Кира Эмеретли Львы и куропатка Рассказ Мысли, которые днём сгорают легко и незаметно, ночью идут ко мне, как верблюды на водопой. И пока они напьются из глубокой реки моего воображения, не напитают свои горбы моими страхами, предположениями, фантазиями, да просто глупой игрой в "может быть-не может быть" - не отстанут, не сгинут, наконец, откуда пришли. Вероятно, для практикующего психиатра это не такой уж неординарный случай. Для меня это давно стало обыкновенным явлением. Ночью, вообще всякое явление или образ становятся ярче и значительнее. Совесть просыпается вдруг, разлепив свои честные до омерзения очи бухгалтера. Опера страстей. Без начала и конца. В сущности, даже занимательно - разглядывать, как мозаичное панно, свою жизнь. И с помощью недремлющего по ночам бухгалтера, я выясняю порой, что результатами таких вот размышлений редко становится, как это бывает с порядочными людьми, чувство собственной ущербности, уязвимости. И в то же время - грызения совести почти не трогают моих душевных недр. Любопытство, даже скорее любознательность и плохая память помогают мне скрасить огрехи в последовательности событий. Ну что ж, думаю я, - не такая уж я и дрянь. Даже совсем не дрянь. Немного импульсивная девушка, лет тридцати. Кто скажет, что это не возраст Джульетты, пусть идёт к чёрту. Я люблю красивые вещи. Цветы в дорогих вазах, изящные безделушки, породистых животных, камни в массивных перстнях. Поэтому, увидев однажды в моём доме красивого до странности, молодого человека, я была приятно удивлена. Я смотрела на него, изучая его необычную красоту. Не могу сказать, что я им залюбовалась. Это был, в самом деле, молодой человек. Не юноша, не мужчина. Нет. Вот - молодой человек. Слегка вьющиеся светлые волосы - не короткие, не длинные. Свободная, естественная причёска - без изыска, но с намёком на первозданность. Красивый рисунок длинной шеи. Необычно очерченный, капризный рот. Нос тонкий и прямой. Голос его звучал прерывисто, но артистично, точно, глубоко. Казалось - всё, что он говорил было заранее тщательно отрепетировано. Но меня это притягивало. Его звали Лео. Он говорил с моим мужем о театре - оба были театральными актёрами. К тому времени я уже тихо ненавидела актёрскую братию. Но этот странный, пугливый, чуть не договаривающий слова, молодой человек, нравился мне всё больше. Наверное, потому, что сразу. Я никогда не была дальновидной. Но спустя совсем короткое время, я поняла, что его странность вошла в мою жизнь, чтобы изменить её и разрушить. Лео - имя не вымышленное. Он сам, грустно потупив свои прекрасные глаза, подтвердил бы мои слова. Удивительный, субтильный мотылёк, так и не научившийся говорить по-французски. Кораблик с парусами из папиросной бумаги, поэт, беспощадно рифмующий "дороги - пороги" и "розы - морозы". Ну кто тебя ещё полюбит так, как любила я? Я заполняла твои пустоты своим бурным существованием. Я обращала твой душевный хлам в бесценные сокровища. Я защищала тебя своим знанием, когда ты не знал. Я выкупала тебя у невежества дорогой ценой, когда ты нежился на пушистом облаке самообмана. Я погибала тысячу раз за тебя, когда естество твоё - тонкое, нерешительное, слегка конфузилось от двойственности твоего положения. Великолепный Лео, ненадёжный, вечно сомневающийся мой возлюбленный. 2 В тот вечер я подавала на стол чай и пирожные. Мой муж - красивый брюнет с холёной бородкой - мирно, с хорошо отработанным видом хозяина, настаивал на своей версии, заданной в разговоре, темы. Лео, деликатно, с должной долей артистизма, выуживал из беседы свою выгоду. Когда завершающий аккорд прозвучал, и были отданы последние почести в их рыцарском поединке, Лео откланялся и, как полагается в подобных случаях, сделал мне комплимент - поставил точку. Композиция пьесы удалась. Всё было выдержано в наилучших традициях плохого театра. Оба jeune premier пожали друг другу руки. Впрочем, так было всегда. Ведь у моего мужа было полно приятелей - артистов - хороших и не очень, молодых и старых, весёлых и занудных, обоего пола. Поэтому светлый образ Лео быстро растворился в шумной повседневности. Но всё же что-то осталось. Видимо, те несколько фраз, которыми обменялись мы с Лео в тот вечер. Они были необычно окрашены. Он спросил моего мужа, кто рисовал все те картины и картинки, которыми были увешаны стены нашего дома. Тот с достоинством пробасил, ласково похлопав меня по колену: - Всё это моя жена. Лео так искренне изумился, что я невольно поверила в эту искренность. Он посмотрел на моё колено. Видимо его привёл в восторг мой талант художника. И вообще, с этой минуты в комнате находились уже не два, а целых три в доску творческих человека. Меня заметили и похвалили. До этого же вся моя замечательность сводилась присутствующими к физически приемлемой форме. Но тут у формы неожиданно появилось содержание. Моя, обтянутая джинсами, задница заиграла для гостя новыми, доселе нераскрытыми гранями, имя коим - талант. Я же цинично подумала: "Если он в восторге от моих, в восточном стиле, нарисованных баб, то с кем он, интересно, спит?" Мнение
