Это ноющее несделанное дело со временем превращается в глубоко проникающую занозу в сердце, которая углубляется все дальше в мякоть живого.
Об этом тяжело вспоминать. Это произошло почти год назад.
Неожиданно, на другом конце света началась война.
Очередная война, проклятая всеми богами.
Ее начало, все ее продолжение и официальное окончание совпало по времени с неделями Великого поста, который призывает людей к смирению, покорности и покаянию.
Думаю, морально меня спас именно Великий пост. Он ограничил все развлечения, сократил до минимума просмотр телевидения.
Вот невымышленная, реальная история, которой я хочу поделиться с вами.
Тяжелая темная зима, никак не уступающая весне свое право на жизнь, густой серой дымкой тумана заставила брести изо дня в день по однолинейному маршруту - институт-квартира.
Я жила тогда в совершенно чужом промышленном миллионнике, который отличался особым качеством поглощения. Он вбирал в себя все - и плохое, и хорошее, все, что приходило извне, но никогда не давал на эти воздействия определенного четкого ответа.
Прошло уже несколько лет моей учебы здесь. Потихоньку я смирилась и привыкла к традициям, обычаям и особенностям менталитета среднего городского жителя. Больше помалкивала, хотя мое собственное мнение сквозило даже во взгляде. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Горячую от солнечных южных дней детства и юности кровь остудили северные морозы, и она стала прохладнее и скупее.
И все же.
...Пасмурное, темно-серое утро, жутковато напоминающее начало судного дня, было промозгло сыро.
Это называлось потеплением. Лежащие уродливые глыбы льда начинали оттаивать от промерзших асфальтированных дорожек. Высокая влажность в соприкосновении с тающим снегом рождала пробирающий до костей холод.
Еле проснувшись, нажимаю на кнопку давно неремонтированного черно-белого телевизора. В прыгающих тенях, даже в этих тенях новостной программы, вижу, а потом осознаю, а потом чувствую неподдельную боль и страдания смоляных, не понимающих всего происходящего, сотен вопиющих детских глаз.
Глаз, просящих о помощи. Глаз, просящих о справедливости.
Они смотрели не куда-то в сторону, а прямо мне в глаза. Прямо в сердце.
Мне стало нехорошо от того, что вот я только что проснулась, думаю о каких-то мнимых заботах, мечтаю о каком-то недостижимом счастье, пью горький кофе, жалуясь на свое одиночество сама себе, спокойно поохаю над чужой бедой, искренне, но и от того, что это сделать надо, а потом буду заниматься никому не нужным делом, а потом лягу спать обратно.
Я типичный обыватель, смотрю с ужасом на чужие слезы, ничего не сделав для их утешения.
Мерзость этого обстоятельства заставила меня в миг прийти в себя. Горечь и внутренняя затхлость оттого, что я стала черстветь. Что для меня жертвы, к ужасу, становятся статистикой. Кто-то скажет - это особое защитное устройство психики - для того, чтобы не сойти с ума. И все же, ведь это не выдумка, это же не созданная с какой-то целью телевизионная картинка, это же происходит реально, в реальном времени!
Мне стало безотчетно стыдно.
В эту минуту я действительно решила сказать войне - НЕТ.
Прекрасно понимаю, что я не политик, для того чтобы судить о правильности действий большой страны.
Но знаю, что я человек, чтобы понять, любая война- это несправедливость.
Несправедливость, происходящая с отмашки нескольких отвратительных в своей алчности людей, тщательно подготовленная технологами, которые легко управляют нашим сознанием, превращая нас в стадоподобную массу. Жестокая несправедливость, бахвалящаяся своими мощностями и демонстрирующая полное пренебрежение чужим мнением.
В моем, съежившемся от творящейся вокруг вакханалии грубой силы, мозге начала пульсировать еще несформулированная точечная мысль.
Помочь хотя бы своим словом, решиться и собрать подписи страдающих своим бездействием жителей безмолвного города под обращением к послу этой страны в России, чтобы выразить свой протест.
Единственная мысль напечатанного мною послания заключалась в одном
МЫ ПРОТИВ ВОЙНЫ!
Мы - граждане далекой от тех боевых действий северной страны можем сказать это и, тем самым, увеличить стыд и страшную вину тех, кто начал кровопролитие.
Мы можем умножить стыд и вину в сотни раз, в тысячи, в миллионы раз
(стыд+вина); 6 миллиардов человек - вот то, что могло бы остановить черствое, и без того изъеденное червями вины сердце того, кто принял решение - убивать! Высказанное презрение к провокационным действиям - вот то, что могло предотвратить натиск любой агрессии.
В рассеянной утренней мгле я посмотрела на висящую на стене, вырезанную из журнала, фотографию белобрысого веселого мальчугана, откровенно улыбающегося всему свету. Его солнечный взгляд подбодрил меня - все правильно, действуй!
Решила немедленно приступить к подготовке. Продумала, с каким плакатом, где и в какой час буду ждать поддержки населения.
С какой-то внутренней дрожью и ярким румянцем собственной вины за такое долгое молчаливое бездействие, достала из старого шкафа подаренный мне плакат. Он был написан по-немецки, предназначен для изучающих этот язык людей. По иронии судьбы, он был посвящен истории Германии XX века. Я быстро перевернула его - та история не должна повториться!
Пытаюсь расправить его складки, беру в руки черный спиртовый маркер, старательно вывожу печатными буквами
МЫ - ЗА МИР!
МЫ - ПРОТИВ ВОЙНЫ!
Эти слова выросли красивыми и прямыми, не смотря на мои дрожащие руки.
Подготовка к акции прошла очень быстро. Отпечатала обращение, сложила вместе все материалы, собрала плакаты и с решимостью отправилась на улицу. С подозрительными свертками и несуразной сумкой я страшно боялась, что меня примут не за ту, кем я собственно была и есть. Так глупо боялась обвинений. Но в чем, думаю я сейчас, в чем? В том, что ты нормальный человек?
Выйти на улицу тогда было сложно, но еще вчера мне назначила встречу старая подруга, это даже хорошо - я была уверена в ее поддержке.
Уличная сырость попыталась моментально охладить мой пыл. Но все внутри горело, совсем не было холодно, потому что я знала, что поступлю верно, если осуществлю задуманное.
Встретившись с Дашей, я сразу же поверила ее в свои планы.
Глаза подруги округлились от удивления:
-Ты что! Это же пикет!!! Ты уверена, что для тебя это пройдет безопасно? Заберут в каталажку, спросят твою прописку, а ты не местная, регистрации нет. У нас, конечно, не Москва, но штраф возьмут. Это в лучшем случае!
-Я догадывалась об этом, - первыми предательски задрожали колени. Холод и страх все-таки сделали свое дело.
Голос не унимался: - Ты же должна подумать о себе! Да и о последствиях: скорее всего, ты ничего не добьешься...
- Я против войны.
- И я тоже. Ну и что же... мы ничего не можем поделать. Нас не спрашивают, начинать войну или нет...
Черви сомнения начали разрушать мои голосовые связки свободы, почувствовала, что теряю силы, что не смогу прокричать то, что мучает меня.
Еле выдавила хриплое - Ты думаешь, у меня ничего не выйдет?
Посмотревшая на меня с долей взрослого сожаления и заботы подруга успокоительно сказала:
- Не надо делать скоропалительных шагов. Поговорим с преподавателями, подумаем еще раз...
Я представила картинку унизительного разговора в стенах Alma Mater и предчувствовала уколы разговоров за спиной - ей делать что ли нечего?
Так было почти всегда, в таких делах совести со мной соглашались, утвердительно кивали головой, но понимали почему-то как-то именно в этом духе. Ей делать, что ли, нечего?
Я опять стояла на своем, в своем бесконечном одиночестве.
Если и среди близких друзей мне не найти помощи, какой может быть институт?
- Нет! Только не в институт!
- Пожалей себя...
Сапоги насквозь промокли от талой мерзлой воды, жутко и мерзко одновременно.
Мы брели по единственной центральной улице города молча.
Неожиданно пошел густой крупный снег, которого уже никто не ждал.
Я попрощалась, тогда даже поблагодарив сломавшую меня сознательность подруги, и пошла дальше уже в одиночестве.
Да, ОНА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПРАВА.
КАКОЕ ПРАВО ИМЕЮ Я НА ТО, ЧТОБЫ ВЛИЯТЬ НА НЕУПРАВЛЯЕМЫЕ СОБЫТИЯ?
Совсем одна... Неужели одна? Всматриваюсь в чугунные от воскресшей второй зимы лица прохожих. Пушистые белые снежинки лепят их лица, делают их одежду пятнистой, пытаются проникнуть за шиворот.
Угрюмые снаружи и страдающие внутри люди спешат сменить мокрую обувь и обогреться, а потом обязательно посмотреть телевизор, участливо, искренне повздыхать, подумать с негодованием, что творится в мире, перед сном посмотреть "ментов" и заглушить своим потрескавшемся уютом давно болеющее от забиваемого голоса самоуважение.
...Но тогда я была слаба. Мне не хватало поддержки. Высокие мысли были раздавлены и потекли по обычнейшему руслу обыденного человека. Маленького муравья, который не может спасти свой муравейник - по сотням разных причин, но хотя бы в силу своей микроскопической величины.
Смогла бы я собрать несколько тысяч голосов против далекой войны здесь, где не чувствуется разъедающего запаха смерти?
Имела ли право?
Сейчас мне кажется, что да.
Высказанная боль, выполненный долг перед своей совестью, ощущение, что и ты положил свой маленький кирпичик в высокое здание мира, помог бы тем, кто живет вне зоны боевых действий, тем, кто живет здесь, глотая свой голос, глотая ядовитое чувство вины. И если бы мы даже не остановили нечестную войну, то смогли бы совершить огромную, самую большую победу над нашим молчанием, нашим бездействием, мы бы разрушили такую укоренившуюся в нашем сознании уверенность в собственном бессилии!
Я знаю, что буду жалеть о несделанном всю жизнь.
...А тогда, позорно и преступно, ужасно то, что я сделала. Я сломалась, я сдалась.
Темная жижа вечера проникла в безмолвную комнату, окунув ее ничтожного жителя в страшное месиво собственного малодушия и слабости. Черно-ржавый туман захватил помыслы. От тоски и бесполезности, жалкости и никчемности своего существования, было не спастись. Казалось, перерезав голосовые связки, необходимость кричать со всей мочи будто бы отпала, сама собой. Ходила тенью с закутанной в серый платок шеей и потеряла возможность говорить.
Смотрящий с чернеющей сырой стены, малыш, растворяясь в нашем общем горе - моем горьком предательстве, плакал.
Сначала, казалось, что он осуждающе смотрит мне в душу.
И все же, по прошествию долгого времени, видя мое раскаяние и мольбу о прощении, он прощает.
Я бы, может, и не смогла этого сделать на его месте, но он смог сделать это на своем кресте.
Не смею даже благодарить.
Теперь он просит меня больше никогда не отчаиваться, попытаться искупить свою вину, в будущем быть более решительной и твердой, все обдумывать, советоваться, но не отступать от того, что служит миру.
Прошло две недели. Война в Ираке закончилась. Слава Богу!
Время притупило боль и отправило несостоявшееся в подвал души, гнить дальше.
Только через некоторое время эта история получила свое продолжение.
Мои повседневные дела прервал неожиданный звонок в дверь. Я по привычке испугалась. Но все нормально, это моя хорошая подруга Аля. Она учится на немецком отделении, всегда весела и подтянута, в общем - молодчина, мне не чета.
Она, горя глазами, окрыленно, но серьезно посмотрела на меня.
- Знаешь, я придумала очень хорошую песню, думаю, тебе понравится!
Я всегда уважала ее творчество, всегда верила в ее взлет:
- Давай! А что за песня? О чем?
- Она против войны в Ираке...
Мы посмотрели друг другу в глаза, чувствуя одно и тоже. Но абсолютно с разных позиций. В ее движениях была удаль и решимость, а в моих - боль и горечь.
Я слушала эту песню и проникалась в кричащий голос той, которая смогла нарушить тишину.
Почему же я не встретила ее тогда, когда мне было так неимоверно тяжело, когда такой вот единомышленник был необходимее всего?
Радость от встречи с человеком неравнодушным к чужой беде слилась в поток отчаяния оттого, что каждый из нас думает одно и тоже, но разъединен невидимыми, но такими тяжелыми оковами страха и недоверия.
Когда звуки ее струны прервались, смогла сказать только одно:
-Всегда пой ее. Хотя бы в честь тех, кто не побоялся сказать правду об этой войне, кто прокричал о ней, когда молчали все...
Этот рассказ для меня - молитва о моем преступном молчании.
Это молитва о том, чтобы Бог дал мужества сказать правильное нужное слово, объединяться, расширяя наши знания и чувства в сотни раз.
Этот рассказ - хрупкая жалкая надежда на прощение.
Это так поздно освобожденный голос души, которая пусть поздно, пусть после года раздумий и угрызений совести говорит во всеуслышание в бесконечное пространство далекого и близкого будущего
Мы - ЗА МИР!
Мы - ПРОТИВ ВОЙНЫ!
Этот рассказ - обращение к тем людям, к которым у меня не хватило сил обратиться тогда.
Я надеюсь, что это и ваш голос. Я так хочу его услышать, я знаю, как болело ваше сердце. Знайте, что бы ни произошло и какая бы беда не случилась, теперь я знаю точно - мы всегда вместе-