Она носила большие круглые очки, а волосы заплетала в тоненькую косичку. Худенькая была, как тростинка, и волосы, такие, серенькие. Сидела, несмотря на свое зрение, только на последней парте. Я уже не помню, как ее звали. Прозвище помню, на которое она очень обижалась. Мы ее дразнили Рыбой.
Голосок у нее тихий был. Когда к доске вызывали, она не могла сказать и слова от страха, получала свои "тройки", хотя знала на "отлично". Однажды учительница русского, раздосадованная ее нежеланием говорить у доски, в сердцах сказала ей, что не зря ее Рыбой прозвали. Рыба учительнице ничего не ответила, только на переменке тихо в углу плакала. Никто к Рыбе тогда не подошел. Мне было жаль ее, только вот я боялась, что если к Рыбе подойду, со мной ребята перестанут общаться.
Как-то был у нас классный час, учитель опаздывал, и мы скучали в классе. От скуки мальчишки стали дразнить Рыбу, затем к ним присоединились мы с девчонками и весь остальной класс. Мы поставили у двери дозорного, наблюдать за коридором; к доске придвинули стул, заставили сесть на него Рыбу, а Ванька, художник наш, рисовал ее. Нарисовал он Рыбу в виде огромной рыбины, да еще и с очками. Смешно нарисовал, правда. Когда Рыба увидела свой портрет, заплакала, от чего еще больше сделалась похожей на рыбу, а мы смеяться стали. Мне не смешно было, но я смеялась за компанию, со всеми. Дозорный махнул нам рукой, мы быстро стерли с доски Ванино творение, и расселись по своим местам. Только у доски осталась плакать Рыба. Когда пришел учитель, он спросил ее, что случилось. Он знал, что мы ее дразним, всегда ругал нас за это. Но Рыба ничего ему не сказала. Она вытерла слезы и покинула класс. Больше мы ее не видели. Мама мне говорила, что родители Рыбу в другую школу перевели, но как-то странно говорила. Когда я стала взрослой, я так и не решилась спросить у мамы про Рыбу. Для меня в тот день Рыба вытерла слезы и вернулась за заднюю парту, чтобы остаться с нами.