Ефимова Мария Сергеевна : другие произведения.

Лэртхин

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первый рассказ из сборника о молодых людях-искателях, которое были воодушевлены идеей преобразить и исправить мир и человечество. Пытаясь постичь жизнь чужой души, каждый из них находит в своей неразрешимые противоречия и движения, которые никак нельзя объяснить. Галион, человек из далёкой и всеми забытой страны, бедный ремесленник, скрывающийся под маской дворянина, случайно встречает молодого рыцаря и оказывается вовлечённым в череду странных событий.

  

Пролог

  

  Над землею только просыпалось утро. Ясные, но еще холодные лучи раннего солнца рассыпáлись по свежей зеленой листве, зажигались огоньками в молодой весенней травке. А небо, такое чистое-чистое, будто бы прозрачное, дышало освежающей утренней прохладой. Наверное, ничего нет лучше подобной прогулки - едешь, медленно и неторопливо, потихоньку преодолевая пыльные дороги, созерцаешь зарождающийся день, мерно покачиваясь в седле. Такое умиротворение, такая сладость... И кажется, будто ничто не посмеет отныне потревожить желанный покой. А после столь чудесного утра разве способно что-то омрачить радость, поселившуюся в сердце?

  Так и ехал, занятый всякого рода возвышенными мыслями, менестрель Элданир. Все-таки есть некая неизбывная прелесть в том, что утром в дороге надо рано вставать. Ехать одному, конечно, не так весело, но зато тишина, радость, разлитая в покое... Вот, за поворотом начинается каштановая роща, необычайно свежая, будто изумрудная, а ветви так и тянут свои руки к самому солнцу, дабы оно согрело и приласкало их нежные листочки. Эх, благодать!

  Надо бы сыграть еще что-нибудь такое, утреннее, задушевное. Но сети сна еще не отпустили менестреля, и потому все его движения, и даже мысли были полны неторопливого и необычайно сладостного спокойствия.

  Но вдруг до его тонкого слуха донесся едва различимый стук копыт, такой быстрый и беспокойный... нет, какая-то безумная скачка! "Да, только безумец способен в такое чудесное время торопиться и..." - он сладко зевнул и, протерев глаза, направил мысли в иное русло. Но надо сказать, будь Элданир в ином расположении духа, подумал бы иначе и внял бы тревоге, забившейся в бурном перестуке копыт.

  Тем не менее, стук становился все громче и отчетливей. Элданир обернулся. Прямо на него летел на неимоверной скорости всадник в пестрой одежде герольда с медной трубой в руке. Вздымая высокие клубы пыли, он промчался мимо менестреля и чуть попридержал поводья. Итак, через несколько мгновений Элданир сумел догнать молодого герольда, и только хотел заговорить с ним (ведь герольд просто так не появится ранним утром на тракте, ведущем к городу, верно?), как вдруг тот поднес к губам свою медную трубу и грянул призыв так громко, что Элданир затрясся в седле, невольно высвободил ноги из стремян и чуть не грохнулся на землю, но, к счастью, в герольде проснулись благородные чувства, и тот помог Элданиру подняться и выйти из столь неловкого положения.

  - Прошу прощения, мессер! Я никак не ожидал, что все так выйдет, простите... я могу чем-нибудь...

  - Будь спокоен, мой юный друг. Скажи лучше, какого... кхм, о чем ты желаешь возвестить деревенский народ? - произнес Элданир, отряхиваясь от дорожной пыли.

  - Почему ж деревенский? - Юноша будто бы обиделся. - Тут неподалеку находится замок одного знатного мессера. У него, представьте себе, говорят, у него в конюшне... Ну да ладно, простите. Турнир сегодня. Разве вы не знали? Ах, простите, что я так с вами, господин, - юноше стало стыдно и легкой своей манере обращения, и бессмысленному лепету.

  - Ничего страшного, мой друг, - отвечал Элданир с улыбкой умиления на устах.

  - А вы разве не туда едете?

  - Нет.

  - А куда же, сударь?.. А, простите, не мое дело...

  - Ха-ха, наверное, после того, как я едва удержался в седле при звуке твоей трубы, я сомневаюсь, что удержусь в седле при ударе копья, - звонко расхохотался Элданир. - Знаешь, было бы неплохо и размяться, но я боюсь, что моя рука окажется либо слишком тяжелой... либо слишком легкой! - эти слова, сопровождаемые новым взрывом хохота, заставили герольда улыбнуться.

  - Вы такой веселый человек... Наверное, очень храбрый, да?

  - Возможно и так, мой друг. А как зовут тебя?

  - Гардвином... Да, я совсем забыл. Прошу вас отойти, сударь, ибо сейчас придется повторить... не все, вероятно, услышали.

  - Да, только... ты извини меня, что отвлекаю, но ты не хотел бы, друг Гардвин, выступить на турнире?

  - Что вы сказали, сударь?

  - На турнире...

  - Но... это невозможно.

  - Отчего невозможно? Ты же так старался! Даже шрам получил на лицо, а это, надо сказать, больших стараний стоило, верно?

  - Сударь, не может быть такого... Откуда вам знать?

  - Я это вижу, Гардвин. - Элданир с доброй улыбкой кивнул головой и указал на его зардевшееся лицо. - Ну что...

  - Да что же так... нет... нет... - юноша пытался изобразить холодность и безразличие, но пламенное желание брало верх.

  - Не всякий раз предоставится такой славный случай!

  Гардвин опустил удивленный взор и, не поднимая головы, ответил:

  - Тогда, быть может, я не имею и права отказаться.

  

  

  ***

  

  В воздухе звенел жаркий, знойный полдень. Утомленный конной ездой, измученный нещадно палящим солнцем, изнемогая от духоты и затхлого воздуха, Элданир медленно приближался к замку одного почтенного господина... не припомнить его имени. Но от того ли жара была столь нестерпимой, что солнце палило безжалостно?.. Окинув взглядом окрестности, Элданир сразу понял, что не ошибся. Сегодня здесь будет турнир, на который герольд и созывал весь честной народ. Пестрые, разноцветные, яркие, броские и шумные толпы наводняли поляну, стремясь оказаться поближе к месту действия. Кого здесь только не было! У самой ограды толпился простой люд: крестьяне в блеклых и скромных коричневых одеждах, которые необычайно рады были грядущему зрелищу, немногочисленные жители соседнего города, проделавшие довольно-таки большой путь. Под полотняным навесом, натянутом на резных деревянных шестах, как раз посреди шумной и одноцветной толпы, восседали самые важные зрители: почтенный господин в сединах, одетый в роскошный алый пелиссон, отороченный беличьим мехом, а подле него - совсем юная девчушка, тонкая и крошечная, точно еще не распустившийся росток. Сидели они в богатых креслах: не таких, конечно, какие бывают на королевских турнирах, попроще, но все же украшенных изящной резьбой.

  Громкие крики давно уже утихли, и осталось лишь странное, назойливое гудение среди толпы. Элданир, подъехав ближе, попытался разглядеть место действия, вытянувшись седле так далеко, как только сумел.

  Герольд выкрикивал имена почтенных господ, что будут защищать свою честь на турнире, а народ встречал их прославленные имена то одобряющими возгласами, то гневными выкриками, то взрывами хохота. Элданир пытался лучше вслушаться и уловить имя молодого герольда, Гардвина, которому он вдруг решил стать покровителем, одолжив свой шлем и пластинчатый доспех, называемый бригантиной. Но нет, его имя так и не прозвучало. Элданир, тяжело вздохнув, потянул повод и отвернулся от ристалища. Он надеялся на своего подопечного, думал, что содеянное им добро не уйдет зря - но, видно, тому не суждено было случиться.

  - Послушайте, сударь, в чем дело? Вы-то должны быть на турнире, - послышался голос за его спиной, такой, необычайно знакомый... Но, тронутый своей печалью, Элданир даже не обернулся.

  - Я не участвую.

  - А чего же так? Я смотрю, вы мессер, достойный своего имени, такой прекрасный и благородный... но слишком уж забывчивый!

  - Что?

  - Так-то господин Элданир забывает своих друзей! - с укоризной произнес голос. Элданир встрепенулся, поднялся в седле и взглянул в лицо неузнанному собеседнику.

  Это был молодой человек с необычайно веселым выражением лица. Бывают на свете люди - посмотришь на них и сразу радоваться хочется, оттого что они такие веселые и счастливые. У него были короткие черные как смоль, волосы, вихрами выбивавшиеся из-под высокой шапки с маленьким красным перышком, благородное, открытое лицо, испещренное морщинками смеха, веселые лучистые глаза и необычайно живая, добрая улыбка. Ростом этот господин был высок, сам строен и необычайно красив. На нем красовался короткий черный жакет с откидными рукавами, схваченный пояском на талии, а на ногах - желтые шоссы.

  Он стоял, уперев руки в бока, и широко улыбался собеседнику в предвкушении предстоящего разговора.

  А собеседник его был тоже молод, правда, уступал ему в росте. Лицо господина Элданира было белое и свежее, хоть и слегка утомленное после долгой езды, а взгляд, юный и невинный, полный воодушевления, будто бы озаренный и озаряющий. На голове был надет малиновый берет с длинным-предлинным пером, а из-под него струились кудри, светло-каштановые. На плечах покоился плащ цвета охры, искусно вышитый узорами и цветами, скрывавший под собою длинную малиновую тунику с прикрепленными к ней рукавами, а ткань рукавов ниспадала широкими складками. Кожа у нашего мессера была, что, вероятно, и удивительно, молочно-белого оттенка, хотя порою и казалась бледной, вкупе с его будто бы точеными чертами лица это делало юношу похожим на героя, сошедшего с изображения на алебастровом рельефе. А пальцы были тонкие и изящные, что, впрочем, и подтверждала висевшая у луки седла старая и, видно, давно любимая лютня.

  - Галион, извини меня ради Бога, - расхохотался Элданир, хотя ему было и не до смеха. - Я просто глубоко задумался...

  - Да уж, - с задором ответил весельчак в желтых чулках. - О чем же ты размышляешь?

  - Да вот, сегодня утром отдал свои доспехи одному юноше, а имени его тут так и не услышал...

  - Как-то опрометчиво. И ты его знаешь?

  - Парнишку-то?

  - Имя.

  - Ну, вообще-то знаю, если мне верно сказали...

  - А кто он?

  - Да герольд.

  - Проезжал мимо, да?

  - Да... Но он ведь очень хотел этого, я точно знаю! - возразил ему Элданир, будто бы убеждая самого себя.

  - Вот видишь, какой ты добрый... А может, он деру дал?

  - Нет, быть такого не может, - возмутился Элданир.

  - Печальный нынче век стоит, друг мой, ничто подобное не удивительно... к сожалению. Ну что ж загодя говорить, давай сами посмотрим.

  Но тем не менее имена всех участников были произнесены. Лицо Элданира омрачилось еще больше.

  - Ну, а я тебе что говорил? Друг мой, их надо исправлять, понимаешь, просвещать души... Вроде бы все так просто, а посмотреть за видимое...

  - Мне надо его найти, - решительно произнес Элданир и натянул повод.

  - Кого? Герольда? И к чему же это?

  Элданир развернулся и недоуменно посмотрел на Галиона.

  - Но ты, надеюсь, не доспехи у него отбирать собираешься? - с усмешкой произнес Галион.

  - Нет, милый Галион. Я непременно желаю узнать, почему он, при всем своем пламенном желании, не вернулся...

  - Ох, а я и не подумал об этом... Ты прав, - Галион говорил будто бы с насмешкой. - Только давай... если что... не очень печалиться.

  - Кажется, тут произошла какая-то ошибка.

  И они принялись расспрашивать каждого, кто внушал видом своим хоть немного почтения, не видал ли он молодого герольда с доспехами, и не слыхал ли о нем каких вестей. Но ни от кого из этих людей наши господа не сумели узнать желаемого и, удрученные по известной им одним причине, направились прочь от ристалища.

  Галион оседлал коня, печальный и задумчивый, и остановился подле друга. Ехали они молча, и даже кони их ступали тихо-тихо по пыльной земле, будто бы не желая нарушать этой тревожной тишины.

  - Погляди-ка, Элданир, не твой ли там герольд стоит?

  Менестрель, с грустью созерцавший плывущие по небу облака, обернулся. Галион указывал ему на двух людей, стоявших на обочине. Один из них был одет в серый плащ, сшитый из грубой материи. Нельзя было сказать, кто это, ибо и лицо, и одежду укрывал плащ. Может быть, какой-нибудь бедный странник, а может разорившийся дворянин (подобные в то время встречались часто). А второй был одет скромно и неброско - но до чего же он был похож лицом на того герольда! Юноша с радостной улыбкой протягивал страннику какой-то предмет, завернутый в тряпицу, а тот будто бы искал что-то в дорожной суме. Но стоило Элданиру подъехать ближе, как герольд обернулся, вздрогнул и тут же бросился наутек. Менестрель не успел произнести ни слова.

  - Что же это такое? - удивился человек в плаще. - Кажется, он забыл свои деньги.

  - Кажется, вы сегодня недурно обогатились, - угрюмо пробурчал Галион, всматриваясь в придорожные кусты, куда, точно испуганный заяц, кинулся беглец.

  - Что?..

  - Расскажите о нем, - перебил его Элданир, - что он тут делал.

  Странник потряс перед собой тряпицей.

  - Кажется, я догадываюсь, что там.

  Странник тотчас развернул тряпицу и на солнце засверкал стальным блеском пластинчатый доспех удивительной работы: каждая пластинка по краю была украшена лозами плюща, извивавшимися и создававшими затейливые узоры, а посередине - четырехконечная звезда, как будто герб или символ.

  - Я никогда не видел такого необыкновенного мастерства... и не знаю кузнеца, который мог бы создать что-то похожее.

  Элданир ласково улыбнулся. На щеках Галиона вспыхнула краска; нетерпеливо теребя поводья, он подтолкнул друга ногой, что, мол, пора бы уже и честь знать.

  - Вот, - продолжал восхищенный странник, - этот странный юноша и предложил мне такой доспех, проходя мимо... А что, почему вы удивлены, сударь?

  - Да нет. - Элданир продолжал широко улыбаться и подмигивать Галиону. - Просто хотелось узнать... Он так испугался, увидев меня. Знаете, что я вам скажу? Удивительная это находка, просто удивительная. Берегите его, быть может, однажды он сослужит вам верную службу: для боя он столь же хорош, сколь для созерцания.

  - Нет, что вы, такое чудо...

  - Поверьте мне, - встрял Галион, - не попортите. Думаю, он окажется достаточно прочным. Наверное.

  - Откуда ж вам знать? - с улыбкой спросил странник. Это было поразительно: он приобрел такую превосходную вещь, а тут еще двое странных господ, будто бы ничего о том не знающие, описывают ее во всех красках.

  Но ответа не прозвучало. Они молча, раскланявшись между собой, простились, и направились каждый в свою сторону. Во всяком случае теперь настроение у обоих (а уж особенно у Элданира) было преотличное. Они неспешно начали разговор, веселую и легкую беседу, откуда можно было услышать такие слова:

  - Знаешь, Элданир. Не стоит печалиться. Такая-то она, человеческая душа. Присматривайся - не присматривайся, все одно будет. Вот тебе и благородство, и будущий цвет рыцарства - нынче много такого есть, даже слишком, - и что кому ни предлагай доброго - все не нужно и все постыло. Но знаешь ли, тяжелое человеку досталось время - и не такое мы еще увидим.

  

  

  

  

   

  

Лэртхин

  

  Уныние

  

  Vae mihi misero!..

  

  Галион со спокойной радостью и восторгом наблюдал, как солнечные лучи, ранние-ранние, оживляют витражные окна. Они наполняли потускневшие краски новым огнем, и витражи пылали. Пылали - и нельзя было, проходя мимо, не восхититься тем, как ярко и радостно оживают эти безмолвные творения былого, как искусно они выполнены, хотя и незатейливо. Галион заулыбался, и на душе вдруг стало очень легко. И он, добродушно усмехнувшись нежданной перемене, продолжил путь, легкими и быстрыми шагами, будто бы в него вселились все животворящие силы восходящего солнца.

  Остановился Галион у глинобитного дома-фахверка с обнаженным деревянным каркасом. Он был запыленный и посеревший, а в окнах заместо стекол - бычьи пузыри, что, впрочем, и сейчас видеть не на редкость. Дом имел вид самый неприглядный, казалось, он и вовсе был заброшен хозяевами.

  Галион трижды позвонил в колокольчик, но никакого ответа не последовало. Тогда он благоразумно решил не настаивать, а терпеливо подождать. Вскоре дверь подалась.

  - Кого там черти носят? - Из-за двери высунулось лицо, такое вытянутое, и с длинным носом. Это был человек лет шестидесяти, угрюмый, морщинистый, в красном берете. Он неохотно огляделся. Галион как раз встал за дверью, наверное, чтобы владельцу было интереснее искать. - Что за черт?! - снова выругался человек, и хотел было захлопнуть дверь, но тут увидел Галиона, беззаботно отбивавшего носочком пулена по каменной мостовой. Лицо хозяина расплылось в довольной улыбке. - Заходите, заходите.

  Галион зашел.

  - Скажите на милость, - с удивлением начал хозяин, но тут же прервался. Конечно, он был удивлен и внутренне спросил себя: что ищет такой молодой и красивый дворянин с золотым медальоном на самой окраине города? Хозяину и невдомёк было, что перед ним вовсе не дворянин, и что денег у гостя совсем немного, а наряд и речь - лишь щегольство и признак не слишком ученого человека, пришедшего из далёкой земли и плохо знакомого со здешней жизнью.

  - На милость вашу скажу вот что: прошу комнату, чтобы было две постели, и два небольших стола, а еще пусть будут свечи и перья. И к тому же - сундук, пусть даже ветхий и никуда не годный.

  Хозяин был удивлен такой просьбе.

  - Вы переписчики какие, что ли?

  - Нет... а впрочем, и неважно.

  - А свечи нынче дороги, - предупредил его старик.

  - Нет, свечи пускай будут. Так что ж, найдется ли...

  - Найдется, найдется, - поспешил заверить его хозяин.

  - Ох, благодарю. А то и голову положить... - Галион окинул себя взглядом и смутился. Кажется, он должен производить видное впечатление, но к чему лицемерить? Гость махнул рукой и бросил на стол мешок медных монет и, поскорее распрощавшись со стариком, решил вернуться к витражам: солнце было уже высоко.

  Но стоило только Галиону вернуться к прежнему занятию, как вдруг он услышал страшный грохот за спиной. Галион обернулся. Перед ним, а вернее будет сказать, над ним, возвышался статный молодой человек в черной бархатной шапочке, подбитой мехом по краям. Одежда вся на этом господине была черная и строгая, что делало вид его необычайно мрачным. Но, вопреки тому, лицо его выражало смущение, которое, конечно, господин всеми силами пытался скрыть, и вместе со смущением - волнение и напряжённую нервность. Всадник оглядел Галиона с ног до головы, задумчиво опустил взор и, выждав некоторое время, произнес:

  - Ты сейчас же... отправляешься со мной! - В голосе его явно слышалась дрожь.

  Галион возмутился.

  - И почему же, позвольте узнать? - он вопросительно и несколько насмешливо приподнял бровь. Галион был в таком расположении духа, что всякую неожиданность принимал легко и благосклонно.

  - Я не стану говорить тебе о том, что ты сам прекрасно знаешь. - Голос его зазвучал смелее.

  Галион пожал плечами, будто выражая согласие. Он заметил, что господин приехал не один: за его плечами ожидал целый отряд вооруженных и сильных всадников, однако, без всяких знаков отличия.

  - А если все не так?

  - Что?

  - Если все не так, как вы говорите? Если я ничего не знаю?

  - Садись на коня и поезжай с нами. - Во взгляде молодого человека читалась немая просьба.

  - А куда мы поедем, скажите?

  Всадник смерил его презрительным взглядом и обернулся.

  - Пора, - бросил он, будто бы в сторону.

  Галион усмехнулся себе под нос, помахал рукой нежданному гостю и его отряду, и только было повернулся, как вдруг какой-то необычайно сильный воин схватил его под мышками, а второй - за ноги, и вдвоем они бросили пленника прямо на седло. Галион оторопел от такой неожиданности, попытался вырваться, сделав резкое движение руками, но тут же услышал скрежет металла, прямо рядом со своим ухом, а затем почувствовал, как острие захолодило кожу.

  - А ну, поехали!

  Конь, на которого посадили Галиона, уже мчался изо всех сил, вздымая за собою грязные брызги и пыль с каменной мостовой. Вслед ему неслись крики возмущенных горожан.

  Спустя пару часов они ехали по мирному деревенскому тракту. Молодой вельможа решил развлечь себя разговором.

  - Ну что ты скажешь себе в оправдание?

  Галион картинно вскинул руки и жалобно проговорил:

  - Я не виноват, не виноват!

  Вельможа со вздохом опустил взгляд.

  - Хорошо, ладно, - согласился Галион, - давай скажи мне, в чем я виноват, и тогда я точно придумаю правильное оправдание. Тебе понравится, - прибавил он.

  - Во-первых, не стоит обращаться ко мне на "ты", - предупредил его молодой человек и этим кончил, закусив губу. Еще несколько минут потонули в тишине.

  Галиону, конечно, стало невообразимо скучно, с его какой-то по-простонародному беспристрастной любовью к веселью и шуткам, и он стал тихонько напевать под нос слова студенческой песенки: "Любить ведь можно всем и каждому...". Вельможа снова сверкнул глазами в его сторону.

  - Перестань сейчас же!

  - Что же, мне и попеть нельзя?

  - Нет. Ты можешь сказать слово себе же в оправдание, и все.

  - Давай побеседуем, - отвлеченно предложил Галион.

  Вельможа окончательно вскипел и вскинул поводья.

  - Быть может, вы перестанете это делать?! - Руки его дрожали от напряжения, точно у безумного.

  - Ну раз уж нас попросили, тогда ладно.

  Вельможу, конечно, смутила невольная его оплошность в обращении к пленнику: дурачества Галиона столь раздражали его, что несчастный забылся в своей болезненной горячности.

  - Дэиран, ты же прекрасно меня знаешь, к чему же это притворство?

  - А, Дэиран? - поинтересовался Галион, повернувшись в ту сторону, куда смотрел его собеседник.

  Молодой человек раздраженно хлопнул себя по ляжке.

  - Полно прикидываться! В конце концов, у меня есть люди, и они знают что делать, если их господин недоволен. - Однако, видно было, что господин этот говорил с трудом и очень натянуто, как будто сдерживая истинные чувства: губы его дрожали, а взор выражал беспокойство.

  Галион тяжело вздохнул.

  - Ладно, хорошо. Я обещаю тебе все рассказать, если...

  - Если... что?

  - Если ты расскажешь мне, что тебе сделал Дэиран.

  Мессер нахмурился.

  - Мне не нравится, как ты говоришь. Опять?!

  - Я просто попросил.

  - Ладно, довольно с меня. Если через четверть часа я не буду знать в чем дело, лучше бы тебе было не приезжать в этот город. - Взглянув на собеседника в это мгновение, Галион изумился: тот был так встревожен, что искусал губы в кровь, а громкие угрозы произносил нетвердым и слабым голосом.

  - Хорошо, - ответил Галион, пожав плечами. Он медленно подвел своего коня к воину в островерхом шлеме, ехавшему подле него. В конце концов, что ему еще оставалось делать?

  - Простите, любезный, - бодро произнес он.

  - Что вам нужно? - холодно бросил воин.

  - Да так. Просто хотел поинтересоваться, кто такой этот загадочный господин Дэиран.

  - Не вашего ума дело.

  - А если я сам и есть Дэиран?

  Воин посмотрел на него так, что казалось, будто своими вздернутыми от удивления бровями он вот-вот снимет с головы шлем. Немного подумав и решив не трогать господина в высокой черной шапке, он поспешно отъехал в сторону.

  - Дэиран, что же, давний знакомый нашего мессера, - послышался голос за спиной. - Не слыхали вы разве эту темную историю?..

  - Послушай меня внимательно, - молодой вельможа, услышав разговор, подъехал к Галиону и взял его за руку, - если ты будешь вводить в заблуждение еще и моих подчиненных, ей-Богу, тебе несдобровать.

  Галион снова пожал плечами и замолчал. Лучше уж действительно остаться в стороне и посмотреть, что будет дальше. В конце концов, за всем этим кроется нечто необычайно интересное.

  К девятому часу они подъехали к замку, стоявшему посреди голой пустоши. Дурные и совсем тощие земли были во владении этого мессера, и нигде ни души не видно, только неподалеку одна дряхлая деревушка, едва ли в десять дворов.

  Погода испортилась, солнце зашло за тучи. Небо насупилось, вздулось, и вскоре ударил ливень. Все вокруг обернулось серым, чуждым и немилым, листва - жухлой, а земля - холодной. Ёжась от цепкой прохлады, Галион оглядывался по сторонам.

  Замок был невысокий, сложенный из светлого и грубого, неумело отесанного камня. Над землею зловеще-пусто возвышались четыре зубчатые башни, а над донжоном реяло знамя, сплошь черное. Рва вокруг замка не было, его окружали ощетинившиеся кусты терна, сухие и дряхлые. Дурными предчувствиями веяло от этого места - оно внушало сердцу какой-то непреодолимый трепет.

  - Не соизволите ли, любезнейший господин, сойти с коня? - фальшивый тон молодого господина отвлек Галиона от созерцания. Дурной день.

  - Соизволю, - буркнул в ответ Галион.

  Все это начало изрядно ему надоедать.

  Вельможа взял Галиона под руку и, отдав приказы насчет лошадей, повел его прямо по направлению к замку. Скрипучие, грузные ворота отворились, и в лицо гостю повеяло холодом - чуть ли не более крепким, чем здесь, за стеной.

  - Вот погляди, - удрученно произнес молодой мессер, когда они вошли внутрь, - погляди, как я живу. Благодаря тебе!..

  Галион молча кивнул ему головой, будто бы соглашаясь.

  Стены были такими же приземистыми и грубыми, как и сам замок снаружи, а потолки нависали низко, точно в склепе. Кругом все казалось неприглядным - никаких шпалер, ковров или портьер, деревянных расписных ширм, только голые стены, источенный сыростью камень, окружали со всех сторон, такие неказистые и...

  - Что, нравится тебе?

  - Да от них веет холодом, точно из могилы!

  - А чем мое жилище теперь лучше могилы? Да будь ты проклят, Дэиран, слышишь, будь ты проклят! - Молодой мессер говорил, точно навзрыд.

  Галион замялся и приостановился.

  - Послушайте, друг. Мне и вправду жаль вас! И поверьте, совсем не хочется над вами глумиться. Наверное, было бы неплохо, если бы ваши проклятия дошли куда следует, но я не хочу, чтобы перед этим они с еще большей горячностью прошли через меня. К чему вы проклинаете того, кто и прочувствовать не сумеет этого проклятия?.. Эх, теперь я и действительно думаю, отчего я не Дэиран?! Быть может, тогда я помог бы вам и развеял бы все ваши печали. - Он с мягкой улыбкой развел руками.

  - Да, и впрямь: как жаль, - промолвил мессер, побледневший как полотно.

  А тем временем они прошли уже винтовую лестницу и попали в первую галерею, ведшую прямо в обеденный зал. Галерея была ограничена деревянными огородками из крестообразно сложенных балок, и огибала со второго яруса просторный и высокий зал. Внизу - наверное, этот ярус находился под землей - было что-то вроде оружейной комнаты: там стояли доспехи, а вокруг, на полу, всякого рода оружие: мечи, топоры и щиты, а посреди - длинный стол с восемью стульями вокруг.

  Дальше галерея вела в узкий коридорчик, холодный и даже со склизкими камнями, а прямо из него - в обеденный зал. Тот тоже не отличался особой роскошью. Просторный и широкий, с высокими, будто нарочно растесанными для облегчения стен стрельчатыми окнами, продуваемый семью ветрами, он казался пустынным и бездонным. Рваные красные полотнища на окнах - вот все, что еще оставалось свидетельствовать о жизни в этом страшном месте.

  - Пожалуй к столу, мессер Дэиран.

  Галион с шумом отодвинул тяжелый стул, уселся поудобнее. Закинув ногу на ногу и подперев рукою щеку, он внимательно взглянул на собеседника.

  Молодой хозяин несколько успокоился и начал говорить - куда любезнее, чем прежде, и не так обрывисто и торопливо.

  - Скажи мне, - начал явно неравнодушный к делам этого загадочного Дэирана человек. - Это предупреждающее письмо, что ты хотел им сказать? Что, пришло время, да? Я слишком давно тебя не видел, да я даже и не мог вспомнить отчетливо, как ты выглядишь, не так-то много мы и встречались... Но я нашел тебя. Ты попросил - я нашел. Нет, ты потребовал... Ты сказал, что будешь ждать меня там, где я никогда не ожидал бы тебя увидеть, где ты будешь вершить то самое, свое, дело...

  - Вы мне, может, не поверите, - прервал его Галион, - но я преспокойно стоял на городской улице и любовался витражами.

  - Что? - с явным недоумением в голосе переспросил собеседник. - Витражами?!

  - Да, любовался витражами.

  - Да вы же... Нет, такого просто быть не может. И... что ты делал прежде?..

  - Искал жилье.

  - Тебе негде жить?! Тебе - тому, кто постоянно обворовывает меня?!

  - Ну, начнем с того, что зря вы на меня клевещете. А закончим тем, что мне совершенно негде жить. Вот негде, и все тут!

  - И где же ты нашел себе жилье?

  - В каморке в гостиничном доме на улице Умелых Рук.

  - Да это же улица бедняков!

  - И умелых рук.

  - А слуги? Что они?

  - Слуги? - рассмеялся Галион. - У меня нет слуг. Мы живем с другом, и никаких слуг нам не надо.

  - С другом? - молодой человек расхохотался. - Ты издеваешься надо мной, что ли?

  - Да, точно.

  - А чем же вы занимаетесь?

  - Ну, вообще я кузнец, а он менестрель...

  - Кузнец и менестрель, Господь мой Бог...

  - ...а откуда берутся наши деньги... Ну, знаете ли, есть у нас один... хм... благодетель.

  - Благодетель?

  - Ага.

  - А твой друг, он... где?

  - Не поверите.

  - Ну же?

  - Сидит дома и переписывает ноты.

  - Что?! О Боже! - он вдруг вскочил и схватился за голову. - Боже, Боже! Зачем столько несчастий? О, бедный, бедный Лэртхин!

  - Не горячитесь, не надо... я обязательно передам Элданиру, чтобы он с этим завязывал.

  - Какой Элданир? О Господи! Как, как вас зовут?

  - Галион, - он встал и отвесил хозяину почтительный поклон.

  - Галион, милый мой друг, я прошу вас, простите меня, - он постарался изобразить улыбку на лице. - Ради всего святого... Вот же!- Лэртхин тотчас сорвался с места и бросился по лестнице вверх. И тут же вернулся, промчавшись как стрела по ступенькам, с тяжелым бархатным пурпурным плащом.

  - Вот, вот, это мой вам подарок, - он продолжал метаться из стороны в сторону и говорил необычайно взволнованно. - Вот, примерьте, вам очень идет. Какая красота! О Боже, - и он уткнулся лицом в ладони.

  - Плащ просто замечательный, но я лучше оставлю его вам. Вы не возражаете?

  Только Галион протянул плащ плачущему Лэртхину, как за окном послышался страшный грохот.

  - Это еще что такое? - изумился Галион.

  - Это он... это Дэиран. Он пришел за мной. Как и обещал. Не мог же он не прийти, в конце концов! Да ещё и с конным отрядом; знать бы, сколько их там...

  Галион подошёл к окну.

  - Один, два, три, четыре...

  Лэртхин что-то прошипел и впился пальцами в рукав Галиона.

  - Да что ты ему такого сделал, что он преследует тебя?

  - Ох, нет времени объяснять... позже! А сейчас, за мной! - Лэртхин схватил его за руку и потащил за собою вниз по лестнице.

  Спустившись в подземную залу, сырую и темную, освещаемую лишь слабым солнечным светом, Лэртхин остановился. Он посмотрел вокруг себя и тут же с надеждой в глазах взял Галиона за руку.

  - Если вдруг что-то случится, - задыхаясь проговорил он, сжимая руку гостя, - я прошу, не говорите ничего обо мне, о том, что я сейчас вам расскажу. Все, что на самом деле случилось, есть величайшая ошибка, и не дай Бог, эта ошибка послужит кому-то в недобрых целях... Дело в том, что, когда я был совсем юным, со мной случился какой-то неизъяснимый недуг. Вероятно, вы слыхали о таком... когда не хочется ничего, казалось бы, и весь мир согласен был отвергнуть, и только одним ты живешь, только одно сохраняет твое сердце... Что-то неведомое, недосягаемое... я даже не знаю, как это назвать.

  Вдруг сверху донесся страшный грохот, как будто три тысячи сапог пронеслось по каменным плитам. Лэртхин вздрогнул.

  - Он здесь, уже здесь! - и чем больше овладевало им напряжение, чем сильнее разрастался в нем страх, тем больнее сжимал он руку Галиона.

  - Эй, милейший мессер Лэртхин, ты ли тут? - послышалось сверху.

  Лэртхин в ужасе опустился и прижал руку Галиона к груди.

  - Лэртхин, ты же знаешь, что я все равно сумею тебя отыскать! И прекрасно знаешь, что время твое пришло.

  - Господи! - взмолился молодой вельможа.

  Галион попытался было утешить его, прислушиваясь к голосам сверху. Он весь обратился в слух: что-то странное, казалось, присутствовало здесь...

  - Тихо! Они идут сюда.

  Галион мгновенно схватил за руку Лэртхина и огляделся. Чуть дальше в стене была неглубокая ниша, занавешенная полотном с безыскусным рисунком. Они ринулись к нише, поспешно забрались внутрь, прижавшись вплотную к холодному камню, и притаились

  Совсем рядом послышались шаги.

  - Я знаю, где вы.

  Лэртхин в ужасе задержал дыхание.

  - Галион, прости, но...

  Он, дрожащей рукою придерживая алую ткань, обернулся назад, и - о, ужас! - на другой стороне ниши было окно, точно так же задернутое полотном, которое на глазах у испуганного мессера медленно приподнималось. Лэртхин не удержался от удивленного возгласа, сдавленного, похожего на крик подстреленной птицы: прямо напротив лица его было лицо какого-то человека, черноволосого, статного, но бывшего заметно полнее, чем Галион и действительно чем-то на него похожим. Человек с подозрением вглядывался будто во что-то, для него незримое.

  - Он... он не видит нас.

  - Так и есть, - с недоверием отвечал Галион. - Но подожди! Пусть он уйдет, тогда посмотрим.

  - Что посмотрим?

  - Что это за зала такая на другом конце?

  - Неужели это так вас заинтересовало?

  - Интересно бывает: даже сам не знаешь, что у тебя в замке... Так что там с недугом? - кажется, он успокоился, и теперь не прочь был послушать историю дальше.

  - Сейчас не время, мессер Галион! Позже...

  Неизвестный отошел прочь от ниши. Там, в небольшой зале, была дверца, в которой он и исчез. Галион еще раз пристально вгляделся. Зала была пуста.

  - Что там произошло, мессер Галион?.. - дрожащим голосом проговорил Лэртхин.

  - Этот человек исчез. Только вот - как он мог нас не заметить? У меня такое чувство, будто бы он просто пытается заманить нас в сети.

  - О, хотел бы я знать... нет. Нет, лучше и вовсе об этом не думать. - Взгляд у Лэртхина был совсем отстраненный.

  - Ну тогда давай пойдем и посмотрим сами.

  Галион осторожно подтянулся на руках и спрыгнул вниз, из ниши. Его прыжок отдался гулким эхом, и снова воцарилась тишина. Он огляделся по сторонам, прощупал стены, заглянул еще раз в нишу, где, обхватив руками колени, сидел дрожащий Лэртхин, затем осмотрел дверцу, в которой исчез неизвестный, и сказал:

  - Ей-Богу, я не понимаю, чего ты так боишься. Твой Дэиран тебя не заметил, и вправду, черт знает, как он это сделал, но я советую тебе спуститься и выйти отсюда поскорее.

  - Нет, вы как хотите, а я лучше вернусь обратно по нашему прежнему пути.

  - Как знаешь!

  Лэртхин спустился. Послышались легкие шаги и частое дыхание... Молодой рыцарь тотчас вернулся обратно.

  - Там воины, - прошептал он.

  - Да, а тут их нет, - спокойно ответил Галион. - Мы пройдем немного подземными ходами, поищем выход, а там возьмем пару лошадей и поедем разбираться с твоим заклятым врагом.

  - Да каким врагом...

  - Лэрт, дружище, я не знаю, что у вас там с этим человеком, но обязательно тебя об этом расспрошу, чуть позже. Сейчас не время для этого... Хотя стой. Ладно, раз не враг, так кто тогда?

  - На чем я остановился?

  - Кажется, ты описывал какой-то недуг.

  - Да-да, точно, недуг. Так вот, и я не знал, что сумеет дать мне удовлетворение и свободу и тем более не знал, где это искать. И тогда появился он, Дэиран. Мы встретились однажды, благодаря лишь стечению событий, и тогда он сказал мне так: "У меня есть для тебя кое-что. Уж коли и это не сможет помочь, то я опускаю руки"...

  За нишей послышались шаги и чьи-то приглушенные голоса.

  - Послушайте... А что если они найдут способ пробраться сюда?

  - Ох, даже не знаю, - картинно, с выражением протянул Галион. - Может быть, нам придется пойти по предложенному мною пути?

  - Пожалуй... Как выберемся - я вам расскажу.

  Лэртхин мгновенно выпрыгнул из ниши и, точно ребенок, схватив Галиона за руку, направился к дверце.

  Дверца была не заперта. Галион осторожно толкнул ее и заглянул внутрь. За дверью скрывался недлинный коридор, выходивший в просторное помещение.

  - Все в порядке, - сообщил он Лэртхину, а затем прибавил шепотом: - А теперь послушай меня хорошенько. Если там и вправду кто-то есть, пусть они схватят меня, а ты - спрячешься здесь, до поры до времени.

  - Вы безумец, господин?

  - Почти.

  Лэртхин так же осторожно проскользнул сквозь узкую щелочку и, обождав немного, пошел вслед за Галионом. Тот вышел вперед, обернулся, и сразу же, не успел Лэртхин отскочить в сторону, на них набросилось несколько воинов. Галион сумел повалить одного на каменный пол, и, мощным рывком ноги отбросив другого, принялся душить его. Тот оказался сильным противником; он протянул руки к шее Галиона; Галион же, быстро сообразив, ослабил хватку и укусил протянутую руку - так сильно, что несчастный взвыл и покатился по полу. В то же мгновение на Галиона сзади накинулись несколько крепких молодцов, и один снял с его пояса кинжал и кулаком ударил его в живот. Галион судорожно попытался вдохнуть, и в тот же момент ловкими движениями они сумели перевязать противника, да так, что он едва ли сумел бы шевельнуться. Один из воинов больно ударил Галиона по щеке тяжёлой перчаткой.

  Лэртхин даже не сопротивлялся.

  - Вот уж не ожидал, что удастся вас так просто поймать. - Вперед вышел тот самый высокий мужчина с черными кудрями, вероятно, очень озабоченный своей внешностью; одет он был в сюрко, расшитое золотыми нитями, а рукава нижнего платья, спрятанные отчасти тяжелыми однотонными складками, были из блестящей парчи. - Доброго дня, господин Лэртхин! Кажется, неплохо было бы и тебе пожелать мне того же: день сегодня и впрямь выдался добрым. А кто это с тобой? Вопреки всему, решил-таки завести приятеля? Хе, да ты, верно, еще не все ему рассказал... Ну да ладно, как вас там звать, господин в желтых чулках, вы поедете с нами!

  Несколько воинов взяли обоих пленников на плечи в самых неудобных позах и тайным ходом (которым и хотели воспользоваться Галион и Лэртхин) понесли их вон из замка. Галиона нести оказалось очень непросто: он так напрягал все члены своего тела, что веревки чуть не треснули, но воины это приметили, и один из них, подойдя сзади так натянул веревки, связывавшие тело, что Галион начал кашлять и задыхаться и оставил попытки к бегству.

  Во внутреннем дворе ожидал экипаж и несколько лошадей - они будто вслушивались в тишину и встревоженно прядали ушами.

  Как только пленники оказались внутри экипажа, связанные между собою, прямо напротив Дэирана, не в меру развеселившийся господин достал из-под сидения бутылку будто бы славного белого вина и велел испить обоим спутникам, которые, конечно, отказались. Тогда Дэиран присел перед ними на колени и попытался сам напоить их (господа-то были связаны), после чего они сразу же обессиленно опустили головы.

  

  

  ***

  

  

  Галион открыл глаза, и изумленным взглядом обвел вокруг себя. Комната, в которой он волею случая оказался, отличалась необыкновенной роскошью: посредине стояла кровать красного дерева под пологом багряного оттенка, а голые каменные стены были задернуты искусными шпалерами, изображавшими очаровательные пасторальные и куртуазные сюжеты. Комнату освещало мягкое сияние нескольких свечей.

  Галион поднялся с плетеной козетки, прикрытой красным покрывалом. "В алых тонах нынче...", - подумал невольный гость. Но вдруг дверь тихонько заскрипела, и в щелку робко заглянул Лэртхин. Ах, что у него было за лицо! Вытянутое, осунувшееся, будто посеревшее...

  - Мессер Галион... - еле слышно прошептал он. - Выбирайтесь отсюда скорее, иначе не избежать мне самого страшного позора!

  - Позора?

  - Лучше услышьте эту историю из моих уст - мне очень тяжело на сердце... Но только не он! Я вас умоляю!

  - Ладно-ладно. Но постой... - Галион подозрительно осмотрелся. - Заходи же!

  Лэртхин, дрожа всем телом, зашел в комнату и присел на козетку.

  - Как ты так легко мог даться ему? А где все те воины, что сопровождали нас?

  - Я даже боюсь себе представить, что он с ними сделал!

  - О, так он, вероятно, страшный человек... - Галион отвел взгляд. Только теперь, казалось, все прозошедшее приобрело в его глазах живой оттенок.

  - И да, и нет. Но кем бы он ни был, куда более страшная вина лежит на мне!.. Этот человек, мессер Дэиран, он вернул меня к жизни. Я совсем уже отчаялся, когда повстречал его. И не знаю даже, имел ли он с этого какую выгоду или же сделал все от чистого сердца, но я действительно должен быть ему благодарен.

  - Ну-ка, расскажи.

  - Он пригласил меня к себе в замок, можно сказать, по-отечески протянул мне руку. В замке жила тогда его дочь, славное дитя, она была немногим меня младше. Но, честно признаться, такой нежной голубки я не видал никогда, ни до встречи с нею, ни после. Как только я зашел, Дэиран велел мне последовать за ней - да, он вполне доверился нам!.. Милая... она привела меня в замковую библиотеку. Знаете, я до сих пор вспоминаю, каким сладостным ощущением полнилось все мое существо, когда я следовал за нею - впервые, да-да, и только!.. - Он продолжал: - И, хочу сказать, библиотека эта ничуть меня не обрадовала. "Как же? - изумился я. - Неужто вы решили исцелить меня чтением?" Мне это показалось несуразным и даже глупым. Девица поманила меня за собою жестом, нет, взором, лукавым взором... полным какой-то странной, доселе мне неведомой силы...

  - Ах, сладости, - как-то насмешливо заулыбался Галион. - Так всегда начинаются ваши истории. - Хоть он и попытался заставить Лэртхина улыбнуться, несчастному было совсем не до веселья.

  - Итак, я последовал за ней. Девушка достала с полки какую-то алую книгу с золотым тиснением и вручила ее мне. Я, честно признаться, расхохотался ей в лицо. Ну никак мне не хотелось поверить в то, что это действительно может мне помочь. Но взгляд ее был серьезен, хотя я и не знал...

  - Лэ-эртхин, - протянул Галион.

  - Да-да. Ну что же, друг мой, ужель вы думаете, что я и теперь могу без нежности вспоминать те дни?

  - Эти дни же стали твоей погибелью? Ах да, и в погибели мы умеем находить неподдельную радость!..

  - Давайте я скорее расскажу вам историю до конца. Итак, она сказала мне, что, проникнув самой душой своей в то, что написано в этой книге, я сумею исцелиться.

  - И что же там было?

  - Вы не поверите. История, чистой воды история.

  Галион смутился.

  - Вы снова не поверите мне, да, к тому же, сочтете меня безумным, но я клянусь вам, там было написано такое, чему сам я не мог поверить до конца! Конечно, если бы я где-нибудь случайно натолкнулся на эту книгу и взялся ее читать, то она не принесла бы мне никакой пользы. Но то, что сделал Дэиран... Нет, нет, не может быть... - он испуганно огляделся. - Да, за то, что он сделал мне, я должен быть ему поистине благодарен.

  То, что явилось моему мысленному взору, я не смогу описать словами, ибо это неподвластно разуму - лишь чувствам и самой душе. Величие и могущество прошлого, возвышенная красота и осознание великого, которое сравнимо лишь с видением, таким видением, которое является даже избранным только однажды, видением, которым был насквозь насыщен каждый мой новый день, когда я узрел истинно божественные высоты, и жизнь за пределами дурного нашего мира, и беспредельные дали, окутанные туманной дымкой надежды и чувства высокого, смелого...

  - О, да это же прекрасно, - с расположением улыбнулся Галион. - Я вижу, это тебе и помогло?

  - Скажите, друг мой, разве явление такого, истинного, неподдельного величия может оставить кого-то под сомнением? Может заставить хоть одного кого-нибудь сомневаться в том, что в мире нашем есть еще и безупречная радость, и плодотворные надежды, и живое вдохновение, и великие идеи, и отблеск священного света, льющегося из чертога вечности, того самого света, что ожидает каждого, ступающего в вечную, непроглядную тьму?.. - Лэртхин поистине воодушевился, и лицо его сияло радостью прозрения, такой странной радостью, тем более странной, что она вдруг совершенно преобразила его мрачный облик.

  - А может ли явление сего истинного и неподдельного чуда сподвигнуть хоть кого-нибудь на проявление своей низменной страсти?

  Галион так заслушался речами юноши, что даже и не заметил мессера Дэирана, стоящего в дверях. Он с насмешливой, даже, можно сказать, снисходительной улыбкой на лице внимательно слушал рассказ Лэртхина.

  Молодой вельможа в ужасе обернулся.

  - Ну же, продолжай! - сказал Дэиран, взмахнув рукой. - Мне так интересно, что же будет дальше?

  - Перестань... - Лэртхин судорожно ухватился за спинку кресла. - Даже не думай!

  - Да, верно? Хорошую историю не грех и приукрасить? Что скажешь?

  - Хорошую историю приукрасить не грех, а вот об этом я не стал бы лгать, ибо тем солгал бы сам себе! Да, я, может, и поступил неправильно, и даже, на твой взгляд, низко и подло, но...

  - Низко и подло, да? Так это нынче называют? Два простых, коротких слова, и в них, ясное дело, не отражена вся мерзость твоего поступка и испорченность сердца!..

  - Э, - прервал разговор Галион, который, прежде находясь в стороне, с нетерпением ловил каждое слово, - нечто очень-очень плохое? Лэрт, ты это, что ли?... Нет, сударь Дэиран, погодите. Он, может, полюбил вашу дочь, а вы, вы теперь преследуете его за благородный порыв души?

  - Благородный порыв? - вспылил Дэиран. - Какие точные оправдания вы нынче находите своим низостям!

  - Мы обвенчались с нею потом и если бы... Бегите, мессер Галион, - сквозь зубы прошептал Лэртхин, глаза его были полны ужаса. - Бегите, ну же!

  - Нет, я не собираюсь вас здесь оставлять...

  - Ступайте прочь, я сказал! - Теперь он говорил куда тверже прежнего. - Вы не знаете, что для вас здесь приготовлено. Уходите!

  - Уйти? - Он огляделся кругом. - Ладно, жди скоро. Мой привет, мессер Дэиран! - внезапно выкрикнул он, и Дэиран, стоявший в дверях, даже не успел толком сообразить, куда ему податься, и Галион мигом проскользнул мимо него.

  - Да это же... Лэртхин, твой сообщник умрет вместе с тобой, одно лишь то, что он хотел подсобить тебе в твоих гнусностях, уже достойно наказания, - долетело до его ушей, когда он уже бегом спускался по винтовой лестнице. - Схватить его!

  Тут же весь замок будто задрожал и запел стальным звуком, гулявшим эхом меж каменных стен. Галион и в глаза не видел этого замка и, ясное дело, не мог наверняка знать, куда ему бежать. Надо сказать, он вообще редко бывал в замках.

  Галион в растерянности огляделся кругом. Прямо навстречу ему мчался дюжий мужчина в вороненой кольчуге, с блестящей секирой, которая выглядела еще более устрашающе тем, что была освещена огненно-красными язычками факела, помещенного в железное кольцо на стене. Галион вздрогнул и в то же мгновение легким рывком вытянул факел из кольца. Воин отступил на ступеньку вниз. Галион смело взмахнул невольно обретенным оружием, и воин, совершив несколько непроизвольных движений, кубарем покатился по винтовой лестнице. Он попытался было подняться, но упал снова, не найдя в дрожащем полумраке опоры. Мессер наш вскинул руки ввысь с превеликой благодарностью и, освещая себе путь факелом, стремглав пустился вниз, к свободе.

  

  Как же ему повезло, что воинов Дэирана сумела задержать и внезапная суета и спешка, и полумрак, царивший на лестнице (ибо освещать ее достаточно хорошо не имело смысла в такое спокойное время, а тот факел, выхваченный Галионом, был необходим хотя бы для самого скромного освещения).

  Из пустых окон замка видно было, как ночная мгла застилала небо. Для побега самое славное время, когда скрыться не составит особого труда.

  В конце концов лестница привела его к главным воротам, которые, на изумление, были распахнуты. Все случилось благодаря счастливейшему недоразумению: стражники решили, что Галион успел уже ускользнуть через какой-то черный ход. Прямо над дверцею его был тот самый факел, и стражники, долго не мешкая, заключили, что именно туда он и направился. Черный ход этот начинался еще на лестнице, но Галион по спешке не сумел разглядеть открытой двери. И так вышло, что какие-то из стражников помчались вслед за ним, по черному ходу, вниз, а другие, что стояли у самых врат, решили попробовать перехватить его прямо там (ибо черный ход вел туда же, куда и главные врата, только чуть больше к западу). Никакого рва, на счастье беглеца, там не оказалось.

  Одним словом, Галион был необычайно воодушевлен, ибо видел: само провидение помогает ему бежать, а значит, это и не зря.

  Стражи попытались схватить его, выставив заостренные копья, и даже преуспели в этом, но когда товарищи кликнули их из-за редкого леса, что примыкал к замку, они подняли головы, дабы возвестить им о своей поимке, а Галион, воспользовавшись подвернувшимся случаем и своей недюжинной силой (да-да, он ведь и вправду был славным кузнецом), увернулся и помчался к лесу.

  Ему недолго пришлось бежать от стражников, преследовавших его с остервенением, пока, наконец, не послышалось лошадиное ржание, и из замка, из главных врат, не выехал внезапно сам Дэиран, на высоком - и особенно черном в лиловом полумраке - коне. Ему, конечно, не составило особого труда чуть ли не в несколько скачков настигнуть бегущего и все так же полного сил Галиона и сбить его с ног. Галион схватился за голову: и почему все сложилось так просто, как будто заранее было предопределено?

  - Куда же это вы собрались, мой друг? Поднимайтесь тотчас с земли и - не смейте бежать! - отвечайте мне.

  Галион понял, что сейчас что-либо предпринимать было бы бесполезно и подчинился его воле. Он медленно поднялся с земли и, гордо вскинув голову, произнес:

  - Я и не подумаю возвращаться.

  - Так?

  - Именно. Но могу пообещать, что в скором времени я вернусь. Вернусь - и мы с вами еще разберемся.

  - Правда же? Чудесно! И к чему вам возвращаться снова, если вы сейчас от меня сбегаете?

  Галион отвел взгляд.

  - То-то же. А теперь ступайте за мной. Я вижу, что вы человек не низкого рождения... (наверное, Галиону это должно было польстить) А потому не стану вести вас насильно, точно раба - вы понимаете, о чем я?

  Внезапно Галиону пришла в голову одна интересная мысль. В конце концов, оставаться здесь и как-либо сопротивляться воле хозяина было бесполезно. Итак, Галион разочарованно кивнул головой и пошел вслед за гордым мессером, понурив голову. Дэиран пропустил его вперёд, попридержав поводья, и лицо его засияло в ощущении небывалого триумфа.

  Быть может, Дэиран и подозревал что-то неладное, но во всяком случае был рад покорности своего пленника. К тому же, Галион никак не мог понять, отчего же он вдруг понадобился Дэирану... о Лэртхине он не знал ничего; никаких тайн от почтенного мессера не скрывал: здесь оставалось только теряться в догадках.

  

  Дэиран, дабы пленник не помышлял более о побеге, велел запереть его на замок. Мысль о славной сырой темнице на верхнем ярусе сторожевой башни он отверг, как и образы затхлых, гнилых подземелий, кишащих крысами и наследием гордых отцов - останками затравленных и задушенных там людей.

  Слуги привели Галиона в роскошную алую комнату, ту самую, где и происходили выше описанные события, и заперли на ключ. Притом, обходились они с пленником вежливо, видно, по приказу хозяина.

  Галион огляделся. Прямо перед ним, на крошечном деревянном столике с изящными резными ножками стоял граненый кувшин с терпко-алым вином, на блюде подле - сливы и яблоки. Фруктам в качестве угощения Галион не доверял, а вот вином не побрезговал, хотя и не понимал, к чему все это ведет. Если почтенный мессер желает подкупить его роскошью и всяческими усладами, то все его попытки определенно не увенчаются успехом, - так решил наш мессер.

  Постепенно Галиона стало клонить в сон. Он, отставив в сторону, вероятно, виновный в том напиток, выпрямился и попытался взбодриться, но тщетно; и тут же, откинув голову, провалился в забытье.

  Спал он тревожно, и, просыпаясь порою, слышал внизу громкие голоса и шаги, но все они сливались в такой отвратительный и неблагозвучный шум, что он снова и снова утопал в забытье.

  За окном уже брезжил рассвет, когда Галион вздрогнул от внезапного и резкого звука и проснулся окончательно. Он поднялся с постели и подошел к разбитому окну (а окно-то было из прекрасного витражного стекла!) и посмотрел вниз. У основания башни в сени роскошных кленов стоял какой-то человек в темно-зеленом плаще.

  Галион пригляделся. Это был никто иной, как Лэртхин.

  - И на что было разбивать такое прекрасное окно? - тихо возмутился Галион, проведя пальцем по красочному стеклу.

  Лэртхин наконец дождался, когда мессер снова обратит на него внимание. Галион снова выглянул в окно и кивнул головой в знак своей покорности. Затем Лэртхин попытался жестами изобразить веревку, переставляя руки в воздухе. Галион снова согласно кивнул. Лэртхин несколько тревожно улыбнулся и преклонил голову набок, сложив ладони за щекою. Тогда Галион поднял указательный палец, велев тем Лэртхину подождать, и тотчас же исчез в окне.

  Кровать тяжелого тисового дерева с грохотом отодвинулась, и Галион принялся искать желанный предмет спасения. Уже через несколько мгновений он обнаружил там хорошую, крепкую веревку.

  - Очень славно! - с улыбкой прошептал Галион.

  Тут же он вернулся к окну и помахал Лэртхину найденной веревкой. Тот в ответ радостно закивал и указал на окошко. Галион, повозившись немного, снял витражное стекло, и в лицо ему дохнул свежий ветерок.

  Видно было, как далекий восток окрасился нежным розовым цветом. То наступал рассвет, такой трепетный и беззащитный, за стеной густого, плотного мрака.

  Галион проверил стену, сложенную из хорошо отесанного камня, и сумел отыскать небольшой выступ. Тогда он сделал крепкую петлю и определил веревку на выступе, затем другой ее конец обвязал вокруг пояса, проверил, будет ли она держаться, и принялся за дело. Спускаться было боязно, но несложно: выступы в стене служили ступенями; одной рукой Галион крепко держался за веревку, другой - за выступающие камни. Благо окно находилось невысоко, и Галион вскоре добрался до земли. Лэртхин помог ему отвязать веревку, которую так и пришлось оставить спущенной из окна как свидетельство недавнего побега.

  - Дэиран ни за что не догадается, что сейчас происходит. Впрочем, он уверен, что вы до сих пор... спите. Но все же советую вам уходить как можно скорее: утро близится!

  - Лэртхин, ведь то... ты все устроил, верно?

  - Так.

  - Но... - Галион улыбнулся. - Я тебе необычайно благодарен. Но это ведь... жертва?

  - Жертва, не жертва... Мне все равно: Дэиран и так не особо чтит меня. По крайней мере, вы оказались здесь по моей вине, а это - единственное, что я могу для вас сделать.

  Галион положил руку на плечо Лэртхина.

  - Послушай: я тебя не могу бросить здесь. Придется вернуться!

  - С отрядом в триста вооруженных рыцарей? - с насмешливой улыбкой спросил Лэртхин. - Здесь навряд ли поможет что-то иное.

  - Боюсь, трёхсот рыцарей у меня не найдется, но только лишь двое веселых господ.

  - Веселых господ?!

  - Вот видишь: при встрече нам будет что обсудить.

  - Без того нынче редко обойдёшься. Пойдёмте, отворю вам дверь в стене.

  - Дверь в стене? - изумился Галион. - Диву даюсь, как это ты знаешь его замок лучше своего, родного? И про веревку под кроватью, и про дверь - от которой, видать, у тебя ещё и ключ найдётся.

  - Не люблю я своего дома; он напоминает мне о старом бедном отце. Я стараюсь бывать там как можно реже - и, кажется не видать мне его теперь. Никогда. - Лэртхин молчаливо отвёл взгляд. Радость совсем исчезла с его лица.

  Оборотившись, Лэртхин кивнул головой и, ничего не говоря, пошёл в сторону крепостной стены, возвышавшейся над кронами кленов. Галион поспешил вслед и, выходя уже наружу, с сердечным чувством пожал руку Лэртхина. Тот лишь молча поклонился в ответ и поскорее, будто пряча что-то и не желая понапрасну себя обманывать, пошёл прочь. Галион еще некоторое время медлил, глядя ему вслед, потом захотел было спросить о страже на парапете, но догадался, что Лэртхин, конечно, все предусмотрел. И, тяжело вздохнув, направился к большой дороге.

  Путь Галиона был окутан постепенно рассеивающимся предрассветным сумраком. Кроны деревьев купали ветви в белесой дымке, точно в молоке. Видно было недалеко, да и смотреть-то, впрочем, оказалось нечего: впереди одна лишь пустынная дорога, ни селения, ни деревни.

  Галион, торопливо шагая по дороге, размышлял о произошедшем. Быть может, ему и вправду легко удалось избежать беды, но Галион-то точно знал: самое главное еще впереди. От этой мысли становилось и страшно, и весело: кровь в нем вскипела от волнения и ожидания грядущего.

  Он решил вернуться в город, к Элданиру, который, вероятно, бросился искать его, но поняв, что это бесполезно, остался на ночлег. Ах, как здесь было промозгло и сыро! Об уютном тепле и покое оставалось только мечтать. Стоит только ему вернуться, размышлял Галион, как он тотчас расскажет обо всем Элданиру, а уж вместе-то они непременно решат, что делать и как помочь несчастному Лэртхину.

  Итак, светать только начинало, однако Галион все еще лелеял надежду встретить кого-нибудь по дороге - сколько еще идти до города, он даже не догадывался, а потому нуждался в добром проводнике. К тому же, мессер сильно продрог - его плечи прикрывал лишь простой короткий плащ из черного сукна. Так и шел Галион - поспешно и торопливо, сжимаясь от холода.

  Вскоре за лесистым холмом показалось небольшое селение. Дымок едва потягивался из труб, а домики были до того маленькими и опрятными, что казались сказочными. Круглые бревна, из которых дома были сложены, казались совсем новыми, - до того они были аккуратно обтесаны - а на оконных рамах - свежая бурая краска. Редко где встретишь нынче такую деревню - любо-дорого было смотреть! Вероятно, человек, владевший ею, имел доброе сердце. Или, конечно, славный повод для выгоды.

  Галиону невмочь было долее мерить шагами бесконечную дорогу, и он повернул к селению. В конце концов, отчего бы и не спросить о помощи у добрых людей?

  Хотя время и было раннее, но крестьяне-то поднимались ни свет ни заря, а потому видение сельской жизни тут же открылось взору Галиона. Две дородные кумушки наполняли деревянные ведра водою из колодца, а несмазанная ручка издавала ужасно неблагозвучный скрип, вкупе с трескотливой болтовней деревенских женщин. Мальчик усердно подметал свой двор, а два крестьянина с задором переругивались у опрокинутой телеги с мешками. Галион незаметно подкрался поближе, чтобы послушать: а вдруг, чего доброго, и найдется, чем помочь.

  - Я же говорил тебе, Ройн! - озлобленно жестикулируя, стенал высокий крестьянин в широкополой соломенной шляпе, между прочим, весьма добротной. - Надеяться на пройдоху кузнеца - последнее дело! Мне с утра в город, а лошадь-то, лошадь не подкована! А где кузнец? Где твой дружок?

  - Ты так говоришь, будто бы я в этом виноват, - почесывая затылок, отвечал ему полноватый собеседник в коричневой мешковатой одежде.

  - А кто еще? - продолжал нападение первый. - Кто ввечеру споил этого мужика? И на что я тебе растолковывал о своем поручении?

  - Да разве его остановит кто?

  - Что, думаешь, меня хоть сколько-то это колышет? Лошадь-то, лошаденка моя, не подкована, кузнец в пьяном угаре, а ты мне о чепухе какой-то толкуешь!

  - Позвольте узнать, что такое здесь у вас случилось? - неожиданно встрял в разговор Галион.

  Первый крестьянин, верно, хотел уж послать незваного собеседника куда подальше, но, услышав его непривычную для простого человека речь, оторопел. Он неуклюже повернулся и тут же отвесил ему поклон, почтительно сняв шляпу.

  - Да вот, милостивый, кузнец наш опохмелиться изволил, а у меня лошадь не подкована: в город ехать нужно! Добрый вы человек, знайте: господин-то меня прибьет. - В лице его читалось великое горе.

  - Тебе, малый, повезло, - усмехнулся Галион. - Я как раз владею кузнечным ремеслом и подкую твою лошадь.

  Малый от удивления и вовсе изменился в лице и дрожащими руками принялся переминать в руках шляпу.

  - Но вы же... это... благородный... или... - Он замялся. Приятель его с настырным любопытством наблюдал эту сцену.

  - Смотри, как сделаем. Если ты едешь в город, то думаю, не откажешься от сопровождающего. В конце концов если что случится, смогу защитить... и оружие найдется, - здесь Галион схитрил. - А то на дорогах нынче неспокойно, верно?

  - Ну... не сказать... или... Как вам угодно, господин, конечно... Только лошадей-то подкованных и вовсе нет. Какие-то подковы остались, но... не хватит, в общем.

  - Отчего же не хватит? Я сумею на двоих сделать.

  - И подковать также? Нет, но...

  - Ничего-ничего. Но не но, веди меня в кузницу.

  Крестьянин с лошадью еще простоял так с несколько мгновений, ошарашенный и сбитый с толку, но все же, поклонившись и пролепетав что-то, помчался к деревенской кузнице, находящейся на самом дальнем краю деревни. Он скоро велел позвать помощника кузнеца, молодого рябого парнишку с невероятно сильными руками, чтобы тот развел огонь и приготовил формы. Затем он выскочил из дверей и так же прытко бросился навстречу господину.

  Галион тем временем неспешным шагом приближался к кузнице. Расторопный детина успел развести огонь, так что дым уже вовсю валил из трубы.

  - Ступайте за мной, господин, - проговорил крестьянин в соломенной шляпе. - Может быть...

  - Принеси мне лучше холщовую рубаху и штаны, - прервал его Галион. Конечно же, где это видано - работать в таком славном господском костюме!

  Крестьянин испросил у Галиона разрешения провести его в свое "убогое жилище", дабы сменить одеяние. Надо сказать, всему его обращению и невероятному подобострастию наш сударь был весьма удивлен. Феодал здесь был хоть и щедр, но, вероятно, крутого нрава, и умел держать своих крестьян в ежовых руковицах.

  Галион наскоро накинул на себя простую одежду, а сверху - предложенный и, кстати сказать, слегка замаранный фартук. Крестьянин (имя которого было Фейхальт) в очередной раз раскрыл рот от удивления, увидев прежде гордого и красивого господина в просторной крестьянской рубахе, когда тот вышел к нему в сени. Оторопевший Фейхальт, нагнувшись под низкой притолокой, вышел во двор первым.

  Галион, конечно, как и следовало, прежде ознакомился и с копытом лошади, и с ее старой подковой, которую еще можно было подточить.

  Кузница эта, небольшой домик, сложенный из обтесанного камня, являла собой образец для всех деревенских кузниц. Посередине стояла славная печь из белого камня, с левой ее стороны - красный мех, подле которого уже ожидал помощник кузнеца. Тот отвесил почтительный поклон вошедшему господину.

  Податливый металл, раскаленный почти добела посередине, в умелых руках ударами молотка приобретал по краям форму подковы. Пока Галион проделывал желобки для подковных гвоздей, подмастерье продолжал бить по ней молотком. То же самое мессер проделал и с другой стороны подковы, затем снова накалил металл и сделал специальную засечку, чтобы подкова легче удерживалась на копыте. А между тем подмастерье принялся накалять сталь для следующей. Галион обхватил изделие щипцами и опустил в стоящее рядом ведро с водой. Сталь принялась шипеть и свистеть, из бочки повалил пар. Фейхальт только стоял подле и дивился ловкости и умению этого странного господина. В конце концов, где же это видано - чтобы благородный изнеженный человек так умело справлялся с ремесленной работой? Уж чего-чего и можно ожидать от нынешних господ, но только не помощи простым людям. А Галион между тем успел сделать три необходимые подковы, но предложил еще одну. Голос его сквозь шипение, треск и стук показался необыкновенно веселым. То есть, выходит, господин еще и с задором... нет, странные они, господа эти, ничего не скажешь. Все, конечно же, от праздности и удовольствий. Но нельзя не согласиться, что самое благое дело - вернуться наконец к любимому ремеслу, а руки Галиона давно уже отвыкли от работы, со всеми этими высокими идеями. Хотя и высоких идей наш господин вовсе не чуждался.

  Накалив подкову послабее, Галион приставил ее к поверхности копыта лошади, оставив там белый отпечаток. Затем он подточил ее напильником как следует, дабы не навредить лошади, и, вставив свинцовые гвозди начал приколачивать к копыту. То же самое было и с прочими подковами.

  Восхищенные крестьяне даже не знали, как бы им получше отблагодарить высокородного, по их мнению, странника. Насчет какого-нибудь славного подарка они решили и не думать, а вот отвезти его к сеньору было бы неплохо: у них, говорят, в замке по вечерам случаются то пиры, то танцеванье, то еще черт знает что такое, а господа бывают обыкновенно от этого всего в восторге.

  - Мы вам много благодарны, - с запинкой проговорил Фейхальт, протягивая Галиону его желтые шоссы. - Только так, чтобы... ну... это...

  - Я знаю, чем вам меня отблагодарить, - весело подхватил Галион, принимая одеяние. - Вы мне дадите лошадь.

  - Но она уже ваша, господин.

  - Вот как раз того мне и надо. Заодно и укажешь мне путь до улицы Умелых Рук. Известна тебе такая?

  - Да, но... - Фейхальт снова смутился. Господин, живущий на улице бедняков и жуликов (благодаря которым, кстати говоря, улица и носит это имя), - это уже слишком. - Конечно, будет по-вашему, сударь. - И он снова отвесил почтительный поклон.

  Фейхальт заодно с Ройном быстро нагрузили телегу мешками с семенами для посевов на продажу. Рынок был на центральной городской площади, в получасе езды от улицы Умелых Рук. И, надо сказать, в этот день Галиону необыкновенно повезло: он вполне убедился в том, что даже верхом до города путь был немалый.

  Когда они отправились в путь, день был в самом что ни на есть разгаре, да выдался он пасмурным; солнце, только лишь проснувшись, поспешило спрятаться в тучках, и небо было белое и бескрайнее, тоскливое и спокойное. Галион всю дорогу так и ехал, глядя в холку коню: в такую погоду недосуг любоваться красотой пейзажа - слишком уж много набегает мыслей невеселых, о чем-то далеком, недостигнутом или давно потерянном... И нечто очень странное и необычайно грустное было в истории Лэртхина, а Галион ехал да размышлял, почему так сложилось, да и кто мог позволить, чтобы все сложилось именно так? Зачем благородство и честь так жестоко судят поступки, которые способна вызвать лишь игра юных чувств, совсем неопытных, непредупреждённых и не знающих жизни, - даже непреступные и принятые высшим законом? И нечто страшное и неведомое убеждало Галиона в том, что не будет более ничего светлого и хорошего в жизни этого молодого мессера.

  Скучная и длинная дорога вскоре повернула направо, будто бы уворачиваясь от зиявшего внизу оврага, прямо к каштановой роще. Зеленый цвет пышной и по-весеннему праздничной листвы казался таким ярким и в то же время необычайно мягким и приятным для глаз, оттененный белым полотном небес. Галион протянул руку к свисавшей ветви, легко коснувшись нежного листочка, и лицо его озарилось. Что-то вспомнилось ему, такое далекое и незыблемое в воспоминаниях, как встреча с милым другом или слова забытой, когда-то любимой песни... Все-то вечно в этих песнях: они неизвестно почему вдруг становятся такими сладкими. А звуки их имеют невероятную способность оживлять воспоминания, пропитывать их чувством, когда по телу пробегает та же дрожь, что и когда-то, давным-давно... Эх, хорошо же все-таки сидеть, да вспоминать, да размышлять себе тихонько о счастливых временах!..

  Когда вдалеке показались городские шпили, небо необычным образом насупилось, готовясь разразиться свежим весенним ливнем. Оно постепенно становилось все серее и мутнее, его чистая, непроницаемая белизна помрачнела. Дурное предзнаменование - дождь посреди пути, но город был уже совсем близко: полчаса езды, не более. Нагруженная крестьянская телега нещадно скрипела, но Галиону до этого было мало дела. Что-то страшное витало вокруг, пробирало до дрожи... Что-то страшное внушало ему грозившее бурею небо, такое величественное и... гневное. Так, бывает, сама природа предвещает грядущую беду.

  

  ...ее как будто мучает удушье

  И тенью грозною грядущая беда...

  

  Поскорее бы город! Поскорее бы увидеть человеческие лица, услышать звук голосов... уличный шум и крики... кажется, сейчас это единственное, что способно отвлечь мысли от нежданных картин предвидения. Где-то в роще неподалеку бросила свой клич птица, такой пронзительный, будто бы отчаянный крик безнадежного скитальца, обреченного на смерть... и в то же время будто бы ответом раздался громовой раскат, еще тихий, но сухой и суровый. Конь под Галионом испуганно метнулся в сторону; Галион мгновенно натянул поводья, пытаясь удержать его. Галиону и самому было совсем не лучше; какое-то неведомое доселе чувство охватило все его существо. И теперь это был не страх, нет.

  - Давайте-ка поспешим, господин, - проговорил Фейхальт. Он не успел разглядеть в благородном попутчике заносчивого и чванливого гордеца, а потому говорить с ним стал попроще.

  - А что же? - Галион будто бы выбрался из небытия.

  - Гроза собирается. Плохо будет попасть в грозу. Эх, вот беда! Придется остаться в городе - не торговать же под проливным дождем! - Он взмахнул поводьями, и лошаденка пошла быстрее. - Но, но!

  Но... эта история, она же должна, просто обязана кончиться хорошо - иначе и быть не может! Или... как тогда объяснить, почему судьба какого-то безвестного господина Лэртхина стала теперь главной мыслью, главной идеей, овладевшей всем его существом? И почему в его образе вдруг отразилось это удивительное предчувствие? Как будто бы все вокруг старалось напомнить Галиону о нем. Нет, что-то здесь не так.

  Давно уже минул девятый час пополудни, а сумерки еще и не думали опускаться на город - рановато все-таки для весны-то!

  Телега с унылым скрипом подкатила вплотную к городским воротам. Невеселый привратник стоял, с укоризной глядя на взбухшие от влаги тучи, будто бы они были в чем-то непомерно виноваты. Мужчина без малейшего интереса, лениво скользнул взглядом по приезжим. Его даже не удивил спутник крестьянина: настолько он оставался равнодушным.

  Без лишних слов Фейхальт достал из сумы немного денег, пока стражник в унынии небрежно ворочал мешки в телеге и пересчитывал на пальцах привезенные товары.

  Улицы заметно обезлюдели, и стук подков по неровным камням мостовой отдавался заблудшим и безответным эхом. А каково же оно - часами вышагивать по такой мостовой в кожаных пуленах, хоть и с деревянными патенами! Стопчешь ноги до мозолей, а потом сидишь и размышляешь: надо же, какой путь проделал, сколько дел... не перечесть. А к чему это, впрочем?

  Убогие домишки жалобно прижимались друг к другу, стараясь сохранить себе удобное местечко, между ними - ни малейшего просвета. Беленые стены давно обзавелись добротными дырами и облупились так, что видно было куски каркаса, а окна в них - желтые-желтые, в пятнах, у кого побогаче, конечно, были и слюдяные. А стекло, тончайшее стеклышко, где-то там, далеко, у зажиточных горожан, беднякам же оставалось, как и всегда, довольствоваться малым. Как бы было славно оживить эту убогую улочку цветными витражами! Когда и на душе тяжко, и в жизни не все ладиться - такая незатейливая, простая красота как бальзам на сердце. Солнечные лучи в них играют и пляшут, забавляются, одним словом, и оживляют нарисованные фигурки, как будто бы посреди серой и постылой жизни вдруг оказывается маленький островок, крошечный просвет... очаровательное окошко - и сколько радости!

  Созерцание безлюдных бедняцких улиц никогда еще, надо сказать, никому не шло на пользу. Хотя, быть может, для кого-то оно должно стать наглядным уроком или даже прямым укором. Но Галиону незачем было задумываться обо всем этом. Тоска, она тоской, но его тревожили совсем другие мысли, и бередили воображение иные переживания. Вот и начал накрапывать дождь. Тучи сгустились, и мгновенно потемнело, как будто явился непрошенный вечер раньше назначенного срока. В окнах зажглись огоньки, тускло-желтые, приглушенные, с белым ореолом... Да, осталось только доехать до поворота, и вот она, улица Умелых Рук, бедных ремесленников и друга Элданира.

  Люди, конечно, как и всегда не прочь были поинтересоваться, кому охота в такую погоду разъезжать по городу, а потому, как только под окнами раздавался скрип телеги, любопытные лица выглядывали, в надежде, вероятно, увидеть что-то необычное. А что же интересного случается на таких городских окраинах? Да и ничего. И разочароваться было не из-за чего... но зато посмотреть интересно, а может, бродячие артисты приехали, жонглеры? Нет, даже если так, то уж точно не к нам. А богато разодетый господин - ну чему же тут удивляться?

  Вот показалось знакомое окно, выраставшее как будто из-под самой земли. Каморка у них была самая что ни на есть дешевая, а потому и находилась очень низко, отчего там бывало порой необычайно промозгло и сыро. Где-то около ярда было выкопано под землей. Деревянная дверь, однако, с железными скобами, находилась чуть повыше, поэтому сразу при входе нужно было спуститься по деревянному пандусу, с перекладинами вместо ступеней, вниз, а там уже зайти в правую дверь. В окошке горел свет, но что там происходило из-за капель дождя и мутного бычьего пузыря, разглядеть было сложно, да и зачем, если стоит только открыть дверь - и ты уже будешь там, в тепле и покое?..

  Галион сердечно отблагодарил крестьянина (прежде удивлявшийся Фейхальт вполне ожидал этого), произнес пару приятных пожеланий на прощание, как и следует поступать с человеком, сделавшим тебе добро.

  Галион учтиво постучал в дверь.

  Послышался звук шагов по деревянному помосту и светлый голосок:

  - Кто там?

  Галион улыбнулся и призадумался, как бы ему ответить.

  - Галион, ты?

  Дверь тотчас отворилась, и в проеме показался Элданир с устало-вдохновенным лицом в белой сорочке, с накидкой на плечах и изрядно подтекшей восковой свечой в руке. Подсвечник был до того изящно выполнен, что можно было подивиться.

  Лицо его сразу преобразилось, а глаза засверкали.

  - Где же ты был? Я два дня тебя искал по всему городу... расспрашивал каждого встречного...

  - ...не видели ли они господина в желтых чулках? - лицо Галиона все больше расплывалось в благодушной улыбке.

  - Да, так я им и говорил, - хмыкнул Элданир. - А господина в желтых чулках все нет и нет! Если уж ты решил совершить увеселительную прогулку за городом, можно было меня и предупредить?

  - Дело в том, что...

  - Заходи.

  Галион вытер мокрые пулены о половичок, лежавший у входа, и прошел по деревянному настилу в каморку, таинственно мерцавшую в полумраке. Стоило ему только переступить порог, как Элданир, оставив свечу на надкроватной полочке, бросился ему навстречу и со всей душой и трепетом прижался к его груди.

  - Ах, ну да, что там сказано было о причинении страшных беспокойств?

  Элданир отшатнулся и смерил его взглядом, в котором были прекрасно смешаны обида и презрение. А затем небрежной и раздраженной походкой возвратился за письменный стол, заваленный толстенными книгами и нотными листами.

  - Хватит уже разводить свои хохмы! - пробурчал он.

  - Хватит уже изображать свою непомерную гордость, - ответил ему Галион, но ответ его, конечно, был по-дружески теплым.

  Элданир повернул голову, прикусив перо, взглянул на Галиона и снова отвел теперь уже смущенный взгляд в сторону. Затем он молча указал рукой на горящий очаг.

  Из котелка над очагом тянулся наиприятнейший и теплый аромат овощного рагу. Галиону, не евшему с раннего утра, этот восхитительный запах казался самой страшной пыткой. Он взял со стола деревянную ложку и попробовал зачерпнуть из котелка.

  - Погоди, сейчас будет готово. Пока хозяин в отсутствии, я решил разобрать наши старые запасы - между прочим, как раз тебя дожидался! - Так он сказал и снова принялся поскрипывать пером.

  - Ну и славно. На дворе льет дождь: я промок почти что насквозь. Пойду переоденусь.

  Через некоторое время он вернулся в свежей рубашке и широких холщовых штанах.

  - Чем это ты там занят? - полюбопытствовал Галион. - Неужто опять новая игра, снизошедшее озарение?

  - Ничему новому не бывать, покуда я не перепишу все это. - Он хлопнул ладонью по толстому кодексу в углу стола.

  - И что же это такое? К чему заниматься переписыванием, когда тебе впору...

  Элданир оборотился и смерил его изумленным взглядом.

  - Нет, даже не думай. Ни за что в жизни не соглашусь служить кому-то и лизать пыль у ног. У меня некогда был один знакомый придворный менестрель: уверяю тебя, он дурно кончил.

  - Но... они же не все такие, в конце концов?

  - Во всяком случае, они все мало причастны доброму делу радости! Мы слишком долго жили в затворничестве, а поэтому то, что видим теперь...

  - Да уж, не радует глаз, - вздохнул Галион, вспомнив о вчерашнем происшествии.

  - Ты, вероятно, даже и не знаешь, чем занимаются менестрели при знатных дворах, и до каких они сходят унижений ради развлечения своих господ... Уж лучше было тогда присоединиться к бродячей братии!

  - Нет, я, кажется, даже сам был свидетелем таких низких удовольствий...

  - Каких именно?

  - Не стану рассказывать, а то ночь спать не будешь, - загадочно улыбнулся Галион. - Вот кому-кому, а тебе лучше этого не знать!

  - Я и так лучше твоего знаю... Нет, погоди! Да ладно?

  - Да-да! А теперь садись за стол: в конце концов, рагу уже готово...

  - Это называется "Галион приглашает к столу"? Давай выкладывай, и немедленно! - Юный менестрель с нетерпением отложил перо в сторону и бросил вызывающий взгляд

  Он был весьма склонен к скорым переменам настроения.

  - Какой божественный аромат...

  - Сейчас же!

  

  Но Элданиру так и не суждено было узнать загадочные подробности жизни придворных менестрелей: из Галиона невозможно было вытянуть ни слова. Чернокудрый мессер снял котелок с огня и поставил на замасленную салфетку на столе. Затем достал с полочки над очагом две глубокие глиняные тарелки и большой деревянной ложкой распределил на двоих скромный ужин. Только усевшись за стол, Элданир сразу же намекнул другу, чтобы тот рассказал ему о сегодняшних странствиях.

  Но время было позднее, огонь так приятно согревал усталое тело, что вовсе не хотелось за столом говорить о неприятном. Галион пообещал другу, что, как только придет в себя, пренепременно расскажет ему все в ярчайших подробностях.

  Элданир, молча кивнув головой, согласился, но, конечно, не удержался от того, чтобы завести дружескую беседу. Кажется ведь порой, что друга не видел добрую сотню лет, хотя только лишь вчера с ним распрощался... Какой радостью, каким блаженством полнится сердце, как оно нетерпеливо бьется, предвосхищая назначенный час встречи! Ах, если бы, поистине, каждый мог в худую минуту видеть подле себя доброго друга. Тогда бы и печалиться было не о чем.

  И ни к кому так не привязываются люди, оставившие родной дом, как к тем, кто был там и радовался - или печалился - вместе с ними. Всякий, кто хоть сколько-нибудь задумался бы, точно бы заметил, что и Галион, и Элданир вовсе и не похожи на дворян - по их разговору, пристрастиям и некоторому отсутствию благородной гордости. Не были они похожи и на здешних жителей: светловолосых, с веснушчатыми, в рыжинку, лицами с простоватыми чертами, особенно Галион, у которого кожа была посмуглее и волосы иссиня-черные и резко очерченные черты лица. Также и Элданир, с волосами янтарно-красными и карими глазами, с более изящными, но не изысканными чертами, ибо у него был достаточно крупный нос и выступающий подбородок, совсем не походил на горожан Ветхаля. Даже говорили они по-другому, не имея такого пристрастия к восхищённому растягиванию предыханий во всех этих многочисленных "тх" и "дх", каковое имели все местные - носители этого языка.

  Земля, из которой они пришли, находилась в юго-западной стороне, была благодатна, но совсем забыта. Когда-то давно, около трёх сотен лет назад от южных берегов до самого Северного Безлюдья лежала земля, которая называлась Фельхерит, что означало "дар, приносящий радость", и была она богата и славилась по всей земле и ремеслом и своим, и искусством, - а больше всего храбростью своих воинов. Как оно обыкновенно случается, северные земли Фельхерит сильно отличались от южных. На севере находилась и королевская столица, и главнейшие соборы и святыни. А на юге власть держали ставленники короля - их было много и решали они все по совещанию, и ничто так не осуждалось, как самоуправство и насилие злой воли. Люди там были свободнее внутренне и далеко не всегда готовы были подчиниться какому-нибудь закону; да и государственная жизнь беспокоила их куда меньше, чем собственные вопросы и представления о мире. Здесь любили говорить и мыслить свободно и, никого не стесняясь, рассказывать о своих измышлениях, даже если они шли вразрез с мнением прочих. Были, конечно, и злые языки, которые доносили и осуждали эту свободу, но людей с горячей кровью таким не остановишь. Кажется, до сих пор в тех краях поют одну песенку:

  

  Как ранней весной

  Река полноводна,

  Так мысли мои

  Веселы и свободны.

  

  Любые запреты

  Пусты и бесплодны,

  Кто мне запретит?

  Мои мысли свободны.

  

  Кроме того, их язык слишком сильно отличался от языка северян, он был более певучим и звонким, и на нем сложили множество весёлых песен, которые до сих пор распевают, совсем, правда, измененные, а некоторые и переведенные, по всей земле, не зная, откуда они пришли.

  Но недолго дано было жить песням, радости и свободе. Король этой земли, человек гордый и тщеславный, узнал, что в скором времени не миновать ему войны. И отправил он на юг послов и через них думал собрать сеньоров и их приближенных себе в помощь. Однако вместо послов пришли к королю посланники сеньоров, пали перед ним ниц, как и полагалось, попросили благословения, а затем стали вести речь о том, что господа их соглашаются прийти на помощь королю, только если он даст их земле свободу и ни он, ни его наследники не будут иметь на нее притязаний. Король вспыхнул, обозлился и велел прогнать послов, а сам отправил часть своего войска на юг, чтобы усмирить бунтовщиков. И послы - в следующий же день по их отбытии - были убиты.

  Сеньоры же южного края, не заботясь о войне, ибо не считали уже себя обязанными королю, собирали по всей своей земле войско, чтобы дать отпор королю. Так оно и случилось: северяне были наголову разгромлены.

  Нельзя было описать гнев и злобу короля, когда дошла до него эта новость. Он проклял вероломных и свободолюбивых сеньоров, а когда узнал, что неприятельское войско пройдет к нему через южные земли, воспользовавшись смятением, даже обрадовался и, зная, что поход его истощил силы южан, был уверен, что этому злому племени скоро придет конец.

  Неприятельское войско как волной сметало все, что было на его пути; и в одиночку, безо всякой поддержки, благородные воины не могли ему противостоять. Но более всего страдали крестьяне, которые в этом месяце только начали собирать урожай: все запасы их были сожжены, поля разорены, а плодородную землю посыпали солью, чтобы она больше не родила. Многих уводили в рабство, многих калечили и оставляли беспомощными умирать в собственных домах, - страшные бесчинства творились тогда. Видя, что происходит, оставшиеся из благородных сеньоров, - в основном, мужи либо слишком старые, либо чересчур юные, - стали совещаться. Предложили идти и кланяться королю и просить у него помощи, - но кто же поступит так? Все знали, что король не поможет им, что он радуется, видя, как захлебываются в собственной крови его недруги, радуется и тому, что для войны имеет небольшую отсрочку. По всем же землям окрест разнесена была весть о предательстве, и все соседи отвернулись от гибнущего края, и неоткуда было ждать помощи. Тогда сеньоры порешили бороться, покуда хватит сил, и сохранить последнее добро.

  Король, с большими потерями, совсем почти истощив свой край, одержал победу в этой войне. Радуясь, он последний раз отправил послов на юг, дабы те смирились и подчинились короне, но сеньоры вновь передали ему свое несогласие. Они знали, что если примут предложение, то вся их земля будет заселена северянами с их ханжескими, непроницаемыми и рабскими нравами, что их станут использовать чуть ли не как слуг и заставят всякий раз, когда захотят они что-нибудь предпринять, ехать в столицу, чтобы вновь и вновь простираться перед королевским троном - а он, король, будет сидеть и с удовольствием наблюдать плоды своей мести.

  Король вновь разгневался и объявил против южан войну совсем иного рода: он по всей земле, приукрашая и распространяя, разнес такие вести, которые со всех возможных сторон очерняли несчастных, а его выказывали справедливым, благородным королем, орудием праведной мести. Каких небылиц только ему ни пришлось сочинить! Одним словом, по всей земле южную Фельхерит знали - и повсюду ненавидели и презирали.

  С тех пор прошло несколько столетий. Но до сих пор южная Фельхерит - или, как теперь ее называли, Эинхерит, "наследие скорби", - была землей печальной и горькой. Она приносила мало плодов, и некому было ее возделывать, людей осталось совсем немного. Стали заключать множество межсословных браков, не глядя ни на возраст, ни на состояние, только бы рождались дети. Благородные господа породнились со своими сервами, горожане - с крестьянами, и не было уже среди них никаких сословных различий, в каждом оказалось намешано столько кровей, что трудно было бы рассудить, кто тут есть кто. Города совсем пришли в упадок, люди жили в селах и деревнях, и в небольших усадьбах. Торговлю с Эинхерит никто не вел, да у них ни денег не было отдавать, ни даже натуры. Разве что изредка какой-нибудь купец захаживал в эти земли и что-нибудь да удавалось ему обменять, монету здесь давно не чеканили.

  Единственное, что спасало этих людей - их дух, который, хоть и был почти сломлен, но остался прежним в своей природе. В самых больших горестях никто не забывал ни песен, ни бесед, ни утешений. Веселье, и память о былом, и светлое мечтание - вот что скрашивало краткий досуг этих несчастных - может быть, как кто-то заметил бы - совсем редкий и недолгий.

  Также и Галион и Элданир, пришедшие оттуда, - один был кузнецом, хотя и частенько хвастался своим прадедом, благородным сеньором, Элданир же был слишком еще юным и безмерно любил музыку и песни.

  Так бы и жили они, в бесконечном и безрадостном труде, если бы, получая из внешнего мира кое-какие новости один из них не возмутился и не сказал: Как же так возможно? Как же так - порок сегодня везде стоит над добродетелью? Как эти благородые мессеры зовут себя честными и добрыми, а поступают так, как не позволил бы себе и грязный серв? Они живут и не ценят жизни, насмехаются над женщинами и влюбленными и повсюду насилием утверждают свои власть и превосходство. Неужели людям, которые в таком образце видят единственную радость, которым насилие или мысль о нем слаще любви и дружбы? Давайте же пойдем к ним - пойдем и расскажем, что есть в жизни свет, что они смотрят, прикрывая глаза, и оттого ничего не видят. Давайте пойдем и научим их, как смотреть и видеть все по-другому, как в полном его многообразии радоваться миру, как освободить душу от томления смерти!

  И были такие, кто прислушался и отправился в этот путь - среди них и оказались наши благородные господа - и этим обрекли себя на муки болезненной любви.

  И никогда, ни под каким предлогом нельзя было им рассказывать о своём происхождении, иначе всякий, кто видел их, знал бы, что перед ним - потомок тех самых злых предателей и вероломных вассалов, о которых ему ещё в детстве рассказывал отец в поучение. Поэтому они тщательно скрывались - говорили, что иностранцы, - а какие, мало кого беспокоило. Правда, многое выдавало их непричастность этому миру, взять хотя бы одежду - была ведь добыта непременно лучшая, но кто же в таком прекрасном костюме будет жить на улице Умелых Рук? Однако Галион был уверен, что одежда здесь ни при чем и что его, конечно же, куда больше уважают, когда он щеголяет в своих желтых чулках, чем когда появляется без них. Галион вообще был человеком в себе уверенным и в последнюю очередь стал бы себя в чем-то обвинять - хотя и сердце у него было доброе, и веселое, быть может, чересчур, и не было такого человека, которого Галион не мог бы поставить в неловкое положение со своим истинно народным пониманием мира.

  Элданир же как будто был полной его противоположностью. Одежду он носил просторную, и шоссы у него совсем выцвели, и чепец, то ли оттого что его много стирали, то ли от оттого что не стирали вообще, стал совсем блеклым. Элданир, конечно, был скромным юношей, но до поры до времени, ибо часто, особенно в часы всеобщего веселья, застенчивость его куда-то совсем улетала и более весёлого певца, рассказчика и собеседника найти было бы тяжело. Другое, правда, было в нем, чего никто бы не приметил в Галионе: его постоянная обеспокоенность чем-то, как будто непрестанно преследовала его мысль, силясь догнать и не умея достигнуть. Конечно, Элданир молчаливо сносил насмешки Галиона по этому поводу, но в глубине души понимал, что друг вовсе не смеётся над ним, а своей шуткой будит в нем жизнь. Возможно, именно за это они так и полюбились друг другу.

  А впрочем, наши господа уже успели насладиться куриным рагу, а Галион откупорил новую бутылку хорошего вина.

  - Это откуда же у тебя такие роскошества? - рассмеялся менестрель.

  - Нет, друг, не роскошь и вовсе. Во славу нашего благодетеля, хе-хе!

  - Благодетель не обрадовался бы такому... И много у тебя еще?

  - Достаточно. Опробуешь?

  - Нет. Мне на сегодняшний вечер необходим трезвый разум.

  - Трезвый разум, - Галион весело подмигнул.

  Элданир поднял с постели лютню, к грифу которой привязаны были веселые цветные ленточки, взял со стола книгу с нотами и, устроившись поудобнее, принялся за игру. Играл он эту пьесу впервые, а потому то и дело хмурился и подбирал удобное расположение пальцев. Галион с кружкой в руке на минуту застыл, прислушиваясь к аккордам. На его лице было заметное недоумение.

  - Это еще что? - с подозрением удивился он.

  - Это, как говорится, нынешнее мастерство! Знаешь, а мне ведь нравится. Такая незатейливая мелодия! - Он начал напевать. - Как будто бы такая наивность...

  - Ага-ага. А еще совсем небольшая фантазия на гармонии.

  - Да ты что же? Неужто совсем не слышишь? Вот если сюда добавить еще и кварту, то от гармонии задрожит сердце.

  - Вот как? А автор кто?

  - Какой-то Линдсвелл, кто ж его знает. Линдсвелл-Линдсвелл... Да, я кажется за всю свою жизнь встречал очень мало действительно славных менестрелей.

  - Конечно, а остальные пресыщаются плодами своего унижения перед господами, - опрокинув кружку, заключил Галион. - А теперь пришло время рассказать все. От начала и до конца.

  Элданир отложил в сторону нотную книгу, собрал со стола необходимые листы, законченные и незаконченные копии, и отправил туда же, в книгу. Почерк, которым были они переписаны, отличался большой свободой и неброской, простой и изящной, красотой... Затем он одной рукой сдвинул все остальное, закупорил изящную стеклянную чернильницу и завернул перья в тряпицу. Наконец, когда место освободилось, присел на высокий стул и, подперев щеку рукой, приготовился слушать.

  Галион рассказал ему все с самого начала: разве что, забыл упомянуть о созерцании витражей. История Лэртхина, бедного молодого юноши, очень тронула его, и Элданир, приметив его тревогу, слушал внимательно и тем временем размышлял. Если поначалу поведение Лэртхина казалось ему нелепым и неоправданным, то потом он поистине проникся к нему сочувствием, неподдельным сожалением, и невольно начал осуждать мессера Дэирана.

  - А какой он из себя, этот господин Дэиран? Наверное, высокомерный и надутый вельможа, каких сейчас каждый третий?

  - Да, ты, впрочем, прав. Только уж очень он... выхоленный и щеголеватый, вот что. Усы носит закрученными и ухоженными, а волосы уложены по последней моде, - Галион очертил рукой вокруг головы. - А вот уста у него... точно как у человека, пресытившегося гнусными страстями, вот что!

  - Да, неприятный образ, ничего не скажешь...

  - А еще Лэртхин-то... меня ведь с ним перепутал, да!

  - И что же, похож он на тебя?

  - Ну, - заулыбался Галион, - может быть, по отдаленным признакам можно вычислить сходство. Только вот что: Лэртхин знал его еще молодым, а сейчас его возраст уже к четвертому десятку клонится... Да, парень давненько его не видел!

  Элданир призадумался и посмотрел в окно, по которому то и дело пробегали дождевые следы-дорожки.

  - И тогда... мы непременно должны что-то предпринять, верно?

  - Да. Я уже пообещал Лэртхину, что обязательно вернусь и вызволю его из этого пленения. Только вот... честно признаться, я даже не знаю, как это сделать... Придется снова устраивать маскарад. Так ведь, господин менестрель?

  - Конечно, Дэиран ведь никогда не видел меня в лицо, верно? А кого когда удивлял менестрель, странствующий по дорогам? - Здесь Элданир загадочно улыбнулся.

  - А это замечательная мысль, - поддержал его Галион, - тебе оказаться там. Только как вызволить Лэртхина? А если вывести его в сад, где буду ждать я, с лошадьми и дорожным плащом?

  - Да, а куда поедем дальше - решим сразу, ибо неизвестно, какая опасность может нас подстерегать, - заключил Элданир.

  - Итак, выходит, что Лэртхин спасен. Но имей в виду: за ним следят глаз да глаз, и не исключено, что тебе придется провести не самую приятную беседу с Дэираном...

  - И тут-то наш замысел, об озарении сердца, верно? Почему бы мне не попробовать воплотить его здесь, с этим гордым мессером? Почему не рассказать ему о том, что мы хотим сделать все лучше, радостнее? Что сердце забьется живее, когда кто-нибудь рядом расстанется с печалью? - Светлая и задумчивая улыбка отразилась на его лице.

  Галион рассмеялся.

  - Бродячий менестрель, вдохновленный всеобъемлющей любовью к людям - это просто очаровательно! Но имей в виду снова, что не всякому по нраву подобные разговоры и Дэиран может выкинуть что-нибудь... по этому поводу. Так что прежде всего бедный Лэртхин, а потом уже и все остальное.

  - Хорошо, пусть так и будет. Завтра утром пойдем за лошадьми. У тебя есть хоть какие-то деньги?

  - Увы, - пожал плечами Галион, - совсем ничего нет. Все, что было, кажется... кажется, осталось у Дэирана. Уж не знаю, зачем они ему так понадобились, но меня это мало интересует. Будь что будет!

  - Да, кажется, у меня осталось что-то. Завтра я должен отнести переписанные ноты господину Бэкхему и взять новые. Думаю, хоть что-то он мне должен заплатить... А вообще знаешь, помимо нот у меня еще кое-что почти готово - какое-то не особо примечательное лэ, переписать попросили. Осталось совсем немного - сейчас возьмусь...

  - Только не сиди до утра. Думаю, и без твоего лэ попробуем найти деньги на лошадей. Осталось только собрать чего-нибудь в дорогу.

  - Да, ржаной хлеб, ячменные лепешки, лук и какой-то старый эль - все к твоим услугам в погребе. Только овощей советую не брать, а вот воды наберем завтра - благо дождь идет...

  - И сомневаюсь, что к утру он кончится. Как жаль, что в такое время приходится держать далекий путь! Плащи наши не столь хороши и тотчас промокнут... Придется останавливаться по дороге, а денег у нас, надо сказать, не так много.

  - Непременно что-нибудь изобретем.

  - Всегда-то мы так думаем!

  Пока Галион продолжал собирать дорожный холщовый мешок (кстати сказать, с добротными заплатами), складывая туда кое-какие найденные запасы, Элданир принялся за переписывание. Его перо легко и быстро чертало на сером пергамене. Так ладно сочеталось поскрипывание перышка с треском огня в очаге, что стоило только чуть прислушаться - и они будто бы творили в созвучии... Час, два - пролетели мгновенно. И вот - работа завершена, и самое время отходить на покой до завтрашнего нелегкого дня.

  Убрав со стола и погасив свет, господа мгновенно заснули.

  Галион имел обыкновение спать сидя, объясняя это чрезвычайной пользой для осанки и необыкновенным удобством. Поэтому изголовье его дерявянной кровати представляло собой сложенные в горку, в некоторых местах дырявые соломенные тюфяки и тряпки. Это нагромождение и помогало ему оставаться в полусидячем положении.

  Лишь только за окошком посветлело небо и забрезжил новый рассвет, Галион поднялся с постели, тихонько пробрался к двери, поднял с пола деревянный ушат и так же тихо, изо всех сил стараясь не скрипеть досками, вышел на улицу. Было прохладно: цепкий промозглый воздух, такой резкий и неприятный, заставлял невольно ежиться. Хотелось вернуться домой, в тепло, но мысль о предстоящем походе отрезвляла лучше любого утреннего ветра. Галион стоял, усиленно растирая руки, и вглядывался в даль; ледяной воздух снял последние остатки сна. Он неторопливым шагом направился к бочке, стоявшей на краю улицы, через два дома, и набрал полный ушат дождевой воды.

  Элданир сразу вскочил с постели, услышав скрип половых досок в сенях. Он, наспех набросив накидку, распахнул дверь. Утерев лицо, Галион поставил ушат прямо посреди комнаты и достал с полки хлопковое полотенце.

  - Плескаться будем здесь. Не до банной сейчас.

  Наскоро умывшись, господа принялись одеваться. Элданир, надо сказать, не имел богатой одежды, а поэтому пришлось удовольствоваться льняной камизой с высоким воротом и длинной темно-малиновой коттой, почти до колен, желто-алыми чулками и простыми деревянными башмаками; на голове - бессменный все тот же чепец, а за плечом - драгоценный инструмент, и, кажется, он вполне походил в своем одеянии на простого странствующего менестреля. Конечно, утро было промозглое и весь день обещал идти дождь, поэтому Элданир накинул коричневый суконный плащ с капюшоном.

  Галион же, как и всегда, с некоторой гордостью щеголял в своем дворянском одеянии (которое, кстати сказать, Элданир не очень жаловал, называя его в шутку "чересчур вычурным и отнюдь не являющим образец целомудрия") и таком же суконном плаще, только черном, прибереженном на всякий случай.

  Вышли они многим позже рассвета и сразу направились к центру города - узнать, где можно взять лошадей.

  Узкими улочками, такими тесными, то уютными, то грязными и неприятными, они направлялись к площади. Город был построен на холме: часто дорога то поднималась вверх, то спускалась. Кладка была шероховатой и неровной, часто грубо обтесанные камни выступали из общего рисунка. Но тем не менее, город был каменный, а нынче это ценится немало.

  По мере приближения к главной площади улицы становились все чище и опрятнее, а в окнах - не бычий пузырь, и не постылая слюда, а настоящее стекло... Сложенные из камня, с золочеными ставнями, эти дома, или даже дворцы, поистине становились предметом восхищения многих горожан. Там, вероятно, живут зажиточные бюргеры, а то и знатные господа. Они-то знали, как уберечь себя от посторонних глаз: почти все окна были занавешены, а в некоторых и стекла были матовые. А что же касается цветных витражных окошек, то этого было вдоволь. Фасады их домов были столь интересны и разнообразны: то портики и аркады из стрельчатых арок (некоторые из них упирались пятами прямо в землю, а иные устанавливались на цоколе), то барельефы над дверью (или аркой, служившей входом), изображавшие сцены из жизни почитаемых святых и полулегендарных предков. Некоторые, особенно знатные и высокого положения, могли запечатлеть в барельефах и цветных витражах историю своего славного рода. Любопытно разглядывать подобные изображения: по ним легко читать, точно по книге - настолько искусно они были созданы. Некоторые дома венчали башенки, украшенные богатой лепниной, шатрами и шпилями, а в углах некоторых фасадов примостились и другие, ласточкины гнёзда, - будто выступающие из стен, с высокими стрельчатыми окошками.

  Городская площадь была невелика. Прямо по центру возвышалась высокая башня ратуши: с золоченым шпилем и неизменным символом города - гербом, на котором изображён был почтенный господин с развернутым свитком в руке и поднятым перстом. То был основатель города - достославный князь Этхам, бежавший некогда от преследований своих же подданных. Здесь он и создал первые укрепления для защиты от набегов: на месте их, по мнению некоторых, и возник этот город. Как считали же прочие, создание города было ознаменовано благословением свыше: светлые лучи ниспали на землю посреди весенней грозы, указав на то самое место, где возвысилась крепость, а из леса явилась белая, точно лунный свет, дева и, веселая, смеясь и улыбаясь, поведала старому королю о том, как славен будет город, воздвигнутый здесь, и как наконец придет конец его скитаниям.

  Раннее утро - а город уже шумел и гудел на все лады. Пестрота одеяний - богатых и скромных, громкие крики, заливистый лай собак, стук молотков (то каменщики трудились над совершенствованием здания ратуши), скрип рабочих телег и громкие голоса уличных зазывал и глашатаев сливались во что-то невообразимое для слуха и в то же время - какое-то... успокаивающее. Все, мол, как обычно: как было прежде и как будет всегда.

  Ратуша была не достроена: вовсю шла работа над западным контрфорсом (вся восточная часть была в строительных лесах). Сложили его из темного камня, с изящными стеклами - только прозрачными, не витражными. Зато фасад ее был богато украшен лепниной и роскошными барельефами: здесь и история города, и страны, и сцены из жизни богатых горожан - в пышных одеяниях господа, а дамы - как и обыкновенно - в неприлично высоких головных уборах. Все они были нарочно приукрашены и вычурны - но рассматривать их было весьма увлекательно. Несколько зевак так и стояли перед ратушей, задрав головы, в то время как рабочие усердно трудились над совершенствованием здания. Но самым удивительным здесь были астрономические часы с крупным белым циферблатом в золоченой раме, подле которого примостились маленькие фигурки четырех людей в цветных одеждах.

  Второй - и не меньшей гордостью города был главный, кафедральный собор. Начинали строить его совсем давно, и основной объём сохранил ещё свидетельства былого вкуса и видения: благородную массивность, строгость и молчание не прорезанной рельефом и скульптурой стены. Порталы главного, западного фасада сберегли чудесные маленькие колонны с резными капителями, изображавшими главные события литургического цикла, с фигурками ещё наивно-выразительными, приземистыми, в одеждах с четко и глубоко прорезанными складками. Фасад же южный был завершён совсем недавно: здесь глубокий, будто затягивающий портал имел стрельчатое завершение и откосы его несли на себе вереницы стройных, изящных фигур, и каждая непременно изгибалась в s-образном силуэте, и все они красотой своей и добродушной строгостью будто приглашали входящего к благородной, созерцательной молитве - предстоянию перед Богом, милостивым Сеньором этих дам и мессеров - святых подвижников, учителей, дев, мучеников и мучениц. Как возможно было пройти мимо и хотя бы на мгновение не позволить себе поразмыслить и восхититься?

  Конюшенный двор находился прямо на одной из улиц, ведущей к площади: то была единственная более или менее широкая улица. Она шла прямо, не извиваясь и не петляя, и завершалась с одной стороны многолюдной площадью, а с другой - небольшим полукруглым зданием с аркадой, пущенной по фасаду; туда и лежал путь наших господ.

  На улице, разумеется, не теряли своей выгоды торговцы: она была шумная, занятая; пестрели разноцветные навесы лавок, такая буря криков, смеха, причитаний будто воплощалась в особой музыке: визгливой и суетливой. Здесь вовсю шла торговля тканями: сукно, шелка, бархат и парча, сатин, кисея и, конечно же, необыкновенного качества батист из северных областей. А какие ажурные воротнички лежали поодаль, какие воздушные, подобные перистым облакам кружева покоились в лавках!.. То была ярмарка, весенняя ярмарка, каждый год проходившая в городе, куда съезжались представители лучших гильдий и ремесленных цехов страны. Трудно было, разумеется, пройти мимо подобного изящества, не задержавшись хотя бы на чуть-чуть, но времени оставалось немного, а судьба Лэртхина могла решиться в считанные мгновения.

  - Вот, кажется, и те самые конюшни, - Галион указал рукою на каменное здание.

  Взять здесь лошадь оказалось совсем недорого. Оставив достопочтенному хозяину два мешочка серебряных монет, господа взяли двух замечательных лошадей: соловую и рыжую. Сбруя на них была совсем простой и местами изрядно истертой. Итак, они, забравшись в седла, направились прямиком к площади. По дороге всё-таки попридержали поводья, проезжая мимо ярмарочных лавок.

  - Вот кабы у меня была дама, - таинственно улыбаясь, сказал Галион, - я б ей, кажется, все здесь скупил! Ты погляди, какие башмачки из атласа, а?

  Элданир молча кивнул, глядя в сторону башмачков.

  - Но увы, у меня ее нет!..

  Выехав на многолюдную площадь, к тому времени еще больше наводнившуюся народом, господа направились к западу - к главным городским воротам. Они не были ни гостями, ни торговцами, а потому и пошлины с них спрашивать не стали. А что касается пошлины на хорошую дорогу - то трудно было назвать эту дорогу хорошей, поэтому господа и ехали по ней совершенно без всякой платы.

  Утро уже было в самом разгаре: но солнце, только поднявшись над горизонтом, сразу же закуталось в теплые тучки: так же точно какой-нибудь ленивый сударь, разбуженный ранними криками петухов, спешит поскорее укрыться в пуховое одеяло, дабы продолжить внимать сладостным снам.

  Погода наших господ встречала хмурая и неприветливая.

  Дорога была на удивление пустынной: ни одного крестьянина, ни торговца. Хотя она и не слыла лучшей (такие дороги в народе часто звали "задворками"; обыкновенно их избегали купцы и торговцы) и пролегала с противоположной стороны от центральной, ведущей к городу, на востоке, странно было видеть ее совсем безлюдной.

  Невеселый перестук копыт вскоре заглушил сильный ливень. Элданир надвинул на лицо капюшон и поморщился: так мерзко холодила кожу насквозь промокшая ткань. При подобной непогоде шерстяной плащ - сомнительный помощник.

  - Кажется, ехать мы будем до поздней ночи? - заговорил менестрель.

  - Не думаю. В сумерках наверняка доберемся! - И Галион попытался изобразить на лице улыбку. - Честно признаться, только два часа прошло, а я бы не отказался перекусить. Кажется, там есть лепешки и луковые кольца...

  - ...но погода немного не располагает к привалу, тебе так не кажется? В конце концов, встретится нам какая-нибудь славная деревенька: там и переночуем.

  - Самонадеянно, мессер! Я бы не стал рассчитывать на их гостеприимство. Навряд ли нам обрадуются, да еще и в такой дурной день.

  - Да чтобы менестрелю - и не обрадовались? - Элданир указал на драгоценную лютню, спрятанную под плащом.

  - А с чего бы это? Особенно тебе - с твоим-то высоким слогом. Нет, это не по ним.

  Элданир только пожал плечами в ответ.

  Путь был необычайно долог и скучен, даже досада пробирала - такими тяжелыми и гнетущими казались бесчисленные шаги.

  Погода испортилась еще больше: собиралась гроза.

  С обеих сторон дорогу окаймлял лес - такой же потускневший, как и серое небо. Искать там укрытия, конечно, было небезопасно, но ехать по открытой дороге в такую бурю казалось еще большим безумием. Что могло произойти - одному Богу известно - но в сердце поселялся жуткий трепет при единой лишь мысли о подобном пути. Ветер остервенело трепал полы шерстяных плащей, а одежда не спасала ни от пронзающего холода, ни от хлесткого ливня. Дрожа и кутаясь в предательские плащи, господа уговорились спрятаться в лесу и сошли с коней.

  - Вот уж веселье выдалось, - угрюмо проговорил Элданир. - И ни одной души вокруг!

  - Эх, радуйся, дружище, - мрачно усмехнулся Галион, - говорят, что в этих лесах

  разгуливают вольные ребята...

  - Разбойники? - Элданир повернулся и ответил ему насмешливой улыбкой. - Кажется, мы не везем бочек с золотом.

  - Вот и посмотрим, как все обернется в подобном случае... одна надежда - вдруг они окажутся ценителями изящного и доброго слова?

  Элданир вновь обернулся и с улыбкой приложил палец к губам.

  Ведя своих несколько беспокойных лошадей в поводу, господа медленно пробирались через лес, ища какого-нибудь укромного местечка - переждать грозу. А потом, как они порешили, можно отправиться и дальше, лесными тропами, или попытаться выбраться на дорогу.

  В лесу ливень был вовсе не тот, что на пыльной дороге. Здесь природа долго и с нетерпением ждала его благости. Молодая листва упивалась свежестью и прохладой щедрых потоков, а в воздухе стоял волшебный аромат цветущих деревьев - сладкой липы и душистой черемухи.

  В лесу, несмотря на мрачные тучи, собравшиеся на небесах, было светло, но туманно. Все окуталось дымкой, подобной тончайшей кисейной ткани. Зелень все так же, как и прежде, дышала свежестью.

  Вскоре показался толстый ствол поваленного клена. Дерево было немолодо, и свалено, вероятно, давней грозой. Корень его, безжалостно выдранный из земли, послужил бы славным убежищем: внутри его было небольшое углубление - укромное и уютное местечко, как раз то, что было необходимо, а сами переплетенные корни, подобные навесу, надежно укрывали от дождя. Убежище действительно было замечательное: там с легкостью могли бы уместиться два человека.

  Элданир достал из холщовой походной сумки, привязанной к луке седла, старое тряпье и устлал им влажную землю в убежище. Тем временем, Галион отвел коней в сторону - в поисках надежного укрытия он набрел на место, где несколько березовых стволов стояли, тесно прижавшись друг к другу. А наверху сплетались их ветви, точно полог. Так, привязав поводья к одному стволу, Галион оставил лошадей здесь.

  - Забирайся скорее, - окликнул его Элданир. Лошади оказались в нескольких ярдах от путников.

  Галион, облегченно улыбнувшись, пристроился рядом с Элданиром на холщовой подстилке.

  - Теперь-то можно было б вздохнуть спокойно... Если б не он, да... Мне почему-то страшно об этом думать. Всю ночь меня тревожили горячечные, беспокойные мысли... Знаешь, что-то не то в этом деле.

  Галион вспомнил о своей давешней тревоге и задумчиво опустил взор.

  - Еще несколько часов, и Лэртхин будет свободен: я тебя уверяю...

  Но не успел Галион произнести последнее слово, как сзади, из кустов, послышался подозрительный шорох.

  - Это что еще такое?! - встрепенулся Галион. Лошадей на месте не было. - Вот и дождались!

  Он мгновенно вскочил на ноги и помчался к укрытию. Повод попросту был отвязан: лошади исчезли вместе с поклажей.

  Галион принялся искать вокруг, в густо растущей весенней зелени; благо, земля была сырая, и в ней остались следы лошадиных копыт. Но не успел Галион раздвинуть пышные ветви невысокого орешника, разросшегося поодаль, как до его слуха донеслись незнакомые голоса. Взору сквозь сплетенные ветви предстала небольшая лесная поляна: где по земле расстилались древесные закутанные в мох корни, стояли два человека в нелепых и грязных одеждах. Вероятно, их одеяние было краденным: уж слишком резало глаз безумное сочетание цветов. Обернувшись, один из них бросил взгляд на Галиона, и рука его поднялась будто в приветственном жесте.

  Но лишь только Галион подался вперед, как его мгновенно оглушил удар плашмя тяжелой деревянной рукоятью. Казалось, последним, что он сумел разглядеть, обернувшись, было удивительно... необычайно знакомое лицо... быть может...

  

  ***

  

  Вечер выдался на удивление спокойным. В лесу то рассыпалась трель соловья, то загадочно вторила ему кукушка, а то и хищный сыч заводил свою пугающую песню. В траве мелодично стрекотали кузнечики.

  Где-то близко, казалось, совсем рядом, слышались низкие, ровные голоса и нередко - медленный, приглушенный смех. Странно было слушать этих людей: вроде бы и говорят на известном языке, только не разобрать ни слова...

  Галиону показалось, что оцепенение по-прежнему не отпустило его. Он чуть приподнялся и начал медленно растирать виски. Вокруг, несмотря на промозглую весеннюю ночь, было тепло; тело приятно окутывала какая-то сладкая нега.

  Как Галион ни пытался, но вырваться из сонного оцепенения ему не удавалось. На сомкнутых веках мерцали алые отблески. В сонме смутно различимых звуков внезапно грянул взрыв хохота, а затем, после непродолжительной тишины, одиноко и смущенно зазвучал невероятно знакомый голос, мягкий и мелодичный, но дрожащий:

  

  О! полумрак - объятья смерти;

  Но вы клеветникам не верьте:

  Я был обманут, госпожа,

  Я пал...

  

  Резким движением Галион приподнялся на локте и наконец, с большим трудом, разлепил веки.

  - Элданир?!

  На рыжеватых стволах сосен то и дело вспыхивали огненные отблески, а верхушки их единым порывом устремлялись к усыпанным звездами небесам. Голос смолк. Галион обернулся. Прямо перед ним, вкруг высокого и буйного пламени, сидело несколько мужчин в потрепанных и выцветших одеждах. Взгляды их были обращены к юному менестрелю, сидевшему ближе всех к кострищу. Он молчал, а пальцы его застыли над струнами. Недовольные голоса пронеслись среди разбойников.

  - Э, да что это за песни у тебя - тоска смертная? Спой-ка нам лучше что-нибудь про липки!

  Негодующие взгляды обратились к Галиону, медленно подходившему к костру.

  Черноволосый мужчина с густой короткой бородой и будто иссушенным лицом, сидевший отдельно от прочих, - вероятно, предводитель этого небольшого отряда, - благосклонно улыбнулся Галиону. Мановением руки он пригласил гостя присесть к костру.

  - О, а вот и твой дружок проснулся, - послышался чей-то дерзкий голосок.

  Разбойники мигом принялись гоготать над неуклюжей шуткой и над тем, как легко удалось им уложить Галиона; даже Элданир, доселе дрожавший от смущения, улыбнулся.

  - Может, хоть ты знаешь славные песенки? А то этот трубадур сейчас лопнет от любви к своей "госпоже".

  Галион вдруг рассмеялся.

  - Да, Элди, полно уже, спой что-нибудь... - Широко улыбаясь, он невольно оглядел присутствующих, и взгляд его остановился на одном, необычайно бледном лице. Лице! - том самом, что...

  - Господин Галион? Господин Галион, наконец-то вы здесь!

  Элданир в недоумении оглянулся. Все стихло. Испуганный юноша с белокурыми волосами, в черном бархатном жиппоне и нарядном плаще с медной брошью... Это был...

  - Лэртхин?

  Тишина стала невыносимой. Лэртхин отвел взгляд - обезнадеженный и обреченный. Он виновато молчал: казалось, здесь произошло нечто такое, о чем не хотелось бы говорить вслух.

  - Скоро нас свела судьба!..

  Лесные господа недоуменно переглянулись. Только теперь Галион заметил: подле Лэртхина сидела, поджав колени, молодая девушка - черноволосая, с тугой косою, убранной под чепец с жемчужной нитью.

  - Но... - продолжал Галион, - ты здесь...

  Лэртхин так и не нашел в себе сил говорить. Он сидел, спрятав взгляд и крепко сжав губы. Будто бы какая-то тень нависла над ним - всепоглощающая и страшная. Заговорил предводитель.

  - Как, значит, тебя там? Галион?

  Галион, смутившись, кивнул в ответ. Он с трудом, судорожно оторвал взгляд от юноши.

  - Что-то ты припозднился. Лэртхин уже давно свободен, а Дэирану скоро... кхм... - он изобразил недвусмысленный жест, проведя пальцем поперек горла.

  Галион испуганно взглянул на Лэртхина. Тот продолжал сидеть молча, поджав губы, а на его лице читалась немая скорбь.

  - Да, господин Галион. Вы опоздали.

  - Ничего, Дэиран уже получил своего.

  - Небось, воротится еще за девицей.

  Главарь отвернулся. Воцарилась тяжелая, гнетущая тишина - все застыло будто бы в ожидании последнего слова.

  - Нет, постойте! - Досадную тишину пронзил звонкий, но дрожащий голос. Все оглянулись на менестреля. Он привстал с земли, оперевшись на гриф лютни, и, обреченно взглянув кругом, продолжил: - В какой стороне дорога к замку? - И вновь тишина. - Я желаю увидеть его.

  Кто-то тихонько усмехнулся.

  - Он убьет тебя, - еле слышно проговорила девушка. - Стоит только приблизиться к стенам моего замка, как ты уже будешь мертв. Он непременно решит, что ты причастен к моему похищению - и можешь не надеяться на добрый исход.

  Элданир взглянул на Галиона - в его взоре читался немой укор.

  - Так я попытаюсь хоть слово ему сказать! - принялся он убеждать девицу.

  - Иначе Лэртхину не уйти, - внезапно поддержал друга Галион. И далее, осмелевшим тоном продолжал: - Дэиран ведь рано или поздно возьмет свое: и тебя, голубка, и тебя, Лэрт. - Юная госпожа смутилась. - Я бы пошел с Элданиром: очень уж я в прошлый раз приглянулся мессеру. Думаю, мы сумеем отговорить его от дурных замыслов.

  - Теперь-то, после похищения, можете быть спокойны, - мрачно произнес Лэртхин. - Раз тому суждено случится - пусть оно так и будет.

  В огне гулко потрескивал сухостой, вспыхивали золотые искры. Элданир задумчиво глядел на пламя, размышляя над словами Лэртхина; не сами слова ввергли его в размышления, нет, но то горькое и глухое чувство безнадежности в его холодном голосе. Лучше бы живой страх сменил окаменелое равнодушие!

  Судорожно сжав пальцами гриф инструмента, Элданир произнес внезапно окрепшим голосом:

  - Так позволь мне помочь этому случиться!

  Лэртхин только пожал плечами в ответ.

  - Как знаешь.

  Элданир долго потом вспоминал эти слова, которые сказаны были в ободрение и с надеждой, а оказались по-настоящему страшными.

  

  ***

  

  Седое утро вставало над лесом. Только исчезли последние звезды, и все кругом затянуло взвесистой белесой дымкой. Дул сырой, промозглый ветер, досадливо холодящий кожу под теплой одеждой - но Элданир настойчиво сжимал окоченевшими пальцами поводья, силясь угадать в утреннем тумане очертания замка. Феод знатного

  мессера Дэирана - а кругом было безлюдно. Одна деревенька встретилась на окраине леса - та самая, где нашел попутчика Галион, - угрюмая, без единого признака движения; все двери были заперты, ставни - затворены.

  ...Галион поедет следом - вместе с Лэртхином. Кто же знал, что Лэртхин намеренно выберет другую дорогу? Молодой господин насилу согласился вернуться: и кто-то непременно должен был сопровождать его. Единственно, они беспокоились о молодой девушке, оставшейся в лесу; но для вождя дочь Дэирана (заодно с пленником Лэртхином) была платой за какое-то нечестно проведенное дело. Узнав же о намерениях Элданира и Галиона, он все-таки согласился почтительно обращаться с девушкой - теперь Лэртхин предстал перед ним в ином свете и пробудил даже некое сочувствие - какое бывает к соучастнику в горе - а может, оно пришло и из пущей ненависти к Дэирану.

  Очертания замка вскоре выступили из тумана - неясные и размытые в белой матовой пелене, они казались призраком дурного сна, с облегчением и радостью забытого - а ведь Элданир видел замок впервые.

  Туман стелился так плотно, что целиком замок можно было разглядеть, только подъехав к воротам. И потому над Элданиром сразу же нависла каменная громада, взмывавшая ввысь и застилавшая собою полнеба. Миновав ворота, менестрель вскоре оказался у входа, представлявшего собою портал с искусно изукрашенным вимпергом. Прямо над ним, без каких-либо четких пределов, будто бы выделяясь из стены внезапно и тут же исчезая, затаилось витражное окошко. Солнца не было, изображение не играло красками, но на нем явно обозначался грифон, держащий в лапах пурпурный щит. Входящему этого было достаточно для знакомства с Дэираном: величие, которым окружает свой образ хозяин замка, в изображении читалось сразу.

  Элданир взялся рукою за кольцо и громко, изо всех сил, постучал.

  Из-за ворот послышался недружелюбный выкрик.

  - Ступай себе подобру-поздорову: господину нынче не до твоих песенок.

  Все смолкло.

  Элданир постучал снова.

  - Я велел тебе проваливать!

  - ...я желаю видеть твоего господина.

  - Убирайся к черту! Или вышвырнуть тебя за шкирку?

  - Что за шум там? - послышался вдруг посторонний голос, мягкий, но уверенный.

  - Да шут какой-то ошивается у ворот. Я велел ему убираться.

  По каменной мостовой застучали деревянные каблуки.

  - Позвольте, - вновь зазвучал голос, - нашему господину сейчас неугодно никого видеть. А на хорошую выручку и вовсе можете и не рассчитывать, - прибавил он после непродолжительной паузы.

  - Я пришел поговорить с мессером Дэираном. И надеюсь, вы этому не станете препятствовать.

  Послышался едва различимый шепот, и створка ворот медленно, со скрипом, приотворилась. В проеме появилось лицо, несколько отталкивающее - худое рябое лицо немолодого человека. На голове его был темно-синий шаперон.

  - Такой белой кожи не бывает у бедствующих странников-музыкантов, равно как и учтивых речей. Кто ты?

  - Странствующий менестрель по имени Хальдвин - вот кто я есть. А кем я был - то не вспомнить, да и незачем вспоминать.

  - Так что за дело у тебя к мессеру? Лучше б назвать подлинное имя, а то бродячему певцу он точно рад не будет.

  - Ему неизвестно ни одно из моих имен.

  Человек выступил из-за ворот и жестом пригласил Элданира войти. Миновав крепостную стену, они попали во внутренний двор. Здесь все было, как обыкновенно водится в замках: небогатые, зато добротно сооруженные хозяйственные постройки, колодец, ручку которого с усердием вращала пожилая крестьянка; кое-где бродили задиристые гуси; но кругом сохранялось спокойствие, безмятежная тишина.

  - Я Вархид, управляющий, - представился наконец пожилой спутник Элданира, обернувшись. - Следуйте за мной.

  ...зато жилище хозяина имело роскошный вид: постройка из серо-зеленого камня, и до чего же красива была здесь стрельчатая арка при входе, и витражные окна (из настоящего стекла!), и резные рамы вкруг них, и ригели... и с большим искусством выполненная аркада с алыми медальонами между стрельчатыми архивольтами, которые поддерживалась тонкими колонками - на первом ярусе.

  Элданир невольно замер перед величественным фасадом. Вархид сделал еще несколько шагов, но обернулся и поманил менестреля за собою.

  

  Дэиран находился в прескверном расположении духа. Приложив ладонь к разгоряченному лбу, он мерил залу широкими шагами. Какая радость нынче принимать гостей?

  На деревянной двери позабыли запереть засов. Петли заскрипели, и в проеме показалось понурое лицо управляющего.

  - Не соизволите принять, мессер? К вам какой-то молодой господин в одежде менестреля.

  - Я никого не жду.

  - Передайте ему имя Лэртхина, - прошептал Элданир за плечом управляющего.

  Вархид вздрогнул и обернулся.

  - Он желает говорить с вами о Лэртхине, мессер.

  Управляющий скромно поклонился и вышел прочь. Сделав пару шагов вперед, Элданир, придерживая рукою приоткрытую дверь, оглядел залу.

  

  Как же поражала его аскетичность замковых помещений - обыкновенно, когда он бывал в подобных местах. Но тут все иначе - холодный пол был устлан алым ковром из мягкой шерсти в затейливом растительном орнаменте, с гротескными фигурками; на стенах - шпалеры с изображением сцен охоты (каждой из них точно можно было бы дать столетие). Мебель красного дерева стояла покоём, а при ближайшем рассмотрении ставень креденц и дрессуаров можно было увидеть барельефы: множество крошечных изящных фигурок и кружевную резьбу - по выразительности и изощренности сходную с изображаемыми на пергамене орнаментами при оформлении рукописных книг. Вот, по одной из креденц можно было проследить за жизнью при дворе: здесь аллегории и танца, и музыки, и веселых пиров, и соколиной охоты. Да что здесь говорить - даже тяжелая кедровая дверь, ведущая в залу, была будто бы и вправду увита лозами плюща.

  Но что более всего поражало входящего - нет, даже, пожалуй, заставляло замереть в восхищении - это были витражи. Юноша на коленях, со светящимися золотом кудрями, светлый, как утреннее солнце, стоял, склонивши голову, на коленях перед рыцарем с тяжелым двуручным мечом. Лучи света и вправду приобретали золотой оттенок, и казалось, будто бы за окном сияло солнце. Меч был зловеще занесен над головою несчастного юноши: то оказался фрагмент старинной легенды.

  Легенда же повествовала о том, что за всякое злое деяние, свершенное когда-либо, непременно воздастся каждому. Рыцарь-отец - тот, что был изображен закованным в латы, - уличил в преступном деянии одного из двух своих сыновей-близнецов. Настигнув второго, по воле случая шедшего утром по той дороге, откуда должен был явиться его брат после преступного посещения одной знатной дамы, он отсек ему голову. Следующий витраж изображал сцену раскаяния отца, стенающего над телом убитого сына. Жаль только, то окошко наполовину было занавешено парчовой тканью.

  - И что же Лэртхин? - несколько раздраженным тоном произнес Дэиран. Элданир, в оцепенении разглядывавший витражи, судорожно повернулся в сторону мессера и отвесил ему почтительный поклон.

  - Я буду говорить не от своего имени: мое имя ничего вам не скажет, - слышно было, как голос его дрожал, и дрожь эту разносило эхо по пустому залу. - Я буду говорить от имени мессера Галиона.

  Дэиран снисходительно, даже с некоторым сожалением, улыбнулся.

  - Позвольте... вины Лэртхина в этом деле ровно столько, сколько было в несчастном юноше, - он указал на окошко. - Не станете же вы винить дитя за живительный огонь в сердце? - Элданир начал заламывать руки. Подобрать слова мешал страшный жар, нахлынувший внезапно, и лихорадочная дрожь - но не из страха, нет. Что-то было в облике Дэирана темное и гнетущее... - Оставьте его - ведь вам... возвратят дочь.

  - Дочь мне уже никто не возвратит. Ты опоздал, дружочек, - он снова снисходительно улыбнулся и прищелкнул пальцами. - Погляди, Лэртхин, какое прелестное дитя явилось тебя защищать.

  За порог из темноты шагнул Лэртхин. Его голова было опущена, ладони - поднесены к губам. Он даже не осмелился поднять лицо и взглянуть на гостя.

  Неизвестно, как они поспели вперед Элданира, но следом за Лэртхином в залу вошел и Галион. У того голова была гордо поднята, а взгляд его - подозрителеный и хмурый - скользнул на Дэирана. Умиленно улыбнувшись, мессер поманил к себе светлокудрого юношу.

  Галион попытался было остановить его, но Лэртхин отдернул руку и безропотно шагнул вперед. Во всем его существе читалось то горькое смирение, что сродни заглушенному отчаянию. Лэртхин только тогда осмелился поднять взор, когда лицом к лицу столкнулся с надменным пленителем. Тот навис над юношей, подобно мрачному коршуну. Смотрел он сверху вниз, и взгляд его был холоден. На мгновение показалось, будто бы на устах мессера мелькнула горькая улыбка.

  Теперь Лэртхина объял страх. Он принялся шарить рукою в воздухе, ища опору. Юноша задрожал всем телом, сжался и выставил вперед трепетавшую ладонь, будто силясь оградить себя от неведомой опасности. В зрачках его вспыхнул ужас смерти.

  Лэртхин обессиленно рухнул на колени и склонился к ногам господина, сложив ладони в молитвенном жесте. Теперь взор его был полон раскаяния; в сердце дрожащей свечею догорала последняя надежда.

  - Я молю о прощении, мессер Дэиран!

  Но Дэиран был неумолим. Он подступил еще ближе к несчастному, чуть ли не попирая его дрожащее тело. Послышался жуткий, ледяной скрежет...

  В следующее мгновение Лэртхин бросился к двери. Взвился в воздухе нарядный алый плащ...

  Одно резкое движение - и Дэйран ухватился рукою за алую ткань. Сильным рывком он привлек Лэртхина к себе; его прерывистое дыхание уже слышалось над ухом мессера. Мгновение - и в воздухе хищно сверкнуло холодное лезвие; свет восходящего солнца сквозь витраж отразился в зрачках несчастного...

  Галион и Элданир с обеих сторон бросились к сраженному другу и застыли от ужаса: на роскошном ковре раскинулось обезглавленное тело Лэртхина. А у ног мессера - голова, обрызганная багровой кровью; недавно еще живое, светлое личико, ныне же внезапно посеревшее и ужасное; в остекленевшем взоре его застыл взор самой смерти.

  ...какая горечь в то мгновение отразилась во взгляде палача - будто бы рука его была ему непослушна. Он отбросил в сторону меч и застыл, и оцепенение его было болезненным и тревожным. Взор Элданира внезапно остановился на витражном окне: и - о ужас! - каким страшным огнем запылал пурпур, как зловеще вспыхнули золотые волосы юноши - взошло солнце.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"