Входная дверь закрылась с резким хлопком, гул от которого разнесся по всей квартире.
Нераспакованные вещи в беспорядке валялись посреди комнат. Мебель, накрытая целлофаном, с заклеенными скотчем дверцами и ящиками, громоздилась в длинном коридоре. Одна единственная, голая лампочка, без плафона, сиротливо прилепилась где-то высоко под потолком.
В конце коридора поставленные одна на другую, пирамидой, высились коробки, на боках которых, по-детски крупными, печатными буквами было написано: "Белье", "Посуда", "Одежда", "Обувь"...
С кухни слышались, скрадываемые большим пространством, приглушенные голоса. Наташка протиснулась между шкафом и комодом, и осторожно ступая по скрипучим половицам, медленно, словно боясь разбудить кого-то, пришла в кухню.
Здесь готовили. Лихорадочно. Наспех. Криво нарезалась колбаса. Денис, туповатым ножом, пытался распилить батон хлеба. Игорь рассказывал анекдоты, отчего работа шла очень медленно.
Меленький котенок, принесенный кем-то из друзей и запущенный в пусть и не новую квартиру, первым, крутился здесь же. Ему доставались кусочки копченой рыбы, крошки сыра и все что падало на пол из рук незадачливых хозяек.
Она постояла некоторое время в дверях, отстранено наблюдая за суетой. Казалось, что она смотрит фильм про свою собственную жизнь, только вот звук отключен, и все пространство заполняют мысли. Из состояния ступора ее вывел дружный смех. По какому поводу смеялись, она не поняла. Прослушала. Но, на всякий случай улыбнулась.
Она поспешно развернулась и ушла. Ребята удивленно переглянулись.
Маленькая комната, единственное изолированное помещение во всей квартире, была расположена далеко, как ей казалось, в лабиринте помещений. Она остановилась посреди комнаты и почему-то посмотрела вверх, на высокий, на удивление чистый, но в тонкой паутинке трещинок, потолок. "Как в церкви" - подумала она. Сразу вспомнилась бабушка, летом, водившая ее в церковь, неподалеку от дома. Она, пионерка, стеснялась, и старалась куда-нибудь спрятаться. Бабушка всегда находила. Наташка пыталась выспросить, как это у нее получается. "Боженька все видит, да мне подсказывает" - говорила она, и как-то хитро щурила один глаз.
Она обернулась. Здесь не было окна, только приоткрытая балконная дверь.
Скатерть нашлась сразу. Лежала сверху, в полураспакованной коробке. Держа скомканную материю в руках, Наташка, не спеша, осторожно переступая, вышла на балкон. Он оказался маленьким и каким-то хлипким. Старые, массивные перила с лепниной, местами облупилась так, что видна была арматура. "Как скелет" - подумала Наташка, проведя по ним рукой. Они оказались удивительно теплыми на ощупь, словно старый фарфор.
С кухни раздался громкий, помноженный эхом, Дашкин голос:
-Наташ! А вилки где?
Наташка вздрогнула и зачем-то быстро отдернула руку. Бросила взгляд на игравших во дворе детей и быстро пошла на кухню, крикнув на ходу:
-Да здесь где-то. В коробках...
Пока искали вилки, а заодно и всю остальную посуду, Игорь крутился где-то рядом и рассказывал байки из своей еще не забытой студенческой жизни.
-Эй, рассказчик, - крикнул Сашка, - пошли мебель двигать, а то не пройти, ни проехать.
-Один момент, - Игорь сделал эффектный жест рукой и продолжил начатый рассказ.
-Болван, - констатировал Сашка беззлобно.
-Ладно, пошли, - сказал он ухмыляющемуся Денису, и все трое ушли в темные недра коридора.
Долгое время был слышен грохот передвигаемой мебели, да приглушенные ругательства. А потом Сашкин голос, на удивление громкий и четкий:
-Ладно, Денис. Хватит придуриваться. Открывай.
Девчонки вздрогнули и, как по команде отложив ножи, посмотрели в черный колодец коридора.
-Правда. Тяжело ведь!
-А может, там его оставим. На всю ночь. - предложил Игорь, - Нам больше достанется.
Все засмеялись.
Из-за двери раздался какой-то сдавленный голос Дениса:
-Я не могу... открыть... заклинило...
Дверь ломали сами, благо инструменты оказались под рукой. Старый, судя по всему, еще ручной работы замок, оказался насквозь ржавым, хотя и очень крепким. На удивление крепким. Замок, после многочисленных попыток его открыть, пришлось просто спилить.
-Чего удивляться. Замки-то, какие. А двери... - Игорь с досадой махнул рукой, - Все менять придется.
Наташка с жалостью посмотрела на ржавую железку, лежащую на Игоревой руке, когда-то бывшую замком и почему-то расстроилась.
Сидели долго, почти всю ночь. Покрытые мятой скатертью, составленные вместе коробки, послужили импровизированным столом. Оживленная беседа не коснулась Наташки, а может, она сама хотела оказаться в стороне от шума. Она потихоньку рассматривала свое новое жилище. Поодаль, на диване, покрытом старым, потертым пледом, спал котенок. Как видно ему совсем не мешал громкий разговор.
Тяжелые и плотные августовские сумерки наступили быстро. Лунный свет попавший во двор-колодец словно в ловушку, многократно отраженный в окнах, бликами ложился на паркет, смешиваясь со светом маленького абажура над столом.
-По правде говоря, мне здесь не нравиться. Неуютно как-то, - Маринка поежилась, будто от холода.
-Это кажется. Вот сделаю ремонт, будет по-другому.
-Уверена? - Маринка недоверчиво покосилась на темные неосвещенные углы в пятнах лунного света.
-А что? - сказал Денис, - Обои светленькие поклеим. Рамы - стеклопакет и ...
Он хотел сказать что-то еще, но не успел. Наташка резко его перебила.
-Нет! - почти закричала она, - Рамы не надо.
Все молчали. Маринка громко отхлебнула чай из чашки, закашлялась.
-Ну нет, так нет, - примиряюще пробормотал Денис, - я не настаиваю.
Ночью, часа в три, решено было расходиться. Сашка вызвался подвезти Дениса и Дашку до дома. Благо по пути.
Игорь с Маринкой остались ночевать. Наташка долго лежала без сна и смотрела в потолок, иногда усталым взглядом обводя комнату, заваленную коробками и свертками. Луна светила прямо в окно. Ей лень было подойти и задернуть штору. Вещи отбрасывали на пол длинные тени, и в какой-то момент ей показалось, что они оживают, начинают перемещаться, меняя свои очертания. Ей стало не по себе, будто она попала в ловушку. "Прямо как в дешевом фильме" - мелькнула мысль. Она досадливо махнула головой, отгоняя видение и со вздохом закрыла глаза, пытаясь успокоиться и дышать ровно.
Игорь спал, будить его с такой глупостью не хотелось, так же как и выставлять себя полной дурой, да к тому же истеричкой. Через минуту она снова открыла глаза, все стояло на своих местах. Луна. Тени. Вещи. Уснула она уже под утро.
По утрам, отраженные лучи раннего, только что родившегося солнца заглядывали к ней в комнату. Бисером рассыпались по полу, небрежным мазками, словно на картине неумелого художника, ложились на стены. И комната начинала походить на удивительную, сказочной красоты шкатулку, с множеством зеркал. В детстве, она мечтала именно о такой. Как всякого ребенка, ее тянуло ко всему блестящему.
К обеду солнце уходило и забирало с собой сказку. И проступали потускневшие, истершиеся обои, растрескавшийся потолок и пожелтевшая краска.
Картины она нашла совершенно случайно. В кладовке. Дверь, которой была почти неразличима на фоне старой, с облупившейся краской, стены в коридоре. Словно кто-то специально пытался скрыть ее от посторонних глаз. До поры, до времени.
Вечером Наташка, с большой, прямо-таки огромной чашкой свежего чая прохаживалась по квартире, словно кошка, обходя свои владения.
Сначала она подумала, что так причудливо облупившаяся краска, образует впечатление ложной двери. Потом заметила маленькую, как кнопка, ручку. Дверь поддалась легко, без усилий и, что удивительно, без скрипа, почти беззвучно. Из темноты пахнуло затхлым воздухом и сыростью, смешанной с запахом старого прогорклого масла. Прямо посреди дверного проема, словно виселица, раскачиваясь на сквозняке, спускалась тонкая змейка шнурка-выключателя, серого и жесткого, от грязи и прикосновений множества рук. Она медленно поставила чашку на пол и потянулась к шнурку. Покрытая пылью лампочка без плафона, светила тускло. Но даже сейчас можно было разглядеть, что по периметру кладовки, прислоненные к стенам, стоят картины. Она не могла понять сколько их. Казалось - много. Она принялась переставлять их с места на место, пытаясь рассмотреть и осторожно стирая пыль. Здесь были только портреты. Разные. Перед ней, сменяя друг друга, проходили эпохи, судьбы, характеры. И все они были молоды.
За самым большим полотном, в массивной, резной раме, покрытой паутиной, стоял комод, непривычно маленький по сравнению с размерами портрета. Она открыла незапертые ящики. Здесь валялась всякая мелочь. Какие-то старые пожелтевшие от времени, а некогда ослепительно белые кружевные воротнички, старый светильник без стекла, свечные огарки, испачканные засохшей тушью и чернилами перья для ручек. И среди всего этого пакет из желто-серой, плотной почтовой бумаги, вот только без печати. Значит не письмо. Она осторожно взяла его в руки и сдула пыль.
Это были фотографии. Как ей показалось начала века. Девушка-гимназистка, еле сдерживая улыбку, стараясь придать лицу напускную суровость, с любопытством смотрит в объектив. Молодая женщина, с серьезно-сдержанным лицом, осторожно придерживая изящной рукой, подол юбки, застыла перед фотокамерой. Театральный поворот головы, отрепетированный жест.
Лицо женщины показалось ей знакомым. Таким же серьезно-сдержанным оно осталось на холсте. Из соседней комнаты раздался приглушенный телефонный звонок. Она бросила перемешанные в беспорядке фото в ящик, и, не выключая свет, вышла, по привычке захлопнув дверь. За спиной раздался звон бьющейся посуды. Она обернулась. В янтарно-желтой луже остывшего чая валялись осколки разбитой чашки.
Узкий луч еще теплого сентябрьского солнца, наискось пресекал комнату, деля ее пополам. В углу были сложены похожие на потемневшие от времени рыцарские пики, оторванные плинтуса. На застеленном целлофановой пленкой полу валялись обрывки обоев. Музыкальный центр, временно примостившийся в коридоре, был включен на полную громкость, чтобы было слышно, хотя акустика в квартире была просто отличная. Наташка, в старом джинсовом комбинезоне, с живописной дыркой на одном колене, память о падении с роликов в прошлом году, пританцовывая под музыку, сдирала старые обои. Маринка, пришедшая в большей степени, для того чтобы поговорить, а не помогать в ремонте квартиры, не спеша обдирала старую, местами облупившуюся краску с рам.
-Я и говорю, - с азартом продолжала Маринка, - что мне этот фасон не идет.
-Ага, - привычно кивнула Наташка.
-А продавщица: "Да вы, что при вашей-то фигуре", - Маринка сделала красноречивый жест, - и облегает как вторая кожа. Удобно.
Наташка замедлила работу. Тонкие полоски обоев отдирались тяжело. Словно не желали расставаться со стеной. Тем более что под первым слоем обнаружилось еще как минимум три. Она мочила их водой, поддевала шпателем. Результат был почти нулевым. "Кожа", - это слово почему-то засело в голове. "Кожа, кожа", - повторяла она про себя, - "обои - тоже кожа, для стены. Для дома". Наташка отошла на несколько шагов, и посмотрела на наполовину ободранную стену, похожую на лоскутное одеяло. То там, то здесь виднелись куски с разным рисунком. Цветочек, мелкий, разбросанный по зеленому полю, широкие полоски, выцветшие, непонятно какого цвета, и крупные бордовые розы, отделанные золотом. "Ну и вкус у людей" - подумала Наташка, представив себя в такой комнате, этакой дамой в вычурном платье с рюшами, и засмеялась.
На балконе было холодно. Ветер, попав в ловушку внутреннего двора, метался от стены к стене, закручиваясь воронкой и неся за собой тучи мусор, как испуганная кошка с привязанными к хвосту пустыми консервными банками. Вечером, в этот круглый, словно колодец дворик, с тусклым лоскутом неба, прилепившимся где-то сверху, заглядывало солнце и слепило окна. Громкие детские крики и визг, отталкивались от стен, множились, точно в геометрической прогрессии и уходили куда-то к бледному кусочку неба. К вечеру дети начинали расходиться по домам. За кем-то приходили родители, кого-то надтреснувшим голосом звала бабушка. Наташка продолжала смотреть, как люди стекаются к дверям подъездов, и уходят в темноту. Мужчины, женщины, дети...Дети! Она свесилась через балконные перила и посмотрела на дверь своего подъезда. Только один единственный раз, проковылял старичок, опираясь на палку, с одиноко болтающимся в прозрачном пакете батоном хлеба. Внизу протяжно скрипнула дверь.
Она возвращалась с работы достаточно рано. Даже успела заскочить в магазин. Тяжелая сумка оттягивала руку. Лифт как всегда не работал, пришлось подниматься пешком.
Старое, массивное сооружение, с кованной, фигурной решеткой, прилепившееся к фасаду дома, как гусеница к стволу дерева, почтительно называлось лифтом. И почти всегда было в состоянии ремонта. Только однажды Наташка не обнаружила на его дверях вечной таблички "Ремонт". И решила с комфортом прибыть к дверям своей квартиры. Свои ощущения во время того путешествия, она запомнила а всю жизнь. Старая, плохо смазанная дверь, скрипела и стонала всю дорогу. Такой же звук издают аттракционы в парке. А за секунду до того как остановится на этаже, погас свет. Правда он опять вспыхнул, когда она открывала дверь, но этого уже было достаточно чтобы напугать ее.
Наташка решила, что лифтом будет пользоваться только в крайних случаях. И это был один из них.
На площадке одного из этажей, две старушки разговаривали о чем-то, увлеченно и взволнованно. Наташка почему-то сразу вспомнила бесконечные сериалы. "Опять кто-то кого-то бросил, да еще с ребенком" - как-то безразлично подумала она. Когда она подошла достаточно близко, старушки резко замолчали и как по команде повернули головы в ее сторону. При этом губы у обеих были недовольно поджаты. Наташка невольно успела расслышать несколько слов из их разговора: "молодая", "не примет", и "как в прошлый раз". "Так и есть, - подумала она, - сериал". И в полной тишине, под стук собственных каблуков, провожаемая внимательными взглядами она проследовала дальше.
Наташка долго возилась с непослушным замком. Сумка, осторожно поставленная на пол и прислоненная к стене, вдруг неловко завалилась на бок, и выкатившийся из нее ярко-оранжевый апельсин покатился по полу. Наташка прекратила сражение с замком и спокойно наблюдала, как, докатившись до лестницы, маленькое "солнце" бодро запрыгало по ступенькам вниз. К выходу. "Ну и пусть" - запоздало подумала она, вздохнула и наклонилась, чтобы поднять сумку. Когда Наташка подняла голову, перед ней стояла маленькая, чисто и опрятно одетая старушка с апельсином в руке.
-Ваше? - спросила она, протягивая на ладони, изрядно помятый апельсин.
-Да, - сказала она с какой-то горькой и вымученной улыбкой и повертела его в руках, - Побег не удался.
-Что? - удивилась старушка.
-Да так. Просто шутка. - Наташка, извиняясь, пожала плечами, будто оправдываясь. И принялась опять возиться с замком.
-Тебе бы годков через двадцать, сюда приехать, - вдруг, ни с того ни с сего сказала старушка.
-Через двадцать...Я уже старая буду... - она осеклась и, поняв свою бестактность, замолчала.
-Отчего ж, - как ни в чем, ни бывало, продолжила та, - в самый раз.
Наташка хотела еще что-то спросить, но старушка уже зашла в квартиру и захлопнула за собой дверь.
-Бред какой-то, - пробормотала она вслух. В ту же секунду раздался громкий щелчок, ключ провернулся и дверь распахнулась безо всяких усилий, словно приглашая войти...
В пустой квартире раздался прерывистый и тревожный, словно движения нервного человека, звонок. Он шаром прокатился по комнатам, и, наткнувшись на открытую балконную дверь, вырвался на волю. А дождь продолжал заливать новый, только что постеленный паркет.
Маленький мальчик лет десяти, сын новых хозяев квартиры, которому наскучила вся эта взрослая суета с переездом, принимается исследовать свое новое жилье. Гуляя по длинному, полутемному коридору, он натыкается на дверь кладовки, и там, среди всякого хлама, накопившегося за много лет, старых, ненужных вещей, находит картину. С грохотом пытается волоком вытащить ее в коридор. В это время откуда-то из глубины квартиры раздается неприятный женский голос:
-Вася, что ты там делаешь?
Но мальчик ничего не слышит, он слишком увлечен. В пустой квартире раздается цоканье каблучков по паркету.
-Вася!
Мальчик уже вытащил картину в коридор и пытается ее рассмотреть, неуклюже стирая ладошкой пыль с полотна, когда к нему подходит мать.
-Ты что! - с ужасом говорит она, - Она же старая!
-Мам, здесь тетя, - простодушно говорит мальчик, он уже стер почти всю пыль, так что можно разглядеть изображенное на полотне лицо. Это женщина, светловолосая, с тонкими чертами лица.
-Должно быть, от прежних хозяев осталась, - куда-то в пространство говорит женщина, - Пошли.
Она берет мальчика за руку и уводит в комнату. Картина остается стоять в коридоре, неустойчиво прислоненная к стене.