Став зам. директора я первым делом явился на прием к директору узнать о своих новых обязанностях. Они оказались весьма скромными - Георгий Владимирович посоветовал мне не мешать людям работать. Действительно - мои непосредственные подчинённые, если можно их так назвать - руководители отделов, все без исключения были старше меня по возрасту, а некоторые и по званию. Если возникали какие нибудь важные вопросы, они их решали непосредственно с директором. Председателем малого учёного совета по физикометрии был чл. кор. АП УССР Владимир Николаевич Михайловский. Впрочем, чтобы я не скучал, мне было поручено курировать проблему внедрения законченных разработок института в народное хозяйство. По большому счёту это была фикция - когда разработчики получали от какого ни будь завода документ о том, что внедрение их разработок дало экономический эффект, к примеру, 300 тыс. руб. это означало в основном то, что к ним на заводе хорошо относились и какой то толк от их разработок всё же был. С годами эта игра в экономическую эффективность стала в Президиуме академии наук всё более популярной, там появилось специальное подразделение, курирующее этот вопрос, специальные формы, которым должен был удовлетворять документ об эффективности, методики её расчета и т.д. и т.п. Всё это требовало приложения сил, которые можно было бы охарактеризовать термином картёжной гадалки как "пустые хлопоты в казённом доме".
Куда более многообещающей была другая сторона медали - как заместитель директора по НИР я должен был возглавить научный отдел, на формирование которого были выделены штатные единицы. Вот тут было чем по настоящему заняться. Осень скоро я вышел на солидного заказчика - Главное Управление ВМФ по противоминному и противолодочному вооружению, где получил заказ на создание автоматической системы поиска донных мин. Об этой работе я уже упоминал в своём рассказе "Ждать у моря погоды", куда и отсылаю заинтересованного читателя. Результаты наверху прозвучали довольно убедительно и через некоторое время мне удалось протолкнуть целую программу работ по созданию новых систем поиска, которую предполагалось выполнить несколькими методами, в том числе телевизионными, акустическими и электромагнитными. Сама по себе программа работ никого в Институте особенно не заинтересовала бы, но тут было одно "но", которое существенно меняло всё дело - опираясь на маститых начальников ВМФ мне удалось получить в Военно- промышленной комиссии Минобороны (сокращённо - ВПК) целевые лимиты по фонду заработной платы и соответственно -дополнительные штатные единицы. Такого казуса, как мне доверительно говорили сотрудники Президиума, ещё ни у кого тогда не получалось. Вот теперь я по настоящему возглавил комплексную научную проблематику, т.к. все отделы, которые получили по моей рекомендации штатные единицы, должны были их отрабатывать выполняя конкретные разделы Программы.
Естественно, самые интересные и перспективные для меня темы я взял себе в отдел, куда постарался подобрать самых талантливых и деятельных молодых ребят. Эти года были для меня, как для науковца, экстремальными. Наши экспедиции испытывали образцы аппаратуры на Чёрном море, Прибалтике, Ладожском озере и Японском море, которое в отчётах мы гордо именовали Тихим океаном. Скажу, не хвастаясь, что смог тогда предложить для своих аспирантов, они же сотрудники отдела, порядка восьми конкретных новых идей, по которым были в дальнейшем получены авторские свидетельства и оперативно защищены диссертации. Глядя на всё это, директор института предложил мне взять в аспирантуру Романа Стефаника, сына Семена Васильевича Стефаника и внука знаменитого на Украине писателя Василия Семеновича Стефаника. Семен Васильевич был во Львове по теперешней терминологии губернатором, по тогдашней - председателем облисполкома.
Хотя я курировал Романа не в большей степени, чем остальных аспирантов, Семён Васильевич (СВ) счёл своим долгом презентовать мне лимит облисполкома на получение автомашины "Волга", которую я незамедлительно и получил. Кроме того, он иногда приглашал меня вместе с директором (точнее, конечно, директора вместе со мной) к себе в гости на обед. Именно там я впервые смог ощутить обстановку высокой украинской культуры, ибо несомненно Стефаник старший был 100%-ным интеллигентом. Он несомненно был искренним сторонником и оплотом УССР, но при этом вовсе не считал себя обязанным поддерживать ходульные лозунги тех времён. Директор наоборот был приверженцем всех партийных аксиом, поэтому иногда от речей хозяина в моём присутствии чувствовал себя неуютно. Например, СВ затронул вопрос об инфляции (это еще инфляция тех времён, видели бы они сегодняшнюю!):
- вот говорят есть у нас инфляция, так почему бы ей и не быть - например, звонят мне вчера из банка - нечем платить зарплату ПТО им. Ленина (5 тыс. человек) и Автобусному заводу (3 тыс.). Звоню в Киев, наутро прилетает самолёт с ящиком денег, не подкрепленных, конечно же, дополнительным товаром. Вот вам и инфляция.
Не без некоторой гордости вспоминал СВ визит во Львов главы государства Н.С. Хрущёва. Это было время, когда Никита Сергеевич где надо и где не надо насаждал кукурузу. Соответствующее задание он привёз и во Львов. Встречали его, естественно, высшие чины обкома КПУ, но для порядка участвовал и председатель Облисполкома. Когда Хрущёв довёл до сведения львовян контрольные цифры по кукурузе, всё партийное начальство естественно стало по стойке смирно, а вот СВ осмелился возражать - Никита Сергеевич, у нас на Львовщине земли тощие, кукуруза будет расти плохо. Снимите задание по кукурузе, так мы Вам дадим вдвое больше молока и мяса (он назвал конкретные цифры). Хрущев подумал и дал добро. Львовщина была избавлена от кукурузной барщины, а мы все простые люди ощутили молочное изобилие - появилось в избытке молоко по 24 коп за литр, всякого рода сырки и творог. Так что и при советской власти встречались у государственного руля разумные руководители (конечно же, были, и бестолковые, как во все времена).
Кстати, чем-то похожим был эпизод в институте автоматики Госплана УССР (Киев). Хрущев посетил его в числе других крупных научных учреждений, при этом в конце визита к нему, естественно, обратились с просьбой - дать добро на перевод института из второй в первую категорию. Хрущёв неопределенно хмыкнул и дернул наисксок головой. После этого в институте были продолжительные споры - или Хрущев кивнул головой (т.е. сказал да), или покачал (т.е. ответил нет). А во время переспросить его никто не решился.
Довольно быстро разворот новой тематики поглотил все дополнительные штатные единицы. Их нехватка ощущалась по всему институту, хотя из года в год кое- что дополнительное нам перепадало в плановом порядке. Для кардинального решения я предложил организовать при институте конструкторское бюро на самостоятельном балансе. Ничего принципиально нового здесь не было - в системе украинской академии наук при других институтах такие подразделения уже были При нашем также существовали опытное производство (ОП) и опытный завод(ОЗ), так что идея создания КБ напрашивалась сама собой. Но были и противники - в первую очередь директор ОП, который усматривал в новой структуре конкурента, его куратор зам. директора Максимович и с их подачи - зав производственным отделом АН УССР, которому подчинялись по планово-финансовой линии все хозрасчётные структуры АН УССР. Единственный, кто меня поддерживал, был новый директор института Владимир Васильевич Панасюк.
Но полоса моего везения ещё не закончилась - Стефаник старший вывел меня на контакт с зам.министра финансов, который дал положительный ответ на запрос АН УССР о целесообразности организации нового подразделения. Случайный контакт с сотрудником ЦК КПУ, который в составе комиссии проверял наш институт, дал продолжение - когда я в Киеве обратился к нему за поддержкой, он тут же позвонил в Президиум вице президенту и вопрос был решен. Дополнительно к этому, моё реноме в производственном отделе Президиума установилось на высокой отметке.
Итак, появилась бумага о создании СКТБ ФМИ АН УССР, при ней - довольно объемное штатное расписание, лимиты по фонду зарплаты. Теперь надо было воплотить эти бумаги в жизнь - ведь кроме моего отдела никакого реального коллектива и производственных площадей у меня не было.
Но задача воплощения в реальность не была такой уж сложной - во все отделы сектора физикометрии были направлены предложения по созданию в рамках соответствующего отдела института ещё хозрасчётного отдела СКТБ, ставки которого с учётом прогрессивки были на 20%-30% выше. Искушение было слишком велико, и ни один из руководителей не отказался от него, тем более что вначале полученные штатные единицы ничем не отличались (кроме уровня зарплаты) от хоздоговорных единиц института.
Дальше процесс пошел сам собой - с хоздоговорной тематикой затруднения тогда не возникали и очень скоро новорождённое СКТБ набрало вес. Увидев такое дело, руководители отделов сектора механики тоже захотели включиться в игру. По предложению директора института у меня появился ещё один заместитель который курировал тематику сектора механики, весьма энергичный малый, организовавший новый сектор и кроме того - строительство комплекса СКТБ. В результате через пару лет все отделы СКТБ сектора физикометрии отпраздновали новоселье в своём корпусе. Теперь уже они полностью оформились, как самостоятельные подразделения и логикой развития стали конкурентами отделов института.
Разумеется, на уровне дирекции института был введен регламент, ограничивающий самодеятельность новых структур - тематика СКТБ утверждалась директором института и за небольшим исключением состояла только из его заказов. Была утверждена на уровне Президиума структура академического комплекса в составе собственно института (головная организация), СКТБ, ОП и ОЗ, ежегодный тематический план работ утверждался директором и т.д. Это, однако, не меняло сути дела - поскольку в отделы СКТБ перешли самые перспективные и толковые ребята, естественно, что в текущей деятельности комплекса они стали задавали тон. Количество сотрудников СКТБ -1200 чел. превзошло таковое у института (800 чел.).
Имея свою строительную группу и техническую базу, СКТБ взялось за крупную строительно-монтажную задачу - создание на базе института в Шацке на озере Свитязь радиотелескопа на декаметровых волнах. Здесь надо немного окунуться в историю.
Примерно до 1964 года, когда был освоен метод передачи радиосигналов на большие расстояния через спутники связи, вся дальняя связь между центральным пунктом управления и подвижными объектами (самолётами, кораблями, экспедициями) осуществлялась на коротких волнах в диапазоне примерно 11- 50 метров. Уже начиная с первой мировой войны конфликтующие государства организовали у себя службы перехвата радиосообщений противника. После второй мировой войны, когда возникло противостояние СССР - Америка + западная Европа, актуальность службы радиоперехвата значительно повысилась. При этом США, которые натолкали вокруг СССР кучу своих военных баз, имели перед нами географическое преимущество. Ответом на это было создание, по предложению Института радиоэлектроники АН УССР (г. Харьков), сверхнаправленной управляемой радиоантенны, состоящей из 2048 дипольных антенн, расположенных в виде креста на площади порядка сотни гектар. Разумеется, соорудить такой комплекс так, чтобы это осталось неизвестным противоположной стороне, было практически невозможно, поэтому заранее задействовали легендирование - это, мол, радиотелескоп на декаметровых волнах. И действительно, была проведена с помощью этой антенны целая серия радионаблюдений, которая (с моей точки зрения) не дала каких то сенсационных результатов, соизмеримых с затраченными средствами.
После 1964 г., когда наши заокеанские конкуренты перешли на спутниковую связь, основное направление деятельности антенны потеряло актуальность. Тогда вспомнили по настоящему об астрономическом направлении - создании радиотелескопа со сверхдлинной базой, когда радиосигнал принимается одновремённо тремя радиоантеннами, расположенными на сотни километров друг от друга. Так и родилась идея создания комплекса УРАН (Украинский радиоинтерферометр) с антеннами, расположенными в зоне городов Харьков (уже есть), Одесса (почти построен) и Ужгород (надо делать). В последний момент оказалось, что строительство в Ужгороде сорвалось - нет места. И тут президент Академии Б.Е. Патон обратился с предложением в наш институт. При этом здесь столкнулись две проблемы - УРАН и Шацкая база института, которая имела свою небезынтересную историю.
Одно из красивейших мест Волынской области, да и всей Украины было озеро Свитязь, расположенное поблизости от посёлка городского типа Шацка. При развороте наших военно-морских работ стало весьма актуальным создание экспериментальной базы с водным полигоном для проведения натурных исследований. Особенную активность в этом вопросе проявил руководитель отдела акустики института А.И. Цыхан, который объездил перспективные места на Карпатах, Роздоле и, наконец, в Шацке, Здесь условия размещения базы оказались самыми перспективными, в том числе и потому, что хороший друг по партизанскому прошлому Алексея Ивановича занимал должность зам. нач. КГБ по Волынской области. С его авторитетной поддержкой было доказано, что строительство базы отдыха, которое до этого проводило объединение Червоноградуголь, не имеет законных оснований, и незавершенные объекты должны быть переданы для организации спецбазы ФМИ с оплатой уже проведенных строительных работ. Как потом выяснилось, поскольку шахтёры вели строительство из под полы, сколько ни будь толковых финансовых документов у них не оказалось, и два одноэтажных многокомнатных домика достались институту практически даром. Далее, по инициативе Цыхана, с помощью колхоза были построены ещё 5 финских домиков, которые использовались для отдыха сотрудников. Со временем отдыхательное направление использования базы значительно опередило научное, тем более, что сотрудники научных экспедиций на базе со стороны посторонних наблюдателей мало чем отличались от отдыхающих - ходили в купальниках, загорали, плавали ну и иногда что то там делали с различными приборами.
Так бы это уютное существование продолжалось бы бесконечно, если бы не два "но". Первое - областное начальство Волыни захотело тоже иметь свои девиденты от красот оз. Свитязь, но при этом оказалось, что все перспективные участки берега озера уже розданы посторонним (не Волынским) организациям. При этом самый красивый участок площадью 6 гектар занимал ФМИ.
Второе "но": не задолго до этого знаменитое ГРУ СССР (главное управление разведки) и КГБ СССР запланировали проведение натурно - штабной игры в сыщики-разбойники - с самолётов на парашютах в пограничных районах Волыни сбрасывались шпионы-диверсанты ГРУ а органам КГБ и добровольным дружинам содействия пограничникам предлагалось их поймать. Кое - какую нелегальную информацию местным органам удалось перехватить - вопреки правилам им удалось узнать точную дату выброски диверсантов. И, тем не менее, результаты игры оказались неутешительными для волынских чекистов - все диверсанты выполнили поставленные перед ними задания, а один из них сверх программы нелегально перешёл советско-польскую границу, доехал в Польше до Кракова и там заявился властям. В результате решением вышестоящих инстанций наш благодетель был переведен в Киев начальником спецшколы, вроде бы даже как бы с повышением, но только именно "как бы", и в самый нужный для него момент институт лишился авторитетного защитника.
В результате реноме базы изрядно потускнело и зашаталось. И тут предложение президента Патона об участии института в академической программе УРАН было лучом света в тёмном царстве. Институт дал согласие, Президиум выделил средства на строительство комплекса УРАН-3, СКТБ оперативно взялось за его реализацию. Так что когда волынская прокуратура с подачи своего Облисполкома обратилось в Киевские директивные органы с предложением о ликвидации базы, которая де используется институтом как база отдыха , руководство академии энергично стало на нашу защиту и дело было решено в пользу Института. Даже с прибавкой - был выделен дополнительный участок земли для размещения радиоантенны, правда, не такой роскошной, как в Харькове - линейка из 248 диполей.
Пожалуй, это время можно было считать апофеозом моей деятельности. Незадолго перед тем защитил докторскую диссертацию, проблема по которой я со своим коллективом работал, была признана головной на Украине, в соответствии с чем у нас появился Научный совет по проблеме, которая в открытом плане называлась "Поиск и распознавание простых образов". Был утверждён ВАКом совет по защите кандидатских диссертаций опять же под моим началом. Большая группа моих аспирантов защитила кандидатские диссертации.
Но всё, имеющее начало имеет и конец. Был он и здесь.
Я занимал в институте 2 руководящие должности - зам. директора по НИР и директор СКТБ. Совместительство в академии было не принято, поэтому зарплату я получал только как зам. директора. Однако то обстоятельство, что я сидел на двух стульях, не давало покоя многим энергичным задам, которые хотели бы усесться хотя бы на один из них. В конце концов, это привело к тому, что директор института предложил мне выбрать какой ни будь один стул. Я долго не раздумывал и выбрал должность директора СКТБ - реальная власть, реальный коллектив, перспективная тематика. На том и порешили, так что спустя некоторое время в институте появился новый зам. директора, а остальные претенденты на моё кресло быстро увяли.
И тут возник крупный скандал, косвенно затронувший и меня. Дело в том, что эффектная деятельность по проведению военной тематики, защита этапов работ, согласование новых тем требовала представительских расходов подчас немалых. Откуда взять дополнительные деньги? Тут существовали старые как мир способы - выдать доверенным лицам премию за здорово живёшь, с тем чтобы по получении она была в основном передана на текущие расходы. Второй способ - послать опять таки доверенных сотрудников в фиктивные командировки, а их командировочные пустить на представительство. Здесь конечно надо было знать меру, т.к. свой коллектив должен был почувствовать соответствие между поборами и реальными расходами.
Но тут в одном из отделов нашего сектора завёлся в ближайшем окружении зав отдела Крот, который трудолюбиво заносил на карандаш все финансовые проделки своего начальника. Пока я был зам. директора, он со своим компроматом сидел тихо, но когда я ушёл, передал его на предмет наказания виновных и не куда ни будь, а в КГБ. Зачем? Это мне и по сей день не стало ясным - на должность зав. отделом Крот претендовать не мог (был инженером без степени), возможно, просто реализовал свою зловредную натуру.
Как бы то ни было, моему преемнику эта история была слаще мёда - недостатки, если они и были, его не затрагивали, т.к. произошли до его восшествия на должность, а вот дивиденды он заработал немалые. Дефектный отдел был расформирован, скомпрометированный руководитель ушел по собственному желанию, а почти весь коллектив с перспективной тематикой был передан в его отдел. Так что Преемник не только не пытался противостоять Кроту, но и в какой то мере ему способствовал. По моим впечатлениям даже директор института стал его остерегаться, а сам Крот приобрёл несокрушимый авторитет - получил право рыться в бухгалтерских документах института на предмет раскрытия новых преступлений. Остальные руководители отделов сидели тихо - то ли и у них рыльце было в пушку, то ли просто не хотели совать палку в осиное гнездо. Я, однако, не последовал их примеру - на всех инстанциях выступал против Крота и его пресловутых разоблачений, в СКТБ Кроту вход был закрыт. Тем не менее, была создана комиссия по расследованию. Вопреки очевидному регламенту её возглавлял не я, а зам. директора сектора механики Максимович. Как мне стало потом известно, она копала и под меня, но ничего не накопала - в моём коллективе кротов не нашлось. Как бы то ни было, по рекомендации комиссии я получил по институту выговор за недостаточный контроль. С моей стороны возражений не было.
Но история на этом не кончилась - Крот вошёл во вкус разоблачительной деятельности и замахнулся на Преемника. Тот принялся отбиваться, но не тут то было - джина уже выпустили из бутылки. Некоторое время спустя меня пригласил для доверительного разговора директор института и попросил выступить против Крота на партийном комитете (я был членом парткома) , где должно было рассматриваться его дело с подачи первичной организации. Я конечно согласился. На парткоме сначала было много общей критики, но о конкретном взыскании никто не говорил. Я выступил, дал свою оценку и предложил исключить из рядов КПСС. Все с облегчением присоединились к моему мнению и Крот был исключён. Через некоторое время он ушел из института, но говорить о полном торжестве справедливости было бы чересчур оптимистично - отдел так и остался под новым руководством, прежний руководитель не был восстановлен. Уже не говорю о том, что морская тематика изрядно потускнела как в самом институте, так и в глазах заказчиков, поскольку они получили в период процветания Крота по линии КГБ компромат о делах в ФМИ.
Прошло несколько лет, в стране наступила эпоха Горбачёва. И по сей день в диссидентской литературе ведутся разговоры о том, считать ли его агентом влияния Англии или просто простаком. Мы дома как положено у славян на кухне в своё время спорили с супругой. Она считала Горбачёва предателем, я - простаком с дополнением известной пословицы о том, что простота хуже воровства. Имею на это, как учёный, весомые основания.
Дело в том, что при планировании на государственном уровне заданий предприятиям, определить реальный выход например автозавода довольно просто - если он выпустил в год 20тыс. автомашин вместо 10 тыс по плану, значит он перевыполнил план на 100%, и примерно на столько же ему может быть увеличен фонд зарплаты. А вот как у научных институтов? Ведь для того, что бы объективно оценить результаты научной деятельности, необходимо подчас затратить не меньше интеллектуального труда, чем на саму работу. Поэтому никто по сути этого и не делал, а научным учреждениям утверждался фонд заработной платы по достигнутому уровню безотносительно от дополнительного объема работ. Вспоминается анекдот тех лет - дескать, московский завод ЗИЛ и американский Форд, в прядке обмена опытом обменялись главными инженерами. Проходит время, американский докладывает нашему директору - крупный успех - мне удалось сверх плана получить заказов ещё на 1.5 млн. руб.! Немая сцена, директор в отпаде. Наш докладывает американскому - большая удача - мне удалось отбиться от всех поступивших к нам заказов! Таже немая сцена.
Всё это тривиальные вещи. Как правило, на любой авторитетной комиссии тех времен научные руководители говорили о том, как бы было хорошо, если бы у них фонд зарплаты автоматически увеличивался вместе с объёмом выполняемых работ. Эти мечты были осуществлены нашим незадачливым генсеком - было издано постановление о порядке определения фонда зарплаты научным учреждениям в прямой зависимости от объёма работ.
Вот тут то не могу не вспомнить о регламенте причисления к лику святых, принятом в Ватикане. Здесь на суд кардиналов выдвигается два доклада - один содержит всё хорошее, что можно сказать о кандидате, другой, выдвигаемый, как говорят, представителем дьявола - всё плохое. А дальше смотрите сами. Было бы очень неплохо, если бы эту процедуру установить при принятии новых законов. Представитель дьявола должен был бы указать, как новым законом могут воспользоваться мошенники. В нашем случае ему бы не пришлось очень умствовать - законное жульничество лежало на ладони. Как правило, финансирование научных работ в министерствах и ведомствах проводилось через головные всесоюзные институты, которые получали годовой объём финансирования от министерства на запланированную тематику, а затем распределяли её между конкретными исполнителями, заключая соответствующие договора. Иногда головные институты были действительно солидными учреждениями (например, ВНИИГеофизики, который упоминался в первой части моего опуса), иногда это были просто шарашкины конторы, которые сами не могли бы выполнить и десятой доли заданного объёма работ, но зато набили себе руку в проталкивании заказов, контроле выполнения и составления обобщающих отчётов. Теперь представим себе новые времена, когда головной институт получил объём работ и фонд зарплаты. Он может по старинке раздать его субподрядчикам, а может оставить его себе, выплачивая своим ведущим сотрудникам по 10-15 окладов в месяц . В конце года ему надо будет представить сводный отчёт. Это не так уж и трудно сделать, пользуясь, к примеру, прошлогодними материалами, тем более что оценку выполненных работ делает сам же головной институт. Разумеется, для вящей надёжности директор головного института должен посетить руководство соответствующего главка прихватив с собой соответствующее подношение.
Очень скоро новый закон дал свои плоды, и объёмы заказов в институт и СКТБ (как и у всех других академических и ведомственных хозрасчётных организаций) упали почти до нуля. Теперь уже отбиваться от заказов нужды не было - надо было всеми правдами и неправдами их находить. Институт явочным порядком, без всяких объяснений, практически прекратил выдачу заказов в СКТБ - своя рубашка ближе к телу. Немного более года мы прожили за счёт переходящих тем. Кое какие заказы всё же удалось получить, но не даром - порядка 20% фонда заработной платы надо было из полы в полу передавать заказчикам. Дополнительно удалось трудоустроить людей за счёт сотрудничества с крупным Львовским приборостроительным заводом, который оперативно перешёл на выпуск наукосодержательного ширпотреба и поэтому захотел организовать у себя своё КБ. Мы предложили передать часть своего коллектива (кто захотел) и в аренду часть своей производственной площади. В качестве платы за аренду они выдали нам некий крупный заказ, который мы якобы ежемесячно выполняли. Вроде бы всё законно, но именно вроде бы. Так протянули пару лет, а там наступила самостийна Украина, и наша тематика вообще перестала иметь идейный смысл. В итоге я обратился к директору института с прошением об отставке. Он вежливо пробовал удержать меня от такого шага, но я стоял на своём. В результате у меня наступила эпоха нищенского существования, но и она в конце концов счастливо закончилась - наш президент Кучма издал указ о научных пенсиях, так что после нескольких поползновений мне определили довольно приличную пенсию, и среди своих домочадцев я из бедных родственников перекочевал в богатые, в каковом состоянии пребываю до сих пор. Что касается моего детища - СКТБ, то рекомендованный мною преемник организовал её реорганизацию в Львовский центр Института космических исследований (частично за спиной у директора, чего я по этичным соображениям сделать бы не смог). Таким образом, насколько мне известно, СКТБ оказалось едва ли не единственным КБ, которое не исчезло из структуры Украинской академии наук (в основном потому, что имело на своём балансе производственную площадь).
А.Н.Е.
* * * * *
P.S. Женщины ! Конечно же, в моей жизни они занимали свою прекрасную нишу. Мои рассказы - "Победителей судят", "Двое в одной лодке", "Ведьма 55" в опоэтизированном виде передают ту упоительную атмосферу, которую они создавали для меня. Некоторые соглашались любить меня вдвоём, про что могу лишь сказать словами ныне прочно забытого поэта Игоря Северянина - "каждая другую дополняет тонко, каждая прекрасна, в каждой есть своё. Та молчит беззвучно, та хохочет звонко, радуется сердце любое моё!". Но в общем главным для меня тогда всё равно оставалась работа, и если эротическая и производственная линии пересекались, я неизменно переключал стрелки на науку. Мой товарищ тех лет, зав отделом Алексей Иванович Цыхан делал наоборот. Сейчас, вспоминая далёкие реалии тех времён, я уже не берусь судить, кто из нас был прав.