"Тебе Самой оружие пройдет душу да откроются помышления многих сердец"
Симеон Богоприимец
Первый раз Семистрельная приснилась Антону в тот день, когда он навещал Ветку в гинекологическом отделении городской больницы, где она лежала на сохранении. Икона была расположена в углу над сестринским постом. Он спросил о ней, ответили, что больные принесли.
Раньше он не видел изображений Богородицы без Младенца и со стрелами, направленными ей в грудь. Впрочем, выйдя из отделения, он тут же о ней забыл. Но ночью увидел образ - посреди неба высоко над землей парила Богородица, и со всех сторон в нее летели стрелы. Их было так много, что небо почернело. Стрелы пронзали его как молнии, врезаясь в беззащитную грудь Девы Марии.
Она была не такая, как на иконе - а живая, в ниспадающих сверкающих одеждах и покрове, в ауре тихого сияния, и его поразило ее лицо. Никогда не задумывался, но автоматически представлял ее как Мать, а оказалось, лицо у нее совсем юное, девичье. Спокойное на иконе, во сне оно бледнело и искажалось от боли, когда очередные стрелы впивались в ее сердце.
Вскоре сестра умерла в родах. Ее гражданский муж забирать ребенка из роддома отказался и покинул город. Антон похоронил Ветку, погоревал, оформил усыновление, купил детскую кроватку и привез малыша к себе. Мальчика он назвал Федором, в честь деда, и стал о нем заботиться. Чтобы не забывал маму, повесил увеличенный портрет Ветки над его кроваткой. Отпуск по уходу за ребенком на работе дали без разговора, все о его ситуации были наслышаны, и так Антон в свои неполные двадцать два стал начинающей мамой.
Первые три месяца Фёдор, как это непременно бывает с младенцами, плакал и разрывался от крика, Антон носил его на руках с лицом темным от недосыпа и переутомления. По утрам ездил на молочную кухню за детским питанием. Записался в школу молодой матери, где внимательно конспектировал в тетрадку, как кипятить бутылочки и делать ванночки с ромашкой. Фёдора брал с собой, и каждый раз, переступая через смущение, просил женщин покормить его парня. Матери не отказывали, и Федя был единственным мальчиком, у которого было не менее десяти кормилиц. Одна женщина даже приезжала к ним с Федором домой вместе со своей дочуркой. Сначала Антон радовался, ему стало спокойней от мысли, что Федя теперь получает гораздо больше грудного молока, тепла и ласки, но потом заметил, что женщина, ее звали Аллой, потихоньку перевозит к нему свои вещи, и даже заговаривает о перестановке мебели, и попросил ее больше не приходить.
Федору уже исполнился год, можно было переводить целиком на смеси и обычную пищу. Антон брал его с собой на работу. Установил детское кресло на заднем сиденье своего такси и выезжал на линию. Федор сидел смирно, агукал и смотрел на пассажиров. Антон улыбался ему в зеркало и говорил: "Потерпи, брат, скоро уже домой".
Когда сын немного подрос, Антону стало полегче, его будто отпустило, и тогда ему снова стала являться Семистрельная.
Сны были совершенно одинаковы: чистое небо без облаков, Богородица в центре, и летящие на нее со всех сторон стрелы. Отличия были во внешности Богини: она была либо в синем платье с золотой накидкой, либо в белом с красной. Когда укрыта в золото - стрел было меньше, когда в красное - больше.
Ему всегда было мучительно больно смотреть на этот бесконечный расстрел, особенно, когда она была в красном. Замирая, он все время ждал, что стрелы разорвут ее сердце, и белое платье окрасится алым. В такие ночи он просыпался в холодном поту с затихающим внутренним криком: "Не надо!". Он успокаивал мальчика, который плакал, чутко ловя его настроение, и пил холодную воду горстями. С этим надо было что-то делать. Психиатры отпадали, он не мог довериться медицине, оставив Федора с клеймом сына сумасшедшего. Пошел в церковь, поговорил с батюшкой. Спросил, что значит, если снится "Семистрельная". Священник сказал: "Значит, грехов на тебе много, и они доставляют боль Пресвятой Богородице, она хочет, чтобы ты раскаялся, перестал грешить и зажил благостно".
Антон особых грехов за собой не помнил, но снова и снова раскручивал перед глазами полотно своей жизни, пытаясь найти на нем грязные пятна. Детство обычное, когда родители умерли, жили с Веткой вдвоем, занимался боксом, потом армия, никого не мучил, не издевался, вернулся на гражданку, работал на автобазе, купил машину и перешел в службу такси. Еще подумал - женщин не бросал, детей - тем более, не воровал, не завидовал... что еще? Почти не пьет, разве что вот курит. За что же Богородица его преследует?
Подумав, Антон купил в церкви икону "Семистрельная" и к ней еще "Казанскую Богоматерь" - она, со своей юной беззащитной красотой, была больше похожа на ту, что приходит ему во снах. Иконы сначала поставил на кухонный шкафчик, потом перенес в комнату, поближе к себе и Федору. Приобрел компьютер, подключил интернет и начал искать всё, что касается икон, в частности "Семистрельной", их историй, всевозможных мистических явлений и откровений. Узнал, что этот образ еще называют "Умягчение злых сердец", переписал текст тропаря и молитвы. Пробовал с Ней говорить на этом - Ее - языке, но слова церковнославянского плохо ложились на язык. Произносил их принужденно, без сердца, без веры. Она и не отвечала.
Сны с Богородицей стали частью его жизни. По ним можно было судить о том, что происходит в мире. В 2001 году, в ночь перед 11 сентября, из глаз Мадонны текли кровавые слезы, вместе со стрелами в нее летели острые копья, да так густо, что он почти ее не видел. Крепко прижимая к себе во сне маленького Федора, Антон ждал, что на этот раз всё - она погибнет, упадет, утыканная стрелами, разорванная на части, погребенная под грузом ненависти и зла. Но когда в потоках стрел случались бреши, он снова видел ее печальное лицо, застывшую боль в глазах, и руки, прижатые к груди.
Мучения Семистрельной не прекращались никогда. Ни на миг. Она терзалась у креста, видя страдания своего Сына. А после его Вознесения стала брать все грехи людей на себя. Любое хлесткое слово, удар, выстрел, крики ужаса и боли, все предательства, избиения и убийства, наводнения и пожары обращались в мечи, стрелы, копья, водяные и огненные струи - которые все стремились к ней. Которые она собирала, притягивала к себе магнитом души, как и было напророчено - по собственной воле. И пока живо человечество, пока оно такое, как есть, пытка Богородицы не прекратится.
Антон стал бояться засыпать. Оттягивал время, засиживался допоздна, работал, как проклятый, читал Феде сказки, пока не заплетался язык, всё, чтобы устать и спать без задних ног. Всё, чтобы не видеть этого кошмара. Ему удавалось обмануть себя, но стоило войти в нормальный режим, сны снова повторялись.
В них он обычно стоял истуканом с ребенком на руках. Когда Федя подрос в жизни, Антон опустил его на ноги и во сне. Пока Антон смотрел на расстрел Семистрельной, малыш игрался у его стоп с разноцветными камешками или убегал куда-то. Он в происходящем участия не принимал и, вроде, ничего не замечал, что было для Антона большим утешением.
Теперь, с развязанными руками, Антон попытался изменить этот вечный сценарий. Днем он мысленно общался с Марией, умоляя ее отречься: "Ты же сама этого хочешь. Что я могу поделать? Что? Я же не ангел, не Бог. Не бери людские грехи на себя, откажись, пусть получат то, что заслужили!" А ночью оставался беспомощным зрителем: все попытки перейти грань и прорваться к Ней, были бесплодными.
Из-за мучений Матери, которые он невольно воспринимал, Антон стал остро реагировать на высокие тона женских голосов - на вскрики, и даже смех. Дергаясь и нервно оглядываясь на каждый звук, он желал только одного - избавиться от этого! Если он был в чем-то виноват, то поделать ничего все равно не мог. Не мог и помочь ей, поэтому не желал понапрасну страдать и сходить с ума. Он приносил цветы в храм, жертвовал деньги, стал работать на общественных началах в реабилитационном центре для жертв семейного насилия, но понимал, что это ничего не меняет. Наверно, грехов на нем и мире слишком много.
Вечером накануне 26 августа, дня почитания "Семистрельной", Антон пошел и купил бутылку водки. Сын давно спал, а он сидел в компании иконы, которую поставил перед собой, и тупо нажирался. "Оставьте меня в покое, - твердил он. - Отпусти меня! Отпусти! Дайте пожить нормально!". Он стремился напиться вусмерть, отключиться, забыться, и гори оно все огнем. И действительно забылся коротким, смутным сном и потом долго тошнил в туалете. Выпивка и отчаяние помогли, очищенный рвотой организм ослабел, Антон повалился на пол и уснул. Богородица не приснилась.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВОИН
"Я твой единственный солдат
На бесконечном поле брани".
Дельфин
И на следующую ночь, не смотря на очередной теракт в России - тоже. И на третью и на четвертую. Дни шли за днями, а он спал сном младенца. Антон чувствовал себя, будто заново родился! Ощутил вкус к жизни, стал веселым, много шутил. Коллеги и друзья заметили, что он посвежел и выглядит отлично. Он отвечал, что долго болел, но теперь вылечился. Зная его ответственность, ему предложили должность заместителя директора предприятия. Он с готовностью согласился. Вскоре поменял мебель и купил новую машину, стал обращать внимание на свой внешний вид, покупать дорогие и добротные шмотки. На него стали заглядываться девушки, личная жизнь налаживалась. С рождения Федора уже прошло семь лет, мальчик достаточно вырос, чтобы его можно было оставлять дома одного. После работы Антон проверял у него уроки, кормил пюре с сосисками и уезжал на свидания "на их территории". Отличаясь повышенной щепетильностью, он не считал возможным водить женщин домой, в их с Федором однокомнатное царство.
Спустя год после того, как высшие силы оставили Антона в покое, он, как обычно, рано утром вышел на линию. Подвез к роддому беременную женщину, денег, конечно, не взял. Потом мотался весь день по всему городу, в обед позвонил Федору в лагерь на море, послушал его щебет о дельфинах и достижениях в плаванье. Оставался последний вызов - отвести девушку с ребенком на железнодорожный вокзал.
Женщина была печальной, ребенок сидел у нее в рюкзачке "Кенгуру". Прижимая младенца к себе, она морщилась. Антон подумал, что ей плохо и спросил, может завернуть к больнице? Пассажирка подняла на него глаза, и он резко вывернул руль. Это были те же серые глаза из его снов. Тоже бледное лицо, и та же боль.
- С вами все в порядке? - спросила она, когда он выровнял машину.
- Извините. Вы мне напомнили одного... человека.
Женщина кивнула.
- Вам точно не нужна помощь? - спросил он.
- Нет, сегодня уже сделали перевязку. Все в порядке. До родителей доедем, потерплю. А там уже ничего не страшно.
Антон отвел глаза от зеркальца, сосредоточился на дороге.
- Муж порезал, - ответила она на его невысказанный вопрос.
Антон бросил ключи на тумбочку, не разуваясь, пошел за стремянкой, полез на антресоли. На полках в пыли лицом вниз лежала его "Семистрельная". Он провел ладонью по ее лицу: "Прости. Прости меня". Прижал к себе. Отнёс обе иконы в комнату, протер чистой тряпочкой и поставил их на родное место. Рылся во всех шкафчиках, нашел семь свечей, зажег под иконами. Поклонился: я здесь, я вернулся.
... Белое бескрайнее небо, прекрасная женщина, ангелы в вышине, поющие ей гимны, и летящие в нее мечи. Мир, который он видел, но в который не мог войти. Реальность, в которую он вернулся, но остался беспомощным, как ребенок.
"Это мой сон, - вдруг ясно и четко осознал Антон. - И я могу делать, что хочу. Никто не может меня остановить". Он выпрямился и сделал шаг вперед. Прозрачная плёнка натянулась, Антон протянул руки и прорвал ее. У него получилось, он переступил невидимую черту. Ветер ударил в лицо. Стрелы со свистом летели слева и справа. Сопротивляясь давлению ветра, согнувшись и прикрывая голову от стрел, Антон шел вперед. Он шел целую вечность, успел состариться, отчаяться и умереть, его одежда распадалась клочьями. Он подошел к ней очень близко. Женщина молча смотрела ему в глаза. "Я здесь, - сказал он мысленно. - Я пришел".
Сделал еще шаг и закрыл ее собой.
Тело Антона взорвалось болью, он схватился за грудь, но устоял. Хотел оглянуться, посмотреть, как Она, но не посмел. Как же больно! Он отвел истыканные стрелами руки и раскинул их в стороны. Запрокинул голову и заорал: "Защиту!". Откуда-то свысока спустились три ангела. Один надел на Антона доспехи, второй вложил в руку огромный меч, третий - щит. Антон понял, что даже во всеоружии не продержится долго и упадет, и тогда стрелы снова ударят в Нее. "Только не это! Только не Ее", - подумал он, и начал отбиваться. Стрелы ударялись о его яростный меч, о щит, о стальную броню на груди, отскакивали и втыкались в сердце Семистрельной! Он оглянулся: Она подняла руки и прикрыла сердце руками.
Антон всё понял. В шквальном огне он видел только ее глаза. Он только и видел - эти глаза. Больше никого и ничего. Два островка жизни в океане боли.
- Я пришел спасти Тебя.
- Я знаю.
- У меня есть все, чтобы Тебя защитить.
- Да...
- Почему же ничего не помогает?
- Ты уже помог мне, когда стал приходить. Когда сочувствовал. И сейчас - взяв часть этих грехов на себя.
- Но стрелы все равно пронзают ТЕБЯ!
- Главное - ты здесь.
- Ты же умираешь, все время, каждый раз...
- Но ты разделяешь мою смерть.
- Но не защищаю Тебя от нее!
В прозрачных глазах Мадонны не было волнения. Она светло и благодарно улыбнулась.
- Никто не приходил. Никто никогда не делал этого. Не заслонял меня. Теперь нас двое, и мне почти не больно, сын...
Два копья одновременно вошли в ее сердце, и лицо Семистрельной исказилось. Антон закричал от ее боли и сорвал доспехи.
Он бросил на землю щит и меч. Разорвал рубаху. И хлопнул себя по груди:
- Я здесь! И я без защиты! Я принимаю ВСЁ! - и покачнулся, когда тысячи стрел прошили его насквозь.
Богородица подошла и коснулась его плеча. Сняла с головы золотой покров и покрыла его. И боль потихоньку отступила.
Он знал, что судьба его решена. Что он выживет, как бы ни раздирали его сердце грехи тех, кого он даже не знает. Что днем он будет работать, воспитывать Федора и жить как все. А ночью открывать глаза на своем посту. Так будет, пока срок его жизни не кончится, и смерть не закроет ему глаза там, чтобы распахнуть их навсегда здесь. И тогда его пост станет вечным. Он будет стоять здесь столько, сколько существует человечество. Пока оно такое, как есть. Он будет брать его грехи на себя. Не из любви к нему, а из любви к Ней. А она останется с ним, чтобы держать над ним свой сияющий покров, облегчать его боль и вечно принимать жертву его любви.
И это - его выбор. Ведь он знает - за его спиной Врата в Царство Любви и Света. Она - его Любовь - царствует там. Она не ограничена только эти местом боли. Богиня - извечна, бесконечна и блаженна, а Семистрельная с ее постоянной пыткой - только малая часть Ее Бытия: выбор той части Личности Богини, что когда-то была земной женщиной. И когда эти Врата откроются, он может пройти туда и узнать Ее в полном Ее сиянии в Доме Ее - прекрасную, счастливую и всемогущую. Абсолютную.
И он бы пошел. Если бы его Семистрельная тоже пошла. Но Она останется. А, значит, останется и он, чтобы вечно Ее прикрывать.
![[]](/img/e/elena_k/semistrelnaya/semistrel.jpg)