Колонну немецких грузовиков "Бюссинг" с бойцами штрафной роты Западного Фронта остановили перед шлагбаумом блокпоста, устроенного заградотрядом НКВД и расположенном чуть ли не на самом въезде в столицу. Затем капитана Любимова, вежливо попросили, грузовики с бойцами с проезжей дороги отогнать на специально отведенную для досмотра автоколонн площадку, которая находилась в метрах ста от шоссе. Площадка со всех была сторон окружена высочайшим забором, через который было невозможно увидеть то, что происходило за его пределами.
Как только грузовики оказалась за забором, то лица бывших штрафников мгновенно потускнели. Они перестали улыбаться, разговаривать и перешучиваться между собой. Штрафники замерли в ожидании того, что же с ними будет далее происходить. Уж очень этот забор напоминал им заборы спецлагерей недавних бесправных времен, только вокруг этого забора не было вышек с вертухаями и пулеметами. В те времена они были доходягами лагерниками, когда у них не было свободы и помимо отбывания наказания на свежей таежной природе в лагерях, им ничего более не грозило. Сейчас же по лицам этих бойцов можно было бы понять, что они ожидали несколько иного приема или встречи в столице своей великой родины.
Две недели боев с гитлеровцами во многом изменили их внутренний мир и их понимание сегодняшней ситуации, когда отечество сражалось не на жизнь, а на смерть с врагом, к этому времени покорившему все страны Европы. Даже оставаясь в положении штрафников, именно таким образом бойцы штрафной роты сегодня понимали свое положение в армии и в обществе, они все же не рассматривали самих себя каким-то там уркаганами или репрессированными людьми. За время боев с немцами, бойцы роты сумели превратиться в опытных и много повоевавших красноармейцев, которые сохранили способность сплачивать и давать отпор любому врагу.
Бойцы сидели на лавках в кузовах немецких грузовиков, с тоской посматривая по сторонам. Ротные командиры во главе с капитаном Любимовым бродили между этими грузовиками, перебрасываясь между собой и бойцами отдельными и ничего не значащими словами. Эти командиры так же, как и их бойцы, не понимали, что сейчас с ними происходит, почему их грузовики загнали на эту площадку?
Вскоре на этой же площадке появилась еще одна группа командиров, которые были в синей форме войск НКВД. Они повели себя так, как от них ожидали. Прежде всего, эти командиры заинтересовались немецкими грузовиками "Бюссинг". Они начали бродить между грузовиками, с любопытством заглядывая в кабины водителей. С видом профессионалов своими ногами, обутыми в нагуталиненные сапоги, постукивали по шинам колес. Изредка поднимались на колесо и заглядывали в кузов какого-либо грузовика.
В такие моменты энкеведешники внимательно всматривались в застывшие лица бойцов штрафной роты. Эти бойцы старались всячески избегать встречных взглядов этих энкеведешников. Чаще всего, чтобы не встретиться глазами с этими командирами, бойцы опускали к полу свои глаза и крепко, до белизны, в руках сжимали свои винтовки, карабины и пулеметы.
Осмотрев все колонну, командиры энкеведешники собрались в небольшую кучку и о чем-то пошушукались. Затем из этой группы выделился майор НКВД, который к тому же, видимо, возглавлял эту группу, глазами он отыскал капитана Любимова и, расправив гимнастерку по поясным ремнем, решительно направился к капитану. В этот момент Артур Любимов беседовал с сержантом Алексеем Молоковым, его начштабом роты. Майор НКВД ловко и браво козырнул капитану Любимову и представился:
- Позвольте представиться, товарищ капитан, майор госбезопасности Николай Огурцов. Довожу до вашего сведения, что моей группе командиров НКВД поручена встреча и проводы до Москвы вашей роты. До особого распоряжения ваша рота будет располагаться в Покровских казармах города Москвы. В этой связи Лаврентий Павлович обратился к вам, товарищ капитан, с личной просьбой. Нарком полагает, что с тем, чтобы немецкими грузовиками не пугать москвичей, вашей роте следует пешим порядком добираться до Москвы и таким же порядком пройтись по московским улицам. Сейчас бойцам вашей роты подвезут горячий ужин и хорошо накормят перед дорогой. После ужина им будет полезно пройтись по вечернему холодку. Лаврентий Павлович лично обращается к вам и просит о том, чтобы красноармейцы роты свое оружие оставили бы в грузовиках, так как оно им больше не понадобится.
Артур Любимов на долю секунду задумался, столь неожиданные просьбы энкеведешного майора производили большое впечатление. Выясняется, что высшее руководство НКВД в полной мере не доверяет даже своим особо доверенным лицам. Не зря же в народе говорят, что "горбатого могила исправит". Артур посмотрел в глаза начальнику штаба роты сержанту Молокову, который в этот момент, вероятно, тоже размышлял о могиле и о горбуне. Тот только улыбнулся ему в ответ, утвердительно кивая головой.
Тогда капитан Любимов подтянулся, пальцами рук провел, как его гимнастерка заправлена под армейский ремень. Затем бодрым строевым шагом он вышел вперед и остановился перед грузовиками, чтобы громким и протяжным голосом скомандовать:
- Внимание бойцам бывшей штрафной роты! Вы должны покинуть кузова грузовиков, а оружие оставить на своих местах в грузовиках! Для вашей информации, товарищи красноармейцы, сообщаю вам о том, что в ближайшее время вас покормят горячим ужином. Затем рота в полном составе и пешим порядком отправится в Москву, где мы должны остановиться в Псковских казармах. Там нашу роту расформируют, а вас, товарищи красноармейцы, распределят по другим частям и подразделениям Красной Армии. А сейчас приказываю, бойцам роты покинуть грузовики...
Бойцы один за другим, словно горох, посыпались из грузовиков на землю. Когда последние бойцы роты, это были шоферы, покинули кабины своих "Бюссингов", то их места тут же занимали другие бойцы. Это были ладно скроенные парни в повседневной форме рядовых красноармейцев. Никто ранее этих парней и в глаза не видел, но, видимо, это были водители, прибывшие вместе с группой командиров НКВД.
Через минуту и чуть ли не одновременно завелись двигатели немецких грузовиков. Немецкие грузовики "Бюссинги" один за другим трогались с места, чтобы тут же покинуть площадку с высоким забором, выезжая в раскрытые ворота. Когда последний "Бюссинг" проследовал через створ этих ворот, то они немедленно снова затворились. Еще некоторое время бойцы и командиры бывшей штрафной роты могли слышать гул работающих двигателей удаляющихся о дороге "Бюссингов". Но вскоре и эти звуки растворились в тишине наступающего августовского позднего вечера.
Без грузовиков и без оружия красноармейцы почувствовали себя совсем неуютно на этого огороженной со всех сторон площадке. К тому же она имела большой площадь, рота красноармейцев на ней чувствовала себя чрезвычайно вольготно. Когда энкеведешники угнали немецкие грузовики, то ее территория еще более увеличилась, но на этой территории оказалось невозможным найти хотя бы один стул или лавку, на которых можно было по-человечески посидеть и отдохнуть.
Бойцы и командиры роты оказались предоставлены самим себе, чтобы на этой площадке устроиться с удобством. Дальний угол, по армейской привычке, отвели для оправления нужд человеческого организма, а сами красноармейцы группками распределились вдоль забора там, где еще пробивалась поросль зеленой травы. Красноармеец РККА никогда не отличался особым чистоплюйством или армейским аристократизмом, он обладал редчайшей способностью микроорганизма, везде и повсюду приспосабливаться, чтобы выживать в любых условиях.
Артур Любимов, вместе с капитаном Евлампиевым, лейтенантами Гавриловым, Немчиновым и начштаба Молоковым, устроился на траве в одном из солнечных уголков забора. Сложив руки на своем затылке, капитан лежал на траве и, прищурив глаза, всматривался в синюю бездонность летнего неба. В этот момент капитан Любимов вспоминал свою первую любовь и свою первую женщину, лейтенанта медицинской службы Дарьюшку.
Когда рота покидала город Холм, то она внезапно пропала!
Никто не видел, что с этой девчонкой случилось, куда и как фельдшер роты могла пропасть? Артур думал о том, что жизнь его Дарьи можно было описать очень простыми словами. Жила-была красивая девчонка, которую звали Дарья. После окончания медицинского института она получила звание "лейтенант медицинской службы" и тогда началась война. Эта шаловливая девчонка оказалась хорошим фельдшером, которая во время боев лазала по окопам и спасала жизнь раненым красноармейцам. Однажды ее встретил и полюбил молодой парень инопланетянин, который имел простое русское имя, Артур Любимов. Но этой девчонке и этому парню любовь так и не задалась, вмешалась война и развела их друг от друга.
Ожидание развития дальнейших событий оказалось делом нудным и тоскливым. От мыслей о своей Дарье капитан Любимов незаметно перешел к мыслям о погибших бойцах его роты. Он почему-то верил в то, что его рота не понесла бы таких больших потерь, если бы не предательство младшего лейтенанта Добродеева. Он тоже бесследно исчез. Чуть ли не в последнюю минуту боя за город Холм, Артур вспомнил о существовании предателя и своему вестовому Боре Нефедову приказал, доставить к нему предателя бывшего младшего лейтенанта Добродеева. Артур специально предупредил Бориса Нефедова, своего вестового, о том, чтобы он был очень осторожным и близко не подходил бы к человеку-предателю, настолько коварным и подлым тот был. Но, видимо, Боря Нефедов чего-то не учел или не обратил должного внимания на предупреждение своего командира, он ушел и вовремя не вернулся.
Когда бойцы штрафной роты занимали места в грузовиках, рота почти уже была готова покинуть Холм, то Боря Нефедов все еще не возвращался со своего задания. Тогда Артур вскочил на трофейный мотоцикл, чтобы на скорости смотаться в расположение третьего взвода, где в одном из взводных блиндажей взаперти содержали Добродеева. Там на пороге блиндажа, он и нашел труп Нефедова, из спины которого торчал штык от его же винтовки СВТ40. При виде подобного святотатства Артура обуяла жажда мести, желание найти и убить этого гада-предателя, который поднял руку и убил совершенно невинного и молодого парня. Он обегал кругом все ближайшие городские улицы и переулки в поисках младшего лейтенанта, убийцы. Но так никого не нашел и ничего не увидел. Капитану Любимову пришлось и самому на мотоцикле удирать из города Холма, на улицах которого появились немецкие мотоциклисты-разведчики, которые и обстреляли из пулеметов одинокого мотоциклиста красноармейца.
Эти грустные воспитания капитана были внезапно прерваны приближающимся шумом двигателей нескольких машин. Снова распахнулись ворота, на площадку въехали и сразу же затормозили две полуторки, одна из которых тащила на прицепе армейскую походную кухню. В роту прибыла походно-полевая кухня, персонал которой состоял из одних только женщин.
Не прошло и мгновения, как командование ротой перешло в нежные женские руки. Женщины тут же заставили красноармейцев таскать и расставлять на площадке раскладные столы и стулья, за которыми могли бы одновременно поужинать почти триста человек. Вся эта, казалось бы, нелегкая работа проделывалась легко и быстро с шуточками и прибауточками.
Вскоре к шеф-повару, молодой девчонке лет двадцати пяти, начала выстраиваться очередь проголодавшихся молодых парней. Парни шутили, смеялись и говорили девчонке тысячи комплиментов. Вблизи этой девчонки они превращались прямо-таки в уголовников с сексуальными наклонностями. Правда, ничего лишнего они себе не позволяли. Раздатчицы походно-полевой кухни работали столь быстро и сноровисто, что очень скоро очередь сексуально настроенных уркаганов быстро разошлась. Вскоре все бойцы роты чинными рядами сидели за столами и, с видимым аппетитом и невиданной скоростью, работали своими ложками, поглощая вкуснейшийукраинский борщ со сметаной, чесноком и пампушками.
Также быстро, как и появилась, походно-полевая кухня свернулась - собрала свои столы и стулья и, забросив их в кузов полуторки, исчезла за воротами. Только приятная тяжесть в животе напоминала бойцам роты о желании еще немного отдохнуть и покемарить. Эта тяжесть в желудке напоминала о том, что бойцы роты только что хорошо и вкусно поужинали.
Через пару минут после ужина на площадке снова объявился майор госбезопасности Огурцов и вопросительно посмотрел на капитана Артура Любимова. Этим своим взглядом майор НКВД напоминал армейскому капитану о том, что штрафной роте пора отправляться в путь-дорогу на Москву. Тогда вперед уже выступил начальник штаба штрафной роты, сержант Алексей Молоков и протяжным голосом скомандовал:
- Рота в две шеренги становись!
Бойцы повскакали с травы, бегом начали выстраиваться в отделенные и взводные шеренги. Командиры отделений доложили взводному о наличии бойцов в строю, те в свою очередь рапортовали командиру роты, капитану Любимову, о том, что рота построена и готова к пешему переходу в Москву.
Артур Любимов прошелся вдоль строя своей роты, вглядываясь в лица ее бойцов. Сегодня в ротной шеренге он уже не встречал бойцов с туманными или отводящими в сторону глазами трусов, дезертиров и каких-либо других подлецов. Сейчас перед ними в шеренге замерли мужественные люди с ясным взором, в которых можно было прочитать, что эти люди многому научились и многое узнали. Главное, бойцы его роты теперь хорошо знали, что они не должны больше подчиняться чужой воле, что они должны сражаться до последней капли крови на поле боя. Бойцы его роты теперь хорошо знали, как постоять за себя и отстаять уважение к себе простых людей.
За спиной Любимова послышалось легкое покашливание, кто-то пытался привлечь к себе его внимание. Артур, на каблуках, резко развернулся, и оказался лицом к лицу с майором госбезопасности Огурцовым. Легким поднятием бровей, капитан Любимов как бы поинтересовался тем, почему командир НКВД его снова беспокоит? Одновременно глаза капитана наливались свинцом, этим он хотел показать, что ему не нравится столь частое обращение к нему командиров из НКВД. Ведь к этому времени его рота была уже построена и через пару минут пеше-походным порядком должна была отправиться в Москву?!
Майор госбезопасности Николай Огурцов подошел к Артуру Любимову и, склонившись к его уху, тихо прошептал:
- Товарищ капитан, в настоящий момент нарком внутренних дел, Лаврентий Павлович Берия, ожидает вас в своем рабочем кабинете Наркомата внутренних дел. Он хотел бы встретиться и обсудить с вами важный государственный вопрос. В этой связи, не могли бы вы оставить роту и поехать вместе со мной. Командование ротой можно было бы поручить, скажем, вашему капитану артиллеристу Евлампиеву. О своей роте и ее бойцах, товарищ капитан, можете не беспокоиться. На всем протяжении пути до Москвы ваша рота будет сопровождаться моими людьми. Они ее доведут непосредственно до ворот Покровских казарм и присмотрят за тем, чтобы во время перехода с бойцами роты ничего бы не случилось.
- 2 -
Усаживаясь на заднее сиденье легкового автомобиля, Артур Любимов своим внутренним чутьем сразу же догадался о том, что этот автомобиль не был советского производства. Уж больно роскошным оказался его внутренний салон, а сиденье - мягким и чрезвычайно комфортным. Майор госбезопасности Николай Огурцов, с видимым удовольствием, расположился на переднем пассажирском сиденье. Он дождался момента, когда Артур захлопнет свою заднюю автомобильную дверцу, чтобы вежливо, но лаконично бросить водителю наркомовского автомобиля:
- Наркомат внутренних дел, пожалуйста, товарищ водитель!
Автомобиль, мощно и коротко взрыкнув двигателем, легко и плавно тронулся с места. Пригородное московское шоссе было мощено крупным и неровным булыжником, поэтому водитель, сберегая автомобиль и его колеса, не стал сразу же набирать высокой скорости, а ехал, осторожно объезжая дорожные выбоины и канавы. Но и такая скорость легкового автомобиля превышала скорость движения одной из колонн военных грузовиков, которую они обогнали. Каких-либо других транспортных средств на этом шоссе не было видно.
В этот момент Артур Любимов сидел с закрытыми глазами, вспоминая тот вселенский бедлам, который стоял на шоссе Старая Русса - Великие Луки, когда ему вместе с ротными разведчиками пришлось отправляться на встречу с полковником Ивановым. В тот момент все смешалось на этом шоссе, мужчины и женщины, старики и дети, гражданские и красноармейцы. Все эти люди страшно кричали, смотрели в небо и кулаками зло и яростно махали на пикирующие вражеские бомбардировщики и штурмовики. От взрывающихся авиабомб люди на шоссе гибли десятками и сотнями, кровавые ручейки сливались в небольшие реки, а затем эти реки стекали в придорожные канавы. Особенно страшно и пугающе звучали сирены пикирующих бомбардировщиков "Юнкерс-87", которые одним своим появлением над дорогой сводили с ума бредущих по ней людей с котомками.
Когда капитан Любимов через мгновение снова открыл свои глаза, то в боковое автомобильное стекло он увидел одну только пыльную обочину Ленинградского шоссе, мощеная поверхность которого стремительно уносилась назад. А само шоссе, по-прежнему, продолжало оставаться пустынным, ни одного гражданского транспортного средства или бредущих по обочине беженцев не было видно. Может быть, это происходило из-за того, что уже была вторая половина дня, на пригород и на сам город вот-вот должна была опуститься вечерняя темнота.
Как только они миновали московский пригород Химки, а затем переехали через узкий железнодорожный мост через Москву-реку, то шины колес автомобиля тут же ласково зашуршали, на дороге появился асфальт. Ленинградское шоссе в пределах столицы было заасфальтировано одним из первых. Автомобиль сразу же и резко прибавил в скорости. За его окнами замелькали двух и трехэтажные городские дома. Эти дома вскоре сменились громадами жилых и служебных зданий, построенных в стиле буржуазного классицизма, который так уважал Иосиф Виссарионович Сталин.
Сменилась атмосфера и воздух, Артур Любимов сразу же ощутил, что вернулся домой, в свою родную Москву. Один год учебы на факультете журналистики Московского государственного университета сделал его настоящим москвичом. За год учебы он многое узнал о столице и ее жителях, москвичах. Он подружился с Жорой Жуковым, Николаем Погодиным, Катенькой Воробьевой и с профессором Александр Николаевичем Воробьевым. В этот же момент сознание и память капитана Любимова категорически отказывались вспоминать его арест и пребывание во внутренней тюрьме Наркомата внутренних дел СССР.
Слева и справа мелькнуло Бульварное кольцо, автомобиль на скорости проехал площадь Пушкина. Вскоре, в самом начале улицы Горького последовал поворот налево, и вот перед ними во всей красоте возникла площадь Дзержинского. Затем перед его глазами появились мощные дубовые двери, которые собственными руками открыл майор госбезопасности Огурцов. Майор, не оглядываясь на Любимова, прошел внутрь здания.
Старшина, стоявший на часах при входе в подъезд, был в аккуратно отглаженной синей командирской гимнастерке и с фуражкой на голове. Он тщательно проверил командирские удостоверения капитана и майора. Затем взял трубку и позвонил по какому-то внутреннему номеру телефона. Повернувшись к командирам спиной, старшина что-то очень тихо произнес в телефонную трубку. Затем он снова повернулся лицом к ожидавшим его командирам, вежливо им козырнул и, махнув рукой по направлению к ближайшей стене, попросил:
- Товарищи командиры, прошу отойти в сторону и немного подождать. Скоро за вами придут!
Ждать действительно долго не пришлось, скоро открылась дверь, ведущая в наркомат, а в ее проеме показался человек, грузинского происхождения. На нем был одет отлично пошитый и ладно сидящий гражданский костюм. Грузин-красавец правой рукой попридержал дверь и гостеприимным голосом с густым грузинским акцентом произнес:
- Товарищи командиры, прошу проходить и следовать за мной!
По лестнице все трое поднимались быстрым шагом.
Единым махом тройка взбежала на четвертый этаж здания наркомата, при этом грузинский красавец не задохнулся и ни капельки не запыхался. Он даже находил время от времени с удивлением поглядывать на обоих командиров, типа, мол, как это у этих парней получается пробежка по лестничным пролетам?! Артур Любимов в свое время мог единым махом и бегом подниматься до десятого этажа любого здания, а вот майора госбезопасности Огурцова спокойная служба в столице подвела, к четвертому этажу он слегка запыхался.
Пройдя короткий коридор, группа командиров оказалась в громадной приемной, за столами которой сидели величественные женщины секретари, а также крутились, занимаясь своими делами, несколько командиров в синей форме НКВД. Майор Огурцов и капитан Любимов замерли по стойке смирно, сделав всего несколько шагов по красной ковровой дорожке. А сопровождавший их грузинский красавец тут же нырнул за двустворчатую дверь, расположенную чуть левей от входа. На минуту в приемной наркома внутренних дел воцарилась тишина, женщины секретари и командиры НКВД с любопытством рассматривали только что вошедших командиров в приемную наркома.
Пауза в работе приемной наркома продолжалась очень недолго, раскрылась двустворчатая дверь, и грузинский красавец недвусмысленным жестом руки показал капитану Любимову, чтобы он проходил в кабинет. Переступая, вдруг почему-то отказавшими сгибаться в коленях, ногами, капитан Любимов, ориентируясь только по красному цвету дорожки, прошел в кабинет наркома внутренних дел СССР. Он так и не заметил, как переступил порог кабинета столь высокого начальства. Только Артур внезапно почувствовал, что пространство впереди позволяет ему сделать еще только два шага, после чего ему следует остановиться и поднять голову. Артур так и поступил, он сделал еще два шага вперед, остановился и только затем поднял голову. Далеко впереди виднелся письменный стол, за которым сидел человек в очках и что-то писал на лежащем перед ним листке бумаги.
В отличие от приемной, кабинет наркома не подавлял человека своей несуразной огромностью, он был большим, но в меру. И в нем имелось столько мебели, сколько было необходимо человеку для работы. Длинный стол для совещаний, небольшой стол на шесть человек для чаепития и приватных бесед, и большой хороший письменный стол для работы над документами. Артур Любимов немного растерялся, он полагал, что хозяин кабинета выйдет из-за стола и пойдет ему навстречу, чтобы пожать руку. Но владелец кабинета продолжал сидеть за письменным столом, не отрывая головы от стола, он продолжал писать. Тонкий скрип перьевой ручки, скребущий по бумаге, достигал ушей Любимова.
Скрип пера затих и тут же послышался спокойный и мягкий голос Лаврентия Павловича:
- Так и будешь стоять столбом, капитан, у порога и ожидать, когда тебя пригласят к столу? Вообще-то я не таким тебя представлял, путешественник по мирам, Артур Любимов!
Когда Артур слышал голос этого человека, то сразу обратил внимания на его какой-то странный и не так уж ярко выраженный "грузинский" акцент. Тут он вспомнил, что перед ним мингрел, а не грузин и все сразу же стало на свои места. А голос Берии убаюкивал и обволакивал, заставлял внимательно прислушиваться к каждому его слову.
- Ты оказался удивительно способным юношей, мы за тобой наблюдаем вот уже почти целый год, а ты только начинаешь раскрывать перед нами свои таланты. В течение нескольких месяцев от простого мальчишки пройти путь до опытного бойца, воина?! Этого не каждый взрослый мужчина сумел бы сделать, а ты Артур из простого сержанта стал настоящим боевым капитаном. Если бы не ты и не твоя рота штрафников, то сейчас 22-я армия вместе со своим командующим Филиппом Ершаковым куковала бы в окружение за Холмом. Честно говоря, я не ожидал, что штрафники в столь короткое время сумеют переподковаться и стать настоящими людьми и красноармейцами. Но, прежде, честь и хвала их ротному командиру, которому удалось в этих уголовниках пробудить здоровый и здравый дух советского гражданина.
Лаврентий Павлович поднялся из-за стола и неторопливо направился к Артуру Любимову, застывшему столбом у порога кабинета. Подойдя чуть ли не вплотную к молодому человеку, нарком слегка приподнял голову, на полголовы нарком был ниже капитана, и принялся внимательно его разглядывать. Каких-либо особых мыслей в тот момент у Артура Любимова в голове не было. Он так много слышал плохого об этом человеке, отправившим на тот свет миллионы простых советских людей, что сейчас ему было попросту страшно находиться в его присутствии, этакого человека каннибала
Игра взглядов продолжалась недолго, Лаврентий Павлович аккуратненько поправил свой гражданский пиджачок, а затем решительно протянул ему свою руку.
Рукопожатие оказалось по-мужски крепким и коротким!
- Ну, вот, кажется, и познакомились. Все-таки нормальные люди должны общаться с глаза на глаз, а не вести замогильные переговоры через посредство астрального мира... .
- Мы тогда с вами в больнице вели виртуально-мысленное общение...
- Что ты сказал?
- В больнице я с вами разговаривал через посредство передачи мысленных образов. И вы, товарищ нарком, оказались весьма способный учеником в этой области.
- Способным, говоришь, учеником? Ну, это мы еще посмотрим?! А ты, между прочим, не умеешь ли читать мысли других людей?
- Если вы, Лаврентий Павлович, имеете в виду, могу ли я вторгаться в деятельность разума другого человека, с целью выяснения мыслей, глубоко запрятанных от других людей. То смею заверить вас в том, что таких людей не существует и в природе, никому не дано, даже нашему творцу, знать о том, что думает о нем другой человек.
- Да, Вольф Мессинг нам об этом неоднократно говорил. Между прочим, а ты о нем слышал и не встречался ли с этим провидцем?
- Никак нет, товарищ нарком.
- Ну, да ладно, время нас поджимает. Нам пора собираться и отправляться в Кремль. Иосиф Виссарионович хочет на тебя посмотреть и парой слов с тобой переброситься. Ты уж меня не подкачай, молодой человек, мне столько пришлось доказывать необходимость твоего существования?! Наш хозяин, человек строгих правил, а главное не терпит, когда ему говорят неправду!
Лаврентий Павлович вернулся за свой письменный стол, собрал бумаги аккуратной стопочкой и убрал их в большой многотонный сейф, вмурованный в стену за его спиной. Прежде чем, подняться на ноги нарком внимательно осмотрел поверхность стола, переговорил по телефону, вызывая машину к подъезду. Затем удовлетворенно хлопнул ладонью по столу и поднялся на ноги, готовый отправляться в дорогу.
За спиной капитана Любимова едва слышно скрипнула открываемая дверь, в кабинете появились четыре красавца мужчины восточной национальности с большими черными усами под крючковатыми носами. Они встали рядом, но чуть в стороне от капитана Любимова, ни в коем случае себя с ним не ассоциируя. Нарком внутренних дел тут же зашагал навстречу этой четверке усачей по красной ковровой дорожке. Получилось так, что Лаврентий Павлович прошел точно по центру между ними, четыре его охранника тут же взяли его в окружение. Капитану Любимову пришлось идти сзади всего этого эскорта, но он не испытал ни малейшей обиды или сожаления по поводу того, что не шел по обок с наркомом внутренних дел.
В приемной майора госбезопасности Огурцова уже не оказалось. На первый этаж группа эскорта, состоящая из наркома Берии, капитана Любимов и усачей охранников, спустилась на лифте. Причем, для этого никому из членов группы не пришлось покидать наркомовской приемной, в одной из ее стен оказалась дополнительная дверь, через которую все сразу же вышли к лифту с открытыми дверями. Лифт медленно проезжал этаж за этажом, а Артур все это время не отрывал глаз от декора внутреннего салона этого старинного лифта. Стенные зеркала отражали яркий свет самой настоящей люстры, висевшей под потолком, а три стены лифта были украшены плюшевыми и тоже ярко красного цвета диванами. Любимову вдруг захотелось немного напроказничать и на виду у всех посидеть на плюшевом диване, но он не успел этого сделать, лифт достиг первого этажа. Двери лифта раздвинулись, и все пассажиры вышли в небольшую комнатенку, а затем через дверь прошли прямо за спину старшине, застывшему по стойке смирно с ладонью, приложенную к козырьку фуражки.
На улице давно стемнело, но из-за войны не горел ни один уличный фонарный столб, ни одна лампа. Даже в вестибюле здания наркомата имелось специальное синее освещение, чтобы случайно через открытую дверь свет из подъезда не вырвался бы на улицу. Никто не должен знать, что через эту дверь выходит нарком внутренних дел. Несколько дней назад две тысячи вражеских бомбардировщиков бомбили столицу, она тогда понесла тяжелые потери. Поэтому сегодня меры светомаскировки были драконовскими. С наступлением темноты миллионы жителей города внимательно отслеживали то, как затемнены окна государственных и жилых зданий Москвы. Окна были закрыты темными портьерами так, чтобы ни один луч света не прорвался бы наружу. Автомобиль наркома стоял всего в нескольких шагах от подъезда здания НКВД.
- 3 -
Поездка в Кремль получилась стремительно-короткой, не успели они отъехать от здания на Дзержинской площади, как уже въезжали в ворота Спасской башни Московского Кремля. Артур Любимов предположил, что это была именно Спасская башня, в основном полагаясь на свое внутреннее наитие.
В городе бывало настолько темно, что иногда на улицах было трудно что-либо вообще рассмотреть. К тому же сегодня на ночном столичном небосклоне не было видно красавицы и одновременно предательницы Луны. Ночной небосклон был затянут тяжелыми тучевыми облаками. Водитель автомобиля, видимо, так много раз совершал поездки по этому маршруту, что ориентировался, совершенно не включая фары, затянутые синей бумагой для подсветки дороги.
Проехав Спасскую башню и вильнув пару раз, водитель вскоре остановил автомобиль у какого-то маленького подъезда со стеклянными входными дверьми. Лаврентий Павлович сам открыл дверцу авто, его охрана ехала во втором автомобиле, и вышел наружу. Он подождал немного, чтобы Любимов, сидевший на переднем сиденье, мог бы к нему присоединиться, и они вдвоем прошли в двери стеклянного подъезда. Несколько шагов и внезапно появившийся свет так резко и болезненно ударил в глаза Берии и Любимову, что им пришлось на некоторое время зажмуриться.
В этом подъезде документы у них обоих проверял командир в звании "майор". Ему потребовалась доля секунды на то, чтобы, взглянув на удостоверение наркома внутренних дел, согласно кивнуть головой и его вернуть Лаврентию Павловичу. Но на изучение командирского удостоверения капитана Любимова майор потратил не менее трех минут, он тщательно рассмотрел фотографию и чуть ли не пальцами ощупал каждую его страничку. Все это время Лаврентий Павлович простоял в стороне, терпеливо и безропотно ожидая окончания проверки документов Любимова, не выказывая при этом какого-либо нетерпения или претензий к работе майора. Майор вернул удостоверение личности Любимову, сказав, что он может проходить.
Они вдвоем с наркомом по лестнице поднялись на второй этаж, чтобы затем долго идти по длинному и мрачному кремлевскому коридору. Только один раз в этом коридоре им повстречалась молодая женщина, которая куда-то спешила. Она пронеслась мимо них, даже не оторвав взгляда глаз от пола коридора. В этот момент Артур подумал о том, что стены коридора были специально покрашены именно в такой суровый цвет, чтобы люди не думали о своем личном, а думали только о государственных делах.
В какой-то момент они остановились перед невзрачной дверью, которая ничем не отличалась от других дверей этого мрачного коридора. На двери не было никаких надписей, а имелся один лишь порядковый номер. Лаврентий Павлович уверенно взялся за ручку, ее повернул и они оказались в приемной, размеры которой поражали своими размерами. Артур Любимов успел только заметить, как за тремя письменными столами работали секретари, а пара человек с папками в руках сидели на стульях в правом углу, видимо, чего-то ожидая. В этот момент перед ними оказался коренастый, невысокого роста и совершенно лысый человек. Он широко улыбался, но его глазами при этом оставались холодно-ледяными и невозмутимыми. Послышался несколько хрипловатый голос этого лысого человека:
- Лаврентий Павлович, вы, как всегда, вовремя! Он уже вас ждет!
Не ожидая ответа наркома, человек развернулся и зашагал к другой двери, находившейся в противоположной стене. На секунду лысый человек задержался перед двухстворчатой дверью, затем взялся за обе ее ручки и широко распахнул дверь перед гостями. Проделал он это с некоторой небрежной ловкостью и профессионализмом царского камергера. По всему чувствовалось немалые годы тренировки и работы в этом направлении. Но комната, порог которой Артур вместе с Лаврентием Павловичем перешагнул, оказалась не сталинским кабинетом, а кабинетом охраны. За столом сидел генерал Власик и хмуро смотрел на входящих. Его губы зашевелились и сложились в нечто похожее на улыбку, когда он узнал наркома внутренних дел. Всесильный нарком и всесильный сталинский охранник явно не любили друг друга, только и смог отметить капитан Любимов. В это время он вместе с наркомом внутренних дел уже проходил в другой кабинет.
Первое на что Артур Любимов обратил внимание, перешагнув порог этого кабинета, так это было то, что он своей площадью был значительно меньше приемной, да и к тому он имел ярко выраженный жилой вид. Словно в нем временами не работал, а постоянно проживал какой-то человек.
Затем Артур был вынужден прекратить осмотр и изучение кабинета великого вождя советского народа, так как Иосиф Виссарионович Сталин уже стоял перед ним. Он был невысокого роста, слегка рыжеволосым человеком, на плечах которого был серый китель френч, а также брюки, заправленные в голенища юфтевых сапогов. Одним словом полная смесь цивильной и военной одежды. Иосиф Виссарионович пожал руку Лаврентию Павловичу и добродушно похлопал его по плечу. Затем он подошел к Артуру и пару минут разглядывал молодого командира РККА. Иосиф Виссарионович вдруг радостно улыбнулся и радушно протянул капитану руку. Рукопожатие получилось крепким, дружеским и долгим.
Затем хозяин кабинета сделал шаг назад и, еще раз осмотрев юношу в полевой армейской форме, широким гостеприимным жестом пригласил Лаврентия Берия и Артура Любимова устраиваться за длинным столом для совещаний. Лаврентий Павлович уверенно прошел в начало стола и сел на стул по правую сторону от Иосифа Сталина. Артуру Любимову пришлось садиться спиной к окну, по левую сторону от вождя. Иосиф Виссарионович сел в кресло, стоявшее посредине и во главе всего этого стола, он комфортно откинулся на спинку кресла и весело сказал:
- Ну, что, Лаврентий, может быть, дадим слово молодым. Попросим нашего несколько необычного гостя рассказать о том, как оно там на фронте. Почему мы отступаем, и почему наши красноармейцы сотнями тысяч сдаются в плен врагу? Давайте, товарищ капитан, начинайте рассказывать, а мы, старики, внимательно послушаем вас.
И тогда Артур Любимов решился и начал рассказывать правду и свои мысли о недавних военных приключениях. Казалось бы, и говорить было особенно не о чем, но рассказ продолжался около часа. Иосифа Виссарионовича Сталина очень заинтересовал один эпизод рассказа Артура, когда он говорил о защитниках Брестской крепости. В этот момент Сталин пару раз многозначительно переглядывался с Лаврентием Берия.
Еще в ходе рассказа Любимова о приключениях в тылу врага Иосиф Виссарионович прервал его, чтобы поинтересоваться его мнением о том, что же на деле собой представляет немецкий солдат?! Следовало бы сказать, что Иосиф Сталин все же был крайне удивлен словами Любимова, когда тот заговорил о том, что средний немецкий солдат имеет лучшую боевую и психологическую подготовку, чем средний красноармеец. Но Артур Любимов, не обращая внимания на то, что Сталину не очень-то понравилось первое такое его обобщение, заявил о том, что средний немецкий офицер имеет лучшую подготовку, чем средний командир РККА.
Во многом, объяснял Любимов, это произошло потому, что любой немецкий офицер, прежде чем получить офицерское звание в обязательном порядке должен был пройти шестимесячный курс подготовки рядового стрелка вермахта. Сегодня наши красноармейцы и командиры только в отдельных случаях проявляют настоящий военный профессионализм в боях с немцами. Потребуется год, полтора года боев с вермахтом на то, чтобы в РККА сформировалась бы и окрепла новая, более инициативная плеяда командиров и генералов, которые Красную армию приведут к победе над нацизмом.
- Одним словом, ты хочешь сказать, что мы оказались не готовыми к такой тоталитарной войне с нацизмом не по тому, что у нас плохое вооружение, бронетехника или самолеты, а потому, что мы неправильно готовили к войне своих людей, армию и народ? - Поинтересовался Иосиф Виссарионович.
- Товарищ Сталин, позвольте мне только привести один пример в защиту своей позиции. Вы хорошо знаете о том, что сейчас наши красноармейцы в большинстве своем вооружены винтовками СВТ38 или СВТ40. У меня тоже была такая винтовка, снайперская винтовка СВТ40. Про эту винтовку я могу сказать одно только хорошее, что это вполне современное оружие. Она легка, удобная в обращении, из нее можно стрелять на расстояние до полутора километров. Магазин винтовки вмещает до десяти патронов. Но красноармейцы не любят этого оружия, они часто бросают их на поле боя, предпочитая иметь устаревшие трехлинейки Мосина. Спрашивается, почему?
- Любой красноармеец на этот вопрос вам ответит, что новые винтовки боятся грязи, что по этой причине они часто выходят из строя. Но почему же тогда, немецкое командование аккуратно подбирает СВТ38 и СВТ40 на поле боя, складирует и хранит их в специальных арсеналах. Причем, этим оружием оно вооружает свои пехотные и эсэсовские подразделения. Казалось бы нонсенс, да и только? Но ответ на этот вопрос прост, данные винтовки весьма чувствительны к своевременным качественным смазкам. Наш красноармеец, прошедший курс молодого бойца, не в состоянии технологически правильно эксплуатировать эти винтовки. Подготовка немецких солдат не имеет подобных проблем.
- М-да, интересные ты, капитан Любимов, рассказываешь нам вещи. А главное, ты так молод и так много знаешь! Но и я должен откровенно признаться в том, что все то, о чем ты нам рассказывал, помогает нам с Лаврентием разбираться во многих ранее не понятных вещах. Так мы начинаем понимать, что происходило и сейчас происходит на фронтах? Почему наши красноармейцы и командиры, в обучение которых мы столько вложили столько сил и средств, терпят одно поражение за другим. Теперь мне хотелось бы тебя послушать о том, как воевала твоя штрафная рота и что ты предлагаешь нам с ней делать.
Рассказ о штрафной роте уложился в двадцать минут, но вопросов со стороны Сталина и Берии было очень много. На этот раз они интересовались вопросами, имеющими отношение к боевым действиям роты, батальона, полка, дивизии на фронте. И снова Артур Любимов высказывал свое личное мнение, которое в чем-то нравилось и в чем-то не очень-то нравилось Сталину.
А именно, когда Артур заявил, что фронт не должен все имеющиеся в его распоряжении дивизии, без резерва и эшелонированной обороны, тонкой линией на передовой противопоставлять противнику, то Иосиф Виссарионович довольно-таки резко заявил, что это классика оборонительной войны. На что Артур Любимов сказал, что сегодня другие времена, когда в войне побеждает тот, кто имеет больше танков и правильно ими командует. Концентрируя танки и артиллерию, можно легко прорывать линейные обороны противника. Поэтому такое линейное построение войск покрывает, разумеется, зону обороны фронта. Но этот фронт уже неспособен выдержать малейшего удара бронетанкового кулака противника, он обязательно развалиться. Артур Любимов считал, что наши фронты должны научиться строить боле глубоко эшелонированную оборону, выдвигая в переднюю линию опытные, умевшие хорошо стоять в обороне дивизии. А в резерве фронт должен иметь специальные ударные армии и корпуса, способные прорывать оборону противника.
- А что такому командующему фронту следует делать, когда он, построив такую глубоко эшелонированную оборону, узнает о том, что противник прорвал его фронт на участке, который имел боле слабую оборону? - Поинтересовался Лаврентий Павлович.
- Командующий обладает правом осуществлять любой маневр имеющимися в его распоряжение войсками. Поэтому он вправе маневрировать своими ударными армиями и корпусами, в случае прорыва противником его фронта. Когда я вам рассказывал об этой проблеме, то имел в виду тот хаос, который творился на стыке двух фронтов Северо-Западного и Западного. Там нашей роте пришлось повоевать с немцами. Командующие этих фронтов прилагали неимоверные усилия, чтобы восстановить линию обороны фронта на всем ее протяжении. Они были вынуждены в течение одного только дня по несколько раз перенацеливать движение своих дивизий. Когда та или иная дивизия прибывала на положенную точку фронта, то она не успевала даже окопаться, как немцы наносили по ней удар бронированным кулаком. Во фронте тут же образовывалась очередная дыра-прорыв немецких войск.
- Хорошо, - оживился Иосиф Виссарионович, - по крайней мере, мы снова встретились, и нам удалось выслушать твое мнение по интересующим нас вопросам. Твои мысли очень интересны и, я бы сказал, весьма познавательны. Ты, молодой парень, впереди у тебя большое будущее, но имей в виду, что с этого момента я не буду спускать с тебя глаз. Пока ты, Артур, останешься в подчинении наркомата внутренних дел, но твою штрафную роту мы все расформируем. Нам нужны знающие и побывавшие под огнем противника красные командиры. Так, что отправляйся в Покровские казармы и попрощайся с бойцами своей роты. Правда, пока можешь оставить за собой небольшую группу бойцов, которым особо доверяешь. Тебе вскоре предстоит выполнить мое небольшое поручение. Ну, так ты иди, а мы с Лаврентием Павловичем сейчас послушаем доклад генштаба, маршала Шапошникова, который ожидает в приемной. А нам с тобой еще предстоит немало встреч и разговоров.
Глава 2
- 1 -
Рота уже крепко спала, ее бойцы видели вторые сны, когда капитан Любимов прибыл в Покровские казармы. Водитель наркоматовского автомобиля оказался настолько вежливым человеком, что вызвался проводить Артура до КПП Покровских казарм. Любимов, разумеется, отказался от такой помощи и до казарменной караулки дошел самостоятельно.
В караул на КПП уже заступили красноармейцы его роты, капитан Любимов с ними поздоровался, крепко пожав каждому бойцу руку, а затем он поинтересовался тем, как Покровские казармы приняли его роту, чем бойцов кормили на ужин?! Караульные, перебивая друг друга, со смехом и прибаутками рассказали ему о том, что военный и гражданский персонал Покровских казарм принял их очень гостеприимно. Первым делом была организована общая помывка, после которой красноармейцев и командиров роты переодели в новое обмундирование, а затем всех накормили горячим и вкусным ужином. Вовремя прозвучал сигнал отбоя, который был исполнен живым горнистом, после которого красноармейцы разошлись по взводным спальням и сейчас впервые за последние месяцы спят, как младенцы, раздетыми и на чистом постельном белье.
После разговора с караульными капитан Артур Любимов почувствовал, как усталость обрушилась на его плечи, голодный червяк завозился у него в желудке. Перед сном было бы не худо чего-нибудь перекусить горяченького. Проходя по коридору мимо поста дневального, Артур хотел было у него поинтересоваться, чтобы узнать, где располагается столовая и как он мог бы до нее добраться. Но в этот момент хорошо знакомый голос, принадлежащий ефрейтору Бове, прозвучал у него за спиной:
- Не надо останавливаться, товарищ капитан! До кухни я вас сам провожу! Сейчас в столовой собрались все командиры нашей роты! Они с нетерпением ожидают твоего возвращения, хотят услышать последние новости. Каждому из нас хочется знать, что с ним будет завтра?!
В казарменной столовой все еще оставался накрытым белой скатертью один столик, за которым расположились шестеро ротных командиров, - командиры взводов лейтенант Гаврилов и рядовой Снегирев, начштаба сержант Алексей Молоков, лейтенант Немчинов, капитан Евлампиев, а также командир взвода управления рядовой Морозов. Пожав руки друзьям и приятелям, капитан Любимов присел на свободный стул, специально для него приготовленный. Он с явным сожалением посмотрел на тарелку с остывающими зелеными щами, на серую треску с картофельным пюре и на граненый стакан с холодным компотом. Он хорошо понимал, что ужин может еще немного подождать, собравшиеся же командиры прямо-таки умирают от желания узнать о новостях, которые он с собой принес.
- Да, ты ешь, Артур, ешь! Мы еще немного можем подождать! У нас вся ночь впереди, да утром спешит некуда, так что всегда успеем выспаться! - Проговорил Алексей Молоков.
Но по его глазам Артур хорошо видел, что этот человек многое бы отдал за то, чтобы, как можно скорее, узнать, что же с ним произойдет завтра. Не смотря на уговоры друзей, капитан Любимов решительно отодвинул от себя тарелку с зелеными щами, и начал рассказ о том, что же с ним происходило в сегодня. Он в деталях описал обстановку кабинетов Берии и Сталина, к чему руководители государства и партии проявляли интерес, какие они задавали вопросы?! Закончил свой рассказ Артур словами о том, что завтра утром к ним в казарму приедет нарком внутренних дел СССР, Лаврентий Павлович Берия, который лично красноармейцам и командирам его роты объявит о том, кто и куда они будут распределены. Правда, в этот момент он ни словом не упомянул о том, что скоро ему поручат новое боевое задание. Капитан хорошо понимал, что в этом случае его друзья и товарищи постараются приложить немалые усилия для того, чтобы перебраться к нему, в новое подразделение.
Командиры были удовлетворены полученной информацией, они, накоротко перебросившись парой слов по этому поводу, покинули столовую и отправились спать. С капитаном Любимовым остался один лишь ефрейтор Бове, но на этот раз эта помесь орангутанга с человеком хранила полное молчание, только изредка бросая короткие взгляды на своего командира. Таким образом, капитан Любимов, наконец-то, получил возможность спокойно поужинать. В тот момент окончательно остывшие щи Артуру показались удивительно вкусными.
На следующее утро вовремя не прозвучал сигнал общей побудки, исполняемый армейским горном. Это утро приказом по роте было объявлено частью выходного дня для всех красноармейцев и командиров бывшей штрафной роты. Они могли оставаться в постелях столько времени, сколько пожелают, но не имели права покидать Покровские казармы. На поздний завтрак бойцов вели не повзводно, а они шли сами небольшими группами, по несколько красноармейцев в каждой. Одним словом, в то утро штрафникам позволили почувствовать, что они люди. Это утро действительно получился выходным и воскресным, когда красноармейцам позволили отдыхать и лентяйничать практически все утро до обеда!
Что же касается чувств и ожиданий самих красноармейцев и командиров роты, то в то утро они жили одним только ожиданием, когда в Покровские казармы приедет нарком внутренних дел СССР, Лаврентий Павлович Берия. Им страшно хотелось узнать о том, что он им скажет, куда и кем пошлет дальше служить?! Эта тематика ими была уже тысячу раз обговорена самими красноармейцами, добавить чего-либо нового к этой теме было невозможно, поэтому молчаливые красноармейцы и командиры от нечего делать склонялись по коридорам казармы. При этом все они выглядели по настоящему потерянными и растерянными людьми.
Где-то в районе одиннадцати часов на учебном плацу Покровских казарм началось какое-то движение.
Там неожиданно для всех появились столы и стулья, которые красноармейцы из других рот начали расставлять аккуратными рядами, словно парты в школьном классе. Затем на плацу появились грузовики с тентами, кузова которых были загружены бумажными папками с номерами и фамилиями. Эти папки выгружали неразговорчивые красноармейцы в синей энкеведешной форме, которые тут же стопы этих папок разносили по столам. Как только грузовики были разгружены, то они отъехали в сторонку и выстроились там аккуратным рядком. А вокруг столов с папками был выставлен вооруженный караул из тех же красноармейцев в синей энкеведешной форме. Вскоре на плацу появились военные командиры с эмалевыми ромбами в петлицах, это были военюристы. Командиры попытались подойти к столам с папками, но охрана их не допустила. Тогда военюристы принялись без дела слоняться по плацу, стараясь, как можно дальше, держаться от штрафников.
Наступило время обеда, но пока еще не поступало достоверной информации о времени прибытия в казармы наркома внутренних дел. Тогда капитан Любимов проявил инициативу и приказал повзводно кормить красноармейцев и их командиров своей роты. Он также вежливо предложил пообедать и новоприбывшим командирам. Те довольно-таки охотно приняли предложение капитана Любимова и быстро перекусили в столовой казармы. Вскоре они снова толклись на казарменном плацу, боясь даже на минуту отойти в ближайшую тень с раскаленного солнцем асфальта.
Чуть ли не сразу после обеда, в голове капитана Любимова неожиданно прозвучала нежная трель колокольчика. Он, действуя уже по наитию, тут же приказал роте выстроиться в три шеренги на плацу. Как только красноармейцы образовали эти шеренги, раскрылись казарменные ворота, и на учебный плац Покровских казарм выехали три американских автомобиля "Паккард".
Лаврентий Павлович Берия вышел из салона второго автомобиля и тут же направился к тому месту, которое еще в дореволюционные времена использовалось старшим командиром Покровских казарм для наблюдения за муштрой солдат на плацу. Поднявшись на подиум, нарком повернулся лицом к выстроившейся роте, бойцы которой в этот момент замерли по стойке смирно. Артур Любимов хорошо видел, как преобразился Лаврентий Павлович, он перестал быть тем неприметным советским гражданином, которым любил прикидываться, в нем вдруг проявилась некая властность и... непонятное ожидание. Он стоял на подиуме и через обычное гражданское пенсне всматривался в лица красноармейцев и командиров бывшей штрафной роты.
В этот момент капитан Любимов снова почувствовал, как внутри его рождается ощущение того, что он не должен тянуть время, а должен действовать. Удивляясь тому, что его никто заранее ни о чем подобном не предупреждал, Артур сделал шаг вперед и, развернувшись лицом к шеренгам красноармейцев и командиров, громко и протяжно, как на параде, скомандовал:
- Штрафная рота на наркома внутренних дел Союза Советских Социалистических Республик, товарища Берия, равняйсь и смирно!
Строй штрафной роты слега вздрогнул и подтянулся. Двести сорок красноармейцев командиров стали прямо-таки глазами поедать Лаврентия Павловича Берия. Нарком, ощутив тяжкую весомость взгляда этих людей, слегка подтянулся, немного подобрал свой гражданский животик и выпятил вперед грудь. Правую руку он машинально подтянул к краю своей знаменитой шляпы, которую очень напоминала шляпу американского ковбоя. Одним словом, сейчас он чем-то напоминал некого французского императора.
Капитан Любимов, высоко подбрасывая ноги, чуть ли не на уровень своего поясного ремня, прошел до середины строя роты. Там он сделать четкий разворот налево, точнехонько на девяносто градусов, чтобы тем же "прусским шагом" пройти непосредственно к наркому внутренних дел СССР. За несколько шагов до подиума капитан Любимов остановился, ловко и громко щелкнул каблуками сапог. Приложив ладонь правой руки к козырьку своей фуражки, капитан Любимов громким командным голосом начал рапортовать:
- Товарищ нарком внутренних дел Союза Советских Социалистических Республик, по вашему приказанию бойцы штрафной роты построены! Больных и отсутствующих - нет. Командир штрафной роты, - капитан Артур Любимов.
С явной благодарностью посмотрев на капитана Любимова, Лаврентий Павлович прошел вперед и встал перед шеренгами красноармейцев и командиров роты. Капитан Любимов тенью сопровождал Лаврентия Берия, поэтому он хорошо слышал, как нарком внутренних дел начал свое выступление. По непонятным причинам Лаврентий Павлович был очень взволнован, но говорил лаконично и очень понятно тем красноармейцам, которые стояли перед ним в ротном строю.
- Товарищи командиры и красноармейцы Рабоче-крестьянской Красной армии! Я решил приехать к вам в казарму с тем, чтобы лично сообщить о том, что с этой минуты приостанавливаются исполнение приговоров и вердиктов, вынесенных и наложенных на вас гражданскими судами или военными трибуналами. Вам будут возвращены прежние воинские звания, вы будете направлены на командирские должности в действующую армию. Но хотел бы вас предупредить о том, что вам прежде, товарищи красноармейцы и командиры, придется пройти процесс документальной реабилитации. Со мной к вам прибыли военюристы, которые в обязательном порядке встретятся с каждым красноармейцем и командиром. У них имеются ваши судебные дела, они законным образом оформят пересмотр судебных решений по вашим делам с тем, чтобы снять судебный приговор или приостановить исполнение вердикта трибунала. Мы пошли на этот ускоренный пересмотр ваших судебных дел только по причине героизма, проявленного вами при обороне города Холм. Но, если вы снова окажетесь под судом или трибуналом, то будете строго наказаны по общей совокупности совершенных вами преступлений. К врагам отечества у нас жалости никогда не было и не будет!
После этих слов Лаврентий Павлович отошел назад, на ходу глухо бросив капитану Любимову:
- А теперь, капитан, вы можете снова командовать!
Артур Любимов набрал в легкие больше воздуха и снова громко и протяжно скомандовал:
- Штрафная рота для торжественного прохождения перед наркомом внутренних дел Союза Советских Социалистических Республик, товарищем Берия, шагом м-а-р-ш...
Ни красноармейцы, ни командиры роты капитана Любимова никогда раньше не совершали торжественных проходов перед высшими государственными лицами. Поэтому капитан Любимов в душе был уверен в том, что такое прохождение его рота проведет с ошибками или недочетами. Но вопреки ожиданиям, его бывшая штрафная рота своим парадным прохождением и печатанием шага не испортила настроения наркому внутренних дел. Лейтенант Гаврилов, командир первого взвода, оказался большим любителем и знатоком такой солдатской шагистики. Он шел впереди роты, забрасывая ноги выше пояса, что следующие за ним красноармейцы только следовали его примеру, сохраняя заданный им ритм и такт. Единственные, кто действительно мог бы испортить настроение наркому своим парадным прохождением перед его взором, были разведчики ефрейтора Бове.
Все они были выходцами из простых уголовников, большинство их в действующую армию попали по ошибке военкоматов. Поэтому парадным шагом они ходить не умели, да и не хотели! Перед Лаврентием Павловичем они прошли стадом баранов и без общего строя. Но к этому времени Берия очень понравилось то, как капитан Любимов управлялся со всем этим балаганом уголовников и штрафников. К тому же он спешил на очередное совещание и Лаврентий Павлович не стал столь придирчиво воспринимать тот театр, который ему устроили разведчики Бове. В какой-то момент этого спектакля Лаврентий Павлович повернулся к капитану Любимову, взял его под локоток и так осторожненько повел к своему автомобилю. По ходу движения он тихо и доверительно нашептывал молодому капитану, которому явно протежировал:
- Артур? штрафной роты уже больше не существует. Ты, капитан, уже больше не командир этой штрафной роты. До позднего вечера наши военные юристы будут заниматься твоими бывшими красноармейцами, в этой связи оформляя соответствующие документы. Ты же можешь смело приступать к выполнению поручения Хозяина. Вечером от него я получу указания касательно целей и задач этого поручения. Ты же тем временем займись отбором бойцов и командиров в свою группу. Бери парней, которых знаешь и с которыми хотел бы работать. Советую присмотреться к ефрейтору Бове, по моему мнению, очень интересная личность. Сегодня ему присвоят звание капитана, и его хотят направить на работу в ГРУ, командиром взвода тактической разведки. Но мне почему-то кажется, что именно Бове и его взвод уголовников наиболее подходит тебе в выполнении твоего нового задания. Да, между прочим, пока у тебя имеется свободное время, то ты мог бы посетить полковника Воробьева и его управление. Было бы совсем неплохо, если бы вы обменяетесь информацией, чтобы каждый из вас был бы в курсе того, чем другой в данный момент занимается. В заключение разговора я хотел бы тебе передать большой привет от Алексея Карпухина, который стал уже совсем своим человеком у немцев. Этот парень очень жалеет о том, что судьба вас развела по разные стороны баррикады, что ему приходится работать в одиночестве. Это, примерно, все, Артур, что я хотел бы тебе рассказать. Ну, ты, разумеется, хорошо понимаешь, что эта информация строго секретная и не предназначается для чужих ушей.
Когда они подошли к автомобилю, то один из наркомовских охранников усачей перед Берией услужливо распахнулся заднюю автомобильную дверцу. Лаврентий Павлович остановился у дверцы автомобиля и, слегка приподняв голову, посмотрел в глаза молодому капитану и тихо, чтобы охранники не слышали, произнес:
- Сердце мне подсказывает, парень, что следующий раз мы встретимся, когда ты вернешься в Москву после выполнения поручения Хозяина. Наверное, у вас, у военных, не принято друг другу желать удачи в военную пору. Плохая примета, вы говорите, но я глубоко гражданский человек. Поэтому в приметы особо и не верю, но хочу тебя попросить об одном, чтобы ты все-таки вернулся бы домой живым и здоровым. Да и Хозяин, вероятно, будет рад снова с тобой встретиться, он так и говорил мне о том, что... . Извини, Артур, но, вероятно, еще рано нам говорить об этом. Да и последнее, сегодня указом народного комиссара обороны тебе, парень, присвоили официальное звание "полковник войск НКВД". Но ты, Артур, получаешь исключительное право на то, чтобы на воротничке гимнастерки или кителя носить любые шпалы, ромбы, которые, по твоему мнению, тебе потребуются при выполнении заданий, которые будешь получать от меня или от Хозяина.
- 2 -
К концу дня только что расформированная штрафная рота начала постепенно преображаться. Все началось с того, что на уголках отложных воротников гимнастерок рядовых красноармейцев начали появляться треугольники, ромбы и даже шпалы. Интересная получалась картина, рядовой красноармеец вдруг становился полковником артиллеристом или майором танкистом. Главное заключалось в том, что начали меняться сами красноармейцы. Если раньше почти поголовно они были забитыми парнями или мужиками, то сейчас становились нормальными командирами РККА.
В коридорах Покровских казарм зазвучал нормальные человеческие голоса, а более не слышались орущие матерщину голоса младших командиров и дневальных. В ожидании отправления в новые воинские части лейтенанты, капитаны, майоры и полковники бродили по коридорам казармы, тихо беседуя между собой о местах своей новой службы.
Одни только бойцы взвода разведки бывшей штрафной роты ходили, словно в воду опущенные. Никто их никуда не вызывал, никто с ними не беседовал и никто им не предлагал продолжить службу в РККА. Такое отношение к ним, по пониманию разведчиков, было плохим предзнаменованием. Завтра, по-прежнему, оставалось для них далеким и смутным.
Ефрейтор Бове, не выдержав тягомотины всего происходящего, а также накала отношений в своем взводе разведки, побежал к капитану Любимову, плакаться в рубашку и жаловаться на несправедливость судьбы. По словам ефрейтора, если разведчики воевали вместе с красноармейцами, получившими реабилитацию и восстановленным в своих прежних воинских званиях, вместе с ними проливали кровь в боях с врагом, то и они должны были бы вместе с этими людьми разделять плоды победы.
Артур Любимов, не зная, как можно было бы успокоить чересчур взволнованного ефрейтора орангутанга, ему прямо заявил о том, что взвод разведки не будет расформирован. Что этот взвод в полном составе поступает в подчинение ГРУ, руководство которого уже согласилось с тем, чтобы взвод тактической разведки временно перешел бы в его, капитана, подчинение. Затем, осмотревшись по сторонам и убедившись в том, что поблизости никого не было и их нельзя подслушать, Любимов на ухо своему волосатому орангутангу другу прошептал о том, что с этих пор ему придется отзываться на обращение "товарищ капитан". Что все его разведчики станут кадровыми красноармейцами, всем им будет присвоено звания младших и средних командиров РККА.
Не смотря на полную секретность перешептывания капитана Любимова с ефрейтором Бове, об этой новости мгновенно узнали все бывшие бойцы штрафной роты. Новость о разведчиках и о том, что капитану Любимову будет поручено новое задание, мгновенно разлетелась по Покровской казарме.
Полковники Молоков и Снегирев, а также лейтенант войск НКВД Немчинов тут же разыскали капитана Любимова. Загнав его в темный угол, они обратились к нему с личными просьбами о своем переводе в его формирующееся подразделение. Эта тройка хотела бы всем вместе воевать на одном фронте. Артур смотрел на лица своих друзей, было очень приятно осознавать то, что боевые друзья не хотят с ним расставаться. Но капитан Любимов решительно отказал обоим полковникам. Он полагал, что они больше пользы принесут родине, командуя крупными войсковыми и специальными соединениями РККА. В отношении же лейтенанта НКВД Немчинова он обещал подумать. Ведь, сегодня лейтенант НКВД Немчинов из-за отсутствия каких-либо судимостей не попадал под пересмотры судебных дел и своего командирского звания не восстанавливал.
Сразу же после ужина Любимов позвонил полковнику Воробьеву и договорился с ним о встрече. Когда он дошел до здания наркомата внутренних дел на Лубянке, то было около десяти часов вечера. Во многих окнах этого здания горел свет, свидетельствующий о том, что большинство сотрудников наркомата находятся на рабочих местах. В договоренном месте, на углу здания наркомата его уже дожидалась девчонка блондинка, на которой была светлая блузка и до колен черная юбка. Артур вежливо представился девушке, а в ответ услышал, что секретаршу полковника Воробьева зовут Наталья Васильева. Она пришла, чтобы его встретить и проводить до кабинета полковника Воробьева, начальника управления Наркомата.
Оказалось, что управление полковника Воробьева находится не в главном здании наркомата внутренних дел СССР, а в одном из зданий, расположенных на противоположной стороне площади. Вскоре новое командирское удостоверение Артура Любимова, которое ему привез и передал один из телохранителей Берии, проверял молодой, невысокого росточка лейтенант НКВД, который быстро просмотрел и практически тут же вернул удостоверение хозяину, хмыкнув и сказав при этом:
- Прошу прощения, товарищ капитан, но у вас проход всюду! Я впервые в жизни вижу удостоверение с таким мощным "вездеходом"!
Старым и скрипучим лифтом они поднялись на восьмой этаж здания, где снова был расположен внутренний пост для проверки документов. Капитан, стоявший на этом посту, внимательно изучил документ лейтенанта Васильевой, а капитану Любимову он просто козырнул, приглашая его проходить.
В коридоре Артур Любимов чуть ли не нос к носу столкнулся с каким-то мужчиной в военной форме и с погонами генерал-лейтенанта на плечах. Тот внезапно замер на месте, вперив взгляд своих бесцветных глаз в капитана Любимова. Артур этого уже не видел, они с Натальей Васильевой скрылись за поворотом коридора и уже входили в приемную кабинета полковника Воробьева. Она по сравнению со сталинской приемной была раз в двадцать меньше по своей площади. И не смотря на то, что в приемной начальника управления с большим трудом могли бы разойтись два человека, в этой приемной уже были три человека, которые чего-то ожидали и были одеты в гражданские костюмы.
При появлении секретарши полковника в сопровождении незнакомого капитана, эта молодежь сумела втиснуться в какие-то щели и проходы, позволяя пройти армейскому капитану. При этом она по-армейски правую руку подбросила ладонью к самым бровям, чтобы его поприветствовать. Артур хотел было отчитать эту молодежь за неуставное приветствие, нельзя козырять, когда на голове отсутствует форменная пилотка или фуражка. Но вовремя передумал, зачем ему было этим парням портить хорошее настроение. Наталья Васильева без стука открыла дверь кабинета своего начальника и перешагнула его порог. Следуя за секретаршей полковника Воробьева, капитан Любимов сделал два шага по красной ковровой дорожке, вдруг остановился, а свои руки ладонями прижал к бедрам и, словно он был простым немецким гренадером, заговорил по-немецки:
- Господин оберст, обер-ефрейтор Зигфрид Грабе имеет честь вас приветствовать!
Александр Николаевич хотел было отмахнуться от трюкачества своего бывшего студента Артура Любимова, но все-таки ответил ему на чистом немецком языке:
- Артур, ну, зачем вы это делаете? В моем департаменте работают особо доверенные лица, нам нечего их опасаться.
Затем полковник Воробьев перевел взгляд на лейтенанта Васильеву и, обращаясь к ней, вдруг выпалил фразу на немецком языке:
- Наташа, время очень позднее. Завтра вам рано заступать на дежурство, так что идите домой и хорошенько отдохните. А с Артуром я сам уж справлюсь, смогу заварить ему стакан чая.
У возмущенной до слез, Натальи не оказался слов, чтобы выразить свое негодование по поводу вероломного предложения своего начальства. Отдыхать в тот момент, когда все управление стоит на голове и работает в ночную смену, ни одна настоящая комсомолка такого не может себе позволить. Она, молча, развернулась и опрометью бросилась вон из полковничьего кабинета. Вскоре, глотая слезы обиды, она рассказывала товарищам о том, как ее обидел Александр Николаевич и его гость, предложив отправляться на отдых. Девчонка была настолько обижена, что не обратила внимания на внимательный и какой-то прощупывающий взгляд одного майора, который недавно заменил старшего лейтенанта Сергея Голубева, недавно ушедшего на повышение в другое управление.
А беседа в кабинете полковника Воробьева продолжалась своим чередом. Александр Николаевич не обращал внимания на то и дело звонящие телефонные аппараты. Но, извиняясь перед Артуром, отвечал на звонки 1-й и 2-й Кремлевки. Во время одного из таких звонков полковник ничего не говорил, а только выслушивал звонящего абонента. Положив трубку на рычаг аппарата, он всем телом повернулся к Артуру и сказал:
- Только что звонил мой заместитель, в прошлом он был главным контрразведчиком Западного фронта, который вы с Карпенко спасли от немецкого парашютного десанта. Так Гаврилов признал в тебе того унтерштурмфюрера СС, которого они нашли полуживым на месте боя немецкого десанта с полком охраны фронта.
Артур Любимов немного подумал, вспомнил встретившегося в коридоре управления человека с генеральскими погонами на плечах. Порылся в своей памяти и ощущения и сказал:
- В контрразведчике Гаврилове ничего опасного нет. Но в твоем управлении, Александр Николаевич, появился сотрудник, за которым, похоже, тянется кое-какой темный след. Находясь от твоих сотрудников на таком далеком расстоянии, я не в состоянии определить, кто это может держать камень за пазухой. Поработать же с каждым твоим сотрудником управления я тоже не могу, слишком много народу узнает о моих, увы, несколько странных способностях, а мне это не хотелось бы.
Затем Любимов рассказывал полковнику об участии своей штрафной роты в боях за Холм, заявив, что в том районе сейчас наступила тактическая пауза. А немцы перебрасывают свои войска на юг, видимо, концентрируют войска для захвата Киева. Александр Николаевич осторожно поинтересовался, говорил ли он об этих своих мыслях наркому Берии. Артур легким кивком головы подтвердил, что да, что он об этом рассказывал высшему руководству страны. Правда, не Берии, а самому Иосифу Виссарионовичу Сталину, который не поверил его словам, а сказал, что у него в Киеве сейчас находится свой человек, который не позволит немцам захватить столицу Украины. В этот момент в голове Любимова вдруг промелькнула мысль о том, что, вероятнее всего, Иосиф Виссарионович направит его группу на Юго-Западный фронт, исходя из принципа, доверяя, проверяй. Вождю советского народа срочно требовался дополнительный источник доверительной информации по этому направлению.
Перед уходом, Любимов оглоушил полковника Воробьева своей информацией о том, что, похоже, противная сторона, немцы, в своем распоряжении имеют аналогичного ему человека. Этот человек так же, как и он, обладает способностями переходить из одного материального мира в другой, телепат и может менять физиономию.
Александр Николаевич чуть-чуть не задохнулся от такой неожиданности и важности полученной информации, он до конца разговора все время пытался у Артура выяснить, как можно было бы разыскать и захватить в плен такого человека, этого проводника миров. В конце концов, Артур Любимов не на шутку разозлился и попытался объяснить полковнику Воробьеву одну простую вещь, что в жизни, как и на войне, не все так просто. Нельзя найти человека по одним только косвенным догадкам о его существовании. Потребуется многомесячная работа для того, чтобы точно и окончательно установить, что такой человек действительно существует. А потом, возможно, пройдет еще не один год на реальные его поиски, чтобы с ним было бы можно реально встретиться и познакомиться. И только после выяснения такой информации с этим человеком можно было бы попытаться установить деловые контакты.
- Я бы на вашем месте, Александр Николаевич, предупредил бы Алексея Карпухина и Игоря о существовании такого человека. А также о том, что в системе немецкого Абвера существует аналогичная вашей организация. Тем более что мы, я, и Алешка, знаем в лицо человека, который встал во главе этого немецкого управления по поиску неземных артефактов. Да и вы, Александр Николаевич, уже слышали его имя, полковник Курт фон Рунге, не правда ли?!
- Впервые своему бывшему студенту я говорю о том, что он является очень опасным человеком, который слишком много знает. К тому же никто не знает его истинных источников информации. Мне же почему-то совершенно не хочется даже знать о том, откуда вы с Алексеем Карпухиным слышали или знаете об этом немецком полковнике. Разумеется, я обязательно последую твоему совету и проинформирую Алексея о существовании фон Рунге и его управлении в Абвере. Но хочу также добавить, что мои сотрудники накопали информацию о том, что рейхсминистр безопасности Гиммлер проявил искренний интерес к работе этого управления. Он у Гитлера попросил разрешения на перевод управления в Главное Управление имперской безопасности. Гитлер принял половинчатое решение, управление фон Рунге осталось в подчинении Абвера, но Гиммлер получил к нему прямой доступ через одного из заместителей полковника Курта фон Рунге, эту должность занял один из его доверенных эсэсовцев.
Собеседники расстались около трех часов утра.
Полковник Воробьев остался ночевать в своем управлении на диване дежурного по управлению. А капитан Любимов опять-таки пешком отправился в Покровские казармы. За время перехода его ни разу не остановили военные или милицейские патрули. Но капитан явственно ощущал, что ночная Москва не спит и, не смотря на войну, ведет свою собственную жизнь.
- 3 -
Группа капитана ГКВД Артура Любимова прилетела в небольшой украинский городок Пирятин, расположенный в ста семидесяти километрах от Киева, под вечер 7 сентября 1942 года. Пилот самолета ПС-84 с большим трудом нашел свободный кусок взлетно-посадочной полосы аэродрома, всю заваленную разбитыми или сгоревшими самолетами, чтобы совершить посадку. Видимо, он уже не первый раз летал и садился на этом аэродроме подскока, расположенный в селе Гребенка, под Пирятином. Не выключая двигателей самолета, пилот на довольно-таки большой скорости порулил к лесному массиву, который подступал к самому краю этого аэродрома. Самолет остановился под сенью крон деревьев этого лесного массива. Видимо, пилот самолета листвой этих деревьев хотел замаскировать от вражеских глаз свой далеко не военный самолет.
Бойцы разведывательного взвода капитана Бове в количестве тридцати бойцов покинули пассажирский салон самолета, неся на руках личное оружие и сидоры с вещами. Но вскоре все парни вернулись к самолету и принялись его разгружать. Из грузового отсека самолета они вытаскивали длинные ящики, окрашенные в цвет хаки мешки, армейские баулы и всякое другое барахло, которое относили к окраине леса, аккуратно складывая его под деревьями.
Артур Любимов, которой стоял неподалеку и наблюдал за работой бойцов разведчиков, увидел капитана Бове и поманил его к себе рукой. Они вдвоем отошли на пару шагов и от самолета, и от работающих разведчиков, чтобы кое-что обсудить наедине. Время от времени они поворачивали головы в сторону взлетной полосы, которая в своем недавнем прошлом была простым колхозным или совхозным полем, чтобы еще раз взглянуть на горящие самолеты.
Но это было единственное удобное и ровное место для посадки самолетов, расположенное вблизи Верхояровки, где находился штаб Юго-Западного фронта. У обоих беседующих капитанов создавалось впечатление, что этот аэродром подскока только что подвергся вражеской бомбардировке. Сейчас его поле было покрыто пожарами и черными клубами дымов, а также разбитыми и сожженными самолетами и какой-то покореженной транспортной техникой.
В самом конце взлетно-посадочной полосы догорал большой самолет, который так и полыхал огромным костром пламени. Самолет стоял, как-то несуразно раскорячившись, перекрывая собой начало или конец всей взлетной полосы. Над языками пламени, срывавшимися с горящего самолета, вдруг промелькнули две коротко-толстые, но скоростные тени, которые тут же своими шасси коснулись ВПП и попылили прямо к их ПС-84. В последний момент оба истребителя И-16 ловко и практически одновременно уклонились от столкновения. Они также одновременно шмыгнули под кроны деревьев леса. Вскоре там заглохли оба двигателя истребителей И-16. В какой-то момент капитану Любимову показалось, что в том месте леса находятся люди, занимающиеся какой-то работой.
Подбежал сержант разведчик и, тяжело переводя дыхание, рапортовал о том, что самолет разгружен и может возвращаться обратно на свою базу. В этот момент за спинами обоих капитанов послышался приятный женский голос, на звук которого они мгновенно повернулись. Перед ними стояла довольно-таки полная, молодая и красивая женщина, в летном комбинезоне и с нашивками майора авиации. Оказалось, что эта женщина была пилотом их самолета, которым их группа была доставлена на этот аэродром подскока. Женщина приятно улыбнулась молодым людям и сказала:
- Какие симпатичные мальчики! Любая девочка мечтала бы о том, чтобы познакомиться с вами. Особенно хорош и производит хорошее впечатление этот черноглазенький парнишка, который одной своей статью так смахивает на настоящего орангутанга! Жаль, что не могу задержаться и с ним провести время, а то сегодня вечерком мы вместе посидели бы и винца хорошего попили бы... . Но, извините, мальчики, война есть война! Я должна возвращаться на базу, расположенную под московской Кубинкой! Ночью мне предстоит еще один вылет, на этот раз в тыл к немцам. Так, что мальчики, если вы не возражаете, то мне пора возвращаться домой.
Вскоре за спинами обоих капитанов, которые продолжали беседовать, сидя на траве, послышался рев обоих двигателей самолета. Пассажирский ПС-84, прототип транспортно-пассажирского самолета Ли-2, выскользнул из-под тени деревьев и тут же начал разбег для взлета. Он так и взлетел, не добежав до ВПП и не набрав высоты, полагающейся для нормального полета. На бреющем полете, этот самолет, едва ли не касаясь своими шасси крон деревьев, ушел в вираж и тут же скрылся за кронами деревьев лесного массива.
Тем временем, пока еще полностью не стемнело, над пирятинском аэродромом появились четыре пикирующих бомбардировщика "Юнкерс-87". Неторопливо проплыв над головами московской группы разведчиков, те начали бомбежку аэродрома. Воздух над аэродромом подскока Гребенка заполнился дикими звуками воющей сирены, извещающей о появлении вражеских самолетов и о начале его бомбежки. С первыми же взрывами авиабомб по полю заметались красноармейцы и люди в гражданской одежде. По аэродрому начали на скорости проноситься легковые автомобили и грузовики. Одним словом, на аэродроме Гребенка началась легкая паника!
- Артур, нам нужно, как можно быстрее, убираться отсюда и желательно, как можно дальше! А то иначе от нас, как от знаменитых козлят, не останется ни рожек, ни ножек. Если немецкие бомбардировщики вцепятся в нас, то они не отстанут, пока не покончат с нами.
- Капитан Бове, что вы говорите?! Может быть, вы абсолютно правы, а может быть и неправы в своих мыслях о действиях пилотов немецких бомбардировщиков! Наша разведгруппа состоит из тридцати красноармейцев и двух командиров РККА! Ну, зачем, скажите мне, немцам нужны эти тридцать два человека?! За ними нужно еще погоняться, выковырнуть из щелей и укрытий, да и к тому же собой они представляют столь малые цели! Когда помимо этих людей, на аэродроме находится столько самолетов, бронетранспортеров и грузовиков с грузами. Летай себе в удовольствие и бросай вниз свои авиабомбочки! Нам было бы лучше, товарищ капитан Бове, чтобы твои разведчики сейчас под панику немного бы подсуетились, нашли бы парочку исправных грузовиков и к нам их на погрузку твоего барахла подогнали!
- Старшина Желудь! - Тут же послышался по-орангутангски громкий рев капитана разведчика Бове.
Откуда-то из-под земли чуть ли не мгновенно вынырнул ладно скроенный красноармеец. Ему было лет двадцать - двадцать два не более. Этот парень с лычками старшины в уголках воротника гимнастерки вытянулся перед своим капитаном и замер по стойке смирно в ожидании дальнейших распоряжений.
- Старшина Желудь, нам нужны два грузовика на ходу. Может быть, ты, Желудь, с парой своих хлопцев покрутился бы вокруг на аэродроме, посмотрел, что у нас хорошего под рукой имеется? Только лишних трупов, парень, нам совсем не нужно! - Уже в спину убегающему старшине разведчику капитан Бове прокричал свои последние слова.
Налет вражеских бомбардировщиков все еще продолжался, когда из-под деревьев, где прятались два истребителя И-16, выкатились обе эти боевые машины. Их пилоты, следуя примеру летчика пассажирского самолета, не выходя на ВПП, еще в лесу набрали скорость для разбега, чтобы сразу же пойти на взлет. Поднявшись на высоту метров в сто, оба истребителя выполнили рискованный крутой вираж, слишком малой для этого была высота, и тут же скрылись над лесным массивом. Вскоре в небе послышались короткие пулеметные перестуки, два советских истребителя бросились в атаку на вражеские пикирующие бомбардировщики. Артур Любимов впервые за месяцы войны своими глазами наблюдал действия наших истребителей. Он был до крайности изумлен тем, в каких трудных условиях пришлось нашим летчикам истребителям сражаться с превосходящими силами противника.
Один из истребителей И-16 с высоты свалился на один из "Юнкерсов-87", в небе послышалась длинная пулеметная очередь и этот немецкий бомбардировщик, раскручивая жирный хвост дыма, встал на крыло и начал, нехотя, заваливаться к земле. Немецкий бомбардировщик упал за лесом, но ни взрыва, ни клубов дыма на месте его падения так и не появилось. В этот момент воздушное пространство над аэродромом Гребенка прорезали две стремительных пары вражеских истребителей. Они тут же схлестнулись в клинче с советскими истребителями, завязали с ними смертельную петлю-удавку. В эту удавку попал советский истребитель, который только что сбил немецкий бомбардировщик. Четыре немца истребителя клевали его машину до тех пор, пока этот маленький, курносый и такой симпатичный советский истребитель вдруг не исчез во взрыве, ярко вспыхнувшем уже в темнеющем небе.
Капитанов Любимова и Бове несколько удивило поведение пилота второго истребителя. Тот так и не пришел на помощь к своему сбитому немцами товарищу, а вильнув хвостовым опереньем, снова скрылся в вираже, уходя в полет над лесным массивом. Молодым капитанам совершенно не хотелось думать о чем-либо плохом по отношению к этому летчику-истребителю, ведь всякое с ним могло случиться. Вдруг у пилота этого истребителя закончились боеприпасы, и сейчас ему нечем было сражаться с вражескими истребителями.
Оставшиеся три немецких бомбардировщика построились строем "клин" и отправились восвояси. Немецкие истребители еще пару минут на очень низкой высоте стригли траву над этим аэродромом Гребенка, затем они резко взмыли вверх и скрылись в набегавших облаках. На землю пала вечерняя темнота.
В этот момент два грузовика вынырнули из полосы пожарищ, полностью перекрывшие пару секторов аэродрома. Они быстро покатили по направлению к их группе. Подъехав к сидящим на траве и все еще продолжающим беседовать капитанам, грузовики притормозили и остановились. Старшина Желудь выскочил из кабины первого ЗИС-6 и бегом подскочил к своему командиру взвода для рапорта. А капитан Любимов в этот момент с громадным любопытством в глазах рассматривал 30 мм зенитное орудие, стоявшее в кузове одного из грузовиков. С этим орудием он впервые встретился и использовал в боях под Холмом, его можно было использовать, как против вражеских самолетов, так и против танков. А в кузове второго грузовика стояла счетверенная пулеметная зенитная установка. И этим богатством почему-то никто до них не хотел воспользоваться!
Разведчики капитана Бове практически мгновенно перебросали груз, доставленный самолетом, в кузова. Сами разделились на две равные группы и тут же начали обустраиваться в кузовах этих грузовиков. Капитан Бове из своих разведчиков сформировал два артиллерийских расчета и прикрепил их к новому оружию. Капитан Любимов занял место рядом с шофером в кабине первого грузовика, а капитан Бове с удобством расположился в кабине второго грузовика.
Двигаясь практически в полной темноте, Луна еще не взошла на небосклон, оба грузовика проехали село Гребенку и по проселочной дороге попылили к Пирятину. Через этот украинский город проходило шоссе Харьков - Киев, в данный момент оба грузовика двигались к этому шоссе. Этой ночью по дороге в Киев разведгруппа должна была посетить штаб Юго-Западного фронта, передать там посылку адресату, послать шифрограмму в Москву, а затем уже следовать в Киев. Шофером грузовика, в кабине которого на пассажирском сиденье дремал Артур Любимов, был молодой красноармеец первогодок, который, видимо, обладал кошачьим зрением. Он грузовик вел в полной темноте и ехал на такой высокой скорости, что второй грузовик едва за ними поспевал.
Вскоре оба грузовика на этой скорости пролетели украинский провинциальный городок Пирятин. По пути следования им встретился милицейский патруль, командир которого, капитан милиции, сдернул с плеча винтовку мосинку и, угрожающе потрясая оружием, потребовал, чтобы подозрительные грузовики с людьми и с оружием остановились бы для проверки документов. Такая остановка, наверняка, привела бы к тому, что они надолго бы задержались в этом провинциальном городке. В свою очередь это могло бы привести к тому, что они вовремя бы не доставили адресату очень важную посылку и не смогли бы вовремя проинформировать Хозяина о том, что благополучно долетели до требуемого места и что сейчас они направляются в Киев.
Капитан Бове высунулся по пояс из кабины и простым русским языком объяснил милиционерам, кто они такие и что они не могут останавливаться. К тому же орангутанг опять продемонстрировал свой отвратительный характер, куда-то далеко послав капитана милиции. На что, разумеется, украинские милиционеры сильно обиделись и одновременно обнаглели до такой степени, что поснимали с плеч свои винтовки и угрожающе защелками затворами своих старых дореволюционных мосинок. Тогда, кто-то из бойцов разведчиков капитана Бове поднялся на ноги в кузове грузовика и, чтобы не упасть на колени, покрепче ухватился за ручки счетверенного зенитного пулемета. На этом распри сторон мгновенно прекратились.
Шоссе Харьков - Киев, несмотря на то, что оно было круто мощеным на всем своем протяжении, своим верхним покрытием оно мало чем отличалось от проселочной дороги Гребенка - Пирятин, те же украинские ухабы, рытвины и ямы. Разве что эти дорожные болячки были покрыты крутым булыжником. Одним словом, сидеть пассажиром в кабине грузовика капитану Любимову стало совсем невмоготу, задница болела и требовала срочного лечения. В этот момент шофер свернул с мощеного шоссе и по мягкой пыли проселочной дороги и, мягко покачиваясь на рессорах, покатил к селу Верхояровка, где в настоящий момент располагался штаб Юго-Западного фронта.
Штабные контрразведчики довольно-таки настороженно встретили появление в штабе двух неизвестно откуда возникших капитанов войск НКВД. Если бы не "вездеход" в удостоверении капитана Любимова, к тому же подписанный самим Иосифом Виссарионовичем, то они сразу же арестовали бы всю эту подозрительную гоп-компанию, бойцы которой более походили на уголовный сброд, а не на заслуженных советских диверсантов, как утверждалось в сопроводительных документах. Начальник Особого отдела Юно-Западного фронта комиссар третьего ранга госбезопасности Михеев категорически отказался встречаться с капитаном Любимовым, мотивируя свой отказ словами о том, что он такого командира НКВД не знает и с ним ранее не встречался.
Капитан Любимов стоял несколько в стороне и наблюдал за тем, как Анатолий Михеев демонстративно покинул свой кабинет и, не поздоровавшись и не попрощавшись ни с кем из "москвичей", по узкой лестнице стал спускаться на первый этаж штабного здания. С группой для продолжения беседы задержался старший лейтенант НКВД Лезниенко, который занимал должность оперуполномоченного Особого отдела ЮЗФ, ниже этой должности в Особом отделе никого уже не было.
Старший лейтенант НКВД был до глубины души потрясен поведением и наглыми просьбами этого никому не известного и такого неопытного московского капитана. До встречи с ним старший лейтенант НКВД Лезниенко никогда не слышал о существовании в штабе фронта какого-то там лейтенанта Максимова. Но мощнейший "вездеход", стоявший в удостоверении этого московского капитана Любимова, заставил энкеведешника взять в руку трубку внутреннего штабного телефона и девушку на коммутаторе попросить найти и связать его с неким лейтенантом Максимовым. Когда в трубке послышался мужской голос, то у старшего лейтенанта НКВД Лезниенко хватило сил на то, чтобы спокойным голосом попросить лейтенанта Максимова зайти в кабинет начальника Особого отдела фронта и получить доставленную ему посылку.
Вскоре в кабинете начальника Особого отдела ЮЗФ появился невзрачного вида лейтенант в ни чем не примечательной форме армейского командира. Капитан Любимов и лейтенант Максимов тут же бросились обниматься друг с другом. При этом лейтенант укорял капитана в том, что тот слишком задержался с доставкой посылки. В этот момент у Лезниенко сложилось впечатление, что эти два командира РККА незнакомы друг с другом и никогда раньше не встречались. Что у него на глазах происходит встреча, о которой позже ему лучше не вспоминать. Лейтенант Максимов ушел с двумя небольшими кофрами, которых Лезниенко прежде в глаза не видел. В этот момент ему также показалось, что лейтенант Максимов уж слишком осторожно поднял, а затем выносил из кабинета оба эти кофра. Капитан Любимов же будто бы начал более свободно дышать, когда лейтенант с обоими кофрами скрылся за дверью кабинета.
Когда капитан Любимов в заключение встречи его попросил проверить, не поступало ли на его имя шифровки их Москвы, то старший лейтенант НКВД уже действовал гораздо более спокойно. Он без внешнего удивления связался с начальником шифровального отдела штаба фронта. Начальник отдела тут же ему ответил, что такая шифровка поступила, но он так и не смог ее прочитать, так как во фронтовом шифровальном отделе отсутствовал ключ для расшифровки такого кода.
Вскоре прибежала совсем молоденькая дежурная шифровальщица с нерасшифрованной телеграммой из Москвы и, заставив капитана Любимова, расписаться в толстенном гроссбухе, передала ему в руки эту шифрограмму. Она совсем уж собралась вернуться в свой отдел, как капитан вытащил из нагрудного кармана гимнастерки вчетверо сложенный листок бумаги и попросил его срочно отправить в Москву. Шифровальщица искоса посмотрела на старшего лейтенанта НКВД Лезниенко и, получив в подтверждение кивок его головы, снова раскрыла свой гроссбух для регистрации новой шифрограммы.
Глава 3
- 1 -
При въезде в ночной Киев грузовики группы Любимова были остановлены мобильным милицейским патрулем. Патрульными были милиционеры различного возраста, но все они имели сурово нахмуренные глазами и трехлинейки через плечо. Командовал патрулем майор киевской милиции Ящиков. Он потребовал у Любимова, который вышел из кабины грузовика, предъявить документы, разрешающие передвижение группе по городу в ночное время суток.
Бойцы киевского патруля были чем-то сильно озлоблены. Они были готовы пойти даже на то, чтобы разбудить спящих в кузовах грузовиков красноармейцев только для того, чтобы у них проверить наличие так называемой "книжки красноармейца", основного документа военнослужащего РККА. Но после того, как майор Ямщиков ознакомился с удостоверением личности капитана Любимова, он как бы подобрел и разговорился с Артуром и капитаном Бове. Последний, позевывая, вышел из кабины второго грузовика и, как бы невзначай, присоединился к своему командиру, беседующего с патрулем. Артур Любимов так же хорошо знал о том, что бойцы капитанской группы сейчас не спят, что они были готовы в случае неожиданности поддержать его огнем из своего оружия
По словам майора Ямщикова, который был киевлянином третьего поколения, оказывается уже с начала войны все жители города, от мала до велика, жили ожиданием немецкой оккупации. И чем ближе немецкие войска подступали к столице Украины, тем большее количество киевлян начинало готовиться к предстоящей немецкой оккупации. Они опечатывали свои городские квартиры и переезжали на временное жительство к своим родственникам в сельской местности. Многие киевляне хорошо помнили времена прежней немецкой оккупации, поэтому знали, что и во времена новой оккупации им придется самим изыскивать продукты питания, чтобы кормить себя и подрастающее поколение. В селах жить и питаться было гораздо проще, чем, скажем, в большом городе.
К сегодняшнему дню, по словам Ямщикова, по селам и весям Украины уже разъехалось до трети киевлян. Где-то в начале августа советская власть эвакуировала в Сибирь и на Дальний Восток рабочих и инженеров некоторых больших киевских промышленных предприятий. Таким образом, Киев оставила еще одна треть городских жителей. Сейчас в городе, говорил майор Ямщиков, осталось примерно от четырехсот до шестисот тысяч гражданских лиц.
Капитан Бове поинтересовался у майора Ямщикова тем, что тот думает по поводу тог, что же сейчас происходит на фронте под Киевом? Почему сегодня он с семьей не покидает Киева и не уезжает к своим родственникам в село?
- Понимаешь, мужик, не все так просто в нашей жизни. Я всю жизнь прослужил в милиции, дослужился до начальника отделения милиции. Соседи и подчиненные милиционеры меня уважали и ценили мою службу и мои советы. Одним словом, я был уважаемым человеком в одном из районов Киева. В действующую армию меня отказались забрить, мотивируя своей отказ тем, что я слишком важная шишка в киевской милиции. Сегодня бросать любимое дело всей своей жизни и ехать к родичам на львовщину я не хочу и не могу по той причине, что Львов уже давно оккупирован немцами. А что касается положения наших войск на фронте, то я могу сказать только одно, что не знаю, что на фронтах в действительности происходит?!
Почему наши войска постоянно отступают?!
Да и откуда я могу знать какие-либо детали боев под Киевом?! Информбюро по радио только и твердит, что бои с переменных успехом идут под Киевом. Но ты посмотри, что сейчас происходит в Киеве. Все уважаемые политические деятели компартии Украины, градоначальники всех членов своих семей уже давным-давно отправили в эвакуацию, а кое-кто и сам, скажем, к примеру, наш первый секретарь уже давно покинул город.
В этот момент капитан Любимов решительно вмешался в разговор еврея москвича и украинца милиционера. Он предложил им для продолжения знакомства и интересного разговора снова встретиться завтра или послезавтра, но уже в другой обстановке. А то, по словам Любимова, скоро начнет светать, а ему совершенно не хотелось бы разъезжать на грузовиках по незнакомому городу, спрашивая у встречных, как добраться до того или иного места. Поэтому он предложил, прервать разговор и заняться своими делами. Пожимая на прощанье руку киевскому милиционеру Ямщикову, Артур Любимов поинтересовался:
- Товарищ майор, а вы бы не подсказали, продолжают ли сейчас функционировать киевские гостиницы? Нам нужно было бы остановиться в такой гостинице на пару ночей, где киевляне на нас не обращали бы особого внимания.
- Почему бы вам не остановиться в казармах Киевского особого военного округа для приезжих красноармейцев и командиров? Округ пока еще живет и дышит. Правда, он сейчас живет уже не так хорошо, как в прежние годы советской власти. Но он пока еще дышит, несмотря на то, что все его войска переданы Юго-Западному фронту. А городские казармы пока еще остаются в его распоряжении.
Капитан Любимов не мог, не имел права говорить этому умному майору киевской милиции о том, что его группа красноармейцев на деле является группой тактической разведки войск НКВД. Его бойцы не имели права и не должны были до поры до времени или до особого приказа своего руководства вообще светиться на людях в своей военной форме. В случае размещения его разведчиков в военных казармах КОВО это бы означало, что они сами громогласно всему белому свету заявляли о том, что в Киеве появилась специальная группа разведки НКВД. Причем, эта группа помимо того, что не желает заявлять о своем появлении в городе, она неизвестно кому подчиняться в этом прифронтовом городе Киеве. Такое странное стечение обстоятельств, наверняка, могло бы привлечь к себе внимание немецкой разведки и контрразведки, а также добровольных немецких помощников, оуновских наймитов. Артур Любимов совсем уже собрался попросить майора Ямщикова забыть о об этой его просьбе и, сердечно его поблагодарив, грузовиками отправляться в город, попытаться на собственный риск разыскать нужную им гостиницу, но в этот момент Артем Ящиков продолжил свою мысль:
- На территории моего отделения милиции имеется маленькая, но очень неплохая гостиница, которая называется "Спортивная". Она расположена на Крещатике, совсем недалеко от центра города. Если вы решите там остановиться, то дежурному администратору просто скажите о том, что эту гостиницу именно я вам рекомендовал. Тогда вас обязательно туда заселят, а ее персонал сумеет удержать язык за зубами, не будет особо распространяться о вашем появлении и проживании в этой гостинице. Между прочим, эта гостиница имеет внутренний дворик, где свободно могут разместиться оба ваших грузовика. Так, что, товарищ капитан Любимов, счастливого вам пути и до новых встреч. А я когда-нибудь к вам обязательно загляну на чашку чая и тогда мы от души наговоримся.
Пожилая женщина администратор гостиницы "Спортивная", поначалу и слышать не хотела о размещении в ее гостинице группы из тридцати двух красноармейцев. Эта женщина сидела в кабинке со стеклянным окном и с надписью на стекле "Администратор", установленной в дальнем углу мрачного и слабо освещенного гостиничного вестибюля. Она громко кричала Артуру Лебедеву о том, что гостиница переполнена, что места в ней все заняты. Что завтра ожидается заезд новых гостей, поэтому она не может выделить такого большого количества номеров для какой-то проезжей группы красноармейцев.
Артур Любимов и капитан Бове сразу же обратили внимание на то, что этот крик женщины администратора слишком надрывен и театрален. Да и если судить по общей обстановке в гостиничном вестибюле, то гостиница "Спортивная" давным-давно уже не видела гостей постояльцев в своих номерах. В тот момент обоим капитанам даже показалось, что эта женщина администратор чрезвычайно боится того, что при очередной проверке документов киевская милиция обнаружит, что в ее гостинице вдруг объявилось такое количество постояльцев без соответствующей разнарядки сверху, Тогда за нарушение паспортного режима в прифронтовом городе ее обязательно накажут или даже расстреляют.
Чтобы итак разгоряченную ситуацию не доводить до крайности, Любимов отозвал капитана Бове в сторонку. Он тихо на ухо ему прошептал о том, чтобы тот в течение пятнадцати минут организовал бы разнарядку сверху на расселение в гостинице "Спортивная" тридцати двух командиров Красной армии. Капитан Бове своей длиной ручищей орангутанга задумчиво почесал затылок, куда-то исчез, но вскоре снова объявился, а в руке он уже держал бумагу с печатным текстом, штампами и большими печатями. Не совсем доверяя излишней интеллигентности капитана Любимова, капитан Бове сам переговорил с этой крикливой администраторшей.
Разговаривая с капитаном Бове, женщина почему-то перестала кричать, а испуганно оглядываясь на Артура Любимова, о чем-то долго перешептывалась с Бове, все время ему улыбаясь. В результате этих непонятных переговоров взвод капитана Бове получил в свое распоряжение два верхних этажа гостиницы. Самый большой и единственный номер на последнем этаже был выделен капитану Любимову. А все бойцы взвода, да и сам капитан Бове, разместились этажом ниже в очень широком, но не очень длинном коридоре, проходящем между номерами. Они просто бросили на ковровую дорожку добытые где-то тюфяки и матрасы без белья, в изголовья сложили армейские баулы с личными пожитками.
Затем бойцы принялись разгружать грузовики и перетаскивать груз на свой, пятый этаж, раскладывая его по номерам, при входе с лестничной клетки в коридор этажа. Капитан Любимов отправился в свой номер на шестом этаже, чтобы немного поспать, до восхода солнца оставалось совсем ничего. Он был до глубины души обижен тем, как его друг капитан Бове так быстро разрешил напряженную ситуацию с администратором. Тот так и не удосужился разъяснить своему другу и командиру, что он именно сделал, чтобы получить места в гостинице?? Чтобы отомстить орангутангу за поруганную честь, при уходе капитан Любимов приказал тому, чтобы он к утру решил бы вопрос с питанием бойцов и командиров группы. Помимо этого капитан Бове, по приказам капитана Любимова, нес ответственность за разгрузку грузовиков, а также за то, чтобы их затемно перегнать во внутренний дворик гостиницы.
Подниматься на шестой этаж капитану Любимову пришлось по лестнице, в гостинице имелся старинный лифт, но сейчас он бы отключен. С первого же взгляда выделенный гостиничный номер капитану Любимову показался отличным. Это была большая комната с узкой кроватью, как и в красноармейских казармах, которая стояла в одном углу этой комнаты. В номере был письменный стол, на котором стоял телефонный аппарат. И с прекрасным широким окном, к которому Артур сразу же подошел и, широко его распахнув, он несколько минут любовался красивой панорамой этого старинного и спящего города, который стоял на берегу Днепра. Снимая на ходу гимнастерку, Артур подошел к кровати и, откинув, покрывало в сторону, рухнул в объятия постельного белья. Через секунду капитан Любимов глубоко спал.
Утром капитан Любимов проснулся от громкого трамвайного звонка и человеческого гула голосов. Это было настолько неожиданно, что Артур открыл глаза и внимательно прислушался. Звон трамвая и гул человеческих голосов до него доносился из распахнутого окна.
Он упруго вскочил на ноги и, босыми ногами шагая по чуть прохладному дощатому полу, подошел к окну и, перегнувшись через подоконник, выглянул наружу. То, что капитан внизу увидел, заставило от полной неожиданности и одновременной радости задрожать его сердце. Внизу, под окном его гостиничного номера, проходила киевская улица, по которой ходил трамвай. Невдалеке на этой улице была трамвайная остановка и сейчас в вагон, только что подошедшего трамвая, поднимались киевляне. Причем, их было много, а в толпе можно было бы увидеть людей различного пола и возраста. С удивлением Артур Любимов видел, что среди киевлян было много юношей призывного возраста.
Артур с умилением наблюдал за этой картиной жизни такого большого украинского города. Он никак не мог поверить в то, что сейчас всего в пятидесяти или ста километрах от этого города идут бои, в которых погибает тысячи красноармейцев. Немецкие танки рвут оборону наших дивизий, обороняющих этот город. Что вчера вечером бойцы взвода капитана Бове, рискуя жизнями и под немецкими авиабомбами, разгружали самолет, на котором они прилетели в город. А сейчас над Киевом ярко светит и приятно пригревает жаркое летнее солнышко, на небе над городом не было ни одного облачка или вражеского бомбардировщика.
Внутри Артура что-то щелкнуло, он подумал о том, что эта картина крупного мирного города говорит о том, что этот город не знает, что это такое вражеская бомбардировка. Киевляне на улицах и площадях даже не остерегались вражеских бомбардировщиков, они не поднимали своих голов к небу, чтобы заранее увидеть подлетающие к городу вражеские "Юнкерсы 88", "Хейнкели 111" и штурмовики "Юнкерсы 87". Да и одеты киевляне были совершенно не по военному, в тяжелые платья и костюмы темного цветов расцветки. Сейчас они были одеты по южному, в легкую и светлую одежду, которая во многом отличалась от одежды, которую сегодня носили москвичи и ленинградцы.
- Артур, почему ты проснулся так рано? Мог бы еще поспать! Ведь о завтраке мы договорились, что он будет готов к десяти часам утра! Но, если ты хочешь, то мы можем позавтракать и прямо сейчас. Ребята рано поутру на базар сбегали, накупили курицы, яиц, творога и масла. Все это мы должны съесть в завтрак, а иначе в эту киевскую жару продукты быстро испортятся. Я умею и могу сейчас быстро пожарить нам яичницу.
Послышался за спиной Артура знакомый голос капитана Бове. Он не слышал того, как этот капитан проник в его номер, но на то он и разведчик, чтобы без шума проникать туда, куда не нужно. Развернувшись лицом к двери, капитан Любимов увидел капитана Бове, который в руках держал около десяти карабинов. Свалив из в беспорядке в углу номера своего командира свалив, капитан отправился готовить яичницу из свежих яиц. Честно говоря, перловая каша с американской тушенкой, которой Артуру приходилось постоянно питаться последнее время, успела набить ему ужасную оскомину. Ему очень хотелось позавтракать чем-либо вкусненьким и новеньким. Пока Бове готовил яичницу, Артур снова повернулся к раскрытому окну, чтобы продолжить любоваться красотой Киева и его жителей.
Прямо напротив себя, на крыше дома на противоположной стороже улицы он вдруг заметил молодого паренька в новенькой красноармейской форме с металлической каской на голове. Тот так же, как и Артур, склонившись над парапетом крыши здания, пытался наблюдать за тем, что сейчас происходило внизу, на главной киевской улице Крещатике. Слегка повернув голову в сторону от этого паренька красноармейца, капитан Любимов увидел на крыше здания установленный счетверенный зенитный пулемет "Максим". Видимо, этому молоденькому красноармейцу надоело бестолково вышагивать по крыше и всматриваться в свободное от вражеских бомбардировщиков небо, вот он и решил, немного поразвлечься, наблюдая с крыши за просыпающимся городом. Вероятно, в своей российской деревушке этот паренек никогда не видел таких больших зданий, такого большого количества хорошо и красиво одетых горожан! Тем более, что среди них было немало красивых украинских девчонок.
Дверь гостиничного номера снова распахнулась, в дверях снова появился орангутанг Бове. Из-за запаха яичницы, гулко и вкусно разнесшегося по номеру, Артуру Любимову сразу же стало понятно, что командиру взвода разведчиков все уже удалось пожарить холостяцкую яичницу. Помимо громадной чугунной сковороды с яичницей, которая была в руке капитана Бове, он умудрился в своих же руках принести два табурета для едоков, большой кус свежего деревенского сыра, почти литровую кружку молока и целый каравай белого хлеба.
Завтрак у капитанов получился очень вкусным и весьма познавательным. Во время завтрака капитан Бове делал две взаимоисключающие вещи. Он поглощал завтрак и одновременно вводил Артура в курс уже сделанных или еще предстоящих сделать дел.
Запивая молоком ломоть белого хлеба с положенной на него яичницей, Бове говорил о том, что сейчас его бойцы в окрестностях гостиницы разыскивают киевского портного. Артур тут же вспомнил о том, что в суматохе сборов к вылету на Киев они совсем забыли взять с собой штатскую одежду, без которой было бы невозможно появляться на киевских улицах.
Разведчик орангутанг продолжал говорить о том, что этот киевский портной должен пошить гражданские костюмы всем бойцам взвода за сутки и предстоящую ночь. А затем капитан рапортовал о том, четверо бойцов разведчиков во главе со старшиной Желудем отправлены в киевский укрепрайон для выяснения того, как там обстоят дела и где находятся фрицы. В укрепрайоне оборону держит 37-я армия генерала Власова. Отдельные пятерки разведчиков капитаном Бове были направлены в 5-ю, 21-ю и 26-ю армии для выяснения того, как они держат фронт против немцев. Делая очередной глоток молока, капитан Бове заявил о том, что в данную минуту он держит оборону этого гостиничного комплекса в полном одиночестве, так как все бойцы вверенного ему взвода разведки сейчас находятся на выполнении боевых заданий. В заключение своего рапорта-завтрака этот капитан орангутанг нагло заявил о том, что сейчас он уйдет и ляжет спать, так как не имеет права покидать гостиницу, бросая на произвол судьбы имущество взвода тактической разведки.
Капитан Любимов мгновенно догадался о том, что этим своим последним заявлением капитан Бове, будучи интеллигентным командиром, проявляет интерес к тому, а чем конкретно его друг и командир одновременно сегодня будет заниматься?! Он поднялся на ноги и несколько раз прошелся по своему номеру, где кроме кровати и письменного стола с телефоном ничего больше не было.
Вчера утром ему пришлось, Сталин на этом особенно настаивал, посетить штаб Юго-Западного направления, размещенный в Харькове, чтобы встретиться с "особо доверенным лицом Иосифа Виссарионовича" членом Военного Совета ЮЗН Никитой Сергеевичем Хрущевым. Уже тогда Любимов не понял, почему Хрущев вместе с Тимошенко несет службу в Харькове, а не сражается вместе с генерал-полковником Кирпаносом, обороняя Киев. Ведь Хрущев умудрился одновременно быть членом Военных советов и Юго-Западного направления и Юго-Западного фронта. Он также не понимал того, для чего образованы и сейчас существуют три штаба - штаб Юго-Западного фронта во главе с генерал-полковником Кирпаносом, штаб Южного фронта во главе с генерал-лейтенантом Рябышевым и штаб Юго-Западного направления во главе с маршалом Тимошенко. Если существование штабов обоих фронтов еще было более или менее понятным делом, то существование штаба Юго-Западного направления, который при этом только советовал и консультировал командующих фронтами, но ничего практически не решал, было несколько странным и непонятным делом.
Любимову требовалось время и человек, который мог бы помочь ему разобраться во всех перипетиях этих непонятных вопросов, но он пока не знал такого человека. Поэтому и не знал, чем будет сегодня заниматься. Может быть, было бы целесообразным побродить немного по городу, прислушиваясь к людской молве и собирая слухи.
- 2 -
В своем армейском сидоре Любимов, чтобы особо не выделяться энкеведешной формой на киевских улицах, разыскал форму военного инженера 2-го ранга. Натянув ее на себя, он внимательно осмотрел себя в небольшой осколок зеркала, случайно найденный в номере. Из зеркала на него смотрел молодой парень, который выглядел несколько чужим и незнакомым в форме военинженера. Видимо, эта доля неузнаваемости появилась в нем во многом из-за того, что сейчас на Артуре была не синяя форма командира войск НКВД, к которой он уже привык. Затем из сидора же капитан Любимов достал кобуру, в которой лежал добротный советский пистолет ТТ и повесил ее на поясной командирский ремень. Ему очень хотелось взять с собой много раз проверенный "Вальтер Р38", но сейчас Артур решил особо не рисковать и не носить с собой немецкого пистолета, на улицах города всякое может случиться! Еще раз привычным движением рук он расправил гимнастерку под поясным ремнем, проверил центровку звездочки на пилотке по своему носу.
А затем покинул свой номер и по коридору прошел к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж. На пятом этаже прямо на ступеньках лестницы сидел капитан Бове. Он сидел к нему спиной, но, услышав за спиной звуки шагов, тут же обернулся. Затем капитан вскочил на ноги и, решительно выхватив из кобуры наган, зло поинтересовался:
- Молодой человек, откуда вы здесь...?
Но капитан Бове тут же в этом военном инженере признал своего командира, капитана Любимова. Он сунул свой любимый наган обратно в кобуру, злобно сплюнул на пол, и опять-таки довольно злобно поинтересовался:
- Ну, чего ты, Артур, так нарядился? Тебе, что нормальной формы не хватает, а то одним своим видом в смущение меня вводишь?!
- Успокойся, Жора, все в полном порядке! Мне нужно по городу немного прогуляться, встретиться с одним весьма интересным человеком. Так, что жди, я скоро вернусь!
Выйдя из подъезда гостиницы на улицу, Артур Любимов сразу же на своей собственной шкуре почувствовал, как сильно пригревает осеннее киевское солнце. Он мгновенно вспотел и, будучи северянином, он не привык к подобной жаре в конце лета. Поэтому принялся белым платочком вытирать пот со лба и висков головы. Понаблюдав пару минут за киевлянами, стоявшими и ожидавшими прибытия трамвая на трамвайной остановке, Любимов решил для начала дойти до Владимирского спуска, а там сесть на трамвай и доехать до Контрактовой площади. Его, по-прежнему, удивлял прямо сказать не очень-то военный вид этого города.
В этот момент над городом послышалось противное завоевание немецкого двухмоторного разведывательного самолета "Фокке-Вульф-189", который у красноармейцев на фронте получил кличку "Рама" за свою двух балочно-килевую конструкцию. Киевляне не обратили внимания на появление этого немецкого разведчика, они продолжали спокойно расхаживать по тротуарам города, а не искали и не бежали прятаться в ближайшее городское бомбоубежище.
Военинженер 2-го ранга Артур Любимов, особо не выделяясь в общей массе киевлян, неторопливо шел по правой стороне Крещатика, направляясь к Владимирскому спуску. В нормальном режиме в городе продолжали работать продуктовые магазины, булочные, молочные, бакалеи, галантереи, спортивные магазины. Через витрины магазинов Любимов мог видеть небольшие очереди горожан, которые по карточкам, которые были введены в СССР в июле месяце, получили продукты. Но очереди действительно были небольшими, а горожане, которые в них стояли, приветливо между собой разговаривали. В глазах покупателей не было страха или опасения того, что продукты скоро кончатся, что им ничего не достанется, что им придется голодать. К тому же в городе имелись и такие магазины, в которых товары продавались за советские рубли.
В трамвае, который следовал по Владимирскому спуску, было не очень много пассажиров, в основном это были девушки и женщины, но встречались и молодые люди призывного возраста. Некоторые из этих парней старались держаться подальше от военного инженера или они смущенно отводили взгляды, когда перекрещивались их взгляды. Другие парни нагло чему-то ухмылялись, не отводя взглядов от глаз русского военинженера. В трамвае в основном слышалась украинская мова, девушки и женщина говорили на мелодичном украинском языке. Когда Артур Любимов на русском языке поинтересовался, где ему сходить, чтобы добраться до Лукьяновки, то одна из девушек ответила на чистом русском языке. Она подробно рассказала, где военинженеру следует сходить с трамвая и как от трамвайной остановки добираться до Лукьяновки.
Сойдя с трамвая на указанной остановке, Артур Любимов сразу же увидел молодую киевлянку, которая так подробно и на русском языке ему рассказала, как добираться до Лукьяновки. Разумеется, молодая кровь Артура тут же взыграла, как можно было бы молодому парню пройти мимо такой красивой девушки. Ему ничего не оставалось делать, как с ней познакомиться. Уже через пару слов выяснилось, что Марысе, так звали девчонку украинку, тоже требовалось попасть в здание бывшего киевского артиллерийского училища. Сегодня в этом здании располагался штаб военного гарнизона Киева, во главе с его действующим комендантом генерал-майором Горрикером. Оказывается, Марыся работала секретаршей самого генерала Михаила Горрикера.
Так разговаривая и дурачась, украинская девушка и русский парень незаметно для себя дошли до здания бывшего киевского артиллерийского училища и оказались в приемной военного коменданта. Приемная, несмотря на позднее время, было девять часов утра, была абсолютно пуста. С минуты на минуту, по словам Марыси, должен был прибыть сам генерал майор Горрикер. Но в генеральской приемной не было ни одного человека, который ожидал бы с ним встречи.
Действительно, когда большие напольные часы прозвонили девять часов утра, в коридоре послышались шаги и в приемной появился генерал технической службы. Это был среднего роста человек с интеллигентным лицом ученого. Он вопросительно посмотрел на военинженера 2-го ранга и, когда Любимов доложил о своем желании приватно с ним переговорить, то генерал кивком головы пригласил его пройти в кабинет.
Прежде всего, Любимову бросилось в глаза малые размеры генеральского кабинета, в нем могли разместиться два-три человека, не более. На столе стоял один обычный городской телефон и никаких других аппаратов спецсвязи. Горрикер попросил Марысю приготовить и принести им чай, и только после этих слов перешагнул порог своего кабинета. Он сел на стул и стал внимательно рассматривать Артура Любимова, все еще стоящего перед генералом.
- Что-то мне внутри подсказывает, что вы, молодой человек, кадровый военный, но не имеете никакого отношения к техническим войскам. Пускай, я плохой комендант города Киева из-за того, что в моем распоряжении нет ни взвода красноармейцев. Но я хорошо знаю всех командиров технических служб Киевского особого военного округа и штаба управления Юго-Западным фронтов, вы там никогда не служили. Да, что вы стоите, товарищ инженер 2-го ранга, садитесь на стул и начнем наш разговор!
- А вы, товарищ генерал, не боитесь, что я засланный немецкий агент и пришел к вам на встречу, чтобы вас убить?! У вас в штабе я не встретил ни одного часового или постового.
- Вы, знаете, молодой человек, я этого совершенно не опасаюсь! Не столь я важная сегодня фигура в городе Киеве, чтобы этого опасаться. Да, это я изобрел противотанковые ежи, которые получили большое распространение при обороне крупных городов и оборонительных узлов сопротивления. Теперь каждый обороняющийся город строит танковые препятствия на основе этих моих ежей. Но, повторяю, что в данный момент я ни в малейшей степени не влияю на оборону города Киева. Да и вы, если внимательно присмотритесь, обратите внимания на то, что в самом городе крупных воинских частей и соединений нет, мне и командовать нечем. На территории Киева находится, разве, что находится полк 4-й охранной дивизии НКВД, но эта дивизия имеет специфические задачи и специфическое подчинение. Правда, есть еще несколько истребительных и ополченческих батальонов, в которых с немцами воюет в основном гражданская молодежь, наши комсомольцы. Основные же войска четырех армий, которые вместе с 37-й армией, засевшей в дотах киевского укрепрайона, обороняют наш города, расположены и воюют вне рамок городской территории.
В этот момент в кабинет зашла Марыся, она принесла большой чайник с кипятком и две металлические кружки, изготовленные из медных гильз артиллерийских снарядов. Помещение кабинета действительно оказалось таким малым, что Марыся, когда расставляла чайник, заварку и две кружки на стол, своим бедром крепко прижалась к плечу Артура.
Этого прикосновения оказалось достаточным для того, чтобы все мысли парня смешались! Он чуть ли не забыл о том, зачем в этом месте появился, и зачем вообще ему была нужна встреча с генерал-майором Горрикером, военным комендантом Киева.
Но Артур Любимов сумел удержать себя в руках и свою голову привести в порядок. Пока Марыся находилась в кабинете, он сумел вернуться к прежним мыслям и продумать, как ему в дальнейшем вести разговор с Михаилом Горрикером. Артур дожидался момента, когда Марыся покинет генеральский кабинет, чтобы официально представиться военному коменданту города, генерал-майору Михаилу Горрикеру. Девушка нехотя направилась из кабинета, ей было так скучно одной сидеть перед телефоном, который никогда не звонил. Как только за ней закрылась дверь, Артур Любимов из нагрудного кармана гимнастерки вытащил удостоверение личности, которое было подписана Сталиным, и протянул его для ознакомления генералу. Внимательно прочитав этот документ, Горрикер поднял глаза на военинженера 2-го ранга и одновременно капитана войск НКВД Любимова и поинтересовался:
- Что вы хотели бы конкретно знать, товарищ капитан?
И тогда Артур Любимов этому кадровому военному человеку, генералу Горрикеру рассказал о своих мыслях в отношении того, что в характерах киевлянах имеется какая-то особая струнка, которая их отличает от москвичей и ленинградцев. Горрикер внимательно выслушал Любимова, немного подумал и, в этот момент он пальцами правой руки по поверхности стола выстукивал какой-то популярный киевский мотивчик, сказал.
- В отношении бомбардировок города вы правы и одновременно не совсем правы. Да, последнее время немцы очень мало бомбят Киев, явно город берегут для себя. Но совсем его бомбить они не перестали. По ночам частенько наносят бомбоштурмовые удары по киевским предприятиям, до сих пор выпускающими военную продукцию, которые в основном расположены в рабочих окраинах Киева.
Затем комендант города сделал короткую паузу, после чего продолжил свою мысль:
- Но в одном вы, несомненно, правы! Сейчас на Украине, в Киеве или за его пределами существует слишком много дублирующих друг друга гражданских и военных организаций. Что позволяет довольно-таки многим нечистоплотным людям, стоящим у кормила власти, осуществлять свои аферы и авантюры. Вы мне назвали три штаба фронтового значения, один из которых ничего не решает и ничем не занимается, а советует и консультирует других людей, как им вылезать из того или иного дерьма, сложившегося на фронте. Сегодня в Киеве вы не найдете ни одного командующего из четырех армий, которые его обороняют, ни командующего Юго-Западным фронтом, ни командующего Юго-Западным направлением, ни первого секретаря или других секретарей КП(б) Украины. Их семьи давно эвакуированы в Куйбышев, а они сами в качестве членов Военного советов Юго-Западного фронта или Юго-Западного направления находятся за городскими пределами украинской столицы.
- К сожалению, я вынужден согласиться с мнением простых киевлян, когда они говорят о том, что немцы рано или поздно возьмут Киев. Да, сейчас в Киеве не находится ни одной политической фигуры, которая на высшем уровне представляла бы советскую власть и к которой горожане относились бы с должным уважением. Скажем, типа, товарища Жданова, который возглавляет оборону и обком Ленинграда, цементируя силу и волю ленинградцев. Никита Сергеевич Хрущев как был, так и остался случайным человеком в окружение Иосифа Виссарионовича Сталина. Он оказался способен только на то, чтобы танцевать гопак под балалайку и распевать матерные частушки на партийных ночных увеселениях.
Любимов не ожидал такого откровенного разговора, но все, что говорил этот генерал, было сущей правдой. Когда вчера утром он разговаривал с Никитой Хрущевым в Харькове, то у него сложилось впечатление, что первый секретарь КП(б) Украины совершенно не понимал того, что же сейчас происходит под Киевом. Ему был совершенно безразличен трехсот километровый Киевский выступ, а также то, что в этом выступе находится миллион красноармейцев, пять общевойсковых армий со всем тяжелым вооружением. Во время разговора, этот человек бросался словам, типа, "Киев мы не сдадим" или "Киевляне настроены до последней капли крови защищать свой город". В тот момент Любимову очень хотелось товарищу Хрущеву задать вопрос:
- Да, киевляне настроены до последней капли крови защищать Киев! Но почему вы, Никита Сергеевич, в эти критические дни обороны Киева находитесь в Харькове. Вам следовало бы оставаться в Киеве, поднимать киевлян на вооруженное сопротивление немцам?!
Сейчас Артур Любимов очень жалел о том, что в тот момент он, похоже, струсил и не задал этого вопроса Н.С. Хрущеву. А теперь уже совершенно другой человек, заслуженный кадровый генерал, повторил его мысли о высшем политическом руководстве обороной украинской столицы. Тогда он, Артур Любимов, мог бы задать этот вопрос, так как находился и встречался с Хрущевым, будучи личным посланником самого Иосифа Виссарионовича Сталина, и тот за подобный вопрос ничего с ним не мог бы поделать.
Когда военинженер 2-го ранга Артур Любимов покинул кабинет командира военного гарнизона города Киева, генерал-майора инженерных войск Михаила Горрикера, то секретарши Марыси в генеральской приемной почему-то не оказалось. Донельзя раздосадованный этим обстоятельством, Артур вышел на улицу и зашагал в обратную сторону на свой Крещатик. А немецкая "Рама" все продолжала и продолжала кружить над Киевом, а в городе так и не прогудела сирена "воздушной тревоги". Ни один советский истребитель так и не вылетел с пригородных аэродромов на перехват этой "Рамы".
- 3 -
Информация, доставленная разведгруппами капитана Бове из обороняющих город советских армий, была весьма тревожного характера. Все четыре армии вели напряженные бои на ближних подступах к Киеву. Можно было бы сказать, что эти бои армии вели на грани своих возможностей. У командующих армиями отсутствовали резервы, все части и подразделения этих армий были задействованы в боях. Немецкое командование явно владело стратегической и тактической инициативой и, выискивая малейшие прорехи в обороне частей РККА, своими мобильными частями наносили неожиданные удары, захватывая все новую и новую территорию, шаг за шагом приближаясь к Киеву.
Наши командармы снова и снова пытались восстановить линию фронта, чтобы остановить и задержать продвижение противника. Снова и снова они повторяли свои же прежние ошибки, все имевшиеся в распоряжении командармов части и подразделения войск выстраивались в одну оборонительную линию, словно командармы никогда не учились организации эшелонированной обороны.
Одна только 37-я армия вела довольно-таки успешные бои в киевском укрепрайоне, который и стал форпостом обороны всего киевского выступа. Во многом это произошло благодаря тому, что эта армия укрылась в развитой и до войны построенной системе тяжелых артиллерийских дотов. Но нельзя было и не отметить и того, что командарм этой армии генерал Власов грамотно маневрировал и использовал в боях части и подразделения своей армии. Дивизии командарма Власова не просто отбивали натиск наступающих немецких войск, но они часто переходили в контратаки, заставляя отступать немецкую моторизированную пехоту.