С начала года, как только было объявлено о большом праздновании Октябрьского переворота, Петербург жил в ожидании эпохального события.
Напряжение усиливалось по мере того, как все большее количество людей подключалось к подготовке праздника. Места в отелях были раскуплены задолго до известной всем даты, толпы спонсоров продолжали тщетные попытки пополнить давно сформированный праздничный фонд.
7-го ноября страсти достигли максимального накала.
Выйдя утром на улицу, я с большим трудом пробился к станции метро сквозь бушующие отряды вооруженных матросов, снующих повсюду. Тут и там бородатые ораторы что-то истерично втолковывали собравшимся в группы рабочим, которые, ввиду плохого знания истории, были одеты, в основном, в косоворотки и джинсы.
- Товарищ, - подскочила ко мне какая-то тетка в кожаной куртке, пестрых лосинах и бандане на голове, - вся власть - Учредительному собранию!
- Дура, - ответил я, - нужно орать "вся власть - Советам!"
Тетка достала из кармана куртки бумажку, заглянула в нее и смущенно сказала:
- Верно. Пусть будет - Советам.
В вестибюле станции меня остановил солдатский патруль. В казачьих шароварах, камуфляжных куртках, черных беретах на голове и с автоматами Калашникова в руках солдаты выглядели очень живописно. Проверять, настоящие это автоматы или муляжи, не было никакого желания.
- Ваш жетон, - тьфу, черт, - мандат, - важно обратился ко мне старший патруля - в пробковом шлеме, со стеком.
- В Смольном, - буркнул я и попытался пройти дальше. Патруль заступил дорогу.
- Сегодня вход в метро только по предъявлению мандата, подписанного батькой народным комиссаром, - заявил старший.
- А у тебя самого есть мандат? - приблизив к нему лицо, тоном бо-о-льшого проверяющего спросил я.
- Э-э-э... - начал тот...
- Вон отсюда! - я рукой показал направление и пошел к эскалатору.
- Олигарх недорезанный, - донеслось мне вослед. Видимо, сегодня я был уже не первым олигархом, катающимся на метро.
В вагоне метрополитена мне настойчиво рекомендовали купить лейкопластырь, который чудесным образом заживит мои раны во время близящегося восстания, авторучки, с помощью которых я наверняка получу автограф вождя мирового пролетариата, и всевозможные виды оружия. Один паренек даже предложил ледоруб.
- А вот это рановато, - сказал я недоумевающему продавцу.
... Черт меня дернул выйти на станции "Невский проспект". Я даже представить себе не мог, сколько горожан, спрашивающих друг у друга: "А вы не знаете, во сколько будет салют?" - столпится на тротуарах, да и на проезжей части, мешая броневикам с развевающимся триколором.
Я с трудом протолкался в кафе и подсел за столик к молодой парочке, поскольку остальные столы были заняты. Парочка шепотом обсуждала, брать или не брать вечером с собою на площадь презервативы, и, если брать, то какие. Девушка настаивала на "Холостом залпе".
"Новинка сезона! Последний рябчик в ананасах" - прочел я на рекламной листовке. "Хорошо хоть - не буржуй последний" - подумал я и заказал чашку "Временного капучино", искренне надеясь, что кофе утвердится в желудке надолго.
За соседними столиками обсуждали самый главный вопрос - перерастет ли народное гуляние по Дворцовой площади в настоящий народный бунт. Этот вопрос занимал всех: и жителей, и гостей, и власти города. По слухам, охрану "Авроры" усилили до невозможности, - на всякий случай.
Сидящий за угловым столом толстяк в цилиндре орал в мобильник:
- ...и телеграф! Обязательно - телеграф! Что значит - где он находится? - спроси у кого-нибудь... Я тебе - не "кто-нибудь" - я член государственной думы народных комиссаров!..
Психоз нарастал, плавно подходя к маразму.
За окном, по проспекту, ехал броневик, на котором какой-то человек в кепке и бородке клинышком в мегафон рекламировал туры в Финляндию.
По тротуару, в сторону Эрмитажа, протопал женский батальон, бойцы которого - топ-модели - на ходу подкрашивали губки и влет расстреливали глазками группы матросов.