Никто не приходил. Да они и не собирались. Все позвонили заранее, сказали, что явятся в субботу в ресторан, и там, конечно, расцелуют и поздравят, а сегодня, уж прости, никак. Принесли две телеграммы. Одну - из общества ветеранов труда, другую - от него.
"Старый дурак!" - подумала она и выглянула в окно. Место под фонарем, где он всегда стоял, пустовало. "Притащит свои старые кости, никуда не денется", - решила она и почему-то затосковала. Первые пару месяцев его упрямого дежурства она награждала его ледяным взглядом. Потом в течение трех не награждала ничем. Он приходил в три и стоял до шести. В любую погоду. "Крепкий парень!" - злилась она.
Однажды он пропал на неделю. И она испугалась, не находила себе места, думала о всяких кошмарах. Вот и сегодня...
Чертовы дни рождения. Последние годы наступают точно день за днем. В этом ничего праздничного, уж точно. Щелкают крупными суммами перед носом. Вот если бы можно послать к черту эту вертлявую врачиху и выпить кофе. Нормальный крепкий кофе. Было бы куда веселее.
Она давно хотела переставить мебель, ну или, по крайней мере, оттащить кровать к окну. Если подложить под каждую ножку по скользкой салфетке, то она, пожалуй, справится.
Это отняло кучу сил, старая кровать неловко перекочевала под окошко, хозяйка легла не нее, чтобы оглядеть комнату, где все стало иначе. Фотографии и картины, часы, которые шли, и те старые, еще мамины, которые давно встали.
И главное в комнату явилась улица. Ринулась в окно, отразилась в зеркале чернотой, едва надгрызенной луной, ожившей на ветру березой, пустой дорожкой, дорожкой без него. Она закрыла глаза и повторила про себя текст его телеграммы. "С Днем Рождения, дорогая! Буду в шесть, позволю себе лишнее!"
"Лишнее!" - ей стало смешно, - "Старый дурак!"
Было очень тихо, где-то высоко за слоями этажей радио играло мелодию из ее юности.
Она прислушивалась, прислушивалась и уснула.
Ровно в шесть ее первый муж, принявший две таблетки валидола, купивший загодя ее любимый торт, тринадцать роз и кофе, звонил в дверь, чтобы стать, наконец, прощеным и счастливым. Ровно в шесть, в день своего семидесятилетия, она, проснувшаяся от звонка в дверь, ловко причесывала крашеную стрижку, подводила губы и торопливо решала, что сказать, чтобы выглядеть достойно, когда распахнет, наконец, перед ним дверь.