Семка не знал, где его тетрадь по математике. Не помнил - забирал ее с парты после уроков, или нет. А, может, тетради на проверку забрала учительница. Он не мог вспомнить. Он только рассеянно хлопал светлыми ресницами и теребил пальцами нижнюю губу.
- И где ты теперь будешь писать домашнее задание? - Нюська нахмурилась, вздохнула.
- Я не знаю, - Семка тоже вздохнул.
Он ждал, когда сестре надоест его ругать, и она вернется к своим делам. Ведь ничего такого не случилось, он и раньше забывал тетради, оставлял их на лавке около дома, или под столом в комнате. Никто особо не переживал по этому поводу. Да и кому переживать-то? Мать с утра до ночи на работе. На двух работах. Нюська в школе, потом у нее огород, корова, куры. Еще младший, четырехлетний Митька. Хотя с Митькой больше он, Семка, сидел. Забирал его из сада, и они допоздна гоняли на улице.
А вечерами уставшая Нюська давала им обоим по подзатыльнику за грязную одежду, заставляла отмывать руки и лица, кормила картошкой, поила молоком и укладывала спать. Об уроках никто Семку не спрашивал. Ходит по утрам в школу - и ладно. А тут на тебе - где его тетрадь. Да кто ж знает, где его тетрадь? Он и сам рад был узнать. И Семка еще раз вздохнул.
- Ох, горе лохматое, - Нюська взяла его за плечи, повернула, оглядела.
На Семке была надета трикотажная пайта с начесом, застиранная, с потрескавшимся рисунком и обтрепанными рукавами и такие же застиранные, потерявшие первоначальный свой цвет, штаны, карманы которых, заполненные всяким барахлом, смешно оттопыривались.
Голова лохматая, пальцы в ципках и грязи. Семка глянул на свои пальцы, подумал, что сестра опять начнет ругать за грязь и поспешно спрятал руки в карманы. Чего она хочет?
Нюска почему-то стала отряхивать его штаны, пайту, приглаживать вихры.
- Что ты делаешь? - удивился Семка. Что-то он не припоминал - ради какого случая Нюська так могла интересоваться его внешностью.
Нюска сама прояснила ситуацию.
- К нам пришла твоя учительница и женщина с опеки.
И тут Семка, наконец, почувствовал тревогу и беспокойство, которое снедало его сестру. Но понять этого он не мог, да и не хотел. Он только дернул плечом, мигнул виновато и спросил:
- Они ругать меня пришли?
- Да, дадут тебе по башке за то, что тетради свои теряешь. Пошли в дом.
И Нюська, выловившая до этого Семку в огороде, завела его в горницу.
Семка тихо и осторожно поздоровался с Софьей Михайловной и уставился на представительницу опеки. Высокая, с ярко-черными, крашенными волосами и крупным красным ртом, она показалась мальчику неприятной.
- Ну что, Семен, ты нашел свою тетрадь? - спросила Софья Михайловна.
Семка молчал, опустив голову. Он так всегда делал в классе, когда от него требовали чего-то, вроде тетради или домашнего задания. Молчать он умел.
- Вот так всегда, Любовь Павловна, - обратилась Софья Михайловна к крашенной женщине.
- Понятно, - произнесла представительница опеки, - а где стол, за которым мальчик делает уроки?
Уроки Семка делал за кухонным столом. Вернее не делал. В маленькой, рубленной хате был только один стол, на кухне, около квадратной печки. Не покрытый скатертью, но всегда вытертый до чиста. Нюська его вытирала.
- За кухонным столом, - коротко ответила Нюська.
- Своего места для занятий у мальчика нет, - спокойно сказала представительница опеки и покачала головой, - ну а спит ребенок где? У вас ведь есть еще мальчик? Где спят дети?
Спали они вместе с Нюськой на диване, в единственной комнате домика. У Митьки была, конечно, когда-то своя кроватка, с решеточками. Но после того, как ему исполнился годик, и он полностью перешел на попечение Нюськи, а мать стала работать на двух работах, Митька перебрался к ним, на диван. С тех пор они спали все вместе.
Семка не понимал, что не устраивало его учительницу и странную, крашенную женщину. Ему казалось, что спать вместе - это вполне нормально. Ночью никогда не бывает страшно, если ты слышишь дыхание сестры рядом с собой и чувствуешь, как пихается младший брат.
- В доме нет ни письменного стола, ни кроватей для детей, - говорила черная женщина, - уроки мальчик не делает. Ремонта в доме тоже нет.
Семка опустил голову. Что-то неприятное, тревожное толкнулось у него в душе. Он смотрел на деревянные доски пола, на которых успел выучить каждую трещинку, каждый сучек. Полы в доме мыла Нюська. Надраивала их и ругала потом Семку, если он не снимал башмаки, когда приходил с улицы. Краска во многих местах успела сойти, и как бы Нюська не намывала пол, он выглядел видавшим виды, древним, и неухоженным. Как и весь маленький домик, в котором они жили.
Их мать выросла в семье глухонемых. Сама она говорить умела и слышала хорошо, но, то ли постоянная жизнь в интернатах сказалась, то ли годы, проведенные среди молчащих родителей - но мать их была не многословна и замкнута. Она говорила так мало, что Семка и не помнил, что она говорила. Ее личная жизнь не сложилась. Трое детей от разных отцов, и Семка не знал ни одного отца - ни Нюськиного, ни своего, ни Митькина. Что это были за мужчины, где их находила мать - все это оставалось покрыто мраком. Но это не мешало Семке играть по вечерам с Митькой, отбиваться от воспитания Нюськи и ждать прихода матери по выходным.
Мать работала сменно, санитаркой в больнице, а по ночам убирала на маленьком рыночке в их деревне. Все было на 17-летней Нюське, которая заканчивала последний класс в школе.
- А холодильник есть в доме? - голос представительницы опеки звучал слишком громко для маленькой комнатки, служившей и прихожей и кухней.
- Да какой там холодильник, Любовь Павловна. Нет у них холодильника. Анечка, расскажи, где вы храните продукты.
Нюська пожала плечами:
- Так мороз же на улице, там и храним продукты.
Что там еще обсуждали Софья Михайловна с крашенной представительницей опеки и Нюськой - Семка не слушал. Двигаясь бочком, он пробрался к двери и юркнул в проем. В коридоре торопливо сунул ноги в потертые ботинки, шнурки которых никогда не развязывал, накинул куртку с капюшоном и выскочил во двор. Звонкий, морозный воздух наполнил легкие, кольнул по щекам тонкими иглами. Снег весело заскрипел под ногами. Декабрь заканчивался, и в чулане уже стояла маленькая елочка, принесенная матерью с рынка, а Нюська за баловство грозилась оставить без подарков. Врет, конечно, где это видано, чтобы дед Мороз не дарил подарки детям, пусть и непослушным? Семка задрал голову, глянул на затянутое серой пеленой небо, подпрыгнул, весело свистнул и помчался за калитку, на улицу.
Вечером, лежа на диване и ворча на Митьку за то, что он постоянно возиться, Семка спросил сестру:
- Ну что, Софья Михайловна сильно ругалась?
Нюська посмотрела на него как-то странно, в темных, больших глазах блеснула предательская влага. Отвернувшись, она сказала:
- Опять пугаешь? Ну и пусть забирают. Можно подумать, я испугался страшно... Ну, ладно, найду свою тетрадь... Завтра.. А ты спой песню, а то мы не уснем, и страшно подеремся...
Нюська заправила пряди каштановых волос за уши, тихо сказала:
- Только молчите, черти, а то дам по заднице и уйду...
- Мы молчим, как эти... Как черепахи, - Семка заулыбался, улегся на подушку и еще раз пихнул толстого Митьку, который уже посапывал.
Нюська пела здорово. Она знала массу песен, но одну Семка любил больше всех. Он называл ее просто " Огонек". Эту песню Нюська пела каждый вечер.
Уходит солнце на покой,
А в доме горит огонек.
Укутал землю мрак ночной,
А в доме горит огонек.
То стужа ночью зимней,
То холод осенних ливней.
А в доме горит огонек...
И ты, мой мальчик, знай о том,
Что ты не одинок,
Пока на свете есть твой дом
А в доме горит огонек...
И Семка представлял их маленький домишко под высоким зимним небом, окошки, залитые добрым светом. Представлял, как накрывает на стол Нюська. А сам он, суровый охотник и бесстрашный путешественник, возвращаясь после опасного путешествия, непременно ищет глазами огоньки родного дома...
И зря пугает его такой страшной бедой Нюська, он знает, что все она придумала, чтобы заставить его учить уроки. И, уже засыпая, Семка размышлял, что бы такого попросить у Деда Мороза недорого, потому что новогоднего деда и так много расходов.
2.
Беда случилась на следующий день. Быстро и неотвратимо. С утра, не успел он позавтракать, как в дверь постучали. Матери не было дома, Нюська вышла магазин. Митька сидел рядом с братом за столом и крошил на стол хлеб с маслом. Семка открыл дверь - калитка во двор и так была все время открыта - и попятился, увидев трех милиционеров и все ту же крашенную, черную женщину. С ним особо не разговаривали. Узнав, что взрослых нет дома, женщина уверенно сказала :
- Это тоже можно занести в протокол. Дети постоянно находятся одни дома, предоставленные сами себе. Так, мальчик, собирайся, братика твоего мы сами соберем.
Семка, не мигая, смотрел на милиционеров, на черные волосы женщины и не двигался. Как будто это не с ним происходит, это не его хотят забрать из родного дома. Это неправда, страшная, глупая... Этого не может быть...
Громкий, басовитый рев Митьки вывел его из ступора, он рванулся, пытаясь проскочить за спиной ближайшего милиционера, но с ильная рука представителя власти схватила его за шиворот...
- Куда, паршивец... Ишь, волчонок, привык к воле, видать... Я держу его, Любовь Павловна. А вы уж младшего сами собирайте... Да не кусайся ты, пацан, а то точно по шее получишь.
Семка не ревел. Слез не было. Не ревел, когда ехали на служебном микроавтобусе по длинным, заснеженным дорогам, не ревел, когда оформляли его в инфекционное отделение городской больницы, когда купали под душем в маленькой комнате, окно которой было закрашено белой краской.
Он молчал весь день, слушая, как горько плачет его брат, оформленный в ту же палату. Все вопросы врача пролетали мимо его ушей, и он не мог понять, чего от него хотят, зачем надо поднимать рубашку, открывать рот. Таблетки от горла, которые ему выписал врач, Семка пить не стал, выкинул в унитаз, все так же молча.
И только когда на шумное отделение опустился сумрак, и уставший от рыданий Митька забылся, уснул, тяжело дыша в подушку, Семка присел на край кровати брата, обнял его за плечи и тяжко зашептал:
- Митька, я вернусь за тобой. Ты не переживай. Я точно вернусь. Только дождись.
Выпрямившись, Семка посмотрел в окно. Лишенное штор и жалюзей, оно казалось провалом в темную ночь, холодную и равнодушную. Маленькие звездочки в вышине горели грустно и пронзительно, город скрывал серый туман, похожий на снежную завесу. Семка сглотнул.
За что его забрали из родного дома? За то, что не делал уроки? За что тогда забрали Митьку, он ведь и в школу еще не ходит? И как Семке теперь жить, совсем одному, без Нюськи, без молчаливой матери?
Ему нужно было чудо. Такое чудо, которое не под силу Деду Морозу и Снегурочке. У кого просить? У Бога... Люди же верят в Бога, значит, Он есть. А Семка еще ни разу ничего не просил у высших сил. И сейчас - самое время...
- Помоги мне... - собственный хриплый шепот показался слишком громким. Он так долго ничего не говорил своими губами, что самому стало странно. Странно и пусто.
Семка натянул на рубашку свою пайту, заправил ее в штаны, обулся в резиновые тапочки - их он захватил из дома по наказу крашенной опекунши. Выскользнул в коридор, огляделся. Медсестры на посту не было, зато из сестринской слышался телевизионный говорок. Семка проскочил к двери, что вела на лестничную клетку, отрыл нехитрый замок, придержал створку, чтобы не скрипела.
Быстрее, быстрее... Ступеньки летели навстречу, похожие на серые полосы. Много серых полос. Пролет, еще пролет. На первом этаже Семка огляделся. Выходная дверь была заперта, да и перед ней находился пост медсестры, бесполезно даже пытаться проскользнуть. Сбоку Семка увидел белую дверь с надписью " Туалет для персонала". Выскочил за нее. Так и есть, окно не забрано решеткой. Ну, а пролезть в него было простым и недолгим делом. Снег приветливо и добродушно скрипнул под ногами. Словно говоря - все хорошо, я с тобой...
И Семка не выдержал - улыбнулся. Впервые улыбнулся за этот длинный и страшный день. Холод предательский схватил за грудь, дернул за уши - но Семка его не боялся. Сколько раз он убегал от сестры гулять вот так, только в штанах и кофте. Холода не надо бояться. Бояться надо людей...
Семка поежился и припустил бегом. Словно за спиной у него выросли крылья. Он знал, куда бежать - городок их был маленький, даже из общественного транспорта ходил только трамвай и только по одному маршруту. Выбежав на дорогу, Семка припустил по ней, работая локтями, быстро и легко. Хорошо так идти, по снежной, светлой дороге, когда пронзительные звезды светят только для тебя одного. Когда- нибудь Семка станет великим путешественником, и также будет возвращаться домой под холодным зимним небом, и звезды так же будут улыбаться ему. И дома будет ждать его Нюська.
При мысли о сестре Семка увеличил темп. Небось, извелась вся от переживаний. Медсестры говорили, что она приходила в больницу, но им запретили встречаться. Теперь уже это неважно. Скоро он увидит ее. Теперь он не такой дурак, не станет дожидаться, когда за ним придут. Заберет брата и уйдет в лес, к деду Семену, отцу их матери. Ну, и что, что он глухонемой, зато вряд ли кто найдет его хижину в лесу, и вряд ли кто станет интересоваться, с кем живет молчаливый, нелюдимый дед.
Но какой же долгой оказалась дорога... И каким ледяным стало дыхание неугомонного ветра. Мальчик уже не бежал, а шел, тяжело переставляя ноги и прижимая к груди ладони. Нет конца и края снежной колее, не прекращается вереница молчаливых, голых стволов и небольших, одноэтажных строений. Как далеко до его дома... Как холодно на пустынной дороге зимней ночью...
Семка перестал чувствовать пальцы на ногах и руках, когда около него остановилась машина.
- Куда жмешь, малец?- весело спросил молодой парень, выглянув из окошка.
Семка поднял брови, но быстро нашелся:
- Дяденька, подбросьте до дома... А то я, дурак, сбежал с утра от матери, а теперь, вот жалею... Пожалуйста, а?
" Хоть бы повезло, - пронеслось в голове у Семки, - а то замерзну тут на дороге. Помоги мне, Бог, только один раз помоги". Семка попытался скрестить пальцы на руках, но не смог. Пальцы стали совсем непослушными.
- Ну, что с тобой поделать, бегун... Садись,- водитель распахнул дверцу.
На машине ехать - совсем другое дело. Семка вжался в сидение, расслабился, наслаждаясь теплом и покоем. Силуэты домов и деревьев мелькали за окном темными, загадочными тенями. Водитель спросил, как его зовут и где его дом, после весело добавил:
-Ну, мы почти соседи. Я, вот, недавно из армии вернулся, живу через два дома от вас.
- Ты Мишка, сын Воронихи, - догадался Семка, сонно улыбнулся и закрыл глаза.
Ему снился долгий путь через снега и ветра, снились далекие звезды, улыбающиеся с высоты, снилась темноглазая Нюська и желтые огни родного дома. Скоро он вернется, зайдет на порог и скажет: