Солнце закрыла тень. Я загородил глаза, прищуриваясь, и из разноцветных кругов выплыл образ Олвиша, и приказал:
- Идите за мной.
Раскаленный золотой воздух дрожал и переливался. Над полями, плодовыми садами, квадратами усадеб, домами, глубокими взрытыми следами на земле от вражеских машин. Шатер Олвиша стоял в стороне - серый, с белым ромбом на каждой стороне.
- Вы теряете контроль, - категорично объявил высший, зарываясь в вещи, лежащие на раскладном столе. В шатре оказался порядочный бардак, но это была характерная черта всех Элкайт.
Я сложил руки перед собой, переплетая пальцы, и улыбнулся:
- Нет.
Олвиш поднял голову, и недружелюбно заметил:
- Это еще хуже.
- Тогда да.
- Светлый Источник проявляет себя в этом мире. Отравление силой Заарнея вынуждает его бороться. И он черпает образ мира из вашей головы. У магистров огромная власть.
Тени, которые я видел краем глаза, одновременно кивнули.
Я продолжал стоять, с интересом смотря на него. В моей голове не было ничего, что стоило быть озвученным. Но неудивительно, отчего наш мир так плох.
- Эмпаты могут отражать и преломлять в себе чужие чаяния, создавая образ, который соответствует чужим надеждам. Люди видят в вас то, что хотят. И символ подчиняет их. Магистром должен становиться только достойный. А вы - вы вытаскиваете из людей желание снять ответственность и отдать свои жизни тому, кто будет ими управлять, желание безусловной любви того, кто управляет, и желание безусловной веры тому, кто управляет, и желание чувствовать власть, которую дает безусловная вера, вы разрушаете их, - Олвиш с трудом перевел дыхание. Создавалось впечатление, что он повторяет чужие слова; Элкайт были практичны и не рассуждали о том, название чему не могли подобрать. - Вы ломаете этот мир.
- Так почему вы меня не остановите?
Олвиш оперся о стол, внезапно показавшись очень усталым, и вытянул из стопки хлама тонкую брошюру:
- Вы - следствие, а не причина.
Я знал, что он не сможет. Олвиш уже проиграл.
Брошюра называлась "Власть над миром". Правда, завлекательное название было старательно перечеркнуто, а под ним значилось унылое "Эмпатия и деструктивные культы: профилактика и предупреждение".
Внутренний контроль: для внутреннего использования. Между страницами были вложены старые пожелтевшие вырезки с отпечатанными на машинке буквами, которые перемежались записями от руки.
Я осторожно провел по обложке. Получить весточку от сородичей здесь, среди темных, было внезапно, но приятно. Моя гильдия была мертва, но она все еще поддерживала меня.
- Мэвер совал это каждому. Все уши прожужжал своей светлой угрозой, - по лицу Олвиша ясно читалось, что он думает о высшем темном маге, который пытается напугать других высших темных светленькими. Но сдерживался Олвиш недолго, от души бухнув: - Мэвер был помешан на светлой магии.
Я едва не швырнул брошюру на пол, но остановился, придерживая ее двумя пальцами.
Время шло так громко, что я мог услышать щелканье движущихся шестеренок.
- Расскажите мне о Мэвере.
Олвиш не стал задумываться о причине вопроса, подыскивая ответ. Олвиш был не склонен задумываться - он выполнял то, что от него требовали. Должно быть, ответ не мог быть найден сразу: Мэвер был для него одним из множества магов, и эта мысль была чудовищно странной.
- У Мэвера была своя особая картина мира. Когда ее нарушали, он приходил в ярость, - наконец определился Олвиш, и внезапно выдал иное, куда более искреннее и уничижительное: - Он составлял досье на Ишенгу.
Я потерялся между раздражением и весельем. Мэвер был слишком низок, слишком ничтожен, чтобы бросить тень на имя моего магистра, находясь с ним рядом в одной фразе.
А ведь Олвиш мог бы знать Ишенгу до того, как тот стал магистром. Видеть его, работать с ним, быть соратником, а не слабым эхом. Вместе участвовать в перевороте. И точно так же отвечать, или не отвечать, на назойливые вопросы о нем. Мысли об этом вызывали головокружение. Я никогда не считал, что прожил слишком мало, я прожил достаточно, но некоторые люди жили гораздо дольше.
- И что же? - я не узнал собственный голос.
- Он считал Ишенгу загорцем, и никто не мог его переубедить. Ради эксперимента он взялся обучать загорца, и никто не мог его переубедить.
- И что же загорец?
- В этой картине мира он был хорошим учеником, или был бы мертв.
Мы замолчали одновременно. Олвиш неловко двинулся, сшибив со стола заготовки под амулеты и коробку с цветными мелками, переворошенные во время поисков, и то ли приказал, то ли попросил:
- Остановите это.
Сейчас его эмоции звучали гораздо мягче - без приязни, но лишенные и враждебности. Олвиш... пытался мне помочь? Я не вызывал у него восторга; он считал меня плохим магистром, но ему было не все равно. Очень немногим людям не все равно.
Хотя не стоило обманываться. Олвиш был человеком, который сделал выбор и следовал ему со всей жесткостью. Я мог бы ему помочь. Наверное.
- Если бы вы позволили, Олвиш, я мог бы...
Дыхание перехватило; внутри родилась боль, словно в горло напихали битого стекла, и теперь острые осколки разрывали изнутри. Тени рванулись ко мне - остановить? удержать? разорвать на части? Где-то далеко в сердце мира гигантский механизм заскрипел, останавливая движение, и я ощутил, как зубья шестеренок вгрызаются в тело, перемалывая между собой...
Мрак скопился за спиной Олвиша, хохоча надо мной тысячей голосов. Крича от боли тысячей голосов. Олвиш равнодушно глядел сверху вниз.
- Мне не нужна ваша милость.
Нет.
Тени поддерживали меня, не давая упасть - тени всегда поддерживали меня. Я сложил брошюру и спрятал в карман, и вежливо кивнул на прощание.
Мэвер говорил, что мне никогда не подняться.
Мэвер... Мэвер был ступенькой.
Голова закружилась, когда я отошел от шатра достаточно далеко. Солнечный день вновь пошел отвратительными пятнами.
- Магистр! - меня подхватили под руки, и я не сразу понял, тени это или живые люди. Камилла и Юджин испуганно обступили меня с двух сторон, прикрывая щитами и закрывая от других. Я выпрямился, одновременно принимая умиротворенный вид и заглушая эмпатический сигнал, не позволяя панике пойти дальше по сети. Боль пульсировала в переносице, сдавливала виски, и казалось, что сейчас носом хлынет кровь - но нет, не хлынула.
Юна стояла в нескольких шагах, с ужасом глядя на меня. Пальцы ее были залеплены пластырем; кажется, она все-таки проверяла безопасность механизмов на собственном опыте.
- А... - она издала нечленораздельный звук и шумно задышала, словно снова позабыв, как разговаривать. Юджин прижал дочь к себе, гладя по голове. Камилла опустила взгляд на позабытые колышки в руках - семья Аджент расчерчивала лагерь под защитную печать, и я вызвал их потому, что они были самыми сильными среди бывших изгнанников - и начала доклад обычным тоном, стремясь поскорее загладить происшествие.
Адженты всегда были удивительно понятливы. Мои славные запасные фишки.
- Мне не очень здесь нравится, магистр. Если это место сумели захватить северные, захватят и заарны, - туман скользнул в ее глазах всего на мгновение, сменившись привычным ожесточением. - Если бы мы только могли разместиться в поместье Аджент...
Я покачал головой. Поместье Аджент было широко известно в узких кругах двумя вещами: там росли будущие великие маги, тройняшки Элкайт, убийцы Элкайт, и сейчас на его месте было глубокое озеро.
Олвиш вышел из шатра; заметив нас, он замедлил шаг, но продолжил идти. Юджин с присвистом выдохнул воздух через стиснутые зубы, обнимая Юну крепче; Камилла гордо вскинула голову, обливая высшего презрением. Я затаил дыхание, но они разминулись, не сказав друг другу ни слова.
Юна выкрутилась из удерживающих ее рук и уставилась вслед высшему своим обычным тяжелым сумрачным взглядом исподлобья. Юна была необычайно хмурым ребенком; последним человеком, которого я видел с таким взглядом, был Юрий.
Народ продолжал прибывать в Иву. Ива собиралась стать нашим опорным пунктом обороны, темные ставили лагерь, и, вспоминая то, что я видел вчера, простора в городе Ива стало больше, а домов - меньше.
Но мы в любом случае можем все свалить на северных. Зачем еще нужны враги, если не валить на них все плохое?
Приехавшие вместе со всеми светлые говорили с Кайей и выглядели счастливыми. По-настоящему живыми. Но это все ушло, когда они приветствовали меня. Я не стал тревожить Кайю - сейчас - ему все равно некуда отсюда деваться.
Там, где я недавно общался с пауками, на самом видном месте, висели насаженные на железные штыри два трупа. Как бабочки на иголках. Жители Ивы уходили в убежище в спешке, вряд ли успев прихватить с собой вещи, многие зажиточные дома оказались брошенными и так и манили. Стоящий рядом с ближним трупом Джиллиан быстро оглянулся на меня, преисполняясь величественного презрения, и продолжил изящными каллиграфическими буквами вырезать у него на лице "мародер".
Возможно, то происшествие в лесной избушке, когда Джиллиан содрал с меня лоскут кожи с выжженной рыбой, не было единичным поступком отчаявшегося человека. Возможно, он просто был садистом.
Я скользнул по ним всем размытым взглядом, растворяясь в потоке эмоций. Джиллиан излучал правильность и законность каждым движением; болтающимся рядом темным происходящее просто нравилось. С другой стороны, расстелив покрывало под деревом, в полном составе обедала семья Наро.
- Это дикость.
Я окунулся в сосредоточенное возмущение Бринвен, пропуская его через себя, и ответил:
- Это так.
Чем выше в обществе уровень жестокости, тем хуже общество. Потому что к жестокости привыкают, и там, где раньше хватало легкого наказания, скоро потребуется публичная казнь, а потом перестанет действовать и она. Там, где убивают так легко, где умирают так легко, жизнь теряет ценность. Если для того, чтобы поддержать порядок, требуется вывесить перед всеми изуродованный труп, и даже он едва ли подействует, или подействует не на всех, то в голове у этих людей явно что-то поломалось.
Боль ничего не стоит, и горе ничего не стоит, и жизнь ничего не стоит, ничего - пустота.
От группки темных оторвался один, приближаясь. Я уже начал узнавать их по специфическому звучанию эмоций и магии. Все оттенки грязи, как бы грубо ни звучало. Перед мысленным взором встал футляр с ампулами, и мне потребовалось усилие, чтобы заставить себя забыть.
- Мой магистр, темный магистр Шеннейр сообщает, что заедет за вами, - Бретт почтительно прижал ладонь к сердцу, легко кланяясь и демонстративно не смотря на Бринвен. Передавать мне послание лично не имело ни малейшей надобности, но Бретт не мог упустить шанс помаячить перед начальством и продемонстрировать исполнительность после сделанного просчета. Наказание на его моральном состоянии не сказалось. Впрочем, я сомневался, что оно было способно.
От движения рукав задрался, обнажая вспухшие красные линии, и Бретт поспешно одернул форму. Я коротко кивнул в ответ и отвернулся, краем глаза заметив, как Бретт обменивается злобными взглядами с пятью Наро; Джиллиан тщательно протер нож и спрятал в ножны. Что-то между ними произошло, возможно, что-то вроде честной темной дуэли шестеро на одного.
Бринвен разжала стиснутые на древке посоха пальцы и взвешенно произнесла:
- Мне не нравится то, что происходит... магистр.
Я отвлекся от наблюдения за тем, как Бретт удаляется прочь, как он оборачивается к возникшему рядом Иллерни, и темные перешептываются, склонив головы друг к другу, и перевел пристальный взгляд на рыжую волшебницу. Интересно, если один из моих светлых трагически умрет, будет ли это хорошим поводом потребовать с темных компенсации и усиления моего контроля над оставшимися?
Разумеется, это плохие мысли.
- Вы общаетесь с темными как будто они ваши друзья.
Очень смешная шутка, Бринвен.
- Твои слова мне печальны, - я подал ей руку, с удовлетворением отмечая оттенок вины. - Но нам многим приходится поступаться.
Сейчас мы все равно ничего не можем поменять.
Северные напали совершенно не вовремя. Война всегда подыгрывала темным. Война давала им оправдание, придавала полезность. Во время войны вся страна откладывала разногласия, любое недовольство темными, и принималась им помогать. И светлая гильдия; защита страны - наш долг. Надо ли говорить, что мирные времена в Аринди становились все короче, а войны - все чаще.
Наро поспешно освободили нам место, окружая площадку непроницаемым куполом. Бринвен опустилась на покрывало рядом, положив на колени посох и нервно поглаживая вырезанную на древке виноградную гроздь. Я собирался закончить семейный-фамильный вопрос, не давая сторонам возможности подготовиться и найти множество уловок. Тем более, я подозревал, что клан Наро так и будет таскаться следом за Бринвен, махнув рукой на обязанности.
Мелисса, бывшая супруга Михаэля Наро, их двое сыновей, брат Михаэля Миэлле и его дочь. Сейчас власть над кланом по старшинству взяли Мелисса и Миэлле; младшее поколение устроилось за их спинами. Наверняка сейчас они живо чувствовали, как не хватает погибших и насколько их осталось мало.
Все черноглазые, невысокие, но странно изящные. Кровь колонистов, смешанная с древней кровью этой земли, давала удивительно приятные сочетания. Мирринийке порой были красивы, отталкивающе красивы; ашери никто не видел, но, по слухам, они были страшны.
Еще древняя кровь приносила жестокость и безумие. Но, глядя на каких-нибудь Наро, хотелось сказать, что древняя кровь серьезно выдохлась.
- Мы - древняя семья Наро, - торжественно начал Миэлле, и сразу зашел с козырей: - У нас есть особняк на Побережье, семейное поместье под Астрой, плантация оливы и фруктовые сады, собственный виноградник, небольшое семейное дело. Семье Наро более двухсот лет, все ее представители были магами, мы связаны родством со знатнейшими семьями Аринди, и сейчас мы, темная ветвь семьи, занимаем посты в северном подразделении Аннер-Шэн... то есть нашей общей объединенной гильдии и пограничной службе.
Перечисление заинтересовало меня куда больше, чем Бринвен. По нашим тяжелым временам эта семейка слишком хорошо жила. Наро были вовсе не просты: как смешанный род темных и светлых, их должны были пустить под нож первыми, или заставить сражаться друг с другом, доказывая лояльность. Элкайт не пожалели, а Наро... Наро - такая мелочевка. В самоубийстве Михаэля я видел ответ - предполагала ли сделка осознанной жертвы светлой родни или темные всего лишь предпочли закрыть глаза. Раньше Наро прикрывал Алин, Алин поставил на границу своего человека, чтобы не мешал проворачивать темные дела, но и после смерти Алина ничего не поменялось.
Бринвен сложила руки на груди и объявила:
- А меня зовут Бринвен, я светлый маг и у меня ничего нет.
Столь жесткое вступление клановцев не смутило. Древняя семья Наро видела и не такое.
- Вот поэтому вы и должны войти в наш клан, - заявил кто-то из младших. - Мы дадим вам особняк, и у вас будет, где жить.
За срыв переговоров старшие явно не были благодарны. Но Бринвен немного расслабилась - воспринимать угрозу как прежде у нее теперь не получалось.
- Зачем вам это надо?
- Это наш долг, - ответила Мелисса. - И наш долг перед светлой ветвью.
Отчасти я их понимал. Их вело чувство вины - чувство вины перед светлыми Наро и перед Михаэлем. И необходимость искупления. Они будут стоять на своем, даже если на месте Бринвен будет шестилапая одноглазая заарнейская тварь, но, учитывая, что Бринвен не шестилапая тварь, а взрослая женщина ла'эр с хорошими способностями и перспективами, цели Наро вполне прагматичны. Семья Наро в критическом состоянии, их осталось мало, прежние покровители мертвы, сильных магов среди них нет. Наверняка в мечтах они видели, как Бринвен поднимается вверх в иерархии, тянет новых родственников за собой, и клан Наро взлетает к вершинам славы.
А Бринвен требовалась поддержка. Бринвен была сильной, но слишком негибкой. Если со мной что-нибудь случится, она умрет первой.
- Я не могу сказать, что знала светлых Наро близко...
Миэлле сделал круговое движение ладонью, словно отметал любые возражения:
- Они были хорошими людьми?
- Да.
- Тогда как вы могли не быть друзьями?
- Какие обязанности вступление в клан накладывает на Бринвен? - перехватил инициативу я. - Что ей предписано, что запрещено? Будет ли она вольна в выборе работы, партнера, распоряжении имуществом и деньгами? Ее дети будут принадлежать ей или клану? Они будут свободны в выборе своей судьбы? Что случится, если интересы клана разойдутся с интересами гильдии или самой Бринвен?
Кланы подчиняют себе ничуть не хуже, чем гильдии; за исключением того, что в кланах рождаются. То, что я говорил, для клановых ашео звучало бессмыслицей, клановым ашео эти вопросы и не приходили в голову. Интересы семьи - их интересы.
Наро становились унылей и унылей, уже сомневаясь, не зря ли позвали на переговоры магистра. Бринвен мрачнела с каждым пунктом, но я мог бы ей сказать - и скажу позднее - что мнение Наро можно смело не учитывать. Над ней не довлела сила кровной связи. Но я сразу очерчивал границы.
- Мы - семья, - осторожно, подбирая слова, начала Мелисса. - Мы поддерживаем друг друга и защищаем.
- Можно ли выйти из клана и отказаться от родового имени?
Мелисса и Миэлле переглянулись чуть ли не с ужасом. Исключение из клана для ашео было величайшим позором и кошмаром: для преступника и для семьи. Поэтому семья предпочитала убить, чем изгнать. Одна мысль о том, что будущий родственник планирует пути отхода еще не войдя в семью, приводила Наро в шок.
- Соотносительно нашему призванию, семья Наро тесно связана с приграничьем, - словно приняв решение, Миэлле напряженно подался вперед. Начиналось то, ради чего мы и собрались сегодня здесь. - Приграничье и Хора - удивительные места, которые, к моему изумлению, недооценивают у нас на родине. Прохлада, куда так и тянет сбежать, если в Аринди становится слишком жарко. У нас там множество друзей, которые с удовольствием укроют вас от непогоды, если у вас или ваших друзей появится желание посетить эти необыкновенно красивые земли. В одиночку в туманах Хоры легко заблудиться на целых семь лет... даже магистр подтвердит это нам.
Я встал, положив Бринвен руку на плечо, и пристально глядя на темных. Сейчас семья Наро чуть ли не прямым текстом говорила об открытом коридоре в приграничье и цепи скрытых убежищ, если светлым придется бежать. Сладким посулам гильдии Наро больше не верили. Но важным было не то, что они предлагали - я достаточно знал Хору, и там не так просто спрятаться - важно то, что они были готовы пойти против своих. Готовы выступить против темных.
- А вот на вашем посохе... - снова начал кто-то из младших, и Бринвен сдвинула артефакт в сторону, прикрывая его рукой.
- Что?
- Виноградная гроздь. А у нас есть виноградник. Это знак!
- Бринвен Наро не звучит, - смешок Бринвен прозвучал надрывно и жалко.
- Фамилия "Наро" все делает лучше, - уверенно заверили ее. Мелисса не выдержала и метнула взгляд за спину, кажется, досадуя, что не вырвала язык своему потомку заранее, а затем повернулась к Бринвен. И тревожно, с затаенной надеждой - расчетливо и разумно, если помнишь, что говоришь со светлой - спросила:
- Какими были наши светлые? Как... как они умерли?
Я еще раз коснулся плеча Бринвен и пошел прочь.
Ночь наступала стремительно. Солнце не заходило, а таяло, пожираемое фиолетовой пустотой - там, куда были устремлены все взоры.
На краю лагеря разбили белую целительскую палатку. Я заглянул внутрь, почуяв, что внутри человек, и гадая, кто уже успел в мирном лагере получить травмы. Но Миль стоял над пустой белой койкой и чуть покачивался.
Сначала я старался приблизиться беззвучно, чтобы его не напугать, а потом с шумом, чтобы он наконец меня заметил. Прибытие Миля предполагалось, но я был удивлен, что он сделал это так скоро, и что не забросал меня требованиями организовать торжественную встречу. Или просто не оборвал вызовами переговорный браслет. В большинстве звонков Миля не было ни единого смысла.
- Рейни. Вы здесь, - напряженно откликнулся маг. - Ничего не произошло? Нет, - он резко махнул рукой. - Мне все равно, что произошло, но ведь ничего не случилось?
- Нет.
- Так зачем я сюда пришел?!
Я посмотрел мага, схватившегося за голову так, будто та раскалывалась от смятенных мыслей, или, может быть, от слишком сильных принятых зелий, и ответил:
- По-моему, вы пришли по адресу.
Снаружи послышался сигнал; свет фар пронзил палатку насквозь, и я вынырнул наружу, махнув Милю на прощание.
***
Южный берег. Неделю назад
-Спите спокойно.
Отголоски чужих искр таяли в эмпатическом поле. Я закрыл дверь светлого блока и мысленно отдалился, чтобы лишние эмоции не беспокоили тех, кого я должен оберегать и защищать.
"Вы так много работаете, магистр".
Ночной серпантин освещался ярко. После очередного землетрясения камни расчертили трещины, а дорожные бригады работали круглые сутки, чтобы расчистить обвалы.
"Вы надеваете парадные одеяния, потому что сегодня праздник, магистр?"
На нижних уровнях Нэтара было прохладно. Эта комната для допросов была похожа на предыдущую, но на темно-синей стене висела картина из зеленых кругов и черных полос. Только за матовым стеклом находился не Джиллиан, а щуплый человечек в форме ньенского солдата. Один из тех, кто атаковал Острова и попал в плен. Я не знал, почему Нэттэйдж отобрал именно его, но начальнику внутренней службы, как уроженцу Ньен, было видней.
На первый взгляд жители Ньен напоминали мирринийке с немалой примесью островной крови: темноволосые, но не столь высокие и какие-то нервные и дерганые. По рассказам моих сородичей, они были такими всегда. И сейчас пленник не мог усидеть на месте, вертясь по сторонам, теребя наручники и то и дело вслух обращаясь к стенам, и его просьбы звучали жалобно, но настойчиво. Темные не стали убирать следы побоев, но перед приходом светлого магистра его постарались умыть. Спасибо.
- Подлость и двуличие человеческой натуры, Тсо Кэрэа Рейни, - Нэттэйдж украдкой позевывал, вливая в чашку кофе сливки так, чтобы на пенке получился узор. - Как карателей натравливать - так они первые, а как в плену - так сразу позовите светлых, позовите светлых, мы не виноваты и нам страшно!
Что же здесь не логично?
- Кто он? Почему вы указали на него?
- Шпион. Наушничал между солдатами, докладывал о недовольных властью, - Нэттэйдж закончил рисунок акулы, предложив чашку мне, и, получив отказ, пожал плечами, выпил ее залпом и пожаловался: - Я не могу как Миль не спать ночами.
От открывшейся двери пленник мгновенно встрепенулся. То, что с ним беседуют отдельно неспроста, он уже прекрасно понял, но радость в брошенном на меня взгляде сменилась паникой.
- Светлый магистр Аринди Тсо Кэрэа Рейни, - торжественно представил меня Нэттэйдж, и наслаждаясь видом земляка добавил: - Наш светлый магистр - островитянин.
Я сел в заранее отодвинутое кресло, поправил парадные белоснежные одеяния, и очень светло улыбнулся:
- Свет диктует нам право прощать.
Пленник не поверил, и был абсолютно прав.
Я пододвинул ему заранее принесенный стакан с водой и подождал, пока тот напьется, неуверенно помогая себе скованными руками. Как гласит народная мудрость, хорошие вещи должны быть к месту и ко времени, и поэтому человека не поили специально. Впрочем я ничуть не сомневался, что после темных кто угодно окажется хорошим. Темным не требовалось прилагать усилий, чтобы быть плохими.
- Ваша страна, Ньен открыла границы для Северной коалиции.
Складывать два и два пленник умел. Во-первых, что попавших в плен теперь обменивать не станут, а значит, Аринди нет нужды содержать лишние рты. Во вторых - готов поклясться, у него тоже возникло желание назвать власти Ньен идиотами. Наши народы ближе, чем мы думаем.
- Теперь Северная коалиция считает территорию Ньен своей. Ни вам, ни нам не нужны такие гости. Если Ньен и Аринди объединятся, то выгонят коалицию с наших земель. Вопросы, существующие между нашими странами, мы решим на личной встрече. Как светлый магистр Аринди, я могу гарантировать, что моя страна намерена идти мирным курсом.
Я всей кожей ощутил зловеще нависшую тень Шеннейра и поскорее отмел это чувство.
Надо отдать должное, соображал человек быстро:
- Чт' я должн' сдел'ть?
Говорил он быстро и невнятно, глотая звуки - как и все жители Ньен. Сами жители Ньен считали свой диалект чистейшим всеобщим.
- Вы передадите послание.
Изложить дело не заняло много времени. Теперь в эмоциях жителя Ньен я слышал замешательство, но это было лучше, чем отторжение. Я не собирался требовать невозможного. Ньен никогда не станет доверять нам настолько, чтобы полноценно действовать сообща.
Нэттэйдж обошел стол кругом, заставив пленника беспокойно коситься на себя. Должно быть, Нэттэйджа он знал. Должно быть, лицо Нэттэйджа до сих пор висело в Ньен на плакатах с подписью "он предал Родину". Я не вмешивался, предоставив темному вести свою линию.
Нэттэйдж остановился у пленника за спиной и благочестиво посетовал:
- К сожалению, наш светлый магистр один во всем мире, а подлых трусливых предателей тысячи. На виске у тебя переговорная татуировка, - он дождался, пока пленник начнет ощупывать голову, и понизил голос до вкрадчивости: - Мы добавили туда пару штрихов. Через несколько дней ты начнешь испытывать недомогание, дальше - лихорадка, потом твое мясо будет гнить и слезать с костей, а потом ты умрешь в мучениях. Если ты не обеспечишь встречу со светлым магистром, который снимет проклятие. Ни специалисты Ньен, ни Северной коалиции тебя не вылечат. И не захотят.
Последнее человек понимал вполне. Борьба между нежеланием идти на сделки с врагом и желанием жить была заведомо проигрышной.
- Вы спасаете свою страну, - пришел на помощь я.
- Это сл'жно.
Еще бы страну было спасать легко.
- Вы справитесь, - я величественно поднялся, отметая возможность начать торг. - Сейчас вам выдадут лодку, на которой вы сбежите из плена.
- У меня есть выбор? - неожиданно четко спросил он.
Я остановился на пороге, недоуменно приподняв брови:
- Ну конечно же. Я не могу никого заставлять, я светлый магистр. Я сниму проклятие и верну вас обратно в лагерь.
- Там уже знают, кем ты работал, - доверительно прибавил Нэттэйдж.
Запад. Граница. Настоящее время
- Проверьте браслет, - первым делом сказал мне Шеннейр.
Я опустил взгляд на переговорный браслет, рассматривая глубокую трещину на матовой поверхности, и, помедлив, включил. Недалекое перемещение не сломало браслет окончательно, но от следующего он грозился развалиться.
Интересно, сколько раз со мной на самом деле пытался связаться Миль.
- Вы витаете в облаках, Кэрэа, - недовольно заметил темный магистр. - Даже посмотреть на то, чем вы хотели заниматься. Сказки...
Я не стал отвечать.
Мы ехали по проселку по темному лесу. Темному, но не слишком, потому что по небу протянулись широкие розовые полосы, похожие на подсвеченные зарей облака. Сила Заарнея пропитывала все вокруг, не давая ощутить реальную опасность. Высокие деревья шумели над головой, но окрестности были совершенно неподобающе тихи. Лучше бы визжащие твари выпрыгивали на нас из тьмы, чем эта тишь.
Я заглянул в багажный отсек и постучал по деревянному ящику. Матиас постучал в ответ, но не открыл, и мне пришлось сдвигать канистры с кровяной смесью для машины и инструменты для ремонта, чтобы до него добраться.
Заарн забрался куда-то в самую глубь и читал там очередной темномагический трактат. Тот самый, который отдал мне Шеннейр с напутствием "ну этот вам точно понравится, там про целительство и медицину". На первой же странице неизвестный автор подробно рассуждал, как заклинаниями бальзамировать органы внутри живого человека, обильно перемежая научные записи рассуждениями о судьбах родины и сетованиями на падение нравственности и морали. Вести личные дневники среди части темных было популярно. В эпоху массовой штамповки ручные вещи приобретают особую ценность. Я хранил эти книги и старался обращаться с ними бережно, чтобы потом передать в хранилище; они были мерзостью, и они были нашей историей.
Темные любили оправдываться тем, что их исследования служат науке, но прежде всего они служили больным фантазиям самих темных. Хотя, может быть, когда-нибудь умение бальзамировать органы внутри живого человека и толкнет прогресс вперед. Кто знает. Порой мне становилось любопытно, что будет, если сказать Шеннейру, что я изучал целительство и медицину из-за необходимости, а не по большой любви и светлого призвания. Но вести диалог с темным магистром нет смысла.
- Я ответил на все звонки, со всеми поговорил, - Матиас понял, что не спрятался и его видно, и постучал по своему переговорному браслету. Насколько я помнил, он подаренный единожды браслет берег и еще ни разу не ломал. - Все звонили по делу, а этот много мнящий о себе человечишка требовал сказать, жив ты или нет. Зачем он такое спрашивает, подозрительно, я сказал, что нет.
Матиас отлично охранял мой покой.
Я перегнулся через спинку кресла и напомнил:
- Матиас, там, куда мы едем, заарнов не ждут.
В ответ он достал откуда-то длинное тканевое полотно и принялся кромсать его ножницами.
Вскоре мы выехали на тот путь, которым прибыли сюда северные, к широкой грязной просеке и переломанным деревьям. Благо, нашему транспорту это не мешало. Транспорту с низкой проходимостью в Аринди нечего делать.
На краю просеки стояла машина северных - пустая, с погасшими глазами. Я не видел следов борьбы, по крайней мере, не видел в темноте, но вряд ли северные просто так побросали вещи и ушли в лес. Леса Аринди вообще не вызывают такого желания.
Темные остановились, рассматривая находку. Матиас спрыгнул на землю первым, потеснив меня и Шеннейра, исчез в тени от машины северных, вынырнул с другой стороны и остановился перед лесом, издав высокое щебечущее цвирканье.
Заарны умели производить широкий диапазон звуков, но по общению с гончими я знал, что они щебечут только между сородичами, когда волнуются, раздражены или злы. Из глубины леса донесся ответ.
Это напоминало трель, которую могла бы издать неизвестная птица или насекомое. Звук повторился, чуть дальше, потом ближе, с другой стороны просеки, из крон деревьев над головами, и скоро весь лес наполнился щебетанием, в котором слышалась издевка. Высокий стрекот раздался прямо над ухом, и я резко обернулся, вглядываясь в тень. В щели между машинами не поместился бы даже тощий заарн, но если вспомнить, с какой легкостью здоровенные твари пролезали в вентиляцию...
Чувства двоились: я ощущал, что нас окружают множество существ, но не мог распознать никого конкретно, словно они были размазаны в ночном мраке. Темные оглядывались, зажигая боевые печати; Шеннейр поднял руку, приказывая ждать.
Все умолкло в единый миг.
Я посмотрел наверх, на глухое черное небо между листьев и ярких полос, и сказал:
- Мне любопытно, что они делают со звездами.
Не думаю, чтобы история про Третьего Лорда была правдой, но это небо смотрелось чуждо без наших созвездий.
- Твари уже осмелели, но еще не готовы нападать на отряд, - как и любой темный маг, Шеннейр был порядком раздражен сорвавшейся дракой. Темные маги с трудом переключались из боевого режима в обычный. Иногда не переключались вовсе. - Вам эти звезды нужны, Кэрэа? Нет? Вот и думайте поменьше.
Машины ехали еще долго; я успел задремать и проснулся от остановки, сразу увидев яркий свет, брызжущий через деревья. Матиас достал из сумки островную ритуальную маску, привязал к ней накидку, и водрузил на голову. Надеюсь, маску ему подарили, и он не утащил ее из какого-то дома для мертвых. Мертвые не обидятся, у мертвых нет такого обыкновения, но живым станет грустно.
Шеннейр бросил на маску восхищенный одобрительный взгляд и со внезапным пониманием объявил:
- Я знаю, откуда у вас такая тяга к бесполезным, но забавным реликтам прошлого, Кэрэа. Острова в этом плане хороши. Острова сложно не любить.
- Вы ненавидите Острова, Шеннейр, - скучно напомнил я. - Острова, островное, островитян, и вы десять лет мечтали уничтожить островных беженцев, каждый новый день...
- И Маро Раэту тоже я, - с легким раздражением отозвался он. - Откуда пошла эта чушь?
- Вы не приказывали беженцам убираться?
Теперь темный магистр выглядел удивленным:
- Я, обращать внимание на горстку беженцев? Кэрэа Рейни, начните думать как правитель! У нас с севера за год идет поток переселенцев больший, чем с Островов за всю историю. А контингент там совсем иной, и, в числе прочих, загорцы, - он кровожадно зажмурился. - Загорцев я бы сжигал на границе. Как и тех, кто прется в Аринди, не собираясь работать.
Ну что же, в последнем загорцев было не уличить. Загорцы трудолюбивые, законопослушные, физически здоровые и уравновешенные, их не вышвыривают из страны за лень и неподчинение правилам, отбирая временное гражданство. Но иногда их перемыкает, и они внезапно осознают, что мир на грани пропасти, и ради его спасения нужно немедленно три раза хлопнуть в ладоши. Или убить первого попавшегося на улице человека. Все загорские переселенцы проходят длительную адаптацию и всю жизнь находятся под наблюдением.
- За что вы так не любите Загорье?
Мне казалось, что темных должно очаровывать Загорье как редкостно изящная схема. Загорье тошнотворно, но в этом и суть.
- Ваше Загорье опустило своих магов до уровня скота, - Шеннейр как будто на самом деле пытался объяснить. - Который должен добровольно идти на убой и благодарить за это. У них была одна секта, Рассвет, которая не добилась больших успехов, но существовала очень долго. Загорье испугало, что Рассвет наберет слишком большую силу, обвинило их в том, что беды Загорья из-за того, что Рассвет плохо старается, иначе давно бы положили свои жизни в сражениях, и приказало Рассвету умереть ради страны. Рассвет сделали это. Они оправдывались и просили прощения, и это передавали на весь материк. Я маг, и я считаю существование Загорья оскорблением.
Я промолчал, дожидаясь, пока отсветы его ярости погаснут в эмпатическом поле. Загорье ничем не удивило; единственная загадка, которая для меня оставалась - почему оно молчит сейчас. То есть их можно назвать империей тьмы и не огрести? Знали бы заранее, уже сотню лет бы так называли.
Шеннейр посмотрел на часы и как ни в чем не бывало сообщил:
- Мне нравится дерзость ваших замыслов, но этот ваш замысел крайне глуп.
Я серьезно задумался о том, сколько людей решались сказать Шеннейру, что его мнение не просили. Ишенга, Алин... Не так много. И как они все закончили.
- Вам же приятно смотреть, как я ошибаюсь, когда не слушаю ваших советов? Это все ради вас, Шеннейр.
Где-то к югу полыхнул огонь и загрохотало. Отвлекающий маневр вел Олвиш: это выглядело как полноценный прорыв через границу и должно было вызвать огонь Северных на себя. Машины тронулись с места, и мы выехали к единственной и прекрасной границе Аринди и Ньен.
С нашей стороны - лес, затянутый паутиной с гроздями висящих на ней на сторожевом посту пауков. С их стороны - высокий бетонный забор, вышки и колючая проволока. Между - широкая полоса взрытой земли, ловушки, закопанные плиты с выбитыми на них заклятиями. Еще в плохую погоду там можно было утонуть в грязи, и это беспокоило меня больше прочего. Но теперь по земле были наведены мостки, и с той стороны нас встречали. Нет стен, которые бы спасали от предательства.
- Пусть идут двое! - крикнули нам. Я ступил на мостки и уверенно ответил:
- Трое.
- А вместе с Ишенгой меня не пускали, - поделился Шеннейр.
Да они с ума сходили от двух одинаковых темных магистров, надо же понимать.
Я зацепил пальцами кромку ошейника, проверяя застежку. Шеннейр и Матиас - мощные боевые единицы, к тому же, нас прикрывают. Но если Ньен устроит нам ловушку, сдав коалиции - я рискну переместить всех.
- И все же, как вы их уломали? - среди эмоций Шеннейра ярче всего звучал азарт. Я погрузился в воспоминания и задумчиво ответил:
- Все хотят прикоснуться к настоящей светлости.
Нас встречали - человек двадцать с магическими боевыми жезлами наготове, которые боялись нас во много раз больше, чем мы их. Как бы они не пальнули просто так, от неосторожного движения. Командир делегации Ньен носил длинный непромокаемый плащ, резко отличался от остальных по уверенности и манере держаться, и разумно прятался за спинами солдат.
Все прикрывали лица масками из ткани; должно быть, посланники Ньен старались остаться неузнанными. Матиас не слишком выделялся на их фоне, но его маска была самой красивой. Шеннейр даже не подумал изображать приветствие, и я вежливо сказал за нас обоих:
- Мы рады, что вы пошли нам навстречу. Светлый магистр Аринди Тсо Кэрэа Рейни. Темный магистр Шеннейр. А это Матиас, он олицетворяет ваши угрызения совести за нападение на беззащитные Острова.
Островные угрызения совести напугали их больше всего.
- Когда острова перейдут под наше справедливое правление, им ничего не будет грозить, - командир делегации смерил нас пренебрежительным взглядом, посмотрел под ноги и потребовал: - С почтением ступайте на нашу древнюю землю!
Видеть нас он был нисколечко не рад.
От древности земли Ньен перехватывало дух. Или, может быть, дух перехватывало от того, что воздух казался разряженным - говорили, что так бывает у людей, которые с территорий, насыщенных магией, переходят на территории с бедным магическим фоном. Даже местность неуловимо изменилась: такие же холмы, но вместо густых дубрав покрытые чахлым колючим подлеском. Здесь шел мелкий дождь, и свет фонарей был прозрачным и бледным. Командир делегации стремительно развернулся, приказав идти следом; на рукаве его плаща блеснула металлическая эмблема, что-то вроде летящей птицы, но я не смог рассмотреть точно.
Судя по количеству вооруженной охраны и по тому, как легко нас пропустили через границу, мы имели дело с кем-то, приближенным ко власти. Не удивлюсь, если встреча ведется под негласным одобрением правительства Ньен. Гости с севера надоели им еще в первый день, а на второй ясно дали понять, что так просто из гостей не уйдут. То, что северяне не понравились Ньен, не составляло сомнений. Понравиться Ньен невозможно.
- Как ваше имя?
- Я - гражданин Ньен, и этого достаточно, - непоколебимо отрезал он.
В стороне поджидала машина без опознавательных знаков. Под тент усадили нас, гражданина Ньен и еще десяток вооруженных граждан. Возможно, граждане Ньен увереннее чувствовали себя в компании. Тент прилегал к бортам неплотно, и я видел мелькающую под колесами землю, и склоны холмов, на которые мы поднимались, поросшие кустарником и четко видные на фоне люминесцентного неба. Заметив, что я выглядываю наружу, гражданин Ньен вполголоса зашипел:
- Не смейте смотреть на нашу прекрасную землю!
Матиас агрессивно зашипел в ответ, и человек понял это лучше любых аргументов.
Однообразная морось и то, как машину швыряло на гравийной дороге, сильно напоминали мне путешествия по Хоре. Сейчас мы взбирались на отроги южного Хорского хребта - здесь он близко подходил к берегу. За спиной, там, где оставалось море, была сплошная чернота, и в ней лежал большой город. Все города Ньен велики и жмутся к побережью. Возможно, режим запрещал им зазря жечь свет. И, по контрасту, очень ярко горела база гильдии Джезгелен, и столь же ярко она сияла в магическом поле и казалась опасно близкой, хотя я знал, что мы всего лишь смотрим на нее с высоты.
Передовой отряд осел в Ньен прочно. Неуютно, неприятно, местные глядят косо, зато юг.
Машина въехала вверх по крутому откосу - крен был такой ощутимый, что, казалось, сейчас она перевернется и кувыркнется вниз - и остановилась.
Антенна вздымалась на вершине холма, огромная, расправив лепестки на фоне неба. Ее тень заслоняла нас всех, и машину, и я не сразу заметил, завороженный, что сооружение было изрядно древним и обветшалым. Кое-где виднелись уродливые заплатки.
Я сделал шаг в сторону и увидел вторую антенну, упавшую, лежащую ниже по склону и вросшую в землю. Даже сейчас обод поднимался над камнями выше роста человека.
Впечатляюще. Ньен была технически развита, куда более, чем мы. Хотя Ньен и Аринди создали одни и те же люди - точнее, одни и те же колонисты в процессе крупной ссоры и раздела имущества. Ньен любила обвинять нас, что их предков выгнали босиком в темную дождливую полночь, и они брели и брели на запад, пока не набрели на каменистый берег, и дальше выживали как могли, потому что босиком идти устали. В Аринди говорили, что уходящие захватили с собой не только обувь, но и всю технику, весь транспорт, даже остатки корабля Аннер-Шентагар утащили с собой, а оставшимся ничего не оставалось, кроме как развивать магию. И с тех пор ничего кардинально не поменялось. Традиции - наша основа.
Все остальные постройки по сравнению с антеннами выглядели непредставительно - низкие здания с залатанными крышами. И ни одного человека, кроме нас и приехавших с нами. Узел связи был дорогой, символической, но практически бесполезной игрушкой. Ньен могла развлекаться, рассказывая на весь материк о своих бедах, но до недавнего времени материк чужие жалобы не слушал. Наверное, рабочие приезжали сюда вахтами. И охрана тоже. Лучше думать так.
Сопровождающие уже топтались у небольшого прямоугольного здания, еле удерживаясь от того, чтобы нас поторопить. Они отшатнулись, когда я прошел мимо; граждане Ньен нас боялись, но сквозь страх то и дело прорывалось странное высокомерное пренебрежение. В Ньен магия была непрестижной, а маги - настоящие маги, не ремесленники - считались людьми второго сорта. Не потому, что мы особенно испорченные или плохие, нет, идеология Ньен отличалась от идеологии Загорья, а потому, что у нас непорядок с головой.
Не можешь победить - изобрази испорченным и неправильным, принизь.
Внутри помещения было очень темно и тесно. Светился только экран, и свет отражался в полированных пластинах синеватого металла, на выступах и углах приборов, и полностью поглощался чернотой. Я двинулся вперед, повинуясь жесту провожатых и привлеченный знаками на металле - выпуклые точки и изогнутые вырезанные линии. Этнографический отдел знал, что мирринийке были переведены на всеобщий язык быстро и скорее всего насильственно. Настолько быстро, что они даже не успели перебить всю техническую маркировку со своего родного языка.
Я подписывал документ о неразглашении этого.
Тяжелая рука легла на плечо. Я опустил взгляд; широкая полоса на полу почти касалась ботинок.
- И что же вы хотели? - вкрадчиво спросил Шеннейр.
Кресло перед пультом было отодвинуто, и там словно кто-то сидел. Над спинкой виднелся краешек шлема оператора, но я не чувствовал под ним ничего живого.
- Я не указывал идти туда, - гражданин Ньен держался спокойно, но непонятное напряжение зрело в нем как нарыв. Матиас обогнул его скользящим движением, заглядывая в лицо, и громко фыркнул, и ньенское чувство собственного превосходства это не выдержало: - Не угрожай мне, измененный. Островитянину не опасно здесь находиться. Те, кого вы называете светлыми, предназначены для этого. В этом их смысл...
- Неужели? - Шеннейр пробежал пальцами по рукоятке боевой цепи, все еще удерживая другой рукой меня за плечо. - В светлых есть смысл?
- Да! Огромная значимость. Те, кого вы называете светлыми, были созданы, чтобы уловить ментальный сигнал, который передает огромная станция в недрах Шентагара, и вернуть нас домой!
Я прикрыл глаза. Шорох помех заполнил воздух - шорох песка или шорох волн. Высокое серое небо равнодушно смотрело вниз; бесконечный прибой бился о темный берег, из которого вырастали черные башни с тонкими шпилями...
Светлый Источник помнит все.
Матиас подобрался к креслу и потыкал то, что в нем находилось. Истлевшая рука оператора соскользнула с подлокотника, и я тронул нить эмпатической связи, подзывая Матиаса обратно.
- Ты слышал? Ты видел? - человек из Ньен смотрел на меня с одержимым блеском в глазах.