Аннотация: В записи из чужого дневника подглядывать не хорошо, но иногда полезно. /зарисовка, которую я, возможно, позже доведу до ума/
Говорят нет ничего глупее, чем размышлять вслух с собой. Не верь, это не так, особенно, если давно увлекаешься чем-то столь нетипичным, что уже не представляешь себя без бесед с кем-то внутри. Все начинается в раннем детстве, шутки ради, когда не можешь пожаловаться взлослым или рассказать другу что-то. А потом просто живешь этими диалогами, отдыхаешь внутри себя и в них. К середине жизни в тебе уже высится целый мир, расписанный красками мечтаний, надежд, ожиданий, ворохов поражений и даров побед, - твой внутренний дом, живущий своей жизнью. И однажды ты понимаешь, что Мир внутри тебя, дышащий с тобой, имеет свой капризный характер, и далеко не всегда согласен с тем, чего ты хочешь. Ты никогда не споришь с собой? Никогда не сомневаешься? Тогда тебе вряд ли понравится то, что я говорю, хотя, скорее всего, ты просто лукавишь.
Знаешь, впервые мой внутренний мир ожил, когда вместо приличной весны или жаркого лета, в нем поселилась золотая осень. Буйство красок под лазуревым небом. С того самого момента, вдохнув прохладной, пронизанной солнцем свежести, я не могу призвать этот мир к порядку. И вот уже вместо изящества обстановок древних дворцов или современных квартир, передо мной холмистый берег широкой реки, нависающий над темно-зелеными водами, полными бликов. Если спустится с обрыва по старой деревянной лестнице, скрепящей от каждого шага, то можно увидеть пирс, из потемневшего от дождей дерева, к нему никогда не пристают лодки, но ни мне, ни дому на холме никогда не были нужны гости. Как может быть холодным пылающий пожар кленового леса над жухлой охрой травы под опадающими листами? Этот пожар не греет, но он дарит чистый восторг красоты, чистый уют ласки природы. Мне пришлось смириться с лесом и пирсом. Иногда лестница поскрипывает от невесомых шагов гостей. Они не очень любят шаткий пирс, да и полный рыжей глины берег. Зато их всегда радовал кленовый лес. Я не держу дорожек, но они и не нужны, гости редко подходят к дому через сад. Да и полноте, сад ли. Мое удивление было безграничным, когда мне удалось расшифровать, что там растет. В перемешку кусты баярышника с акациями. Ты знаешь, я не люблю акации. Они красивы в начале лета, в полноте своего цветения, когда белые, золотые или розовые соцветия одевают стройные ветви, а шары барбарисовых кусов искрят бусинами жело-оранживых лепестков. Но в моем парке вечная осень, и барбарис украшен алыми серьгами меж багра мелких листьев, а акации одеты в желто-лимонные одежды. Я редко зову кого-то сюда, на залитую солнцем поляну перед домом, где стоят старые скрипучие качели. Местами они проржавели, но я люблю их за это только больше. Наверное этот мир лучше знает, что мне нравиться, потому в нем ветренно и тихо. Лишь в лесу еще поют птицы. Когда-то мне казалось, что у меня будет правильная квартира, работа, еще что-то, но мой внутренний мир построил легкий дом американского типа из светлых панелей, с огромными окнами и дверью, которая не закрывается даже ночью. Знаешь, я не люблю этот дом. В саду, где шелестят перекатываемые листья, и то приходят, то исчезают чьи-то шаги, мне спокойней, чем в нежилом доме, где золотится в луче осеннего света от каждого шага пыль, а ветер заботливо накидал в раскрытые настеж окна листву. Но иногда я захожу в дом, просто, чтоб побродить по комнатам, где за слоями пыли не различить цвета мебели, а под ногами хрустит листва и скрипят половитцы. Старый, но надежный дом. В нем кажется, что случайся в этом мире ураганы, он выдержал был шквальные удары гнева природы. Странное это место со всего одной спальней наверху, в которую я никогда не поднимаюсь, с балконом и верандой, выходящими на сад, где меж балок натянут гамак, качающий шерстяной шотландский плед. Я люблю спать на нем, не смотря на холодные ночи. Я ненавижу границы и стены...
Это удивительный мир, мир, где стоит пустой дом, а я живу в саду, мир, где не найти часов, зато есть шелестящие шаги невидимых людей. И, знаешь, с каждым днем шаги подходят все ближе ко мне, оживляя застывший мир этого дома. Вчера мне показалось, что я слышу лай в саду и чей-то смех, а сегодня, проснувшись, мне пришлось долго убеждать себя, что никого не было рядом. И знаешь, что самое возмутительное? Мой дом беспросветно рад незнакомым гостям. Он ждет их, создавая мелочи, такие, как забытый томик стихов Бодлера на веранде, или лавочка в саду у ржавых качелей. Даже ветер, и тот прячет от меня столь наглого гостя в ворохах опадающей листвы. Я больше не борюсь с домом, который полюбил чужие шаги. Шаги, которые приходят от пристани, мимо кленовой опушки, через сад с качелями, поднимаются по трем ступенькам на веранду и застывают у моего гамака. Эти шаги ничего не требуют и ничего не обещают. Они просто есть. И каждое утро, на грани бытия и иллюзии, я убегаю из застывшего Мира в Мир реальный, чтоб проснуться рядом с тобой, чтоб улыбнуться и вдохнуть квартирный воздух большого города, отбросив все мечты и сомнения, потому что ты просыпаешься рядом. Потому, что от взгляда на тебя нестерпимо теплеет в груди, и все вокруг ты делаешь ярче, светлее и живее. Ты просыпаешься, а я просто знаю, что однажды твои шаги заставят расцвести акации и боярышик, что к гамаку на веранде добавиться креслокачалка, а в пыльном доме появиться уют. Я знаю это, потому, что я слишком люблю тебя, потому что оба Мира слишком долго тебя ждали...