"Ах! - пропела последняя ступенька, - Ах!" - и замерла. Любочка Каксон остановилась перед заветной дверью: дерматиновой, коричневой, освежеванной ключами в области замочной скважины. За дверью играли джаз, в воздухе летали веселые пылинки, в грязное окно лестничной клетки рвался май. Любочка поднесла к мятой черносливине звонка свой белый указательный пальчик и застыла. Пианино утихло, сменилось немузыкальными голосами людей - ученика и учителя. Джаз порхнул в отрытое окно, но Любочка ухватила мелодию за хвост и сунула ее в карман.
Дверь туго и лениво приоткрылась, из нее выскользнул одноклассник Венька Лебедев, смерил Любочку удивленным взглядом и презрительно поджал губы:
- Ну, что ты сюда таскаешься, Каксон? Не светит тебе ничего! Я с Машкой встречаюсь, с Бариновой. А ты мне не нравишься. Ты толстая и куришь.
- Курю? - удивилась Любочка.
- Вот именно! Понимаешь, - Венька по-отечески положил руку Любочке на плечо и сунул ей под нос ноты. - Понимаешь, Любка, музыка - это музыка, а женщина - это женщина. Они обе существуют в неустанном стремлении к совершенству. Это не мои слова, но ты их запомни!
Венька улыбнулся и помчался вниз - статный, высокий, без пяти минут выпускник, без десяти - студент консерватории: "Ах, ах, ах, ах..." - затараторили ступеньки. Под каждым кроссовком звенело и радовалось его надежное будущее.
Любочка зажмурилась и представила, как Венька Лебедев - мрачный и жалкий тип споткнулся на пороге парадной и вывалился прямо в май, расквасив нос и уронив в лужу ноты. В кармане бухал духовой оркестр, Любочка стояла и ждала, пока не почувствовала себя куда смелее и настойчивее прежней: черносливина звонка отозвалась, и Любочка вошла в темную прихожую.
- Здравствуйте, Анна Владимировна. Меня зовут Люба, я хочу петь джаз!
- Так не говорят, детка: "Петь джаз" А ноты - то знаешь?
Спустя десяток развеселых молодых лет Венька Лебедев встретился со своими однокашниками в парке, чтобы немного перевести дух от полной компромиссов и сомнений действительности. Там, в парке, Венька впервые увидел плакаты новой джаз-дивы. Они были расклеены вдоль аллеи и уходили к горизонту, множа и множа яркую стройную женщину в алом платье с копной черных кудрей.
- Залы гудят и плачут! - кивнул на плакат Генка. - Хороший голос, сильный, но между нами говоря - не прима.
- Любовь Каксон, - прочитал Венька, - Быть не может!
- Стороной прошла? - засмеялся Генка.
- Вроде того... Впрочем, думаю, она до сих пор курит...