Столяр Джузеппе был явно не в духе. Погода соответствовала настроению. Вторую неделю в Тель-Авиве беспрестанно хлестал ливень, отчего в шхуне А-Тиква была непролазная грязь, а бурные потоки мутной воды образовали у дверей его мастерской настоящее море разливанное, не давая пройти к мастерской и без того немногочисленным заказчикам. Дела у Джузеппе шли неважно, можно даже сказать, из рук вон плохо.
С утра он ещё не похмелялся. Не было денег. Банковский счёт был арестован за хронически превышенный минус. Его кредитную карточку уже давно нигде не принимали, а чеки постоянно возвращались, как непокрытые.
Хозяин небольшого магазинчика, человек, в общем-то, добрый и мягкий, издалека заметил сутулую фигуру столяра, робко приближавшуюся к дверям его торгового заведения, тут же схватился за телефонную трубку и сделал вид, что ужасно занят. Джузеппе остановился у двери, не решаясь войти. Он стоял в молчаливо-униженно-просящей позе, ожидая, когда на него обратят хотя бы малейшее внимание. Хозяин магазинчика, не отрываясь от телефона, неопределённо махнул Джузеппе рукой: мол, проходи своей дрогой, не до тебя сейчас.
Джузеппе не уходил. Продавец бросил трубку на телефон и вопросительно уставился на столяра.
- Ну, дорогой, что скажем? Наверно, ты принёс деньги?
- Шалом, я...
Но продавец уже не слушал. Он достал из-под кассового аппарата толстую, потрёпанную тетрадь, послюнявил свой толстый и короткий, похожий на куриную сардельку, палец с грязным ногтем и открыл свой талмуд примерно на середине.
- Так... О-о-о-о!!! Да ты мне должен уже больше пятисот шекелей! Сожалею, но кредит исчерпан. Больше не получишь даже зубочистку. - Торговец многозначительно постучал пальцем по тетрадке и закрыл её, всем своим видом показывая, что интервью закончено.
- Да я только... Мне бы...
Продавец уже приветливо улыбался входящей в его магазинчик пожилой даме.
Джузеппе тяжело вздохнул и направился в соседнюю лавку. Там ему тоже были не рады и на его робкое: "шалом", ответили одним, но весьма ёмким словом:
- Лехкибенимат!
В следующий магазин Джузеппе даже не стал соваться. И там он был должен весьма солидную сумму, а третьего дня Джузеппе, вместо водки, получил увесистый пинок от хозяйского сына. Кобчик побаливал до сих пор. Что-что, а пинки и подзатыльники, таким как Джузеппе, торговцы раздают весьма охотно, в неограниченных количествах, и притом совершенно бесплатно.
Ужасно хотелось опохмелиться.
За Джузеппе увязалась ватага соседских эфиопских ребятишек. Они откровенно улюлюкали ему вслед и кричали:
- Алло, Джузеппе! Почём сегодня баклажаны на шуке? - и, весело смеясь, разбежались, предварительно бросив в Джузеппе несколько гнилых помидоров, специально припасенных для этого случая.
Джузеппе постарался не обращать на них внимания, но упоминание о баклажанах просто вывело его из себя. За столяром давно и прочно укрепилось прозвище "баклажан", за цвет носа, который от постоянных вливаний в организм самой дешёвой водки приобрёл жутчайший, фиолетовый оттенок шестидневного трупного разложения. Джузеппе резко остановился, и заорал благим матом на всю шхуну вслед убегающей ребятне:
Джузеппе истекал слюнями, махал морщинистыми кулаками, чем доставил огромное и бесплатное развлечение местным наркоманам.
Да уж...
Как не заладится с утра, хоть вешайся...
Тем более, утром Джузеппе вытащил из почтового ящика письмо из муниципалитета, с угрозами отключения воды за неуплату городского налога. Может, действительно в петлю? Похоронят, хотя бы по-человечески и за казённый счёт.
В дверь мастерской негромко постучали.
Джузеппе вздрогнул. Может, это пришёл инспектор из налогового управления? Он и там должен...
Да нет, казённые люди долбятся так, что слышно на полквартала. Стучались же вежливо, слегка, костяшками пальцев.
- Яалла! - крикнул столяр, - Не заперто!
Дверь открылась и в мастерскую просунулась голова с растрёпанными седыми волосами. Джузеппе облысел много лет назад и всегда завидовал соседу Карлу, который и являлся владельцем роскошной шевелюры. Карл был оле хадаш первого года, прибывший в страну с последней алиёй. В России Карл играл первую скрипку в симфоническом оркестре, но в Израиле музыкантам очень трудно устроиться по специальности, и Карл зарабатывал свой хлеб всё той же скрипкой, целыми днями простаивая у банка "Леуми" на улице Аленби. Место хотя и многолюдное, но подают там крайне не охотно. В основном, медяки в шляпу кидают туристы, ведь местная публика удавится и за пять агорот.
Соседи были знакомы шапочно, однажды Джузеппе подарил новому соседу старый рассохшийся, расшатавшийся и скрипучий стул, который ему было жалко выкидывать на помойку. А может, было лень самому тащить его к мусорному контейнеру. А так, по давней традиции старожилов дарить ненужные или сильно бывшие в употреблении вещи новеньким израильтянам, сделал доброе дело.
- Доброе утро, адон Джузеппе!
- Шалом, шалом, Карл - хмуро ответствовал столяр, и что бы пауза не затянулась, сказал: - Ну и погодка... чёрт бы её подрал...
- Да, адон Джузеппе, для нашего возраста погодка не самая подходящая. У меня уже второй день, как ревматизм даёт о себе знать. А вы как себя чувствуете?
- Тоже отвратительно... Ну ничего, через месяц, после Песаха, эти проклятые дожди закончатся... Как поживаешь, Карл?
Карл устало вздохнул, но, твёрдо усвоив, что в Израиле в любой ситуации надо говорить: "бэсэдэр", ответил:
- Спасибо, у меня всё хорошо, вот только... - Карл замялся.
"Сейчас деньги будет клянчить" - мелькнуло у Джузеппе в голове.
- Какие проблемы, сосед? - Джузеппе мысленно приготовил арсенал советов, которые очень любят раздавать ватики, вместо денег.
- Да вот, беда у меня...
"Точно! Занимать припёрся!" - снова подумал Джузеппе и приготовил уйму отговорок.
- Ну, так что у тебя случилось?
- Скрипку мою сломали, адон Джузеппе, не возьмётесь ли починить?
Джузеппе обрадовался, запахло неплохим заработком! И хотя он отродясь не видел скрипку с близкого расстояния, напустил на себя важный и деловой вид.
- Почему нет? Принеси, покажи, посмотрим, подумаем. - Джузеппе схватил с верстака карандаш и, по традиции всех столяров в мире, засунул его себе за ухо, показывая тем самым, что готов к работе.
- Да вот она - Карл бережно положил на верстак футляр и осторожно открыл. Скрипка была в плачевном состоянии. Отвалившийся гриф, треснутая в нескольких местах и отслоённая дека, обломанные калки.
- Фьююю! - Джузеппе даже присвистнул. - Как же это?
- Да вот, какие-то наркоманы в подземном переходе пристали, отобрали весь заработок, двадцать три шекеля с мелочью, но им этого мало оказалось, вот они со злости скрипку... - Карл чуть не плакал.
- Да ладно деньги... инструмент вот жалко...
- В полицию обращался?
- Обращался... Записали всё, приметы, чего, сколько... папку завели... Так мне парень один, переводчиком у них работает, сразу сказал, что моим делом никто заниматься не будет. Дохлое дело. Приметы никакие, денег мало отобрали... Разве случайно вдруг поймают в облаве... Что так же маловероятно.
- Я беру работу, Карл. Но это не два дня и не три. Большой ремонт... Клей специальный варить нужно, трещины заделывать... фанера старая...
- Адон Джузеппе! А может, есть мастерские по ремонту музыкальных инструментов?
- Есть конечно, но там с тебя сдерут столько, сколько новая скрипка не стоит. А я тебе по-соседски, скидку дам, ну и как олиму, МАМ не зачту.
- Спасибо! Большое спасибо! А... сколько это будет примерно стоить?
Джузеппе почесал затылок тем же самым карандашом, потом снова возвратил его на место, то есть за ухо.
- Знаешь, Карл, вот вы, вновь приехавшие, говорите про ватиков всякие гадости, мол и обманщики мы, и норовим вас, олимов, надуть из-за каждого шекеля, я тебе честно скажу. Дорогой ремонт. Не знаю, сколько материалы мне обойдутся, ну и работа, сам понимаешь... Ты мне задаток дай, шекелей пятьдесят, я его включу потом в стоимость работы.
- Спасибо, адон Джузеппе, - Карл протянул деньги - Вы не торопитесь, мне важно, что бы звучание прежнее осталось.
- Всё будет o`кей, Карл! - Столяр чуть ли не выталкивал Карла из мастерской. Деньги жгли карман, и ему не терпелось бежать в ближайший магазинчик, купить похмелку.
***
Карл снимал каморку под лестницей в очень старом доме, чудом уцелевшем от сноса, когда тут всё ломали, очищая место под новую автобусную станцию. Как и всех новых олим, его изрядно нагрели в маклерской конторе, всучив абсолютно непригодное для жилья подсобное помещение за триста долларов в месяц. Но таковы местные маклеры. У них считается верхом маклерского искусства надуть ближнего своего, завысив в два-три раза цену, и при этом убедить клиента, что эта грязная и вонючая конура самая, что ни на есть роскошная, и лучше, за подобную цену днём с огнём не найти. То у них чуть ли не вид спорта. А если при этом и скрыть доходы от налоговой инспекции, то есть, забыть дать клиенту квитанцию... Витруозность в любом деле необходима.
Каморка была сырая, давно требующая ремонта, замены труб, и хотя бы элементарной побелки, для очистки совести. Из мебели, посуды и других предметов первой необходимости имели место быть подаренный Джузеппе старый стул, два матраца, подобранных на помойке, большой таз, с облупившейся эмалью, заменяющий жильцам джакузи и, одновременно, стиральную машину. Под потолком тускло и одиноко "на соплях" болталась сороковаттная лампочка, горевшая почти круглые сутки. Окна в каморке не наблюдалось, и поэтому приходилось жечь электричество днём, что для экономного Карла было инсульту подобно. Самый дальний угол, который наискось сросся между полом и потолком, бал отгорожен фанерной перегородкой. За ней находился треснувший и почерневший от времени унитаз. На стене висела картина, писаная маслом на холсте - гордость всего интерьера каморки Карла. Кто её нарисовал, когда, и откуда она взялась, никто не знал.
Картина изображала не то дрова в камине, не то пожар, в любом случае на ней был нарисован огонь. Карл говорил, что зимними вечерами, глядя на картину, ему становится гораздо теплей.
Приходя в каморку, Карл загодя снимал один ботинок, что бы швырнуть его в донельзя обнаглевшую жирную крысу Шушару, которая свободно расхаживала по всей каморке, невзирая на время суток и на присутствие людей.
Его сын Буратино валялся на матраце и слушал раздолбанный магнитофон, купленный по случаю, у арабов, за пятнадцать шекелей.
"Уц-уц-уц-уц-уц-уц" - неслось из магнитофона. Это у молодёжи называлось "трансом". По всей каморке витал сладковатый дым от анаши. Рядом с Буратино на матраце возлегало существо неопределённого возраста, пола и цвета кожи, обкуренное не меньше самого Буратино, валялись пустая бутылка из-под водки "Казачок" и несколько банок из-под пива "Гольдстар".
- Аааааа, папашка... Нарисовался... Хрен сотрёшь... - равнодушно констатировал Буратино. - И где тебя черти носят? Мы жрать хотим.
- Сейчас будем ужинать, сынок... А... Ты не представишь мне своего товарища?
- Какого товарища? - Буратино недоумённо взглянул на Карла мутными глазами. По всему было видно, что он только что вернулся с планеты Юпитер на Землю. - А, эта что ли? Сейчас... Эй! Ты!... Как тебя там ... я забыл, как тебя звать...
Существо что-то невнятно промычало в ответ, и вновь унеслось в космический мир конопляных галлюцинаций.
- Откумарится маленько, скажет... Батя! Она у нас жить будет, понял? Со мной... Давай уже жрать-то...
Карл достал из кармана две питы и небольшую баночку с хумусом.
- И это всё? Ну, ты, родитель, вообще оборзел... Уже и на фалафель не хватило... Сколько можно жрать эту гадость?
- Извини, сынок, но теперь мы будем кушать только это. На меня вчера напали, обобрали до нитки, избили, но самое главное: испортили скрипку. И мне теперь нечем зарабатывать.
- Вечно у тебя не понос, так золотуха... Короче, меня твои сложности не колышут. Гони сотню живо, мы с подругой оттягиваться пойдём. Хоть пожрём по человечьи.
- Сыночка! Так ведь нет у меня столько. Всё выгребли, подонки. А нам скоро платить за квартиру, налоги, да и за электричество скоро счёт придёт...
Как жить будем, ума не приложу.
- Батя! Ну, это твои проблемы. Я не просил меня сюда привозить. А раз привёз, так будь добр, корми и давай бабки на карманные расходы. Что я, хуже других? У всех предки как предки. Квартиры купили, тачки разные навороченные, один ты у меня босота. Короче, мне нужны бабки. Сейчас! И не меньше полтинника.
- Но, сынок...
- Кончай мозги трахать, родитель, поскреби по заначкам. Поди, сам-то шуарму жрёшь на Аленби, а меня чёрствыми питами...
"Как хорошо, что мать не дожила до этого дня, и не видит всего этого кошмара" - подумал Карл. Он знал, что Буратино давно балуется травкой, но всё лелеял надежду, что парень он всё же башковитый. Вот, возьмётся за ум, перебалдеет, закончит школу, отслужит армию, поступит в университет, будет врачом или программистом...
И будет у Карла сытая и спокойная старость. А пока, Карл себе глотку перегрызёт, на стройку пойдёт кирпичи таскать, задницы старикам вытирать, унитазы чужие мыть будет, лишь бы его Буратино не голодал, а учился бы себе в удовольствие. А что сейчас такое положение, так это трудности абсорбции, эмиграция, чужая страна, непонятный язык... старые друзья там остались... У мальчика стресс, депрессия. Ему оглядеться нужно, привыкнуть... И всё у них будет полный бэсэдер!
- Так что там с бабками? Веселей шевели штанами, старикан!
- Ааальтэээ закен! Ааааальтээээ зааакен! - послышался с улицы заунывный крик старьёвщика Дуремара.
Все старьёвщики в Израиле почему-то обладают такими противными, тонкими и унылыми голосами.
- Сейчас, сынок, я что-нибудь придумаю... - Карл схватил куртку, висевшую на вбитом в дверь гвозде, служившем вместо вешалки, и выскользнул, как был, в одном ботинке, за дверь. Через пять минут он снова вошёл в каморку с сияющим лицом.
- Вот тридцать шекелей, сынок. Больше старьёвщик не дал.
- Поц он, твой старьёвщик. Я его маму мотал, - проворчал Буратино, взял деньги и засунул их в карман потёртых шорт, сделанных из старых джинсов.
- Батя! Ещё бы подкинуть...
- Нет у меня, Буратинушка, вчера до нитки ограбили... Последние пятьдесят шекелей столяру отдал, на ремонт скрипки... Сынок! Может, пойдёшь в интернат, а? Там кормят, там учиться будешь, человеком станешь, в университет подготовишься... Да и мне полегче будет. А на субботу приезжать будешь. Буратино, а?
- Да пошёл ты в жопу, со своим интернатом! - Огрызнулся Буратино. - Ты давай, думай, где ещё бабок надыбать. И что за папаня у меня? Денег фиг когда допросишься... Сплавить меня решил? - Буратино быстро поднялся с матраца и ударил отца в ухо.
- Избавиться от меня хочешь? Ну уж нет, дудки! А ну, гони быстро ещё двадцатник, или я тебя тут и закопаю!
- Буратино! Сынок! - На глазах у Карла выступили слёзы. Карлу было не столько больно, сколько до слёз обидно. Его сын, его надежда, его опора на старости лет, его гордость, его ненаглядный Буратино поднял на него руку! Ударил своего отца! Его сын вырос подонком! Есть от чего заплакать...
Буратино, видимо осознав, что причинил отцу боль, потупил глаза:
- Батя! Ну, прости... Мне действительно очень нужны деньги... Я в карты проиграл... Восемьсот шекелей... Сегодня последний срок, или меня на перо посадят.
- Сынок... - только и смог выдавить из себя Карл и, схватившись за сердце, начал медленно оседать по стенке.
- Этого ещё не хватало! - пробормотал Буратино. - А за амбуланс кто платить будет? Пушкин? Ты это... не выёживайся тут...
- Господи! - сказал Карл. - За что? За что ты наградил меня таким сыном?
- Ладно, батя, завязывай, иди, полежи...
- Как хорошо, что наша мама не дожила до сегодняшнего дня! Если бы она сейчас встала из могилы, она бы умерла во второй раз...
- Ну, ты, это... не дави на жалость... Ты вроде говорил, что триста долларов разрешили вывезти. Где баксы?
- В банке, где же им ещё быть...
- До закрытия банка время есть, топай, снимай доллары!
- Сынок! Это всё, что у нас имеется на чёрный день.
- Он уже наступил, батя.
- Мало тебе, что ты куришь наркотики, ты ещё и в карты играешь...
- Ой, батя, не нуди! Ты хочешь меня тут похоронить? Так похороны тебе тоже в копейку встанут! Проще отдать долг. Топай в банк!
- Сынок! Я умоляю тебя! Перестань играть в карты, перестань курить дурь, перестань шляться, с кем ни попадя, учись! Я сделаю всё, что ты скажешь! Я пойду работать на стройку! Я пуп себе перевяжу! Только возьмись за ум! Заклинаю тебя, ради нашей мамы!
- Сказал, не дави!..
- Буратино!
- Да прекрати уже, да! Или снова схлопочешь!
В это время, существо на матраце стало подавать признаки жизни, оно задвигалось, и блеванув, поползло в угол. Не доползя до унитаза, кое-как село на карачки, стянуло джинсы, и стало мочиться посреди комнаты.
- Вот же, проблядь тельбаруховская... - выругался Буратино и пнул писающее существо. Существо сделало вид что обиделось, и поползло в сторону матраца. Но Буратино, перехватив существо на полдороги, схватил его за шиворот и вытолкнул из комнаты.
- Бля, совсем ох...ла, уже до толчка не может добраться...
- Сынок, - тихо сказал Карл, - вчера ты пришёл точно такой же...
И позавчера... И всю прошедшую неделю ты был таким же... Я ничего тебе не буду говорить. Я не буду ворчать, нудить, как ты сказал. Посмотри на себя со стороны! Ведь это точная твоя копия. И пусть тебе станет так же больно и противно, как и мне. Я знаю, ты уже давно не ходишь в школу. Связался с воришками ... Впрочем, ты уже достаточно взрослый, что бы я тебе что-то говорил и читал нотации. Живи, как хочешь. И за твою будущую жизнь я не дам и ломанного шекеля!
Карл отвернулся к стене и тихо заплакал. Буратино тупо посмотрел на отца:
- Так бабки - то подгонишь? Или где?
Карл молчал.
- Ну и хрен с тобой! - сказал Буратино, схватил школьный рюкзачок и вышел из каморки. Но тут же вернулся. Подошёл к стене, на которой висела знаменитая картина с пожаром, и попытался её отодрать.
- Загоню на барахолке в Яффо...
Картина не поддавалась, она только отлепилась наполовину, представив взору уголок дверки от сейфа.
- Ого! - сказал Буратино. - Похоже, папашка затырил там заначку. Эй, батя! А ключик от шкафчика где?
- От какого ещё шкафчика? Какой ключик? - Карл оглянулся. - Вот это новость! Понятия не имел, что под картинкой есть шкаф...
- А ну гони ключ! Папашка! Ключ давай!
- Буратино! Я сам впервые вижу этот сейф!
- Ай, не трахай мне мозги! Давай ключ, старый пидар!
Карл, наверно впервые в жизни, влепил сыну пощёчину.
- Уходи! У меня больше нет сына! Твой дом - тюрьма!
- Подумаешь! Ну и уйду! - Буратино хлопнул дверью, но тут же снова её открыл.
- Старый козёл!- Крикнул он в открытую дверь и тут же снова её захлопнул.
Карл сел на матрац, закрыл руками лицо и заплакал, уже никого не стесняясь. Его узкие плечи мелко тряслись, и иногда слышались всхлипы.
***
Буратино бесцельно слонялся по тель-авивским улицам. Никаких планов на будущее у него не было. Деньги, отобранные у отца, давно потрачены на коробок анаши, и теперь Буратино подолгу задерживался у открытых прилавков, в надежде спереть сэндвич. Но это оказалось делом непростым, продавцы зорко следили за своим товаром и при малейшем движении Буратино, тут же к нему подскакивали с вопросом: " Что угодно?"
Буратино неопределённо пожимал плечами и быстро ретировался. Воровать тоже надо уметь, а Буратино эту науку ещё не освоил.
Раньше он зарабатывал выемкой банок с кока-колой из автомата. Делалось это так. Автомат наклонялся вперёд, из него вытряхивалось несколько баночек, и эти баночки продавались на светофорах, пока автомобили стояли на красном свете. Но владельцы автоматов вскоре пронюхали про этот бизнес и стали прикручивать автоматы болтами к бетонной стене.
Тогда Буратино стал опустошать кружки для пожертвований, коих во множестве стоит во всех магазинчиках и лавках возле каждого кассового аппарата. Пройдясь по той же Аленби, можно было набрать мелочи на хороший ужин. Но настоящие сборщики пожертвований подкараулили Буратино и, как следует, намяли ему бока.
Владельцы маленьких ресторанчиков и закусочных охотно брали на уборку и мытьё посуды, но платить упорно не хотели, отделывались кормёжкой, а иногда просто подзатыльником.
Буратино пробовал попрошайничать но, где бы он ни присел, на него тут же наезжали профессиональные нищие, и Буратино, получив пару-тройку тумаков, уходил восвояси.
Способов более или менее честного заработка для бродяг в Израиле превеликое множество, но Буратино их не знал. А его голодные мозги работали крайне туго, и кроме обычного воровства, на ум ничего не приходило...
Возле банка какой-то толстый мальчишка-датишник снимал из каспомата деньги. Буратино подошёл к нему:
- Шалом, адони! Не желаешь ли купить у меня мою чудесную куртку? Отдам за двадцать шекелей.
Мальчик брезгливо посмотрел на Буратино:
- У тебя температура? Твоя драная куртка не стоит и пяти шекелей.
- Очень хорошая курточка! - обиделся Буратино. - А мою бейсболку! Чудная бейсболка всего за двадцать шекелей!
- Ты точно дафук! - рассмеялся мальчишка. - Такие бейсболки пачками продают на шуке "Кармиель" за три-четыре шекеля штука. Ищи другого дурака!
- Адони! Ну, купи журналы! Красивые журналы с картинками! - Видя, что мальчик притормозил, поспешно добавил:
- И вместе с рюкзачком! Пятьдесят шекелей.
- Кус эмык! Какие пятдесят?
- Тридцать! - тут же сбавил цену Буратино. - Вместе с рюкзаком!
- Адони! Ну, хотя бы двадцать пять шекелей! Рюкзак стоит гораздо дороже!
- Идиот! Ищи дурака! Такого же шлимазла, как и ты сам! Я сказал пятнадцать! И точка!
- Адони! Так ведь с рюкзаком! Двадцать шекелей, и он твой!
Мальчишка оглядел Буратино, и немного подумав, сказал:
- Ладно! Так и быть... Двадцать шекелей за рюкзак с журналами и твои кроссовки.
Буратино оторопел:
- А я в чём ходить буду?
- Я дам тебе свои туфли. У нас, кажется, один размер.
- Яалла! - сказал Буратино и начал торопливо снимать обувь.
Когда сделка завершилась, и Буратино, зажав в кулачке вожделенную двадцадку, ринулся в ближайшую забегаловку, кто-то его негромко окликнул:
-Эй, парень, тебе нужны деньги? Греби сюда!
Буратино оглянулся. Позади него стояли двое, Буратино их уже неоднократно встречал на Аленби, когда шатался, пропуская школу. Один бродяга косил под слепого, он сидел в круглых солнцезащитных очках с протянутой рукой и хриплым голосом клянчил милостыню:
- Подайте бедному слепому, потерявшему драгоценное зрение в войне Судного дня...
Вторая была женщина, постбальзаковского возраста, видимо, когда-то довольно красивая, но совершенно опустившаяся. Она усиленно делала вид, что хромая, а возле неё валялась картонка, на которой каракулями написано, что она нуждается в операции. Таких побирушек на Аленби на каждом шагу тонна с прицепом, но что удивительно, им подают.
"Слепой" многозначительно поманил пальцем Буратино к себе. Буратино напустил на себя равнодушный вид и подошёл к "слепому".
- Мы всё видели! Этот пейсатый ублюдок тебя лоханул, как последнего фраера, у которого штанишки ещё на лямках.
- А это не твоё дело, - Буратино повернулся, чтобы уйти, но "хромая" преградила ему дорогу, выставив впереди себя костыль, как шлагбаум.
- Я вижу, тебе нужны деньги, - сказал "слепой" - А зачем?
- Я сирота, я голодный...
- Не ври! Я тебя знаю. Ты сын скрипача Карла. Я давно за тобой наблюдаю, и ты мне нравишься. Хочешь заработать легко и быстро уйму денег? Мы бы могли тебе в этом помочь. Пойдёшь с нами?
- Куда?
- Есть одна вилла...
- На гоп-стоп не подпишите! Знаю я вас, потом на меня всё свалите и мне же сидеть придёться.
- Идиёт! Работать будут другие. Тебе нужно только залезть в форточку и открыть им дверь изнутри. Только открыть дверь.
- А потом вы меня надуете, да? Скажете, что не знаете меня.
- Ты нам не доверяешь? Тогда зачем мы тебе всё рассказываем? Ты же можешь пойти в полицию и стукнуть? Можешь? Легко! Но мы же тебе доверяем! - вмешалась "хромая".
- Не хочешь бабки, и не надо... - проворчал слепой. - Стараешься тут, стараешься... Пойдём, Алиса! Мало ли мальчишек в Тель-Авиве?
- Навалом, Базилио! И все хотят денежки! Яалла, Базилио, хаваль азман... - и "сладкая" парочка побрела в сторону набережной.
Буратино размышлял недолго.
- Эй, вы там! Постойте! - Буратино побежал им вдогонку.
- Ну, чего тебе? Что ты к нам привязался? Что тебе от нас надо? - накинулась на Буратино "хромая", привлекая внимания прохожих.
- Так ведь... Это... Ну, вилла там... Сами говорили... - Буратино оторопел.
- Какая вилла? Что ты лепишь? Мы тебя первый раз видим... Эй, полиция! - громко заверещал "слепой".
- Я согласен! Я иду с вами!
- А зачем ты нам? Мы работаем только на полном доверии. А с первыми встречными одна морока. Идём, Базилио! Нам надо поторопиться. - "Хромая" взяла "слепого" под руку и они быстро скрылись за углом.
Буратино больше не думал ни секунды и свернул в подворотню.
- Постойте же!..
***
Полуживой, изрядно помятый и побитый, с прогнившим кузовом, дребезжащий всеми своими запчастями "Форд" медленно вполз на пригорок и, тяжело кряхтя, остановился неподалёку от въезда в Кфар-Шмариягу. Дальше Базилио ехать не рискнул. Появление такой колымаги в сверхпрестижном районе вызывало подозрение только одним своим видом. Не говоря уже о внешности сидящих внутри автомобиля. Базилио повернулся к Буратино, безмятежно дремавшему на заднем сидении:
- Приехали... Алиса тебе покажет виллу, ты залезешь в форточку, откроешь входную дверь. Я буду ждать вас на следующем перекрёстке.
- А вдруг дома кто случайно окажется?
- Всё проверено, старуха плещется у берегов Флориды. Сигнализации нет. Домработница - филипинка уже ушла.
- Какая моя доля? - Буратино ещё колебался.
- Я же сказал, ты можешь взять в доме всё, что захочешь. Если не найдёшь денег, бери золото, хрусталь, технику... Я помогу тебе эти вещи сдать перекупщикам. Алиса! Та штуковина должна лежать на виду. Дуремар говорил, что видел ЭТО в серванте. Всё! За дело!
Пробравшись через заросли крапивы и полыни, Буратино очутился на чудесной, ухоженной лужайке перед небольшой виллой. Сзади раздался шёпот Алисы:
- Иди же, второе окно справа от крыльца... Там форточка не закрытая... Туда и лезь...
Буратино быстро нашёл нужное окно и так же шустро нырнул в форточку.
Обстановка на вилле была более чем скромная.
"И чего тут грабить?" - Мелькнуло у Буратино.
Но он тотчас же отогнал от себя эту мысль. В серванте, за стеклом, стояло множество хрустальных вазочек, конфетниц, салатниц, и прочей дребедени, и в каждой из них лежало по две-три золотых вещицы, необычайной красоты. От простых колец, до ажурных браслетов и ожерелий. Буратино приглянулся ключ на массивной золотой цепочке.
" О! За эту штуку отвалят шекелей двести, не меньше", - подумал Буратино, засунул вещицу себе в карман и пошёл открывать двери.
Английский замок поддался легко, Буратино впустил Алису, стоящую у двери.
- А где же грабители?
- Я и есть грабительница, - пробовала улыбнуться Алиса и ринулась напрямую к серванту. Перерыв там всё, она недоумённо остановилась, и снова принялась перебирать золотые безделушки.
- Ну и где же этот несчастный ключ? - бормотала она про себя. - Он же лежал на виду...
Алиса швыряла в стороны кольца и браслеты из чистого золота, стоившие, наверно, тысячи и тысячи шекелей, но по всему было видно, что она искала именно что-то одно. Наконец, перебрав всё, что находилось в заветном серванте, она сказала:
- Сваливаем! Дуремар наколол... Ну, это на его совести...
- А чего вы искали-то?
- Теперь это не имеет значения... Вещицу одну... А ты? Не брал здесь ничего?
- Не брал, - соврал Буратино, не моргнув глазом.
- Значит, опять...
- Что?
- Опять промахнулись... Это бывает... Акела, и тот, промахнулся, - засмеялась Алиса. - Видел мультик?
- Да вроде видел...
- Ну и молодец! - Не известно за что, похвалила Алиса Буратино, - ты будешь нам настоящим другом!
- Я буду! - твёрдо пообещал Буратино.
***
Офис Карабаса Барабаса числился как маклерское бюро по недвижимости. Купля - продажа, сдача и съём в аренду квартир и помещений под конторы, магазины и разного рода бизнес. Таких офисов на улице Аленби на каждом шагу. Что ни дверь, то маклерское бюро или адвокатская контора. И все эти офисы преследуют только одну святую цель. Как можно больше вытащить трудовых шекелей из карманов новых репатриантов. Именно этим и занимался Карабас Барабас. В его офисе можно было так же получить направление на работу, сделать вызов родственникам, заказать билеты на самолёт, перевести документы, записаться на экскурсии, получить ссуду под залог драгоценностей или кредитную карточку, решить проблемы с банком "Идуд", взять или дать гарант для любых целей, продать машканту... короче, стандартный набор посреднических услуг. Итак, Карабас Барабас был ПОСРЕДНИКОМ. Официально. А неофициально он скупал валюту и краденые вещи, приторговывал наркотиками, содержал подпольное казино, имел сеть "массажных салонов" в районе старой автостанции, и на улице Бен-Иегуда. Его люди аккуратно взимали дань с уличных проституток и музыкантов. Ему платили все нищие Тель-Авива за право беспрепятственно побираться..
Платили ему лоточники и продавцы - одиночки. Платили менялы валюты. Ему платили все, кто хотел что-то продавать в бойких местах, будь то контрабандные сигареты или видеокассеты от Терезы Орловски. Карл, кстати, так же отстёгивал ежемесячно энную сумму и мог свободно стоять со скрипкой возле банка.
Денежки рекой текли на банковский счёт Карабаса Барабаса, но его мечтой, пределом его желаний был ЗОЛОТОЙ КЛЮЧ. Что открывал этот КЛЮЧ, где находилась замочная скважина под этот КЛЮЧ, и что там лежит, Карабас Барабас не знал. Он знал лишь то, что КЛЮЧ хранится у выжившей из ума старухи, похоронившей шестерых мужей, и ни за какие деньги она этот КЛЮЧ продать не согласна. Это на её виллу в Кфар-Шмариягу нанёсли визит Алиса и Буратино. На виллу госпожи Тортиллы. Но, как мы уже знаем, КЛЮЧ покоился в кармане у Буратино, а Алиса покинула виллу несолоно хлебавши. А может, и солоно. Наверняка, шустрая бродяжка прихватила с собой кое-что из золотых побрякушек.
Карабас Барабас узнал о КЛЮЧЕ чисто случайно. Однажды в его офис на Аленби зашёл насквозь промокший человек и попросил разрешения обогреться.
В тот вечер была ужасная гроза. Хлестал холодный ливень, гремел гром, сверкали молнии, шумел камыш, и от ветра гнулись пальмы и кипарисы.
Карабас Барабас сидел в офисе и смотрел по телевизору футбольный матч "Макаби Хайфа" - "Макаби Петах-Тиква". Любимая всеми хайфская команда, как всегда, выигрывала 1:0 и у Карабаса Барабаса было хорошее настроение. Он даже налил непрошеному гостю стопарик водки "Кеглевич", хотя сам посасывал "Абсолют" из пол-литровой пивной кружки.
- Кто ты такой? - небрежно поинтересовался Карабас Барабас.
- Я, с вашего позволения, Дуремар, - ответствовал незнакомец. - Я старьёвщик. Покупаю старые вещи, одежду, ковры, испорченные приборы и бытовую технику. Вы, насколько мне известно, в некотором роде неравнодушны к вещам, взятыми, так сказать, без разрешения владельцев...
- Это не твоё собачье дело! Ты что, работаешь на легавых? Проваливай прочь! - разозлился Карабас Барабас.
- Вы меня не так поняли, - как можно мягче сказал Дуремар. - Я к тому...
Видите ли, уважаемый... Меня иногда приглашают в дома, что бы продать ненужные вещи, а у меня очень хорошая память. Я помню, где и что лежит, и что можно взять, так сказать, в отсутствие хозяев.
- Хочешь быть у меня наводчиком?
- В некотором смысле да. Но, разумеется, за небольшое вознаграждение. Я человек бедный.
- А почему ты обратился именно ко мне?
- Я в курсе, так сказать, ээээ... про ваш бизнес.
- Откуда?
- Ну, сами понимаете, что сведения я получил не в полиции. Мы, старьёвщики, знаем, кому и что можно спихнуть, а у кого можно перекупить, естественно, обмениваемся информацией.
- Ну, если про меня известно тряпошникам, то уж полиции-то наверняка.
- Кстати, да. И я могу назвать имя человека, который работает на вас, и одновременно является полицейским осведомителем. - Дуремар многозначительно замолчал.
Карабас Барабас достал из холодильника непочатую бутылку "Абсолюта", тарелку с нарезанной индюшачьей пастрамой, маринованые огурцы, красную селёдку и всё это придвинул к Дуремару.
- Я слушаю тебя.
- Благодарю, адони! Я голоден, как медведь весной.
- Ближе к делу! - прорычал Карабас Барабас.
- Адони! Я человек бедный... Такая информация стоит немного дороже стопки водки. Не согласны?
- Зубби фэнтизык! Сколько?
Дуремар молча жевал пастраму.
- Какого чёрта? Назови цену! - Карабас Барабас достал из ящика чековую книжку и ручку.
- Адони! Я предпочитаю наличные. И если вы не поскупитесь, я сообщу вам ещё кое-что, и это вас наверняка заинтересует.
Карабас Барабас налил себе водки, выпил, не закусывая, и внимательно посмотрел на старьёвщика.