрой?
- Конечно, - я глянула ему в глаза. - У вас есть брат или сестра? Я так и думала, что нет. Вы задали странный вопрос, Александр.
- Извините.
- Ничего.
Он умолк ненадолго. Может быть, растерялся. Вдруг я начну плакать, а он зарплату получает как раз за то, чтобы не расстраивать клиентов. Наверно, он подыскивал слова, а я смотрела в окно - осень с каждым днем становилась безнадежней. Моросящий с утра дождь, не найдя себе места, обернулся туманом и повис между небом и землей. Ему тоже не нравилось становиться слякотью.
Александр вздохнул, будто собравшись еще раз извиниться или как-то меня утешить, но... нет, он не мог меня утешить, стильно одетый мальчик с синими запонками. Ему просто не дано понять.
Зато перед ним лежала кипа бумаг, а я хотела быстрее покончить с ними. А потом уже поплакать. Дома. Плакать и снова пересматривать старые фото.
- Каждый человек теряет близких, - Александр говорил медленно и задумчиво, - и я - не исключение, поверьте. Поэтому знаю: потерю легче пережить, если рядом кто-то есть.
Он не спросил напрямую, но сказанное прозвучало вопросом.
И я задумалась, а был ли кто-то рядом со мной. Хоть когда-нибудь. И ответила - не ему, себе:
- У меня была моя работа. Всегда.
Моя работа и мечты хоть немного изменить этот мир к лучшему. Но у меня не получилось. И я не уверена, что у кого-то другого получится.
Александр мягко улыбнулся:
- Но работа не может варить кофе по утрам или, как ребенок, радоваться подаренным игрушкам. Я, конечно, не эксперт в этом, но простое человеческое тепло...
- Да, - кивнула я, - простое человеческое тепло. Но у меня всегда была работа.
А потом я почувствовала злость - да кто он такой, чтоб учить меня жизни! Ни человеческим, ни каким другим теплом не исправить моих ошибок. И мальчик с синими запонками об этом не знает! И никогда не узнает! Мне не нужно сочувствие, не нужна жалость, мне нужна смерть.
- Вот вам, - спросила я, - нравится ваша работа?
Что ты ответишь мне, мальчик? Что тебе нравится убивать? Обсуждать варианты гибели и организацию похорон? Или нравится смотреть на отчаявшихся людей? А мертвецы тебе часом не снятся?
Он встретил мой взгляд спокойно и уверенно, ответил с достоинством:
- Да. Мне нравится то, что я делаю.
И правильно, подумала я. Ты же не прутами в подворотне, ты же чисто все делаешь. И вообще ты своими руками мало что делаешь, твои клиенты сами принимают смерть. Ты просто предлагаешь ее.
- Вот и мне нравилась моя работа. А теперь я хочу о ней забыть.
Александр опустил глаза и начал перебирать бумаги, просматривать наскоро.
- Я надеюсь, Катя, вы правильно поймете следующий вопрос. Для нашего дела очень важна конфиденциальность, в ваших же интересах избежать любых подозрений, тем более со стороны людей, связанных со средствами массовой информации. Журналист Максим - ваш близкий друг?
- Нет. Он случайно оказался рядом, вытащил меня из-под колес грузовика. Я пригласила его домой, мы выпили кофе. Он ничего обо мне не знает и не будет интересоваться моей смертью.
- Да, да, это хорошо, - кивнул Александр. - Но внимание журналиста нежелательно, тем более что он мог видеть, из какого здания вы выходили. Опишите его - каким он вам показался?
Вопрос меня смутил. Я и сама сомневалась в том, что Максиму от меня нужна была чашечка кофе и разговоры "за жизнь" за бутылкой коньяка. Сомневалась, но и рассказывать все не хотела. Что я могу рассказать? "Вы знаете, я считаю себя виновной в десятках смертей, мне мерещатся выпотрошенные мертвецы, и я боюсь, что скоро страну снова накроет волна убийств. И поэтому журналист на самом деле может знать все, по крайней мере, обо мне. И может собирать материал для статьи. Вы его проверьте, пожалуйста, залезьте к нему в мозги, выпытайте его планы, и, если понадобится - убейте вместе со мной, потому что я не хочу огласки. Это в ваших же интересах, избежать любых подозрений и соблюсти конфиденциальность, вы сами только что сказали".
Если я это расскажу, они откажутся от контракта. Я бы на их месте отказалась. Но если умолчу, проблемы могут быть и у меня, и у них. Нет, не у меня, конечно же, а вот моим родителям будет нелегко, когда они прочитают такую статью. Ну, и репутация фирмы пострадает.
Когда же это закончится? Почему я даже умереть не могу без скандала?
- Каким показался? Шумным и непосредственным, особенно сначала. И неуклюжим еще. Болтливым и легкомысленным - я такими и представляю себе журналистов. Мы просто разговаривали, он рассказывал о работе.
- То есть, вы уверены, что эта встреча случайна?
Ох, как тяжело врать, особенно, если не хочется.
- Да, я уверена.
Марк
Уже полтора часа Лекс держал Катю в приемной, трижды предлагал ей кофе, переводил разговор на различные темы, но она была все так же спокойна. А Лекс выдыхался, я это видел, но никем не мог его заменить.
Сведения о погибшей сестре подтвердились - мои ребята, да и я сам оказались просто невнимательны, не досмотрели дату рождения и не сопоставили вовремя.
Я смотрел в монитор, ждал звонка от Богдана и прокручивал в голове несколько планов.
Например, Катя выпивает последнюю чашечку кофе, выходит из здания и через десять минут падает без сознания прямо на улице. За ней наверняка следят, а мы бы ее опекали, чтобы она уж как-то прошла сама эти триста метров. И потом ее увезет скорая, а я буду ждать следующего шага: станут ли меня шантажировать, будут ли угрожать. Главное, чтобы показались, вышли из тени и высказали свои требования, и уж я-то с ними разберусь. Но это лишь мои домыслы, а целью может быть именно Катя. И если это так, я могу встрять в чьи-то разборки. А плавать в мутной воде вредно для здоровья, я убежден.
Или можно убедить ее, что умирать в это время года лучше всего на Багамах. И отправить ее туда. Не одну, конечно. Да хоть с Лексом, пусть ему и кажется, что он ей неинтересен. Уж постарается стать интересным, когда получит такое указание. Расскажет, что она - тысячный клиент, и потому ей полагается акционная смерть. Подарок от фирмы. "Я буду вас сопровождать и приложу все усилия, чтобы скрасить последние дни". И пока они там будут бродить босиком по песку и вкушать свежесорванное манго, я тут посмотрю, кто начнет шевелиться. Но Лекс окажется там один и может элементарно не справиться, если их выследят.
С другой стороны, кто бы ни подбирался ко мне или к Кате, он может отступить, когда увидит людей Богдана: подумает, что это моя крыша. В некотором роде так оно и есть.
Остается ждать. Максимально все контролировать и ждать.
Журналист еще этот... под ногами болтается... Был бы не журналист, а какой-нибудь работяга, можно было б обмануть и расспросить. А раз журналист, то калач тертый, сам кого хочешь обманет. К нему подходы искать надо, кнопки-зацепки, а на это опять нужно время.
Я откинулся в кресле и отвернулся от монитора - честно говоря, тоже устал. Ждать и наблюдать всегда утомительно.
В приоткрытую дверь были слышны разговоры моей команды.
- ...видно, проспался, очухался и приехал с цветами, - рассказывала Танечка. - И не забыл вчерашнее, Марин - с кольцом приехал! Хорошо, Марка не было, он не видел, как тут под окном на коленях стояли. Хорошо, хоть не плакали. Слушай, а может, правда, замуж выйти? И заниматься клиентом уже на правах жены.
- Пожалей беднягу, - ответила Марина, - он ничем не заслужил такие мучения. Обревнуется до смерти.
- Ну а что? Ревновать иногда полезно.
- Но не в лошадиных же дозах.
- Танечка! - позвал я. - Кто тут стоял на коленях и чем это закончилось?
Она появилась в двери, улыбаясь:
- Объект Ка. Он недолго стоял, минут пять; клянусь, никто не обратил внимания. Босс, объект полностью под моим контролем, никаких проблем с ним не будет.
- Ладно, - сказал я, - пусть стоит. То есть - пусть где-нибудь в другом месте на коленях стоит.
Она уже развернулась уйти, как вдруг позвала меня:
- Марк, у нас беда. Картинка пропала.
Я оглянулся и увидел, что монитор, который транслировал происходящее в квартире Кати, показывает одни помехи. Я включил сохраненные записи - на них ребята в камуфляже одну за другой отключали камеры. Похоже, группа, направленная Богданом, перестаралась. Правда, дверь они разминировали, и то дело.
Почти сразу ожил мобильный - звонил как раз Богдан:
- Марк, здоров еще раз! Мои закончили.
- Вижу, Богдан, вижу.
- Слушай, а за твоей клиенткой присматривали, там камер было понатыкано аж несколько штук. Но зато злоумышленники теперь нас точно видели, - и голос у него при этом был довольный.
- Богдан Петрович, это я за ней присматривал.
Он помолчал и потом выдал осторожное:
- Ой.
- Ага. Только сегодня утром установили.
- Ну... предупреждать надо. Сам же сказал - проверить квартиру. А мы уж трофеям обрадовались.
- Трофеи, конечно, оставь себе, - вздохнул я, - но в качестве расплаты за содеянное я тебя прошу - пусть твои люди подежурят там сегодня. Рядышком где-нибудь, так, чтобы их видели. Моя клиентка не поймет, а вот злоумышленники не полезут. Кстати, вы там аккуратно работали? Дверь там, замок...
- Обижаешь, конкурент. И вообще давненько я тебя не видел. Ты когда последний раз на рыбалку с нами ездил?
- Давно, признаю.
- И в отпуске давно не был.
- Товарищ подполковник, я ж не на службе, в отпуска ходить.
- Ну да, ну да. И не женился до сих пор.
- Не всем же везет, как тебе, - ответил я.
- Воспитывать тебя, Марк, некому, - подытожил Богдан. - Появись только, я тебе покажу, как надо отдыхать и работать.
- Я столько не выпью. Спасибо за помощь, Богдан, и дай мне, пожалуйста, телефоны ребят, которых ты на месте оставишь.
- Перезвоню.
Я убрал мобильный, посмотрел еще раз на помехи на мониторе, глянул на то, как Лекс, внимательно выслушивая Катю, пишет бесконечные заметки в блокноте и подумал о том, что держать ее дальше смысла нет: пока Марина доберется до квартиры и снова установит камеры, пройдет еще часа два.
Но и оставлять Катю одну сегодня вечером нельзя. Нужно спешно что-то делать.
Я вызвал Лекса из приемной, разрешил отпустить девушку и распорядился, чтобы ее довез до дома Тимофей.
Остальных собрал в их рабочем кабинете.
- Нужен доброволец с идеями, - начал я. - Можно просто доброволец, можно только идеи, - подумал минуту и закончил. - Добровольцем сегодня будет Танечка.
- Так точно, босс, - ответила она. - А идеи?
- Придумаешь сама.
- Насколько радикальные?
- Средней тяжести, - уточнил я. - Но ты должна быть с объектом Е до самой ночи, как минимум. А лучше - до утра.
- М... может, тогда добровольцем будет Лекс? - спросила Танечка, и мы все посмотрели на него.
И случилось невозможное - он смутился. Стоял, подпирая стену, засунув руки в карманы и опустив взгляд в пол. Наконец, выдохнул:
- Не сегодня. Я пока не знаю, как к ней подойти...
Танечка поднялась из кресла, скользнула к нему, почти прижалась к его спине и томно шепнула на ушко:
- Сзади, маленький, сзади...
- Да ну тебя, - он тряхнул плечом, и Танечка засмеялась.
Я тоже улыбнулся и сказал ей:
- Когда придумаешь, зайди ко мне, обсудим, - и вышел.
Макс
Я вышел из кабинета божества... тьфу, ты, Сандага, и обвел редакцию взглядом победителя. Только что я добыл минимум неделю свободы, впереди меня ждали досмотренные сны, неспешные утренние чашечки кофе, расслабленное перебирание рубашек, и даже, может быть, несколько поцелуев какой-нибудь милой девушки. И в то время, когда она, вся такая свежая после легкого душа, будет возвращаться в постель, чтобы еще раз меня поцеловать - в это время эти самые невольники будут прикованы к рабочим местам, как и сейчас.
Я зажмурился, сладко вздохнул и представил, что моя еще ненайденная любовь идет ко мне через редакцию, как Анжелика по галере, заполненной каторжниками.
Вот она распахивает дверь - и в грязный трюм влетает горсть лепестков розы. Нет, у роз слишком крупные лепестки, надо нежнее. Яблоня! Лепестки цветущей яблони! Розовые! Ворвались, закружились, и так медленно осели. И тогда в проход, усыпанный цветами, ступит Она. Нет, не Анжелика. Еще красивее. Моложе, и губы сочнее. На ней - что-то такое, коротенькое, шелковое, на тоненьких бретельках и с глубоким вырезом. Пусть девушки называют это, как хотят, главное, чтоб знали - это лучшая одежда вообще для любой девушки и в любое время дня и ночи. Так вот - она идет, и прядь светлых волос ласкает ей грудь.
А она идет.
Босиком.
По лепесткам.
Ко мне.
И несет чашечку кофе.
И саму себя.
Вот она проходит мимо рабочего стола Алеши, хорошего невзрачного паренька, который в жизни не наберется смелости стукнуть кулаком по столу - и он стыдливо опускает взгляд.
Напротив него, наоборот, едва не срывается с цепи Ринат - но нет, мой самоуверенный и наглый друг, ты на галере, а она не твоя.
Третье весло ворочает представительный, как многоэтажный дом, Вадим Викторович - он ненамного старше меня, он просто куда толще - и его пусть и умные, но маленькие глазки все равно не передадут всей гаммы его чувств. Он раз за разом дергает цепь, но уже ни на что не надеется.
И, наконец, моя Анжелика проходит мимо Кары, единственной, кто смотрит не с вожделением, а с ревностью, приближается ко мне и на глазах у каторжан опускается на колени в ворох лепестков и протягивает мне белоснежную чашечку кофе. Нежный звон чашечки о блюдце. Запах кофе с корицей. Лепесток яблони на груди склоненной передо мной мечты. Тягучий шепот:
- Ваш кофе, мой господин.
И ее взгляд, устремленный лишь на меня - все это время, пока шла, она никого не видела, даже Кару.
Занавес.
Я открыл глаза и с сожалением заметил на полу лишь несколько мелких кружочков бумаги, вывалившихся из дырокола. Сотрудники, увидев меня живым и здоровым на выходе из начальственного кабинета, потеряли ко мне интерес и снова вперились в мониторы. Запах растворимого кофе исходил из светло-коричневого пластикового стаканчика, примостившегося на краю стола Кары.
Господи, где моя галера? Там же, наверно, ветер, соленые брызги и летучие рыбы. А здесь - вечная пыль, что ежеминутно оседает на все эти бумаги и системные блоки. Там - свобода от горизонта и до горизонта, а здесь - неволя на двух квадратных метрах плюс-минус проход между столами. Три перекура и три стаканчика кофе до обеда, столько же после обеда, а в результате - пара статей, сдобренных натужным юмором. Нет, срочно на галеру! Вращать весло и жрать сырую рыбу. И для здоровья наверняка полезно.
Я не успел добраться до своего весла, как меня сцапала Кара. Причем бесцеремонно - схватила за рукав и потащила в комнату отдыха, в этот маленький закуток без окон, где стоял сломанный ксерокс и старый диван. Затолкнув меня в комнатку, Кара прикрыла за собой дверь.
- Любовь моя, - улыбнулся я, - неужели после всего, что ты со мной сделала, ты хочешь еще и близости? Сейчас? Здесь? Прямо на этом старье? Нет! Я, конечно, отдамся, но как минимум в пентхаусе.
- Ты почему трубку не брал? - набросилась она, пропустив мои глупости мимо ушей. - У меня новости для тебя были! Ты сейчас что Сандагу наговорил? Что твоя Самохина Е.К. умерла?
- Она не моя. Я - верный самоубийца. Хорош же я буду, если из-за каждой встречной женщины начну самоубиваться. Нет, дорогая, я это делаю только ради тебя.
- Так вот, это не она умерла.
- А кто? - опешил я.
- Откуда я знаю? Другая Самохина Е.К. Потому что Елена. Я перепроверяла по всем базам и нашла полное имя.
- Почему сразу не сказала?
- Потому что ты не брал трубку.
Я задумался. Сел на диван. Посмотрел на ксерокс. Встал с дивана.
- Это только подтверждает мою теорию - она даже не знает точно, в чьей квартире живет.
- Я не знаю, что это подтверждает, решай сам. Мое дело - сообщить вовремя. А ты не брал трубку. Тоже мне, выдумал, от кого скрываться!
- Хорошо. Ладно. Не она. Вероятно, она тоже знает лишь инициалы. Или забыла и представилась настоящим именем. Или она сняла квартиру после того, как владелица умерла. Или она изображает другую девушку, умершую по документам. Или...
- Я все равно не слышу, что ты бурчишь.
- А? - я поднял глаза.
Она вздохнула:
- Ладно, пойдем уже. Это все, что я хотела сказать.
Кара подняла глаза к обшарпанному потолку, покачала головой и вышла.
Ну что ж, она права, сам виноват, надо было брать трубку.