Эйта : другие произведения.

Ведьма-иллюстраторка

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жизнь - штука непредсказуемая. Никогда не знаешь, куда приведет тебя очередной поворот судьбы. Например, к твоему издателю. Он, так уж вышло, купил землю у твоего дяди. Правда, он понятия не имеет, что он уже пару лет как публикует книги с твоими иллюстрациями.

  1.
  
  Что может быть проще, чем поджечь сарай, набитый соломой и старыми деревяшками?
  С этим у Маркарет не было ровным счетом никаких трудностей, кроме трудностей выбора. Все-таки она умела разводить огонь десятком способов, даже тем, островным - с помощью палочки и другой палочки. И трения.
  Но таких крайностей от нее не требовалось: инструментов для разведения огня у нее тоже был целый арсенал.
  Учитель Ша подарил ей однажды хидакэ - трубочка, крышечка, угли внутри.
  Эля как-то сунула ей коробок спичек - потом выяснилось, что из той самой бракованной партии, на которой чуть не прогорел однажды ее папенька. Спичку достаточно было потрясти. Или подуть на нее. И все - вспышка.
  Помнится, оглядывая прожженный карман, Маркарет искренне радовалась, что не взрыв. С Эли станется. У нее с алхимией по жизни война на уничтожение. Бабка прокляла или что-то такое, в детали Маркарет не углублялась.
  А еще можно создать шар огня. Ведьма она или кто?
  Осталось только выбрать между традицией, технологией и магией. И вот это было сложно. Прямо-таки судьбоносно.
  Символы важны.
  В каком именно огне сжигать свое прошлое? Будет ли ей это сниться? Когда ей наконец заплатят за иллюстрации к "Любви в геенне"? Все эти экзистенциальные вопросы мучили Маркарет уже полчаса.
  Вопросы вроде "почему дядя не предупредил, что продал огромный кусок земли вместе с сараем, чтобы Маркарет приехала вовремя и забрала эскизы?" тоже были не особо приятными, но тут дело было скорее в очевидных, но огорчительных ответах: дядя никогда особым умом и организованностью не отличался. Спасибо, что продал, а не в карты проиграл.
  Хотя кто знает. Может, потом он проиграл выручку.
  Она бы спросила, но они уже лет десять как не разговаривали. Что не мешало ей гостить у него каждое лето. Из вредности.
  - Я не хочу на ту сторону! - привидение невинно убиенного друга двоюродного прадедушки нервно расхаживало вдоль рассохшейся стенки, пытаясь призрачными ногами раскидать заботливо разложенные Маркарет пучки соломы. - Нет, нет и нет! Одумайся!
  - Прадедушка тебя убил, а я тебя провожу, - отмахнулась Маркарет, - давно пора.
  - Это я тебя предупредил!
  - Спасибо. Можешь выбрать. Спички или хидакэ?
  - Я защищал твой секрет! - призрак бы задохнулся от возмущения, если бы
  еще помнил, как дышать.
  Маркарет кивнула и сняла с плеч мешок. Присела на корточки, ослабила тесемки. Нэй Алассандр Фенски при жизни занимался алхимией. Использовать Элины спички, пожалуй, будет уважительнее всего.
  - Большое тебе спасибо.
  И куда она их сунула? Вроде бы в переднем кармане держала...
  - Ты сможешь подзаработать! У меня есть план, как тебе заработать! Деньги! Настоящие день-ги! Ра-бо-та! По профессии!
  Маркарет замерла. Повернула голову.
  Призрак мягко подпрыгивал и сиял. Нашел, нашел слабину!
  - Ты перезахоронишь мои кости после этого?
  - Чего этого?
  - После того, как изгонишь страшное умертвие? - нэй Алассандр постучал себя кулачком по впалой грудине, - Ну и заберешь из сарая все нужное.
  - Я и не собиралась ничего отсюда забирать.
  Наоборот, она давно хотела все это сжечь. Просто всегда находились дела поважнее, и она откладывала, откладывала, откладывала...
  В какой-то мере она даже была благодарна незнакомому покупателю.
  - Меня! Меня забери! - почтенный нэй начал выдирать кусками призрачную бороду.
  Маркарет поморщилась: так себе зрелище.
  - Призрака, обиженного на весь наш род? - спросила она, стараясь не показывать неуместного веселья. - Может, мне еще самой в речке утопиться, чтобы тебя местью не утруждать?
  - Я ну-у-ужный! - взвыл призрак. - Я защищал твое... твои... Срамищу твою защищал и защитил же! И ты не прямой потомок Сальматуса, с чего мне тебе мстить?
  - Но я тебя вижу...
  И это вроде бы свидетельствовало о том, что ей кармически предначертано иметь с ним дело. Или нет. По правде, она понятия не имела.
  Маркарет была сторонницей узкой специализации. Когда в Академии проходили призраковеденье, она прочитала только главу об их уничтожении, и ту накануне зачета. Зачет не экзамен, чего напрягаться.
  У нее тогда сроки горели, не до того было.
  - Так ты ж ведьма! Все ведьмы видят всех призраков!
  - Резонно, - Маркарет вернула спички на место, встала, скрестила руки на груди, - выкладывай свой план.
  
  2.
  
  Жизнь - штука непредсказуемая. Никогда не знаешь, куда приведет тебя очередной поворот судьбы.
  Например, к твоему издателю. Он, так уж вышло, купил землю у твоего дяди. Правда, он понятия не имеет, что он уже пару лет как публикует книги с твоими иллюстрациями.
  Маркарет тоскливо вздохнула. Ох и неудачное время, середина лета, мертвый сезон, мухи - и те на лету от жары дохнут. Встреча с этим мужчиной сейчас, да и вообще, могла положить конец и без того довольно скудному доходу. Ну и репутации заодно.
  Но второе Маркарет волновало куда меньше нужды в деньгах: свою репутацию она похоронила уже давно, и лишь изредка испытывала смутные фантомные боли в области давно отбитых в Академии приличий, представляя, как какой-нибудь благородный нэй случайно увидит, что у нее в сарае. Иногда эти боли обострялись почти до непереносимости, как оно водится у многих хронических болячек, но это Маркарет вполне могла пережить, стараясь, впрочем, лишний раз себя до приступов воспаленной фамильной гордости не доводить.
  В их переписке с издателем она хранила романтическую анонимность, - хоть что-то романтическое в тонне нарисованной порнухи, - но рано или поздно должна была ее нарушить.
  Хотя бы для того, чтобы стребовать у Якоса Танаски деньги за последнюю оформленную книгу. Тянуть больше было нельзя, она и так непростительно долго колебалась.
  Вообще-то она и сюда-то приехала, чтобы забрать документы, которые защищал тщедушной призрачной грудью верный Алассандр. Кто же знал, что все так обернется?
  Проще было бы сжечь.
  Или хранить все в общаге.
  Но с тех пор, как у Маркарет начались полевые практики, она появлялась в Академии все реже и реже и не могла присмотреть за вещами. Да и когда это кому-то удавалось сохранить секрет в общаге? Глупо надеяться, что тактичность и твердые моральные принципы соседок помешали бы им сунуть нос в ее ящик, а Маркарет дурой не была никогда.
  А тут до Академии всего часа два лета, удобный сарайчик, ручной призрак, да и гостила она здесь с детства. Правда, все больше в поместье, что стоит, огромное, за рекой и лесом, а с местными деревенскими она начала общаться позже, когда в прошлом году староста Леснавки, Хапар, попросил проезжавшую ведьму приструнить расшалившихся русалок у мельницы. Она не была уверена, что старик не узнал племянницу нэя Талавинне, но их обоих устраивали отношения ведьмы и нанимателя, так она не собиралась спрашивать прямо.
  Зачем ей?.. От ее фамильной гордости ей достались разве что долги: их собственное поместье ветшало и требовало ремонта, иногда весьма громко - как когда в большом обеденном зале обвалился кусок потолка. Младшей сестренке давно пора было дебютировать, а старшая вышла замуж по любви за офицера и теперь влачила хоть не нищенское, но довольно скромное существование где-то на границе с Яталией. Единственному же наследнику, позднему, выстраданному сыну, отраде медленно умирающего от болезни почек отца, недавно исполнилось семь, и мама в который раз перезакладывала фамильные драгоценности, чтобы дать мальчику домашнее образование. Маркарет любила брата и искренне надеялась, что хоть Сэнни унаследовал от деда достаточно способностей к классической светлой магии, чтобы иметь возможность пойти по жизни легкой походкой волшебника, но пока ей приходилось хоть немного, да вкладываться в его первые шаги.
  Будь она простой бродячей ведьмой без кола и двора, она бы, наверное, еще колебалась бы, брать ли нэя Якоса за жабры. Но она была ровно на том уровне бедняцкого отчаяния, чтобы нанимателя не только взять, но и хорошенько потрясти.
  С таким отчаянием нельзя родиться, до него... докатываешься. И по пути успеваешь научиться целой куче не самых подобающих юной девушке из благородной семьи вещей. Открываешь для себя трудовое право, например.
  Она нашла его на дальнем поле, как и говорил Хапар.
  Якос был чуть ниже, чем она его представляла. Чуть лысее. Чуть толще. Чуть старше - лет сорок. Пухлый, белокожий и толстощекий человечек; в темных кудряшках, окружавших лысинку, проблескивала ранняя седина.
  Он стоял, совершенно несуразный в своей рубашке, сияющей городской белизной, и слишком новых штанах, абсолютно не готовый к встрече с суровой деревенской реальностью. Маркарет давно не видела такой явственной печати разочарования на лице.
  Ну, разве что, когда Нойн, чудом выкарабкавшись из пневмонии, с удивлением обнаружил, что да - девчонка на несколько лет младше все-таки не теряла времени зря и теперь может положить его на лопатки.
  Ну и у себя в зеркале.
  Когда Нойн привел себя в форму и уложил уже ее, прямо на глазах у учителя Ша. А тот поцокал языком. И покачал головой...
  Совершенно жуткий звук.
  Расшифровывается как "тебя, такую квашню, в поле первый же оборотень порвет". Бр-р-р... Это задевало ее личную гордость. В конце концов, в отличие от Нойна, у нее не было проблем с магией!
  Дано или не дано: выше головы не прыгнешь, но всегда можешь компенсировать чем-нибудь еще. Недостаток мускулов - магией. Недостаток уверенности - хорошей осанкой и высоко поднятым носом. Никто не поймет, что ты боишься, если правильно себя поставил. И если голос поставленный.
  Ничто так не роняет авторитет, как дрожащий голос и коленки.
  - Это не лучшее поле в этих владениях, - сказала она, чтобы отвлечься от неприятного воспоминания.
  - О, вы...
  - Ведьма. Охотница. Проездом.
  Он долго рассматривал ее одежду: простое серое дорожное платье явно не вязалось с образом ведьмы-охотницы.
  Наверное, стоило переодеться во что-то поэффектнее. Чтобы от нее так и веяло опасностью и всякой там мудрой женской силой. Но Маркарет не очень любила показуху и когда к ней пристают мужики в обозах.
  - А. Может, есть какое-то... Ну, магия...
  - Есть, - Якос обернулся к ней с надеждой в маленьких голубых глазках, и она продолжила тем же ровным тоном, не позволяя заподозрить шутки, - берете девственницу, кладете на поле... Ну, потом зарываете.
  - Что?..
  - Ну да, нужно знать обряд, это все довольно сложно для новичка... Ну и лет через десять вам стоит позвать меня, чтобы я убила то, что это поле породит.
  - А...
  - Вы гуманист, да? - Маркарет презрительно хмыкнула, - Ну да. Тогда возьмите черного петуха... Там другой обряд, не такой эффективный. Голову птице вы свернуть-то сможете?
  Якос пожал плечами.
  - Не знаю. Но на всякий случай... тут кто-нибудь разводит кур?
  - Черных? Хапар. Староста Леснавки. Вам сделает скидку.
  На самом деле задерет цену и поделится с порекомендовавшей ведьмой. Но это были не нужные Якосу детали.
  - Наверное, он знает об обряде...
  Конечно, он не дурак. Просто иногда так хочется, чтобы все вокруг были дураками, чтобы раз! И вокруг пальца... Но Якос не дурак. Такие люди очень быстро догадываются о подобных деталях.
  - Он лет тридцать, как староста Леснавки, - согласилась Маркарет, - его родили в поле. Было бы странно, если бы не знал.
  - Ясно. Бесполезно?
  - Полезно. Но не очень. Земля не может дать больше, чем в ней есть. Это скорее... на удачу. Чтобы насекомые не лютовали, чтобы мыши не плодились...
  Магия никогда ничего не решает, как по волшебству. Волшебство-то не всегда справляется...
  - Вот как. Спасибо за совет. Так... - он заложил два пальца за пояс, неудобно впившийся в брюшко, - что же нужно ведьме от скромного владельца маленького кусочка земли?
  - Ведьме от землевладельца - ничего. Может, землевладельцу нужны услуги ведьмы? - Маркарет сделала небольшую паузу.
  Нэй Алассандр еще не приступал к диким воплям и громкому вою, но мало ли - вдруг на этом заброшенном поле живет какая-нибудь особо агрессивная полуденница, успевшая приложить нового хозяина сковородой?
  - Да вроде все в порядке. Или вы что-то знаете от прежнего хозяина? Вы же не в первый раз здесь проездом?
  Маркарет качнула головой.
  - Нет. Что же... А как насчет дела Аэлофана Вдохновленного к редактору издательского дома "Грезы и мечты"?
  Пухлый ротик нэя Якоса округлился в учтиво-удивленное "О".
  - О. Вы его... Э-э-э... Поклонница?
  - Не совсем, - Маркарет тряхнула рукой, пуская с кончиков пальцев зеленые огоньки.
  Силы уходит чуть, но всегда эффектно смотрится в сумерках.
  - Вы когда мне деньги за "Любовь в геенне" пришлете, нэй редактор?
  Нэй редактор начал заливаться краской: здоровый румянец со щек распространился на шею и нос, даже немного на лоб, вот-вот дойдет до лысины.
  - Но вы же, - он хватанул ртом воздух, - вы же девушка! А любовь в геенне...
  - Дурацкая книжка про нежную любовь двух прекрасных юношей. А кто, по-вашему, ее читает? Институтки да пансионерки... Да вся ее ценность - в картинках, - Маркарет достала из заплечного мешка письмо, - да, я девушка, но я практичная девушка. Какой толк от дополнительного курса письма с натуры, если потом никак его не использовать? Вот, возьмите, ознакомьтесь. Я написала его до того, как узнала, что вы здесь. Повезло вам! Еще может обойтись без иска.
  Она порылась в мешке еще немного и достала книгу.
  - Купила тут недавно. Нет, правда, я спасла ваши продажи... У меня есть наброски, свидетели и натурщики для доказательства авторства всех использованных здесь иллюстраций, так что, надеюсь, вы все-таки вернете мне мои деньги.
  Про натурщиков она немного слукавила. Им лучше было не знать, на какое дело пошли их кубики и мягкие пузики. Но с ними звучало внушительнее.
  - Ознакомлюсь, - нэй Якос смерил Маркарет цепким взором маленьких глазок, - непременно ознакомлюсь. Где остановитесь?..
  - Постоялый двор "Трилистник".
  - Так себе место для юной... - он вдруг скривился, - о. Вы же работаете.
  Маркарет кивнула.
  - И не бесплатно.
  Она не стала добавлять, что, судя по тому, что в "геенне" понаписано об особенностях мужской анатомии, нэй редактор может внезапно оказаться работодателем целой толпы девушек. По большей части невинных, хоть и с живым воображением...
  А то еще инфаркт хватит.
  И книжки он начнет читать перед публикацией...
  Нет, пусть уж валит все на ведьму. Для того Академия ведьм и выпускает - чтобы было, кому работать козами отпущения...
  Пусть кривится сколько хочет, пусть дяде жалуется или даже объявление в газеты даст, кто ему пикантные книжки иллюстрировал - лишь бы заплатить не забыл.
  
  3.
  
  Когда-то давно, еще до поступления в Академию, Маркарет, как и все девочки ее возраста и круга, зачитывалась популярными тогда книгами нэя Наранне. У него был какой-то там титул и владение недалеко от столицы, а еще он был своего рода натуралистом, хотя Маркарет не была уверена, что правильно помнит суть этого литературного направления; он считал, что с крестьянами нужно косить на одном поле, а с крестьянками ночевать в одном стогу, или вроде того. Его дети играли с ребятишками дворни и прочих слуг. Его жена обязана была уважительно относиться к служанкам...
  Он почти ввел в моду эти маленькие вольности. Долго, конечно, это не продержалось: нэя отлучили от церкви. И, хоть его взгляды не имели к отлучению никакого отношения, - он вроде бы просто не вовремя проспонсировал какого-то волшебника, который враждовал с архиепископом, - его литературная и просветительская деятельность такого удара не пережила.
  Но многие ровесницы и ровесники Маркарет до сих пор по старой памяти хвастались, что настолько близки со своими крестьянами, что даже иногда с ними разговаривают.
  Маркарет, как ведьма, в сложной человеческой иерархии уже давно болталась где-то сбоку, и не всегда могла похвастаться даже тем, что с ней говорят. Никто никогда не вводил ведьм и колдунов в моду даже в пору их могущества. Поэтому она с некоторых пор она предпочитала общаться с людьми красной крови - купцами, мещанами, военными низших чинов, да с теми же крестьянами: те были практичны, и понимали, что волшебник до их проблем не снизойдет, а ведьма-то вот она, и ее лучше не злить.
  Конечно же, никто в здравом уме не позвал бы Маркарет на имянаречение, но вот хозяин "Трилистника" уже который год при встрече пожимал ей руку и принимал бесплатно.
  - Здравствуйте, тайе Маркарет. Мы утром разминулись... Как дорога?
  - Привет, Гимос, ничего страшного. Твой новый парнишка просто чудо, - Маркарет чуть улыбнулась и помахала замершему у стойки пареньку рукой, - отлично меня устроил. А что жена?
  Паренек, кажется, побледнел. Ничего, привыкнет. Она здесь постоянная клиентка.
  - Уехала ненадолго к тетке, та прихворнула. Кашляет все...
  На лицо пожилого хозяина легла тень: кажется, тетка была любимая. Этот крепко сбитый, мощный коротышка с живым круглым лицом и крупными, сильными руками, сжимавшимися при необходимости с огроменные кулаки, становился совершеннейшим растерянным мальчишкой, когда в дом его приходила болезнь.
  Он не мог бросить болезни вызов или набить ей морду.
  А вот Маркарет как-то раз смогла спасти его дочь от крупа, и с тех пор под этой крышей на руки Маркарет всегда смотрели с уважением. И, хоть это и была не ахти какая сложная вещь, с этой болезнью в Академии учили справляться всех, - никогда не знаешь, не придется ли тебе на пару годиков осесть в какой-нибудь деревне деревенской ведьмой, пока тебя ищут всем волшебным советом, - Маркарет все равно ей немножко гордилась.
  Элика, та самая дочь, поставила на стол поднос с пивом для отца, и кружкой морса и огромным бифштексом для Маркарет. Вокруг мяса не скупясь разложили поджаренную картошечку с маслом, и, что Маркарет находила особенно приятным, на краю тарелки как всегда лежал любовно составленный букетик из петрушки и еще какой-то съедобной травы.
  Элика всегда находила на это время. Даже если зал был набит битком, как сегодня.
  Да уж, повезло. Если бы Маркарет тут не знали, ей могло и не достаться отдельного стола. А комнаты не досталось бы точно: кто бы придержал ей каморку на летние месяцы просто так?
  - Спасибо, Элика. Я, кстати, привезла тебе камушки, можешь зайти вечером.
  Чтобы слышать друг друга, приходилось повышать голос.
  Элика просияла.
  - А из Шеня? - спросила она.
  Она всегда спрашивала.
  - У меня нет там родственников, - терпеливо, как говорила уже лет пять, сказала Маркарет, - и вряд ли меня туда пригласят, но... - тут она подманила девчонку к себе и заговорщицким шепотом добавила, - кое-кто передал мне камешек и клялся, что это обломок той самой их стены. Зайди вечером.
  На свете мало дочек трактирщиков, собирающих редкие камешки, но Маркарет повезло спасти именно такую.
  - И что с ней делать? - вздохнул Гимос, глядя, как дочь, приплясывая, протирает стол за перепившим гостем. - Хоть бы блестюшки любила, как все нормальные бабы, так нет - все какую-то грязь в дом тащит...
  - Ты ж меня, ведьму, давно знаешь, - протянула Маркарет, - грамоте ты ее уже выучил. Осталось отправить поближе к библиотеке.
  - У вас, тайе ведьма, всегда будет кусок хлеба, - нахмурился Гимос, - а чем Элика будет питаться в библиотеке? Бумагой, как мыши?
  - Замуж выйдет, - предложила Маркарет, - напишет мужу диссертацию...
  - Мечтательница вы, тайе ведьма. Наверное, это для магии нужно, мечтательность эта. Но для жизни... - Гимос запнулся, подбирая слова. - Мечта только губит жизни. Я вот птенцом желторотым в армию пошел за новыми сапогами и выжил, а сколько нет?
  - И теперь у тебя жена, дети, и "Трилистник". И, - Маркарет заглянула под стол, - сапоги отличные. Потому что ты рискнул.
  - А еще погоду могу по ноющим шрамам предсказывать, - хмыкнул Гимос, со стуком отставив пустую кружку, - тоже приобретение... А родился б колдуном, и рисковать бы не пришлось. Я очень уважаю вас, тайе Маркарет, но давайте уж напрямки: у вас куда больше возможностей раздобыть хорошие сапоги, да и цена выйдет поменьше.
  Маркарет пожала плечами.
  - Ты ж меня, ведьму, давно знаешь, и знаешь, что я мечтательница. Так зачем у меня-то спрашивать?
  - Так-таки иногда хочется... помечать-то. - вздохнул Гимос.
  Они немного помолчали, наблюдая, как худенькая девочка-подросток привычно разносит гостям еду, балансируя подносами с изяществом юного журавленка. Светленькая, голубоглазая, еще нескладная, но уже симпатичная...
  - Ну мужа она точно найдет. - сказала Маркарет, - Тут уж и мечтать не надо. Вы все устроили, вашей дорогой какие только торговцы не ездят... Помнится, вы и первой гильдии купцов принимали? Эх, взять с вас слово, что ли, что позовете внуков нарекать?
  - Ох, помилуйте, тайе Маркарет! - Гимок встал, - пойду-ка кухню проверю.
  И поспешно исчез. Он не любил неловкие ситуации и явно опасался, что Маркарет может настоять.
  - Ни разу не была на наречениях, - пробормотала Маркарет, катая по тарелке вилкой последнюю картофелинку, - и в церкви меня не пускают... не такие уж и удобные у ведьмы сапоги, нэй Гимос. Не такие уж и удобные.
  
  4.
  
  Баб Нилину кикимору Маркарет гоняла уже года три, и сама не очень понимала, зачем это делает. Что толку кропотливо развешивать по дому веточки можжевельника, если через недельку-другую баб Нила все равно их снимет, помирившись с заклятой подружкой?
  Нет чтоб кошку завести. Та б молоко украдкой пила, а не сквашивала. И мышей бы ловила.
  Нет, кошка практичнее. Ее чтоб выгнать ведьма не нужна.
  Ладно, зато заплатят Маркарет любовно выращенными на огородике травками, а это всегда полезно.
  - Ну че та маешься, маешься-та чо, - булькнула из угла карлица, неловко перекривив рот.
  Один глаз у нее был перевязан самодельной повязкой из старой баб Нилиной косынки, - ну скока можно, ну давай я так выйду.
  Она вытащила откуда-то из-за печки замызганный узелок и шмыгнула длинным носом.
  - Схожу к Лешему, а там Нилка охолотнет чуток. Хошь тайну скажу? Да Нилке просто нравится, как ты ее кастрюли чистишь!
  Маркарет вздохнула, пододвинула себе топчан, села. Ноги гудели. Баба Нила как всегда вспомнила, что надо бы погонять кикимору, уже ближе к вечеру, когда Маркарет собиралась из деревни уходить.
  - Знаю я, - сказала она и достала из кармана трубку.
  - А это чего такое? В морячки заделалась?
  - Да так. Полынью подымлю.
  Кикимора потянулась было к косынке, открыть глаз для сглазу, но, видать, решила договориться миром.
  - Я сама те кастрюли почищу. - неохотно буркнула она, - ты только не дыми, дочка.
  - Что, папоротником? - не удержалась Маркарет.
  - Песком. - насупилась кикимора.
  - Ладно, - Маркарет убрала трубку, - пойдет. Только вот... - она зашарила по карманам и достала мятый-перемятый листок, - ты когда по родственникам пойдешь скитаться, передай Лешему запрос.
  - От Академии?
  - Частный, конечно. Академия даже рядом не стояла. И не думай.
  - Что, прикрывают вам поставки, дочка? - кикимора разглядела на свет знакомый вензель и довольно кивнула, сунув бумагу за пазуху, - Ну и времена пошли, ведьмы травы у кикимор покупают и у бабок в оплату берут... Что деется, что деется... Светлые себе последние мозги пережгли.
  - И не говори.
  - Директриса ваша не собирается закрыться еще лет на десять? В прошлый раз прям загляденье, как забегали. Скоко я спе-ци-а-лис-тов насмотрела! - она почесала морщинистую щеку под повязкой.
  Да, говорят еще года три после возвращения Академии деньги текли рекой. Тогда светлые еще не пролоббировали закон о снижении ставки на бытовые сглазы, и пришлось, пришлось обращаться молодым и не очень специалистам, демонстрировать чирьи с прыщами и прочие последствия неумелой работы с низшими духами... и, главное, всю эту красоту отплачивать по ведьминской цене. На остатки той роскоши в Академии еще во время обучения Маркарет баню строили.
  А потом все. Иссяк ручеек. Как раз к выпуску.
  Маркарет безразлично пожала плечами.
  - Да вроде нет. У нас же с колдунами партнерские программы, закрываться, так вместе. А у них ректор дурной - ему, мол, людей жалко, вы ж совсем обнаглеете без присмотра.
  Не говоря уж о том, что он и сам светлый. Волшебник до мозга кости - некуда клейма ставить, чтобы чистого ангца не испачкать.
  - Это да, - хмыкнула кикимора, - можжевельник не уберешь? Неудобно мне...
  - Прости уж. Помиришься с хозяйкой, она уберет.
  - Ты только сложных узлов не вяжи, - кикимора махнула рукой, растопырив пальцы куриной лапой, - у нее руки болят, тяжко будет.
  - Священника пусть попросит. - отмахнулась Маркарет, но второй бант вязать не стала, - у нее ж после недели магии всегда неделя покаяния.
  - Тоже дело, - согласилась кикимора, - подскажу, а то не догадается, дурища старая...
  За бесцельным разговором они подмели избушку, перечистили кастрюли и даже чуть не побелили печь: ушлая кикимора притащила откуда-то ведро краски, и Маркарет, увлекшись, чуть не взялась за кисть, но решительно ее отбросила.
  - От грязи-то мы и заводимся, - сказала кикимора, оттопырив заячью губу, - это тебе любой скажет. Ты смотри как неопрятно, вернусь же! Вся печка в саже.
  - Так и я гарантий не давала, - улыбнулась Маркарет, - ты хозяину-то верни ведро, верни.
  Кикимора только плюнула - и унеслась.
  Маркарет закрыла дверь и села на крыльцо - ждать. Занимался рассвет, оглушительно щебетали птицы, и ветер трепал подол ее платья, неся с собой запах летнего луга и коровьего навоза.
  За калиткой завозились. Солидно гавкнул баб Нилин пес. Так, для порядка.
  - Ты, что ли? В упыри заделалась? - насмешливо крикнула Маркарет, - Пригласить тебя?
  - Света в душу твою, поганая ведьма, - через щель в заборе просунулась изящная, почти женская рука, зашарила в поисках крючка от калитки, - никак кикимору все изгоняешь?
  - Может, и изгнала.
  Этот священник был очень юн. Настолько, что вместо усов у него были... усики. Иначе это жидкое светлое недоразумение Маркарет назвать не смогла бы. Даже хуже: он был так юн, что усиками этими искренне гордился. Кажется, даже отращивал. Ну, судя по длине крайних волосин.
  Он был по-юношески же прыщав и нескладен, по-студенчески худ, и явно ничего тяжелее книги в жизни не поднимал. Маркарет старалась с ним не пересекаться, и потому не знала его имени, хоть в приход его направили пару лет назад.
  Маркарет знала старого священника, которому этот сопляк сейчас должен был бы помогать зажигать свечи. Вот он был мировой мужик, со своими задвигами, но мировой. Носил свое одеяние степенно и с гордостью, и с "поганой ведьмы" разговоров не начинал: помнил времена, когда Церковь темных уважала.
  Не то что это недоразумение, чье слишком длинное облачение волочилось в пыли, позоря всех священников мира и этого конкретно.
  - Ишо один меня изгонять приперся! - взвизгнула кикимора под самым ухом, и Маркарет невольно дернулась, - ухожу я, ухожу. Пойдем, поганая ведьма.
  - Пойдем, поганая кикимора.
  Она едва успела отдернуть ладонь: не хотелось еще больше портить имидж и уходить с нечистью в лес как закадычные подружки, под руку. Кикимора не обиделась, просто пошла рядом, осторожно обошла священника по широкой дуге. Маркарет задела его плечом: просто так, настроение было дурное, хотелось показать, что зря он помешал ей спокойно подышать воздухом и коровьим навозом на крылечке баб Нилы. Куриц надо кормить, корову вывести к пастуху - вот тебе и выйдет вклад пальца божия в дело изгнания кикиморы.
  Она толкнула калитку.
  - Ты ж из благородных, - сочувственно ударило в спину, - так зачем в ведьмы пошла? Ты ж племяшка Талавинне, я видел.
  Как будто у него было право спрашивать и выговаривать такие неудобные вещи вслух, у этого сопляка с жидкими усиками.
  - Чтобы служить темным силам и всячески пакостить людям, конечно, - ответила Маркарет лениво, - чтобы делать это тогда, когда я хочу, а не когда мой дар вдруг взбесится. Чтобы заработать себе на жизнь. В Академии очень дешевое обучение, ты знал?
  Он как-то неожиданно внезапно, обидно помянул ее род, и это было как удар под дых, и вместе с перехваченным горечью дыханием у нее будто разом исчезли силы к сопротивлению. Ты Талавинне, Талавинне, Талавинне, твой двоюродный дядя меряется дворцами с королем. Как ты до такого докатилась, Маркарет Талавинне?
  - Талавинне думают о таких вещах?
  Он не сказал "деньгах", как будто сам презирал деньги, а не гремел по праздникам медной кружкой с пожертвованиями.
  Бесит.
  Вечно одни и те же вопросы. Одни и те же упреки от совершенно незнакомых людей. Дворец покажь? Не пустят же, бедная родственница? Ха, Талавинне пришлось работать!
  Как будто то, что она Талавинне, и ее родственники где-то там богаты и счастливы, дает другим право радоваться ее собственному несчастью.
  Маркарет пришлось напомнить себе, что она гордится своей работой. Даже теми работами, которые надо бы наконец сжечь. С сараем вместе.
  Призрак... Ну подумаешь, призрак. Сгорит вместе с другим прошлым.
  - Даже короли, наверное, задумались бы - если б вдруг обнищали. - ответила она, все так же не оборачиваясь, - Кстати, если хочешь принести в жизнь старушки немного света - побели ей печь. Сработает лучше молитвы.
  - Не думаю...
  - А тебя и не спрашивали.
  И все-таки в лес они с кикиморой ушли под ручку. С Маркарет не убудет, и кикиморе приятно...
  У священника, Маркарет надеялась, с такой наглости глаза его на лоб вылезут, и там и останутся. Слишком много он в чужих жизнях высматривает без приглашения, ему бы полезно было.
  
  5.
  
  Она выспалась среди отсыревших тюков соломы, ведер старой краски и подгнивших холстов так, как давно уже не высыпалась: отвратительно. Не то чтобы это было самое ужасное место, в котором ей приходилось ночевать - чего стоила только привычка Учителя гонять своих студентов по болотам ранней осенью, - но именно в этот раз и в этом сарае у нее как-то особенно неудачно затекла шея. Иногда боль простреливала от шеи в правое плечо и дальше, до самой кисти.
  Выйдя из сарая, Маркарет поморщилась на свет, инстинктивно заслонившись от полуденного солнца ладонью.
  - Чего это тебя на природу потянуло? - нэя Алассандра никто не звал, но он все равно возник зыбким маревом.
  Это было не его, чужое время, и потому от него только марево неопределенной формы и осталось. Марево - и скрипучий голос.
  Маркарет дернула плечом.
  - Тут тихо. Большую часть времени.
  В "Трилистнике" было шумно и много людей. Вчера... сегодня утром ей не хотелось ни шума, ни людей. А уж тем более разговаривать с шумными людьми, какими бы славными и дружелюбными они ни были.
  Бывало у нее такое. Когда казалось, что все пялятся. И что ее кожа - не ее, и ее можно счесать с лица пальцами, если долго тереть щеки.
  - Что с планом? - деловито спросил нэй Алассандр, - ты разобралась с новым владельцем? Мне выть? Могу начать прямо сейчас!
  Откуда только в мертвом старике столько энергии? Маркарет медленно качнула головой.
  - Нет. Я просто это все сожгу.
  - Что-о-о?! Мы же договорились! - заклубился нэй, - я вою, ты барашка стрижешь! Кто обещал перезахоронить кости?
  Барашка... Это кто тут еще барашек. Может, и Маркарет.
  - Это не будет работа по профессии, - Маркарет вернулась в сарай в поисках заплечного мешка.
  Нашла почему-то за сломанным мольбертом, хотя клала... Под голову? Она как-то даже не помнила.
  Утром она просто рухнула от усталости и заснула почти сразу.
  Вытащенный на солнце, мешок смотрелся убого. Серый, потертый, старый. Одна лямка почти перетерлась, нужно будет подшить.
  Маркарет достала трубку.
  Она купила ее за пару монет у коробейника. Когда-нибудь она заведет себе длинную расписную трубку, как у бабушки, вместо этого грубо тесанного недоразумения. Чтобы закуривать аристократически изящно, как ей и положено. И так же изящно гонять нечисть.
  Но пока что есть, то есть.
  Она пальцем примяла листья полыни.
  - В смысле?! - верещал где-то далеко-далеко, как сквозь вату, нэй Аллассандр, - ты изгонишь призрака!
  - Не совсем. Это не будет работа по профессии. - Маркарет чиркнула спичкой о подошву и почти не дернулась, когда слишком сильный огонь чуть не опалил ей брови.
  Она дождалась, когда пламя поутихнет, раскурила трубку и затянулась полынью, безразлично наблюдая, как исчезает с глаз нэй Алассандр. Сработало, как и всегда.
  - Это будет мошенничество, - сказала она в ту сторону, где еще различала какие-то колебания воздуха.
  Хочешь изгнать призрака из своей головы, так просто продыми ее полынью, как какую-нибудь избу. Травы работают проще, чем кажется. И головы тоже.
  Просто применяй по инструкции.
  Она сидела на рассохшемся бревне, которое сама когда-то поставила у входа и смотрела на почти высохшую по жаре реку, текущую чуть поодаль. Наверное, стоит встать, пройти несколько шагов, спуститься по крутому берегу и умыться... Так лень.
  До чистых носков всего полчаса ходу.
  Маркарет прислушалась к себе. Нет, и эта мысль ее не особо вдохновляла.
  Она сидела так полчаса или час, она не засекала. Просто смотрела на жужжащих над луговыми цветами шмелей и завидовала их целеустремленности.
  До чего ты докатилась, Маркарет Талавинне? О чем ты думаешь, Талавинне? Талавинне-талавинне...
  Из Маркарет будто вынули кости и оставили сидеть пустым бурдюком. У нее были времена, когда она носила свое имя как щит, бывали и времена, когда она стыдилась того, что его недостойна. А этим утром имя стало волшебным словом, которое остановило горшочек.
  Она варила-варила-варила кашу-деньги: училась, занималась какой-то работой, отсылала пухлые, - скорее от сырости, чем от денег, - конверты в родовое гнездо и покорно ездила в любые места, на которые указывал учитель, в какой бы заднице те не находились. Иногда она даже убивала чудовищ. На самом деле ей очень нравилось убивать чудовищ. Это было очень просто - вот ты, вот чудовище, вот оно сдохло и проблема решена. Простые критерии успеха.
  Иногда не получалось, но она всегда знала, что сделала все, что могла. И еще отправляла письмо Нойну или еще кому-нибудь из старших. И заботилась о защите местных. И много чего еще она делала. Всегда было, чем заняться.
  Но она уже очень давно не садилась на рассохшееся бревно, не раскуривала трубку, и не спрашивала себя:
  "Что же ты делаешь, Маркарет Талавинне?"
  Она сплюнула в траву горькую слюну.
  - Что вы делаете, тайе Маркарет?
  - Элика? Что ты?..
  - Папа собрал вам завтрак. - улыбнулась девушка и протянула корзинку, - вы кого-то изгоняете? Полынью пахнет.
  - Не совсем, - Маркарет отставила угощение в сторону.
  Есть пока не хотелось.
  Элика замялась, но сказала:
  - Вы очень бледная, тайе Маркарет. Устали? Случилось чего? Вы поешьте, магии это ж полезно? У нас волшебник был проездом, он говорил...
  - Чуть позже.
  - В сарае водится призрак, тайе...
  - Это мой призрак, - отмахнулась Маркарет, - но за предупреждение спасибо.
  - Новый хозяин вас обидел?
  - Вроде того. Но не как... хозяин земли. Просто... Он мне за работу все никак не заплатит, - горчила ли это полынь, или просто было обидно, Маркарет не знала, но она с трудом проглотила ком в горле, - надо было предоплату брать. А теперь я даже сжечь все не могу - если сожгу, как докажу, что работа моя была?
  Элика несмело тронула Маркарет за плечо.
  - Нельзя, - она похлопала ее пару раз и отступила, будто опасаясь, что Маркарет вдруг разозлится на свидетельницу своей слабости и проклянет ее страшным проклятьем, - нельзя его заколдовать? Ну, по совести?
  - Это незаконно. - мрачно ответила Маркарет.
  - Можно пригрозить.
  - А это шантаж. Тоже незаконно.
  - А вы грозить не будете. Я буду. Я скажу, что я вас подслушала, когда вы коварные планы строили, - голубые глаза Элики загорелись, лицо приобрело вдохновленное выражение, - скажу, что вы его решили проклясть...
  - ...призраком-в-сарае...
  - Отойди от ребенка! Хрыч старый! - Маркарет вскочила.
  - Призраком-в-сарае... Ой. А что такое? Я что-то не так сделала?
  Ну конечно, Элика не видела облачка за своим плечом и приняла грозный рык Маркарет на свой счет. Пришлось срочно приводить мимические мышцы в порядок, даже состряпалось нечто вроде улыбки.
  Облачку Маркарет украдкой скрутила отгоняющую фигу за спиной, но подействовало как-то не ахти. Жаль, трубка давно прогорела, и набивать ее заново было бы странно, а то обнаглел мертвый нэй, мысли всякие ребенку внушать.
  - Не стоит. Он взрослый человек, он на такое не поведется... Подумаешь, призрак в сарае. Это даже не заброшенный колодец, который не сжечь, так, рухлядь... Я просто обращусь в суд. - сказала Маркарет, села на бревно и поставила на колени корзинку.
  "Как взрослая", - подумала она.
  Главное, не бояться, что имя всплывет в суде... а оно всплывет... Ну и что? Она же не будет уточнять, что это были за картины... Может, и пронесет...
  Или плюнуть?
  Куча денег, куча времени... Проще уж плюнуть на имя.
  - Ну во-о-от... - понурилась Элика.
  - Я оставила камни в поясной сумке, - как бы невзначай сказала Маркарет. - На кровати валяется. Или под... Можешь зайти в комнату и забрать. Я занесу посуду.
  Элика неуверенно кивнула.
  Глядя, как тоненькая фигурка медленно уходит по тропинке вдоль берега реки, Маркарет подумала, что, может, и не такое уж мошенничество выйдет в этом случае: там-то она и правда сделала работу. Получится что-то вроде... воздаяния?
  А еще оставался маленький шанс, что нэй редактор отдаст ей деньги просто так, стоит ей только явиться перед его ясны очи еще раз и напомнить про должок. Или пришлет в "Трилистник", не зря же спрашивал, где она остановилась.
  Но чтобы проверить эту теорию надо было встать с бревна... куда-то пойти...
  Маркарет решила сначала пообедать.
  
  
  6.
  
  Когда-то у Маркарет в фамильярах ходила идеально-черная кошка. Потом она загуляла, родила котят и поставила хозяйку перед фактом - делай, что хочешь, но она теперь дама семейная и по болотам лапы марать не будет. Взамен она порекомендовала свою племянницу, Тошку с рыбного рынка.
  Маркарет к тому времени было уже все равно. Тошка так Тошка.
  Тошка оказалась неидеальное хамло - но все, что от нее требовалось, выполняла исправно, и гулять явно не планировала. Вот и ступу пригнала, стоило только позвать.
  - Че смотришь? - буркнула кошка, кося зеленым глазом на бледного парнишку из "Трилистника", - У меня лицуха есть. На полеты.
  - Не пугай людей, - устало сказала Маркарет.
  - Ты мне тоже не нравишься, шанс на нормальное образование. - Тошка спрыгнула с края ступы, облизнула лапу и начала умываться.
  Это она все обижалась за "кошку с помойки". Застарелый конфликт. Но что Маркарет в фамильяре ценила - конфликт никак не мешал их работе. Главное, что Тошка ступу пригнала, а так пусть ругается. Заслужила.
  - Меня, кстати, просили передать кое-что, - сказала Тошка, брезгливо приподняв лапу в белом чулочке, - э-э-мряу... волшебные купеческие слова, о! "Процедура банкротства - долги с плеч".
  Она склонила серую голову. Мастью она для кошки-фамильяра не вышла, дымчато-серая с белыми чулочками и воротничком, а вот мозгов у нее было даже слишком много. Маркарет, к стыду своему, не всегда ее понимала.
  - Ты не торопись, - Маркарет попыталась скрыть замешательство, - зайди, Элика молока нальет. Травы будут к вечеру, тебе скажут, куда лететь.
  - Нельзя взрослым кошкам молока, когда ж вы запомните... - буркнула кошка, и прошествовала ко входу во двор, чуть задев по ногам пушистым боком. - Главное, сама не пьет, а мне вечно...
  Конец ворчливой тирады затерялся где-то в гуле гостей. Маркарет поманила парнишку рукой.
  - Ступу видишь? Как тебя, кстати?
  - Динек...
  - Динек... В общем, убери куда-нибудь с глаз долой, - Маркарет сунула парнишке медную монету.
  - А как тайе кошка ее найдет? - помявшись, спросил мальчишка.
  - А нос ей на что? В общем, давай, сам разберешься. Не бойся, ступа не конь, не лягается.
  Судя по недоверчивому взгляду Динека, слова Маркарет его не особо-то убедили. Зато от самой Маркарет он вроде бы шарахаться перестал, уже неплохо. А что к ступе подкрадывается... Привыкнет.
  Маркарет решительно вошла в зал, села за столик в углу, вскинула руку, подзывая Элику - та подошла с кувшином прохладного морса и кружкой.
  - А правда, что вы иллюстрировали "Любовь в геенне"? - шепотом спросила она, подсаживаясь на скамейку рядом.
  И хихикнула.
  Читала, явно читала.
  Маркарет неловко потерла шею. Она не была к такому готова.
  Было что-то между облегчением и желанием спрятаться под стол. Какое-то такое чувство. Маркарет не могла определить его точнее.
  - Кто сказал?
  - Тайе Тошка, когда я ей колбасы выносила. Она у меня книжку увидела, ну и... Уж очень вами гордится!
  - Сомневаюсь.
  - Тайе Тошка вас любит, - нахмурилась Элика, - и ни за что бы не сказала, если б кому-нибудь другому. А мне сказала, потому что знает, что я никому не скажу.
  - Еще бы, - вздохнула Маркарет, - если ты скажешь, отец узнает, что ты читаешь.
  - Про чистую и прекрасную любовь читаю! Ничего постыдного в таких книжках нет. - нахмурилась девушка. - А вы очень красиво иллюстрируете! И нечего стыдиться... И жечь не надо.
  - Это уже мне решать, - качнула головой Маркарет. - Это же мои работы. И у тебя останется книжка, любуйся себе.
  - Вы хотите бросить? Рисовать?
  Маркарет задумалась.
  - Да нет, просто буду делать это в свободное время.
  - Но вы же вечно то там, то сям, и что-нибудь делаете!
  Маркарет развела руками.
  - Взрослая жизнь, Элика. У тебя тоже скоро не останется времени на камешки.
  - Если у меня не останется времени на камни, я, наверное, помру, - надулась та.
  - Значит, ты найдешь время. Чтобы выжить. - Маркарет бросила взгляд в сторону входа, - ага, вот и мой работодатель. Элика, будь добра, чуть позже подойди принять заказ.
  Та кивнула, и проскользнула мимо нэя Якоса, смерив беднягу таким убийственным взглядом, что он бы несомненно испепелился прямо на месте - если бы заметил.
  - Давайте решим дело миром, - сказал нэй Якос, плюхаясь на скамью напротив Маркарет, и промакивая платочком вспотевшую лысину. - Дела у моего издательства сейчас не ахти, вы это знаете. Суда не переживем ни мы, ни ваша репутация.
  - Моя репутация сдохла в болоте вместе с моим первым боко. Когда я его не смогла убить, и он гнался за мной до деревни. - Маркарет поджала губы. - По крайней мере, так сдохла та репутация, которую я ценю. Потом сдох боко, и репутация воскресла.
  - Давайте без юношеской бравады? - скривился Якос.
  - Давайте. Но и без детских угроз. Предложение?
  - Половина. Вторая половина - в конце квартала.
  Кошка запрыгнула на колени, потерлась о руку, прошла по столу, прыгнула на плечо, махнув пушистым хвостом по носу.
  - Банкротитесь? - сварливо спросила она, плотно заякорившись у Маркарет на плече всеми двадцатью когтями.
  - Что?
  - Не обращайте внимания. Кошки не разговаривают.
  Тошка спрыгнула и растворилась куда-то в сторону кухни.
  - Простите, - привычно сказала Маркарет, - у моего фамильяра никаких манер.
  - Да, она могла бы хотя бы не поворачиваться ко мне задом во время разговора.
  - Кошки... Так что, и правда банкротитесь? И к кому мне прийти в конце квартала? С устной-то договоренностью?
  Якос положил на столешницу набитый монетами кошелек. Маркарет ослабила завязки. Медь, немного серебра.
  Мало. Слишком мало.
  За десяток цветных и под тридцать иллюстраций в графике, не говоря уж об оформлении буквиц, - позорно мало.
  - Это все, что я могу вам дать, - спокойно сказал он. - и никаких бумажек. Суд... Вы можете обратиться. Но там просто потреплют ваше имя. Вы ничего не сможете взыскать, и вы это знаете.
  - Наденете парик, наклеите усы, найметесь матросом и уплывете в Шень?
  - Нет, просто затяну тяжбу лет на десять. Обойдемся и без банкротства: дела пока позволяют сводить концы с концами.
  - Но не содержать иллюстратора.
  - Вы стали слишком дороги для малевательницы сисек.
  - Вы же не читали "Любовь в геенне", да? - невольно улыбнулась ситуации Маркарет. - Не то чтобы для нее мне пришлось рисовать... женскую грудь.
  Якос отмахнулся.
  - Плевать. Это все, что я могу вам предложить.
  - Вы же понимаете, что большая часть вашей клиентуры приходит именно за рисунком?
  - Вы довольно наивны, - нэй редактор причмокнул пухлыми губами, - впрочем, позволительно для дамы. Открою вам глаза: у моей клиентуры настолько богатая фантазия, что им вполне сгодится и тот парень, что рисует в местных уборных. Вам хотелось бы думать иначе, но я могу позволить себе потерять тот малый процент эстетов, которым не хватит перевернутой З чтобы представить себе... - он осекся и поправился вслед за Маркарет, - женскую грудь. Или мужскую задницу. Да, я читал "Любовь в геенне". - Якос развел руками, - должен же я знать, почему она так хорошо продается.
  - И почему же?
  - Свежий взгляд на вещи. - моментально ответил Якос с невиннейшим видом. - Литературное открытие. Новаторство.
  - Порнуха.
  - Совсем одичали в своих болотах. - нэй Якос осуждающе поцокал языком, - Какая порнуха? Это любовь.
  - Хорошая. Хорошая порнуха, - кивнула Маркарет, - крепко стоящая, я б сказала. На профессионализме, конечно.
  Нэй Якос разочарованно закатил глаза. Хлопнул себя по коленям: мол, сдается.
  - Как вам будет угодно. Вы примете отступные, или все-таки начнем долгую тяжбу?
  - Вы же знаете, кто мой двоюродный дядя? Я - Талавинне.
  Якос замялся на несколько секунд, но довольно быстро нашел, что ответить.
  - Если вы можете попросить у него протекцию в суде, почему бы вам не попросить у него денег? У него их куда больше, чем у скромного меня.
  - Вы запятнаете и его репутацию тоже. Не страшно?
  Нэй Якос добродушно рассмеялся, и шмякнул на стол еще два мешочка.
  - Последнее слово.
  - Тошка?
  - Он принес еще два, - мяукнули откуда-то из-под стола.
  Маркарет в такие моменты просто обожала свою кошку: на нее всегда можно было положиться.
  - Давайте. На том разойдемся.
  - Да подавитесь!..
  Когда он ушел, Тошка запрыгнула на стол.
  - Уверена? - спросила она, - Тут мало. Ты ведь можешь не только к Талавинне обратиться. Скажи Дезовски - и ему краски не продадут! У тебя есть связи, хозяйка. Все ведьмы сестры.
  Маркарет почесала Тошку за ухом, провела рукой вдоль спины. Тошка плюхнулась на спину, подставляя живот.
  - Я устала. Меня не в первый раз кидает редактор. И он же в итоге заплатил...
  - Не все. И если б не род, и того бы не получила. Разве так честно?
  - Но заплатил. Хоть что-то. Я устала.
  - И что?
  - Давно мечтала посмотреть, как оно будет гореть, - Маркарет почесала подставленную грудку, - ценнее денег.
  Тошка недовольно мявкнула и прикусила руку хозяйки зубами. Не больно - так, обозначила протест.
  Говорят, ведьма и фамильяр похожи друг на друга. Не обязательно как две капли воды: просто какая-то общая черта. С Тошкой Маркарет уже начала в этом сомневаться.
  А теперь, потирая укушенную руку, задумалась - может, вот оно?
  Им обоим достаточно лишь обозначить протест?
  Обозначить - и так становится чуточку легче...
  
  7.
  
  Трубка дымилась на поставленном на торец бревне.
  Маркарет откинула со лба выбившуюся из тугого узла прядь, покрепче ухватилась за лопату, и вонзила ее в твердую, ссохшуюся землю. Душная ночная жара, которую застоявшийся в сарае воздух делал еще невыносимее и будто плотнее, сделала ладони липкими, влажными, руки скользили по черенку. Запах полыни забивался в ноздри и, казалось, тек по спине с потом.
  Она копала уже пару часов: кости глубоко ушли в землю.
  Может, нэй Алассандр и вовсе указал неправильное место. Что ж, тогда ему не повезло: Маркарет не собиралась гасить трубку и переспрашивать.
  Наконец в куче земли что-то мелькнуло: Маркарет присела на корточки, просеяла землю меж пальцами. Челюсть. Нижняя.
  Неплохо. Пойдет.
  Она сунула ее в карман, взяла лопату и вышла из сарая, не оглядываясь.
  Хидакэ, спички или магия?
  В ночи громко орали сверчки и лягушки и плескалась о берег речка, мешая сосредоточиться.
  Маркарет начала разбрасывать вокруг сарая солому. Она не особо-то умела поджигать здания, но про солому где-то читала. К тому же внутри было полно дерева, холста и горючих красок - она надеялась, это поможет.
  Наверное, все-таки магия? Это позволит ей раскрыть свою индивидуальность.
  Она начала было формировать шар, но услышала чьи-то шаги на тропинке. Кто-то топал, как медведь, и шуршал камышами. Кто-то нес с собой фонарь: Маркарет издалека увидела теплый огонек горящей внутри свечи.
  Что же, тоже вариант. Почему бы не подождать?
  Это оказался священник. Тот самый, с усиками. Он крался по берегу, как будто за ним кто-то еще крался. Упырь, например. Позарился на девственные усики и преследовал.
  Не, хлипковат он был для священника, не дорос. Маркарет подумала и обозвала его про себя служкой. Он же обозвал ее Талавинне, хотя его никто не спрашивал?
  Служка все время оглядывался, как будто фонарь позволил бы ему разглядеть что-то в темноте.
  Маркарет затушила трубку и отступила к углу сарая, во тьму, растворившись на фоне серой стены в своем сером платье. Ей стало интересно.
  Нэй Алассандр ничего про служку не говорил. Хотя... мог и умолчать. Больно привычно служка крался и оглядывался.
  И конечно, умудрился споткнуться о брошенную лопату и грохнуть об землю фонарь. Лопата-то была новым элементом пейзажа. Лопаты он не ожидал.
  Огонек свечи трепыхнулся и погас.
  Маркарет надеялась, что свеча покатится и подожжет солому, но, видимо, ей этой ночью не особенно-то везло.
  Ночной сквознячок уже потихоньку развеивал запах полыни, и нэй Алассандр начинал подозрительно клубиться где-то у Маркарет за плечом: вот-вот и заговорить сможет. Надо будет сразу по возвращении в Академию попросить учителя научить рисовать эти его амулеты от злых духов, а то сколько можно, достал.
  Служка чиркнул спичкой, снова зажег фонарь и вошел в сарай озираясь, как будто кому-то за ним интересно было следить. Маркарет примерно предполагала, зачем юноше, скорее всего всю жизнь проведшему в воздержании, может понадобиться в ночи прокрадываться в сарай с ее картинками, и не хотела ни подтверждать эту догадку, ни опровергать, поэтому все-таки зажгла светляк, повесила его над правым плечом и поспешно заглянула внутрь сарая, громко при этом закалявшись.
  К чести служки, он даже не вскрикнул, когда увидел ее зеленоватое из-за бледного освещения светляка лицо. Он просто сказал:
  - Ой.
  - Ага. Брысь.
  Он послушно вышел.
  - Это мой сарай, кстати, - сказала Маркарет.
  Было как-то неловко.
  - Ага. И картины?..
  - Мои. Я сожгу, ты не против? - она попыталась забрать у него фонарь.
  Бог послал ей свечу как выход из затруднительной ситуации. Идеальное решение. В чем-то даже символичное, огонь-то в итоге выходил священный. Ну, она так этот знак поняла. А вот служка явно не был согласен, и в фонарь вцепился, как мать в младенца.
  - У-у, - отрицательно помотал головой он, - нет.
  - Поганая ведьма хочет сжечь свои поганые картинки! Чего тебя не устраивает?
  - А я? Мне они нравятся, - как-то очень искренне ответил служка.
  - А тебя это не касается.
  - Но мне они нравятся!
  - Но они мои!
  - Но мне нравятся! - служка дернул фонарь, - Я их нашел! На них не написано!
  - Написано! - взвизгнула Маркарет, забывшись, - В уголке написано!
  - Докажи!
  Учитель Ша много раз говорил Маркарет, что не следует применять боевые искусства на обычных людях. Большая сила - большая ответственность; не рассчитаешь удар, можешь и убить.
  Но Маркарет вдруг стало совершенно не важно, убьет она этого придурка или нет; в крови разливалось бешеное, бушующее пламя, ее затрясло; важнее всего на свете стало выбить из него эту визгливую манеру требовать доказательств и объяснений, на которые он не имеет права.
  Но она не применила боевых искусств. Она просто, по-уличному и размашисто дала ему в морду, - фонарь покатился по тропинке в сторону сарая, - а потом вцепилась в волосы.
  А он вцепился в ее, что он еще мог сделать, хлюпик, которого никогда не учили драться?
  Солома затлела, а они покатились по земле, и Маркарет легко оказалась сверху; когда она в первый раз ударила его головой о землю, сарай вспыхнул, во второй она ссадила ему кожу на виске, а в третий не вышло - он укусил ее за руку, и она отскочила, до глубины души оскорбленная.
  Да как он смел?
  Больно!
  И замерла, глядя на пожар и машинально баюкая укушенную ладонь.
  - Сволочь, - тихо сказала она и вдруг поняла, что плачет.
  - Ты же сама!.. - обиженно сказал служка, потирая затылок, - Ты мне клок волос выдрала, стерва поганая!
  - Ведьма, - на автомате поправила Маркарет.
  Служка бросил оценивающий взгляд в сторону реки, и начал было стаскивать с себя верхнюю часть одеяния. Мочить, кутаться, нестись спасать... интересно, которую?
  - Не смей, - сказала Маркарет, - пусть горит.
  - Красиво же, - пробормотал служка.
  - Знаю, что красиво. На самом деле мне нравилось рисовать.
  - Это было видно, - рьяно поддакнул тот, - очень любовно у тебя вышло. Горячо. Страстно!
  - Купил бы книжку.
  - Я такое не читаю.
  - Только смотришь?
  - Случайно нашел. Шел-шел, нашел.
  Маркарет обернулась на нэя Алассандра, тот замерцал в смущении:
  - Ну жалко ж было парня! - и растворился в сумраке.
  Маркарет сплюнула и побрела подобрать мешок и лопату. Потом, вдоль берега - в "Трилистник". Помыться и спать.
  Она мечтала об... позднем ужине? Раннем завтраке? Еда - она всегда рядом, всегда надежная, лучшее утешение, лучший способ почувствовать себя живой.
  - Подожди! - служка догнал ее. - Да стой же ты! Ты зачем это сделала? Ты могла потушить! Я бы потушил! Почему не дала?
  - Почему нет? - спросила Маркарет, глядя в его чумазое лицо. - Это было мое право.
  - Но многим же нравилось!
  - А это - не моя забота.
  - Поганая ведьма-порнушница! - брякнул служка тоскливо и злобно.
  - А кто б тебе еще такое нарисовал? - хмыкнула Маркарет. - Что есть - то есть.
  Она оставляла за спиной пепел, в котором было очень много ее самой, и сейчас ей было чуть-чуть легче, как будто она сбросила и сожгла старую лягушачью шкурку. А завтра будет больно, а послезавтра она забудет и станет приличной ведьмой-талавинне с солидной репутацией.
  Маркарет почесала щеку, оттирая золу.
  Кому она врет?
  Послепослезавтра она забудет, как это больно, и нарисует что-нибудь новое.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"