Елманов Виктор Сергеевич : другие произведения.

Тбилисо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
 Виктор Елманов
  
  
 Т Б И Л И С О
 
  
  новелла
  
  
  
  I
  
   Черная февральская ночь.
  
   Вблизи здание аэропорта похоже на огромный стеклянный аквариум. Только вместо водорослей поднимаются прямоугольные колонны, а вместо рыбок снуют по лестницам, этажам, переходам люди. Издалека, в ночной черноте, этот стеклянный аквариум напоминает раскаленный добела кусок металла, и из окон льется не свет, а вырываются языки пламени.
  
   Нигде не чувствуешь себя таким маленьким и одиноким, как на поле аэродрома.
  
   Под ногами хрустят смерзшиеся комочки снега, кусочки льда. Хруст, как хрустят раскусываемые леденцы.
  
   - Ты - пилот самолета. Самолет летит со скоростью 900 километ?ров в час. В салоне 260 пассажиров. Сколько лет летчику?
  - Девятьсот разделить на двести шестьдесят... Приблизительно ... Три с половиной года?!..
  
- Ты, понижаешь, ты - пилот самолета!
  
- А-а-а...
  
   Поле аэродрома уходит вдаль, постепенно сливаясь с темнотой неба. Там, в этой темноте, чиркая сигнальными огнями, свистя и всхрапывая двигателями, исчезают одни самолеты и оттуда, из темноты, неожиданно появляются другие.
  
   Холодный, сырой ветер.
  
   Стюардесса, держа в одной руке фонарик, внимательно всматривается в билет, отрывает от него корешок, записывает что-то карандашом в тоненькую школьную тетрадку, и тогда только пассажир поднимается по трапу в салон самолета.
   - Там проверяют, тут проверяют, в самолете проверяют! Лучше бы вовремя отправляли!
  
   С какой необъяснимой покорностью мы вверяем свои жизни этим летающим железным машинам! С покорностью и торопливостью.
  
   - Девушка, а девушка!.. Скорей, девушка!..
  
   Стюардесса, держа в одной руке фонарик, внимательно всматривается в билет, отрывает от него корешок, записывает что-то карандашом в тоненькую школьную тетрадку и тогда только пассажир поднимается по трапу в салон самолета.
  
   Тишина салона. Стеклянные чаши фонарей светят желтым светом, как будто в них налили мутной, со ржавчиной, воды.
  
   - Пристегните ремни!
  
  
Всхрапы двигателей, дрожь от сдерживаемых тысяч лошадиных сил, плавный рывок, взлет. Ватная глухота в ушах с набором высоты прокалывается и исчезает. Сначала в одном ухе, потом в другом.
  
   Монотонный гул двигателей.
  
   В иллюминаторе черно-синее небо, колючие точечки звезд.
  
   На миг представилось, что с двигателями самолета что-то произошло. Катастрофа! Паника! Ужас! Крики! Последнее мгновение перед смертью: бледное лицо Женьки; сквозь его "грибоедовские" очки безумные глаза; побелевшие пальцы стискивают ручки кресла.
  
   Раннее утро.
  
   Женька спит, уютно устроив свое длинное, худое тело в кресле. Свет желтых фонарей в салоне потускнел, стал бледновато-грязным. В иллюминаторе - восход солнца. Словно кто-то полосонул бритвой по синеве горизонта и рана налилась густой кровью. Постепенно эта кровавая рубиновая полоса становится все шире и шире, рубиновый цвет размывается и становится бледно-розовым. Появляется белый диск солнца. Иллюминатор, будто линза, фокусирует его лучи и они жгут лицо, шею, пекут сквозь одежду.
  
   - Горы! Кавказ! Там скоро будет Тбилиси!
  
   Самолет делает один круг над аэродромом и взмывает вверх.
   Второй круг.
   Третий.
   Когда при развороте самолет клонится набок, в иллюминаторе видны горы, огромное ущелье с ниточкой реки на дне его.
  
   Кавказ подо мною...
   Стою над снегами у края стремнины...
   Отсюда я вижу потоков рожденье... ...
   ...грозных обвалов движенье...
  
   Еще один круг и самолет садится.
  
  Ослепительно светит солнце, искрится под солнцем иней, все поле аэродрома заросло его беловато-серебристыми иголками.
  Неподалеку от дверей багажной камеры пожилая грузинка в валенках, фуфайке и черном платке сжигает досточки от ящика. Костерок горит весело, тихонько потрескивая, пламя его небольшое, но яркое, словно в рисованных мультфильмах.
  
   - Сын и отец едут в автомобиле. Катастрофа. Отец умирает. Сына пытаются спасти. Ввозят в операционную. Входит хирург. Смотрит на пострадавшего и говорит: "Это мой сын".
   - Отец погибает не родной, а этот, хирург, родной.
   - Нет.
   - Сдаюсь.
   - Хирург - его мать.
   - А-а-а...
  
   "Рафик" темно-зеленого цвета.
   Кто-то достает апельсины. Вьется из-под ножа корочка апельсина оранжевой стружкой и мягко плюхается в Женькины ладони.
  
   Пахнет бензином и апельсинами...
  
   Откуда-то выскакивает самосвал и обгоняет наш "рафик". Самосвал проносится на чудовищной скорости и быстро уносится вперед, отрываясь от "рафика" все дальше и дальше.
  
   - Пронесся, как носорог в прериях!
  
   Все хохочут.
  
   Водитель "рафика" оборачивается, смотрит на нас и ... прибавляет скорость. Мы мчимся за самосвалом. Расстояние до него сокращается.
  
   Скорость все возрастает.
   Какое-то острое ощущение азарта.
   Быстрота, стремительность, риск,
   - Гони!
   - Дави!
   - Жми!
  
  
За окнами "рафика" свистит ветер. Слышно, как надрывается мотор у самосвала, как шуршат колеса. Кажется, что мы мчимся в туннеле. Чуть в сторону и зацепимся за каменную стену. Заскрежещет обшивка "рафика", посыпятся стекла, мы опрокинемся и, подчиняясь страшной скорости, начнем кувыркаться по асфальту. Кровь, стекло, железо, скрежет, крики, - все в одном клубке.
  
  
Все затаили дыхание.
  
  
Вот уже "рафик" выравнивается с кабиной самосвала. Вот собирается пойти на обгон. Но! Самосвал рванулся вперед, словно уносимый какой-то немыслимой силой и уже невозможно никак его догнать. "Рафик" еще некоторое время мчится на прежней скорости, потом, будто надорвавшись от страшной гонки, едет медленнее, стыдливо сворачивает в узкую улочку и, словно состарившись на 300 лет, трясется по ухабам.
  
  
Гостиница, в которую нас поселяют, находится у подножия горы. Собственно, это не гостиница, а общежитие института физкультуры. Дорога от "гостиницы" поднимается дальше, вверх и, сворачивая, уходит вправо. Склон горы до самой макушки зарос соснами. Кажется, их воткнули в снег. Очертание горы напоминает штормовую волну. Она вздулась до гигантских размеров и вот-вот обрушится на город, круша и уничтожая все на своем пути.
  
  
Пока мы устраиваемся, умываемся, переодеваемся, наши хозяева в соседней комнате о чем-то говорят по-грузински, двигают столами, гремят стаканами.
  
-Будьте осторожны! Грузины очень гостеприимны! - предупреждают нас.
  
   На столе рассыпаны яблоки, стоят тонкие, чисто вымытые стаканы с капельками воды на стенках, лежат на бумаге разломанные лепешки.
  
   Один из встречавших нас парней берет бутыль с чачей и наливает ее по чуть-чуть в каждый стакан. "За первый поцелуй и за первую слезу",- произносит он тост с какой-то глубокой печалью и все торжественно выпивают.
  
   Стаканы кажутся выкованными из тончайшего серебра.
  
   У одной из девушек глаза пронзительной синевы. Если бы встречались синие рубины, можно было бы сказать, что у нее глаза, как синие рубины.
   Парень, который сказал первый тост, наливает полный ста?кан чачи. Мы многозначительно переглядываемся.
  
   - В знак дружбы между нами я хочу, чтобы каждый отпил глоток из этой чаши. Пусть все, сидящие за этим столом, будут друзьями, и пусть каждый, отпив глоток, поделится с другим счастьем.
  
   Стакан пошел по кругу. Последний глоток выпиваю я.
  
  
  
II
  
   - Шеф везет полную машину дырок. Дорога плохая: ямы, ухабы. Одна дырка упала. Шеф тормозит, подходит в выпавшей дырке, хочет бросить ее обратно в кузов и... проваливается в нее.
   - Все?
   - Все.
   - Ничего не понял.
   - Абстрактный анекдот.
   - А-а-а...
  
   Женщина в черном берете:
   - Расписание на сегодня такое: до обеда вы знакомитесь с нашим институтом, потом обед, после обеда едем в район старого Тбилиси, после ужина в театр: кто хочет - в Руставели, кто - в Марджанишвили, пожалуйста!..
  
   "Рафик" останавливается.
  
   Женщина в черном берете:
   - А сейчас вы познакомитесь со своими коллегами и ректором. Идемте! Они уже ждут нас!
  
   Коллеги. Смотрим друг на друга. Рассказываем о спектаклях, словно знакомим со своими друзьями. Или вот: ощущение, что встретились посланцы с разных планет. Изучающие взгляды. "А что у вас, на вашей планете?" "У нас - то-то, а у вас?" "У нас вот то-то", "Но ведь мы же занимаемся одним и тем же делом!" "Одним". "А не знали о существовании друг друга". "Не знали".
   - Расскажите о "Вишневом саде"...
   - А, правда, что...
   - Мы вас познакомим с нашим молодежным театром...
   - Послезавтра спектакль о Пиросмани...
   - А вы еще не были в старом Тбилиси?..
   - А какой район у вас называют "Африка"?..
   - Концепция очень интересная...
   - Последняя книжка Бахтина...
   - Семиотикой театра? Нет, не занимаемся...
   - Это великий актер! Жалко, что мало снимается в кино...
   - На фуникулере побываете...
   - "Вишневый сад" - это печаль по ушедшему. У каждого поколения свой "Вишневый сад"...
   - На первом курсе театроведы пишут одноактную пьесу, на втором - двух, а на пятом - пятиактную. Так практически изучаем теорию драмы...
   - А сейчас вы их посмотрите. Два актерских курса...
   - Доброжелательность критики... Не задевая актерского достоинства... Не ядовитая критика. Ядовитая, когда враждебное искусству направление...
   - Мы к вам приедем в мае...
  
  
Лабиринт коридоров. Комнаты, классы, залы.
  
   - Проходите! Садитесь! У нас урок мастерства. Этюды. Этюды с палками... У кого не развито воображение, тот не любит театр. Театр - это воображение, единственная реальность во всей театральной условности - это актер. Актер должен заставить поверить в условность. Верит актер - верим и мы. Он - наши глаза, уши, сердце, наши слезы, смех и восторг!
  
   Палка в руках студента превращается то в воображаемую скрипку, то в дерево, то в коромысло, то в трость, то в телескоп.
  
   Лабиринт коридоров. Комнаты, классы, залы.
  
   - Здравствуйте! Знакомьтесь!.. Занятие по сцендвижению. Настоящему актеру не нужны ни палка, ни коврик, ему хватит его тела, его глаз, лица, рук. Ему даже не нужен голос, слова. Он может беседовать с вами молча.
  
  
Все студенты в черном трико Девушка, стесняясь своей полноты, прячется за ширму.
  
  
  
III
  
   "Рафик", клюнув носом, резко остановился. Женщина в черном берете выпрыгнула на дорогу: - Выходите. Старые кварталы лучше пройти пешком.
  
   Узкие, кривые улочки. Дома лепятся друг к другу, как ласточкины гнезда. Прямо на тротуаре стоят табуретки, с гнутыми спинками стулья, на них сидят пожилые мужчины, старцы. У дверей в дома стоят, заложив руки в карманы, надвинув на глаза кепки, молодые парни.
   Маленький магазинчик. Мыло, лепешки, ткань, серебряные колечки, бусы из цветного пластика, чеканка, гвозди, краска, запчасти для автомобилей.
  
  
- Вон в том доме с колоннами останавливался Лермонтов.
  
   Девушка с пронзительно-синими глазами что-то оживленно рассказывает Женьке.
  
   Как-то неожиданно вышли к Куре. На той стороне, прямо по самому краю крутого, обрывистого берега, стоят одно-двухэтажные дома. Если сорвешься и упадешь вниз - смерть неминуемая.
  
   Всю жизнь жить на краю опасности. А может только в этом и есть полнота жизни? Или, точнее, только на краю опасности ощущаешь прелесть жизни? Или так исторически складывалась жизнь, что постоянно на краю опасности?
  
   Тело, прежде чем упадет в воду, в кровь обдерется об эти обрывистые берега. Удар о воду, небольшой фонтан брызг, кровавое пятно, втягиваемое в воронку водоворота...
  
  
&nbsА слева от этих домов над обрывом замок Метехи. Перед замком статуя всадника.
  
   Девушку с пронзительно-синими глазами зовут Нино.
  
   - А что означает слово "Тбилиси"? - спрашиваю я у Нино.
   - Тбилиси - это теплый. Тбили в переводе с грузинского - теплый.
   - Теплый, - повторяю я.
   - А вы что, не знаете легенду о Тбилиси?
   - Не знаю.
   - Когда-то здесь кругом были очень густые леса. В эти леса заехал, охотясь, царь Вахтанг Горгасали. Вдруг из кустов вылетел фазан. Вахтанг стрелой убил этого фазана. Подъехал, поднял его из родника и чуть не обжегся. Вода в этом роднике была очень горячей. Вахтанг объявил, что на этом месте будет город, а называться он будет - Тбилиси... Теплый...
   - Тбилиси, - повторяю я и смотрю на Нино. В ее глазах вспыхивает синий, обжигающий огонек.
   - Да, Тбилиси, - говорит она тихо.
  
&nbsМне кажется, что она, наспех накинув пальтишко, сбежала с уроков, а на ее тонких пальчиках обязательно есть чернильные пятна.
  
   Стены, когда-то огораживающие монастырь Метехи, давно разрушились. Монастырский двор открыт всем ветрам. Сегодня хозяйничает холодный, который дует с Куры.
  
   В бывшем храме монастыря молодежный театр. Фойе. Небольшой зал и сцена с двумя площадками. Красные блики на серых стенах, толстый канат и цепи, свисающие с верхней сцены на нижнюю, гулкость эха, - все это уже какая-то торжественная трагедия. Сегодня вечером здесь идет "Гамлет". "Быть иль не быть?" Эхо по-своему будет подхватывать каждое слово, а стены монастыря - эти древние философы - будут толковать их смысл.
  
   В лужицах на дворе монастыря плещется солнце, трепещут от ветра тонкие стебельки пробивающейся травы. Всего один шаг из одного времени в другое.
  
   Протискиваясь по узким улочкам старого Тбилиси, "рафик" поднимается вверх, выезжает на широкую дорогу, делает какие-то непонятные для нас маневры и останавливается, как нам сообщают, у картинной галереи.
  
   За столом, заставленным разными яствами, напитками и цветами, сидят девушка и юноша. Красота их лиц, сочность и яркость красок мира, который их окружает, настолько радостны, что, кажется, эта радость зазвучит необыкновенно веселой мелодией. Но зачем между девушкой и юношей это уродливое лицо смерти? А может не между, а вместе с ними? Или это лицо старости, немощи, которая ждет их? Или это символ преграды между истинно влюбленными?
  
  
- Идите сюда! Здесь картины Пиросмани!
  
  
Из скорбных глаз жирафа вот-вот выкатится слеза, капнет на пол, прожжет его, а потом и земной шар.
  
   - Помнишь, как в кинофильме он ушел со своей свадьбы. Встал из-за стола, перелез через каменную ограду и ушел.
   - А знаешь почему? Потому что он по жизни был странником.
  
   "Странник... Он выходил из каморки, где жил, на улицу Тифлиса и ему виделся огромный мир. Многообразный, бесконечный. Стоило свернуть куда-нибудь и перед глазами открывались неизвестные государства. Невероятные приключения подстерегали тебя вон за тем домом!.. Необыкновенное в обыкновенном, бесконечное в повседневном..."
  
   Шашлык не на палочке, а сдернут с них. И не шашлык уже, а кусочки жареного мяса на тарелке. Нарочито пересоленого. Наверное, специально для того, чтобы есть, запивая сухим вином. Настоящее сухое вино пресное, как вода. И очень холодное! Опорожненную бутылку тут же убирают со стола и ставят полную. Пошли в ход все закуски, которые стоят в витрине: сыр, соленая рыба, зелень, лепешки, консервы.
  
   Когда-то я учил на грузинском припев песни о Тбилиси:
   Тбилисо, мзис да вардебис мхарео,
   Ушенод сицоцхлец ар минда,
   Сад арис схваган ахали варази,
   Сад арис чагара мтатцминда!
   Нравилось, словно птичий клекот, это сочетание звуков: цхл, мтц.
   Когда запели эту песню, я подтянул на грузинском. Верно, очень смешно выговаривал: все грузины заулыбались. Но я был горд, что вот знаю хоть немного по-грузински!
   А потом начали петь:
   Расцветали яблони и груши...
   И с нами вместе запел хозяин кафе. Видно, мы ему понравились.
  
   Коварность холодного вина начала проявляться. Мы все как-то в одно мгновение опьянели.
  
   - Надо уходить... пора... - шепчет женщина в черном берете.
  
   А на стол все ставятся и ставятся, взамен выпитых бутылок, полные. И жалко уходить, и невозможно уже пить.
  
   "Конца веселью быть не должно. Есть конец человеческим возможностям".
  
   - Через полчаса в театр... в театр... начнется спектакль... - клохчет, словно наседка, женщина в черном берете, переходя от одного к другому. - Пора... пора...
  
  
После застолья подниматься вверх тяжело, еще тяжелее бежать. Мы с Женькой бежим. Бежим, потому что выпили много вина и уже невмоготу. Ноги еле передвигаются. Хоть забегай в первую подворотню. Но мы люди интеллигентные, бежим до специально сооруженного для этих целей места!.. "М" не работает, спасает "Ж"!
  
   Около двенадцати ночи, перед тем как уснуть.
   - В автобусе едет пьяный. Рядом с ним стоит девушка. Он ее то и дело толкает. Наконец, девушка не выдерживает: "Да стойте вы на ногах!" Пьяный: "Я стою... я ничего..." "Ничего. Да вы же выпиши. Вы же пьяный. Вы же напились, как сапожник!" Пьяный внимательно рассматривает девушку сверху донизу. "А у вас ноги кривые... У вас очень кривые ноги... У вас ноги, как у кавалериста!.. А, между прочим, я завтра буду трезвым... А у вас кривые ноги так и останутся..."
   - Ха-ха!.. А теперь давай споем:
   Тбилисо, мзис да вардебис мхарео,
   Ушенод сицоцхлец ар минда,
   Сад арис схваган ахали варази,
   Сад арис чагара мтатцминда!
  
  
  
  
   За окном тихонько кружит снег. Большие пушистые хлопья. Стволы деревьев на склоне горы кажутся еще более черными. Почти обуглились. Гора стала как будто выше. Ее агрессивность увеличилась.
  
   - Спишь?
   - Нет.
   - Слышишь?
   - Эдит Пиаф.
   - Напились вчера, как дураки на поминках.
  
   За стеной поет Пиаф. Кто-то смеется. Потом музыка и смех утихают. Голоса звучат реже, глуше...Тишина... Звон разбитого стекла. Со скрежетом проехали по полу ножки стола. Возня. Глухие удары. Хрип.
  
   -Дерутся что ли?
  
   В соседней комнате хлопнула дверь. Все затихло.
  
   На ступеньках лестницы капельки крови.
  
  
  
У
  
   Нумерация мест в театре имени Марджанишвили не по рядам, а по-порядку: 1,2.3 и т.д. Мое место 85. Билетерша показывает, в каком ряду это место. Вспоминаю текст из учебника по французскому языку, где тоже билетерша помогает найти место и получает за эту услугу мелочь. Здесь я только благодарю.
  
   Пиросмани играет правнук грузинского князя. Кто-то впереди меня говорит по-французски.
  
   На помосте лежит человек. Очень долго, без движений. Потом начинает еле-еле шевелиться. С трудом поднимает голову. Тихонько о чем-то говорит... Я не понимаю ни одного слова по-грузински. Слушаю интонацию и смотрю за глазами этого актера, играющего Пиросмани. Я не могу оторваться от этих глаз. Чувствую, что ими, так же. как и я, заворожен весь зал. Кажется, прошло очень много времени. Целая человеческая жизнь, пока актер поднимался на ноги. Он рассказал одними только глазами всю жизнь этого гениального самородка.
  
   Глаза жирафа.
  
   Глаза Пиросмани на фотографии.
  
   Пронзительной синевы глаза девушки, которую зовут Нино.
  
  
  
УI
  
   - Митя. По-грузински - Мико.
   - Женя.
   - Виктор.
   - Я - ночной комендант этого общежития. А вы, я слышал, из Москвы приехали?
   - Из Москвы.
   - Спортсмены?
   - Нет... Мы из театрального института.
   - Театрального?!.. Вы никуда не уходите сейчас?
   - Нет.
   - Я приду... Подождите.
   Он принес две бутылки домашнего вина и две вареные картошки. Разлил вино по стаканам, разрезал картошку.
   -За знакомство. Но прежде, чем выпить, обязательно произносят тост. Я наполовину грузин, у меня мать украинка была, но обычаи грузинские все знаю и язык знаю. Я делаю мраморные плиты... Надгробия... Это моя основная работа, а здесь я работаю, чтобы трудовой стаж шел.
   Мико приподнял стакан с вином.
   - Однажды, чтобы наказать провинившегося, придумали такую казнь: казнили на глазах провинившегося его родителей. На лице ни один мускул не дрогнул. Тогда казнили его жену и детей. И это не тронуло. Ни одна слеза не выкатилась из его глаз. Стали думать, чтобы сделать, чтобы он заплакал. Ничего не придумали и казнили его друга. И вот тут он заплакал... Удивились все и спросили его. Он сказал: "Родителей не было жалко, потому что они старые и умерли бы и так. Жену нашел бы другую, от нее родились еще дети. А вот друг один, друга уже не найдешь..." За друзей!
  
   Натюрморт: соль, три стакана, две бутылки с вином и разрезанная картошка.
  
   Часто повторяющаяся фраза: "Пока все не выпили, следующий тост не произносится!"
  
  
В час ночи мы поем в три голоса:
   Тбилисо, мзис да вардебис мхарео,
   Ушенод сицоцхлец ар минда,
   Сад арис схваган ахали варази,
   Сад арис чагара мтатцминда!
  
  
Натюрморт: соль, три стакана и пятилитровая бутыль вина.
  
  
  
УII
  
   Парк Победы имени Сталина.
  
Круг небольшого стадиона. По кругу бегает мужчина в спортивном костюме. Слышно, как под его ногами чавкает снежная жижа.
  
Дерево с тонкими, опущенными вниз ветвями. Будто вдова распустила волосы и причитает по умершему.
   Мощная лестница поднимается вверх по склону горы. Ступеньки ее забиты снегом, залеплены наплывами льда. Сбоку, чуть поодаль от лестницы, узкая тропка.
  
Ступеньки лестницы, забитые снегом, залепленные наплывами льда - словно стертые зубы. Остались одни десны, которые ничего уже не могут пережевать. Ну, разве только манную кашу!
  
Дерево с распущенными волосами, а рядом с ним небольшой искусственный водоем. Сколько слез уже наплакала безутешная вдова!
  
&nbsНа вершину горы не подняться, потому что лестница занесена снегом, залита льдом. Сквозь снег и лед проступает кровь тех, кто все же попытался подняться. Срывался, катился, обдираясь, калечась. Кричал, проклинал, звал.
  
   - Почему не убирают снег с этой лестницы?
   - А зачем? Все равно сюда зимой никто не ходит.
   - Была эпоха - и нет эпохи...
   - А представляешь, сколько здесь было народу раньше! Плечо к плечу, рука к руке!
  
   По лестнице движутся нескончаемым потоком люди. Одни поднимаются вверх, другие спускаются вниз. Густой снег ложится толстым слоем на их головы, плечи. Движение потоков замедляется. Люди останавливаются. Снег заваливает их с головами...
  
   А мужчина в спортивном костюме все бегает и бегает по кругу стадиона. Как будто обречен на этот бег!
  
  
  
YIII
  
   "Рафик" выезжает на дорогу, которая поднимается вверх сложными зигзагами. Снег на обочинах дороги все белее, лес все гуще, купол синего неба все выше и выше.
   Остановка.
   Чтобы добраться до Нарикалы, надо перейти по узкому мостику через ущелье.
   Мост-батут.
   Звук горной речки на дне ущелья, словно звук шипящей воды на раскаленной сковородке. Могучие сосны, чтобы не сорваться вниз вцепились корнями в расщелины.
  
  
Я оборачиваюсь и смотрю на Нино. Она движется по мостику уверенно, чуть пританцовывая.
   - Вы не боитесь? - говорю я.
   Нино улыбается.
   - А мне страшно.
  
Нино смеется, протягивает руку, крепко сжимает ладонь и ведет меня за собой, будто малыша.
  
И страх, и ощущение, что не переходишь, а перелетаешь через ущелье по воздуху. Рука Нино, волнение, солнце, синее небо, шипение горной речки.
  
Тросы, на которых держится мостик, лопаются и мы летим вниз, ударяемся о камни, захлебываемся в студеной воде...
  
   "Рафик" ползет вверх, выезжает на вершину Мтанцминды и останавливается у фуникулера.
   Неподалеку от фуникулера телевизионная вышка. Ветер гудит в ее железных опорах. Прилетели из космоса инопланетяне, построили это фантастическое сооружение и улетели. Так оно и стоит с тех пор, пугая своими гигантскими размерами. Стоит и ждет, когда вновь прилетят инопланетяне и заберут ее с собой. С надеждой смотрит в небо и ждет.
   Отсюда Тбилиси походит на огромный античный театр: Кура подчеркивает полукруг сцены, а склоны гор образовывают амфитеатр.
   Фуникулер - это горная железная дорога, по которой вагончики спускаются и поднимаются при помощи канатов.
  
Скрипят колеса, позванивают рельсы. О, каких чудовищных усилий требуется, чтобы сдержать их маниакальное желание ринутся вниз на бешеной скорости!
  
   Остановка "Пантеон".
   Маленькая церквушка, которая стоит на специально вырубленной площадке. Тропинка к ней скользкая. Выстраиваемся цепочкой, помогаем спуститься нашим девушкам, потом опять выстраиваемся цепочкой. Каждый раз, когда Нино протягивает мне руку, я ее крепко сжимаю.
   Последний участок съезжаем на спине.
  
Рядом с церквушкой кладбище. Здесь хоронили известнейших людей Грузии. Могила Грибоедова. Эпитафия на памятнике: "Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но зачем пережила тебя любовь моя!"
   Вечер. Люди с факелами поднимаются по склону горы. Шум шагов по каменистой тропинке, треск факелов, тихий говор. Здесь, у могилы, стоит Нина Чавчавадзе и смотрит, как медленно приближается к ней гроб с телом мужа.
   "... зачем пережила тебя любовь моя!"
   В самом уголке пантеона почерневший от дождя, рассохшийся и потрескавшийся от солнца крест. Ни имени на нем не сохранилось, ни фамилии.
   Спуск от пантеона широкий, снег рыхлый. Спешим выйти из тени склона на солнце.
   Нино идет рядом со мной. Мы не говорим с ней, только молча переглядываемся, смеемся, пожимаем друг другу руки. В одном месте, где спуск в виде огромных снежных ступеней, мы, то прыгаем вместе, то съезжаем кубарем вниз. На последней ступени я спрыгиваю чуть раньше, подхватываю Нино за талию. Ах, как крепко руки ее обнимают меня!
   В тени склона воздух сухой, морозный. Щеки Нино горят румянцем, глаза сверкают. Она продевает свои пальцы между моими и крепко сжимает их.
  
Мы выходим на солнце. Оно слепит нас, ласкает теплыми лучами. Что за блаженство, закрыв глаза, ощущать их касание!
   Дух Эола...
   Пушинки касаются щек...
   Оглушенные восторгом, мы идем, почти ничего не соображая. Кажется, что все остановилось в этом блаженстве. И что это блаженство будет вечным. И что весь мир в этом блаженстве. И время остановилось, и пропали звуки, и в этой звенящей тишине наступила гармония.
   В "рафике" я оглядываюсь на только что проделанный спуск от церквушки и мне становится грустно: больше это не повторится.
   Больше не повторится...
   Больше не повторится...
  
   "Рафик" едет по круто спускающейся вниз улице. Скорее не едет, а скользит по колее, промытой двумя ручьями. Чтобы гасить скорость спуска, водитель притормаживает, но чем сильнее он тормозит, тем сильнее "рафик" заносит то вправо, то влево.
   Вправо, влево. Вправо, влево.
   Колея закончилась и "рафик" заскользил, как по ледяной горке. Водитель вцепился в руль. Все затаились. Кто-то, не выдержав, вскрикнул от испуга. Быстро-быстро заговорила что-то по-грузински женщина в черном берете. Казалось, вот-вот произойдет самое страшное: "рафик" перевернется, покатится по улице, его вынесет на шоссе и там, на этом шоссе, кто-то врежется в нас со всей скорости. Взорвутся бензобаки, все загорится, исчезнет и это солнце, и Нино, и я, и все, кто едет в "рафике"...
  .........................................................................................
   "Рафик" стукнулся несколько раз о края вновь появившейся колеи, и уже, повинуясь водителю, начал сбрасывать скорость. Когда мы выехали на шоссе, по тротуарам спокойно шагали люди, ехали по дороге машины, а внизу текла Кура.
  
  
  
IX
  
   Тбилисо, мзис да вардебис мхарео...
   Я улетаю один. Никто меня не провожает.
   Ушенод сицоцхлец ар минда...
   Вечер. Идет снег. Пушистый, легкий.
   Сад арис схваган ахали варази...
  
Темнота вокруг аэродрома. Сейчас должны объявить посадку на мой рейс.
  
Сад арис чагара мтанцминда...
   И увижу ли я когда-нибудь еще этот город, встречу ли тех, кого встретил здесь?..
  
   ...Прячутся в темень, сливаясь с чернотой ночи сосны. Светятся стволы берез, отражая сияние огней. Сияет огнями здание аэропорта.
   Блестит под тонким целлофановым слоем льда черный асфальт. Матово светится дорога, устланная комками смерзшегося снега, похожего на вареный сахар. Они колются, хрустят под ногами.
   Там, за тысячу километров отсюда, остался город. Тихонько напеваю: "Тбилисо..."
   Пропеваю раз и начинаю заново: "Тбилисо..."
   И опять начинаю: "Тбилисо..."
   И так бесконечно: "Тбилисо... Тбилисо... Тбилисо... Тбилисо..."
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"