1. Современная эпоха характеризуется глобальным кризисом, который лишь при поверхностном взгляде выглядит как финансово-экономический. На деле же, безусловно, он носит глобально-цивилизационный характер, о чём уже не бояться говорить даже отдельные политики. Поэтому главнейшей темой для современного мыслящего ума должно быть осмысление вот этого принципиального момента. Ведь преодоление кризиса нельзя осуществить в режиме стихийных и случайных действий. Стихийно и случайно (в некотором роде случайно - в том смысле, что его, кризиса, никто специально не желал) можно лишь инициировать проблемы и бесконечно долго пребывать в них. Случайный же выход из них невозможен, поскольку, даже найдя случайно верное решение, но не осознав его как необходимое, люди обязательно отбросят его в сторону как будто бы ложное, поскольку встретят яростное сопротивление консерваторов, пытающихся сохранить своё прежнее привилегированное положение в рамках пока ещё существующей, хотя и на глазах ломающейся системы отношений. Лишь явная осмысленность может убедить массы людей в необходимости таких-то и таких-то действий, после чего остановить их уже будет невозможно. Поэтому так важна работа по исследованию современной ситуации. Однако если ограничиться только этим, то предполагаемый подход автоматически станет узким, локальным, не затрагивающим всю глобальность происходящего. Очевидно, это совсем не то, что нужно, поскольку сейчас как никогда требуется максимально общий взгляд на вещи, в котором современная эпоха представала бы как некий этап в общем движении людей как системы. Только в этом случае есть шанс заглянуть за край сегодняшнего дня и определиться с рецептами выживания. Таким образом, требуется понять не только сегодняшний момент в его возвышенной трагичности, но и общие закономерности развития человеческой цивилизации. Очевидно, прежние подходы, руководившие человеческими умами, не смогли быть вполне адекватными человеческому сообществу, поскольку не помогли увести от нынешнего кризиса. В первую очередь это относится к марксизму (о чисто буржуазных учениях, воспевающих капитализм без всякой должной критики, и говорить нечего), который совершенно верно описывал механизм конца капитализма, но совершенно неверно говорил о том, что будит за ним. Опыт Советского Союза показывает: коммунизм-социализм, скроенный во многом из идей Маркса, представляет собой неустойчивую систему, в которой элита, лишённая собственности, всегда будет искать способ эту собственность получить, перечёркивая на корню идею "равенства и братства" (ведь собственность придаёт индивидууму некую устойчивость своего положения в социуме). На этом пути её ничто не остановит, вплоть до сдачи страны её геополитическому оппоненту. Поэтому требуется во многом новое учение, преодолевающее недостаток прежней, но и не откидывающее её достоинства, которых, безусловно, тоже немало. Мы здесь не готовы предложить это учение в его разработанной завершённости, но хотим обсудить один принцип, без которого, как кажется, невозможно плодотворное развитие науки об обществе. Это принцип, если угодно, реализма, когда в основу кладётся не та или иная утопия, а кладётся понимание ограниченности человека, а значит и общества.
2. Любая наука начинается с утверждения своего предмета. И первое, что здесь требуется - чтобы этот предмет был, ведь невозможно изучать то, чего нет ни в каком смысле. И поскольку нашей задачей является выработка принципа (основания) для науки о цивилизации и о человеке в ней, то первое, что нужно сделать, это определиться, что есть цивилизация, и есть ли она, а если есть, то в каком смысле.
Конечно, под цивилизацией разумно понимать отношения между людьми, а также всё то, что создано ими в процессе их многовековой истории, включая знания и мифы о прежнем. Хорошо, но существует ли она, или она выдумана хитрыми политтехнологами и их заказчиками с целью дезориентировать людей и заставить жить по заранее спланированному сценарию? А может, люди сами без всякой подсказки желают вверяться в обманные галлюцинации о том, что будто бы есть что-то единое и скрепляющее всё разом, в котором они пребывают по факту своего существования и по этой-де причине их жизнь заведомо имеет смысл - смысл приобщённости к единой цивилизации. Ведь человек как всё-осмысляющее существо не может жить без смысла. Смысл же есть некая всё-обобщающая идея, в которой разное и многое становится одинаковым и одним, так что в этом одном он (смысл) и пребывает. Не придумывают ли люди себе то, без чего их жизнь станет серой и ненужной? Не спасают ли они себя от смысловой небытийности разными фантазиями? Иными словами, есть ли цивилизация в действительности?
Вопрос наш перестанет быть праздным, как только мы задумаемся, о чём идет речь. Действительно, если наличие предметов обихода, искусства и проч. не вызывает сомнений, поскольку они, как говорят, объективны (в смысле их независимого существования от того, осмысляются они или нет), то вот что касается отношений между людьми, без которых понятие цивилизации будет совершенно пустым, ситуация оказывается сложнее, поскольку отношения определяются исключительно в уме (душе) человека - во-первых, а во-вторых, без обращения на них умного внимания они не есть отношения, перестают ими быть и суть ничто. Если же отношения суть ничто, то понятие цивилизации оказывается не вполне определённым и стоящее за ним не может полагаться заведомо существующим, так что и наука наша, о принципе которой мы собираемся немного поразмышлять, теряет свой предмет и становится не наукой собственно, т.е. системой обоснованных положений, и пустословной причудой.
Собственно говоря, вопрос здесь сводится к тому, есть ли отношения? Но что значит "есть"? Под "есть" мы понимаем нечто определённое, о чём возможны рациональные логические процедуры мысли. Определённо же лишь то, что уже возникло. Правомерно ли отношения считать уже-возникшими? Очевидно, нет, поскольку уже-возникшее отношение не есть оно, а скорее, некая структура мысли. Отношение же суть во многом эмоциональное действие, не лишённое, разумеется, рациональной составляющей, но не сводящееся к ней, поскольку иначе отношения полностью подчинились бы логике, что, как мы знаем, неверно. В свою очередь, эмоции есть, когда они длятся, т.е. когда они ещё не вызрели окончательно и пребывают в становлении. Ставшая эмоция - это всего лишь память о ней. Таким образом, и отношения в значительной степени существуют только в становлении, а значит они не вполне определены и не вполне существуют. Их существование не безусловно, а условно. Вчерашние отношения - это не они; они существуют вот-сейчас, в данный момент времени, в данную эпоху жизни. Поэтому и сама цивилизация, имеющая отношения не в качестве привнесённого атрибута, а в качестве стороны самого себя, существует безусловно только одной своей стороной - вещной, а другой стороной, т.е. в отношениях, существует условно, как то, что пребывает в становлении.
3. Родственным понятием к цивилизации является понятие общества (социума). В отличие от первого, общество не включает в себя вещной мир, однако и оно имеет рациональную и иррациональную составляющие: люди, из которых состоит любой социум, субстанционально материальны и объективны, а отношения между ними - в известном смысле иррациональны. Поэтому и общество существует в полной мере лишь как становящаяся сущность, и любая неизменность ей претит.
Надо сказать, что когда мы говорим о становлении, то не обязательно имеем в виду развитие. Деградация - такое же становление, как и развитие, только в первом случае имеет место уход из бытия в небытиё, а во втором случае - наоборот, бытиё восходит из небытия. Однако, поскольку в небытии быть нельзя, то из небытия невозможна никакая точка зрения и взгляд на ситуацию, в том числе и наша наука может быть только с точки зрения бытия и его утверждения. Более того, любая смесь бытия и небытия, имеющаяся в становлении, ввиду того, что она имеется, бытийна по существу и вообще составляет это самое существо. Поэтому в какие бы времена не изучались цивилизация и общество - в эпохи деградации или развития - это изучение с необходимостью бытийно и направлено на бытиё, т.е. на жизнь, а не на смерть. Учение, желающее смерти, не есть учение о цивилизации, и не есть даже учение вообще, а представляет собой, скорее, иллюзию, уподобляющуюся вирусной инфекции, с которой обходиться следует сходным образом - путём нещадного уничтожения. Ведь по отношению к чистому отрицанию действенно лишь само чистое отрицание.
4. Движение присуще цивилизации, и по этой причине её существование условно. Однако ведь любая сущность стремиться к своей безусловности. Может, всё-таки, цивилизация безусловна, хотя бы даже для себя? Здесь надо разобраться.
Мы выяснили, что цивилизация условна для человека. Но что есть человек в данном случае? Это есть тот, кто создаёт эту самую цивилизацию. Кажется, это очевидно. Получается, человек создаёт продукт, который оказывается для него самого условным. Конечно, эта условность обуславливается не-свершённостью. И тем не менее, получается, что человек, создавая, так и не может создать. Это какая-то ошибка. Ясно, что эта ошибка нами осознана и понята, но ситуация не делается верной просто по факту её понятости. А ошибка здесь налицо: обозначая цивилизацию как нечто, мы даём ей определённость, а значит и существование. Но тут же существование объявляется условным, поскольку оно незавершённо. Иными словами, от человека как творца требуется преодолеть свою же собственную ошибку и условность существования своего собственного продукта ему следует перевести в другой статус, в статус безусловности. И все движения, происходящие в цивилизации, есть производная от напряжения в человеке, направленного на решение этой задачи.
Под человеком мы здесь понимаем нечто усреднённое, т.е. абстракцию мысли, утверждённую таким образом, чтобы иметь право полагать, что именно она и есть. Потому что если она не есть, то её следствие тем более не есть, т.е. безусловно не существует. Но мы всё же полагаем, что её следствие, т.е. наш предмет изучения - цивилизация - как-никак есть, хотя и условно. Поэтому корректность логического ряда требует, чтобы наш условно-усреднённый человек обладал безусловным для нашей науки бытиём, причём таким, которое единственным своим следствием имеет цивилизацию, двигающуюся к своей безусловности как продукта, т.е. как результата деятельности безусловной абстрактной причины. И пока эта задача не будет исполнена целиком, сама причина не сможет обозначиться в качестве причины в полной мере, и будет обладать элементами несовершенства. Ведь совершенное всегда полностью выражает своё бытиё, и если бытиё заключается в создании причины, то оно (бытиё) будет совершенным лишь когда причина раскроется и развернётся вся полностью, т.е. когда цивилизация достигнет статуса безусловного существования. Получается, несмотря на нашу декларацию о безусловности абстрактного человека как творца цивилизации, не-свершённость последней не позволяет первому соответствовать своему определению. Лишь когда всё встанет на свои места, абстракция человека получит своё подтверждение в жизни, а цивилизация-таки станет тем, чем ей и подобает быть - безусловным сущим, причём не только в восприятии своего творца (сущее для другого), но и для себя, поскольку не будет иметь в себе движения, идущие от человека, направленные на изменения своего бытия как бытия, т.е. попросту говоря, поскольку станет вполне устойчивой сущностью. Причём, здесь важно подчеркнуть именно этот момент: безусловное существование не отвергает и не отрицает движения вообще, но отрицает движения против своего бытия, отрицает всякие покушения на идею существования, не отказываясь, а даже предполагая движения в сторону усиления своего бытия, его всё большей и большей стабилизации и уверенности пребывания в этом мире.
Таким образом, идеалом и конечной целью цивилизации как движущейся сущности является устойчивость и надёжность своего бытия. При этом всякие метаморфозы, случающиеся с ней - то ли войны, то ли революции и проч. - есть не что иное, как издержки роста: любой растущий организм в некоторые фазы жизни претерпевает ломку прежних тех или иных внутренних структур как условие получения новых козырей за выживание. В самом деле, любое бытиё таково по сущности, и покуда оно есть, его сущность неизменна. Поэтому изменения бытия происходит лишь по форме, в которую входят не только пространственные очертания вещных тел, но и в самом общем виде - все границы, а значит все виды и роды определённостей. Рост цивилизации - это периодическая смена определённых форматов её жизни.
5. Но осознаёт ли человек свой продукт? Очевидно, что поскольку осознаваемое существует, а здесь перед нами стоит существование условное, то и осознавание содеянного лишь условно - человек видит ситуацию лишь краем глаза, не входя в неё подробно, поскольку не имеет на большее возможностей. Какова причина такого положения вещей?
Думается, человек не видит делаемое во всех деталях потому, что сам является следствием цивилизации - хотя бы в культурном смысле, или в каком ином ещё. Действительно, только безусловная отделённость причины от следствия представляет первое перед вторым в полной завершённости. Если же то и другое в известной мере слиты, так что влияние оказывается обоюдным и взаимным, то глядение (умное всматривание) человека на цивилизацию уподобляется на глядение в зеркало в зеркальной комнате с бесконечнократным отображением от других зеркал. И хотя мы понимаем, что исходная активность идёт от человека, но эта активность такова, что к человеку же и возвращается в подчас видоизменённом до неузнаваемости облике. В общем-то, здесь мы имеем глобальный закон движущегося: чтобы оно было, оно должно вернуться к себе, а иначе оно теряет своё "есть" в дурной бесконечности однообразных подобий. В себе же движение (точнее, активность) ничему не уподобляется, а находит искомое - тождество. Ведь любая причина движения в конечном счёте проистекает от главной причины - целевой (то, ради чего...), которую Аристотель ценил больше всего. Целью движения, каким бы оно ни было, есть его благо. Что же является первейшим благом для того, что движется? Первейшим благом здесь является сохранение его сущности. А поскольку движение цивилизации выражает его бытиё, т.е. движение это происходит согласно своему бытию, то искомым благом следует считать сохранение движимости как таковой, что возможно только если движение не упрётся в свою противоположность - покой, пассивность, а встретит себя же, вернувшись к себе.
Таким образом, влияние цивилизации на человека выражает тождество активности человека самой себе, её безусловный характер. Это - та зацепка, которая позволяет настаивать, хотя бы в начале и декларативно (на уровне необходимом, но не достаточном основании) на безусловном существовании человека. Очевидно, этот уровень дополнится достаточным обоснованием лишь когда продукт человека - цивилизация - станет безусловным и полным бытиём. В этом случае произойдёт ясное осознание этого бытия, что может служить яркой меткой определённости цивилизационного развития. Поэтому естественны и необходимы всякие честные усилия всех, желающих осмыслить и понять происходящее среди людей под влиянием людей.
6. Движение присуще цивилизации, причём абсолютно, т.е. не только в том смысле, что оно движимо своим первоисточником, но и в том, что оно само действует на этот первоисточник и движет его. Это значит, что не движение определяет её цель; оно лишь ситуативно оформляет сущностное положение вещей. Сама же сущность есть производная чего-то другого. В самом деле, если бытиё чего-то выражается лишь будучи в движении, причём в движении абсолютно выраженном, то это движение имеется в нём в непосредственном виде. Поэтому к нему не нужно стремиться. Значит, оно осуществляется не для себя, а для чего-то другого. С другой стороны, мы чуть выше говорили, что целью движения является само оно. Налицо противоречие, которое снимается тем, что движение существует для себя здесь и сейчас, как то, что есть исключительно для самой себя, и превнесённая в некий субстрат, например, в цивилизацию даже как безусловный её атрибут, не отрывает от себя целевого кусочка с тем, чтобы передать его этой самой цивилизации. Движение в цивилизации позволяет ей двигаться, изменяться так-то и так-то, но то, куда это движение будет происходить, в самом движении не определено. Это как, скажем, двигатель движет автомобилем, но цель этого движения определяется другими моментами - то ли волей шофёра, то ли ландшафтными возможностями перемещаться туда или сюда и т.п.
Иными словами, вся динамика социальных процессов даёт лишь ситуативный эффект, т.е. толкает социальные процессы в те стороны, которые зависят от особенности ситуации. Например, если в какой-то момент времени общество готово воспринять некие идеи, а наличествующая идея одна, то именно она и будет воспринята. Или: если общество желает воевать (бывает ведь и такое), а ситуация ничего иного не предлагает, то будет война и т.п. Однако ведь не отдельные идеи, и не войны как таковые есть конечные цели. И то и другое - цели лишь промежуточные. Ведь если идей в обществе много, и войн много (и чего бы то ни было ещё), то они не есть одно, а ведь именно одно и есть то, к чему всё двигается.
Конечно, то одно, к чему всё идёт, есть благо. Но к благу двигается не только цивилизация, но и каждое отдельное сущее, в том числе и каждый индивидуум. Причём, раз каждое сущее индивидуально, то и путь его к благу тоже индивидуален, а значит каждое сущее подходит к благу со своей стороны, и оно каждый раз по новому ему представляется и раскрывается. Если это так, то и для цивилизации как сущности, отличающейся от всего остального и обладающей своей индивидуальностью, благо раскрывается по особенному. Действительно, можно сказать так: если цивилизация стремится к своей определённости, то именно эта определённость и раскрывается как благо, как то, ради чего она испытывает все мучительные метаморфозы неопределённости. Причём, поскольку существование цивилизации во время её становления условно, а безусловным оно станет лишь с приобретением своей цели, то именно в этот момент станут действительно легитимными (предикативно ясными) рассуждения о её движении к цели как к благу определённости. До этого момента подобные мысли условны, не обладают полнотой убедительности, в результате чего и происходят все ошибки и поиски в устремлении людей. Ведь если бы они заранее всё в точности знали, то очень быстро пришли бы к искомому. А раз этого не происходит, то это значит, что нет видения ситуации в её истинности.
7. Если именно определённость для цивилизации есть благо, то эта определённость должна быть ни чем иным, как полностью выраженным действием причины. Иными словами, определённость возникает тогда, когда вся сущность человека преобразиться в сущность цивилизации. Человек, действующий согласно своему бытию, будучи ограниченным структурой активного сознания, физическим (вещным) телом и окружением - привносит в свой продукт это своё бытиё и формирует его сообразно этому. И хотя он сам меняется от своего продукта (об этом было чуть выше), но не меняет своего бытия в своих сущностных чертах. Так, факт того, что он обладает умом, никуда деться не может. Далее, факт структурированности ума в умном представлении, т.е. в режиме полноценного понимания его тоже не может измениться. Наконец, совершенно очевидна неизменность наличия вещного тела и того или иного объективного мира вокруг. И вот все эти бытийные моменты человека должны стать бытийными моментами цивилизации. Такое долженствование не есть рационально выраженная воля того или иного индивида - то ли мыслителя, то ли политика и т.д., а есть необходимость того, чтобы логически выверенная мысль имела силу осуществления. Ведь всё истинное не запрещено для бытия, открыто ему, и более того, из него складывается бытиё как из своей материи.
Из всего сказанного следует, что цивилизация обретёт себя и перестанет мучиться внутренними перерождениями - такими тяжёлыми и опасными для её жизни - когда её бытиё уподобиться бытию человека как своей непосредственной причине. Конечно, полного тождества здесь быть не должно, поскольку человек как причина должен отличаться от своего продукта как от следствия. Однако уподобление здесь возможно и даже необходимо, поскольку в нём хотя и нет полной определённости (что есть в тождестве), так что может сложиться впечатление о неверности применения такого предиката, но зато в уподоблении есть факт преемственности, удержание вторичности цивилизации по отношению к человеку. При этом отсутствие полной определённости здесь следует рассматривать не как негатив, а скорее, как позитив, поскольку абсолютная определённость предполагает полную неизменность. Цивилизация же не может быть полностью неизменной сущностью, поскольку даже в пределе она должна быть единым многого, т.е. неким единством, в котором совершенно диалектически закономерны, а значит обязательны и внутренние движения, и движения взаимодействия с внешним миром (вплоть до всей Вселенной). В отличие от цивилизации абстрактный человек, о котором мы говорим как о творце, неизменен в сущностных своих чертах. В противном случае в некоторый момент мы не сможем говорить о нём как о человеке, и будем вынуждены говорить о нём очень выдуманные вещи.
8. Человек в своей неизменности противоречив: он вещественный (вещный) и духовный одновременно. Это противоречие есть его судьба; поиск разрешения этого противоречия - его удел. Таким создал его Бог по своей всемерной благости, таким он и будет вовеки. Это значит, что в нём заложено извечное движение от духовности к вещности, и от вещности к духовности. В этом выражается его исконное движение к Богу (ведь всё сущее изошло от Него и движется к Нему). Двигаясь же, человек проявляет волю, устремлённость, желание реализовать задуманное, а значит - влиять на ситуацию. Всё это означает стремление к власти. Поэтому к духовности и вещности человека надо прибавлять его властность, поскольку иначе видение его будет неполноценным. Властность синтезирует человеческие противоположности. Конечно, этот синтез антропоморфен и потому ограничен по силе и деятельности, а значит и по властности. Здесь есть известный парадокс: власть как синтез не позволяет удержать власть на безусловном уровне и всегда держит её на вторых ролях, нивелируя её суть. Истинная власть может быть только с Богом в режиме полного доверия и подчинения Ему, что означает малую ценность ориентира движения под названием "власть", и величайшую ценность ориентира божественного. Иными словами, синтез в виде властности есть ошибка. Но ситуация так обстоит, что она всегда имеется. И дело тут не в глупости людей, а в том, что они люди. Они так устроены, и иначе не могут. Даже самые великие праведники хотели влиять на людей - пусть даже с безусловно благими намерениями. А хотеть влиять - это хотеть власти. И никуда от этого не деться.
Собственно говоря, о властности не следовало бы нам говорить, если бы она не была ошибкой. Действительно, характеризуя бытиё человека, мы это делали через определение его границ. Одна граница - его духовность, другая граница - его вещность. Третья же граница - это его ошибочность, т.е. не ошибочность тех или иных действий или полаганий, а ошибочность как таковая, как элемент, совершенно необходимый для сущностного понимания человека. И вот мы говорим, что эта ошибочность как таковая и выражается через властность. Если бы властность не была ошибочностью, а была бы из другой сферы - истинности - то на ней можно было бы остановить своё внимание и полностью замкнуться на ней, забыв о всяких границах (вещной, духовной) вследствие их второстепенности, промежуточной роли при формировании главного понятия, с которым-де и следует иметь дело. Но поскольку "главное" понятие выражает ошибочность, то на нём нельзя строить систему мысли, так что приходиться опять возвращаться к нашим исходным понятиям (вещности и духовности) и удерживать их в напряжённом внимании, не отбрасывая при этом и понятие властности, необходимость которого тоже никуда не делась и пребывает в полной своей силе.
Таким образом, мы говорим, что бытиё человека, переливающееся в своё подобие - в бытиё цивилизации - определяется как духовность, вещность и властность.
9. Если властность необходима - с одной стороны, а с другой - она есть ошибка, то она как синтез не служит предельной целью, а является целью промежуточной, без которой нельзя обойтись, но от которой следует всякий раз отталкиваться, не принимая её в качестве предельной желанности. Властность нужна не для себя, а для другого, что противостоит её. И если властность говорит человеку о его величии, о том, что он возвышается над всем и покоряет это всё, то противоположность, напротив, призывает не торопиться со всем этим и задуматься о бренности своего существования, о своей подотчётности Высшей инстанции - Богу, в конечном счёте - о покорности Ему. Последнее же - это приятие своей вписанности в Космос как всеобщую гармонию существования, так что именно к этому, к всеобщей гармонии, человек непосредственно движется, чтобы обрести покой в надёжности бытия. Эта надёжность будет достигнута естественным образом, когда преодолеется ошибка его существования в виде властности, т.е. когда эта ошибка перестанет быть как ошибка, а станет элементом, или моментом гармонии жизни. Гармония же предполагает уравновешенность и меру, когда что-то одно не выпячивается и подавляет собою другое, а сопряжено с ним так, что то и другое перестают быть возможными друг без друга. А поскольку речь у нас на деле идёт о трёх моментах - вещности, духовности и властности, то в гармонии все они так взаимообуславливают друг друга, что вместе составляют единое целое - узел существования. Соответственно, и их отображение на продукт жизни человека - цивилизацию, в результате которого эта самая цивилизация приобретает своё значимое бытиё, тоже будет иметь соответствующую тройственную устроенность. Тот момент бытия человека, что связан с его духовностью, даст цивилизации духовную сторону существования; тот момент, что связан с вещной стороной человека, преобразуется в вещное ("материальное") цивилизации; наконец, момент властности переходит в то, как осуществляется власть на деле. Попросту говоря, всё экономическое, всё властно-политическое и всё духовно эстетическое в идеальной цивилизации не должны быть самими по себе, а должны сильнейшим образом зависеть друг от друга, и каждый из этих моментов должен определяться, т.е. ограничиваться двумя другими. Только тогда духовность перестанет быть простым вымыслом, материальное - сплошной корыстью, а власть - тем, что вбирает в себя всю мыслимую ошибочность человеческого существа.
10. В самом деле, если духовное и экономическое ограничивают властное, то власть в своих проектах не будет безжалостной (поскольку духовные принципы этому противятся) - с одной стороны, а с другой - будет просчитывать всё для получения соответствия желаемого и возможного (чтобы не залезть в долги и не потерпеть от этого в будущем тормоз в развитии - как это произошло в современной западной экономике).
Далее, если экономическое и властное ограничивают духовное, то и богема и представители идеологов не будут требовать от общества большего, чем оно может дать (ведь в иные времена идеологические стройки ради "высших ценностей", например пирамиды в Египте и проч., ложились тяжелейшим бременем на людей и совсем не давали истинного духовного роста, а скорее наоборот - уничтожали его для большинства населения, измученного непомерными поборами). Кроме того, всё духовное не будет духовно-абстрактным, а будет соответствовать реальным жизненным потребностям, так что естественным образом будет отброшено всё растлевающее душу, но оставлено и поощрено всё поднимающее её до горних вершин. В этом случае всё, исходящее из души, становится истинно духовным, соответствующим божьим заповедям.
Наконец, если духовное и властное ограничивают экономическое, то примитивное потребительство перестанет быть смыслом существования большинства, и они поистине смогут жить осмысленно и цельно, наибольшим образом соответствуя своему назначению быть творцами этой жизни. При этом власть, заботясь о всех, не даст возникнуть тотальным диспропорциям в экономике и имущественным расслоениям между гражданами, что стабилизирует общество и даст ему основу бытия - спокойствие и стабильность.
Если же властное никак не ограничено, то оно будет утверждать свою бесконечную ошибочность, в результате чего ни экономика с её необходимой рациональной выверенностью, ни духовное с её имманентностью безошибочной гармонии, не смогут выжить и будут пущены в топку властных амбиций.
Бесконечное духовное тоже не благостно, хотя на первых порах это и может показаться удивительным: ведь существует же иллюзия, что чем больше духовного, тем лучше. Но ясно, что если заниматься одним только духовным (скажем, искусствами, философиями и проч.), то не останется времени на обеспечение вещного существования. Использование машин здесь ситуацию нисколько не спасает, поскольку эти самые машины следует и производить, и совершенствовать, и обслуживать их работу, что означает серьёзнейшую вовлечённость большинства людей в материальное производство, с соответствующим отнятием их от высокодуховных исканий. В конце концов, человек - это и биологический организм, и не стоит забывать об этом. Кроме того, если человек и создаёт духовное, то для чего-то, для каких-то целей. Наилучшей целью здесь будет вовлечение других людей в свои духовные открытия. Это означает влияние, и как предел - власть. Таким образом, если власть не определяет духовное, то духовное само приходит к власти. А когда это происходит, оно само становится властью, но не открытой, а кулуарной (ведь формально духовное не есть властное). В этой ситуации духовное по существу теряет себя и превращается в источник скрытых интриг и закулисных ходов, будучи ничем и никем не сдерживаемой силой. Так возникает зло, и ничего кроме зла. Уж лучше явная власть, чем скрытая, находящаяся под покрывалом камуфлирующей "духовности" (будто бы благо). Ведь явное зло искоренить гораздо легче, чем скрытое. Все мировые религии как теистические (христианство, ислам, иудаизм), так и антитеистические (в первую очередь коммунизм) в своём развитии проходили такие стадии, когда всеблагие лозунги и духовные воззвания оборачивались жесточайшим гнётом населения.
Наконец, если экономическое никак неограниченно, то получаем ситуацию нынешнего кризиса, суть которого - безусловная ориентация на корысть. Этим воспользовались банкиры и заполучили реальную власть: именно они сейчас управляют миром, хотя не имеют на это легитимных полномочий. В итоге, всё легитимно-властное и всё духовное не может сопротивляться им, а в мире постепенно всходит античеловеческая ситуация ювенальных технологий, всеобщего растления и т.д. - только для того, чтобы мировая банковская система могла легко манипулировать интересами людей в свою угоду. Ведь разрушение семьи и нравственности снимает этническую самобытность с народов, а значит позволяет убирать границы между государствами и создавать единое всепланетное государство с банкирами во главе тайного правительства. Но поскольку такой результат невозможен (человечество уже едино вследствие своей жизни на планете Земля, и введение ещё одного принципа единения приведёт к тому, что принципов единения станет два, т.е. много, что противоречит тому, чтобы истинное единение происходило только по единственному принципу; единение по двум моментам всегда страдает условностью и предполагает наличие того принципа, который объединит тот и другой; но поскольку единство жизни на Земле отменить нельзя, то именно это обстоятельство является окончательным и истинным, а всё остальное - случайным и мимолётным как дым), то такая направленность подорвёт экономику людей и они лишаться её на многие десятилетия, если не больше. Собственно, так оно и есть: политэконом М.Л. Хазин в своих публичных лекциях совершенно верно говорит о том, что США, решив справиться со своими экономическими проблемами, а заодно и победить своего конкурента СССР, стали взращивать экономику за счёт неимоверного раздувания долга. СССР не смог предложить альтернативы развития и закономерно проиграл, развалился на части и вошёл в проблемное существование. Получается, за счёт долга капиталистический Запад как система решил одну из своих задач. Однако при этом банкиры усилили и без того своё огромное влияние, т.е. получили бесконтрольность своего существования, а созданный непосредственно ими долг начинает уничтожать экономику как таковую. По большому счёту, Запад разменял внешнюю угрозу своему существованию (СССР) на внутреннюю. Маркс же учил, что именно внутренние противоречия капитализма являются для него наиболее серьёзными и опасными, именно из-за внутренних неустранимых диспропорций капитализм как принцип жизни цивилизации (общества) придёт к своему концу. Вот и выходит, что безграничная свобода экономического вначале создаёт кулуарную нелигитимную власть банкиров, которая, не видя общей гармонии, действует в своих узких интересах, что оборачивается крахом самой экономики.
11. Неограниченность власти как таковой превращает ситуацию в жуткий деспотизм, а неограниченность действия духовного и экономического переводит власть в нелегитимную область, значит - в бесконтрольную область (ведь контролировать можно только то, что видно, а видно - то, что открыто для смотрения; последнее невозможно без легитимности), не отличающуюся по сути от первого случая. Всё это означает дисгармонию.
Устойчивое существование возможно лишь в рамках гармонии - единого многого. Человеку это доступно, и к этому ему следует стремиться. Поэтому и соответствующее сообщество людей должно стремиться к тому, чтобы реализовалась тройственная гармония линий бытия человека: властная, экономическая и духовная. Согласно первой линии происходит управление, второй - материальное довольство, а третьей соответствует творчество, поскольку творчество - это и есть создание всего, что хоть мало-мальски относится к жизни. Все эти линии суть оси свободы, которые при этом оказываются не такими уж и свободными. Ведь нельзя же ограниченное назвать полностью свободным. В то же время человек должен иметь возможность двигаться по этим осям так, как будто они свободны, проплывая в своём жизненном цикле строго индивидуальную траекторию. Ведь кому-то ближе один вид деятельности, кому-то другой, и т.д. Причём в течение жизни предпочтения могут меняться, так что, например, страстный поначалу бизнесмен может разочароваться в своих целях (движения) и стать монахом, послушно прислушиваясь к Богу. Во всяком случае, в правильном обществе такое действо не должно быть запрещено. Вообще, должно быть доступно многовариантное бытиё, и даже локальные цели (не говоря уж о целях конечных) в рамках каждого варианта должны быть значимыми. Это совсем не то же, что было, скажем, в СССР, где власть забирала, впитывала в себя экономическую ось, в результате чего жизнь была как бы плоской (двумерной): действовали две оси свободы - властная и духовная, а экономическая ось была редуцирована до уровня исполнения чисто властных пожеланий верхов, которые только частично учитывали экономические реалии, но в большей мере ориентировались на желание зацементировать своё status quo, т.е. ориентировались на себя. Зато искусство в СССР действительно ценилось, чего не скажешь про современный пан-капитализм, в котором экономическая (в финансовом обличьи) ось затмила и ось официальной власти, и всё духовное. В итоге нынешний капитализм стал даже не плоской системой, как это было в случае с СССР, а примитивно линейной, в рамках которой развитие оказывается невозможным.
В самом деле, ещё Аристотель проводил идею о многозначно представленном сущем. Т.е., чтобы сущее было сущим, оно должно быть представлено разными способами. Здесь можно привести пример: физическое (вещное) тело полноценно существует лишь в трёх-мерном (или более) пространстве. В двумерном пространстве её существование условно, поскольку закрыто от самопознавания. В одномерном случае невозможно перемешивание (перестановка местами), а значит и развитие (возможно только иллюзия этого в виде наличия разной степени разреженного расположения частей друг относительно друга). В итоге, в двух последних случаях существование возможно только как неживая, непознающая себя сущность, а не как живая действительность, наполненная соками ума, понимания и знания. Когда мы говорим об обществе или цивилизации, то имеем в виду примерно тоже самое, и актуальное существование в нашем условном пространстве с тремя потенциальными осями свободы (условной свободы, или возможности) в виде экономического, властного и духовного только какой-то одной оси свободы не может быть сопряжено с развитием. Все возможные изменения здесь - отказ от сложности, т.е. деградация и устремлённость к простоте. В самом деле, развитие ведь есть такое движение, в котором возникают множество вторичных движений, которые и дают разнообразие. В одномерном случае никаких вторичных движений возникать не может. То же самое можно сказать и по иному: вторичное исходит от первичного путём смены вида бытия. Если же бытиё представлено только одним видом, то вторичное не возникает. Более того, даже если вторичное есть, переход в линейную ситуацию (из трёх- или двух-мерной) лишает это вторичное поддержки от первичного источника, в результате чего оно, это вторичное, постепенно затухает в борьбе с жизненными обстоятельствами и сходит на нет. Поэтому нынешняя эпоха линейной модели существования, когда прибыль есть единственная легальная цель, а власть формируется в кулуарной сходке нелегитимных кланов, есть эпоха входа в тотальную деградацию. Политик и политолог С.Е. Кургинян и политэконом М.Л. Хазин совершенно верно говорят об этом, и мы здесь постарались дать их оценкам метафизическое обоснование.
12. По сути речь идёт о том, что в современную эпоху финансовый спрут нацелен на то, чтобы уничтожить движение человека к благу, которое в социальном контексте раскрывается как общество устойчивой цивилизации. Но поскольку это движение сущностно присуще людям, то желание мировой закулисы входит в противоречие с самой природой человека и не будет исполнено. Однако эта "не исполнимость" не возникнет сама собой: очевидно, неминуема борьба за будущее, и в результате этой борьбы кристаллизуются контуры будущего мироустройства. И поскольку общий закон движения, о котором мы здесь говорим, не отменяется, то в тех контурах наверняка должно отразиться продвижение к желанному идеалу.
Вообще, продвижение к идеалу не может происходить постепенно, а происходит всегда скачками, через резкие тектонические изменения структуры смыслов. В самом деле, человек несовершенен, и создаваемое им несовершенно. Идеал же совершенен. От совершенного и ошибочного нельзя плавно перейти к совершенному и безошибочному, поскольку одно деятельно отрицает другое. Тут дело именно в этом: не в том, что правда и ложь противоположны, а в том, что они отрицают друг друга, прилагая к этому активность. Противоположение же не предполагает обязательной активности в утверждении соответствующих (разных) позиций, а предполагает их пассивное пребывание, в результате чего, скажем, прибавляя к белому понемногу черноты, можно полностью его сделать чёрным, т.е. противоположным. Здесь важно отсутствие сопротивления со стороны белого к тому, чтобы его окрашивали: белое, хоть и противоположно чёрному, но не отрицает его бытия, так что они могут соединяться вместе и даже создавать смесь (серое). Иная ситуация, когда противоположные стороны настаивают на себе и не приемлют иное: ложь не приемлет истину, а истина - ложь. Ведь если к истине прибавить даже чуть-чуть лжи, получится не что иное, как ложь, но закамуфлированное под истину, а значит - более опасное, чем без этого камуфляжа.
Так вот, поскольку от лжи нельзя постепенно перейти к истине (ведь во-первых, чем ближе ложь к истине, тем оно является совершенней и сильнее сопротивляется ей; а во-вторых, чтобы от лжи перейти к истине, нужно ложь осознать как ложь, что требует качественного изменения отношения к ситуации), то это движение будет скачкообразным. В социальных процессах это тем более так, поскольку ложная ситуация, закрепившись, порождает множество людей (класс), заинтересованных в таком положении вещей, которые, очевидно, вследствие своего активного статуса предпримут деятельные шаги противодействия, если возникнет угроза или даже хотя бы возможность угрозы (т.н. "превентивные" меры) смены формата их существования. Таким образом, столкновение интересов классов людей неизбежно порождает скачки в движении социума. Маркс в этой части был безусловно прав. Активность людей - это их и корона, и тяжкий крест.
13. Только скачком можно прийти от ущербного к идеалу в том смысле, что постепенно к нему, к идеалу, не подойти. Здесь мы как бы совсем уж теоретизируем: вот есть социум, он находится в несовершенном состоянии, но чтобы оказаться в состоянии наибольшего совершенства (блага) никак иначе как через скачок это получиться не может. Однако вот вопрос: может ли этот скачок, каким бы он ни был, привести к совершенству желаемого блага?
В самом деле, к благу нельзя прийти не-благим образом, т.е. совершая на этом пути массу не-благих дел, т.е. попросту говоря, плодя бесконечные ошибки, оборачивающиеся злом (ведь зло - это ошибка, и тем большая, чем осмысленнее она совершается). Скачок может осуществляться как противодействие тем или иным интересам, умным образом оформленным, и поэтому нарушающий этот умный порядок. Подчеркнём, каким бы он ни был, но он - порядок, и убирая его с благой целью поставить на его место другой, более совершенный, мы на какой-то момент порождаем полный беспорядок, хаос, которому присуща череда злонамеренных (осмысленно осуществляемых) ошибок. Получается, путь к идеалу устлан грязью и бедами. Так оно происходит по жизни. Каким же выйдет тот идеал, который философ или политик сконструировал в своём уме как иллюзию? Этот идеал выйдет не идеальным. Но может ли идеал быть не-идеальным? Очевидно нет, так что иллюзия не осуществима. И даже более того - чем она прекраснее в уме, тем сильнее рывок должен быть по своей природе, тем больше зла и несчастий породит его осуществление, и тем отдалённее от блага получится результат скачка. Ведь когда мечтают о лучшем, то вовсе и не думают о том, что придётся совершать ужасное, а кто думает об этом заранее, тот наверняка не интересуется райской жизнью, а интересуется одной лишь возможностью заполучить власть и вполне готов положить на алтарь своей победы хоть пол страны. Но эти люди с самого начала - вне блага, и их победа ничего общего с благом иметь не может. История это подтверждает: чем красивее посулы и картинки (приманки) для народа, тем ужаснее будущая действительность.
Кроме того, когда революционеры - эти рьяные делатели скачков - говорят о том, что делается всё ради большинства, и что ему стоит немного потерпеть вынужденное переустройство, то всегда замалчивают о том, что при любом раскладе дел выявится та или иная управленческая элита, и что именно она станет получателем основной доли будущих преимуществ. Поэтому и с этой стороны благо недостижимо: нельзя назвать общество благим, если элита что-то умалчивает от народа, если она, таким образом, обосабливается от него, отделяется разного рода границами, и как бы цементирует иерархическое неравенство. И в самом деле, не может же общество быть благим в ситуации наличия внутренних разделений, отчуждений, и в конечном счёте - противоречий. Благо совершенно и ему не знакомо внутреннее противоречие, в противном случае оно в себе раздваивается на то, что благо поистине, и на иное, т.е. не-благое, что невозможно: благу противна всякая не-благость и изгоняется из него без всякого сожаления.
14. Таким образом, по тому, как можно осмыслять общество, с необходимостью получается его стремление к благу в виде уравновешенности и взаимном контроле трёх моментов: экономического, духовного и чисто властного. Однако так, как оно всегда осуществляется, выходит недостижимость этого идеала. Люди обречены каждый раз промахиваться мимо этой цели, в результате чего снова и снова оказываются где-то вдалеке от неё, причём двигаясь уже не к ней, а от неё. Обнаружив ошибку, они разворачиваются и всё начинается сызнова. Здесь логика существования явно входит в противоречие с логикой осуществления. Но может ли быть такое? Ведь, казалось бы, осуществление, как, скажем, распускание цветка, проистекает из самого существования цветка. Как цветок распускается из самого себя, так и логика осуществления чего-нибудь, если она правильно прорисована, не может противоречить существованию этого чего-то, и если онтологический рисунок указывает в пользу таких-то движений, то движения эти должны быть естественными, а их осуществлению само существование этого чего-то противиться никак не должно. Напротив, оно, это существующее, должно быть открытым к таким изменениям в себе, должно быть созвучно им, как бы комплиментарно. Но в случае с обществом всего этого нет. В чём тут дело? Дело тут в том, что ограниченный человек, осуществляющий преобразования, забыл свою ограниченность.
В самом деле, ведь то, что следует из существования как должное, имеет чисто умственную природу; это, так сказать, чистое умоположение и мечта. Осуществление же не может быть лишь мечтой, поскольку должно включать в себя механизмы делания, замыкающиеся не на уме, который, вбрасываясь во вне себя, размышляет о существовании без какой-либо опоры на всю гамму имеющегося (поскольку его как такового ещё нет в действительности), а замыкающееся на том возникающем, про которое ещё нельзя сказать, что оно есть (поскольку оно ещё не сформировано, а не сформировано оно всегда, по своей природе возникающего), и которое не ухватить в чётких логических формулах, но которое, тем не менее, действует в своей жизненности и формирует ответственную мысль (налагает требования к ней). Так вот, эти механизмы и это возникающее имеют плотскую (вещную) сущность и не подчиняются уму в безоговорочном режиме. Ведь ум и плотскость разной природы, и чтобы первому объять второе необходимо от него такое уподобление, в котором он потеряет себя, что невозможно. Ум может лишь усмотреть общие причины и по этим моментам построить обощение и познание, но оно будет не всеобъемлющим, а частичным, как частично сродны познающий и познаваемое. И поскольку в обществе участвуют люди не только умами, но и телами, то познавание возникающего в обществе ограничено этим обстоятельством (т.е. что все люди в своих телах плотски).
Таким образом, осуществление метаморфоз в обществе, которое с очевидностью ведётся познающим умом (ведь люди делают большие дела осознанно, с умом) по своей природе, по механизму исполнения, не идеально, страдает ущербностью. С одной стороны, именно эта ущербность (в конечном счёте - вещность) двигает людьми и заставляет осуществлять творческие импульсы, а с другой стороны, она не позволяет достигнуть идеала и он всегда остаётся в стороне. Набросок на связывание находящегося в моменте "здесь и сейчас" с находящимся в предполагаемом будущем никогда не исполняется в точности с намеченным планом (который, в конечном счёте, всегда умозрителен и опирается на известное, т.е. на прошлое в его так-осмысленности): телесность и тварность предмета деятельности (человек действует на самого себя) не допускает исполнения идеала.
15. Так было, есть и будет. Идущие к мечте, к благу некоторым образом уподобляются благу, но осуществив скачок, они оказываются к нему спиной, и всё их движение оказывается уже анти-благим. И вот этот результат следует считать принципиальным. Гармония и красота отношений в обществе всегда манит к себе, но она никогда не достижима. И всякая теория общественного устройства должна положить эту простейшую и честнейшую позицию в своё основание, чтобы не плодить ошибок пустых теоретизирований. Всякие утверждения по поводу действительного рая, который-де вот-вот наступит, есть не более, чем обман. И если обман заложен с самого начала, то что можно ожидать в середине и тем более в конце? Ведь даже если начинать с идеального мироустройства, когда в правителях находятся одни только настоящие философы, всё равно включается механизм деградации и ухода от идеала: вспомним платоновское "Государство". Неужто оно неубедительно? И тем более зло, заключающееся в вещности человека, действует, когда изначально всё неидеально. А именно так оно и есть.
Начинать надо с правды. А правда в том, что несправедливость и беды имманентны человеческому устройству. Конечно, чем их меньше, тем лучше. Но всякие фантазии на тему райского бытия вредны как ничто другое, они отвлекают от ответственного отношения к делу. А без ответственности не будет и существования.