Дзялошинская Елена Ароновна : другие произведения.

Casa Dana

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  CASA
  DANA
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Елена ЛебедеваДзялошинская
  
  
  
  
  
  
  Нюшка и другие
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  CASA DANA BOOKS
  
  
  
  
  
  
  
  
  All rights reserved under the International and PanAmerican Copyright Conventions. Published in the United States by:
  
  Casa Dana Books
  24721 El Camino Capistrano
  Dana Point, CA 92629
  
  
  
  
  
  
  
  No part of this publication may be reproduced, stored in a retrieval system, or transmitted, in any form or by any means, electronic, mechanical, photocopying, recording, or otherwise, without the written permission of the author.
  
  
  Copyright љ 2009
  by Elena LebedevaDzyaloshinskii
  
  
  
  
  First edition
  ISBN 0971333718
  Niushka i drugie (in Russian)
  
  
  
  
  
  
  
  ОГЛАВЛЕНИЕ
  
  
  
  
  
   СЧАСТЛИВАЯ ОЛЕСЯ 1
  
   БАНКИРША НАДЯ 49
  
   ЭДИК И ШУРОЧКА 89
  
  Я НЕ ПОЕДУ В ПАРИЖ В ЭТОТ РАЗ 125
  
  МИХАИЛ 165
  
  ДЕНЬ БЛАГОДАРЕНИЯ 205
  
  НЮШКА 245
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  СЧАСТЛИВАЯ ОЛЕСЯ
  
  
  
  
  
  -Много воды и много собак-это и есть счастье,-
  не открывая глаз пробормотал наш дорогой друг Багров.
  Нас было человек семь гостей и хозяев дачи на бе регу подмосковного водохранилища. После обильного и неторопливого воскресного завтрака, мы залезли в теп лую июльскую воду, купались до синевы и лежали на берегу вместе с местными собаками, которые увязались за нами и оттого что были мокрыми - обманчиво выглядели несчастными. Но, вне всякого сомнения, их нежные собачьи сердца были переполнены восторгом.
   Теперь, когда уже много лет я живу в Южной Кали форнии и знаю, каким жестким бывает солнце и ослепи тельно синим небо, я представляю себе июльское мос ковское небо с высокими маленькими облачками бледноголубым, а солнце - теплым и ласковым - но, скорее всего, это был очень жаркий день?потому что я помню как пахла клубника, которую мы ели с грядки.
  "Человек создан для счастья, как птица для полета", -учили нас в школе. Впрочем, Короленко, которому принадлежат эти слова, мы не "проходили". Не
  "проходили" мы и позднего Горького, вроде "Клима Самгина", а только "буревестника революции" - "им гагарам недоступно наслажденнье битвой жизни, гром ударов их пугает..". Мы не хотели быть гагарами, и были готовы наслаждаться "битвой жизни", имея о ней самое смутное представление. Тот факт, что мы созданы для счастья внушал оптимизм. Понадобилась целая жизнь,чтобы понять, что ни для чего специально чело век не создан - ни для счастья, но - и ни для несчастья. Никакой задачи при создании человека не было вообще. Как все живое - мы гости на этой земле, и время нашего визита ограничено. У всех в жизни есть светлые и темные полосы; всем - хотя и не поровну -выпадают страдания и - пусть короткое - счастье. И поэтому что такое счастье знает каждый,но только для себя. А у иных - их немного - ну прямо настоящий талант-быть счастливым.
  
  
  
  Два раздвинутых стола, составленных вместе и по крытых белой скатертью, помосковски ломились от ве ликолепных закусок на разнокалиберных тарелках, между которыми было втиснуто несколько глубоких чаш с салатом оливье; как восклицательные знаки, стояли бутылки. Гостей было человек двадцать-моя подруга, "женщина с обволакивающим голосом" как говорили о ней и телезрители и коллегижурналисты, праздновала день своего рождения. Я была знакома не со всеми, но в общем это была как бы очень знакомая московская интеллигентная публика. И вдруг я увидела улыбку, как бы отдельно улыбку - как у чеширского кота. Улыбка была необыкновенно открытая и друже любная,и в ней сияли...металлические зубы. Улыбалась высокая полногрудая брюнетка с великолепными пол ными длинными ногами и приятным, чуть глуховатым голосом, который очень шел к ее большому роскошному телу. Она заразительно - видно было, что искренне - смеялась, пребывая в превосходном расположении духа и очевидно не ощущала никакой неловкости - ни изза
  
  своих зубов, ни оттого, что одета была совсем в ином стиле, чем остальные дамы. Она говорила много и охотно, с чуть заметным певучим акцентом - так что сразу вспоминалась Одесса, и Бабель,и его "упоитель ная эта порода евреек, которые водятся только на Юге России". Звали ее Олесей - немодным и поэтому редким в нашем поколении, красивым классическим украинским именем.
  
  
  
  Она родилась не в Одессе, а в куда более скромном Днепропетровске перед самым началом Отечественной войны. В 1941 отец ушел на фронт, а Олеся с матерью и старшим братом были эвакуированы. После освобожде ния Украины, они вернулись домой. Отец пришел с войны инвалидом и через два года умер. Мать много бо лела, дети ее жалели и безропотно заботились о ней всю ее жизнь. Главой семьи был Oлесин любимый брат, который был на 12 лет ее старше. Брат работал на стройке и учился в вечернем местном ВУЗе на инженера. Он был ей и отцом, и братом и другом и-великим защитником. У него было только одно требование к ней-добросо вестно делать все уроки сначала, а гулять-потом. Гуляли и играли на улице-до темна. Ее всегда принимали в любую игру-она была сильная и ловкая. А летом- был Днепр...Когда Олеся стала постарше, школьный учитель физкультуры обнаружил в ней способности к спортивной гимнастике, и с тех пор тренировки и соревнования занимали заметное место в ее жизни.
  -Заметь, Ленуся,-сказала она мне недавно-все это было бесплатно. Если бы это стоило даже десятую долю того, что я плачу сейчас за спорт для своих вну ков-в жизни не видать мне было бы ни брусьев, ни бревна!
  
  Брат был человек способный, энергичный и очень работящий. Он стал инженером и успешно работал в скромной отрасли-механизации сельского хозяйства, а именно свинарников. Умер Сталин, и власть была разделена между его соратниками. Коллегиальное руководство длилось недолго - Хрущев стал и главой государства и главой партии. Это событие в корне изменило судьбу свинарников-наступил их звездный час. Хру щев объявил, что обилие свинины спасет возглавляемый им Союз Советских Социалистических Республик- особенно если удасться вырастить достаточное количество кукурузы, чтобы этих свиней выкармливать. Следующей задачей, которую следовало по его замыслу решить, когда кукурузы, а затем свинины,будет вволю, было изготовление шампанского, которое хорошо пойдет под жареного поросенка.Но, как известно из новейшей истории, Хрущеву не удалось осуществить своих грандиозных замыслов, хотя удалось остаться первым бывшим живым вождем-пенсионером, мирно умер шим в своей постели. Однажды я даже видела его на улице, в дачном проселке, куда он приезжал навещать внуковАджубеев. "-Мы любим Вас, Никита Серге евич!"-кричали ему, забывая, что он был личным став ленником Сталина-в России всегда любили раскаяв шихся разбойников. Но Хрущев и компания даже не раскаялись, а вину за преступления режима, во главе ко торого стояли, свалили на тех, кого уже не было в жи вых. Тем не менее, сам факт признания преступлений невозможно переоценить, и он навеки связан в русской истории с именем Хрущева.
  
  
  
  Но-вернемся к забытой историей проблеме про изводства свинины. В один прекрасный день карьера ин
   женера Фамбурга, члена КПСС, взлетела ракетой в небо. Он был призван возглавить механизацию свинарников в Советском Союзе, назначен на вновь образованный высокий пост и переведен в Москву. Мать осталась с Олесей, которая была в деcятом классе, и на семейном совете было решено, что разумнее доучиться в Днепропетровске:Олеся была круглая отличница и кандидатка на золотую медаль. С медалью, однако, дело обстояло не так просто - на евреев полагалось 10% медалей, и в тот год это, вероятно, составило бы полторы медали. Одной медали, считай не было - ее обязательно дадут девочке, мать которой была любовницей секретаря обкома. Но если невероятно повезет,могут дать вторую Олесе. Надежда эта строилось на том, что Олеся успешно выступала за свой район на соревнованиях по спортивной гимнастике,и была награждена грамотами Горкома за отличную комсомольскую работу.
  И ,как почти всегда случалось с Олесей, то, чего не случается - случилось: Олеся получила золотую ме даль. Ослепительное будущее должно было начаться с поступления в Московский Университет. Ее мечтой было стать журналистом. И Олеся поехала к брату в Москву. Но когда они с братом пришли в Приемную ко миссию факультета журналистики-им сказали, что не имеет смысла даже соваться на собеседование -никаких шансов у Олеси поступить в МГУ нет. Такой же совет получили они еще в двух престижных приемных комиссиях. Реальность выглядела иначе, чем это виделось на выпускном балу. И в последний день решено было подать олесины документы в строительный институт.
  Выбор строительного института объяснялся и тем, что в институт этот брали евреев, и тем, что у брата были обширные связи связи в этой области, и тем, что эта непрестижная (в моде была электроника, автоматика и телемеханика) хотя и классическая профессия строи теля, обеспечит твердый кусок хлеба. Кроме того, суще ствовала романтическая связь профессиии строителя с семьей Фамбургов.
   Семейная легенда гласила, что далекие предки Олеси покинули Малую Азию, когда Рим завоевал Иудею - то есть в незапамятные времена, лет этак ты сячи две назад, и обосновались в маленьком германском городке Фауме, который и дал им их новую фамилию на европейский лад. Они были хорошими строителями, и дело их якобы процветало настолько, что сама госуда рыняимператрица Екатерина Великая, бывшая немец кая принцесса, позвала их переехать на Украину. Ле генда эта вызывает много сомнений, начиная с того, что вряд ли Екатерина, которая ввела черту оседлости в России, позвала евреев - хоть бы и строителей. С другой стороны, Екатерина действительно открыла границы для многих немецких переселенцев -сектантов, которые и поселились в Поволжье, вдоль Днепра и на берегах Черного моря. Так что-кто знает?-быть может, за много веков жизни в диаспоре Фамбурги не только крестились, но и сделались сектантами. Их потомки, как и подавляющее большинство населения Советского Союза, не соблюдали никаких религиозных или бытовых традиций. Они были этническими евреями и забыть об этом факте в обстановке государственного антисеми тизма не представлялось возможным, но это не осо бенно мешало им жить. Существовали разные возмож ности скомпенсировать недостаток - вступить в партию, например. И Олеся, и ее брат были правоверные советские люди. Они не ощущали никакой персональной не свободы и не видели ущерба в том, что на выборах в списке был только один кандидат. Что касается преступлений режима (а они коснулись семьи-их родной
  
  дядя, старший брат отца, был расстрелян в 1937, а в 1956 посмертно реабилитирован) они представлялись им далеким прошлым.
  
  
  
  Собеседование в строительном прошло успешно, и Олеся как золотая медалистка была зачислена в инсти тут. На следующий день она уехала работать вожатой в лагерь, как делала уже три лета подряд она любила детей...
  
  
  
  Олесе хорошо жилось в Днепропетровске, но Москва...Какая огромная и волнующая перемена! Мос ковские улицы! Толпа на тротуарах! Кинотеатры! Те атры! Динамо! Лужники! Пусть недоступные ей пока - рестораны! Зимние катки в парках!А грандиозные вечера поэзии в Политехническом и камерные-в клубе МГУ! Она обожала стихи...Поэты казались ей небожи телями. А барды?!
  
  -Полночный троллейбус летит по Москве, Москва, как река, затихает
  И боль, что скворченком стучала в виске - Стихает, стихает...
  
  И ведь он живет тоже здесь в Москве, этот чародей Булат Окуджава, песни которого трогали ее до слез. Вообще в Москве чувствуешь себя причастным ко всему на свете. Само сознание, что живешь в знаменитом городе, несравненной столице "всего прогрессивного и мыслящего человечества", как принято было называть Москву, делало ее счастливой.
  Учиться было и нескушно и нетрудно, она завела
   массу приятелей, и как активную комсомолку ее вы брали членом курсового комитета. Спортивный зал в институте был прекрасный, а гимнасток с таким высо ким разрядом как у нее немного и она стала зани маться с очень хорошим тренером. Это было здорово! Сказать поправде, она не особенно сокрушалась по по воду несостоявшейся карьеры журналиста.
  Веселая, общительная и доброжелательная, она нра вилась людям - всем людям. И отдельно,она нравилась мужчинам. В свою очередь, они-или, вернее, ее собст венные гормоны волновали ее кровь ,но Олеся была убеждена, что должна сохранить чистоту для будущего супруга, и не позволяла себе никаких глупостей. Но че рез год "пора пришла-она влюбилась". Это была вза имная счастливая любовь, и на третьем курсе Олеся вы шла замуж и переехала жить к мужу - до этого она делила с матерью комнату в квартире брата.
   Родители олесиного мужа, у которых было две не плохие комнаты в большой коммунальной квартире в Арбатских переулках, приняли Олесю без особого вос торга - но настоящих препятствий их браку не чинили. И ко времени рождения внука (изза чего Олеся кончила институт на год позже своего мужа) они поладили с не весткой и даже привязались к ней. Не последнюю роль в этом деле сыграл тот факт, что Олеся умудрилась быть в прекрасных отношениях с соседями - а было какникак еще три семьи. И никто не пенял Олесе, что она зани мает много конфорок на общей кухне-любящая и за ботливая мать, она бесконечно чтото кипятила или ва рила для cына. При всей олесиной доброжелательности, она отнюдь не страдала беззубостью и могла - хотя и беззлобно - нагрубить и нахамить,если ее задевали. И поскольку она была крупная молодая и сильная жен
  
  
  щина, связываться с ней на кухне ли или в перепол ненном трамвае, не представлялось разумным.
  Олеся крутилась как все работающие женщины с детьми, но когда через четыре года она родила второго ребенка - на этот раз дочь - свекрови исполнилось 55 лет, она вышла на пенсию и с тех пор охотно помогала растить внуков. Олесина мать попрежнему жила у сына и попрежнему хворала без конца,так что не только не могла она помочь дочери, но Олесе приходилось возить ее к врачу или на какиенибудь обследования,когда брат не мог сделать этого сам.
  
  
  
  Жить вчетвером в одной комнате было очень тесно, но они не унывали : стояли в очереди на "жилплощадь" в исполкоме по месту прописки. Москва строилась, и как ни ругают до сих пор пятиэтажные дома из готовых бетонных блоков, называя их "хрущобами"-сотни ты сяч квадратных метров этих невзрачных домов спасли задыхающуюся от жилищного кризиса Москву. Муж Олеси работал на стройке, и у него как у строителя были дополнительные льготы. И через год после рождения дочки они получили собственную квартиру, и не у черта на куличках,а в районе Марьиной Рощи.
  
  
  
  Вскоре после возвращения Олеси из декретного от пуска на работу, (она работала в районном строительном тресте,но не на стройке, а в управлении) ее начальник был переведен в архитектурный надзор при Моссовете. Еще через год он получил повышение и взял к себе Олесю - они хорошо ладили всегда, и ему на новом месте нужны были свои надежные люди.
  
   Лучше работы придумать было невозможно! Госу дарственная комиссия не принимала новых зданий, если они не были одобрены архитектурным надзором. Это ставило управление архитектурного надзора в совер шенно особые условия - они нужны были всем, все го товы были им услужить и сделать все возможное, чтобы получить без задержки их "добро".Оно открывало путь к сдаче дома. Только после этого акта дом считался готовым к эксплоатации. И строители могли получать свои премии за выполнение (или перевыполнение) плана. Задачи Архитектурного надзора были достаточно неопределенными. На самом деле, они участвовали в "надзоре" за уже утвержденными проектами и помочь строителям ничем не могли-зато у них была уникаль ная возможность нагадить любому. Это легко можно было сделать - найти недоделки или отклонения от проекта в любом готовом доме, задержав тем самым его сдачу Госкомиссии. А можно было выбрать любой компромисс или вовсе закрыть на все глаза. Что открывало неограниченные возможности к тому, что еще у Чехова так прелестно названо "не взятка, а законное, так сказать, взятие".
  Другим замечательным обстоятельством был тот факт, что сотрудники должны были посещать строительные объекты, расположенные во всех концах огромной столицы и по этой причине имели возможность прихватить часок на собственные нужды.
  
  
  
  Олеся была избалована вниманием мужчин, еще ко гда сидела в своем тресте, но это все были больше про рабыработяги вроде ее собственного мужа, ребята до статочно простые, которые не поражали ее воображение. На новой работе ей пришлось сталки
  
   ваться с главными инженерами, партийными деятелями районного масштаба и прочими начальниками. Это была публика почище и, как ей казалось, поинтереснее прорабов. Скорее всего, это совпало с тем, что пришла пора ее сексуального расцвета. Ей было 28 лет, она родила и выкормила двоих детей и уже почти 7 лет жила со своим мужем, который был первым и пока единственным мужчиной в ее жизни. Она была к нему привязана, но уже не влюблена в него, как прежде, когда ее обдавало жаром, если он садился рядом с ней на лекции. Похоже, ей хотелось влюбиться опять - в разумных пределах.
  У нее еще никогда не было любовников. И если на сознательном уровне она не строила планов их завести, ее роскошное тело было готово к приключениям.
  Ее теперь часто приглашали в рестораны - днем, в полагающийся всем обеденный перерыв. Это было как бы продолжением делового контакта, невинным и де шевым способом завоевать расположение представи теля администрации. В иных случаях такие обеды были некой прелюдией к предложению "заехать послушать последнюю пластинку, всего какиенибудь полчасика" или - "вернуться на объект и еще раз посмотреть все на месте свежим взядом". Она отказывалась, ссылаясь на свое сверхплотное расписание.
  
  
  
  Понастоящему ей нравился только один человек - начальник одного из районных строительных трестов Валентин Сергеевич. Он был очень хорош собой - ну прямо вылитый ТихоновШтирлиц. Его так все и звали Штирлицем - за глаза, конечно. Он и манерами был чемто похож на супергероя - держался несколько отстраненно и формально и даже обращался к своим подчиненным на "вы", что было не принято нигде, а уж среди
  
  строителей и подавно. Он и одет, и выбрит был лучше, чем люди его положения. И секретарша у него была ста рушка-так что он явно с ней не спал. И Олесе виделось в нем чтото аристократическое. В общем,он нравился ей чрезвычайно, и она зачастила в управление его тре ста. "Штирлиц" был с ней вежлив и внимателен, что во обще ничего не значило - непривычно вежлив он был со всеми, чем, как ни странно, и заслужил репутацию человека, с которым лучше не связываться. Избалованную мужским вниманием Олесю, все это задевало, и она, не отдавая себе ясного отчета в своих конечных целях, пошла в атаку. В дни, когда ей надо было поехать в этот трест, она засовывала в сумку маленький контейнер с Шанелью Љ5, преподнесенный ей на 8 Марта: это была большая редкость по тем временам, и особенно тщательно одевалась. Важной деталью были длинные,по колено импортные сапоги из тонкой кожи. Мало того, что сапоги эти совершенно не годились для московской зимы: мокрая каша из таявшей смеси снега с солью съедала их мгновенно -на каблуках было очень неудобно идти на обратном пути - вниз по крутой старомодной лестнице ближайшей к тресту станции метро на Чистых Прудах. Но - как говорили мне в детстве бабушка и мама, когда я не давалась расчесывать волосы - Pour être belle il faut souffrire - "Для того, чтобы быть красивой приходиться страдать".
  
  
  
  Ах, уж эти невозможной красоты высокие сапоги на тонких шпильках! Они определенно были из какойто другой жизни. Жизни, где женщина не тащит по две тя желых сумки в каждой руке, где не ездят в переполнен ных автобусах, троллейбусах и трамваях, где нет луч шего в мире метро и его эскалаторов с ребристыми
  
  ступеньками, в которых застревают тонкие каблуки,и кожа на них безжалостно обдирается. И отдать за эти сапоги надо было месячный заработок - это если не переплачивать спекулянтке, а самой отстоять многочасовую очередь в обувном отделе. И если юбку и брюки могла прилично сшить любая недорогая портниха, а свитера и кофточки многие вязали сами (то, что продавалось в магазинах, надеть было невозможно), то с обувью не было выхода...Кофточку, впрочем, в Москве можно было ухватить в комиссионке, куда сдавали заграничную дешевку избранные, имевшие возможность ездить за границу. Но ни обуви, ни, пардон за подробности, бюстгалтера, найти в комиссионке было невозможно - возить их было невыгодно.
  
  
  
  Этот серый февральский день складывался хорошо с самого утра. Муж, который уезжал на работу очень рано, тихо чтото съел в кухне - и кухня, и передняя, и комната детей выходили в большую комнату, которая служила им и гостиной, и столовой, и спальней,-и разбудил ее не какнибудь - а поцелуем, так что она встала в прекрасном настроении и, приняв душ, тщательно оделась и была готова, когда свекровь -тоже очень тихо, открыла дверь своим ключом за 5 минут до того времени, когда Олесе надо было выезжать из дома. Она поцеловала спящих обожаемых ею своих сладких ангеловдетей, чмокнула свекровь в щеку и, звонко стуча каблуками своих новых черных сапог, спустилась по лестнице их пятиэтажки (без лифта) и, осторожно выбирая места посуше, пошла к троллейбусной остановке.
  Всю первую половину дня она просидела в Моссо вете, но перед самым обедом поехала на Кировскую. Старушкисекретарши не было на ее обычном месте в
  
  предбаннике, и она уже шагнула, чтобы постучать в дверь Валентина Сергеевича, когда он сам появился на пороге - в демисезонном пальто и пыжиковой меховой шапке. Они почти столкнулись.
  - Здравствуйте, Олеся Марковна! Приятно вас ви деть. А я собрался на обед. Не составите ли вы мне компанию ? Мы можем снять все ваши вопросы после обеда, если это позволяет ваше сегодняшнее расписа ние- и он с улыбкой посмотрел ей в глаза. У Олеси вдруг так сильно забилось сердце, что она с трудом на брала воздух для ответа. Да, она с удовольствием пообе дает с ним, и никаких совещаний во второй половине дня у нее нет.
  Они вышли на узкий тратуар, где стояла его собст венная серая "Волга", которую он и отпер, достал из бардачка дворники (аккуратные люди никогда не остав ляли надолго машину с дворниками-их воровали в Москве, а купить новые было проблемой) и пригласил ее сесть в машину. Пока он ставил "дворники" на место, она расстегнула пальто и, положила ногу на ногу, так что узкая юбка до колена поднялась, обнажив на треть ее полные стройные бедра, поставила свою сумку на пол и откинулась на мягкую спинку. Валентин Сергеевич сел за руль, включил дворники-с неба сыпался не то снег, не то дождь, и прежде чем повернуть ключ в зажигании, не мельком, а открыто и внимательно посмотрел на ее скрещенные ноги, и с этой минуты Олеся знала, что начинается ее жизнь взрослой женщины.
  
  
  
  Он привез ее в маленький ресторан, где было почти пусто. Их мгновенно обслужили. Олесе от возбуждения совершенно расхотелось есть, зато она охотно пила вино, которое щедро подливал ей ее вежливый спутник.
  Происходило все както очень быстро, он подозвал офи цианта и, расплачиваясь, сказал
  -Кофе я сварю сам-я живу рядом.
  Она ничего не ответила - это и не было вопросом, а поднялась со стула и пошла впереди него из ресторана. Закрыв за ней дверцу, он сел за руль и, повернувшись к ней, уверенно погладил ее колени, а потом потрепал по щеке.
  
  
  
   Так Олеся согрешила первый раз в своей жизни. И хотя само сознание греха чрезвычайно волновало ее и обостряло все ее чувства, она не получила удовлетворе ния (что было достаточно обычным), и ничего нового или поразившего ее воображение не произошло. Но ан тураж!...Элегантно обставленная комната, тихая музыка и кофе - потом - в маленьких прозрачных чашечках. Ее покоробило, что он сразу покинул низкий диван, на котором они вкусили запретный плод -чтобы принять душ и одеться. Она, признаться, рассчитывала на продолжение. Но, быть может, так полагается? Она не знала, но последовала его примеру и тоже привела себя в порядок. Когда она вышла из ванной, кофе был готов. Их обеденный перерыв длился в общей сложности немногим больше положенного законом часа.
   На обратном пути в Моссовет она купила бутылку шампанского,а потом на работе в служебном закрытом буфете разных вкусностей, взяла такси (что позволяла себе довольно редко) и поехала домой. Дома, как всегда, дети в восторге повисли у нее на шее, и, схватив их обоих в охапку, она свалила их, хохочущих, на тахту в проход ной комнате, служившую ей супружеской постелью по ночам. Свекровь, очень довольная ее ранним возвраще нием, сразу уехала-преданный телезритель, она хотела успеть к началу какойто передачи. Муж пришел не очень поздно, и они все вместе дружно и вкусно поужи нали. Перед сном дети долго плескались в ванне, и Олеся, играя с ними, вспоминала свой день безо всякого чувства вины. И вправду - разве мог сегодняшний эпи зод плохо повлиять на ее счастливую семейную жизнь?... Накупавшись вволю, дети быстро заснули, а Олеся, вынув из холодильника шампанское, сказала мужу, что сегодня на работе у нее был очень удачный день и что она не забыла, как утром он разбудил ее поцелуем.
  
  
  
   Роман с Валентином Сергеевичем быстро увял -они заезжали к нему еще раза три. Встречи эти ничего не добавили к первой, и Олеся с удивлением обнаружила, что никакого желания видеть раздетого "Штирлица" у нее нет, хотя обедать с ним и ехать в его машине вполне приятно. Валентин Сергеевич и не выдавал себя за влюбленного с самого начала, но не исключено, что она разочаровала его своей пассивностью и неопытностью.
  Что касается опыта - где ж было его взять? Конечно, коекакие изыски вроде "французской любви" упоминались в коротких, но увлекательных обменах мнениями за сигаретой в коридоре, если собиралась сугубо женская компания. Никаких печатных источников информации или вовсе не существовало, или они были недоступны. Беседовать на эту тему с мужем было невозможно. И вообще умение любить -если таковое существовало - не к лицу было порядочной женщине.
   Там же, около большой фаянсовой пепельницы, ко торая стояла на высоком никелированном треножнике у окна, выходящего в полутемный колодец внутреннего двора, можно было узнать, кто с кем спит и какими по
  
  двигами (или поражениями) известен тот или иной со служивец. Как правило, это были мужчины с милой каждой женщине репутацией "ходока по бабам". Олеся не курила, а просто дымила-пофорсить, но конференций у пепельницы не пропускала и слушала очень внимательно. Так что второй любовник был выбран ею по причине его репутации жуткого блядуна. Это был веселый и уверенный в себе мужичок - даром что с заметным пивным брюшком. Он давно лапал ее при всяком удобном случае и как бы в шутку, и в шутку же звал провести с ним ночь на его стройке. И он ее не разочаровал - любовником он оказался грубоватым, но куда более искусным, чем ее муж, и довел ее до полного экстаза. Свидание их имело место в прокуренной тесной прорабской, где стояло три письменных стола, шкаф и полдюжины стульев. И никакой тихой музыки...
  
  
  
  
  Дамский разговор у пепельницы. 1975, Москва.
  
  -А знаете, кто мне помог ? Эта чокнутая Олеся из контроля качества.
  -Да, она отзывчивая, нос приветом. То она Мария Стюарт, то Фермоза!!!
  -Ну и что, она просто верит, что у человека много жизней.
  -Нет, она всетаки ненормальная ! Но везет ей!...Мне бы так! Мало того, что муж хороший-брат над ней трясется!
  -Что там брат! К ней все мужики липнут. А чем взяла? -Разве что ноги...А так-здоровенная баба, ничего такого особенного...
  -Да ладно вам-она хорошая женщина. И доб
  
  рая...Ну несет себе околесицу про приметы и совпаде ния - кому это мешает?
  - Да она просто дура!
  - Вот уж нет! Не случайно ее босс взял сюда - она с ним еще в тресте работала. И не спал он с ней и не спит - а взял. И именно потому, что умная. И работает как надо.
  
  * * *
  
  Олесина природная жизнерадостность прекрасно уживалась в ней с верой в мистическое, в любую чепуху, которой как бы не может быть рационального объяснения.
  "Представляешь себе?! Они родились в один день!" - замирая от восторга перед мудростью Провидения, говорила Олеся. Или :"Нет! Ты только подумай! Номер моей квартиры делится на 7 и его квартиры - тоже!" Факты такого рода она считала полными глубокого, часто - непостижимого - смысла. Ни за что Олеся не согласилась бы со скучным утверждением, что ника кого смыслато и нет. Природа и жизнь были полны за гадок и тайн, открытых лишь тем, кто умеет читать та инственную книгу судьбы. Она ощущала себя частью этих избранных. Наверное, она была бы несравненным оракулом-родись она в соответствующее время. Мало этого-она верила в прошлую и будущую жизни, и во ображала себя всеми известными ей романтическими фигурами в истории по очереди-пока ей не дали почи тать модный роман Фейхтвангера "Испанская баллада". Автор назвал книгу "Еврейка из Толедо", но, видимо, сакраментальное слово "еврейка" было решено при пе реводе убрать. И тут - раз и навсегда Олеся ощутила
  
   себя Фермозой, заплатившей жизнью за свою любовь к королюхристианину. Именно такой любви жаждала ее душа - великой и жертвенной.
  Поразительно - но мистицизм Олесиной души прекрасно уживался в ней с превосходной практической сметкой и умением жить в самой, что ни на есть реаль ной действительности. Жизнь била в ней ключом, в чем, скорее всего, и был секрет ее привлекательности. Она была дружелюбна, непосредственна и - влюбчива. Влюбчива-но разборчива, и предавалась любовным утехам на стороне нечасто. Вопервых, у нее был муж - пусть не так волновавший ее, как прежде, но все еще ею любимый. Вовторых-она очень боялась "залететь" и могла позволить себя соблазнить только в те дни, когда опасность последствий была минимальна - полагаться в этом деле на партнеров было бы чистым безумием. Но главное, что несмотря на ее растущие аппетиты и любопытство - только очень немногие из ухаживавших за нею мужчин вызывали у нее желание познакомиться с ними поближе.
  
  
  
  Прошло несколько лет в трудах и удовольствиях- законных и запретных, и Олеся обнаружила, что она както отдалилась от мужа и потеряла к нему всякий интерес. Не исключено, что это был процесс взаимный. В постели он был все таким же, как и раньше - достаточно однообразным с ее изменившейся точки зрения. Они ссорились и раньше, но это всегда кончалось бурным примирением. Теперь ссоры кончались иначе: он одевался и уезжал ночевать к родителям. Дети, к Олесиному счастью, всегда были на ее стороне. И плакали вместе с ней. Это было плохое время в ее жизни, и Олеся
  
  
  не любит вспоминать развод и никогда не пыталась по нять, почему так случилось. Но когда они развелись - стало легче. И дочь, и сын любили отца, но мать они просто обожали. Она была такая большая, теплая, шум ная, и от нее исходило столько любви и столько жизне радостности. Жить с ней было уютно и весело.
  На работе у нее было все в полном порядке. Ей по высили зарплату, она часто получала премии, а иногда начальник давал ей конверт с заметной суммой денег - в знак их успешного сотрудничества. Он велел ей также написать заявление, что в связи с разводом она нужда ется в отдельной от мужа жилплощади. И очень скоро ей дали квартиру в прекрасном новом доме. Словом, Олеся процветала.
   К сожалению, этого нельзя было сказать о ее любимом брате. С падением Хрущева пристальный интерес к свинарникам сошел на нет, и должность главного меха низатора через некоторое время была устранена. Около года он был вообще без работы и потом с трудом нашел место в потерявшем всякое влияние и престиж управле нии по делам сельского хозяйства - мелким начальни ком. Ни пайка, ни персональной машины-никаких при вилегий...И сама работа была бумажная, скучная и, казалось, никому ненужная...Брат крепился, но Олеся видела, что емуох как невесело живется.
  Единственная Олесина племянница-братова дочь, немногим младше Олеси, незамужняя, избалованная ро дителями вечная студентка - она училась уже в третьем институте - с того дня, как для советских евреев появилась законная возможность эмигрировать, проела все мозги своим родителям, настаивая на том, чтобы они все вместе подали документы на выезд в Израиль. Собиралась она, разумеется, не в Израиль, а в сказочную заморскую страну чудес - Соединенные Штаты и грозилась,
  
  что если родители откажутся, уедет одна. И тут умерла
  Олесина мать. Через два месяца после ее похорон брат сказал Олесе, что решился на эмиграцию и надеется, что его выпустят. Он разыскал какихто седьмой воды на киселе родственников, которые пришлют вызов. А еще через полгода Олеся, обливаясь слезами, провожала семью брата в Шереметьево.
  
  
  
  После развода, смерти матери и отъезда брата - со бытий, которые произошли одно за другим в короткий отрезок времени - то, что всегда было большой семьей, перестало существовать. Она осталась одна с двумя детьми на руках. Бывший ее муж женился на молоденькой практикантке с третьего курса их альмы матер, родившей ему сына. Он был в полном восторге от своей новой семьи и не то чтобы разлюбил своих старших детей, но времени на них у него не оставалось.
  
  
  
   Казалось бы, в связи с обретенной свободой Олесина так называемая личная жизнь должна была расцвести. Но не тутто было. Если раньше ее нисколько не смущало, что большинство ее любовников- женатые мужчины (она и сама была замужняя дама!), то теперь она чувствовала себя в неравном с ними положении и как бы униженной. Она не могла отделаться от ощущения, что ее - "разводку" -рассматривают как охотницу за мужчинами. А меж тем она ею никогда не была и не стала. Развод дал ей и свободу действий и свободу от каких бы то ни было угрызений совести. Она чувствовала себя независимой и сильной. У нее были любимые дети, и она с радостью возвращалась в свой теплый чистый дом, который она никогда - даже когда дети уезжали летом в
  
  лагерь-не использовала для любовных свиданий. Вот если она когонибудь полюбит -тогда другое дело... Сказать по правде, она стала находить какуюто дополнительную остроту в занятиях любовью в непри способленных для этой цели местах-как, например, в абсолютно пустой квартире дома, готового к сдаче, или в кабинете, за закрытой дверью которого сидела секре тарша. Никогда в юности у нее не было подобных при ключений, между тем в них было очарование сюрприза и - иногда - настоящая страсть. Она искала, конечно, плотских удовольствий в своих связях, но больше всего ей хотелось влюбиться понастоящему. Между тем, уезжая, брат не велел ей влюбляться серьезно - он надеялся вызвать ее с детьми к себе, как только станет на ноги. Олеся была в подвешенном состоянии - в привычной, любимой ею жизни появилось незнакомое ей ощущение временности и конца.
  
  
  
  И опять ей была послана помощь - возможность наполнить жизнь новым упоительным смыслом. Светлым майским вечером, в толпе перед Домом Кино на Брестской, она увидела Роджера Мура - незабвенного Джеймса Бонда. Он был еще красивее, чем на экране. И душа ее наполнилось мечтой -коснуться когданибудь его руки и несравненной ямочки на подбородке.
   Этот Бонд в паспорте звался Тимофеем Петровичем, но все звали его Тимом - что очень ему шло. Он был журналист и писал сценарии для документального кино.
  
  
  
   Моя дружба с Тимом началась очень давно с того, что я получила от него письмо на бланке главного в СССР еженедельника, где он заведовал отделом. Оно на
  
  чиналось так: "Уважаемая тов.Лебедева! Я не знаю Ва шего отчества, а писатель Зверев, который говорил о Вас, называл Вас просто Леной, но я не решаюсь..." Илья Зверев, некогда популярный писатель, меня "от крыл". Он отнес мою первую большую статью в самую что ни на есть престижную в интеллигентской среде
  "Литературную газету" аж главному начальству. Статья- к всеобщему удивлению - была напечатана без купюр, но зато под рубрикой-"долг и совесть инже нера" - наверное, чтобы подчеркнуть, что я вовсе не профессионал пера, а скромный инженер. И много лет меня дразнили женщинойинженером собратья по перу...Мои бывшие коллеги - соседи по кульманам поздравляли меня, а начальник нашего отдела транспортеров перестал со мной разговаривать. Говорили, что ему страшно влетело в Министерстве в связи с моей статьей- хотя я не назвала ни одного имени, ни места действия, ни учреждения. Мне это было совершенно не нужно для моих эмоциональных реминисценций на тему о зря потраченном времени и выкинутых на помойку проектах. Я тогда была молодая идеалистка и верила, что правда побеждает, и жизнь может быть изменена к лучшему. Я вспоминаю это время с умилением - особенно пачки писем, приходивших на мое имя от читателей моих несовершенных, но полных чувств опусов.
  Я любила Тима как брата-на мое счастье я могла противостоять его мужскому обаянию. Скорее всего от того, что среди знаменитых кинобондов мне больше всех нравился ОКоннери. И, как ни неприятно это сознавать, Тим платил мне взаимностью. Олеся мне не верила и пыталась увидеть во мне черты, покорившие неотразимого Тима. На том веселом дне рождения, где я впервые увидела Олесю, она подошла ко мне и прямо так и сказала:
  - Я знаю, что Вы дружите с мужчиной моей мечты-
   Сердце мое сжалось. Я понимала, что у нее нету ни каких шансов пленить Тима. Он влюблялся только в не крашенных блондинок без изъянов и, будучи романти ком, когда влюблялся-женился. Когда любовь кончалась, он уходил к своей старенькой маме, в ее большую, но единственную комнату с окном на Патри арши, незамедлительно возобновлял дружбу с профес сиональными жрицами любви и вступал в очередной кооператив-писание сценариев приносило ему непло хой заработок. Года через два он въезжал в очередную квартиру, влюблялся и строил новую жизнь. Цикл этот равнялся приблизительно семи годам. В тот год, когда Олесю познакомили с ним гдето в Доме Кино он на ходился в процессе очередного развода и жил у мамы. Тим был не чета окружающим Олесю ответственным и не очень ответственным работникам-он был птицей совершенно иного полета. Он был принцем из сказки. И она решила добиваться его дружбы, из которой, она на деялась, вырастет любовь. Но как подружиться?.. И ей, как всегда, был послан шанс.
  
  
  
  Оставленная Тимом жена попросила его освободить комнату, которая была его рабочим кабинетом. Девать мебель было некуда, а расставаться с ней Тиму не хоте лось. Какимто непонятным, не иначе как сверхъесте ственным, путем об этом узнала Олеся. Она позвонила мне и просила передать Тиму (с которым была едва зна кома), что с удовольствием возьмет его мебель к себе - пока у него нет своего с жилья. Я была уверена, что Тим отклонит предложенную нестандартную услугу, но ошиблась. Тим не только принял предложение поста
  
  вить свою мебель в квартире Олеси, но и ее предложе ние участвовать в самом процессе перевозки. Весь вечер накануне Олеся и дети передвигали мебель, пытаясь найти место для Тимового кабинета. Это было похоже на головоломку, и они получили большое удовольствие. Олеся наговорила Тиму горы чуши - вроде того, что давно хотела купить такой красивый финский кабинет, что его мебель нисколько их не стеснит, а даже как бы наоборот...Последнее было правдой.
  
  
  
  Ах, как счастлива была Олеся, сидя рядом с предме том своих грез в его красном Москвиче, за которым сле довал грузовик с мебелью! Как счастлива!...Остановись мгновенье ...
  
  
  
  С этого дня они подружились. И Тим подружился с ее детьми, а Олеся - с его мамой. Но замечательная эта дружба никак не переходила в любовь, и в один прекрасный день Тим сказал своему другу Олесе, что влюбился и женится. Ее любовь пережила и это, и день, когда из ее квартиры увезли простоявшую года два мебель на новое место жительства. Олеся продружила с Тимом вплоть до своего отъезда за океан. Он пришел на ее прощальный бал, сказал выдающийся по красноречию тост и - в первый раз в жизни - обнял ее и поцеловал. Сердце Олеси разрывалось от полноты чувств - в этот же день утром она тайно прощалась со своим последним московским любовником. Роман этот начался тогда, когда Олесе в утешение была послана возможность влюбиться одним из кусочков разбитого женитьбой Тима сердца.
   Сердце Олеси всегда было переполнено чувствами. Но всю ее жизнь, с детства самой сильной ее любовью
  
  была любовь к брату. Это чувство победило все осталь ные любви, и когда от брата пришел вызов, Олеся про дала все, что можно было продать, раздала остальное и упаковала чемоданы. Только что окончивший школу 18 летний сын и 14летняя дочь натащили целую гору предметов, с которыми ни за что не хотели расстаться-начиная от наград, полученных на спортивных соревнованиях и олимпиадах, и кончая старым огром ным мишкой, который сидел между их кроватками еще тогда, когда они спали в одной комнате. Олеся не спо рила - пусть берут, что хотят. Ей самой было проще. Все, что связывало ее с Россией, не нуждалось в упа ковке - оно навечно поселилось в ее душе, которая не была ограничена размерами. Никакого архива у нее не было, дневников она никогда не вела и писем писала мало, а те, что получала - не хранила. Самым сложным оказалось оформление документов для фокстерьера Гоши,c которым Олеся ни за что не хотела расстаться. Сколько ни указывали окружающие на безумие такого решения, Олеся была непоколебима. Но - наконецто!- гошины бумаги и билет были получены, и сердце ее перестало разрываться при взгляде на потерянно бегав шего по разгромленной квартире Гошу. Ни отец ее детей, ни власти препятствий ей не чинили, и в 1980 году Олеся законно эмигрировала из Советского Союза.
  
  
  
  Их четерехмесячный путь в Чикаго лежал через Вену и Рим. С нетерпением ждала Олеся встречи с бра том, она очень по нему соскучилась, но не нервничала, воспринимала эту затянувшуюся паузу как праздник, посланный судьбой-возможность увидеть Европу, в которой она никогда не была, и насладиться ею на правах путешественника, которому не надо завоевывать себе
  
  место под солнцем в краях, через которые он проезжает. Дети были в прекрасном настроении, а Гоша создавал дополнительный уют. И, наконец, они все обнимали брата и - все вместе - получали багаж и Гошу, счастью которого не было предела.
  
  * * *
  
  Олесин любимый брат и вправду был человеком не заурядным. Он начал жизнь с начала в стране, устроен ной совершенно иначе, чем та, в которой он жил и рабо тал пятьдесят с лишним лет. Весь его жизненный и профессиональный опыт не мог помочь ему в Чикаго. Мало этого - ему предстояло освоить английский язык. Без языка он не мог искать места инженера в американской индустрии, но во что бы то ни стало он хотел работать в знакомой ему отрасли, и он нанялся чинить крыши. Жена, которая никогда не была ему опорой, в эмиграции совсем скисла. Дочь, казалось, растратила всю свою энергию на то, чтобы убедить его эмигрировать. Теперь она сидела сложа руки, непрерывно жалуясь на не в пример более скромное, чем она привыкла в Москве, существование и ждала, пока папа завоюет для нее Америку. И этот не слишком молодой папа сидел на чикагских крышах по 1012 часов в день, а по ночам учил английский. Помощи ждать было неоткуда, а о пособиях для бедных он и думать не хотел - был человек с развитым чувством собственного достоинства. Он даже в молодости не любил просить взаймы - отдавать было нечем. Для него всегда был только один выход -заработать. Работы он не боялся и работать любил. Но с языком было очень тяжело, да и выматывался он к ночи. Но - как и полагается (но, увы, не всегда случается!) с американской мечтой - упорство и трудолюбие принесли
  
  плоды-через 4 года он стоял на ногах-у него был свой бизнес-маленькая строительная фирма. У них была хорошая репутация, и без работы они не сидели.
  Олесю с детьми он вызвал, как только почувствовал себя уверенно. Для любимой своей сестрички и племян ников он сделал все, чтобы облегчить им трудное начало новой жизни. Не без его помощи и энергии нашли Олесе работу по специальности-качество строительных материалов в университете. Но проработала Олеся там лаборанткой недолго: и работа была непостоянная, и ясно было, что без ученой степени никаких перспектив у нее в университете нет.
  А потом-чего Олеся только не пробовала!...А для души она организовала русский литературный клуб
  "Пегас", который существовал без гроша, на чистом эн тузиазме. Энтузиазма и энергии у Олеси было много. Клуб дал ей общение с людьми, которые говорили на ее родном языке и которым, так же, как и ей, нужны были стихи, чтобы выразить словами то, чего они не умели сказать. И ощутить полет - это помогало выжить.
  
   Над печалью моей небоскребы
  Не склоняют стеклянные лбы...
  Вадим Делоне
  
  Жилось ей нелегко, но она, как всегда, не унывала. Осваивала английский - это двигалось туго. У нее появились друзья и эпизодические любовники - но все эти связи были внутри русскоязычного сообщества.
   К моменту встречи с Питером она жила в Чикаго 5 лет. Она выучилась на косметичку и массажиста и открыла маленький салон красоты. Денег - открыть бизнес-дал брат. Дал, разумеется, в полном секрете от своей семьи -ни золовка, ни племянница никогда не
  
  любили Олесю и всегда страшно ревновали к ней брата. Салон этот приносил мизерный доход, на который было не прожить, и Олеся нанялась за комиссию продавать новомодные водяные фильтры. Комиссия была хоро шая: фильтр с установкой стоил 300 долларов, из кото рых 100 причиталось агенту. Я обошла бы эту деталь - если бы фильтры эти не сыграли определенную роль в судьбоносной встрече Олеси и Питера, про которую мне хочется рассказать во всех подробностях.
  
  
  
  ПИТЕР никогда не видел своего отца - он навсегда исчез из жизни своей жены и сына, когда последнему было три дня от роду. Питеру досталась распространен ная английская фамилия и слухи о том, что его бабушка с отцовской стороны была индианкой из соседней резервации. Это то немногое, что он знает о предках по отцовской линии - маленьким ребенком его отца усыновила бездетная пара соседей фермеров.
   Зато о семье матери известно многое. Его прадед пе реселился в Америку в середине 19 века из немецкой де ревни, что недалеко от Ганновера. Неправильно было бы сказать, что они приехали из Германии - Германии еще не было - это было до Бисмарка, до объединения разрозненных немецких княжеств под властью кайзера... Прадед, служивший поваром на пароходе, который пересекал Атлантику, решил искать лучшей жизни в заокеанском далеке. Семья была большая-шестеро сыновей и, видимо, денег на билеты не было. И как гласит семейная устная хроника, в каждый рейс он брал по одному сыну и зайцем перевозил через океан. Трое сыновей осели недалеко от Нью Йорка, а трое - в Иллинойсе. Европейские эмигранты, которые начали обрабатывать целину и ценой тяжелого труда и лишений
  
  
  стали американскими фермерами - целая эпоха в исто рии Соединенных Штатов Америки. Я отсылаю читателя к прекрасному роману Виллы Катер "Антония", написанному на эту тему в начале 20 века.
   Дед Питера добился успеха-купил ферму, которую арендовал много лет и построил дом. Он был очень ува жаемый в округе человек и набожный лютеранин. По его инициативе в поселке была построена церковь и при ней школа, в которой дети учились до 6 класса на род ном немецком языке. Единственный его внук - Питер- первым в семье пошел в англоязычную школу. Немецкий Питер выучил только в колледже - ему с детства хотелось понять, о чем говорили взрослые.
  
  
  
   Питер родился, когда бабушки и дедушки уже не было на свете, но зато у него было как бы трое родителей. Ни брат, ни сестра его матери не завели своих семей, и Питер стал их единственным общим сыном. Дядя был ему отцом, а нежно и преданно любившая его тетя-второй матерью. Дядя брал его с собой на охоту и рыбалку, и еще мальчиком Питер полюбил и то, и другое. Усвоил он и правило -охотиться только, чтобы добыть себе обед. Рыбак он был отменный, и подростком ловил рыбу для зара ботка - продавал ее в китайские рестораны. Деньги нужны были ему для того, чтобы учиться водить само лет: он мечтал стать летчиком, но это было не суждено. Он получил хорошее образование, стал инженеромтеп лотехником и успешно работал в солидной фирме в Чи каго.
  Его мать, и дядя, и тетя так и жили до самой смерти в отцовском доме на ферме. В отличие от своего отца, землю они не обрабатывали-сдавали в аренду, а сами
  
  работали в других местах. Их всех похоронил Питер - первой ушла мать, когда ему было 28 лет. А последней- ослепшая любимая тетя, за которой он ухаживал до тихой ее смерти в тот памятный год, когда встретил Олесю. Ему было 49 лет.
  
  
  
   Года за три до их встречи, в проектной группе, где Питер был главным инженером, появился новый сотрудник, эмигрант из СССР. Однажды он спросил Питера, почему он не женат. Питер ответил-как отвечал всем- потому что до сих пор не встретил женщину, тонкую, как гитара, и с самым большим на свете сердцем. Человек этот был знаком с Олесей - ее знали все те эмигранты в Чикаго, что ходили на встречи с русскими писателями и поэтами, которые устраивал клуб "Пегас", любимое Олесино детище. Услышав полушутливое (но только- полу-это было ясно) это определение, он подумал, что оно почти точно описывает Олесю. С переездом в США Олеся очень похудела, и всегда стройная ее талия стала совсем тонкой. Что касается Олесиного сердца - никто, из знакомых с ней людей не сомневался в том, что оно большое. И он сказал Питеру, что такая женщина не только есть на свете, но живет прямо здесь, в Чикаго, и он даже может дать ее телефон.
  
  
  
  Время от времени, Питер звонил Олесе, ссылаясь на этого общего знакомого, и предлагал встретиться. И каждый раз она спрашивала его, заключит ли он дого вор на установку водяного фильтра. Она спрашивала это у всех - заработок, который приносило ей распространение фильтров, давал ей возможность свести концы с
  
   концами - доход от салона был очень невелик. И каж дый раз Питер отвечал: нет, фильтра он устанавливать не будет. И она говорила ему, что у нее нет времени с ним встретиться.
  
  
  
  За пару лет он узнал о ней довольно много от своего сослуживца, и в один прекрасный день решил непре менно с ней познакомиться. Около полудня, когда гро мадный и без того оживленный Чикаго устремляется на обеденный перерыв, он подъехал к тому месту, где находилось далекое от процветания Олесино заведение и позвонил Олесе. Удача ему сопутствовала - она была на месте.
  - Так случилось,-сказал Питер,-что он здесь не подалеку, почти рядом. Не согласиться ли она разделить с ним ланч?-И на последовавший традиционный вопрос-подпишет ли он соглашение на установку водяного фильтра-на этот раз он ответил утвердительно.
  После короткого молчания, которое он не мог не за метить и правильно истолковал как колебание, Олеся сказала, что освободится через полчаса и что он может за ней заехать.
   Эти полчаса он провел, сидя в своей машине, которая была припаркована почти рядом с салоном. Олеся же в спешке принимала душ и одевалась - только за не сколько минут до его звонка она кончила делать массаж- клиентка была толстая и привередливая. Единственная сотрудница - молоденькая девочка, которую Олеся опекала и с которой дружила, стояла с бумагами в руках- соглашением на установку водяного фильтра.
  -Дай еще два экземпляра! Чем черт не шутит!-
  бросила Олеся, докрашивая губы.
  
  Его ровесница, мать двух взрослых детей, еврейка из Советского Союза, недавняя и, понятно, неимущая эмигрантка с плохим английским языком, она была су ществом с другой планеты. Незнакомая, не похожая на других, нездешнего оперения птица, случайно залетев шая в его привычную, правильно и хорошо устроенную жизнь. В которой всему было отведено определенное место - работе, молитве, охоте, рыбалке и, конечно, связям с женщинами.
  Привыкший к раздумью и неторопливым решениям, не любивший перемен и никогда к ним не стремив шийся, немолодой холостяк, почти полвека проживший на одном месте, который никогда ни одной своей по друге не предложил разделить его жизнь, как мог он в эти полчаса решиться предложить свою руку и сердце этой незнакомке с кошачьими глазами?! Многие тогда говорили ему, что он сошел с ума. С того дня прошло двадцать лет, и те же люди удивляются его мудрости.
  
  
  
   Может быть, это было мудростью - Питер не знает. Он знает только, что не анализируя и не ища резонов, он смотрел в ее серозеленые глаза и ему хотелось, чтобы этот ланч никогда не кончался. Он слушал ее чуть хрипловатый с таким - как ему казалось -знакомым акцентом голос и подписывал бумаги, которые она принесла. Он не вслушивался в то, что она ему говорила. Эти дурацкие фильтры были ему совершенно не нужны, но разве это имело какоенибудь значение в эти минуты, когда единственное, что было важно - удержать ее как можно дольше ?! У него было четкое чувство, что если он расстанется с ней-его жизнь опустеет. И он старался затянуть немудрый процесс подписывания соглашений,
  
  и почти с отчаянием видел, что их всего три, конец бли зок - и подписыванию, и ланчу - им уже несли кофе... И - в какомто смысле неожиданно для самого себя -он спросил ее, не выйдет ли она за него замуж.
  Сначала Олеся думала, что она ослышалась или по няла чтото не так. Замолчав, она посмотрела в его мо лящие, почти подетски ясные глаза и почувствовала, что не может ни засмеяться, ни пошутить. Он был беззащитен. Беззащитность была призывом о помощи, и большое сердце Олеси не могло оставить этот молчали вый призыв без ответа.
  Откликнуться-был самый естественный для нее поступок, первый импульс ее натуры. Она увидела, что этот очень большой немногословный человек нуждается в ней - и невозможно, просто безжалостно было бы его оттолкнуть.
  
  
  
  Ни Питер, ни Олеся, рассказывая о первой своей встрече, не употребляли слово "любовь" или "любовь с первого взгляда" - нет. Они не утверждали, что внезапно влюбились друг в друга.
  "Просто,- объяснил мне Питер,- мне не хотелось ее отпускать. Ни за что! Она была мне необходима."
  "Ну как я могла ему отказать?-сказала Олеся.-Я смотрела в его глаза и понимала, что ничего, кроме "Да" сказать невозможно."
  
  
  
  Олеся никогда не сомневалась в том, что только высшая сила могла создать человеческую душу. Существование души было для Олеси очевидным и не требующим доказательств, как, впрочем, и существование таинственных непознаваемых сил в Природе. Бог, с Олесиной
  
   точки зрения, мог принимать тысячи обличий - суть от этого не менялась. Она не видела оснований формально присоединяться к какой бы то ни было религии, в том числе и еврейской. Питер был лютеранин, человек глубоко верующий и религиозный. На их общую удачу, лютеранская церковь допускает браки с иноверцами, и, разумеется, Олеся ничего не имела против традиционного обряда. Через четыре месяца после их первой встречи, они венчались в церкви, в которой молилось два поколения предков Питера и-почти полвека-он сам.
  
  
  
   Когдато все романы кончались свадьбой, после ко торой предположительно воцарялось полное счастье. Описывать счастье никто не брался-да и как его опи сать? Это как боль-ее чувствуешь-но разве опишешь? Я признаю также свою неспособность описать плотские радости, испытанные героями, хотя это стало чрезвычайно модным и как бы обязательным-любой бестселлер содержит описание оргазма, потрясшего героиню, умалчивая, как правило, о чувствах героя, зато подробно описывая последовательность его действий. Я берусь просто перечислить разные жизненные обстоятельства, сопровождавшие этот вызвавший всеобщее изумление и среди знакомых Питера, и среди знакомых Олеси, брак. Не удивлен был только Олесин любимый брат. Он не сомневался в безупречной интуиции своей сестренки и оказался прав. И если при первом знакомстве Питер ему просто понравился - потом они подружились. Дружба эта длилась много лет-до внезапной смерти брата от инфаркта - горя, равного которому не было в Олесиной жизни. То, что Питер был с ней рядом, когда это случилось, было бесценным подарком судьбы.
  Самым главным, определившим их счастливую
  
  жизнь вдвоем, был тот факт, что Питер принял Олесю в свое сердце целиком. Это "целиком" означало многое, но прежде всего то, что он принял как своих собствен ных ее взрослого сына и дочь-бесконечно любимых ею детей, которые были неотъемлемой ее частью и требовали постоянного внимания и работы души-не говоря уже о расходах. Они - и родившиеся много позже их дети,а не только Олеся стали его собственной любимой и любящей семьей.
  
  
  
  Олеся продала свой салон, елееле хватило на то, чтобы вернуть давний долг брату, но она была в вос торге - гора свалилась с плеч. Прекратила она и свою деятельность в качестве агента по установке водяных фильтров. "А то еще выйдешь замуж!"-шутил Питер. Он настаивал на том, чтобы она немножко передохнула.
   Теперь,впервые в жизни,ей не надо было спешить сломя голову утром на работу. Тем не менее, она попрежнему вставала очень рано - накормить Питера завтраком и проводить его на работу. Питер и не думал просить ее готовить ему завтрак - она делала это из чистого удовольствия. Ощущение защищенности и ком форта было настоящей роскошью. И сердце Олеси было переполнено благодарностью. Постепенно она полю била все, что касалось Питера, включая его прошлое. Она много думала о его семье, которая обрабатывала землю больше ста лет, и понимала, почему Питер ни за что не хочет расстаться с фермой, хотя того, что прино сила аренда, еле хватало на налоги. Она полюбила ста рый дом, в котором когдато не захотела жить, и огром ный шкаф, сделанный дедом Питера, вокруг которого этот дом и был построен.
  Они жили то в своем новом доме, который Питер ку
  
  пил перед свадьбой, то на ферме. Впервые в жизни у нее не было нужды зарабатывать себе на хлеб, но просто сидеть дома ей не хотелось. Питер это понимал и помог найти хорошее место - она стала преподавать русский язык в колледже. Платили ей по часам, и денег она зарабатывала совсем немного, но для души это было очень хорошо. Много было работы и в доме, и в саду, и все время возникали люди, которые нуждались в помощи или просто поддержке. Олесины двери всегда были распахнуты для родственников и друзей, их детей, друзей ее детей и так далее, и так далее... И очень часто у нее ктонибудь жил. Так было в ее первой единственной комнате на Арбате, так было в ее обоих московских квартирах, так было в ее более чем скромном помещении в Чикаго, и, конечно, так продолжалось в их с Питером доме. Еще в Москве не было для нее большего удовольствия, чем посадить за стол голодных замерзших детей - своих и чужих, которых она всегда привечала, и налить им щедрые порции горячего и не какогонибудь, а настоящего украинского борща с сочными кусками говядины. Борщом этим, действительно упоительно вкусным, Олеся гордилась и с верой в чудодейственную его силу варила его в своей новой кухне в предместье Чикаго.
  В обоих их домах всегда ктонибудь гостил, а иные жили месяцами, обедал или просто заглядывал - по греться в тепле, которое излучала Олеся. Питер, при выкший к совсем другому укладу, не только не протестовал против несколько суматошного этого об раза жизни - он поддерживал Олесю во всем.
  
  
  
  В навсегда памятном всем моим соотечественникам
  1991 году, страна, из которой на десятилетие раньше уехала Олеся, перестала существовать. На знаменах
  
  этой последней на сегодняшний день русской револю ции было написано :
  -Да здравствует приватизация! Вперед-к частной собственности!
   Деловые люди во всем мире обратили свои взоры к России как к новейшему источнику прибыли. Среди них было много бывших россиян, что понятно - у них было преимущество-знание языка и страны, которое давало возможность быстро устанавливать новые дело вые контакты и возобновлять старые связи.
   Олеся всегда ощущала свою неразрывную связь с Россией, и все, что происходило на покинутой ею ро дине, близко ее касалось. Но взоры ее обратились не к бизнесу, а совсем в другую сторону. Когда спала эйфо рия, связанная с политическими переменами, стало ясно, что заря капитализма принесла процветание только перестроившейся партийной верхушке, а для большинства настали тяжелые времена. И, как всегда в таких случаях, хуже всего приходилось одиноким стари кам и детям, у которых не было родителей - воспитан никам детских домов. Олеся любила детей - и не только своих, а всяких и особенно неблагополучных и от этого еще более беззащитных. Сам факт сиротства всегда казался ей ужасным горем. Кусок не лез Олесе в горло, когда она представляла себе тысячи этих брошенных детей, до которых не стало дела их единственному защитнику - государству. Она не могла помочь тысячам, да и не взялась бы за чтонибудь глобальнонеопреде ленное. Олеся была человек конкретный.
  Ей представилось реальным брать из какогонибудь московского детского дома человек двадцать больных детей и привозить их на все лето в Чикаго - подлечить и подкормить. "Понимаешь,- объясняла мне Олеся, -
  
  мне ужасно хотелось, чтобы они поели помидоров от души!"
   Когда от знакомого летчика она узнала, что на рейсе Москва-Чикаго всегда есть пустые места, у нее возникла идея просить Аэрофлот перевозить детей на непроданных местах бесплатно. И Олеся поехала к директору Чикагского агентства-за поддержкой и с просьбой уговорить высшее начальство авиалинии.
  Формальных бумажных трудностей было очень много, и пришлось создать и зарегестрировать организацию. Была эта организация, как говорили в СССР, на общественных начала ,т.е. люди работали в ней бесплатно. Они нашли американские семьи, готовые принять детей на лето (Олеся с Питером брали к себе пятерых самых неблагополучных сирот), врачей, согласившихся лечить детей бесплатно, и так далее.
   Легко догадаться, что поднять такое дело было ох как непросто даже при Олесиной энергии. Если бы ни помощь Питера и прихожан церкви, к которой он при надлежал, ей одной бы не справиться. На призыв по мочь откликнулись люди, исповедовавшие многие рели гии, и атеисты, представители самых разных социальных групп. Не было среди них только Олесиных бывших соотечественников - но она их не судила. Она вообще была человек легкий и принимала людей такими, какие они есть. Олеся понимала, что отнюдь не всем, как ей, доставляет удовольствие возиться с детьми. Она никогда не была укором менее душевно щедрым или просто менее энергичным людям потому что не ощущала себя жертвой своих добрых деяний. То, что она делала - она делала для себя - ей хотелось сделать счастливыми всех вокруг - это было компонентом ее собственного счастья.
  
  Если бы она, следуя примеру многих, начала ввозить в Россию мороженые куриные ножки, подержанные тряпки или другой необходимый массовому покупа телю дешевый товар, она, которая всегда умела быстро и правильно сориентироваться, наверняка заработала бы очень хорошие деньги. Но зато ей пришлось бы находиться в контакте с людьми, смысл деятельности которых сводится к формуле "купить подешевле - продать подороже", какие бы знаменитые школы бизнеса они ни кончали.
  Олеся не искала прибыли,с полного согласия Пи тера она жертвовала собственные деньги. Деятельность ее не оплачивалась, как и деятельность всех тех людей, которые участвовали в этом успешном проекте - от со стоятельных хирургов, которые оперировали детей из России бесплатно, до американских семей скромного достатка, бравших сирот к себе. И потому она встретила и нашла друзей среди самых отборных американцев - самых лучших - тех, кто не может пройти мимо чужого горя. И эта открывшаяся ей Америка тронула ее до глубины души, и она полюбила ее навсегда.
  
  
  
  Начиная с 1996 года русская мафия начала "на езжать" на все, что касалось сирот - потенциального объекта торговли. И хотя их проект не ставил своей за дачей найти желающих усыновить детей, тем не менее припятствия к выезду сирот из России, сделались прак тически непреодолимыми. Но четыре года, вернее, че тыре лета, которые были полны детских голосов, Олеся считает самым счастливым в своей жизни временем. Потому что счастье, как объяснила Олеся - в любви. Человек счастлив только тогда, когда он находится в состоянии любви-все равно к чему.
  
  -А деньги,-провокационно спросила я. -Надо ли любить деньги?
  -Ни в коем случае! - воскликнула Олеся, и мы обе засмеялись. Совсем недавно им стало ясно, что придется продать большую часть фермы, к которой подступило предместье Чикаго. Земля эта теперь стоит очень дорого. Питер планирует купить ферму гденибудь в Арканзасе - ему обязательно хочется оставить землю в наследство внукам.
  
  
  
  После тяжелой операции на сердце Питер ушел в от ставку, и они отпраздновали начало новой жизни по ездкой в Европу, в которую давно собирались,но никак не могли найти свободного времени съездить. Обычно Питер проводил свой отпуск в Висконсине, в лесу.
  
  
  
  Они путешествовали на пароходе и на машине - долго и обстоятельно. В частности, они поехали в Ган новер - посмотреть на места, из которых 150 лет назад увез свою семью за океан прадед Питера в поисках луч шей доли. И - ну как не изумиться вместе с Олесей очередному совпадению! - местечко, из которого Фамбурги уехали на юг России на 100 лет раньше -совсем неподалеку. Это давнымдавно выяснил Олесин любимый брат, который в последние годы своей жизни интересовался историей своей семьи.
  
  
  
  Эти сумасшедшие Олеся и Питер не сомневаются, что их встреча была запланирована Свыше. Только Пи тер верит, что на то Божья воля, а Олеся-что Судьба. Но оба они верят, что предки их покинули Северную Ев
  
  
  ропу только для того, чтобы Олеся и Питер встретились в Чикаго. А когда я поддразниваю Олесю и говорю, что, казалось бы, проще было бы всем остаться на месте и встретиться на ярмарке в Ганновере, Олеся говорит мне:
  
  
  
  -Ну что ты, Ленуся! Ведь меня, скорее всего, со жгли бы в печке! Какая уж там встреча!
  И смеется - как смеются только счастливые люди.
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"