Он сучит ногой, словно боров, которого донимают мухи. Зебулон щетинист и грязен, тоже как боров. На этом сходства кончаются, и начинаются безрадостные различия. Главное, он тощ как соха, что неудивительно - если бы вы, или я, или старик Уэйн ели овес и пили из лошадиной поилки, мы и то казались бы жирнее. Потому что Зебулон ест грязь и пьет из луж. Он и Мэнди пытался к этому делу пристрастить, но она не стала - хотела даже сковородкой отделать мужа-грязееда. Да пожалела - больно тощ - и побила ракеткой для бадминтона взамен чугунной сковороды.
Зебулон утверждает, будто если так делать, то достигнешь Седьмой ступени и обретешь Силу Йа. Всё байки, никакой силы он не обрел, только бьется током, если за руку здоровается. В общем, даже Мэнди на него плюнула: пускай шляется по лесам, один черт, не муж стал, а вынь да положь.
- Зеб.
- З-зеп, - отзывается Зебулон. - Один Из.
- Какой назавтра день?
- Завтрева, - Зеб очень неохотно приоткрывает левый глаз. - Слушай, да катись тысось воим календарем. Сила Йа.
- Черная пятница будет, - упрямо гну свое.
- Плевать. Сила Йа.
Развязываю холщовую котомку и показываю ему вещи.
- Смотри, - говорю. - Вот я готов. У меня есть утюг и стрелы. А у тебя?
- Сила...
- Сила Йа, - говорю. - Сила Йа. Сила Йа. Я уже устал про нее слушать. Возьми пару стрел.
- Фпень, - сказал тогда Зебулон, распахнув навстречу мне оба глаза. И мне отчего-то сделалось страшно. Я воткнул две стрелы рядом с ним в землю, подхватил котомку, да и подался прочь, стараясь не рвануть сломя голову. В лесу не шелестел ветер, и даже кукушки замолчали.
***
- Одно яйцо.
- У кого? - Мэнди выпучивает на меня глаза.
- Мне, - говорю. - Завтра Черная пятница.
Мэнди, которой выпало приходиться Зебулону женой, а старому Уэйну дочерью, держит небольшую продуктовую лавку на отшибе поселения. С другой стороны, кроме отшибов у нас тут вообще ничего нет, поэтому неудивительно, что Мэнди решилась назвать лавку "Центральной". Торговля у жены Зеба идет нешибко, зато нет конкуренции.
- Уд, - говорит Мэнди, вручая мне яйцо. - Ачи!
На ее щеках губной помадой выведен древнеоцтегский орнамент.
- Будь здорова, - говорю. На двери Центральной лавки висид дурацкий звоночек, который звякаед даже при выходе: зачем?
***
Уэйн сдает мне флигель в левом крыле ранчо. Левое крыло, если по-хорошему, сплетено внахлест из канатов, а канаты - из маисовых волокон, поэтому всё держится до первого легкого торнадо, до вихря высотой эдак в полкоровы.
Уэйн - седой старикашка. Его седина просвечивает даже сквозь малиновую краску, которой он выкрасил волосы, желая уберечься от Черной пятницы. Известно, время такое, нервное - никто себе не хозяин.
Я закрашиваю флигельную дверь. Под слоем желтой краски я спрятал белую надпись: "Сдезь негкто нежевёт". Не приложу ума как, но она поможет, я чую сердцем.
- А ты, дедт, чуешь сердцем? - спрашиваю Уэйна, который задом наперед раскачивается в старом кресле с зеленой обивкой. Кресло это он сам обтянул билльардным сукном и укрепил его через каждый дюйм сапожными гвоздиками, еще в молодости, когда похитил билльардный стол у ЧК в Нулевую мировую, в бою при Гёл.
- Черная пятница будет, дедт.
- Ы.
Уэйн корчит из себя немого всякий раз, как речь заходит не о его персоне.
- Как там твой рак? - спрашиваю.
- Это пресноводный краб, - оживляется Уэйн, доставая из кармана большой красный рак. - Его зовут Чорный Сотона, он хороший.
- Да я про рак левой ноги, - шучу.
У нашего Уэйна гиппохондрия. Он всем вешает лапшуй, что у него с левой ногой творится что-то страшное. Всё байки, просто ему нужен повод таскать старинную трость черного ореха, увесистую и квадратную.
- Ы, - холодно отзывается Уэйн, снова ловко немея. Но культяпку поджимает, значит, моя острота попала в цель. Дедт обиженно хромает прочь, опираясь на свою квадратную палку.
В небе заревом сияет Черная пятница, расчищая наши бренные можжечки под свой пронззительный виззит.
***
Я бы спал и дальше, но меня разбудил нарастающий визгк. Мне снился интересный сон: двое незнакомцев отвесили пинок спящему Зебулону. Один из них, тот, что порыжее, заявил право на какой-то скарб, захороненный под лежкой Зеба в сырой земле. Зебулон полез драться. Двое уже намяли ему бока, но тут треснула в воздухе СИЛА ЙА! Она рашшвыряла двоих на четыре стороны, причем рыженького в одну, а остального во все сразу. "Зеб!", ору во сне, "Зеб! Сила Йа! Она есть!". Один Из гордо смотрит на ошметки, которые остались от рашшвырянного врагга.
Тут меня разбудил визгк и все испортил.
В мою дверь барабанили чем-то твердым. Распахнув крашеную створку, я обнаружил за ней Уэйна и успел приметить, что стук производился хитином рака - Уэйн для громкости колотил в дверь Чорным Сотоной.
- Мэнди-и, - завизжал дедт с порога мне в заспанное лицо.
- Шчьто? Кгто? - я никак не могу проснуться.
- Укграли! - визжит Уэйн. - Уташшили!
- Угкрали Мэнди? - спрашиваю, слегка очухавшись. - Гкто? Гогда?
- В лес, - вижжит Уэйн. - В ле-ыс!
И мы поскакали в лес, неловко виляя задами на трудных оврагах. Я потрясал утюгом, а Уэйн махал над головой тростью черного ореха, гудя как заводной вертолетиг.
***
На поляне стоит окгромная штукговина сплошь из зеленой легированной меди. Она негромко дахкает и жужжит, зззаглушая зззудение поззздних кузззнечиков. Эта аццкая машина есть свайный молодт, думаю.
- Дурачог, это космическая лотка, - орет мне вуххо Уэйн. - Мэн-ДИ!!
А вот и она. Двое зотаскивают Мэнди в лотку. Мэнди ревет белугой и яростно работает локтями. Двое стонуд, но тащуд.
Я кинулся к двоим с утюкгом и начал можжыть головы. А Уэйн, подлый дедт, нет чтобы можжыть, стал и арёт: "Мэн-ДИ-И. Мэн-ДИ-И". Вижжыт и вижжыт, что тот кобан.
- Можжы! - кречу. - Можжы их!
Тут слышу криг:
- Ножы, - кричат. - Ножы сей гуммонойт.
Кгляжу, стоит рыжый, высицца сколой. Вдрукг навалились одкутадо новые, и треножат. Обмотали в сети, давай шлангомм по почкамм обхажывать. Обрезски шланга бйуцца больно. Вижжу:
- Уый! Уыйн! Уй-и! Уймиих!
Тут Уэйн к моимм шлангобойцамм, и квадратной ппалкой ппозубам - ппах! Ппах! Улезли, шланги сложыли. Стоят ноют, сплевывают зупп.
- А! - кречит рыжый. - Никанорумм сей гатт унечтожайт.
Он роеццо в корманах скофандера, досстает опассную Хреновину.
- Шъо? - вопрошайет Никанорумм старого Уэйна, угрожайюще надвигайяс.
Уэйн смушшонно молчитт и сслеххка ттрясеццо.
- Этот гэджэтт рощщепитт твойй коркасс, - ехиццтвует Никанорумм. - Гуммонойтэн запрешшено убевайт, но можно унечтожайт. Каг? Гкаг? А воттаг! - рыжый дергайет зотвор Хреновины.
- Гэджет стреляйт, и твой каждый клеточька тело вырастить ручьки и ношки, - сюссюкает Никанорумм. - И убегайт в расзный сторон. Гкаг? Нравеццо?
Я думмал, тут бетдному Уэйну и коннец. Аннет.
Что-то свисснуло и хрусснуло, и рыжый Никанорумм завижжал. Это был Чорный Сотона. Красный рак метнулсся короткой молнией. Шшипя и ссопя как ушш, Сотона фцепилсся клешнями рыжему фкультяпку.
В этот микг Уэйн рефлегкторно скакгнул гк Никанорумму и - ппах! - преломил тростть о его верхний зуп.
***
- Квадратный готдичный к-кольцса, - изумленно хрюккнул Никанорумм. - Дедт, ты гкто?.. - и рыжый выронилл Хреновину.
- Ы, - бесраслично сплюнул Уэйн.
- Дедт, такой трост мокг иметь токг один гуммонойд.
- Ы.
Никанорумм оторвалл от штанины брыкаюшшегося Чорного Сотону и швырнулл дерушшийся красный рак в темноту и тишыну многих кепарисоф и ухаюшших ночных соф.
- Детд, - сказзал он, и в его кглазах бесснула слезза. - Детд, ты мне роднойо...
Он руххнул передт Уэйном и зоплаккал.
- Такой трост былл у один гуммонойт, - пофторил он. - И этот гуммонойт - мойа.. как у ваз говорятд... внучятайа кузинна.
***
Воччто рассказалл Никанорумм за кофэ у спасенной Мэнди.
- На Сземлю назс превёл старый клатт. Какезвесно, мой дедт, коэму уаш Уэйн преходиццо двойуродной сестррой, был знадтный перратт. Он кграбил гкоррабли и слевал Ынергийу Йа в старрый метдный боторрей.
- Сила Йа... - проборрмотал я.
- Ынергийа. Сила йест действейе, ынергейа накоппленейе, - попрравил меня Никанорумм. - Тагвод. Когкда дедт преехал Ноземлю, онн зокопалл метдный боторрей фпочву. Поммогкла йему в этомм йево сестрра, почтейн гуммонойт Уэйн, - тутд Никанорумм кивнулл старому Уэйну. - Ивотт, постле зоррытия ботторея, дедт ученилл нихоррошо: стёрр сесстре паметь и оставил йей лишж паллку квадтратдного орреха, чтобп нойти и зобрать йейо Зземли пожжэ, дотак и зобыл. Ивот.
- Уэйн инноплонетянинн? - сстрепеннулась Мэнди. - Но йаевво доччь!
Он стойал на порроге, жжымайа пальтсы. На пойасе Зеббулона свесала кобурра.
- Тварь, - скоззал Зеббулон, тыкнуф пальтсэм в Никанорумма. - Твои ублюдки вырыли и унесли мою силу. Верните ее.
- Зепп, - некгроммко сказзала Мэнди.
- Заткни пасть, мерзкое чудовище, - рыкгнул Зеббулон костллявыми рёббрами. - Теперь я знаю, кто вы есть, моя семейка. Я оставлю вас жить - если этот сраный чужак, - Зепп выххватил реввольвверр, клакнул курркомм и ноправилл дулло Никанорруму в кголовву. - Если эта тварь вернет мне батарею.
- Йуношша, - начал было Никаноррум.
- Считаю один раз.
- Дайте скозз...
- Раз!
КБАГХ! КБАГХ! И летсо Никаноррума брысзнуло ностенну. Зепп поверрнул дулло к Мэнди.
- Умри, сука, - скоззал он. - Думала, я забыл твою ракетку? Я не забыл.
Зепп вызскоччил смогазинна брыжжа кроввйу и побежжал влесз. Сотона веррнулся чересс тдва дтня, а Зеббулона ммы так и неношли.
***
Прошло два года. Мы с Мэнди переехали в Канзас. Уэйн теперь живет в Нью-Амстердаме. Ему стукнуло семьдесят, но он всегда чист и гладко выбрит. Уэйн пахнет дорогим одеколоном, и частенько, ожидая на углу Гранд-авеню, он говорит прохожим:
- Будьте осторожнее! Завтра Черная пятница.
Он ждет и ждет, но пятницы не будет больше никогда. Только звезды в небе, бывает, поют вечерами: